CC BY
237
УДК 93/99
УКЛОНЕНИЕ ОТ ПРИЗЫВА И ДЕЗЕРТИРСТВО ИЗ РККА В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ войны (НА МАТЕРИАЛАХ КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ)
© 2011 Н. В. Раков
аспирант каф. истории Отечества e-mail: 50@inbox. ru
Курский государственный университет
В статье рассматриваются причины, масштабы и формы уклонения от в ходе мобилизаций в Красную армию с мая 1918 по ноябрь 1920 годов на материалах Курской губернии. Дана характеристика основных нормативно-правовых актов советской власти по организации борьбы с дезертирством. Определены общие тенденции и местные особенности проявления дезертирства на разных этапах Гражданской войны.
Ключевые слова: Гражданская война, Рабоче-крестьянская Красная армия, мобилизации, дезертирство.
Дезертирство как массовое социально-политическое, национальное, религиозное или экономическое явление практически всегда сопровождало войны и крупные вооружённые конфликты. Так, например, за весь период Первой мировой войны из российской армии дезертировало более двух миллионов человек1. При этом, как свидетельствуют данные Ставки, из действующей армии до событий Февральской революции 1917 г. дезертировала лишь 201 тыс. солдат, или около 10% . В годы Гражданской войны дезертирство уже приобрело более массовый характер. По оценкам современных авторов, дезертирство из РККА в 1918-1920 гг. составляло от 2 до 4 млн. человек3. Дезертирство имело место и в годы Великой Отечественной войны4. Самовольное оставление военной службы всегда являлось серьезным преступлением и жестко каралось государством.
В последние годы проблема дезертирства из Вооружённых сил России вызывает профессиональный интерес историков. Но если сюжет о массовом дезертирстве из царской армии и военных формирований противников революционной власти достаточно традиционен для советской историографии, то дезертирство из Красной армии, прежде всего в его региональном проявлении, специально практически не исследовалось5. Вместе с тем масштабы дезертирства особенно внушительны в период противоборства социально-политических и национальных сил некогда единого государства, которым являлась Россия до 1917 года, а изучение его на региональном уровне позволит не только выявить его местные особенности, но и восстановить целостную картину этого явления в РСФСР.
Предметом исследования в нашей статье стали взгляды советского военно-политического руководства на дефиницию «дезертирство» с точки зрения его нормативно-правового определения, причины и масштабы проявления дезертирства в Курской губернии в 1918-1920 гг., комплекс законодательных и организационных мер, принимавшихся государственными, советскими и военными органами по борьбе с уклонением от призыва и дезертирством из РККА в годы Гражданской войны.
После Октябрьской революции 1917 г., в период создания Красной армии, появилась необходимость правового регулирования вопросов борьбы с уклонением от военной службы. Первым нормативным актом того периода, предусматривавшим
ответственность за дезертирство, был декрет СНК «О социалистическом Рабоче-Крестьянском Красном Флоте» от 14 февраля 1918 г., в соответствии с которым предусматривалась ответственность за самовольное отсутствие краснофлотцев более пяти дней без всяких на то основательных причин. В декрете ВЦИК «О сроке службы в Рабоче-Крестьянской Красной Армии» от 13 апреля 1918 г. было закреплено, что каждый гражданин, добровольно вступающий в ряды Красной армии, обязуется служить в ней не менее шести месяцев со дня подписания обязательства и что всякий солдат, который самовольно покинет ряды Красной Армии до истечения указанного срока, подвергается ответственности по всей строгости революционных законов, вплоть до лишения прав гражданина Советской республики6.
На начальном этапе строительства Красной армии (первая половина 1918 г.), когда комплектование советских вооружённых сил осуществлялось по принципу добровольности, уклонение от службы отсутствовало по определению, а дезертирство не имело угрожающего характера и воспринималось командованием не как воинское преступление, а как следствие «слабости воли», требующее общественного осуждения. В массовом масштабе дезертирство появилось вскоре после того, как советское правительство приняло решение о переходе от добровольческого принципа комплектования вооруженных сил к системе всеобщей воинской повинности на основании декрета СНК «О принудительном наборе в Рабоче-крестьянскую Красную Армию» от 29 мая 1918 г.
В этот период проводилась мобилизация в Москве, Петрограде, Казани, Тамбове и ряде других мест. Но практически весь летний период добровольчество всё ещё преобладало над призывом7, поэтому и отношение к уклонению от службы (оно по масштабам значительно превосходило тогда собственно дезертирство) по-прежнему заслуживало лишь «лёгкого» официального осуждения и преследования. Первоначально даже в военных приказах командование избегало применения термина «дезертир», используя другие, более «мягкие» определения. Так, в «Наставлении о порядке приёма на военную службу рабочих г. Москвы и его пригородов» (1896— 1897 гг. рождения), подписанном Председателем СНК В. Ульяновым (Лениным) и народным комиссаром по военным и морским делам Л. Троцким в июне 1918 г., содержалось следующее положение: « <...> 11. К уклонившимся от призыва лицам [здесь и далее курсив мой. - Н.Р.] будут применены самые суровые меры наказания по революционным законам»8.
В курской газете «Красная Армия» от 13 июня 1918 г. помещен список красноармейцев 2-го Курского революционного полка, «бежавших из полка и унёсших с собой выданные им вещи» (всего 16 человек). При обнаружении беглецов предлагалось«задержать и препроводить в полк»9. В параграфе 3 приказа № 29 от 10 июня 1918 г. по 1-му Курскому кавалерийскому полку, базировавшемуся в Коренной пустыни, говорилось: «Всадников 1-го эскадрона Григория Рудакова, Ивана Андреева, Макара Отставных, самовольно отлучившихся из эскадрона и по настоящее время не возвратившихся, исключить из списков полка и эскадрона и со всех видов довольствия, с 25 мая с. г. и полагать их в бегах»10. Фамилии девяти солдат, «самовольно отлучившихся» из части 14 июня 1918 г., сообщал газете командир 2-го Курского пехотного полка11.
