CC BY
477
Буз Сергей Алексеевич, кандидат юридических наук, доцент,
г. Краснодар, начальник кафедры уголовного права (Краснодарская академия МВД России)
Уголовная ответственность за кражу чужого имущества в законодательстве монархической России Х-ХУШ вв.
Кража как целенаправленно сконструированный состав преступления появился сравнительно давно: соответствующие нормы содержатся уже в первых письменных источниках права. В истории России, как известно, древнейшим памятником русского права (из обнаруженных) можно считать договора русских с греками, заключенные в течение Х века. Летописи сохранили известия о четырех таких договорах, а именно о двух договорах Олега 907 и 911 годов, о договоре Игоря 945 года и о договоре Святослава 971 года. Из этих договоров наиболее богаты по своему юридическому содержанию договора 911 и 945 годов. Нормы договоров содержат ссылки на «Закон Русский» и «греческий закон», без труда отыскиваются следы как славянских, так и византийских терминов.
Следует заметить, что составы преступлений в виде краж и наказаний за них уже с первых нормативно-правовых актов отличаются определенной сложностью. Так, в договоре Игоря (ст. 6) при конструировании состава кражи содержится ссылка на «закон русский» о том, что вор должен не только возвратить украденную вещь, но и уплатить ее стоимость (сверх того), и вор будет наказан по закону русскому и греческому. К постановлениям о краже относится также позволение лишать жизни вора на месте преступления (договор Олега, ст. 6); если же вор сдается, то хозяин мот его просто связать. Из других имущественных преступлений в договорах Олега (ст. 7) и Игоря (ст. 5) приводится: явное отнятие вещи - грабеж и другое похищение - разбой1.
Договором 911 г. предусматривалась также защита собственности путем установления уголовно-правовой ответственности за хищение чужого
1 Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995. С. 308310.
имущества. В частности, за кражу наказание состояло в уплате штрафа в размере тройной стоимости украденной вещи. В соответствии со ст. 7 договора 911 г. устанавливалась ответственность за насильственное присвоение чужой вещи (разбой и грабеж). Виновного и здесь ждало наказание в виде штрафа, равного тройной стоимости похищенной вещи.
В договоре 944 г. нормы имеют более совершенный вид. Здесь также отрегулирован достаточно широкий круг вопросов взаимоотношений двух государств, причем акцент сделан на защите собственности. Так, согласно ст. 9 договора «если найдут русские греческий корабль, выкинутый где-нибудь на берег, пусть не причинят ему ущерба; если же кто возьмет с него чего-нибудь, или обратит какого-либо человека с этого корабля в рабство или убьет, то будет наказан по русскому и греческому обычаю».
В следующем правовом акте - Русской Правде состав преступного посягательства в виде кражи приобретает новые, более сложные формы. Так, в Краткой редакции Русской Правды в ст. 10-15 описывалось нарушение прав имущественных1. В целом же, как известно, Русская Правда содержала нормы гражданского, уголовного и процессуального характера. Термин «преступление» хотя и был известен в эпоху Русской правды, но в самом сборнике не употреблялся, а для этого понятия употреблялось слово «обида» -деяние, оцениваемое только по количеству вреда, нанесенного частному лицу против его имущественных или личных прав. Обиду составляло убийство, увечье, кража и т.д. Хотя Русская Правда и рассматривала посягательства на личность и имущество как обиду потерпевшего, это не означало, что понятию обиды был чужд социальный момент, поскольку критерии отнесения обиды к общественно опасному деянию, вид и размер наказания за нее устанавливались не произволом потерпевшего, а сложившимися обычаями. С развитием государства эти обычаи получили значение обязательных норм, которые сейчас относят к сфере уголовного права. Частный момент в обиде просматривался в том, что преследование обидчика предоставлялось на усмотрение потерпевших
и его близких родственников и должно было производиться большей частью ими самими, хотя и не всегда. Например, при розыске бежавшего раба или в случае кражи какой-либо вещи известное содействие оказывалось «вервью» -территориальной общиной. Община, к которой привел «след», должна была или отыскать преступника, или уплатить уголовный штраф потерпевшему.
