CC BY
87
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
Н.М. Орлова
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР БИБЛЕЙСКОГО ПРЕЦЕДЕНТНОГО ТЕКСТА: КНИГА РУФЬ
прецедентный текст, прецедентный феномен, концепт, кросскультурная универсалия
Статья посвящена проблемам, связанным с Библейским текстом как прецедентным феноменом в русской и европейской литературе. В работе представлена такая прецедентная ситуация Ветхого Завета, как Книга Руфь, а также ее ключевые концепты. Рассматриваемый прецедентный текст имеет признаки языковой кросскультурной универсалии.
Руфь (предположит. от др.-евр. гё'М 'подруга, дружба') - имя маовитской женщины, жены Махлона, отец которого, Елимелех, переселился с семьей из Вифлеема в землю Маовитскую. После смерти Елимелеха и его сыновей жена Елимелеха, Ноеминь, решила вернуться в Вифлеем; к ней присоединяется Руфь, несмотря на настойчивые советы свекрови остаться со своим народом, на что Руфь сказала: «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог - моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою» (Руфь 1.16-17). В Вифлееме, когда Руфь собирала колосья на поле Вооза, богатого родственника умершего мужа, она привлекла внимание хозяина, проявившего к ней особое расположение и предложившего Руфи стать его женой: через женитьбу на Руфи Вооз стремился в соответствии с обычаем продолжить наследие Елимелеха. Так как более близкий родственник Руфи по мужу отказался воспользоваться правом взять ее в жены, Вооз вступил с нею в брак. В этом браке был рожден Овид, дед Давида, а поскольку Мария Богоматерь принадлежала по рождению к колену Давидову, то Руфь является одной из прародительниц Иисуса Христа (Мф. 1.5).
Своеобразие прецедентной ситуации «Руфь» заключается в ее необычайной значимости для религиозного дискурса, в котором реализуются две важнейшие когнитивные линии и соответствующие им концепты: 'смена вероисповедания, прозелитизм' и 'праматерь царя Давида и Иису-
са'. Развертывание этой прецедентной ситуации в рамках художественного дискурса дало жизнь множеству других концептосфер, прямо или опосредованно связанных с библейским текстом и чрезвычайно важных для художественной картины мира всей европейской и мировой культуры.
В русской языковой картине мира произошло некоторое ослабление прецедентности в связи с уменьшением значимости этой ситуации в советской литературе. Однако традиции русской классики, а также большое количество переводных текстов, в том числе хрестоматийных, обращавшихся к Книге Руфь (Н. Лесков, Конст. Леонтьев, С. Маршак, Себастьян Брант, В. Гюго, Г.Х. Андерсен и др.), - все это не позволило свести прецедентность в культурном и языковом пространстве к нулю. В позднесоветской и постсоветской художественно-когнитивной картине мира эта ситуация и ее ключевые концепты заняли прочное место.
В русской литературе XIX в. одним из наиболее известных текстов была стихотворная драма Вл. Измайлова «Руфь, или Награжденная добродетель» (1804). Золотой век библейских инсценировок - последняя треть ХУП-ХУШ вв. - миновал, и, по признанию драматурга, его «драматическое действие» основано не только на библейском источнике, но представляет собой переработку эклоги Жана Пьера Флориана «Руфь». Обращение к библейской прецедентной ситуации сочеталось с некоторым «ослаблением» концептуального влияния претекста Библии: жанр эклоги недвусмысленно свидетельствует о том, что Флориана интересовало не столько преодоление этнических и конфессиональных преград, сколько идиллическая история о семейных
чувствах и добродетельных людях, которая разворачивалась на экзотическом фоне, отсюда и привнесения в тексте В. Измайлова, заимствованные из эклоги Флориана, например, упоминание о могиле «нежной Рахили», в результате чего «в эклоге получилось виньеточное украшение библейского текста произвольным грустным пейзажем, а в драме -расширение «Книги Руфь» параллельным местом из «Бытия», что создает должную богословскую перспективу ...» [Одесский http].