Первый общереспубликанский призыв - молодёжи 1888 года рождения - был объявлен РВСР 11 сентября 1918 г., что и стало отправным моментом перехода к массовой фазе дезертирства.
В общепринятом представлении под дезертирством понимается «самовольное оставление военнослужащим своей части или места службы с целью уклонения от несения военной службы или от участия боевых действиях»12. В годы Гражданской
войны понятие «дезертирство» стало толковаться расширительно и уже охватывало не только оставление части после принятия присяги, но и различные формы уклонения от службы в РККА как таковой, а именно: неявку военнообязанных к поверочным сборам или на призывные пункты, получение отсрочки или освобождения от призыва на основании сфальсифицированных документов, отказ офицеров и специалистов от постановки на регистрацию в военкоматах, побеги из воинских команд на этапе следования к месту дислокации частей или из них до принятия воинской присяги и др.
Так, согласно воззванию Курского губернского исполнительного комитета, все лица, подлежащие мобилизации, не явившиеся в военные комиссариаты с 18-го по 27 июня 1918 г., «будут считаться злостными дезертирами, изменниками и врагами рабочих и крестьян»13. В объявлениях с выпиской из приказа РВСР № 1418 от 7 сентября 1919 г. о проведении поверочных сборов, развешанных во всех государственных, общественных учреждениях, а также на улицах, площадях, рынках, станциях, в сёлах, деревнях и во всех многолюдных местах по Курской губернии, указывалось, что по отношению к уклонившимся от явки к поверочному сбору «будут
14
применяться меры наказания как к злостным дезертирам» .
Впервые дезертирство как правовое понятие было зафиксировано в декрете СНК от 29 июля 1918 года о призыве на военную службу бывших офицеров15. Определения понятия «дезертир», а также его разновидностей («по слабости воли» или «злонамеренные») были даны и в постановлении Центральной временной комиссии по борьбе с дезертирством от 28 февраля 1919 г. Указывалось, что «слабовольные» дезертиры по решению комиссии могли быть отправлены в свою часть, а «злонамеренные» подлежали суду в обязательном порядке16.
Рост масштабов дезертирства вызвал ужесточение уголовного наказания. Дезертирство стало квалифицироваться как одно из самых тяжких и позорных преступлений. В постановлениях Совета рабочей и крестьянской обороны «О дезертирстве» от 25 декабря 1918 г., «О мерах борьбы с дезертирством» от 3 марта 1919 г. и «О мерах к искоренению дезертирства» от 3 июня 1919 г. оно приравнивалось
17
к предательству .
Кратко охарактеризуем названные документы. Постановление Совета рабочей и крестьянской обороны «О дезертирстве» от 25 декабря 1918 г. предписывало применять к дезертирам самые жесткие наказания - от денежных вычетов (в утроенном размере причитавшегося им за время отсутствия из части содержания) до расстрела включительно. Одновременно устанавливалась уголовная ответственность для укрывателей дезертиров: «Всех укрывателей дезертиров, председателей домовых комитетов и хозяев квартир, в коих будут обнаружены укрывающиеся, - привлекать к принудительным работам на срок до пяти лет»18. Эта мера конкретизировалась в приказе № 9 Совета Курского крепостного района, который предписывал всем улично-участковым и домовым комитетам к 4 июля 1919 г. «не позже 1 часа дня точно проверить всех проживающих в каждом доме в отдельности лиц мужского пола призывных годов». О лицах, не имеющих личных карточек от районных комиссий по мобилизации, требовалось представить полные списки в районные милиционные участки. Виновные в неисполнении этого приказа карались, как дезертиры, -расстрелом19.
Второе постановление - «О мерах борьбы с дезертирством» - особое внимание обращало на борьбу с укрывательством дезертиров и было направлено на пресечение преступлений в этой сфере со стороны должностных лиц. Согласно постановлению, за укрывательство дезертира должностные лица, виновные в укрывательстве, подвергались заключению на срок до 5 лет, как правило, с обязательными принудительными работами. Должностные лица, виновные в халатности при
проведении мер борьбы с дезертирством, подвергались увольнению от должности или заключению на срок до 3 лет с обязательными принудительными работами или без них. Так, например, Курским военно-революционным трибуналом было рассмотрено дело Пенского волостного военного комиссариата Обоянского уезда, обвинённого в непринятии соответствующих мер по борьбе с дезертирством. Волостной военком был приговорён к расстрелу. К условному расстрелу были приговорены также два делопроизводителя и три председателя сельских советов Курасовской волости Обоянского уезда. Ещё один председатель сельского исполкома Курасовской волости был «приговорен к расстрелу и уплате штрафа в 5 000 рублей за подстрекательство дезертиров». За такое же деяние был расстрелян и комиссар охраны Ракитинского завода Сергеев. Имущество расстрелянных было конфисковано и отдано семьям красноармейцев. А вот сами дезертиры в числе 134 человек высшей меры наказания избежали. Как установил военно-революционный трибунал, они были введены «в заблуждение двумя злоумышленниками» и подлежали отправке на фронт.
Постановление Совета рабочей и крестьянской обороны «О мерах к искоренению дезертирства» от 3 июня 1919 г. продолжило регламентацию борьбы с дезертирами, уточнив категории виновных в этом преступлении. К несшим ответственность за дезертирство и уклонение от службы в рядах Красной армии теперь относились также не являвшиеся в армию в течение установленного срока, укрыватели дезертиров, члены семей дезертиров, виновные в укрывательстве, а также местное население и должностные лица, виновные в укрывательстве дезертиров.
Постановление дифференцировало меры наказания, устанавливая виды и сроки наказания для каждой категории виновных. В отношении дезертиров и лиц, уклоняющихся от службы в Красной армии, могли применяться такие меры наказания, как расстрел, конфискация всего имущества или его части (строений, скота, земледельческих орудий и т. п.), лишение навсегда или на срок всего или части земельного надела (покоса, огорода, сада и т. п.).
