CC BY
39
RUDN Journal of Sociology
Вестник РУДН. Серия: СОЦИОЛОГИЯ
2018 Vol. 18 No. 2 361-367
http://journals.rudn.ru/sociology
DOI: 10.22363/2313-2272-2018-18-2-361-367
ТУРБУЛЕНТНОСТЬ НОРМ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА: КОНЦЕПЦИЯ «НОРМАЛЬНОЙ АНОМИИ»* Рецензия на книгу: «Нормальная аномия» в России и современном мире / Н.Н. Зарубина и др.; под общ. ред. С.А. Кравченко. М.: МГИМО-Университет, 2017. 281 с.
Наряду с несомненным прогрессом в области технологий, образования, информационной открытости, обеспечивающих людям более долгую, здоровую и качественную жизнь, нынешнее развитие мировой глобализации привело к турбулентности социума, чему специально была посвящена Десятая конференция Европейской социологической ассоциации [5]. В современном мире возникли принципиально новые вызовы и угрозы для общественной стабильности [7; 11]. К числу такого рода вызовов можно отнести турбулентность норм — по сути, характерной чертой современных обществ стала перманентная нормативная неопределенность, в реальной жизни ведущая к резкому увеличению скандалов и провокаций как на мировом уровне, так и в повседневной жизни людей [1; 10].
Данное новое состояние социума С.А. Кравченко предложил концептуализировать как «нормальную аномию» [3; 4]. Под его руководством авторский коллектив выпустил в свет фундаментальную коллективную монографию, в которой глубоко и всесторонне исследуется динамика аномии как патологических форм общества, показывается их историческая и культурная контекстуальность, раскрываются и анализируются социологические подходы к интерпретации их природы.
Аномия, как показал еще Э. Дюркгейм, означает состояние общества, характеризующееся «патологическими» формами социальных фактов, которые противопоставляются «нормальным» формам социальных фактов, встречающимся в большинстве типов социальных отношений и поведения людей. В качестве главного фактора возникновения аномии социолог усматривал рассогласование традиционных и индустриальных идеалов, веря в то, что «наука может помочь нам отыскать направление, в котором мы должны ориентировать наше поведение, определить идеал» [2. С. 41]. Однако аномия предрасположена к «мутации», качественно изменяется с усложнением общества — в традиционных, индустриальных и современных обществах аномия проявляется по-разному, имеет свои отличительные черты и последствия.
Р. Мертон мыслил аномию как следствие нефункциональности и дисфунк-циональности институтов общества, в результате чего возникают противоречия
* © Назарова Е.А., 2018.
между культурными целями, ориентирующими людей на успех, и институциональными средствами, предоставляющими «приемлемые способы достижения этих целей» [6. С. 118].
Сегодня аномия, несомненно, включающая в себя проявления прежних форм социальных патологий, обретает иную, более сложную природу. Представляется обоснованным особое внимание, которое уделяется «концу определенности» [17], возрастанию турбулентности социальных и природных явлений, проявляющихся в естественности разнообразных парадоксов [13], кентавризмов [12], в моральной слепоте [15], что в итоге обусловило необходимость «переоткрытия» аномии. Исследователи выдвигают и обосновывают тезис о том, что если раньше аномия носила исторически преходящий характер, то ныне она стала нормой жизни [8. С. 6]. В современном мире очевидна дисперсия ценностных ориентаций и референтов, норм и правил, которые в разной степени одобряются и принимаются сообществами, что необходимо учитывать при анализе ситуаций в разных сферах жизнедеятельности и брать за основу при разработке стратегий развития общества.
Вполне оправдано, что в монографии акцент сделан на изучении социальных полей, в которые прежде всего входит молодежь. Книга адресована студентам и аспирантам, однако будет интересна преподавателям и специалистам, так как в ней можно увидеть попытку объяснить и предложить через познание, осмысление и понимание конструктивное решение проблем взросления индивида, его вхождения в современный усложняющийся мир, открывающий вселенную неопределенностей, вызовов, угроз и рисков. Для молодых людей особую проблему представляет «ничто» — возникающие под влиянием процессов глобализации и десоциализации социальные формы, «лишенные определенного ценностного содержания», в которых человеческие отношения дегуманизируются [18. Р. 3]. Авторы ставят вопрос, как в многообразии культурных артефактов увидеть «ничто» и отличить его от уникального «нечто», понять значимость сущностного контента, которым наделяются действительно важные элементы, предопределяющие не только наш повседневный выбор, но и наше поведение, жизненные установки и устремления.
Принимая во внимание объективные факторы глобального порядка, к которым П. Штомпка относит становление — перманентное, незавершающееся структурно-функциональное обновление институтов [19], понятна необходимость не только понимания угроз и последствий этих процессов, но и выстраивания индивидуальных стратегий выживания в мире «нормальной аномии».