Кража или, как она именуется в Русской Правде, «татьба», была возможна лишь как умышленное преступление. Это следует из того, что уже в ранний период Русской Правды видны явные признаки уголовного вменения. В Русской Правде усматривается, что преступником может быть только лицо, обладающее свободной волей и сознанием. Злодеяния, совершаемые холопами, не считаются преступлениями и не навлекают на преступника уголовных наказаний. О возрасте субъекта в Русской Правде ничего не говорилось. Объектами преступления были личность и имущество. Объективная сторона преступления распадалась на две стадии: покушение на преступление и оконченное преступление. Субъектами преступления были все физические лица, включая холопов.
Русская Правда различала также кражу, совершаемую совместно несколькими лицами. Однако наказание для соучастников не дифференцировалось. В ст. 41 Пространной редакции, в частности, говорилось: «Аже крадет кто скот в хлеве или клеть, то же будет один то платили ему 3 гривны и 30 кун; будет ли их много, всем по 3 гривны и по 30 кун платит(и)». Из содержания ст. 41, а также ст.ст. 35,40,42 видно, что Русская Правда различала кражи по месту, времени их совершения. Причем к «клетным» и «ночным» верам применялось более тяжкое наказание, чем к «полевым» и «дневным». Так, в тех случаях, когда скот был украден на поле, с вора взыскивался штраф в 60 кун, т.е. в три раза меньше, чем за кражу, совершенную из закрытого помещения.
Наиболее опасной признавалась кража имущества, совершенная в ночное время из клети, т.е. из бревенчатой постройки (жилого дома, амбара, кладовой
при доме)1. Об этом свидетельствует то, что убийство вора, пойманного ночью во дворе (у клети) или непосредственно в процессе кражи («или у которое татьбы»), не влекло за собой наказания. Напротив, в ряде статей этому термину придавалось более широкое значение: им обозначались как кражи, так и иные преступления (в частности, к татьбе относилось приобретение украденного имущества.
В целом же преступления против прав имущественных включали в себя: разбой (неотличимый еще от грабежа), кражу, уничтожение чужого имущества, угон, повреждение межевых знаков, поджог. Из имущественных преступлений на первом месте стояла татьба (кража). Тяжесть татьбы определяется ценностью похищенного, способом совершения преступления, предметом преступления. Сурово каралась кража бобров и тайная охота на бобров в чужих угодьях. О рецидиве закон пока еще умалчивает. Истребление чужих вещей оценивалось наряду с кражей, но наказывалась в три раза дороже и строже. Поджог не являлся истреблением чужих вещей, а выделялся в самостоятельный состав. Незаконное пользование чужими вещами наказывалось наряду с кражей.
Система штрафов в период Русской Правды показывает, что государство (князь, княжество) стремится взять под более широкий контроль вопросы наказания за наиболее тяжкие преступления, о чем свидетельствуют нормы денежных выплат не только потерпевшему (частному лицу), но и в пользу власти, для которой данной вид наказания приобретал все более и более фискальный характер.
В Псковской судной грамоте были предусмотрены следующие имущественные преступления: простая татьба, квалифицированная или неоднократная татьба, кража церковного имущества, поджог, конокрадства, грабеж. Здесь особенностью является выделение конокрадство как разновидности кражи. Это можно объяснить тем обстоятельством, что конь являлся для жителей того времени большой ценностью (очевидно, сравнимой с
легковым автомобилем в настоящее время). Соответственно очень строгим было и наказание - за повторную кражу могла последовать смертная казнь1.
Судебник 1497 г. законодательно закреплял распространение юрисдикции великого князя на всю территорию централизованного российского государства. Большинство его норм носит гражданско-процессуальный и уголовно-процессуальный характер. Однако есть и уголовно-правовые материальные нормы, хотя их сравнительно немного. Возможно, это связано с тем, что законодатель не хотел дублировать соответствующие положения Русской Правды и Псковской судной грамоты.
