CC BY
323
УДК 343 ББК 67.4
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ХИЩЕНИЯ В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ ЗАРУБЕЖНЫХ ГОСУДАРСТВ:
ВОПРОСЫ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ТЕОРИИ И ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ
Виктор Петрович Щербаков,
аспирант кафедры уголовного права и процесса института права и национальной безопасности Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина Научная специальность 12.00.08 — уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Рассматривается уголовная ответственность за хищения в законодательстве зарубежных государств. Автор анализирует вопросы уголовно-правовой теории ряда зарубежных стран и исследует проблемы современной правоприменительной практики.
Ключевые слова: уголовная ответственность за хищения в законодательстве зарубежных государств; вопросы уголовно-правовой теории; проблемы правоприменительной практики; хищения чужого имущества.
CRIMINAL LIABILITY FOR PLUNDERS IN THE LEGISLATION OF THE FOREIGN STATES: QUESTIONS OF THE CRIMINAL AND LEGAL THEORY AND PROBLEM OF LAW-ENFORCEMENT PRACTICE
Victor P. Scherbakov,
graduate student of department of criminal law and process of institute of the right and national security
The Tambov state university of G.R. Derzhavin
Abstract. The article deals with criminal liability for theft in the legislation of foreign states. The author analyzes the questions of the criminal law theory of a number of foreign countries and explores the problems of modern law enforcement practice
Keywords: criminal responsibility for embezzlement in the legislation of foreign states; Issues of criminal law theory; Problems of law enforcement practice; Theft of another's property.
Целью обращения внимания на зарубежный опыт регламентации уголовной ответственности за какое-либо деяние является выявление позитивных аспектов оптимизации уголовной ответственности за аналогичные преступления по отечественному уголовному законодательству. Кроме того, подобный анализ предполагает использование этих результатов в условиях российских традиций без подражания и необоснованного заимствования — на данное обстоятельство указывают многие ученые [1—8].
Разные формы хищения как составы преступлений довольно широко распространены в уголовном законодательстве абсолютного большинства государств. Именно такое обращение позволяет рассмотреть отечественную уголовно-правовую доктрину в соотношении с иными правовыми системами, по-
скольку изучение иностранного законотворчества в контексте целенаправленного познания национальных отраслей права успешно только посредством сравнительного критического исследования их специфических черт.
Соответственно представленная публикация посвящена анализу норм, регулирующих уголовно-правовую борьбу с формами хищения в государствах с разными правовыми системами, определению возможности использования в уголовном законодательстве РФ положений, предусматривающих ответственность за новые способы совершения посягательств на собственность, пользуясь методом сравнительного правоведения, или компаративистики. В общей теории права их классифицируют, как романо-германская, или континентальная, англосаксонская и постсоциалистическая, или советская
семья [9, с. 132—174].В соответствии с этой систематизацией считаем целесообразным наиболее детально проанализировать уголовно-правовые нормы об ответственности за формы и виды хищения в угол государств романо-германской или континентальной правовой семьи, ввиду их традиционного присутствия и распространенности в мире, в общем и постоянной связи с отечественной юриспруденцией, в частности. В отдельную группу входит уголовное законодательство государств постсоциалистической правовой семьи, исходя из их общей истории развития в рамках отличной от существующей в настоящее время общественно-экономической формации. На основании анализа ряда УК государств — участников СНГ и стран дальнего зарубежья нам можно сделать вывод, что практически любая правовая система в своем арсенале уголовно-правовых мер борьбы с преступностью содержит нормы, предусматривающие ответственность за разные формы хищения.
Нами констатируется схожесть в описании признаков хищения в УК государств-участников СНГ с тем, которое дается законодателем в УК РФ. Так, например, Уголовный кодекс республики Беларусь положения раздела VIII открываются составами главы 24 «Преступления против собственности» соответственно. В структуре данной главы расположены шесть примечаний, где сформулировано понятие хищения и его разновидности. На наш взгляд, по сравнению с УК РФ, явно излишне воспроизведена форма вины. Поскольку, безусловно, неосторожного похищения не может быть. Можно констатировать, что вполне оправдано использование белорусским законодателем унифицированного понятия «завладеть», характеризующего содеянное похитителем. Представляется, что использование отечественным законодателем в УК РФ одновременно двух терминов в виде «изъятия», «обращения», фактически неполно отражает структуру форм хищения как сложных составах преступлений. Хотя в положениях примечания не воспроизводятся последствия содеянного (согласно отечественного уголовного закона им выступает причиненный ущерб), хотя нам представляется, что оно, безусловно, подразумевается, так как в его содержании использовано понятие «завладение». На наш взгляд, интересным является и решение вопроса о способах хищения. Белорусский
законодатель к таковым относит, помимо известных по УК РФ, также следующие составы содеянного в виде вымогательства, злоупотребления служебными полномочиями и использования компьютерной техники при совершении хищения. Нам можно констатировать данное фактическое отличие столь близких по содержанию уголовных законодательств этих стран участниц СНГ.