Увы, оптимизма рефлексия сегодня не добавляет: социальные изменения проходят в форме культурной травмы, имеет место плюрализация социального времени, виртуализация реальности и реализация виртуальности, макдональдиза-ция всех сфер жизни общества, включая образование, здравоохранение, семейные отношения и т.д. Однако раскрытие природы происходящих процессов вселяет надежду на формирование альтернативных социальных сил, способных минимизировать пагубные последствия «нормальной аномии». Осознание того, что живешь
в «не-месте», потребляешь «не-вещи» и «не-еду» (М. Фуко, Ж. Бодрийяр), окружен «не-людьми» (И. Гоффман, Дж. Ритцер, З. Бауман), переживаешь «не-события» (Ж. Бодрийяр), вызывает желание поиска альтернативной, «действительной реальности», особенно у критически мыслящих людей, имеющих о современных социальных патологиях достаточно глубокие знания. Однако в зоне риска пока остаются целые поколения, рожденные и взрослеющие на турбулентных нормах «нормальной аномии».
Значит ли это, что рискофобия становится спасением и может реанимировать привычные нормы и ценности? Где грани здравого восприятия происходящих в обществе изменений? Ответы на эти и множество других вопросов относительно стратегий противостояния массовому производству «текучего страха» (З. Бауман) можно найти во второй главе монографии. Если рискофобия, зародившаяся в эпоху индустриального модерна, изначально проявлялась в восприятии личностных и промышленных рисков, то в период второго, рефлексивного модерна, в условиях глобализации и децентрализации риски несоизмеримо усложняются, возникают перманентные уязвимости. Вместе с тем сложные риски при адекватном подходе могут стать фактором свободы, «демократизации демократии» (Э. Гидденс). Умение ориентироваться в природе, многообразии рисков и видеть их латентные, отложенные последствия позволяет избегать гипертрофированных форм риско-фобии и не впадать в рискофилию, которая рассматривается авторами монографии как естественная составляющая «нормальной аномии». Новый социальный тип «человек риска» культурно предрасположен к рискофилии, и социальная мотивация таких людей — принадлежность к «креативным, сильным духом и телом, избранным», риск ими воспринимается не только как благо, но как некое достояние, формирующее символическое достоинство. Такие молодые люди в современном обществе появляются все чаще, но их действия амбивалентны: по своим последствиям они могут быть как функциональны, так и дисфункциональны для общества. Именно сосуществование в современном обществе как практик избегания (рискофобия), так и добровольного принятия риска (рискофилия) говорит об усложнении «нормальной аномии» [8. С. 66].
Одним из проявлений «нормальной аномии» являются разрывы преемственности ценностных и нормативных оснований общества, зачастую обусловленные разницей восприятия неопределенностей, рисков и угроз представителями разных поколений. В третьей главе авторы рассматривают турбулентность и подвижность нравственных стандартов в социализации российской молодежи.
Основываясь на результатах эмпирических исследований Фонда «Общественное мнение» и экспертных оценках [9; 14], Н.Н. Зарубина отмечает, что однозначные нравственные ориентиры уходят в прошлое, уступая место мультимо-ральности как признанию за людьми права жить по их собственным нравственным принципам, отличающимся от общепринятых [8. C. 80—104]. «Нормальной аномии» она противопоставляет этику ответственности и справедливо задает вопрос о том, какова перспектива принятия этики ответственности российской молодежью, если основные факторы ее формирования — институциональные и со-
циокультурные — также подвержены «нормальной аномии». Инфантилизация молодежи — результат влияния модернизированных основных агентов социализации — семьи, перекладывающей свои социализирующие функции на средства массовой коммуникации, системы образования, претерпевающей постоянные «усовершенствования», которые касаются технологических аспектов и зачастую упускают из поля зрения самого ребенка. Внимание подрастающего поколения сосредотачивается не на дифференциации Добра и Зла, а на ярких, динамичных, примитивных по сути и содержанию, но вызывающих позитивные ощущения медийных продуктах. Результат инфантилизации —утрата ответственности как неотъемлемого качества взросления индивида, что сказывается и на жизненных стратегиях молодежи: осуществляется выбор в пользу наиболее «окупаемых» и востребованных работодателем профессий в сфере бизнеса, который и сам склонен к отступлению от ответственных практик в силу преобладания эгоистических ориентаций [8. С. 101]. Таким образом, этика ответственности усваивается молодым поколением в виде ответственности за свое собственное благополучие и жизненный успех, а не за будущее страны и человечества.
Пожалуй, наибольший резонанс «нормальная аномия» внесла в понимание семьи как социального института и «ячейки общества». Ведь из всех перемен, происходящих в мире, важнее всего те, что затрагивают нашу личную жизнь.