Декрет ВЦИК от 8 апреля 1920 г. «О комиссиях по борьбе с дезертирством» в значительной степени расширял перечень лиц, подлежащих ответственности за дезертирство. Теперь к ним относились также бежавшие из части после отдания приказа об отправке на фронт, оставившие часть во время боя, оказавшие сопротивление при задержании, лица командного состава, учинившие побег к неприятелю, объединившиеся в вооруженные банды, изготовляющие и распространяющие фальшивые воинские документы, должностные лица, виновные в умышленном укрывательстве или пособничестве дезертирству.
Автор статьи«В чем разница?» в курской газете «Волна» задавался вопросом: «Какая же разница между дезертиром царским и Красной Армии и есть ли между ними какая-нибудь разница?». Ответ примечателен: «Конечно, есть. Как уже было сказано, дезертиру из царской армии все трудящиеся сочувствовали и помогали укрываться от царских опричников. Сочувствует ли кто-нибудь дезертиру из Красной Армии? Да, сочувствует, но только не трудящиеся, а враги трудящихся, потому что дезертир, оставляя ряды Красной Армии или уклоняясь от призыва, облегчает врагам народа их борьбу с революционными рабочими и крестьянами. С дезертиром ведет борьбу не только советская власть, но также и их родственники. Мы имеем целый ряд писем, в которых отец пишет о своем сыне-дезертире и просит его арестовать... Вот в чем заключается разница между дезертиром царской и Красной Армии. И если первого можно назвать революционером, то второму приходится дать позорную кличку контрреволюционера»20.
В первой половине 1918 г. в Курской губернии шло активное формирование отрядов для борьбы с австро-германскими и гайдамацкими оккупационными войсками.
Поскольку демаркационная линия проходила по территории самой губернии, население достаточно активно участвовало в создании и пополнении отрядов Курского участка завесы. Военрук Курского отряда генерал В. Глаголев в конце июня 1918 г. сообщал: «На фронте действовало весьма большое число партизанских отрядов различной силы, сведённых в две армии. <...> 10 мая были приведены к присяге части Курского гарнизона, причём все, не желавшие принести таковую и подписать обязательство служить 6 месяцев на принятых в Рабочее-Крестьянской Красной Армии условиях, были разоружены и распущены».
Несмотря на слабую дисциплину, низкое качество военной подготовки, плохое снабжение, партизанские отряды сыграли определённую роль в борьбе с интервентами. Но уже тогда появились явные признаки нежелания значительной части населения участвовать в военных действиях даже с внешним врагом: «Одновременно ввиду неудовлетворительного уровня командного состава во всех войсках была произведена перепись всех бывших офицеров старой армии, проживающих в Курске, причем желающим было предложено вступить в ряды Рабочее-Крестьянской Красной Армии. Всего зарегистрировано 1 135, изъявило желание вступить в армию 248 (большинство на тыловые должности), назначено в войска 85»21. Конечно, речь шла о «классово чуждом элементе», но и местное население, присоединявшееся к этим отрядам, обычно уходило домой, как только военные действия выходили за пределы волости, в крайнем случае - уезда. Но уже осенью 1918 г. масштабы уклонения от воинской службы в РККА стали таковы, что в конце 1918 года вопрос о борьбе с дезертирством был вынесен на заседание Совета обороны республики. В принятом постановлении дезертирство определялось как одно из самых тяжких и позорных преступлений, а
совершившие его лица квалифицировались как «порочные, а подчас и несознательные
22
элементы» .
После того как Курская губерния была освобождена от австро-немецких оккупантов и украинских войск, главная тяжесть военного противостояния была перенесена во внутреннюю плоскость Гражданской войны. Поменялись не только политические и военные цели борьбы, но и, прежде всего, её морально-психологическая составляющая. Весной 1919 г., когда ухудшение военного положения большевиков заставило их активизировать мобилизационную работу, уклонение от призыва в РККА приобрело массовый характер. По весьма общим данным23, в мае в ряде губерний Центрального региона, в числе которых указывалась и Курская губерния, уклонение от мобилизации доходило до показателя 75% и даже 90% от числа
24
призывников . В целом по РСФСР, по данным Цекомдеза, представленным в Совет Обороны, с момента начала призыва до 9 июля 1919 г. число уклонившихся определялось в 754 488 человек, или 22,2% состоявших на учете. В Курской губернии этот показатель был выше в полтора раза, то есть составлял около трети всех призывников25.
В январе-августе 1919 г., то есть до перехода территории Курской губернии под контроль Вооруженных сил Юга России, было проведено 23 мобилизации различных категорий населения для службы в РККА. Из общего числа призывников, состоявших на военном учете, - 150 680 человек - явилось по призыву 70 32926. Таким образом, число уклонившихся от призыва составляло 80 351 человек, или 53,3%. Больше всего уклонившихся от призыва в РККА было в том случае, когда на основании Декрета СНК от 24 апреля 1919 г. производилась дополнительная мобилизация: по 10-20 человек от каждой волости. Тогда этот показатель составил 92,8%. Высока была и доля призывников 1889-1894 гг., не явившихся на мобилизационные пункты. Она составляла по уездам от 60,7 % до 74,3 %. Лишь самая массовая мобилизация призывников 1899 г., которым только исполнилось 19 лет, дала впечатляющие
результаты - 88,4% явившихся по призыву. Полное выполнение мобилизационного задания имело место лишь в одном случае, когда на основании телеграммы зам. председателя РВСР № 1619/3111 происходила мобилизация 10% членов профсоюза и коммунистов. Правда, в этот раз число мобилизованных было относительно не велико -1 294 человека, что составляло лишь 1,8% от общего числа мобилизованных по Курской губернии за первую половину 1919 г.27
На момент эвакуации г. Курска в начале сентября 1919 г. число добровольно явившихся и задержанных дезертиров за восемь месяцев составило внушительную цифру в 118 146 человек. Динамика этого процесса такова: по 1 апреля 1919 г. добровольно явились и задержаны 6 624 дезертира; с 1 апреля по 1 июня - 7 477; с 1 по 30 июня - 6 227; с 1 июля по 31 июля - 56 886; с 1 по 31 августа - 33 901 и с 1 сентября по 19 сентября - 7 03 128. Фаза активности в добровольной явке дезертиров приходится на июль-август 1919 г. На наш взгляд, это объясняется следующими обстоятельствами. Летом 1919 г. после окончания полевых работ по уборке урожая дезертиры «проявили сознательность» и стали возвращаться в армию. Во-вторых, губерния стала прифронтовой, а в её южных уездах с июля месяца уже шли бои с наступающими добровольческими частями деникинской армии. Принятые суровые меры по отношению к дезертирам, реализуемые с помощью регулярных частей Южного фронта, дали свои результаты. Во-третьих, определённую роль сыграло распространение большевиками идеи об угрозе возврата «старых порядков» вместе с возращением белых.
