«У меня два пятых пункта». Интервью с горским евреем, живущим в Москве
Людмила Бирчанская
Предлагаемое ниже интервью взято автором у Манашира Адинь-ягуева, директора издательства «Чоро». Интервью, на мой взгляд, не нуждается в комментариях; но ему необходимо предпослать небольшую историко-этнографическую справку.
О том, что на Кавказе издавна живут евреи, которых называют татами, в России впервые стало известно из изданного в 1760 году сочинения уроженца Бранденбурга артиллерийского полковника И. Г. Гербера1. Этот офицер принимал участие в Персидском походе Петра I, затем был зачислен в комиссию по установлению русско-турецкой границы (1727). В связи с этим в 1728 году ему поручили собрать материал о народах, населяющих западный берег Каспия.
Больше всего Гербера поразило то, что во множестве горных аулов обитают люди, не отличающиеся ни лицом, ни одеждой, ни гордой осанкой от других кавказских племен. Однако, люди эти — не местные. Их ветхозаветные имена, синагоги, в которых они молятся, строгое соблюдение законов Моисея убеждают в единственно возможной мысли: перед вами потомки пленников из Иерусалима. Как они сюда попали? На эти и другие вопросы ученые ответят лишь спустя многие десятилетия. В 1892 году видный русский исследователь В. Ф. Миллер издаст «Материалы для изучения еврейско-татского языка»2, обнаружив его сродство с иранскими языками — персидским, осетинским, курдским, талышским. Он сделает предположение, что их предки были выведены из Палестины и поселены в Мидии (область в северо-западной части Иранского нагорья)
Людмила Альбертовна Бирчанская, научный сотрудник Института востоковедения Российской академии наук, Москва.
ассирийским царем Салманасаром V или его преемником Сарго-ном II. По мнению Миллера, постепенно евреи смешались с ираноязычными жителями Персии. По другой версии, предками горских евреев были евреи, уведенные в плен вавилонским царем Навуходоносором, а позднее переселенные или бежавшие на Кавказ из Вави-лона3. Илья Анисимов (сын раввина, первым из горских евреев получивший европейское образование), в сборнике материалов по этнографии, выпущенном в 1888 году при Дашковском этнографическом музее, предложит читателю свой взгляд на историю горских евреев. Он склонен считать их потомками иранского племени татов, принявших иудаизм еще в Персии и впоследствии переселившихся на Кавказ4.
О жизни горских евреев до революции известно, что в основном это были мелкие ремесленники, красильщики, портные, шапочники, кожевники, медники, резчики по металлу. Некоторые держали мануфактурные и бакалейные лавки либо занимались торговлей вразнос. Растили пшеницу, рис, ячмень, табак, разводили виноградные и фруктовые сады, занимались охотой. В массе жили бедно и скученно. Только единицы среди татов знали грамоту. В отличие от европейских соплеменников, предпочитали жить не обособленной общиной, а в тесном соседстве с кавказскими племенами.
За дедовские обычаи держались твердо. Брак по любви был редким явлением. Многоженство не воспрещалось, поэтому даже раввины имели две-три жены. Каждая жена с детьми занимала отдельный дом, выходивший на двор, принадлежавший одной большой семье. Вдова не имела права выйти вторично замуж, пока не будет погребено тело мужа. Если случилось так, что муж утонул или его убили разбойники, а тело не удалось отыскать, женщина была обречена на безбрачие.
Надо сказать, что большинство авторов, писавших о горских евреях, отмечают их добрый нрав, желание помочь человеку независимо от его религии. Нередко встречаются высказывания, что евреи на Кавказе, «вскормленные на лоне природы», совсем не те, что в России, воспитанные «гетто», — в их мужественных лицах искрится самолюбие и готовность постоять за себя в случае нужды.