Нам представляется, что белорусский законодатель аналогичным образом с российскими коллегами трактует понятия кражи (ч. 1 ст. 205) и грабежа (ч. 1 ст. 206). При этом насильственный грабеж УК РБ вообще не упоминается, а соответственно содеянное с применением насилия либо его угрозы при завладении имущественными ценностями им предусмотрена в ч. 1 ст. 207. При конструировании нормы о мошенничестве в УК РБ используется термин «завладение» имуществом, тем самым фактически определяя момент окончания данной формы хищения. На основании примечания 1 гл. 24, определившего родовое понятие хищения объективная сторона состава «Мошенничество» фактически отличается непосредственно следующими обстоятельствами: во-первых, похититель неправомерно завладел имущественными ценностями, не являвшимися его собственностью; во-вторых, похититель полностью контролирует имущество, обладая возможностью его использовать в дальнейшем. На наш взгляд, мошенничество согласно данному примечанию некорректно обозначается белорусским законодателем в качестве способа хищения, также, как и другие формы его совершения. Нам можно констатировать, что фактически законодатель допустил неточность толкования, из которой неясен вид, способ или форма хищения, которая реально представляет собой совершенное посягательство. Фактическое использование термина «имущество» в качестве законодательной формулировки предмета данной формы хищения не содержит непосредственно указания реально на отсутствие у виновного лица какого-либо права на похищенное имущество в действительности. Согласно положениям УК РБ белорусский законодатель аналогично УК РФ предусматривает два способа мошенничества (обман или злоупотребление доверием), а нормативное разъяснение их содержания в тексте уголовного закона им не дается.
В соответствии с положениями п. 17 ст. 3 УК Республики Казахстан, хищением являются: «совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездные изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества» [10]. На наш взгляд, на основании положений УК РК фактически имеется только лишь одно отличие от УК РФ, непосредственно в определении признака содеянного в виде безвозмездности изъятия и (или) обращения имущественных ценностей. Поскольку содеянное виновным должно быть квалифицировано, как мошенничество согласно казахского Уголовного кодекса при наличии, как безвозмездности изъятия похитителем, так и при обращении чужих имущественных ценностей в свое неправомерное владение соответственно. Фактически даже при частичном возвращении этого имущества непосредственно подтверждает отсутствие именно данной формы хищения исходя из отсутствия признака объективной стороны данного состава преступления в реальной действительности. Нам представляется, что в положениях УК РК родовое понятие «Хищение» формулируется казахским законодателем несколько содержательнее, чем в российском уголовном законе. Согласно данным современной судебно-следственной практики правоохранительные органы фактически часто вообще не квалифицируют содеянное, как мошенничество непосредственно при не безвозмездном обращении имущественных ценностей, если в реальной действительности имеется их поэтапное в дальнейшем. Такое их решение прямо противоречит букве уголовного закона. Воспроизводится диспозиция и санкция мошенничества, аналогичные предусмотренным в ст. 159 УК РФ. В соответствии с положениями статьи 177 Уголовного кодекса республики Казахстан казахским законодателем дается определение мошенничества, которое позиционируется как хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием [11, с. 200]. В свою очередь, сравнив три данных определения, преимуществом определения, содержащегося в УК РБ, является изложение в нем перечня деяний, входящих в круг хищения. На наш взгляд, определение, даваемое законодателем в УК РБ, расширительно трактует круг
хищений, в том числе относя к ним посягательства с материальными и формальными составами преступлений. Так, вымогательство сконструировано им следующим образом: во-первых, в виде формального состава, где момент окончания, содеянного определяется фактом вымогательства, как имущественных ценностей, так и соответствующих правомочий на них; во-вторых, окончено не в момент, когда похититель им завладевает, причиняя ущерб потерпевшим в лице собственника или иного владельца [11, с. 263—264]. Следовательно, фактически состав «Вымогательство» непосредственно никак не может быть квалифицирован в качестве завладения чужими имущественными ценностями или правом на них, реально не будучи хищением согласно положениям УК РБ.
