CC BY
119
8. Шаховский В.И. Проблема разграничения экспрессивности и эмотивности как семантической категории лингвостилистики // Проблемы семасиологии и лингвостилистики: Сб. науч. тр. - Рязань, 1975. - Вып. 2. - С. 53-67.
The problem of expressiveness in modern linguistics.
T.M. Kruchkova
The research concentrates on the problem of expressiveness in modern linguistics. The article deals with different linguists' views of the problem of expressive structures and their interaction with emotive and intensive structures.
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет
УДК 808.2
Э.Д. Хаустова
УПОТРЕБЛЕНИЕ УСТАРЕВШИХ НАИМЕНОВАНИЙ ОБУВИ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ КАК ПРИМЕР ПРОБЛЕМЫ
«СЛОВА И ВЕЩИ»
Статья посвящена исследованию причин широкого употребления в языке наименований вышедшей из обихода обуви. Слова «бахилы», «валенки», «лапти», «башмаки», «чеботы», «чуни» и др. с иронической окраской используются для называния современной обуви. Вслед за Г. Шухардтом, одним из основных представителей направления «Слова и вещи», предпринята попытка объяснить наименование вещи через историю самой вещи.
Историческое развитие общества влечет за собой когнитивное усложнение мира, всех сфер человеческой деятельности, материальной сферы и в том числе сферы обуви. Предметы обуви постепенно совершенствуются: усложняется фасон, расширяются выполняемые ими функции, увеличивается количество оттенков. В результате обувь становится удобной, функциональной и красивой. Некоторые предметы обуви исчезают, какие-то заимствуются у других народов, возникает новая обувь, для которой появляются новые наименования или используются уже имеющиеся. Как отмечается в работе Канафиева Р.Л., уровень человеческих знаний в определенной жизненной сфере, степень ее изученности в значительной мере обусловливают изменение количественного состава того или иного семантического поля. Фрагменты языковой картины мира, отражающие явления материальной культуры, в большей мере, нежели духовные феномены, подвержены модификационным изменениям [3; 1].
Изучение лексико-семантической группы наименований обуви позволило выявить интересные семантические процессы
[7], [9]. Естественным считается процесс ограниченного употребления в языке историзмов, называющих исчезнувшие реалии, или диалектизмов, понятных только жителям определенной местности. Необычным представляется, когда подобная лексика широко употребляется в современном русском языке. Так произошло с некоторыми наименованиями обуви, давно вышедшей из обихода или получившей другое название. Эти устаревшие слова и диалектизмы вошли в общенародный литературный язык, правда, приобрели ироническую окрашенность.
Лексема бахилы, согласно словарям русского языка, имеет прямое номинативное значение «крестьянская обувь, представляющая собою кожаные или плетенные из бересты полусапожки, спереди стягивающиеся ремешками» [14], «у рыбаков и охотников: мягкие кожаные сапоги с закрывающими бедро голенищами на помочах» [12]. Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля также иллюстрирует широкое распространение
© Хаустова Э.Д., 2006
лексемы бахилы в разных диалектах.
В современном русском языке более употребительным является производно-номинативное значение лексемы бахилы «специальные защитные чулки, надеваемые поверх обуви (у хирургов, атомщиков и т.п.) Брезентовые бахилы» [12]. Однако интересным представляется использование лексемы бахилы в разговорной речи для названия большой, не по размеру (обычно грубой, бесформенной) обуви. Это не туфли, а настоящие бахилы [12]. Из разговорной речи: Убери свои бахилы с дороги! Невозможно пройти!
Лексема башмаки имеет тюркское происхождение. В старину башмаками называлась преимущественно женская изящная (обычно с разрезом на подъеме) обувь из кожи или ткани (бархата, атласа), иногда на каблуке, с застежками, бантами и другими украшениями [12].
В современном русском языке лексема башмаки приобрела ироническое звучание. Башмаками называют грубую, тяжелую, неудобную обувь. Большой толковый словарь иллюстрирует данное значение следующими примерами: Ходить в рваных башмаках. Таскать отцовские башмаки [12].