И в годы советской власти горские евреи чувствовали себя на Кавказе куда увереннее, чем их соплеменники в России, — на бытовом уровне они меньше страдали от антисемитизма. Во многих городах, в том числе в Баку, Грозном, Махачкале, Дербенте, Хачмасе работали синагоги, хотя известно, что большевики всячески ограни-
чивали свободу вероисповедания. Только в азербайджанском городе Кубе их насчитывалось 13. Не следует забывать и того, что таты жили (и продолжают жить) среди народов, в основном исповедующих ислам. В чем секрет их многовекового братства — пойди догадайся.
При советской власти в условиях жизни и самосознании кавказских евреев произошли серьезные перемены. До революции они были по преимуществу горцами, сельскими жителями. Среди них выделялись четыре культурно-диалектные группы: ширванцы и кубинцы в Азербайджане, жители южного Дагестана и кайтагцы на Северном Кавказе. Из-за неурядиц двух русских революций и Гражданской войны многие еврейские селения в горах были разрушены. В ходе советских преобразований большинство горских евреев переселилось в города Баку, Дербент, Махачкалу, Пятигорск, Кисловодск, Майкоп. Многие забыли родной язык и народные обычаи.
В дореволюционное время кавказские евреи называли себя «джу-хур» (иудеи). В Российской империи официально их чаще всего именовали горскими евреями. Осознавая свое языковое родство с кавказскими персами-татами, татом из них никто себя не называл. Под влиянием советских национальных реформ и официальной пропаганды в последней трети ХХ века многие горские евреи стали воспринимать слово «тат» как название своего народа.
С Кавказа и из России горские евреи начали уезжать еще в годы Гражданской войны. В начале 20-х годов около 300 семей переселились в Палестину. После распада СССР из-за безработицы и нестабильной ситуации на Кавказе многие горские евреи стали покидать родные места. Одни эмигрировали в Израиль, Германию, США, другие переселились в города России, главным образом в Москву, Санкт-Петербург, Пятигорск. По разным оценкам, численность горских евреев доходит до шестидесяти тысяч человек. Из них в Москве живут 15 тысяч.
Л. Б.: Почему в начале 80-х годов в графе «национальность» этноним «горский еврей» был заменен на этноним «тат»?
М. А.: Думаю, что все перемены такого свойства определяются в стране курсом национальной политики. Вот и пример. Разве в царское время не было известно, что мой народ говорит на одном из персидских наречий — татском языке и по существующему порядку вещей его сыновей и дочерей следует именовать татами? Однако во всех документах присутствовал этноним «горские евреи». Сам по
себе этот факт вроде бы безобидный, поскольку общность людей, живших с незапамятных времен в горах Азербайджана и Дагестана, отвечала такому понятию. Но если заглянуть в его (факта) сердцевину, станет ясно, какими идеями руководствовались законодатели, поделив свое нелюбимое племя на горских и русских евреев: с одной стороны, подчеркнуть их различие, а с другой, уравнять в бесправии.
Большевики, выдававшие себя поначалу за стойких интернационалистов, стали нарекать нас татами (в переводе — подданные). Но уже в З0-е годы в обиходной речи и на официальном уровне зазвучал старый этноним. Дескать, никакие вы не таты, а самые настоящие евреи. В общем, обошлись по-царски...
С демократическими преобразованиями в России и государствах СНГ нам вернули этноним «таты».
Л. Б.: Для москвичей слово «тат» непонятное, зато не вызывающее раздражение.
М. А.: Да, мне довольно часто приходится объясняться на этот счет. Дело в том, что московская милиция, не дающая по ряду причин прохода ни одному человеку с кавказской внешностью, по несколько раз на дню останавливает и меня — горцы очень похожи друг на друга. Проверяют, как водится, паспорт. Вдруг не имею прописки? То-то он выскажет мне все, что думает о черных, скупивших Москву. То-то штраф, либо взятку заломит. И вдруг такое разочарование: и прописан, и не грузин, а какой-то тат. Что за птица?.. Говорю: «Горский еврей». Вероятно, вызываю у парня сострадание: и кавказец, и еврей. Хуже не придумаешь: сразу два пятых пункта.