Уменьшение числа дезертиров вовсе не означало радикальных перемен в самих настроениях крестьянства по отношению к советской власти. Весной-летом 1919 г. в прифронтовых уездах прокатилась целая волна крестьянских антисоветских выступлений «на почве недовольства продразвёрсткой и мобилизацией»29. А боевые характеристики вновь сформированных частей РККА оставляли желать лучшего. Вот как описывал массовую сдачу в плен один из участников событий - офицер-марковец: «Трудно передать словами, что представляло собой в этот день шоссе. Оно сплошь на всём протяжении до самого Курска было забито идущими нам навстречу красноармейцами. Это была целая армия здоровых людей, уроженцев юга России, с нескрываемой радостью возвращавшихся «к себе по домам». Они шли к нам в тыл
30
никем не сопровождаемые» .
После отступления деникинцев все мобилизационные мероприятия советской власти вновь сопровождались массовым дезертирством. Уже в декабре 1919 г. было выявлено 1 723 дезертира. В январе-марте 1920 г. число дезертиров возросло до 19 541, в том числе 806 человек квалифицировались как злостные31. Это привело к резкому обострению политической ситуации в губернии. 7 апреля 1920 г. на хуторе Барсуки Велико-Михайловской волости Ново-Оскольского уезда дезертирами было избито два красноармейца. Прибывший отряд по борьбе с дезертирством обнаружил 64 человека, уклоняющихся от службы в РККА. Шестеро из них, прямо виновных в нападении на красноармейцев, были задержаны, остальные разбежались. Из-за неявки дезертиров в трёхдневный срок на жителей хутора был наложен штраф в 250 000 рублей, а у виновных конфисковались имущество и земля. 14 апреля было ликвидировано восстание дезертиров на хуторе Гринёво Слоновской волости Ново-Оскольского уезда. На жителей хутора был наложен штраф в размере 500 000 рублей. И хотя число дезертиров в Ново-Оскольском уезде уменьшилось (с 70% от подлежащих призыву в марте до 40% к концу апреля), формы их противостояния советской власти приняли более ожесточенный характер32.
В конце апреля 1920 года в Грайворонском уезде количество дезертиров составило 53% от числа призывников, в Путивльском - 50%, в Тимском - 23%, в
Льговском - 18%, а самый низкий показатель по Курской губернии был зафиксирован в Дмитриевском уезде - 2%. Но общие цифры были по-прежнему велики. В период с 25 марта по 23 апреля были задержаны 10 184 дезертира, из которых лишь 875 (8,6%) явились добровольно33. Но это только число задержанных дезертиров, в действительности же их количество было значительно больше. В целях предупреждения массового повторного дезертирства для сформированных из содержащихся под стражей дезертиров рабочих батальонов Центкомдезертир установил с 14 июня 1920 г. такой же порядок конвоирования, который существовал для лиц, привлекаемых на работу при отбывании срока заключения34.
Но не только крестьяне проявляли «несознательность» в деле комплектования Красной армии. На основании приказа РВСР от 13 июня 1919 г. № 953 был объявлен призыв железнодорожных служащих Курского узла, родившихся в 1895-1899 гг. Он вызвал крайне негативную реакцию железнодорожников (вот уж кто всегда считался опорой социал-демократии). 2 июля была остановлена работа в депо и управлении МКВЖД. Митинг, в котором приняли участие около четырёх тысяч человек, проходил под лозунгом «Долой гражданскую войну! На фронт мы не пойдём!». С помощью красноармейцев митинг был разогнан. В городе было объявлено военное положение, а ночью сотрудники Губчека арестовали 45 организаторов и участников антивоенного
35
митинга . Но и после этих карательных мер по призыву явились 691 из 799
36
железнодорожников, состоявших на воинском учете .
Правление профессионального союза служащих Курской губернии приняло постановление «не принимать на службу ни в какие учреждения и организации Советской республики бывшего счетовода Курского отделения государственного контроля Лагофета за его гнусный поступок - уклонение от службы в Красной Армии, в которую он был призван как мобилизованный профессиональным союзом»37. Дмитриевский уездный исполнительный комитет обсудил вопрос о мобилизованных для борьбы с контрреволюцией коммунистах и сочувствующих, отказавшихся ехать на фронт и находившихся на службе в советских учреждениях. Признав, что «эти позорно бежавшие и отказавшиеся "коммунисты" и "сочувствующие", ныне уже исключенные из партии, являются предателями советской власти», исполком постановил всех таких лиц, если они окажутся в советских учреждениях, «со службы немедленно уволить и в дальнейшем их на службу не принимать»38.