Лексема чеботы, согласно толковому словарю В.И. Даля, имеет первичное значение «мужская и женская обувь, высокий башмак, по щиколотки, ботики с острыми кверху носками» [15]. В значении башмаки, сапоги лексема чеботы сохранилась в диалектах. Купить чеботы. Топать чеботами. Чинить чеботы [12]. В современном употреблении лексема чеботы приобрела иронический оттенок. Так говорят о грубой неизящной обуви. Что это у тебя за чеботы? [12].
Название мокроступы было предложено славянофилами, боровшимися за сохранение самобытности русского языка и против заимствований из других языков. Предполагалось, что мокроступы вытеснят из употребления французское слово галоши. Этого не произошло. Галоши сохранились в литературном языке, но и мокроступы вошли в употребление, правда, в шутливом плане. Так говорят о высоких непромокаемых ботинках или сапогах на
толстой резиновой подошве, о резиновой обуви вообще. Надеть мокроступы [12]. Примеры, взятые из статей и конференций в Internet, наглядно демонстрируют современное ироническое употребление слова:
Главное, что показала на фотке, что она в "Гриндерсах"... Какое жлобство... Уже давно эти мокроступы не в моде.
В мокроступах, но с мобилой.
...Места у нас были в партере, и среди расфуфыренной публики мои американцы в джинсах и каких-то специальных мокроступах, закупленных для суровой московской зимы, смотрелись некоторым диссонансом.
Лексема баретки имеет значение «закрытые уличные туфли на шнурках или застежках» [12]. В таком значении в современном русском языке употребляется лексема «туфли», а лексема «баретки» выглядит уместной в разговорной речи, где получает ироническую, шутливую окраску. Иллюстрацией служат примеры, взятые из Internet:
Но вот суеты [перед свадьбой] море, а именно: встань ни свет ни заря, чисто выбрейся, галифе погладь, пинджак надень, веревку повяжи, баретки нагуталинь, веник выбери, подтянись к бракодому.
Фирма под названием "Пальмира" — это в частности обувь "Монарх" (магазин-склад отстойных бареток — наверняка, знаете...).
Но дядя я представительный, сами видите, черная тройка, баретки, шляпа сидит, как на гвозде.
Лексема лапти имеет прямое значение «крестьянская обувь, плетенная из лыка, бересты или веревок, охватывающая ступню ноги. Лапти из ольхового лыка» [12]. Сплетенные из лыка лапти считаются первой и самой распространенной обувью в России. Вне городской черты население носило их до начала XX века [4].
Несмотря на то, что лапти давно уже вышли из обихода и изготавливаются только в качестве сувениров, само слово в ироническом ключе употребляется в современном языке. Приведем примеры, взятые из Internet:
... Куда уж нам, в лаптях за паровозом...
Жопа гола, лапти в клетку,
Выполняем пятилетку.
(Частушка).
Лексема чуни в народно-разговорной речи является синонимичной лексеме лапти: «лапти из пеньковой веревки. Веревочные чуни» [12]. В настоящее время лексема чуни употребляется в языке в производно-номинативном значении «резиновая или кожаная обувь в виде галош, надеваемая на разутую ногу при работе в шахтах, рудниках. Резиновые чуни» [12]. Однако интерес представляет современное ироническое звучание данной лексемы:
По мнению истцов, оскорблением послужила статья главного редактора газеты Вячеслава Семерикова "Уважаемому человеку чуни поцеловать не впадлу. За реальный-то интерес!", в которой, как считают обвинители, содержались оскорбительно-неприличные выражения в адрес ныне действующего главы администрации (Пример взят из Internet).
Таким образом, из данного материала видно, что некоторые устаревшие и диалектные названия в силу распространенности отдельных видов обуви и их популярности у населения стали общеизвестными и в ироническом ключе вошли в общенародный литературный язык.
Сходные семантические процессы можно наблюдать и на примере некоторых заимствованных наименований обуви.