Л. Б.: Где, на Ваш взгляд, острее чувствуется национальная и религиозная нетерпимость: в России или на Кавказе?
М. А.: Мои впечатления ограничены Москвой, где я живу последние 20 лет, и Дербентом, откуда родом и где прошла жизнь моих прапрабабушки и прапрадедушки.
Если откровенно, то в Москве на человека нерусской внешности всегда смотрели косо. Но сегодня местные жители даже не скрывают раздражения. Иная сталинская бабушка откровенно говорит, глядя в глаза: «Что вы тут у нас делаете? Убирайтесь к себе!» Даже дети ищут в сверстниках инородца. Мой сын Шандэ как-то пришел со двора в слезах. Оказывается, такой же пацан, как он, сказал: «Ты не москвич. Ты — черный». Не представляю, чтобы в моем Дербенте русского мальчика обидели только за то, что он не похож на других ребят. Вот и достойная смена генералу Макашову растет.
Какова ситуация в Дагестане? Год назад я был там. Встречался, как обычно, с людьми разных конфессий. Никаких признаков того, что они намерены перекраивать прежде добросердечные отношения на иной лад, я не увидел. Правда, определенные противоречия появились среди мусульман. Но ведь и в семье бывают ссоры. Опаснее, когда они возникают между семьями. Согласны?
Если же вернуться на Кавказ моего детства, мне вспоминается гигантский двор, где росли и дружили дети по меньшей мере пятнадцати национальностей. Мы знали расхожие слова и выражения на лезгинском, азербайджанском, армянском, лакском, украинском языках. Помню, в моем классе училась русская девочка, которая болтала по-татски лучше нас всех. Причем таких ребят, знавших местные языки, было большинство. Я уж не говорю о людях старшего поколения, проживших бок о бок с соседями всю жизнь. Например, моя бабушка говорила и пела песни на шести языках. По-моему, кавказская среда на бытовом уровне дала миру прекрасный образец того, как люди, исповедующие разные религии (к слову сказать, сами таты в силу исторических катаклизмов делятся на иудеев, мусульман и христиан), сделали дружбу одной из главных ценностей. Даже во времена царизма, когда горские (и русские) евреи жили в черте оседлости и были бедны, как церковные мыши, в их доме, согласно восточному обычаю, одна из комнат отводилась гостям. К нам приезжали погостить из разных сел, и я ездил на месяц в кумыкское село. Словом, горские евреи составляли с народами Кавказа единое целое: одевались, как они, следовали их обычаям, в том числе кровной мести, готовили те же блюда, также умыкали своих невест и украшали по большим праздникам свой костюм кинжалом, но при этом строго следовали правилам, продиктованным иудейской религией.
Л. Б.: Почему же вы оставили этот край, так любимый вами?
М. А.: Отслужив в армии, я почувствовал, что в сонном, патриархальном Дербенте — к середине 70-х годов здесь был один станкостроительный техникум и один театр, где поочередно играли спектакли на разных языках, — я не смогу реализовать свои творческие возможности. Я поехал в Москву с надеждой на любую работу, лишь бы она гарантировала прописку. Так я стал лимитчиком, то есть человеком, выполняющим работу, от которой отказывались местные жители. Трудился на стройках, жил в общежитиях и вынашивал честолюбивые планы. А хотел только одного — стать образованным человеком.
Я окончил педагогический институт, факультет русского языка и литературы. Сейчас занимаюсь в аспирантуре философского факультета МГУ. Пишу стихи, прозу, научные статьи. Недавно издательство «Чоро», которое я возглавляю, выпустило восьмитомник Канта тиражом пять тысяч экземпляров.
Л. Б.: Неужели кому-то еще есть дело до давних философов?
М. А.: Могу вас обрадовать — есть. Тираж раскупили довольно быстро. Это подтолкнуло меня к следующему «подвигу» — подготовить к изданию книги Спинозы и Маймонида, поскольку их суждения стали истинами на все времена.