Уголовно-правовые нормы в Судебнике разбросаны по всему его тексту. Положения Общей части уголовного права не выделяются. Однако в ряде норм наблюдается более высокая степень обобщения, чем в предшествующих правовых актах. Для примера можно привести норму, которая имеет свое название - «О татех указ» (ст. 39). Здесь указывается: «А доведут на кого татбу, или разбой, или душегубство, или иное какое лихое дело (выделено нами. -авт.), а будет ведомый лихой, и ему того велети казнити смертной казнью, а исцево доправити их его статка, а что ся у статка останеть, ино то наместнику и его тиуну имати себе. А не будет у которого у лихого статка, чем исцово заплатить, и ему того лихого исцю вь его гибели не выдати, велети его казнити смертной казнью».
Таким образом, тяжкие преступления (а перечисленные в норме деяния безусловно относятся к таковым) впервые находят свое обобщенное законодательное определение - «лихое дело». Соответственно, лица, их совершившие именуются «лихими» людьми. Заметим также, чтобы больше не возвращаться к цитированной норме судебника, что ответственность за совершение большинства преступлений предполагало дополнительное наказание в виде денежных выплат. Причем выплаты предназначались как в пользу государства, так и в пользу потерпевшей стороны, то есть они состояли из штрафа (или конфискации имущества виновного) как дополнительного
наказания и выплат в рамках гражданско-правовых отношений, которым, собственно, посвящено большинство норм судебника.
Из ряда статей Судебника явствует, что начинает развиваться уголовно-правовой институт множественности преступлений. Это касается кражи. Так, в ст. 10 речь идет о совершении кражи («татьбы») впервые, за что виновный подвергался торговой казни, то есть битью кнутом на торгу публично плюс денежные выплаты потерпевшему и государству за судебные расходы. А в соответствии со ст. 11, если «поимают татя вдругые с татбою, ино его казнити смертной казнию, а исцево заплатити изъ его статка, а досталь его статка судье».
К квалифицированной краже относилась церковная, головная, повторная татьба. Церковной татьбой считалась кража имущества, принадлежащего храмам, монастырям, церквям и т.д. Головная татьба представляла собой кражу, сопровождающуюся убийством. Повторной признавалась кража, совершенная два раза или более. Судебник проводил различие между двумя видами повторной кражи. К первому виду он относил повторную кражу, после совершения которой, как и предыдущей, вор был задержан с поличным (с украденными вещами на месте преступления, или когда украденную вещь находили у него в доме). Ко второму виду относили кражи, неоднократность совершения которых устанавливалась не только поличным, но и оговором, даваемым под присягой «добрыми» людьми. Такой вывод следует из сопоставления ст. 11 Судебника со ст. 13, озаглавленной «О поличном». В последней, в частности, указывалось, что смертной казни подлежал вор, пойманный с поличным впервые, но на которого пять или шесть людей «добрых» «взмолвили», что «он тать ведомой и преж того неодинаково крадывал».
Судебник 1550 года1 расширяет круг регулируемых центральной властью вопросов, более четко формируется социальная направленность наказания. Регламентация охватывает большую сферу уголовно-правовых
имущественных отношений. В понятие субъекта преступления вводится абсолютно новое понятие «ведомо лихой человек». На основе этого практика выработала своеобразную форму судебного процесса - «облихование». «Облихование» порождало особый субъект - «лихого человека», его появление в деле придавало особую значимость данному состава преступления. Если подозреваемого обвиняли в том, что он «ведомо лихой человек», то этого было достаточно для применения к нему пытки. К «лихим», т.е. особо опасным делам относились: разбой, грабеж, поджог, убийство, особые виды кражи (татьбы), заговор и мятеж. Но не требовалось доказывать, что совершены определенные, конкретные преступления, достаточно было установить на основании опроса «лучших» людей, что обвиняемый был «ведомо лихим человеком». К «лучшим» людям относились боярские дети, дворяне, представители верхушки посада или крестьянской общины. Наказания за одни и те же преступления разнились, одни были для «лихих людей», другие для не «облихованных».