В дальнейшем связь с религиозным дискурсом может оставаться весьма прочной или, как при обращении к любой библейской прецедентной ситуации, ослабевать. В последнем случае актуализируются концептосферы, связанные с непреходящими общечеловеческими нравственными ценностями:
• 'иноземность, чужестранство' (Руфь-мо-авитянка, чужестранка);
• 'семья' - оба концепта в наибольшей степени и напрямую связаны с библейским текстом;
• 'женственность' и неразрывно связанная с женственностью 'скромность';
• 'трудолюбие';
• 'грусть, тоска';
• 'природа, времена года'.
Перечисленные концепты находят экспликацию в огромном количестве текстов; нетрудно заметить, что выделение их в определенной степени условно, поскольку они тесно взаимосвязаны, а соответствующие концептосферы отличает изокон-цептуальность ('семья ' - 'женственность', 'трудолюбие ' - 'женственность', 'иноземность' -' грусть' - 'природные явления' и т.д.).
Обратимся к текстам русской и европейской литературы, в которых находит отражение рассматриваемая ПС, и экспликацию - ее ключевые концепты.
'Иноземность'. Концепт вербализуется в первую очередь в устойчивом определениии Руфи как моавитянки, чужестранки в Вифлееме, а также в ряде других компонентов рассматриваемой концептосферы, указывающих на Руфь как на человека иноземного происхождения и другой веры:
[...] Руфь, обретшая себе, ради достоинств души своей, отчизну в земле чужой (Лесков Н. «Островитяне»); Ректор велел ей лучше иметь примером моавитянку Руфь [.] (Лесков Н. «О вреде от чтения светских книг, бываемом для многих»).
Моавитянка - Руфь. Еврейка - Ноэминь,
- Мать! Скорбную сноху в унынье не покинь [...] (Маршак С.)
Трудилась без обиды,
Не покладая рук,
Прабабушка Давида
Моавитянка Руфь [...]
Жила бы на здоровье
среди родных полей...
А то ведь - со свекровью,
без мужа, без детей.
И как хватило духу -
в чужие племена?
Да стало жаль старуху:
зачахнет ведь одна [...] (Прониловер Э.).
Но у родных настроение - хуже не бывает. У них же целых четыре позора: Сын выбрал себе жену, какую ему вздумалось - раз! Жил с ней до свадьбы, и она до этого допустила - два! Сноха ... -чужая, как Руфь Моавитянка, а такого со времен Руфи Моавитянки как бы и не случалось -три! (Эппель А. «Разрушить пирамиду»).
Концепт 'иноземность', являющийся ключевым для когнитивной линии «уход в чужую землю, переход в другую религию», изначально сохранял теснейшую связь с библейским претек-стом: «В оболочке библейских драм Тирсо (де Молины - Н.О.) («Лучшая в мире собирательница колосьев», ок. 1614 г., о праматери царя Давида моавитянке Руфи, т.е. о единственном человеке чужого племени и чужой веры в земной родословной Иисуса) выступают ренессансные пьесы -с апофеозом любви... и с универсализмом, утверждавшим ... достоинство людей иной веры и национальности [История всемирной литературы 1985: 391-392]. Ср. «Вероятно, так смотрел Вооз на Руфь, как он сейчас сидит и смотрит на Мару. Руфь была моавитянкой, чужеземкой, нееврейкой, но именно она, повествует Писание, стала праматерью рода Давидова. Писание не узко и не националистично...» (Фейхтвангер Л. «Сыновья»).
'Семья'. Имя Руфи содержит имплицитное указание на все степени родства (вдова, невестка, жена, праматерь), кроме того, Ноеминь - свекровь, Елимелех - ее муж, Махлон и Хилеон - их сыновья, сыном Ноемини называют соседки новорожденного Овида, сына Руфи; Орфа - вторая невестка, Вооз - человек, ставший мужем Руфи; не названный по имени родственник покойного мужа Руфи, - поэтому данный концепт является ядерным как в Библии, так и практически во всех рассматриваемых художественных текстах.