Среди арестованных дезертиров было определённое количество лиц, уклонявшихся от военной службы по религиозным мотивам. Декрет от 4 января 1919 г. «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям» предусматривал альтернативную службу для лиц, освобожденных по суду от службы в армии. Гражданам, освобожденным от воинской повинности по религиозным убеждениям, вместо отправки в части, представлялась альтернатива - работа санитаром в заразных бараках39. Однако нарушений в этой сфере было много, и главная причина состояла в нежелании местных властей выполнять закон.
Борьба с массовым дезертирством требовала неординарных чрезвычайных мер. 25 декабря 1918 г. была создана Центральная временная комиссия по борьбе с дезертирством (Цекомдез), а зимой 1919 г. соответствующие комиссии в губерниях. Первоначально Центральная временная комиссия виделась как орган, разрабатывающий различные положения, инструкции и прочие нормативные документы по вопросам борьбы с дезертирством, а также контролирующий и ведущий учёт результатов этой борьбы в республиканском масштабе. Однако масштабы дезертирства и соответствующая угроза советской власти уже вскоре сделали необходимым создание разветвлённого местного аппарата для борьбы с уклонением и дезертирством.
Согласно положению о комиссиях, утверждённому РВСР 22 июня 1919 г., Цекомдез являлась «высшим органом, коему законом представлено разрабатывать и издавать обязательные к исполнению распоряжения по борьбе с дезертирством»40. 25 января 1919 г. Цекомдез отдал приказ об организации при соответствующих военкоматах губернских и уездных комиссий по борьбе с дезертирством. Эти комиссии состояли из трёх лиц: председателя - представителя соответствующего военкомата и членов - представителей культ-политпросвета военкомата и отдела управления губернского или уездного исполкома. Во второй половине июня 1919 г. Цекомдез стала организовывать в прифронтовой полосе совместно с полевыми комиссиями чрезвычайные четвёрки (тройки) для борьбы с дезертирством и бандитизмом. Четвёрки или тройки составлялись из предгубкомдезертир и представителей губкомпартии, губчека и губвоенкома.
В 1919 г. в целом сложились система военной юстиции и структура органов, призванных бороться с дезертирами. В феврале 1919 г. Реввоенсовет Республики утвердил положение о революционных военных трибуналах. Именно в их ведении до середины 1919 г. находились дела о дезертирстве. В Курском революционном военном трибунале было рассмотрено дело по обвинению красноармейцев местного караульного батальона Стефана Брежнева и Тимофея Михайлова в дезертирстве и вооруженном грабеже семьи Морковчиных. Суд постановил: обвиняемых Брежнева и Михайлова признать виновными в разбойном нападении и приговорить к расстрелу. Но принимая во внимание их молодость, несудимость, невежество и возможность с их стороны исправления, признано возможным заменить смертную казнь пожизненным заключением обвиняемых в Курском губернском месте заключения, с обязательным участием в общественных работах41.
Красноармеец Митрофан Праведников был обвинен революционным трибуналом в дезертирстве и грабеже в имении бывшего помещика Волкова: «Грабить в имение он пошел с тремя товарищами на Георгиев день, т. к. там уже была вся их деревня и грабили все вплоть до председателя сельского исполкома». Праведников взял себе стул, кровать, кресло и доску от стола. Трибунал приговорил: подвергнуть Праведникова смертной казни «через расстреляние, но имея ввиду его чистосердечное раскаяние, молодость, малосознательность, данную им клятву служить честно правительству рабочих и крестьян и заявленную просьбу о немедленном отправлении на фронт, <...> а также просьбу его брата, ответственного партийного работника, политического командира № батальона Ивана Праведникова, который в поданном заявлении дал обещание следить за ним и поручился своею головою, что он будет верным красным бойцом - трибунал нашел возможным заменить подсудимому наказание отправкой на фронт»42. К смертной казни с шестимесячной отсрочкой исполнения приговора и отправкой на фронт «как истинных пролетариев» были приговорены дезертиры Александр Агеенков, Петр Агеенков, Сергей Пузик, Григорий Хруп и Федор Скосарь43. Таков был приговор и в отношении еще 29 дезертиров44.
Однако революционные военные трибуналы не справлялись с потоком дел и Совет рабоче-крестьянской обороны своим постановлением от 3 июня 1919 г. наделял губернские комиссии по борьбе с дезертирством, а впоследствии и полевые комиссии по борьбе с дезертирством судебными функциями в местностях, где отсутствовали трибуналы. Но деятельность комиссий была ограничена лишь такими мерами, как применение конфискации имущества и лишение земельных наделов. 13 декабря 1919 г. Совет рабоче-крестьянской обороны в отношении комиссий по борьбе с дезертирством принял сразу два постановления. Первое предоставляло всем без исключения губернским комиссиям права революционных трибуналов вынесить приговоры по
делам дезертиров. Однако эти права, включая расстрел, могли быть реализованы при условии, если в состав комиссии будет входить член трибунала.
Второе постановление предоставляло уездным комиссиям право наложения наказания на укрывателей дезертиров. Особое внимание обращалось на борьбу с укрывательством, поскольку оно стало одним из серьезнейших факторов, осложнявших борьбу с дезертирством. Чаще всего дезертиры скрывались в родных деревнях или у ближайших родственников и знакомых. По отношению к укрывателям первоначально использовались все меры наказания, кроме расстрела. Семьи дезертиров, как людей, отказавшихся защищать рабоче-крестьянское дело, лишались всех видов пособий и помощи, установленных для семей красноармейцев, но лишь в том случае, когда факт дезертирства не подлежал никакому сомнению. Отдел социального обеспечения прекращал выдачу семействам дезертиров пособий, а другие советские учреждения — организацию иных видов помощи, положенных для семей красноармейцев тотчас с момента получения извещения о дезертире от губернской или уездной комиссии по борьбе с дезертирством. Всем воинским частям предлагалось немедленно сообщать о
45
случаях дезертирства в указанные выше комиссии .
