ков. В церковь не ходят, молиться не хотят. Только в престольные праздники зайдут, не молятся, стоят, как на гулянке. «Больно умные стали», -говорил мне Михайлович. «Покажи им, вишь, бога, тогда я поверю. А как же Моисей да Илья пророк от бога лишь задницу видели. А тут им лицом покажи. Вот бог терпит да терпит, а там как начнет хлестать, чем попало, - так не повер-несси!» <... > Но молодежь не особенно боится гнева божьего. И самые озорные ходят по селу распевая:
«У нашего попа
На плеши растет трава» [13, с. 71-72].
Здесь, пожалуй, наиболее отчетливо сформированы некоторые пути внедрения «красной» обрядности в крестьянский быт в первой половине 20-х годов. Обнищавшему, оголодавшему крестьянину было не до новых ритуалов, активно пропагандируемых советской властью. По мере сил и возможностей он придерживался старых, унаследованных от предков.
«Коммунистическая пропаганда стремилась создать - и, надо заметить, весьма успешно - в разительном противоречии с повседневным опытом вымышленный мир, в который должны были уверовать советские люди, - пишет в книге «Русская революция» Ричард Пайпс. - Это стало возможным благодаря контролю коммунистической партии над источниками информации и общественным сознанием. Эксперимент проводился с таким размахом и с такой изобретательностью и рвением, что подчас иллюзорный мир, им со-
зданный, затмевал для многих советских граждан живую реальность» [14, с. 365].
И с этим трудно не согласиться.
Библиографический список
1. Декреты Советской власти. - М., 1957. - Т. I.
2. Декреты Советской власти. - М., 1968. - Т. IV
3. Ельченко Ю.Н. Новому человеку - новые обряды. - М., 1976.
4. Руднев В.А. Обряды народные и обряды церковные. - Л., 1982.
5. Золотарев Д. Этнографические наблюдения в деревне РСФСР (1919-1925 гг.). - Л., 1926.
6. Хроника // Известия Совета Рабочих и Крестьянских депутатов города Ростова Ярославской губернии. - 1918. - 16 ноября. - .№65.
7. Новоселов И. Сидят у моря и ждут погоды // Известия Совета Рабочих и Крестьянских депутатов города Ростова Ярославской губернии. -1920. - 29 июля. - .№80.
8. РФ ГАЯО, ф. Р-155, оп. 1, д. 11, л. 98-324.
9. РФ ГАЯО, ф. Р-155, оп. 1, д. 28, л. 61.
10. О культурной работе в деревне // Трудовые будни. - 1923. - 19 июля.
11. РФ ГАЯО, ф. Р-1430, оп. 1, д. 4, акты № 159, 511, 622, 623, 690.
12. XV Ярославский губернский съезд Советов. Стенографический отчет. - Ярославль, 1925.
13. Революция в деревне. Очерки / Под ред.
В.Г. Тан-Богораза. -М.; Л., 1924.
14. Пайпс Р. Русская революция. Кн. 3. Россия под большевиками, 1918-1924 гг. - М., 2005.
М.В. Гуреев
УПРАВЛЕНИЕ МАССАМИ ПОСРЕДСТВОМ МОРАЛЬНЫХ КОДЕКСОВ.
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПРИМЕР ЯПОНИИ
Преамбула. Социальный феномен моральной кодификации, формирование моральных кодексов могут быть эффективными для того, чтобы использовать и контролировать массовое сознание и поведение. В статье раскрывается механизм таких манипуляций, описываются некоторые конкретные исторические примеры, субъекты и объекты данной операции.
Целью данной работы является выявить влияние механизма моральной коди-I фикации на становление и развитие социокультурных институтов в обществе. В качестве одного из конкретных исторических примеров рассматривается такая колоритная страна, как Япония, славящаяся своим неоднозначным и ёмким вкладом в развитие мировой культуры. Данная проблематика актуальна постольку, посколь-
ку размывание граней между моральным и аморальным, отсутствие и не применение на практике чётко прописанных кодексов поведения в последней четверти XX и в начале XXI вв. всё более настойчиво заявляет о себе и служит предметом рассмотрения как для учёных, так и для правящих элит разных стран.