... Пришла кроткая праматерь Давида Руфь (Бунин И.)
Прабабушка Давида моавитянка Руфь (Прониловер Э.)
Твердо идет за свекровью
Руфь, молодая вдова (Лиснянская И.) [...]
Мать! Скорбную сноху в унынье не покинь. О как постылы мне родимые края! Твой бог - отныне мой. Твоя страна - моя. Муж не оставил мне ребенка - им бы жить! -
Мать мужа моего! Позволь тебе служить
[...]
Заветами отцов сильна твоя страна... Вооз купил наш дом. И я - его жена.
Мать счастья моего! Взгляни: мой сын растет...
С ним - на тебя, на всех - пусть благодать сойдет! (Маршак С.)
Фактически концептосфера 'семья ', 'род' реализуется в любом тексте, адресующемся к рассматриваемой прецедентной ситуации. Ср.:
Увидел он, дивясь, как у него из чрева Потомков длинный ряд - огромный дуб восстал.
И некий царь вещал внизу под сенью древа, И некий бог вверху в мученьях умирал (Гюго В. «Спящий Вооз»).
Ср. в тексте, продуцированном в более ранний период:
Где Вооз, кто на чужестранке, Пришелице-моавитянке, Женился, хоть была она Совсем бедна и незнатна? (Брант С. «О тех, кто женится на деньгах»)
В свою очередь, женственность, скромность, трудолюбие как качества идеальной жены имеют весьма отдаленную связь с текстом Библии, если о такой связи вообще может идти речь. Однако огромное количество текстов, в которых эксплицируется рассматриваемая прецедентная ситуация, служат свидетельством того, что в языковой, концептуальной и художественной картине мира происходит актуализация именно этих концептосфер.
Однако, хотя Лиза и старалась соединить в себе столько анахронизмов, все-таки на нее не жаловались те, на которых сильнее всего могла отозваться ее напряженность, хотя она желала быть разом всем на свете: в поле и в кладовой -
Руфью Вооза, собирающей колосья, в доме и в саду - придворной западной дамой, а в ласках, расточаемых мужу, искала напомнить страстные берега Средиземного моря [...] (Леонтьев Конст. «Сутки в ауле Биюк-Дортэ»). Моя душа теперь - Твоя жена. В чужом краю живет она, как Руфь, И целый день Твои колосья жнет -Служанка, и служанкам придана (Рильке Р.М. «Моя душа теперь...»)
Собирала колосья в подол. Шла по жнивью чужому босая; Пролетала над избами сел Журавлей вереница косая. И ушла через синий туман Далеко от равнины Вооза; И идет средь неведомых стран, Завернувшись в платок от мороза. А журавль, уплывая на юг, Никому, никому не расскажет, Как от жатвы оставшийся тук Руфь в снопы золотистые вяжет (Кузьмина-Караваева Е. «Руфь»)
Нетрудно заметить, что истоки этой когнитивной линии и зарождения новых концептосфер находятся в микроситуации «Руфь, собирающая колосья». По количеству прецедентных обращений и значимости для художественного дискурса ее можно сравнить с ситуацией «Иона в чреве кита», которая заключена в прецедентном тексте Книги пророка Ионы. Характеристики Руфи как скромной, кроткой имеют, повторим, опосредованную ассоциативную связь с Библейским претектом (Руфь, собирающая колосья - трудолюбивая -скромная), однако эти концепты, эксплицирующие соответствующую прецедентную ситуацию, находят вербализацию в художественной картине мира разных авторов, что подтверждает универсализм библейской прецедентности. Можно лишь отчасти согласиться с предположением С. Тер-Минасовой о том, что «чтобы уяснить смысл .отрывка из рассказа Д.Х. Лоуренса [«Jimmy And The Desperate Woman». - Н.О.], нужно иметь обширные фоновые знания: знать, что в данном обществе включается в понятие «женственной женщины», уметь разобраться в литературных и библейских аллюзиях (обусловленность культурой данного говорящего коллектива)» [Тер-Минасова 2004: 32]. Приведенные Лоуренсом прецедентные имена Tess of the D'Urbervilles, wistful Gretchen, humble Ruth gleaning an aftermath обладают, по нашему мнению, неодинаковой степенью прецедентности; при этом Руфь (Ruth) во всех европейских языках подходит под
определение «женственной женщины» (womanly woman) и может быть охарактеризована (и в ряде текстов характеризуется) как скромная (humble) и кроткая:
Не нянькины сказки, а полные смысла прямого ведутся у Иды беседы. Читает она здесь из Плутарха про великих людей; говорит она детям о матери Вольфганга Гете...; читает и про тебя, кроткая Руфь, обретшая себе, ради достоинств души своей, отчизну в земле чужой (Лесков Н. «Островитяне»)
Вифлеем - жизнь, воздух, солнце, плодородие; его тесно насыпанные по холмам палевые кубы смотрят на восток, на солнечно-мглистые дали Моавитских гор, от которых некогда пришла кроткая праматерь Давида Руфь (Бунин И. «Иудея»).