Поскольку положения главы 23 «Преступления против собственности» структурно входят в структуру раздела IX азербайджанского Уголовного кодекса, то при этом конкретного определения образующему данную систему понятию «хищение» законодатель в УК РА не дает. Однако, непосредственно сами понятия и признаки составов кражи, мошенничества, присвоения или растраты, грабежа, разбоя, хищения предметов, имеющих особую ценность, как правило, реально совпадают, с аналогичными терминами УК РФ. Азербайджанский законодатель в положениях трех примечаний к ст. 177 разъясняет содержание следующих оценочных понятий в виде значительного, или крупного ущербов, неоднократности, совершение содеянного лицом, ранее судимым за хищение либо вымогательство. В свою очередь, отдельными составами преступлений против собственности на основании положений УК РА является содеянное в виде осуществления телефонных переговоров путем незаконного использования телефонной линии, нарушение права собственности на землю [12, с. 255—261]. Нам необходимо констатировать, что нахождение ст. 188 в структуре главы 23 вполне обоснованно, так как если при социализме земельные ресурсы не входили в гражданский оборот, а настоящее время именно они непосредственно предмет реальных сделок в рыночных условиях. Поэтому распространение азербайджанским законодателем на землю именно режима уголовно-правовой защиты этих отношений было закономерно и достаточно эффективно.
Реализация уголовной ответственности за совершение разнообразных форм хищения чужого имущества была предусмотрена украинским законодателем в разделе VI «Преступления против собственности» Уголовного кодекса Украины, принятого Верховной Радой Украины 5 апреля 2001 года и вступившего в силу 1 сентября 2001 года. По нашему мнению, правовой новеллой фактически стало непосредственно определение значительного ущерба в примечании 2 к ст. 185 УК Украины, реально сформулированное украинским законодателем следующим образом: «Значительный ущерб признается с учетом материального положения потерпевшего и, если ему причинен ущерб на сумму от 100 до 250 не облагаемых налогом минимумов доходов граждан» [13, с. 161].
Согласно положениям УК Франции 1992 года под близким к понятию хищения определением кражи в ст. 3111 признается обманное изъятие вещи другого лица. К краже законодателем в ст. 3112 отнесено содеянное в виде обманного изъятия энергии в ущерб потерпевшему [14, с. 280]. Нам представляется, что французский законодатель фактически имеет лишь обманное изъятие чужого имущества, включая в само понятие обмана значительно больше, в сравнении с российскими коллегами. В соответствии с французским законодательством всякое имущество, даже если его собственник близкий нижестоящий или восходящий не признается в качестве чужого для них вообще. На основании положений книги III, входящей в раздел I главой III «О мошенничестве и примыкающих к нему деяниях»: мошенничество — это обман физического или юридического лица, который совершен при использовании ложного имени, должности или положения [15, с. 105]. Кроме общего состава французский законодатель воспроизводит в тексте УК также специальные составы преступлений, однако, имеющие некоторые особенности. Так, французский законодатель выделяет в статье 314-1 состав «Злоупотребление доверием», который представляет хищение денежных средств, материальных ценностей или иного вверенного имущества потерпевшего [15, с. 106]. Вследствие того, что фактически «злоупотребление доверием» непосредственно является уголовным проступком, то оно реально наказываемым соответственно исправительным тюремным
заключением максимум до десяти лет и денежным штрафом.
Поскольку в УК ФРГ понятие хищения вообще отсутствует, то, близким к нему является в § 242 определение кражи. Под ней имеется в виду следующее содеянное в виде завладения чужой движимой вещью с намерением незаконного присвоения или обращения в пользу третьего лица [16, с. 394]. На наш взгляд, фактическое неиспользование непосредственно легального толкования понятий, реально воспроизводимых немецким законодателем при определении «мошенничества», «обмана», «злоупотребления доверием», «причинения имущественного ущерба», вызывает значительные трудности при квалификации схожих деяний. Например, в положениях § 263 и § 265 «а» УК ФРГ. Вследствие того, что фактически в этом случае немецкий уголовный закон явно двусмысленно непосредственно оценивает момент окончания мошенничества и его разновидностей, то именно принципиально значимо для правильной квалификации материальных (например, § 263) и формальных (например, § 264) составов хищения чужого имущества [17, с. 86—88].