В приказе РВСР № 1350 от 19 июля 1919 г. указывалось: «1. Конфискацию имущества дезертиров и их укрывателей производить уездными дезертир комиссиями тотчас же по получению извещения о дезертире и, во всяком случае, не дожидаясь его поимки или обнаружения. Указанную меру распространить не только на самих дезертиров, но и на членов их семейств, имеющих с ними общее хозяйство. 2. Означенную в п. 1 меру наказания применять: а) ко всем дезертирам из войсковых частей, учреждений, эшелонов и сборных пунктов; б) ко всем уклонившимся от учёта и давшим о себе неверные сведения, с целью укрыться от мобилизации; в) ко всем, состоявшим на топливных и иных милитаризованных работах в случае самовольного оставления ими работ и г) ко всем укрывателям перечисленных выше категорий. <...> 9. Волостных военкомов, получивших извещение о дезертире и не принявших мер к поимке его, а равно волостные, не выполнившие в срок постановлений дезертиркомиссий о конфискации имущества у дезертиров, членов их семейств и укрывателей, предавать суду трибунала»46.
Приказом № 7 Совета Курского крепостного района от 3 июля 1919 г. гражданский Революционный трибунал был упразднен. Вместо него вводился Крепостной военно-революционный трибунал (председатель П. Романов)47, на который была возложена «быстрая и беспощадная расправа со всеми врагами рабочих и крестьян: шпионами, дезертирами, мародерами, спекулянтами, погромщиками». Он вменял в обязанность всем гражданам и должностным лицам немедленно сообщить трибуналу, находящемуся в Курске по улице Троцкого, № 94, в здании Губчека, о всех шпионах, дезертирах, спекулянтах и т. под., которые им были известны или скрывались в городе и его окрестностях. Все, не заявившие об указанных лицах, считались пособниками и укрывателями, с которыми чрезвычайный Военно-революционный трибунал должен был расправляться как с врагами народа вплоть до расстрела48.
К тому времени широкое распространение получила практика, основанная на приказе Реввоенсовета об утверждении и введении в действие положения о штрафных частях и штате отдельной штрафной роты. Штрафным подразделениям присваивался особый отличительный знак - черная полоса на левом рукаве. Широко практиковалась и такая мера наказания, как направление в штрафную роту с условным смертным приговором, что означало отсрочку исполнения приговора. Условные приговоры к смертной казни практически не приводились в исполнение, так как приговоренные погибали или искупали свою вину. Для злостных дезертиров предусматривался расстрел. Потребность в особых подразделениях штрафников сохранялась и на
завершающем этапе Гражданской войны. По ходатайству Курского Губвоенкома от 29 июня 1920 г. приказом по Военно-Окружному штабу Орловского военного округа № 761 от 6 июля 1920 г. была сохранена от расформирования 13-я Щигровская отдельная штрафная рота49.
С июня 1919 г. для борьбы с дезертирством в военных округах и губерниях в широких масштабах стал применяться принцип заложничества. Эти чрезвычайные ограничения личной свободы граждан, прямо не причастных к преступлениям, не регламентировались никакими нормативными документами. Сама процедура взятия в заложники и формы её реализации зависели исключительно от импровизации местных властей.
На завершающем этапе войны всё большее значения приобретают меры материального воздействия на дезертиров. В сентябре 1920 г. СНК издает указ о конфискации имущества дезертиров и их укрывателей. Конфискация распространялась не только на самих дезертиров, но и на членов их семей, имеющих с ним общее хозяйство. Ревтрибуналам, а где их не было - губкомдезертирам, предоставлялись право конфискации (всего имущества или его части), лишения дезертира или членов семьи земельного надела или части его. Нормативный акт вводил понятие «подстрекатель», «пособник» и «укрыватель», по отношению к которым тоже могли приниматься вышеперечисленные меры. Семьи дезертиров, а также виновные в укрывательстве, подстрекатели, пособники могли быть, кроме того, приговорены к выполнению работ в хозяйствах семей красноармейцев или другим общественным работам (подводная повинность, дорожные работы и т. д.).
В борьбе с дезертирством активно применялся и принцип коллективной ответственности. Согласно «Приказу войсковым частям и учреждениям Курского Губвоенкома» № 292 от 27 июля 1920 г., у населения и Советов отбирались подписки об обязательстве сообщать о всех дезертирах, единовременно с производством описи их имущества50. Губернские комиссии по борьбе с дезертирством в случаях, когда местное население упорно укрывало дезертиров или не способствовало их задержанию, могли возлагать штрафы на целые области, села и деревни. В соответствии с принципом круговой поруки население назначалось на принудительные работы. 14 мая 1920 г. Корочанский уездный отдел управления по борьбе с дезертирством в связи с восстанием, организованным «на почве ловли дезертиров», наложил штраф в размере 350 000 руб. на «имущий класс хутора Хворостянки»51.
Строжайшим образом за факты дезертирства наказывались должностные лица, причастные к призыву. В дополнение к своему постановлению от 4 февраля 1920 г. (приказ РВСР 6 февраля 1920 года № 193) Совет труда и обороны постановил: «Возложить на начальников учреждений, управления, заведений и ответственных руководителей предприятий всех ведомств в двухнедельный, со дня издания настоящего постановления, срок проверить списки личного состава рабочих и служащих мужского пола и лично убедиться, что в их числе нет дезертиров или лиц, уклонившихся от явки к призыву, а также лиц, незаконно воспользовавшихся освобождением или отсрочкой по призыву, равно как лиц, потерявших право на отсрочку, за истечением таковой, или подлежащих возвращению в армию за истечением срока их откомандирования или отпуска»52.
К концу 1919 г., когда обстановка на фронтах несколько стабилизировалась, репрессии против дезертиров смягчились. В постановлении ВЦИК об амнистии ко 2-й годовщине революции (1919 г.) говорилось: «Освободить от наказания всех дезертиров, уклонившихся от мобилизации, которые явились добровольно. Приговорённым за дезертирство к расстрелу изменить наказание на пять лет. Приговоренных к срокам дезертиров, отправить в штрафные части или фронт»53.