Но у меня большая семья, а издательство пока доходов не приносит. Не прогореть бы, не дай Бог! Чтобы прокормить всю ораву, мы с женой работаем в продуктовом магазинчике. Это обеспечивает приличное существование.
Л. Б.: Где вы берете силы для такой бурной деятельности?
М. А.: Я — провинциал. О чем это говорит? Мне не на кого рассчитывать, кроме как на Создателя и собственную твердость духа. Хочешь учиться в институте, поработай дворником. И я подметал улицы, чтобы освободить время для чтения книг. Хочешь жить в просторной квартире (сейчас мы вшестером занимаем квартиру, переделанную из небольшого служебного помещения), заработай на нее. В общем, провинциалу очень трудно устроиться в Москве. Но, в силу обстоятельств, у него есть определенные преимущества перед вальяжным столичным жителем — более трезвый и предприимчивый ум, более изворотливый, он не падает духом.
К тому же я не избалован жизнью. Еще мальчиком познакомился и с горем, и с бедностью. Мой отец рано умер, и мама, она сейчас живет с нами, простая рабочая, трудившаяся на номерном предприятии, как смогла, вырастила четверых детей (еще троих похоронила).
Л. Б. : Что вы ждете от своих детей?
М. А.: У меня два сына и доченька. Давиду — четыре года, Шан-дэ — девять, Сивьё — семь лет. Поскольку я человек традиции, то хотел бы, чтобы они научились ценить духовную жизнь выше биологической. Я не пожалею никаких денег на то, чтобы дети смогли получить серьезное светское образование. К ним приходят домашние педагоги английского языка и музыки, и даже Давид стал по полчаса в день заниматься европейским языком.
В субботу я отправляюсь с детьми в синагогу (у нас там свой, горский, зал). Думаю, что чем раньше они осознают себя евреями, тем естественнее будут следовать Божественным заповедям.
Л. Б.: Расскажите, пожалуйста, о проблемах вашей религиозной общины.
М. А.: Пока что у нас нет конструктивной программы действий и ясной организационной структуры. Это временное явление, просто организация находится в стадии становления, возможно затянувшейся. Но судите сами, легко ли тем, кто перебрался в Москву недавно? Все их заботы сведены к поискам жилья, работы и к адаптации. Где взять силы и деньги, чтобы построить, например, культурный центр, в котором игрались бы свадьбы, ставились спектакли, отмечались национальные праздники? Я попробовал наладить выпуск газеты с информацией о жизни общины. Денег хватило всего на один номер. И дело встало. В общем, мы переживаем те же проблемы, что и другие национальные общины города: экономические, моральные.
Л. Б.: Вы допускаете, что ваши дети могут вступить в брак с людьми нееврейской национальности?
М. А.: Ни в коем случае. Дело не в идеологии или местечковом менталитете. На земле сохранилась горстка горских евреев. Речь идет о выживании этой семитской горстки. Можем ли в этих условиях бездумно относиться к национальному генофонду? Забыть о святой миссии возрождения еврейства? Храм в Иерусалиме еще не восстановлен.
ПРИМЕЧАНИЯ (составлены В. Бобровниковым)
1 Гербер И. Г. Известие о находящихся с западной стороны Каспийского моря между Астраханью и рекою Курою народах и землях и их состоянии в 1728 году // Ежемесячные сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие. СПб., 1760, октябрь.
2 Миллер В. Ф. Материалы для изучения еврейско-татского языка. СПб., 1892.
3 Подробнее об этом см.: Семенов И. Г. Кавказские таты и горские евреи. Казань, 1992. С. 11-14. Ср.: Царств IV, 24, 14-16; Есфирь, 3, 8.
4 Анисимов И. Ш. Кавказские евреи-горцы // Сборник материалов по этнографии, издаваемый при Дашковском этнографическом музее. М., 1888. Вып. 3. С. 12 и сл.