Лексема боты происходит от французского bottes - сапоги. В XII в. так называли мягкую обувь, по фасону близкую к туфлям. Позднее ботом стали называть обувь, закрывающую ноги от стопы до колен [6]. В Большом толковом словаре русского языка описывается значение «высокие непромокаемые или теплые ботинки, надеваемые обычно поверх другой обуви в сырую или холодную погоду» [12].
Однако в современной разговорной речи лексема боты часто приобретает ироническую окраску: Что это на тебе за боты?
Лексема штиблеты происходит от немецкого Stiefeletten - мужские полуботинки на шнурках или с резинками по бокам. Остроносые штиблеты. Лаковые штиблеты. Штиблеты без каблука [12].
В современной разговорной речи лексема штиблеты звучит иронически. Приведем несколько примеров, взятых из сети Internet:
Привет от старых штиблет!
Хватит пялить глаза на мужские штиблеты зарубежного производства. Не надо думать, что у магнитогорских обувщиков недостанет мастерства пошить добротные туфли.
Распивать в одиночестве ром В жаркой комнате буду, пером Выводя, я в штиблетах от Гуччи.
(Шауль Резник)
Представленные заимствования тоже перешли в разряд устаревших слов. Однако, иронически окрашенные, они продолжают жить в языке.
Задумавшись над причиной популярности устаревших наименований, используемых для современных видов обуви, мы столкнулись с необходимостью изучения самих предметов обуви, давно вышедших из употребления, но «оставивших глубокий след» в языке. Словарное описание не всегда дает наглядное представление о предмете. И чтобы понять причину наименования вещи, нужно обратиться к истории самой вещи.
Проблема «слов и вещей» затрагивалась в работах по философии, истории культуры, лингвистики.
Так, с философской точки зрения проблему соотношения «слов и вещей» рассматривает Мишель-Поль Фуко [8], французский философ, историк и теоретик культуры. Его работа «Слова и вещи: археология гуманитарных наук», вышедшая в 1966 году, исследует те исторически изменяющиеся структуры, которые определяют условия возможности мнений, теорий и даже наук в каждый исторический период времени, и называет их «эпистемами». Основным упорядочивающим принципом внутри каждой эпистемы является соотношение «слов» и «вещей». В европейской культуре нового времени М. Фуко вычленяет три «эпистемы»: ренессансную (XVI век), классическую (рационализм XVII -XVIII веков) и современную (с конца XVIII - начала XIX века и по настоящее время) [1].
В ренессансной эпистеме слова и вещи тождественны друг другу, непосредственно соотносимы друг с другом и даже взаимозаменяемы (слово-символ). В эпи-стеме классического рационализма слова и вещи лишаются непосредственного сходства и соотносятся лишь опосредованно -через мышление, в пространстве представления (слово-образ). В современной эпи-стеме слова и вещи опосредованы «языком», «жизнью», «трудом», вышедшими за рамки пространства представления (слово -знак в системе знаков). Наконец, в новейшей литературе язык, чем дальше, тем больше, замыкается на самом себе, обнаруживает свое самостоятельное бытие. Слово-символ, слово-образ, слово, замкнутое на само себя, - таковы основные перипетии языка в новоевропейской культуре [1].
Ренессансная эпистема основана на сопричастности языка миру и мира языку, на разнообразных сходствах между словами языка и вещами мира. Слова и вещи образуют как бы единый текст, который является частью мира природы и может изучаться как природное существо [1].
В классической эпистеме слова и вещи соизмеряются друг с другом в мысленном пространстве представления уже не посредством слов, а посредством тождеств и различий. Главная задача классического мышления - это построение всеобщей науки о порядке, инструментом которой выступают уже не естественные знаки, как в ренессансной эпистеме, а системы искусственных знаков, более простых и легких в употреблении [1].
Положение языка в классической эпи-стеме одновременно и скромное и величественное. Хотя язык теряет свое непосредственное сходство с миром вещей, он приобретает высшее право - представлять и анализировать мышление [1].
Конец классической эпистемы означает появление новых объектов познания (жизнь, труд, язык) и современных наук (биология, политическая экономия, лингвистика). В современной эпистеме основным способом бытия предметов познания становится история. Именно жизнь, труд, язык служат условиями синтеза представлений в
познании [1].