Из имущественных преступлений московское правительство большое внимание уделяло татьбе (краже), грабежам и разбоям. Татьба или тайное похищение чужого имущества с развитием уголовного законодательства привлекает к себе все более пристальное внимание законодателя. Так, в московский период различалась «татьба с поличным» и «без поличного». Татьба с поличным - когда преступник схвачен на месте преступления, в таком случае с ним или расправлялись сразу же на месте, или наказание было более суровым, чем кража без поличного. Ценность украденного еще никак не влияла на степень наказуемости татьбы (кражи). Помимо этого были квалифицированные виды татьбы: головная татьба, кража холопов, церковная татьба1.
Качественно новый этап развития российского уголовного права связывается с Соборным уложением 1649 г. : это уже не просто сборник
1 Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1985. Т. 2. С. 243-246.
Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1985. Т. 2. С.247-294.
правил, касающихся нескольких сфер общественной жизни, преимущественно отправления правосудия, с довольно нечеткими санкциями за преступления, а весьма объемный, систематизированный (разделенный на главы), охватывающий множество вопросов нормативный документ. По существу это универсальный гражданско-уголовный (одновременно материальный и процессуальный) кодекс. Значение Соборного уложения многократно усиливается тем, что оно принималось на земском соборе, с участием достаточно широких кругов тогдашней российской общественности. Многие нормы уложения прошли испытание временем и применялись даже в начале XIX века. Соборное уложение резко отличается от предшествующих судебников своим объемом: в 25 главах содержатся 967 статей, составляющих в общей сложности 13 печатных листов. Отметим еще и то обстоятельство, что уложение было первым нормативным актом, размноженным печатным способом.
Существенные изменения произошли в уголовно-правовой сфере. В частности, выделяется глава, где регулируются состав кражи и ответственность за ее совершение. В Главе XXI («О разбойных и татиных делах»)1 в 104 статьях сформулированы составы деяний против личности (посягательства на жизнь и здоровье) и имущества, некоторые вопросы процессуального и управленческого характера (в частности, предписывалось «розбойные, убийственные и татины дела ведать в Разбойном приказе», а также уголовно-исполнительного характера. Содержание уголовно-правовых норм данной главы напоминает уголовно-правовые аспекты Русской Правды, однако Уложение разрабатывает эти вопросы гораздо глубже и шире.
Следует заметить, что государство весьма жестко и решительно относится к разбоям и кражам: преступник не получает никакой пощады, причем это касается и расследования дел, где предусматривается активное использование пыток.
Так, согласно ст. 9 «а приведут татя, а доведут на него татьбу, и того татя
пытать и в иных татьбах и в убийстве, да будет с пытки в иных татьбах и в убийстве не повинится, а скажет, что он крал впервые, а убийства не учинил, и того татя за первую татьбу бить кнутом, и отрезать ему левое ухо, и посадить его в тюрму на два года, а животы его отдать исцом в выть, и ис тюрмы выимая его, посылать в кайдалах работать на всякие изделья, где государь укажет. А как он два года в тюрме отсидит, и его послать в украинные городы, где государь укажет, и велеть ему в украинных городех быть, в какой он чин пригодится, и дать ему писмо за дьячье»1.
Еще более суровое наказание ждало «татя» при второй краже. При третьей краже полагалась смертная казнь. При первом разбое преступника ждало также комплексное наказание: пытка, отрезание правового уха, тюремное заключение на 3 года, ссылка в «кайдалах», конфискация имущества. Второй разбой карался смертной казнью. Предусматривается также ответственность за укрывательство «лихих людей», ложное обвинение в разбое, сокрытие «обыскными людьми» факта наличия в селе разбойников, самосуд.
В целом же к имущественным преступлениям относились: татьба простая и квалифицированная (церковная, на службе, конокрадство, совершенная в государевом дворе), разбой (совершенный в виде промысла), грабеж простой и квалифицированный (совершенный служилыми людьми или детьми в отношении родителей), мошенничество (хищение, связанное с обманом, но без насилия), поджог, насильственное завладение чужим имуществом, порча чужого имущества. Уложение выделяло и «привилегированную» татьбу, т.е. кражу, совершение которой влекло за собой относительно небольшое по тяжести наказание. Так, ст. 89 гл. 21 предусматривала наказание кнутом за кражу с поля хлеба (как сжатого, так и несжатого) и сена. Имущественная ответственность в виде возмещения убытков потерпевшему была установлена за кражу ульев с пчелами (ст. 218 гл. 10); за кражу яблок, плодовых деревьев из сада, сетки для ловли птиц (ст.ст. 217, 221 гл. 10). Абсолютно неопределенное наказание («за кражу учинити наказание, смотря по делу») предусматривалось
за кражу овощей с огорода (ст. 222 гл. 10). Как привилегированная кража рассматривалась ловля «татиным обычаем» рыбы из пруда или садка. В Уложении был назван и особый вид кражи - кража в «Государевом дворе» (ст. 9 гл. 3).