Насколько показывает нам история, власть всегда нуждается в определённых инструментах
воздействия на массы. В одних случаях срабатывает принудительный аппарат, проявляются репрессивные функции власти; в других - влияние верхушки общественной пирамиды на менталитет нации, народа, любой социальной группы. Среди инструментов манипуляции массами можно выделить моральный кодекс. Для того, чтобы он заработал, необходимо достаточно развитое сознание субъекта и объекта действия. Таким образом, должны быть в наличии определённые исторические предпосылки.
Необходимо отметить следующий факт: те, кто проводит в обществе моральную кодификацию -будь то правящие, либо религиозные элиты -могут как следовать сами проповедуемым ими нормам и искренне верить в них, так и играть на публику с единственной главной целью - овладеть властью над толпой.
Среди наиболее известных примеров культурно-исторической кодификации можно выделить Бусидо (Буси-до, буквально - «Путь воина»), учение японцев о рыцарском поведении, уходящее корнями в средние века. Бусидо являлось моральным кодексом идеализированного самурая, с течением времени распространившимся и среди широких слоёв населения. Систематизации - ни в учебниках, ни в сводах правил или законов - этот кодекс никогда не подвергался. Однако до наших дней сохранились некоторые характерные литературные источники, отражающие его суть и основные принципы. Это, прежде всего, - «Хагакурэ» (буквально «Скрытый под листьями») - произведение, достаточно полно излагающее основные принципы Бусидо. Данный моральный кодекс возник путём осмысления лучшими представителями касты самураев древних верований и философских учений и развился и окреп, найдя поддержку военачальников и правителей, увидевших в нём эффективное средство для более жёсткого контроля над рядовыми воинами. В своё время, благодаря воинственной тематике, эта книга завоевала большую популярность среди военного сословия1.
Основы Бусидо были заложены практически одновременно с формированием устойчивого класса воинов в 1X^1 вв. н.э.2 Моральная кодификация была необходима для того, чтобы эта социальная общность имела общую идейную базу, единое мышление, в котором нуждалось руководство страны того времени. Моральные догмы самурайского кодекса берут свой исток
в учениях синтоизма, конфуцианства и буддизма. Именно конфуцианству присущи такие понятия, как «верность долгу» и «благородный муж». Например, в этом учении утверждается, что благородный муж ко всему подходит в соответствии с долгом, совершает поступки, основываясь на ритуале, в словах скромен, в поступках правдив и т.д.3 Тот факт, что легче управлять людьми, говорящими только правду и не имеющими далеко идущих амбиций, доказывать излишне.
Главными добродетелями благородного самурая утверждались: честь, доблесть, преданность господину, скромность, самосовершенствование. Немало места было посвящено и такому неотъемлемому моменту в жизни любого воина, как смерть. Презрение к ней и готовность умереть за господина в любой миг считались, пожалуй, главной добродетелью самурая4. Таким образом, вышестоящие структуры были непосредственно заинтересованы в том, чтобы под их предводительством находились верные фанатики своего дела, смелые и решительные, бескомпромиссные и преданные воле своих господ.
«Хагакурэ» поучает, что если воин будет постоянно думать о том, как достойно умереть, его жизненный путь будет прям и прост. В ситуациях опасности он не будет в этом случае думать о том, как спасти свою жизнь, а станет неуклонно стремиться к тому, чтобы броситься в гущу врагов и встретить смерть с улыбкой. От идеи пренебрежения собственной жизнью и принятия неизбежности смерти недалеко отстоит и такое качество, как доблесть. Высшей же доблестью самурая утверждалась преданность господину. Не будь беспрекословной дисциплины и высочайшей преданности, не было бы и других добродетелей. В этой преданности, как в одном из основных догматов Бусидо, и должно было состоять, по мысли его авторов, всё то, что дорого самураю. Другой неотъемлемой частью любого уважающего себя самурая считалась его честь. В «Хагакурэ» говорится: «Вы можете потерять свою жизнь, но честь - никогда». Воинов призывали строго хранить своё «доброе имя» любыми доступными средствами, любой ценой. Не оставалось в стороне от внимания и воспитание подрастающего поколения, так как именно дети в будущем должны были продолжить и прославить новыми подвигами свой род. Провозглашалось, что в ребёнке с младенчества нужно поощрять смелость, никогда не дразнить его и не запугивать5.