Параллельно несколько упорядочивалась система наказания и процессуальная сторона рассмотрения дел о дезертирстве. Положение ВЦИК о реввоентрибуналах от 20 ноября 1919 г. указывало, что трибуналы при вынесении приговора должны были руководствоваться исключительно выясненными обстоятельствами и своей революционной совестью, выбирая строго соответствующее наказание. Все приговоры после объявления, кроме расстрела, немедленно вступали в законную силу. Приговор к расстрелу вступал в силу только через 48 часов после извещения о его содержании Реввоенсовета, в ведении которого находился вынесший приговор трибунал. Реввоенсовет имел право приостановить исполнение приговора.
12 мая 1920 г. Курская губернская комиссия по борьбе с дезертирством обратилась со следующим воззванием: «Товарищи крестьяне! Не держите в своей среде дезертиров, выгоняйте их из лесов и деревень теперь не только на войну, но, главным образом, на борьбу с разрухой, обнищанием. Дезертиры часто устраивают восстания. Преданные делу трудовой власти рабочие и крестьяне беспощадно подавляют такие злостные восстания, имущество же дезертиров и их пособников конфискуется, но крестьяне должны знать, что в результате подавления остаётся немало жертв». В воззвании указывалось, что «некоторые красноармейцы до дезертирства честно сражались на баррикадах с неприятелем, а в настоящее время дезертируют частью по слабости воли, а главным образом чисто по домашним обстоятельствам»54. Действительно, сезонный характер дезертирства, напрямую связанного с полевыми работами, для 1920 г. совершенно очевиден.
Губкомдезертир объявила в период с 16 по 23 мая «Неделю ликвидации дезертирства». Дезертиры, в случае добровольной сдачи властям, амнистировались. Но в отношении неявившихся дезертиров губернский революционный трибунал должен был по-прежнему применять «самые суровые меры». С февраля 1920 года к наиболее злостным дезертирам стали применять пожизненное тюремное заключение, по отношению же к остальным - значительные денежные контрибуции или конфискация имущества. Сохранялась и практика приговора дезертиров к условному расстрелу. Такой вид приговора был условным до первого же неисполнения решения карающих органов (например, нежелание идти в штрафную роту), после чего он немедленно приводился в исполнение.
О сложности политического положения в губернии, причиной которого являлись вооружённые выступления крестьян на почве недовольства продразвёрсткой и мобилизациями, говорит тот факт, что Курский губисполком 17 мая 1920 г. выступил с ходатайством перед ВЦИК и НКВД о введении в губернии военного положения55.
По мнению некоторых авторов во второй половине 1920 года дезертирство пошло на убыль56. Вероятно, такие выводы базируются на материалах других регионов, так как в Курской губернии на вторую половину июня - начало июля 1920 г. приходится очередной пик дезертирства. В это время было задержано 11 867 человек, из числа которых 2 906 были отнесены к категории злостных57. Очевидное снижение показателей дезертирства зафиксировано нами только с начала августа 1920 г. В связи с уменьшением дезертирства во второй половине 1920 г. практика применения чрезвычайного законодательства и чрезвычайных мер уголовного преследования дезертиров постепенно отменялась. Начался переход к исключительно судебному порядку рассмотрения дел о дезертирстве.
Причины дезертирства в годы Гражданской войны достаточно разнообразны. Мотивационное содержание дезертирства определялось больше не политическими симпатиями, а общей усталостью от войны. Это положение относится ко всем социальным группам населения. Но поскольку основное население России составляли крестьяне, являвшиеся соответственно и основным контингентом мобилизованных, для
них побудительными мотивами уклонения от призыва и дезертирства из Красной армии становились недовольство политикой «военного коммунизма» и стремление спасти свое хозяйство, накормить семью оказывалось, которые были зачастую сильнее страха наказания. Как свидетельствуют приведённые в статье статистические материалы, дезертирство напрямую зависело от цикла полевых работ, а сам факт оставления воинских частей крестьяне оправдывали необходимостью помочь родственникам дома по хозяйству. Дезертирство по своему территориальному проявлению было в основном местным. Дезертиры, как правило, не хотели отрываться от своего хозяйства, поэтому стремились скрываться в окрестностях своих сёл.
Вместе с тем не следует отрицать и тот факт, что дезертирство часто приобретало криминальный характер. Среди дезертиров было немало людей с антисоциальными наклонностями или имеющих уголовный опыт. Из этой части дезертиров организовывались преступные сообщества, занимавшиеся грабежами и разбойными нападениями не только на объекты советской власти, но и населённые пункты, включая сёла58. Такие случаи неоднократно фиксировались в Курской
губернии59.
Сама борьба с дезертирством была неоднозначным явлением: проводилась зачастую с нарушением закона и порождала преступления в рядах тех, кто должен был вести борьбу с дезертирством. В качестве примера приведём выдержку из письма красноармейца 1-го Курского караульного батальона о поведении «товарищей красноармейцев» Костромского полка, служащих в отряде по борьбе с дезертирством: «Этот отряд прибыл в село Спасское Курского уезда, принялся за работу, но не за дезертиров, а за выкуп дезертиров, который состоял из муки, сала, меду и т.п.; с одного дезертира взяли деньгами 150 руб.»60.
Военно-уголовное законодательство периода Гражданской войны концентрировало внимание советских и военных органов прежде всего на искоренении дезертирства карательными способами. В нём очевидно прослеживается тенденция усиления наказания за дезертирство, а также борьбы с обстоятельствами, способствовавшими ему: укрывательством, подстрекательством к побегу, выдачей фальшивых документов и т.п. Вместе с тем параллельно с репрессивными действиями советской власти в отношении дезертиров была выработана и система мер помощи семьям красноармейцев, что косвенно способствовало уменьшению количества дезертиров.