Кроткая, скромная, женственная чужестранка испытывает вполне понятную тоску по оставленной родине, а причина ее ухода в чужую землю и перехода в иную веру легко трансформируется в женскую преданность любимому человеку - такая когнитивная линия и соответствующая концептосфера полностью отсутствует в Библейском прецедентном тексте и в религиозном дискурсе в целом, ср.:
Текст же - «саратовский» по праву, так как один из самых значительных русских мыслителей прошлого века был связан с волжским университетом, городом через его уроженку Татьяну Сергеевну, в девичестве Барцеву, которая, подобно библейской Руфи, оставила ради него свой род и свою веру [...] (Роднянская И. Рец. на книгу «Семен Франк. Саратовский текст»).
Ситуация «Руфь, собирающая колосья» служит импульсом для экспликации концептов времен года и природных явлений в художественном тексте разных авторов. В сознании носителей европейских языков жатва тесно связана с осенними полевыми работами, а концептосфера осени в целом - с грустью, тоской, унынием, что естественно для Руфи, переживающей разлуку с родиной:
Осенью матушка иногда ходила по полям и, как библейская Руфь, собирала оставшиеся после жатвы колосья (Андерсен Г.Х. «Сказка моей жизни»).
Любовь - юнцам, фиалки - для весны, Но расцветя вдруг осенью тоскливой, В двойной тени скрываются пугливо: Своей листвы и павшей желтизны [...] Фиалки - для весны, любовь - юнцам,
С их красотой, надеждою заветной: Но если поздно, полная тоски, Она придет, пусть будет незаметной, Отдавшись, не прося ответа, нам -
То Руфь, что подбирает колоски (Россет-ти К.Д. «Осенние фиалки»). Ср. Or if these bloom when worn-out autumn grieves...A graceful Ruth tho' gleaning scanty corn).
Также в стихотворении Е. Кузьминой-Караваевой «Руфь», содержащем развернутое описание русской осени: Пролетала над избами сел Журавлей вереница косая; Лишь короткий подымется день, И уйдет хлебороб на работу, На равнинах чужих деревень Руфь начнет золотую охоту.
Обратившись к понятийно-научному уровню концептов времен года 'весна ', 'лето ' и 'осень ', интерпретатор текста должен сделать однозначный вывод о том, что прецедентная ситуация разворачивается в период апреля-июня, когда в Палестине происходила жатва, что точно воспроизведено в «Оде к соловью» Джона Китса: Руфь, собирающая колосья, слышит песню соловья. Именно эти строки послужили основой для рассуждений Борхеса о номинализме англичан, их неверии в реальность общего, в существование архетипов [Борхес 1997: 94-95]. Песня, которой внемлет в нежной ночи лирический герой, та же самая (the self-same song), которая «found a path Through the sad heart of Ruth, when, sick for home She stood in tears amid the alien corn» (...мирить умела Руфь с ее тоской, Привязывая к чуждому жнивью - пер. Г. Кружкова, ...когда с печалью в сердце Руфь стояла Одна, в слезах, среди чужих хлебов). Для нас весьма существенным является то, что стихотворение Китса - один из немногих текстов, эксплицирующих концепты Книги Руфь с библейско-климатологической точностью: концепт времени года вербализован компонентами summer (лето) и summer eves (канун, начало лета). Достаточную точность можно отметить в тексте Виктора Гюго «Спящий Вооз» («Booz endormi»), где описание природы дает основание предполагать, что действие происходит «ранним летом». В остальных случаях, как правило, происходит адаптация этого важнейшего для языковой картины мира концепта к реальной когнитивной базе носителей языков, ср. также [Салашник 2007].