Существует множество параллелей между японским и западным феодальными обществами. Как для самураев, так и для рыцарей идеалом было соблюдение морального кодекса. В основе этого благородного пути лежали верность и честь, самоотверженность и чувство долга и что-то близкое к поклонению перед сверкающей сталью, несущей смерть. Но в феодальной Японии эти идеалы были доведены до такой глубины, что до сих пор оказывают влияние на сознание всей нации. С VIII столетия и до XIX-го, когда феодальная эпоха формально была объявлена закончившейся, изменения в сознании людей и эволюция будзюцу (техник, практических искусств ведения боя) определили возникновение и падение военной власти. Но завоеватели ограничивались в своих поисках в основном этой изолированной группой островов и не ставили своей целью захват соседних земель6. Возможно, именно такое их поведение, вместе с весьма затянувшейся гражданской войной, стало основной причиной того, что смог выработаться столь строгий и уникальный моральный кодекс - доведённые до ритуала правила поведения воина.
Запуск морального кодекса в действие был произведён военной элитой, которая впоследствии взяла в свои руки и власть политическую. Воспитание людей в духе Бусидо давало правительству неиссякаемый источник власти и подчинения. В конце XII столетия, в попытке искоренить беззаконие, которое становилось угрозой нации, великий воин и стратег Минамото Йори-томо собрал землевладельцев всех провинций с их добровольческими армиями под одно знамя. Он потребовал абсолютной преданности - качества, которое было естественным для тех кланов, которые делили трудности постоянных войн. Преданность, честь и воинские добродетели ставились выше всего остального. Из тех людей, которые объединились для защиты своих домов, возникла новая сила. Образовался класс профессиональных воинов, которые посвящали свои жизни совершенствованию искусства войны7. Таким образом, люди могли подвергаться манипуляциям и следовали определённым кодексам поведения не только слепо, но также и осознанно, поскольку это было продиктовано жизненной необходимостью.
Присвоив себе титул сёгуна, Минамото Йори-томо основал первое настоящее военное правительство, бакуфу, которое обосновалось в Камакура, далеко от императорского двора. (Сёгун -
это главнокомандующий армий императора; согласно установленным Йоритомо правилам, этот титул стали присваивать военному диктатору, который правил от имени императора.) Он не хотел, чтобы на культуру его буси (воинов) оказывала влияние мягкость и расслабленность придворной знати, потому что основой силы культуры воина является простая жизнь и строгая дисциплина, при этом всё своё время воин должен посвящать тренировкам.
Правила, установленные Йоритомо, оказались идеальными для создания кодекса Бусидо, который, по сути, не получил названия и не был записан вплоть до XVII столетия. Воспитанные на синтоизме, буддизме, конфуцианстве и китайской философии, основанной на представлении об Инь и Ян, военные обладали высокими духовными и моральными качествами8. Философия синтоистских священнослужителей, которая явилась ответвлением Каннагары, утверждает, что действие - это естественное следствие молитвы. Ответственность, которую они несут перед Богом, - защитить общество, а в обществе, где идёт война, одни слова - бесполезная замена действий.
В годы бакуфу в Камакура (1185-1333) совершенно явное сильное влияние на искусство воина стала приобретать философия дзэн. При поддержке Йоритомо, который делал основной упор на спартанский образ жизни, и благодаря его философии непривязанности ума и отсутствия эго, занятия, построенные на спонтанности и интуиции, считались весьма подходящими для его буси. Храмы дзэн поддерживали разные стили будзюцу, посвящая много времени их концептуальной разработке, в результате развивалось как искусство владения мечом, так и дзэн, взаимно обогащая друг друга. Пути духа и пути войны вместе создали структуру и культуру самурайского общества9.