Восемнадцатый век с точки зрения развития уголовного законодательства выглядит достаточно противоречиво. Во-первых, в течение века произошло коренное изменение карательной политики Российского государства. Если в первой четверти XVШ в. наблюдается пик жестокости уголовных наказаний, что закрепляется помимо по-прежнему действовавшего Соборного уложения в Артикуле воинском 1715 г. и других правовых актах эпохи Петра Великого, то с середины века происходит резкое снижение жесткости уголовной политики, предполагающей минимальное применение смертной казни. В дальнейшем Екатерина Вторая в своем знаменитом «Наказе» 1767 г. включает немало положений, проникнутых принципом гуманизма в уголовно-правовой и уголовно-исполнительной сфере, что, в свою очередь, стало результатом влияния западноевропейских либеральных идей. Во-вторых, несмотря на бурную реформаторскую деятельность Петра и просвещенность Екатерины, за все столетие так и не было создано правового акта, равного по глубине и масштабу Соборному уложению. Вместе с тем в рассматриваемый период появился Артикул воинский 1715 г. - первый в правовой истории России кодифицированный уголовный закон1.
Артикул Воинский 1715 г. наряду с уже известными преступлениями (кражей, грабежом, истреблением, повреждением чужого имущества) называл новые: присвоение, растрату казенных денег, присвоение (утайку) имущества, сданного на хранение, присвоение находки. Новации содержали и статьи, предусматривавшие наказание за кражу. Российский законодатель впервые провел различие между ее видами по цене похищенного (различались кражи на сумму до 20 руб., на сумму более 20 руб.) Впервые говорилось о краже во время наводнения и пожара, «у собственного господина», «у товарища своего»,
по месту несения караула, краже, совершенной в четвертый раз, во время военного похода, в военном лагере, со взломом из жилых помещений и хранилища.
В этот период в праве закрепляется институт невменяемости, крайней необходимости, малолетства (арт. 195), а также институт совершения преступления в состоянии аффекта (арт. 152). В этом смысле весьма характерен арт. 195 в части его толкования: «наказание воровства обыкновенно умаляется, или весьма отставляется, ежели кто из крайней голодной нужды, которую он доказать имеет, съестное или питейное, или иное что невеликой цены украдет, или кто в лишении ума воровство учинит, или вор будет младенец, которых дабы заранее от сего отучить, могут от родителей своих лозами наказаны быть».
К имущественным преступлениям относили кражу, грабеж, поджог, истребление или повреждение чужого имущества, вводится имущественный (количественный) критерий для определения тяжести преступления - сумма в двадцать рублей. Особо тяжкими видами кражи считалась кража, совершенная в четвертый раз, кража во время пожара или наводнения, из государева учреждения, у своего господина, своего товарища, на месте, где нес караул, из военного склада. Также были квалифицированные кражи: кража людей, кража церковного имущества и святынь. К краже примыкали и другие виды хищений: утайка чужих вещей, растрата казенных денег, присвоение находки.
С восхождением на престол императрицы Екатерины Великой стабилизируется ситуация внутри страны. Появилась реальная возможность заняться вопросами систематизации российского законодательства, на тот момент уже находящегося в плачевном состоянии. По мнению графа Завадовского, Россия в этот период имела законы «грубые, странные и от естественного рассудка удаленные», он объяснял это тем, что «нравы, носящие таковые законы, без сомнения, на колебали соразмерности в том правиле, что
законоположение для народа должно сообразоваться нравственности его»1. Однако помимо знаменитого «Наказа», который, как известно, так и не стал действующим законом.