1 Базанов С. Н. К истории развала русской армии в 1917 году // Армия и общество. 1900-1941: Статьи. Документы. М., 1999. С. 62
2 Россия в Мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах). М., 1925. С. 26
3 Бернштам М. Стороны в Гражданской войне 1917-1922 гг. М., 1992. С. 40; Россия и СССР в войнах ХХ века: статистическое исследование. М., 2001. С. 134; Молодцыгин М. А. Красная армия: рождение и становление. 1917-1920 гг. М.,1997. С. 184; Овечкин В. В. Дезертирство из Красной армии в годы Гражданской войны // Вопросы истории. 2003. № 3. С. 114 и др.
4 По данным исследователя Т. А. Кирпичниковой, в 1944 г. в Курской области бойцами истребительных батальонов и групп содействия было задержано 1 725 дезертиров и лиц, уклонившихся от призыва. См.: Кирпичникова Т. А. Некоторые аспекты борьбы с дезертирством и уклонением от призыва в период Великой Отечественной войны (на примере Курской области) // Известия Алтайского государственного университета: журнал теоретических и прикладных исследований. 2007. № 4-3 (56). С. 101
5 Голдин В. И. Россия в Гражданской войне: очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х - 90-е годы). Архангельск, 2000. С. 79
6 История советского уголовного права / А. А. Герцензон, Ш. С. Грингауз, Н. Д. Дурманов, М. М. Исаев, Б. С. Утевский. М., 1947. С. 218-219
7 Заметим, что советское государство использовало добровольческий принцип комплектования вооруженных сил на всём протяжении Гражданской войны. К 1 ноября 1920 г. в РККА добровольцы составляли 16,6% (свыше 900 тыс. человек). См.: Молодцыгин М. А. Указ. соч. С. 138
8 Красная Армия: агитационный орган при Курском губернском военном комиссариате и районном Совете. Курск, 1918. 21 июня (далее - «Красная Армия»)
9 Красная Армия. Курск, 1918. 13 июня
10 Красная Армия. Курск, 1918. 13 июня
11 Красная Армия. Курск, 1918. 19 июня
12 Гражданская война и военная интервенция в СССР: энциклопедия. М., 1987. С. 176
13 Волна: Орган Курского губернского исполнительного комитета, городского Совета рабочих, красноармейских депутатов, губернского и городского комитетов Р.К.П. 1919. 18 июня (далее -«Волна»)
14 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1 Д. 9. Л. 19
15 Декреты Советской власти. Т. 3. М.,1964. С. 113
16 Сборник постановлений и распоряжений Центральной комиссии по борьбе с дезертирством. Вып.4. М., 1920. С. 83-84
17 История советского уголовного права / А. А. Герцензон, Ш. С. Грингауз, Н. Д. Дурманов, М. М. Исаев, Б. С. Утевский. М., 1947. С. 219-220
18 Оликов С. Дезертирство в Красной Армии и борьба с ним. [Б.м.], 1926. С. 17
19 Волна. Курск, 1919. 4 июля
20 Волна. Курск, 1919. 19 июня
21 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (19181920). Воронеж, 1967. С. 41
22 Декреты Советской власти. Т. 4. М., 1968. С. 254
23В материалах фонда Курской губернской военной комиссии нами выявлены документы, в которых говорится: «Сведений о сформировании частей в 1919 году до эвакуации нет, т.к. дела почти все утеряны» См.: ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 344. Л. 10 об.
24 Раков В. В. Дезертирство из РККА в годы Гражданской войны (на материалах Курской губернии) // Курский край в истории Отечества: материалы научно-практической конференции, посвящённой 225-летию образования Курской губернии и 70-летию образования Курской области: в 2 ч. Ч. 1. Курск, 2004. С. 70
25 Молодцыгин М. А.Указ. соч. С. 178
26 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 344 Л.л. 10 об.-12
27 Раков В. В. Указ. соч. С. 70
28 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 344. Л.л. 12-12 об.
29 См.: Михеев В. И. Участие Красной армии в подавлении крестьянских выступлений в 19191920 гг. (на примере Курской губернии) // Армия в истории России: материалы межвуз. науч. конф. Курск, 1997. С. 90-92
30 Павлов В. Е. Поход на Москву // Марков и Марковцы. М., 2001. С. 264
31 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 262
32 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 345. Л. 102
33 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 345. Л. 102; Д. 344. Л. 30, 41
34 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1. Д. 9. Л. 31об.-32
35 Архив УФСБ по Курской области. Ф. 8. Оп. 1. д. 1 за 1919 г. Л. 33-34
36 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 344. Л. 11 об.
37 Волна. Курск, 1919. 11 июня
38 Волна. Курск, 1919. 13 июня
39Декрет об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям [Сайт]. URL:
http://antisys.narod.ru/nkjust.html (дата обращения: 19. 04. 2011)
40Оликов С. Указ. соч. С. 18
41Волна. Курск, 1919. 4 июня
42Волна. Курск, 1919. 2 июля
43Волна. Курск, 1919. 2 июля
44Волна. Курск, 1919. 4 июля
45 Волна. Курск, 1919. 5 июня
46 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1 Д. 9. Л.л. 10 - 10 об. 47Волна. Курск, 1919. 4 июля
48Волна. Курск, 1919. 8 июля
49 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1 Д. 9. Л. 126
50 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1 Д. 9. Л. 24
51 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 244
52 ГАКО. Ф. Р - 615. Оп. 1 Д. 9. Л. 16
53 Оликов С. Указ. соч. С. 30
54 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 238239
55 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 245 56См., например: Овечкин В. В. Указ. соч. С. 114
57 ГАКО. Ф. Р - 328. Оп. 1. Д. 344. Л. 114
58 Оликов С. Указ соч. С. 69-71
59 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 101102, 220-221, 245, 261-267 и др.
60 Волна. Курск, 1919. 19 июня