Несмотря на всю свою ценность, идеалы - это, конечно, только идеалы, и человеческие существа никогда не достигают совершенства. Над высокими идеалами верности и чести часто берут верх более фундаментальные инстинкты, и история изобилует интригами, предательствами и жестокостью. Будзюцу, создававшееся для защиты, искажалось многими военными лидерами, которые, призывая буси сражаться во имя чести и чувства долга, на самом деле добивались власти для себя. Все они были связаны одним порочным кругом усиления своей власти и расширения территорий,
бегством из которого могло быть только бесчестие капитуляции или честь смерти.
Во время войны мысли всегда обращаются к смерти. Но в той особой культуре, которая возникла в феодальной Японии, самое большое внимание уделялось тому, как человек встретит свою смерть. Его основным местом обитания было поле боя, и, учитывая его отношение к неизбежному, самурай был самым страшным из воинов, фанатиком, не принимающим во внимание свою собственную жизнь. Дав обет бороться до полной победы или умереть, он считал поражение в битве или плен самым страшным позором. Вместо того чтобы принять такое бесчестье, истинный самурай сам лишал себя жизни, прибегая к хорошо отработанному ритуалу10. Механизм моральной кодификации, запущенный в ход начинающими японскими стратегами и политиками, дал поразительные всходы с годами. Помимо выгоды для феодалов, следование описанным моральным нормам внутренне преображало человека; поэтому не стоит относиться к данной манипуляции сознанием как к явлению сугубо негативному. Были и позитивные стороны в практике.
Быт самураев был максимально приближен к их неспокойному образу жизни. Они всегда старались по-японски лаконично распоряжаться своим свободным временем, что находило своё отражение во всём, даже в чайной церемонии. Являясь удивительной по торжественности, красоте и духовной наполненности традицией, она на протяжении многих веков была образцом сосредоточенности, собранности и лаконичной строгости, а также этикета и субординации11.
Моральный кодекс Бусидо, как уже было отмечено выше, изначально создавался как средство, необходимое для установления контроля над рядовыми воинами. Однако, многим нормам, ритуалам, элементам этикета следовали и те, кто насаждал эти нормы в японском обществе. Личный пример был необходим. В дальнейшем, кодекс Бусидо трансформировался просто в историческую традицию, являющуюся неотъемлемым компонентом постижения боевых искусств; сущность его как средства манипуляции если и использовалась определёнными персонажами, наставниками, то уже далеко не в таких грандиозных, государственных, масштабах, как ранее.
Преданность, учтивость и отвага - вот высокие, благородные идеалы воинов того времени, хотя они и были сосредоточены вокруг поля бит-
вы и самое высокое вознаграждение самурай получал за своё искусство в бою. Сосредоточенное изучение будзюцу служило очищению духа, и он должен был быть чистым настолько, чтобы воин мог без страха встретиться со смертью и нанести поражение врагу. Но из-за непрерывных войн то, что начиналось как способ защиты жизни и семьи от беззакония, было искажено и превратилось в способ достижения власти, метод возвышения одной группы за счёт страданий другой, создание общественной лестницы, ступени которой были сложены из тел тысяч погибших. Времена войн и лишений всегда выдвигают великих людей и истинных вождей, вдохновляющих массы. Этот период японской истории изобилует людьми высокой чести и доблести, теми, кто верил в то, что в жизни есть нечто более важное, чем их собственное личное эго12. Для того чтобы тебе поверили другие, нужно верить и самому в то, что ты провозглашаешь.
Однако, рассматриваемый период также был полон вероломства и предательства, полон людей, единственной целью которых было усиление собственной власти и престижа. В этот период китайский иероглиф бу слишком часто ассоциировался только с войной. Но древний и более точный перевод этого понятия - это такое управление людьми и их защита, которые приводят к созданию прочного общества. Звание буси, самурай, произошло от глагола самуру, что означает «служить и защищать». Самурай - это, прежде всего, человек меча, аристократ по рождению и воспитанию, обученный искусству боя, потому что война - его повседневная реальность. Но класс военных был одновременно и правящим классом, поэтому в его обязанности входило также исполнение гражданского долга. В лучших случаях присущее его представителям чувство чести отражалось и на выполнении этой функции. В худших - в них развивалась заносчивость и они слишком быстро обнажали свой меч в ответ на воображаемую обиду. Власть слишком часто рождает высокомерие, и по мере того, как класс самураев поднимался выше по социальной лестнице, люди начинали всё меньше ему доверять и всё больше его бояться.