Следует заметить, что «язык» у М. Фуко - это не «язык» в лингвистическом смысле слова. Это метафора для обозначения возможности соизмерения и взаимопребывания разнородных продуктов и образований человеческой духовной культуры, общего механизма духовного производства. Как история является лабораторией возможностей понимания, так язык есть лаборатория средств этого понимания, ресурсов культуры. Отсюда единство истории и языка в концепции М. Фуко. «Язык» - это уровень первоначального структурирования, на основе которого далее вступают в силу социально-культурные механизмы более высоких уровней, например, рационально-логического. Язык мира (Ренессанс), язык мысли (классический рационализм), язык как самозамкнутое бытие (современная эпистема) - это условное обозначение для различных способов такого структурирования в различные исторические периоды [1].
В лингвистике идея изучения истории слова в связи с историей вещи принадлежит лингвистической школе «Слова и вещи», оформившейся в 1909 г., когда стал выходить издаваемый Р. Мерингером одноименный журнал. Ученые данной школы (Р. Мерингер, В. Мейер-Любке, Г. Шу-хардт, В. фон Вартбург и др.) заявили, что «слово существует лишь в зависимости от вещи» и в качестве основных выдвинули принципы изучения лексики в связи с культурой и историей народа [2]. Ученых интересовали исторические изменения, пережитые первичной формой и значением слова. Большое внимание уделялось истории слова, при этом этимология как биография слова использовалось в противовес пониманию этимологии как происхождения слова [17].
Один из основных представителей направления «Слова и вещи» австрийский лингвист Гуго Шухардт считал, что исследование слов не в состоянии противостоять воздействию, исходящему со стороны науки о вещах. Исследование вещей и исследование слов должно идти совместно; они должны проникать друг в друга, переплетаться и приводить к результатам, оди-
наково необходимым и ценным как для той, так и для другой области. Союз «и» в выражении «вещи и слова» должен превратиться из символа сложения в символ умножения; необходимо создать историю веще-слов [10].
Затрагивая вопрос о соотношении слова и вещи, Г.Шухардт писал, что вещь существует целиком и полностью для себя; слово существует лишь в зависимости от вещи, в противном случае это пустой звук. Таким образом, вещь по отношению к слову - это нечто первичное и устойчивое, тогда как слово тяготеет к вещи и движется вокруг нее. Не случайную, но закономерную и необходимую роль в отношении между словом и вещью играют представления. Представление неизменно находится между вещью и словом, поскольку оно не заменяет собою слова [10].
Большое значение Г. Шухардт придает переходу от рассмотрения вещей и слов в состоянии покоя к рассмотрению их в развитии. Деятельность творит и оформляет вещи. Слова, называющие вещи, воспроизводятся бесчисленное количество раз и тоже становятся историей, и эта история в основном является историей говорящего. В качестве доказательства своей мысли ученый проводит аналогию: подобно тому как два слова, объединяясь друг с другом, образуют новое слово, так и две вещи, объединившись, порождают новую вещь; и так как такое объединение приводит к самым разнообразным последствиям, то при исследовании преемственности вещных форм возникают те же затруднения, как и при исследовании связи словесных рядов. Вещи и слова, несмотря на самостоятельное развитие, тесно переплетены друг с другом. Чтобы понять историю слов, нужно начать с вещей, учитывая при этом, что они вступают в связь со словами только с помощью представлений, а последние возникают у нас лишь в меру присущей словам прозрачности [10].
Анализируя развитие отношений между вещью и словом, исследователь отмечает, что не всегда изменение или неизменение вещи влечет за собой соответственное поведение обозначения. В действительности обозначение так же часто
сохраняется неизменным в случае, если вещь претерпевает изменение, как и изменяется, если вещь остается, по крайней мере в существенном, неизменной. Последнее находит свое объяснение в том, что одна и та же вещь рассматривается и оценивается разными людьми совершенно различно. Главная причина кроется в чрезвычайно различных индивидуальных интересах каждого [10].