В УК Швейцарии от 21 декабря 1937 г. в разделе II Особенной части «Преступления против имущества» законодатель также не формулирует понятие хищения. Наряду с этим близким по фактическому содержанию к нему является в ст. 137 определение «Незаконное завладение». В свою очередь, швейцарские коллеги придают термину «присвоение» более широкий смысл чем отечественный законодатель.
На наш взгляд, несомненный интерес для нас представляет уголовное законодательство Нидерландов, запрещающее деяния, способом совершения которых унифицировано, выступает «мошеннический обман». Так, согласно сравнительному анализу положений, сформулированных в разделе XXV «Об обманах» и разделе XXVI «Причинение имущественного ущерба кредиторам или управо-моченным лицам» можно сделать следующий вывод: фактически УК Голландии непосредственно не формализует ответственности за мошенничество, реально ассоциируя его с разновидностью обмана. Нам необходимо констатировать, что обман по своей конструкции является усеченным составом, а на-
казание за его разновидности включает, как в виде трехлетнего тюремного заключения, так и наложении штрафа. Таким образом, можно сделать вывод о приоритетности в имущественной санкции над другими видами наказаний за эти формы посягательств на собственность.
В Уголовном кодексе Испании, принятом в 1995 г. и вступившем в силу 24 мая 1996 г., формы хищения чужого имущества сформулированы законодателем в положениях раздела XIII. На наш взгляд, в УК Испании особое место всегда занимали имущественные преступления. Законодатель традиционно называл способом мошенничества содеянное при обмане, раскрывая разнообразие их форм, в том числе где ею выступает «Злоупотребление доверием», признавая отягчающим его признаком.
Следующей интересующей нас группой является уголовное законодательство государств англосаксонской правовой семьи, объединенных вместе по ряду специфических признаков. Так, особенность британского законодательства является неиспользование кодифицированного акта. Хотя законодатель вообще не предусматривает уголовную ответственность за мошенничество, его виды фактически представлены обманными имущественными преступлениями. Именно «они именуются в законодательстве как обман или мошенничество» [18, с. 168]. К данным имущественным преступлениям им отнесены деяния, содеянные обманными действиями: во-первых, полученные имущественные ценности; во-вторых, полученные трансфертные деньги; в-третьих, полученная имущественная выгода; в-четвертых, полученные услуги; в-пятых, уклонение от уплаты долга; в-шестых, уклонение от оплаты.
К числу государств данной правовой семьи относятся и США, где вообще отсутствует единая уголовно-правовая система, в соответствии с американской федеральной спецификой. Поскольку положения Примерного УК, сформулированные правоведами Институтом права США, как модельный закон в целях унификации законодательства субъектов федерации, описывают разные формы хищения чужого имущества в следующих его структурах соответственно, то многие нормы Примерного УК США нашли отражение в уголовных кодексах от-
дельных штатов. Наряду с этим был издан целый комплекс нормативных актов, прежде всего, федеральные законы, которые были целенаправленные на регулирование банковских операций, предусматривая виды санкций за содеянные преступления. Так, положения Закона «О ценных бумагах» и Закона «Об обмене ценных бумаг» предусмотрели установление ответственности за мошенничество, в виде регистрации коммерческих фирм, покупки-продажи ценных бумаг, фальсификации годовых и иных финансово значимых отчетов. В первую очередь, стало наказуемым сообщать всякие неверные сведения или скрывать достоверные сведения, обманные действия, которые могли бы привести к заблуждению любого лица, покупающего-продающего ценные бумаги, регулируемых федеральным законодательством.
Аналогичные преступления входят в главу 5 Особенной части УК Китайской народной республики. В ее структуре 14 составов (ст. 263—276). Кроме кражи, в ст. 264 выделяется также и три вида грабежа [19]. Наряду с «открытым хищением», с восемью квалифицирующими признаками в ст. 263, 267, в ст. 268 УК КНР предусматривается ответственность за грабеж, совершенный группой.