В качестве примера обращения к прецедентной ситуации «Руфь» как к текстообразую-щему феномену приведем текст пьесы Евг. Козловского «Руфь». Пьеса (киносценарий) - пример
«вплетения» прецедентности в художественную ткань произведения, посвященного судьбе французской пианистки, последовавшей за мужем в советскую Россию и разделившей с ним трагическую судьбу. Опознавательными знаками прецедентности служат судьбы двух героинь - «пианистки» и «дамы» - племянницы мужа пианистки, которая также пострадала от родства с арестованным дядей и иностранкой. В момент оттепели (действие происходит в октябре 1964 г.) Дама находит Пианистку и умоляет ее подписать документ, который поможет выехать во Францию, однако получает отказ. Очевидно, что привнесения и искажения прецедентной ситуации связаны с современным прочтением библейского текста и его соотнесением с определенным этапом развития социума.
Пианистка - одновременно и Руфь, иностранка, чужеземка, и Ноэминь, старшая родственница, метафизическая «свекровь», за которой хотела бы последовать племянница. Дама воплощает две ипостаси Руфи: женщина, которая может (и стремится) стать иностранкой (во Франции), и женщина, замужество которой было связано с ситуацией «сбор колосьев». Наконец, мать героини (Дамы) «повторяет» поступки Ноэминь, посылая дочь собирать колосья и заставляя ее выйти замуж за сторожа-инвалида. Приведем отдельные примеры экспликации соответствующих концептосфер ('чужестранство' и 'семья'), а также указания на микроситуацию «Руфь, собирающая колосья».
Дама. Мне бы хотелось, чтоб вы вернулись на родину.
Пианистка. Во Францию, что ли?
Дама. Разумеется. Коли вы родились во Франции - следовательно, ваша родина - Франция.
Пианистка. Твой силлогизм, детка, не так очевиден, как может показаться на первый взгляд. Ты читала когда-нибудь Книгу Руфь? [...]
Дама. Я хочу, чтобы, уезжая на родину, вы взяли с собой и нас с Бобом ...
Пианистка. А маму? А детей?
Дама. Детей - да. Если поедут. А мама пускай остается [...] И она (мать. - Н.О.) послала меня ночью в поле, собирать колоски [...]. День мы просидели дома, запершись, дрожа, а вечером мама сказала, чтобы я шла к нему [...]. Но он непременно пожелал жениться на мне! [...] Он унизить, унизить меня хотел!... Чтобы все видели, все знали! Все! Деревенщина! [...]
Пианистка. Помнишь, я говорила про Руфь? Когда она прибыла с belle mere ... со свек-
ровью на родину мужа, им тоже нечего было есть. И Руфь тоже собирала колосья. Дама. Тоже колосья?
Пианистка. Представь себе. Нам порою кажется, что события нашей жизни происходят с нами первыми.
Дама. Колосья...[...].
Пианистка. И свекровь отправила ее к хозяину поля. К Возу. Это был пожилой человек, вдовец. Тоже, наверное, деревенщина. Не знаю, как там у него обстояло с конечностями. Однако именно с его помощью Руфь стала прабабкою Давида.
И далее: [...]. Насчет святости не знаю, но считаю, милая, что женщина как один раз рождается, так один раз выходит и замуж. И, коли так получилось, что за человека из другой страны - с нею и остается. Навсегда.