Философия войны возникала не на пустом месте; среди тех, кто проповедовал кодифицированные моральные нормы, встречались и такие люди, которые сами, своим личным примером доказывали силу утверждаемых идеалов. Такэда
Сингэн, великий даймё, несравненный воин и блестящий стратег середины XVI столетия, является замечательным примером служения людям. Он чувствовал, что война с применением оружия и кровопролитием - это самый примитивный способ разрешения конфликта, и обучал своих воинов дипломатии и политической стратегии. Такэда Сингэн дорожил мыслью, что «его замок - это люди, что верность и преданность сильнее каменных стен»13.
Огромную роль в объединении средневековой Японии сыграл сёгун Токугава Иэясу - человек, глубоко постигший человеческую природу и политическую стратегию. Он стремился установить контроль над честолюбивыми даймё и обеспечить преемственность сёгуната Токуга-ва, что, в свою очередь, должно было обеспечить продолжительный мир для всей нации. Население процветало и наслаждалось свободой в рамках своего класса, которая значительно превышала свободу самурая, чья жизнь была куда более структурирована. Токугава Иэясу, как и Мина-мото Йоритомо до него, понимал, какое значение имело чувство собственного достоинства буси для сохранения духа прошлого и для их собственного боевого мастерства и мужества. Он знал, что способствовать их военному превосходству и военным добродетелям - значит способствовать их приверженности его правлению14.
Иэясу хорошо понимал, что пути войны так глубоко внедрились в сознание самураев, что они должны иметь возможность выражать свой боевой инстинкт, в то же время найдя для него более конструктивное проявление, которое вписывалось бы в опирающуюся на культуру и общее благосостояние пригодную для общества схему. С этой целью он ограничил жизнь класса военных жёсткими рамками обычаев и обременительных официальных обязанностей. Соревнуясь за благосклонность сёгуна, они были вынуждены посвящать столько времени исполнению различных обязанностей при дворе и присутствовать на обязательных занятиях по усовершенствованию будзюцу, изучению литературы, чайных церемоний и других традиционных форм искусства, что у них оставалось слишком мало времени и возможностей для мятежа или подготовки войны. При отсутствии постоянных военных действий появилось время и необходимость открывать и изучать новые возможности, не связанные с войной. Когда Токугава провозгласил, что кисть и меч - одно
и то же, самураи принялись за изучение многих видов искусств с тем же рвением и вооружённые той же философией, которые вели их в бой.
В связи с появлением огнестрельного оружия изучение будзюцу, техник, предназначенных для войны, должно было превратиться в Бусидо, науку благородства и защиты. То же мужество, та же честь и верность, та же сила тела и духа должны были быть направлены на создание сильного воина мира, формирующего общественные нормы поведения и устойчивую социальную структуру. Лидеры великих путей войны стали ещё более непреклонными, принимая в ученики только тех, кто обладал хорошим характером, скромностью и манерами самурая15. В годы Реставрации Мэйдзи Япония была настолько занята усвоением западной культуры и идей, что для традиционных наук оставалось слишком мало времени, но очень скоро японцы поняли, что настоящая сила заключается в их собственном национальном духе и национальных особенностях. Чтобы поддержать и упрочить эту силу в процессе модернизации, лучше всего оказалось возобновить изучение Бусидо и традиционных видов культуры. Перестав быть достоянием избранных, дух самураев стал наследием всего населения16.
То, что когда-то предназначалось только для самураев, стало духом и сознанием всей нации. Это отчётливо проявилось, например, в период второй мировой войны - широко известны японские лётчики-камикадзе. Они также воспитывались на принципах Бусидо, хотя это учение и претерпело некоторые изменения в ходе исторических интерпретаций. Таким образом, мы можем наблюдать трансформацию изначальной смысловой ориентации в качественно иное явление: от манипуляции одним сословием в государственных интересах японская национальная элита перешла к манипуляции всем населением страны посредством многообразных целевых установок, которые могут быть самыми различными - от жажды наставника боевых искусств обогатиться за счёт занятий до личного самосовершенствования, либо совершенствования в интересах армии и т.п.