Вещь может изменяться, а слово, напротив, оставаться неизменным. Это происходит, когда то общее, что ощущается как ее сущность, сохраняется во всех модификациях вещи. Иногда одного назначения вещи, при изменении до неузнаваемости других ее признаков, оказывается достаточно, чтобы вещь удержала свое старое наименование. Каким образом и когда новое обозначение, возникшее первоначально наряду со старым, заменило его, можно установить лишь в отдельных случаях. Основная причина данной замены -это ощущаемая тем или иным индивидуумом потребность в ней. Эта потребность вызывается известным преимуществом нового обозначения по сравнению со старым [10].
Одной из основных задач методики своего исследования австрийский ученый считал объяснение основных отношений между «вещами и словами». По его мнению, «если бы мы не были осведомлены о способах приготовления древними гусиной печенки или какого-нибудь столь же изысканного блюда, то мы не могли бы понять романских слов со значением «печенка». Кроме того, слова отражают культурное значение вещи. Многочисленные примеры наглядно демонстрируют связь географии вещей и слов. Иногда слово может многое рассказать об истории вещи. Так, то или иное старое слово сохраняется как название какой-нибудь вещи, а изменение этой вещи обозначается путем добавления к нему другого слова, как правило, противоречащего основному. Например, 8ПЬег§иЫеп - серебряный гульден - буквально обозначает серебряный золотой [10].
Так, изучение истории вещей (в нашем случае предметов обуви) помогает нам понять сохранение и использование в
современном языке, казалось бы, давно устаревших наименований. Такие предметы обуви, как бахилы, башмаки, лапти, чеботы, чуни, когда-то были широко распространены на Руси. Подтверждение этому находим в языке. Лексемы «башмаки» и «лапти» являются одними из самых богатых в лексико-семантической группе «обувь» по набору семем и по количеству фразеосочетаний, в которые они входят. Интересно проследить использование данных лексем в составе фразеосочетаний.
Так, фразеосочетания с лексемой «лапти» отражают особенности деревенского, крестьянского быта. Лаптем щи хлебать означает «жить, прозябать в нищете, невежестве; быть некультурным». Выражение в лапоть звонить употребляется в значении «заниматься заведомо бесплодной деятельностью». Откинуть лапти значит «умереть». Фразеосочетание лапти плести («неумело делать что-либо, путать», «вести замысловатую, витиеватую, путаную беседу») отражает название одной из реалий русского быта, русских ремесел. «Лычные работы» - плетение из лыка лаптей, рогож, коробов - не требовали особого умения. Поэтому переносное значение глагола плести («устраивать что-либо сложное, запутанное, «говорить что-либо несуразное, глупое») тесно связано с прямым, ассоциировавшимся с крайне простым, нехитрым делом [11]. Выражение обуть в лапти («ловко обмануть, провести кого-либо») основано на устойчивой ассоциации лаптей с бедными и простыми людьми по сравнению с сапогами, в которых щеголяли богатые и знатные. Оборот употреблялся в среде московских рыночных барышников и мошенников и имел развернутый вариант обувать из сапог в лапти. Он значил «скупать все, что имеет какую-либо ценность, менять лучшее платье на худшее», а то и прямо «обирать неопытных продавцов, отнимая у них насильно платье» [11]. Выражения отойти (отступить) на лапоть (на три лаптя), войти в один лапоть отражают использование лаптя у крестьян в качестве единицы измерения. В старину липовый лапоть играл роль измерителя при общинных переделках, когда малые клочки хорошей почвы имели большое значение
для уравнивания всех в правах владения или торжества общинной справедливости. Пахари становились один против другого, и, считая вслух, приставляли один лапоть к другому. Поэтому и пол-лаптя принималось в расчет, и двое соглашались «войти в один лапоть» [11].