В отдельных текстах вся прецедентная ситуация «Руфь» может наполняться новым духовным содержанием. Сохраняется достаточная точность в пересказе и указания на ключевые концепты библейского текста (жена), при этом Руфь-жена становится символом человеческой души, бесконечно устремленной к Богу, преданной ему до конца: Моя душа теперь - Твоя жена. В чужом краю живет она, как Руфь, и целый день Твои колосья жнет -служанка, и служанкам придана.
И если ночью Ты проснешься вдруг и спросишь: Кто? - В ответ: служанка
Руфь.
Покрой крылом свою служанку Руфь. Твоя по праву...
И спит моя душа не у подруг -у ног Твоих, теплом Твоим пьяна. Она как Руфь. Она Твоя жена (Рильке Р.М. «Моя душа теперь - Твоя жена.» («Und meine Seele ist ein Weib vor dir.»))
Напротив, в романе Ф. Горенштейна «Псалом» отсутствует точное воспроизведение ветхозаветной ситуации «Руфь», а прецедентность реализуется в первую очередь отсылкой к самому прецедентному имени - Руфь (Руфина)-Пелагея -и к его этимологическому пласту. Руфь (подруга) становится верной подругой приемному отцу Дану-Антихристу, готова родить от него сына, т.е. становится одновременно женой (прямая отсылка к другой ПС - «Лот и его дочери») и его духовной наследницей.
Большое число обращений к рассматриваемой прецедентной ситуации в текстах разных авторов приводит к ослаблению концептосфер, связанных с первоначальным (библейским) текстом и появлению новых концептосфер, порождению новых смыслов, порою весьма неожиданных. Так, в тексте Ветхого Завета содержится косвенное указание на то, что Вооз был старше Руфи и, по-видимому, значительно: Руфь называется «молодой женщиной» (Руфь 2. 5-6), Вооз одним из ее достоинств видит то, что она «не пошла искать молодых людей, ни бедных, ни богатых» (Руфь 3.10). Концептосфера счастливого «мезальянса» вербализована в упоминавшемся выше тексте Виктора Гюго «Спящий Вооз», в котором актуализируется микроситуация «Руфь у ног Вооза»: «И она пришла тихонько, открыла у ног его, и легла» (Руфь. 3.7). Богатый, щедрый, справедливый Вооз представлен старцем (Пусть юноши красивы - Величье дивное у старца на челе), сам он грустно и объективно оценивает свой возраст:
... Увы. Обманчив сонный бред. Я прожил более восьмидесяти лет И сына не имел; и нет моей подруги [...] (Et Booz murmurait avec la voix de l'âme: Comment se pourrait-il que de moi ceci vînt? Le chiffre de mes ans a passé quatre-vingt, Et je n'ai pas de fils, et je n'ai plus de femme).
Но вот я одинок, мой вечер подошел, И, старец, я дрожу, как зимняя береза. К могиле клонится теперь душа Вооза, Как тянется к ручью на водопое вол . Не знающий о том, что Руфь, в свою очередь, не ведающая, «какой послужит цели», находится у его ног, Вооз, как мы знаем, близок не к могиле, а к счастливому браку.
Похожий образ возникает в «Поэме осени» (Poema del otoño) Рубена Дарио, где концептуальная связь с библейским текстом практически отсутствует, поскольку стихотворный текст посвящен вечным размышлениям о том, как человек встречает старость, и полон надежд, что эта встреча должна пройти под знаком земной любви: У нас могучие тела седых кентавров, нас всех природа привела под кроны лавров, и нашу плоть сжигает кровь земли и тверди, вожатым изберем Любовь в долину смерти.
В когнитивной сетке такого текста встреча Руфи с Воозом инвертируется из библейского в некий античный сюжет:
Амур зовет нас отдохнуть в тени зеленой, но каждому недолог путь до злой Вероны.
И слышат девы ввечеру
многоголосье:
«Руфь, жди Вооза поутру,
сбирай колосья!»
(Aún en la hora crepuscular
canta una voz:
«¡Ruth, risueña, viene a espigarpara Booz!») [...]