Столетия правления военного сословия оказали огромное воздействие на японские психику и поведение. Это влияние оставило заметный след в экономической, политической, социальной и образовательной сферах жизни страны. В течение многих столетий самурайское сословие считалось не только политической, но и нравственной
элитой, и его мироощущение не могло исчезнуть без последствий, присутствуя опосредованно в символических практиках современного японского общества.
Таким образом, мы приходим к выводу о большом влиянии правящих элит в формировании моральных кодексов и о непосредственном влиянии последних на становление и развитие социокультурных институтов в обществе.
Примечания
1. Гвоздёв С.А. Самураи. Путь меча. - Минск: Современное слово, 2001. -С. 60.
2. Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. - М.: ЯПОНИЯ СЕГОДНЯ, Фонд ИНТЕЛЛЕКТ, 2000. - С. 67.
3. Кузнецов Ю.Д., Навлицкая Г.Б., Сырицын И.М. История Японии. - М.: Высшая школа, 1988. -
С. 167.
4. Клири Т. Кодекс самурая. Современный перевод «Бусидо Сосинсю» Тайра Шигесуке / Пер. с англ. Н.Н. Лаврова. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2001. - 224 с.
5. Пронников В.А., Ладанов И.Д. Японцы (эт-
нопсихологические очерки). - М.: Главная редакция вост. лит-ры изд-ва «Наука», 1985.
6. Саотомэ М. Айкидо и гармония в природе / Пер. с англ. Н. Шпет. - Киев: «София»; М.: ИД «Гелиос», 2002. - С. 132.
7. Там же. - С. 133.
8. История Японии. Т. 1. С древнейших времен до 1868 г - М.: Институт востоковедения РАН, 1998.
9. Клири Т. Японское искусство войны. Постижение стратегии / Пер. с англ. Р.В. Котенко. -СПб.: Евразия, 2000. - 256 с.
10. Саотомэ М. Айкидо и гармония в природе / Пер. с англ. Н. Шпет. - Киев: «София»; М.: ИД «Гелиос», 2002. - С. 135.
11. Гвоздёв С.А. Самураи. Путь меча. - Минск: Современное слово, 2001. - С. 64.
12. Саотомэ М. Айкидо и гармония в природе / Пер. с англ. Н. Шпет. - Киев: «София»; М.: ИД «Гелиос», 2002. - С. 138.
13. Там же. - С. 139.
14. Там же. - С. 145.
15. Там же. - С. 146.
16. Преображенский К.Г. Спортивное кимоно. - М.: Физкультура и спорт, 1985.
П.Г. Зеленков
РОЛЬ ПРАВОСОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ В РЕГУЛИРОВАНИИ СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА (социологический анализ)
Использование любых механизмов регулирования социального конфликта зависит от того, насколько готовы к этому стороны конфликта. В конечном итоге основным субъектом взаимодействия в конфликте всегда является реальный человек, выступающий как член той или иной социальной общности - участника конфликта. Поэтому важнейшим условием позитивного разрешения социального конфликта является личность, способная к саморегулированию своего поведения в системе социальных отношений. Это, в свою очередь, предполагает наличие у личности установки на правомерное поведение, высокий уровень нравственно-правовой социализации, зрелое правосознание Вводя тему правосознания личности в контекст исследования вопроса о регулировании социального конфликта, мы ориентировались на мысль, высказанную немецким социологом К. Беркелем
в работе «Исследование конфликта и преодоление конфликта». Он утверждал, что всякий социальный конфликт имеет два измерения - межличностный и внутриличностный1. Поэтому правосознание является особого рода измерением процессов нравственно-правового саморегулирования личности, выражающего внутриличностный аспект конфликта как социального процесса. Нравственно-правовое саморегулирование личности - это одновременно и важный элемент в механизме правового регулирования социального взаимодействия, и главное условие эффективности этого механизма в условиях конкретной социальной среды. Рассматривая важный теоретически и методологически вопрос о пределах государственно-правового регулирования социального конфликта2, выскажем мысль о том, что данный предел задается именно мерой развития правосознания и степенью зрелости правовой