В качестве единицы измерения использовался на Руси и башмак. В древности числом изношенных башмаков определялось расстояние, а также время. На основе этого значения строится фразеосочетание башмаков еще не износила («о женском непостоянстве, быстрой смене привязанностей») [11]. Фразеосочетания быть под башмаком у кого-либо, оказаться под башмаком, держать под башмаком («быть в полной зависимости, беспрекословном подчинении; обычно о зависимости мужа от жены») отражают культурные и исторические традиции русского народа. Происхождение оборотов часто связывают с татарским игом, с обычаем восточных правителей ставить ногу на голову поверженного врага. Такой обычай действительно существовал: хан посылал русским князьям свою басму - ларец, в котором хранилась отпечатанная в воске ступня хана. В знак покорности князья клали эту басму на голову. Тем не менее, обороты под башмаком и под каблуком связаны не с этим - а иным, свадебным обычаем, где актуальна та же символика. При свадебной церемонии жених и невеста подвергались своеобразной супружеской «дуэли». Тот из них, кому первому удавалось наступить на ногу будущему супругу, становился, по поверьям, главой дома. Тот же, кто оказывался «под башмаком», должен был занять подчиненное положение в семье. Этот обычай известен многим народам, в том числе европейским, где известны подобные выражения -ср. фр. Etre sous la pantoufle de sa femme или нем. unter dem Pantouffel sein (stehen). [13].
Таким образом, мы видим, что многие предметы обуви, некогда популярные и распространенные, вышли из употребления или сильно изменились, стали более изящными и комфортными. Однако лексемы, их называющие, остались в языке для наименования грубой, неизящной обуви.
Методы изучения «слов и вещей» позволяют исследовать посредством истории слов различные связанные с ними сто-
роны материальной и духовной культуры и среды, в которой на определенном историческом этапе жили носители языка [17].
Литература
1. Автономова Н.С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи». // Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук. - СИб., Изд-во А-пед, 1994. - С. 2-18.
2. Звегинцев В.А. История языкознания XIX - XX вв. в очерках и извлечениях. Ч.Г Москва, 1964. - 466 с.
3. Канафиев Р.Н. Структурно-семантический и лингвокультурологический анализ полевой организации лексики (на материале семантического поля Оружие в русском языке). АКД. Иваново, 2005. - 22с.
4. Кожевникова И.Г. Русская обувная терминология как система. Дисс. канд. филол. наук. Воронеж, 1992. - 150 с.
5. Мокиенко В.М. Славянская фразеология: Учеб. пособие для вузов по спец. «Рус. яз. и лит.». - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 1989. - 287 с.
6. Нерсесов Я. Путешествие в мир: Мода. - М.: ОЛМА-ПРЕСС Гранд, 2002. - 240 с.
7. Попова З.Д., Хаустова Э.Д. Иронические наименования обуви в русском языке в свете проблемы «слова и вещи». // Язык и национальное сознание. Вып. 7. Воронеж, 2005. С. 115119.
8. Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук. - СИб., Изд-во А-пед, 1994.
9. Хаустова Э.Д. Семантические процессы, происходящие в лексико-семантической группе наименований обуви // Культура общения и ее формирование. Вып. 10. Воронеж, 2003. - С. 135-138.
10. Шухардт Г. Избранные статьи по языкознанию // Звегинцев В.А. История языкознания XIX - XX вв. в очерках и извлечениях. Ч.Г Москва, 1964. С. 304-324.
11. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник - СПб.: Фолио-Пресс, 1998. - 704 с.
12. Большой толковый словарь русского языка. / Сост. и гл. ред. С.А.Кузнецов. - СПб.: «Но-ринт», 2000. - 1536 с.
13. Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь: Около 1000 единиц. - 2-е изд., стереотип. - М.: Русские словари, Астрель, 2001. - 856 с.
14. Новый словарь русского языка // www.rubricon.ru
15. Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля: В 4 т. - СПб.: «Диамант», 1997.
16. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. - 4-е изд. - М.: Рус. яз., 1986. - 543 с.
17. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 685 с.
The usage of archaic names of shoes in the modern Russian language as an example
of "words and things" problem
E. D. Khaustova
The article is devoted to the research of causes of wide usage in the modern Russian language the names of out of use shoes. The Russian equivalents to the English words "shoe covers", "felt boots", "bast shoe" etc. are used ironically to name modern shoes. Following H. Schuchardt, a scientist of "Words and things" method, the attempt to explain naming the thing through its history has been made.
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет
