УДК 8Р1
ББК 83.3 (2Рос=Рус)
М.А. Яшина, А.Л. Худобородов
ТВОРЧЕСТВО А.С. ПУШКИНА В КУЛЬТУРНОЙ И РЕЛИГИОЗНОЙ ЖИЗНИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
(1920-1930-x гг.)
Для эмигрантов А.С. Пушкин символизировал высочайший уровень, достигнутый русской литературой. Произведения его очень трудно было переводить на другие языки, и русские люди в изгнании считали его исключительно своим. Трепетное отношение к А.С.Пушкину эмигрантами было продемонстрировано в 1937 г.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, эмигранты, культурная и религиозная жизнь, пушкинское наследие.
M. A. Yashina, A.L. Khudoborodov
A.S. PUSHKIN'S WORKS IN THE CULTURAL AND RELIGIOUS LIFE OF THE RUSSIANS ABROAD (1920s - 1930s)
For emigrants A.S. Pushkin symbolized the highest level reached by the Russian literature. His works were very difficult to translate into other languages and the Russian people in exile considered them entirely their own and demonstrated the reverent attitude to A.S. Pushkin in 1937s.
Key words: A.S. Pushkin, emigrants, cultural and religious life, Pushkin heritage.
CO
о
О ^
о ю
0
1 <
(О X S
3 о;
В культурной жизни российской эмиграции «первой волны» (1920-1930-х гг.) исключительное место занимало творческое наследие А.С. Пушкина, его поэтический гений. Для эмигрантов А.С. Пушкин символизировал высочайший уровень, достигнутый русской литературой. Для беженцев, оказавшихся вдали от родины и сохранявших ностальгические воспоминания о России, А.С. Пушкин значил чрезвычайно много. Произведения его очень трудно было переводить на другие языки, и русские люди в изгнании считали его исключительно своим, его стихи не только легко заучивались, но и способствовали сохранению чистоты русского языка, по сути, были важным средством против ассимиляции, денационализации русских на чужбине. Вот почему Александр Сергеевич Пушкин стал символом русской национальной культуры в российском зарубежье.
Уже в январе 1920 г. писатель Михаил Алданов в первом номере парижского общественно-литературного журнала «Грядущая Россия» подчеркнул: «Пуш-
кин, рядом с Толстым, - высшее достижение России в области искусства, Герцен последних лет, умудренный тяжелыми уроками, освободившийся от наивных иллюзий, - ее высшее достижение в области политической мысли. В этих своих вершинах русская культура равняется с самым высоким из того, что было дано культурой мировой, - и с мировой общечеловеческой культурой теснее всего сливается» [5, с. 177].
Величие А.С. Пушкина признавала вся русская эмиграция. И не случайно, что именно день его рождения стал отмечаться во всех центрах русской диаспоры с середины 1920-х годов как «День русской культуры». Впервые этот праздник как «День русского просвещения» был организован в 1924 году в Эстонии по почину «Русских просветительных и благотворительных обществ» и был приурочен к 125-й годовщине со дня рождения А.С. Пушкина [9, с. 143]. В начале 1925 года Педагогическое Бюро в Праге, Союз Русских Академических организаций, Объединение русских учи-
тельских организаций, Объединение русских студенческих организаций и Российский Земско-Городской Комитет помощи российским гражданам за границей выпустили специальное воззвание ко всем российским эмигрантам, в котором говорилось: «...Мы обращаемся к местным русским ассоциациям, обществам и группировкам с призывом организовать ежегодный «День русской культуры» как средство объединения всех русских. Мы предлагаем выбрать дату 8 июня (26 мая старого стиля) для этого праздника - день рождения Пушкина, который более других оставил отпечаток своего гения в языке русского народа» [8, с. 46].
Уже в 1925 г. «День русской культуры» был проведен в 13 странах мира, где жили русские эмигранты. Почти во всех русских эмигрантских газетах и многих журналах появились статьи, были напечатаны доклады и речи, посвященные А.С. Пушкину. Некоторые из этих докладов и речей оказали существенной влияние на духовную жизнь русского зарубежья, неоднократно переписывались и цитировались (речь Н.А. Бердяева «А.С. Пушкин и его духовный образ», произнесенная в 1925 г., речь В.А. Маклакова «Русская культура и А.С. Пушкин», произнесенная в 1926 г. и др.) [10; 20].
Основная масса русских эмигрантов активно поддерживала эту инициативу -праздновать пушкинский юбилей и очередную годовщину рождению поэта как всеобщий русский национальный праздник культуры. Эти настроения были хорошо отражены в речи историка и деятеля церкви А.В. Карташева, которую он произнес 9 июня 1925 г. в Сорбонне. «Слишком долго затянулось наше скитание по чужим дворам. Тем яснее становится сознание, что нам нужно собраться около наших светочей, наших очагов... Солнце нашей русской поэзии А.С. Пушкин всех нас греет, всех притягивает. Он выковал одно из чудес истории - наш свободный, великий русский язык. Этот язык есть залог нашего бессмертия» [6, с. 75].
В 1925 г. в Нью-Йорке около 25 организаций и обществ русских эмигрантов создали оргкомитет для празднования дня рождения А.С. Пушкина. В прези-
диум торжественного заседания были избраны С.В. Рахманинов, С.И. Гусев-Оренбургский, Г.Д. Гребенщиков, гр. И.А. Толстой.
Активно «День русской культуры» праздновался в 1925 г. в Германии, особенно в Берлине, Дрездене, Цоссене. Причем, собранные в ходе праздника деньги были переведены в Нарву вдове внука А.С. Пушкина Е.И. Пушкиной, которая осталась без средств после гибели в 1919 г. мужа - белого офицера. Также поступила «Русская колония в Финляндии», объединяющая 20 русских организаций Гельсингфорса. Средства, собранные от продажи программ и открыток в «День русской культуры» 7 июня 1925 г., были переведены семье внука А.С. Пушкина.
К 1927 г. сложилась определенная традиция, канон в проведении «Дня русской культуры». Праздновался он в ближайший к дню рождения А.С. Пушкина выходной день. На торжественном заседании обычно первый доклад посвящался русской культуре, второй - А.С. Пушкину и его творчеству. Русские эмигрантские журналы и специальные однодневные газеты, посвященные «Дню русской культуры», публиковали значительное число материалов о Пушкине. Так, 8 июня 1927 г. по случаю 128-й годовщины со дня рождения поэта в Харбине (Маньчжурия) была издана однодневная литературная газета «А.С. Пушкин». На ее страницах были стихи и проза местных авторов на пушкинскую тему (в том числе Пушкин -по-китайски). Несомненный интерес представляет публикация С. Скитальца «Современник Пушкина» - о встрече в Кишиневе в 1898 г. со стариком-евреем, помнившим живым этого великого русского поэта.
Трепетное отношение к А.С. Пушкину эмигрантами было продемонстрировано в 1937 г. в столетнюю годовщину смерти поэта. Еще в феврале 1935 г. в Париже был образован специальный «Пушкинский комитет» под председательством В.А. Маклакова. В президиум комитета вошли И.А. Бунин, П.Н. Милюков, М.М. Федоров, Г.Л. Лозинский (секретарь). При поддержке парижского комитета для подготовки пушкинско-
о
со СП
7
о
(N СП
к л
и ф
ю го
со
О
О
О >.
s X
со
О X
со О
Ф
О
X
>
¡2
го
X s
3
1=
о <
о
CÛ
I-
о ф
т о
CÛ
ш о Ч
о ^
о ю о
л <
го
X
3 о;
го юбилея в разных странах возникло более 150 местных комитетов. Но главным центром праздника стал, конечно, в 1937 г. День русской культуры в Париже. В Гранд-Опера, в зале Плейель были представлены фрагменты оперных, балетных, театральных спектаклей, созданных по мотивам произведений Пушкина. По инициативе С.М. Лифаря и при его финансовой поддержке была организована выставка «А.С. Пушкин и его время», на которой демонстрировались подлинные рукописи поэта, пистолеты Дантеса, привезенные для дуэли, картины, мебель, фарфор того времени. Под редакцией Н.К. Кульмана в Париже было издано полное собрание сочинений А.С. Пушкина, которое продавалось по низкой цене и разошлось в большом количестве по всем центрам российской диаспоры за рубежом.
Подлинный культ А.С. Пушкина, существовавший в российском зарубежье, отнюдь не означал, однако, одинаковой оценки его творчества, его места в истории России. Вокруг имени поэта бушевали различные идейные и политические страсти, в рядах эмиграции Консервативную часть эмиграции привлекали примиренческие позиции А.С. Пушкина к царскому режиму из страха перед народным бунтом, его отдельные хвалебные отзывы о русском национализме и имперской политике Российского государства. У либеральной части эмигрантской интеллигенции живой отклик находили яркий индивидуализм и духовное вольнолюбие поэта.
Наиболее непримиримые к советской власти слои населения подчеркивали приверженность А.С. Пушкина творческой свободе, той свободе, которая, по мнению эмигрантов, была уничтожена в советской России. Интересно отметить такой факт. В 1925 г. журнал «Казачий путь» (орган Общеказачьего сельскохозяйственного союза в Чехословакии) опубликовал передовую статью, посвященную празднованию 125-летия со дня рождения А.С. Пушкина в СССР, с характерным названием «Враги русской культуры» [7]. Или другой пример, 18 марта 1922 г. в савинковской газете «За свободу!», издававшейся в Варша-
ве, была опубликована рецензия на книгу «Достоевский и А.С.Пушкин». В ней обращено особое внимание на «прекрасную по сдержанному негодованию речь в защиту свободы духа», произнесенную
A. Блоком памяти Пушкина под заглавием «О назначении поэта». Рецензент оценил эту речь как «стон русского писателя, в котором сквозь плотно сжатые цензурой уста слышатся слова осуждения палачам свободного слова».
Имя и авторитет А.С. Пушкина активно использовались в идейной полемике между различными политическими течениями российской эмиграции. Так, многие публицисты и историки резко выступили в 1920-е годы против утверждения евразийцев (например, Г. Флоровского) о том, что Россия только посредник, связующее звено между Западом и Востоком, и в ней «легко строится, легко разрушается, ничего своего». В ответ А. Кизевет-тер заявил в 1925 г. на страницах берлинской газеты «Руль»: «Русский национальный идеал с Чингисханом и Батыем, без Сергия Радонежского и Пушкина - достаточно этого вывода, чтобы убедиться в том, что в основе лежит какая-то вопиющая ложь... Принадлежность России к европейской культуре вовсе не может лишить ее национального своеобразия» [14]. В 1926 г. В. Ходасевич в ходе полемики с евразийцами отметил, что их призывы совпадают с целями большевиков. При этом смысл призывов евразийцев
B. Ходасевич выразил в лозунге: «Прочь от проклятой Европы, от ненавистной России Петра и Пушкина, от ненавистной интеллигенции, - в азиатчину и реакцию» [22, с. 430].
Ряд публицистов из числа монархистов и религиозных деятелей апеллировали к А.С. Пушкину в поисках истинно русского национального духа. Так, профессор И.А. Ильин на страницах журнала «Русский колокол» модернизму как проявлению глубочайшего кризиса в искусстве противопоставляет свой идеал: «России нужен дух чистый и сильный, огненный и зоркий. Пушкиным определяется он в нашем великом искусстве; и его заветами Россия будет строиться и дальше» [15, с. 27].
Декан Богословского института св. Сергия в Париже С.Н. Булгаков и философ С.Л. Франк подчеркивали религиозный характер мировосприятия А.С. Пушкина. С.Н. Булгаков даже доказывал, что А.С. Пушкин сознательно искал смерти, полагая, что только она может искупить двойственность его поэтического гения: христианская смерть была важным условием той художественной задачи, которую он столь блестяще выполнил [12, с.183-189].
В то же время нужно подчеркнуть, что наиболее консервативные круги русской православной церкви за границей категорически отрицали положительное значение пушкинского творческого наследия для русского общества, считая воззрения и мировосприятие А.С. Пушкина слишком светским и модернистским. Не случайно митрополит Антоний (Храповицкий) и епископский синод в Сремски Карловицах (Югославия) предложили в противовес Дню русской культуры отмечать альтернативный праздник 28 июля -День русского национального сознания, день Святого Владимира, князя, крестившего Русь. По мнению епископского синода, Пушкинский день был задуман либералами, масонами и безбожниками, которые несут основную ответственность за революцию и поражение Белой армии в гражданской войне. Правда, на деле День русского национального сознания так и не смог вытеснить традицию празднования Дня русской культуры.
Большинство деятелей русской культуры в эмиграции не поддержало противопоставление А.С. Пушкина князю Владимиру. Характерен такой пример. 30 июня 1934 г. казачий поэт и режиссер С.Ф. Сулин, выступая на праздновании Дня русской культуры в Бургасе (Болгария), отметил, что он в своей речи остановится на трех крупных фигурах в истории русской культуры: Гоголь, Аксаков и Бунин. И далее С.Ф. Сулин заявил: «И это только малая часть того колоссальнейшего, неисчерпаемого богатства, которое в своих творениях оставили нам наши великие русские люди, начиная от Владимира Святого, Ломоносова и Пушкина и кончая здравствующими предста-
вителями русской культуры...» [13, л. 3].
Для большинства русских эмигрантов А.С. Пушкин воспринимался как символ культурного национального единения, несмотря на все политические противоречия и склоки в рядах эмиграции. Очень хорошо эту мысль выразил священник, философ В.В. Зеньковский в 1937 г. в своей статье «Памяти А.С. Пушкина». «Независимо от наших расхождений в идеологической и духовной сфере, мы все ныне объединяемся вокруг имени Пушкина... Всеобщая, неподдельная любовь к Пушкину сама по себе есть какой-то удивительный факт в истории русского духа, есть творческая сила нашей культуры... Пушкин не был ни безбожником, как его хочет представить ныне советская печать, ни цельной религиозной натурой, как не раз его характеризовали... Будучи сыном своего века, живя всеми его внешними и внутренними запросами и интересами, он глубоко носил в себе «русскую идею»... Правдивость Пушкина была главной силой в этом процессе его духовного восхождения...» [3, с. 18-21].
Неоднократно в русском зарубежье звучали призывы использовать художественное наследие А.С. Пушкина для диалога двух культур: советской и эмигрантской, а не для борьбы между ними. Еще летом 1921 г. Илья Эренбург писал в берлинском журнале «Русская книга»: «Страшно и больно, что и в Москве и в Париже с равной безнадежностью приходится доказывать, что нельзя не только цевницу Пушкина, но и трубу Маяковского рассматривать как военный материал, подлежащий использованию или уничтожению» [19, с. 40]. И этот диалог, хотя и медленно и непоследовательно, но все же происходил.
Творчеству А.С. Пушкина была посвящена многообразная литература русской эмиграции: писателей, поэтов, литературоведов, философов. Прежде всего активно изучалось рукописное наследие великого поэта, публиковались ранее неизданные автографы, переписка, различные варианты отдельных произведений А.С. Пушкина. Особенно активно изучал рукописи и автографы поэта Модест Гофман, в частности в 3-м номере париж-
о со о
7
о сч о
к л
и ф
ю >
го
со
о ¡£ о
о >.
X
со
ф
о
X
¡2
го
X
¡£ 3
с
О <
о ш н
о ф
т ^
о ей
СО
о
4
о ^
о ю
0
1 <
го
X
5
3 о;
ского альманаха «Окно» за 1924 г. им было опубликовано исследование «Неизданные рукописи Пушкина», в котором описаны некоторые автографы великого поэта из собрания Пушкинского Дома.
Журнал «Грядущая Россия» (Париж) в 1920 г. публикует два отрывка из «Египетских ночей» А.С. Пушкина по рукописи, хранившейся в парижском Пушкинском музее, с комментарием хранителя музея А.Ф. Онегина. В 1932 г. в Париже выходит 3-й выпуск «Временника Общества друзей русской книги». В нем работа Г.Л.Лозинского «Романтический альбом П.А. Бертеневой» иллюстрирована факсимиле автографа стихотворения А.С. Пушкина «Нет, нет. не должен я, не смею, не могу...». В статье Я. Полонского «Неизданные автографы писем Пушкина в Париже» в этом же выпуске «Временника» сообщалось о письмах Пушкина к Гончаровой, сохранившихся в собрании Дягилева после смерти владельца. Глеб Петрович Струве впервые описал пушкинские материалы из архива С.А. Соболевского в Британском музее (неизвестные списки «Гаврилиады», стихотворения «Ура! В Россию скачет кочующий деспот... » и некоторых других) [18, с. 343-357]. Позднее, в послевоенные годы Г.П. Струве обосновал гипотезу о П.Б. Козловском как адресате пушкинского послания «Ты просвещением свой разум просветил...» [17, с. 92-106] - это предположение вызвало поддержку у других литературоведов.
В эмигрантской периодике были опубликованы интересные материалы, посвященные «Истории Пугачевского бунта» А.С. Пушкина (статьи И.Г. Акули-нина, МЛ. Гофмана и М. Цветаевой) [1; 4; 23], месте и роли донской казачьей песни в творчестве поэта [16], взаимоотношениям А.С. Пушкина и Николая I [2; 11]. В четырех номерах берлинского журнала «Беседа» (1923-1925 гг.) было опубликовано исследование В. Ходасевича «Поэтическое хозяйство Пушкина».
В литературе русского зарубежья активно обсуждалась и дискутировалась проблема пушкинской традиции в русской литературе. Широкий резонанс получила в культурных кругах русской
эмиграции полемика В. Ходасевича с Г. Адамовичем о классических традициях русской литературы, в ходе которой В. Ходасевич активно защищал именно пушкинские традиции для русской литературы XX века [21]. Кстати, самого В. Ходасевича многие писатели и литературоведы русского зарубежья называли представителем пушкинской традиции в русской поэзии. Так, В.В. Набоков-Сирин в 1939 г. писал по поводу смерти В. Ходасевича: «Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о нем» [19, с. 104].
Известный публицист и историк Петр Бернгардович Струве в 1920-е годы активно изучал влияние творчества А.С. Пушкина на французскую литературу. Так, в 1927 г. в парижской газете «Россия», которую он редактировал, П.Б. Струве опубликовал цикл статей по этой проблеме: «Пушкин и французские романтики. (К юбилею французского романтизма)» (17 сентября), «Радищев и Пушкин» (1 октября), «Пушкин о Стендале и Бальзаке» (7 января 1928 г.) «От Пушкина к Бальзаку» (26 ноября 1927 г.), «Шарль Нодье и Пушкин» (24 сентября 1927 г.)
Наконец, нужно отметить, что русская эмиграция внимательно следила за новейшими исследованиями о А.С. Пушкине, выходившими в СССР. Так журнал «Русские записки» в № 12 за 1938 г. опубликовал рецензию П. Бицилли на книгу В. Шкловского «Заметки о прозе Пушкина», а в 16-м номере за 1939 г. П. Бицилли называет лучшим современным исследованием творчества Пушкина книгу А. Лежнева «Проза Пушкина», опубликованную в 1937 г. в Москве.
Культура русской эмиграции - сложное, многоплановое и противоречивое явление. Но очевидно, что это составная органическая часть всей русской культуры. И анализ места и роли пушкинского наследия в культуре российского зарубежья подтверждает, что русская эмиграция бережно сохраняла традиции русской классической литературы и культуры.
Библиографический список
1. Акулинин, И.Г. По поводу «Истории Пугачевского бунта» [Текст] / И.Г. Акулинин // Атаманский вестник. - Париж, 1937. - № 6-7.
2. Бицилли, И.М. Пушкин и Николай I [Текст] / И.М. Бицилли // Звено. - Париж, 1928. - № 6.
3. Вестник русского студенческого христианского движения [Текст] // 1937. - № 1-2. - С. 18-21.
4. Гофман, М.Л. Пугачев Пушкина [Текст] / М.Л. Гофман // Станица. - Париж, 1937. - № 21.
5. Грядущая Россия [Текст] // Еврейская трибуна. - Париж, 1920. - № 1. - С. 177.
6. День русской культуры [Текст] / Отчет о праздновании к 1925 году / сост. Н.А. Цуриков. -Прага. 1926. - С.75.
7. Казачий путь [Текст]. - Прага, 1925. - № 60.
8. Кузина, Г.А. Значение «Дней русской культуры» в жизни российской эмиграции первой волны [Текст] / Г.А. Кузина // Культура Российского Зарубежья: сб. ст. - М., 1995. - С. 46.
9. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940) [Текст] / гл. ред. А.Н. Николю-кин; Редкол.: Н.А. Богомолов и др. - Т. 2. - Ч. 2. - М., 1997. - 320 с.
10. Маклаков, В.А. Русская культура и А.С. Пушкин [Текст] / В.А. Маклаков // Современные записки. - Париж, 1926. - № 29.
11. Пушкин и император Николай I [Текст] // Русский инвалид. Париж, 1937. - № 100.
12. Раев, М. Россия за рубежом [Текст] / М. Раев // История культуры русской эмиграции 19191939; пер. с англ. - М., 1994. - С. 183-189.
13. Российский государственный архив литературы и искусства. - Ф. 2273. - Оп. 1. - Д. 36.
14. Руль [Текст] // Берлин, 1925. - 10 янв.
15. Русский колокол [Текст] // Берлин, 1927. - № 2. - С. 27.
16. Соколов, П. А.С. Пушкин и донская казачья песня [Текст] / П. Соколов // Атаманский вестник. - Париж, 1937. - № 6-7.
17. Струве, Г.П. Кто был пушкинский «полонофил»? [Текст] / Г.П. Струве // Новый журнал. -Нью-Йорк, 1971. - Кн. 103. - 438 с. 5
18. Струве, Г.П. Новые пушкинские материалы из Британского музея [Текст] / Г.П.Струве // Белградский пушкинский сб. - Белград, 1937. - 643 с.
19. Струве, Г.П. Русская литература в изгнании [Текст] / Г. Струве. - Изд. 3-е испр. и доп. - Париж; М., 1996. - 448 с.
20. Струве, Н А. Русская эмиграция и Пушкин [Текст] / Н.А. Струве // Вестник Русского студенческого христианского движения. - 1987. - № 149.
21. Ходасевич, В. Бесы / В.Ходасевич [Текст] // Возрождение. - Париж, 1927. - 11 апр.
22. Ходасевич, В. О «Верстах» [Текст] / В. Ходасевич // Современные записки. - Париж, 1926. - 436 с.
23. Цветаева, М. Пушкин и Пугачев [Текст] / М. Цветаева // Русские записки. - Париж-Шанхай, 1937. - № 2.
References
1. Akulinin, I.G. Concerning "History of the Pugachev's rebellion". Parizh, 1937. № 6-7. [in Russian].
2. Bitsilli, I.M. Pushkin and Nikoklay I. Parizh, 1928. № 6. [in Russian].
3. Vestnik of Russian Student Christian Movement. 1937. № 1-2. Р. 18-21. [in Russian].
4. Hoffman, M. L. Pushkin's Pugachev. Parizh, 1937. № 21. [in Russian].
5. Future Russia. Parizh, 1920. № 1. Р. 177. [in Russian].
6. Day of the Russian culture. Report of celebrations till 1925. Prague. 1926. Р.75. [in Russian].
7. Cossack way. Prague, 1925. № 60. [in Russian].
8. Kuzina G.A. The importance of the "Days of the Russian culture" in life of the Russian emigration of the first wave. M., 1995. Р. 46. [in Russian].
9. Literary encyclopedia of the Russians abroad (1918-1940). Vol. 2. Part. 2. M, 1997. P. 320. [in Russian].
10. Jobbers, V.A. Russian culture and A.S. Pushkin. Parizh, 1926. № 29. [in Russian].
л
и ф
ю >
го
со
Ф
О X
¡2
го
X S
3
>
С
О <
о са I-
о ф
т ^
о са
11. Pushkin and emperor Nicholas I. Parizh, 1937. № 100. [in Russian]
12. Rayev, M. Russia abroad. M., 1994. P. 183-189. [in Russian].
13. Russian state archive of literature and art. F. 2273. Op. 1. Ar.36. [in Russian].
14. Wheel. Berlin, 1925. January 10. [in Russian].
15. Russian bell. Berlin, 1927. No. 2. P. 27. [in Russian].
16. Sokolov A.S. Pushkin and Don Cossack song. Parizh, 1937. № 6-7. [in Russian].
17. Struve, G. P. Who was Pushkin's "polonofil"? Novyi zhurnal. New York, 1971. Book 103. P. 92-106. [in Russian].
18. Struve, G.P. New Pushkin materials from the British Museum of. Belgradskii pushkinskii sbornik. Belgrade, 1937. P. 643. [in Russian].
19. Struve, G.P. Russian literature in exile Paris-M., 1996. P. 448. [in Russian].
20. To Struve, N A. Russian emigration and Pushkin. Vestnik of Russian Student Christian Movement.. 1987. № 149. [in Russian].
21. Khodasevich, V. Besy. Parizh, 1927. April 11. [in Russian].
22. Khodasevich, V. About "Versty". Parizh, 1926. P. 436. [in Russian].
23. Tsvektayeva, M. Pushkin and Pugachev. Parizh-Shanghai, 1937. № 2. [in Russian].
Сведения об авторах: Яшина Марина Анатольевна,
кандидат исторических наук, кафедра физики
Челябинский государственный педагогический университет, г. Челябинск. Е-таИ kira_303@mail.ru
худобородов Александр леонидович,
доктор исторических наук, профессор, кафедра Отечественная история и права, Челябинский государственный педагогический университет, г.Челябинск.
Е-таИ hudoborodoval@cspu.ru
Information about the authors: Yashina Marina Anatolyevna,
Candidate of Sciences (History),
Department of Physics,
Chelyabinsk State Pedagogical
University,
Chelyabinsk, Russia.
E-mail: hudoborodoval@cspu.ru
Khudoborodov Alexandr Leonidovich,
Doctor of Sciences (History), Professor,
Department of Russian History and Law,
Chelyabinsk State Pedagogical
University,
Chelyabinsk, Russia.
E-mail: hudoborodoval@cspu.ru
CÛ
о
о œ о ю
0
1 <
(О X s 3 о;