А.В. Носкова обосновывает актуальность применения концепции «нормальной аномии» для изучения семейных проблем, рассматривая современную семью и как ресурс благополучия, и как источник риска для общества. Уход от универсальных норм-регуляторов семейного поведения неизбежно влечет аномичные последствия в других сферах — демографической, экономической, политической и т.д. Возрастает опасность, что скоро некому и незачем будет объяснять, «что такое хорошо и что такое плохо». Сегодня происходит переформатирование представлений о сущности семьи и брака в сознании молодых людей, а установки на бездетность воспринимаются нормальными, что снижает социальную ответственность и способствует реализации свободы [8. С. 120—123]. Усиление рисков и уязвимостей социализации в условиях «нормальной аномии» предполагает большую включенность в этот процесс семьи, более плотный эмоциональный, моральный, когнитивный и физический контакт между членами этой «ячейки общества». Однако дигитализация нашей жизни стимулирует замену непосредственных контактов опосредованными, приводит к «дистанцированию любви» [16], формализации и утрате актуальности этой малой социальной группы.
Весьма интересен подход авторов к социальным группам как определенным «перформансам», имеющим демонстративных характер — когда символы принадлежности к группе более значимы, чем принципы идентификации с ней [8. С. 150—193].
Не обошла «нормальная аномия» и, казалось бы, устойчивую сферу — финансовую [8. С. 177—220]. Вполне естественное стремление человека к благополучной, обеспеченной жизни сегодня сталкивается с большим количеством практически непреодолимых препятствий, таких как экономический кризис, спад производства,
инфляция, безработица и т.д., что неминуемо сказывается на восприятии денег как мифологизированного средства решения всех жизненных проблем, универсального мерила достоинства, состоятельности и успешности личности. В постмодернистской российской мифологии модернистский миф денег-божества, денег-универсума трансформировался в миф денег-стихий, самостоятельной энергетической сущности, которая существует автономно от человека, а те, кто научился управлять этой сущностью, якобы владеют миром. Как альтернатива мифологизации денег выступает тенденция их «уничижения» (деньги как «ничто» — введение в оборот виртуальных денег, электронной валюты, отказ от наличных платежей и т.д.).
Весьма интересна позиция авторов по поводу влияния «нормальной аномии» на религиозную сферу, межконфессиональные взаимодействия в рамках государственных отношений и религиозных установок [8. С. 220—252]. Казалось бы, изначально традиционная и традиционалистская сфера претерпевает серьезные изменения в форме дисперсии религиозных этик и идей, что проявляется в межконфессиональных противостояниях, усилении террористической угрозы, радикализации религиозных взглядов. Государственное регулирование конфессиональных отношений авторы рассматривают через призму двух тенденций — «политизация религии» и «религизация политики».
Завершающий раздел монографии оправданно отдан интернет-пространству — как альтернативной, а зачастую уже и основной среды жизнедеятельности современной молодежи и сферы профессиональной деятельности большого количества социальных групп и институтов.
Возможно, заинтересованный читатель не найдет исчерпывающие ответы на все затронутые в книге вопросы, но важно то, что они пробуждают критическую мысль. Реалии турбулентного современного общества устойчивы, их надо изучать, чтобы выработать эффективные и адекватные средства жизни в условиях «нормальной аномии».
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
[1] Дмитриев А.В., Сычев А.А. Скандал. Социофилософские очерки. М., 2015.
[2] Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1996.
[3] Кравченко С.А. «Нормальная аномия»: производство «ничто» // Социологическая наука и социальная практика. 2015. № 3.
[4] Кравченко С.А. «Нормальная аномия»: контуры концепции // Социологические исследования. 2014. № 8.
[5] Кравченко С.А. К итогам Х Конференции ЕСА // Социологические исследования. 2012. № 3.
[6] Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социологические исследования. 1992. № 2.
[7] Назаров А.Д. Этномиграционные угрозы и вызовы вокруг и внутри современной России // Новые вызовы и угрозы стабильности в России — прогноз и меры по их нейтрализации и противодействию. М., 2015.
[8] «Нормальная аномия» в России и современном мире / Н.Н. Зарубина и др.; под общ. ред. С.А. Кравченко. М., 2017.
[9] Овсянников А.А. Новое поколение: долгая дорога в поисках новых идеалов и смыслов жизни // Социологическая наука и социальная практика. 2015. № 1.
[10] Провокация: сферы коммуникативного проявления / Под ред. А.В. Дмитриева. М., 2016.
[11] Тощенко Ж.Т. Общества травмы // Независимая газета. 23.01.2018.
[12] Тощенко Ж.Т. Кентавр-проблема (Опыт философского и социологического анализа). М., 2011.