Согласно положениям УК КНДР, фактически разграничиваются непосредственно преступления против социалистической собственности реально от деяний, посягающих на имущество граждан социалистического государства. Поскольку социалистическая собственность — это государственная и кооперативная виды собственности, то всякое посягательство против них влекут ответственность по ст. 56—65 гл. 4 «Преступления в сфере социалистической экономики» соответственно. В свою очередь ст. 155—161 главы 8 раздела 2 посвящены преступлениям, посягающим на личное имущество граждан [20, с. 213—229].
В свою очередь, на основании положений УК Республики Корея законодатель аналогичные составы располагает в главах, входящих в Особенную часть, первоначально главы 38 и окончательно главы 42 соответственно [21, с. 237—263]. Южнокорейский законодатель в главу о краже и грабеже поместил ст. 340 «Пиратство», квалифицируя, как содеянное в виде захвата чужого судна в море с использованием угрозы применения коллективной силы и ст. 336
в виде хищения людей с целью получения выкупа. Распространенность компьютерной информации потребовало от корейского законодателя формулирования ст. 347-2 дополнительного состава «Мошенничество с использованием компьютеров».
Несмотря на то, что основные законы данных государств конституционно гарантируют уголовно-правовую охрану частной, личной, государственной, общественной ее разновидностей, уголовное законодательство в разных странах реализует это несколько по-разному. Так, уголовные кодексы России, Германии и Китая предусматривают положения об общих основаниях и пределах ответственности, формулируя единообразие санкций при посягательстве на все виды собственности соответственно. В свою очередь, российский и немецкий законодатели определяют любую собственность словом «Чужая». Китайский законодатель помимо словосочетания «Чужое имущество» в положениях ст. 270 УК КНР в большинстве статей (ст. 263, 264, 266—268 УК КНР) непосредственно разъясняет также «Государственное или частное имущество».
Проанализировав составы хищений и способы содеянного, сформулированные в положениях зарубежного законодательства нам можно констатировать наличие следующих обстоятельств. Во-первых, существует большое количество казуистичных норм, описывающих в рамках разных форм хищения чужого имущества разнообразные способы совершения преступных посягательств на собственность. Во-вторых, анализ содержания аналогичных статей показывает, что административная ответственность в Республике Казахстане и Латвии предусмотрена, как за неквалифицированные составы правонарушений («Кража»; «Мошенничество»; «Присвоение или растрата»), но также и за квалифицированные их составы. Вследствие того, что административная ответственность наступает за неквалифицированный состав, то уровень общественной опасности таких деяний невелик это вполне оптимально. Однако, совсем иначе бывает уже при совершении квалифицированных составов, когда их характер и степень общественной опасности (например, группа лиц, неоднократность, незаконное проникновение в жилое, служебное, производственное помещение либо хранилище) возрастает
по экспоненте, логично предполагая наступление уголовной ответственности, ее форм и их видов. Соответственно реализация административной ответственности фактически приводит к неэффективной реализации государственного принуждения, не оптимизации уголовно-правовой борьбы с хищениями в данных государствах. В-третьих, фактическим правовым основанием определения хищения в качестве «Мелкого» в УК Украины и УК Республики Казахстан предусмотрено следующее его толкование, хищение лишь чужого имущества, принадлежащего на праве собственности организации или находится в ее ведении. Согласно положениям их конституций, разные виды собственности определены равноценными разновидностями, гарантировано подлежат унифицированной, как уголовно-правовой защите, так и охраняясь положениями административного законодательства. Фактически вывод из области непосредственно административной ответственности состава «Мелкое хищение» непосредственно частной собственности выступает коллизией с положениями Конституции о равенстве имеющихся иных ее форм в реальной действительности этих государств. В-четвертых, фактически состав преступления «Злоупотребление доверием» во многих государствах непосредственно является отдельным от состава «Мошенничество» реально при условии причинения определенного ущерба, включающим в структуру диспозиции «присвоение или растрату» в качестве самостоятельных квалифицированных его способов, снимая при этом проблемы отграничения мошенничества от смежных деяний. В-пятых, всякие тенденции какого-либо увеличения количества мошеннических посягательств в государствах, с рыночной экономикой заставила зарубежного законодателя целого ряда иностранных стран, к фактическому определению именно того, что обман выступает в качестве основного признака объективной стороны, формулированию в качестве усеченного состава преступления. В-шестых, наиболее целесообразной разновидностью фактически выступает непосредственно назначение штрафа, сумма которого кратно превышает себестоимость изъятого имущества. Ввиду строгости применяемых имущественных санкций, в наиболее оптимальной мере государственного принуждения осуществляется, как общая, так и частная
превенция каждого правового государства и цивилизованного общества. В-седьмых, разнообразные способы содеянного при отсутствии унифицированного понятия, фактически не инкрементируется непосредственно в современную отечественную отраслевую систему, реализующую традиционную доктрину «Состав преступления» соответственно. Использования в науке иностранного понятийно-терминологического аппарата дает основание для существования в национальном уголовном законодательстве такой унифицированной дефиниции «Хищение», оптимизируя правоприменительную практику и эффективность реализации уголовной ответственности.