Приап резвится меж кустов, где спит Киприда, рычит Гекаты стая псов, но Артемида,
свежа, таинственно-легка, она влюбленно целует в роще пастушка Эндимиона.
Выводы
1. Прецедентная ситуация, изложенная в Книге Руфь, обладает особой значимостью для религиозного дискурса, поскольку одним из основных ее концептов является 'смена вероисповедания, прозелитизм'.
2. В контексте европейской культуры эта прецедентная ситуация характеризуется огромным количеством текстов, в которых она воспроизводится прямо, косвенно, в инвертированном виде, в том числе в нефикциональных жанрах. Так, в научных и публицистических текстах рассматриваемая ПС анализируется с точки зрения роли женщины, отраженной в Ветхом Завете [Дюмулен 2000], социальной антропологии [Кирова 2005], в модели любовных отношений [Ларша 2005] и т.д. Ср.: «Некоторые из библейских поправок (как раз наименее радикальные) общественны. Главная из них - отдых субботний, упомянутый еще на скрижалях десяти заповедей, затем есть закон об окраине поля: при жатве собственник не имеет права подбирать колосья, упавшие близ межи, - это подберут безземельные чужеродцы, вроде нищенки Руфи» [Жа-ботинский http]. Следует отметить, что основные когнитивные линии и концептосферы рассматриваемой прецедентной ситуации обладают доста-
точной устойчивостью вне зависимости от того, где они воспроизводятся.
3. При наложении когнитивной матрицы Библейского текста на тексты, продуцированные в художественном дискурсе разных авторов, выявляются отчетливые признаки кросскультурной универсалии у библейского текста как прецедентного феномена. Даже при значительных искажениях и привнесениях в структуре когнитивной матрицы библейского текста по сравнению с текстами художественных произведений, написанных на разных языках, наблюдается как сохранение концептуальной связи с исходным (библейским) текстом, так и универсальный межъязыковой характер ключевых концептов и когнитивных линий.
Список литературы
Борхес Х.Л. Сочинения: В 3 т. Т. 2. М.: По-лярис, 1997.
Жаботинский В. (Зеев). Белый передел // http://www. antho.net/library/blau/zj/zjse2.html
Дюмулен Пьер. Есфирь, Иудифь, Руфь: Миссия женщины / Пер. с фр. Ю. Куркиной. СПб., 2000.
История Всемирной литературы: В 9 т. Т. 3. М.: Наука, 1985.
Кирова Милена. Библейската жена. Меха-низми на конструиране, политики на изобразява-не в Стария Завет. София: ИК «Стигмати», УИ «Св. Кл. Охридски», 2005.
Ларта Каролта П'ять бiблiйних способiв вийти замiж // «Краля»: Всеукрашський журнал. 2005. № 6-7.
Одесский М. П. Очерки исторической поэтики русской драмы: Эпоха Петра I. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999.
Одесский МП. Укрощенный мессианизм: «Руфь» В.В. Измайлова - библейская инсценировка для детского театра // http://www.utoronto.ca/ tsq/12/odesskij12.shtml
Одесский М. П. Поэтика русской драмы: вторая половина XVII - первая треть XVIII в. М.: РГГУ, 2004.
Савкина И.Л. Образ Богоматери и проблема идеально женского в русской женской поэзии XX века // Преображение (Русский феминистский журнал). 1995. № 3.
Салашник Т.В. Концепты 'зима' и 'весна' в национальном сознании носителей русского и английского языков // Вопросы когнитивной лингвистики. 2007. № 2.
Тер-Минасова С. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Изд-во МГУ, 2004.
N.M. Orlova
THE BIBLE PRECEDENT TEXT AS A UNIVERSAL ONE: BOOK OF RUTH
precedent text, precedent phenomenon, concept, cross-cultural universal
The paper focuses on the problems connected with Bible text as a precedent one in Russian and European fiction. Our work is devoted to such Old Testament precedent situation and its key concepts as Book of Ruth. The given article shows this precedent text as a linguistic and cross-cultural universal.