[13] Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М., 2008.
[14] Шереги Ф.Э. Российская молодежь: настроение, ожидания, ценностные ориентации. М., 2013.
[15] Bauman Z., Donskis L. Moral Blindness. The Loss of Sensitivity in Liquid Modernity. Cambridge; 2013.
[16] Beck U., Beck-Gernsheim E. Distant Love: Personal Life in the Global Age. Cambridge, 2014.
[17] Prigogine I. The End of Certainty. N.Y., 1997.
[18] Ritzer G. The Globalization of Nothing. University of Maryland, 2004.
[19] Sztompka P. Society in Action: A Theory of Social Becoming. Cambridge, 1991.
DOI: 10.22363/2313-2272-2018-18-2-361 -367
TURBULENT NORMS OF CONTEMPORARY SOCIETY: THEORY OF "NORMAL ANOMIE"* Review of the book: "Normalnaya anomiya" v Rossii i sovremennom mire ["Normal Anomie" in Russia and Contemporary World]. N.N. Zarubina i dr.; pod obsch. red. S.A. Kravchenko. Moscow: MGIMO-University, 2017. 281 p.
REFERENCES
[1] Dmitriev A.V., Sychev A.A. Skandal. Sociofilosofskie ocherki [Scandal. Social-philosophical Essays]. Moscow; 2015 (In Russ.).
[2] Durkheim E. O razdelenii obshchestvennogo truda [The Division of Labor in Society]. Moscow; 1996 (In Russ.).
[3] Kravchenko S.A. "Normalnaya anomiya": proizvodstvo "nichto" ["Normal anomie": The production of "nothing"]. Sociologicheskaya Nauka i Socialnaya Praktika. 2015: 3 (In Russ.).
[4] Kravchenko S.A. "Normalnaya anomiya": kontury kontseptsii ["Normal anomie": The contours of the concept]. Socologicheskie Issledovaniya. 2014: 8 (In Russ.).
[5] Kravchenko S.A. K itogam X Konferentsii ESA [The results of the Xth Conference of the ESA]. Sociologicheskie Issledovaniya. 2012: 3 (In Russ.).
[6] Merton R. Socialnaya teoriya i socialnaya struktura [Social theory and social structure]. Socio-logicheskie Issledovaniya. 1992: 2 (In Russ.).
[7] Nazarov A.D. Etnomigratsionnye ugrozy i vyzovy vokrug i vnutri sovremennoj Rossii [Ethnic-migration threats and challenges around and within contemporary Russia]. Novye vyzovy i ugrozy stabil'nosti v Rossii — prognoz i mery po ih nejtralizatsii i protivodejstviyu. Moscow; 2015 (In Russ.).
* © Nazarova E.A., 2018.
[8] "Normal'naya anomiya" v Rossii i sovremennom mire ["Normal Anomie" in Russia and Contemporary World]. [N.N. Zarubina i dr.; pod obsch. red. S.A. Kravchenko. Moscow; 2017 (In Russ.).
[9] Ovsyannikov A.A. Novoe pokolenie: dolgaya doroga v poiskah novyh idealov i smyslov zhizni [New generation: A long road in search of new ideals and meanings of life]. Sociologicheskaya Nauka i Socialnaya Praktika. 2015: 1 (In Russ.).
[10] Provokatsiya: sfery kommunikativnogo proyavleniya [Provocation: Spheres of Communicative Manifestation]. Pod red. A.V. Dmitrieva. Moscow; 2016 (In Russ.).
[11] Toschenko Zh.T. Obschestva travmy [Societies of trauma]. Nezavisimaya Gazeta. 23.01.2018 (In Russ.).
[12] Toschenko Zh.T. Kentavr-problema (Opyt flosofskogo i sociologicheskogo analiza) [CentaurProblem (Philosophical and Sociological Analysis]. Moscow; 2011 (In Russ.).
[13] Toschenko Zh.T. Paradoksalnyj chelovek [Paradoxical Man]. Moscow; 2008 (In Russ.).
[14] Sheregi F.E. Rossijskaya molodezh: nastroenie, ozhidaniya, tsennostnye orientatsii [Russian Youth: Mood, Expectations, ands Value Orientations]. Moscow; 2013 (In Russ.).
[15] Bauman Z., Donskis L. Moral Blindness. The Loss of Sensitivity in Liquid Modernity. Cambridges; 2013.
[16] Beck U., Beck-Gernsheim E. Distant Love: Personal Life in the Global Age. Cambridge; 2014.
[17] Prigogine I. The End of Certainty. New York; 1997.
[18] Ritzer G. The Globalization of Nothing. University of Maryland; 2004.
[19] SztompkaP. Society in Action: A Theory of Social Becoming. Cambridge; 1991.