Вместе с тем при Екатерине Второй были изданы уголовно-правовые нормы, регулирующие составы краж и ответственность за них, качественно развивающих ранее принятые. Так, был издан Указ 1781 г. «О суде и наказании за воровство разных родов и о заведении рабочих домов», появление которого было обусловлено необходимостью «устранить имевшиеся в законодательстве недостаток, неясности и неудобства»2. Для решения этой задачи составители Указа попытались уточнить систему преступлений против собственности, дать более четкие определения их составов. Следует отметить, что Указом из официального юридического языка был исключен термин «татьба» (тайное похищение имущества именовалось в нем только кражей).
Понятие «воровство» стало в нем родовым для кражи, мошенничества, грабежа. Указ оперировал категориями: воровство-грабеж, воровство-кража; воровство-мошенничество. К воровству-грабежу в Указе было отнесено открытое завладение имуществом. Как было в нем сказано: «воровство-грабеж есть: буде кто на сухом пути или на воде на кого нападет, или остановит, стращая действием как то: орудием или рукою, иным чем, или словом, или кого уронит и нахально ограбит, или что отнимет, или дать себе принудит, или воспользуется страхом от пожара, или потопа или иного случая, или темнотой кого ограбит, или отымет у кого деньги, или снимет с кого платье, или с повозок или с корабля пожитки или товары, или иное движимое имение». Воровство-кража имела место в случаях, «буде кто у кого тайным образом возьмет деньги или иное движимое имение, без воли и согласия того, чьи те деньги или движимое имение; оное спрячет или продаст, или заложит, или
1 Цит. по кн.: Ошерович Б.С. Очерки по истории русской уголовно-правовой мысли. М., 1873. С. 666.
Полное собрание законов Российской Империи. 1830. Т. XXI. № 15147. Действие Указа от
3 апреля 1781 г. распространялось на лиц, совершивших кражи и мошенничества на сумму, не превышающую 20 руб. и совершенные не свыше 3 раз. Во всех остальных случаях виновных судили на основании ранее принятых законов.
инако употребит в свою пользу». К воровству-мошенничеству в Указе были отнесены разнообразные преступные действия по завладению чужим имуществом: «карманные кражи; грабежи без насилия, совершенные внезапно, рывком на торгу или в ином многолюдстве»; завладение чужим имуществом посредством обмана или вымысла1. Нельзя не увидеть, что в Указе были достаточно четко разграничены составы грабежа и кражи.
Однако состав мошенничества в нем не был сформулирован точно и исчерпывающе. Поэтому в Указе в ряде случаев грабеж, кража, мошенничество как бы переходили друг в друга. В то же время надо сказать, что в Указе мошенничество в целом противостояло по способу действия краже (как тайному завладению) и грабежу (как открытому завладению с применением физического или психического насилия). К мошенничеству были отнесены действия: быстрые, внезапные, совершенные открыто, но свидетельствовавшие
0 нежелании виновного применять насилие именно как средство завладения имуществом; обманные, при которых потерпевший не осознавал противоправность поведения виновного. Также отметим, что Указ четко определял предмет названных им преступлений. К нему было отнесено движимое имущество: оно должно было быть для виновного чужим, ему не принадлежавшим. Указ давал и характеристику элементов субъективной стороны посягательств на собственность. Для привлечения к ответственности за воровство необходимо было установить намерение виновного присвоить чужое имущество «без воли и согласия того, чье оно».
Можно констатировать, что в истории уголовного права России кража как вид преступного посягательства имела место всегда. Соответствующие нормы содержались уже в первых известных письменных памятниках права. В Русской Правде предусматриваются ее квалифицированные виды, хотя, с точки зрения законодательной техники, это делалось на относительно низком уровне. В дальнейшем законодатель постепенно отходил от казуального описания краж. Во второй половине XVIII в. законодатель впервые определяет
важнейший признак кражи как вида хищения чужого имущества - тайность его совершения. Однако состав кражи еще нечетко отделялся от иных видов хищения (мошенничество, разбой). Тем не менее, была заложена основа для дальнейшего законодательного регулирования этого состава преступления и ответственности за его совершение.