Литература
1. Осокин Р.Б., Курсаев А.В. Ответственность за похищение имущества с тел умерших или мест их захоронения по уголовному законодательству зарубежных стран и проблемы совершенствования ст. 244 УК РФ «Надругательство над телами умерших и местами их захоронений» // Международное публичное и частное право. 2011. № 4. С. 38—41.
2. Кокорев В.Г. Экономические преступления в Уголовном кодексе Испании // Социально-экономические явления и процессы. 2012. № 12 (46). С. 373—380.
3. Ильяшенко А.Н. Уголовная ответственность за преступления экстремистской направленности по УК РФ и УК ФРГ: сравнительно-правовой анализ // Общество и право. 2013. № 3 (45). С. 108—110.
4. Осокин Р.Б. Уголовно-правовая охрана общественной нравственности: история и зарубежный опыт противодействия: монография. Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2013. 156 с.
5. Базарова С.З., Сошина Л.А. Преступления против семьи и несовершеннолетних в уголовном законодательстве России и некоторых зарубежных стран: сравнительно-правовой анализ // Вестник Иркутского университета. 2014. № 17. С. 413—414.
6. Осокин Р.Б. Опыт уголовно-правового противодействия преступлениям против общественной нравственности в Великобритании // Общественная безопасность как уголовно-право-
вая и криминологическая категория: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 50-летнему юбилею прокурору Тамбовской области, заведующего кафедрой уголовного права и процесса, кандидата юридических наук Владимиру Ивановичу Торговченкову. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2015. С. 144—147.
7. Осокин Р.Б. Уголовное законодательство Австрийской Республики об ответственности за преступления против общественной нравственности // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2016. № 1 (36). С. 66—71.
8. Фирсов А.Н. Сравнительно-правовой анализ законодательства стран СНГ и ближнего зарубежья об уголовной ответственности за заведомо ложный донос // Вестник Владимирского юридического института. 2016. № 2 (39). С. 195—198.
9. Марченко М.Н. Теория государства и права. М., 1996.
10. Уголовный кодекс Республики Казахстан от 03 июля 2014 г. № 226-V: [сайт]. URL: http://online. zakon.kz/Document/?doc_id=31575252 (дата обращения: 12.04.2017).
11. Уголовный кодекс Республики Беларусь. СПб., 2001.
12. Уголовный кодекс Республики Азербайджан. СПб., 2001.
13. Уголовный кодекс Украины. СПб., 2001.
14. Уголовный кодекс Франции. СПб., 2002.
15. Крылова Н.Е. Основные черты Уголовного кодекса Франции. М., 1996.
16. Уголовный кодекс ФРГ. СПб., 2003.
17. Дворецкий М.Ю. Направления совершенствования системы отдельных видов уголовных наказаний и иных мер исправления и безопасности в контексте оптимизации уголовной ответственности по УК ФРГ // Черные дыры в российском законодательстве. 2009. № 5.С. 86—88.
18. Criminal law. Third edition 2000. Catherine Elliot and Frances Quinn Chapter. № 9. Fraudulentpropertyoffences.
19. Уголовный кодекс Китайской Народной Республики. Владивосток. 1999.
20. Законы Северной Кореи. Сеул, 1999.
21. Собрание основных законов республики Корея. Сеул, 2001.
