Научная статья на тему 'ЦИФРОВОЕ ОБЩЕСТВО И ДИСКУРСЫ ПОСТГУМАНИЗМА'

ЦИФРОВОЕ ОБЩЕСТВО И ДИСКУРСЫ ПОСТГУМАНИЗМА Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
397
90
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
цифровое общество / поздний постмодернизм / постгуманизм / антигуманизм / акселерационизм / постантропоцентризм / плоские онтологии / трансгуманизм / ингуманизм / посткапитализм. / digital society / late postmodernism / posthumanism / anti-humanism / accelerationalism / postanthropocentrism / flat ontologies / transhumanism / inhumanism / postcapitalism.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Багдасарьян Надежда, Кравченко Алексей

Статья посвящена проблематике цифрового общества и его концептуальным параметрам в дискурсах постгуманизма. История цифрового общества связывается с концепциями постиндустриализма, постмодернизма, а также позднего постмодернизма, что позволяет проследить концептуальную эволюцию понятия. Актуальное состояние социальной теории следует обозначить термином «поздний постмодернизм», что отражается и на концептуализации цифрового общества. Наибольший интерес среди дискурсов позднего постмодернизма представляет постгуманизм. С этим термином связано несколько методологических проблем, которые авторы попытались разрешить. Исходя из самого названия, постгуманизм пытается схватить нечто «за» и «после» человека, тем самым выходя и расширяя проблематику человеческого. Однако разные исследователи вкладывают в это понятие зачастую противоположные смыслы и идеи. Тем не менее, антропоцентризм Нового времени сменяется иными проектами, децентрализующими или растворяющими человеческий субъект. Возникают и оппонирующие им течения, стремящиеся к еще большей радикализации человеческих потенций. Авторы разделяют спектр дискурсов постгуманизма по антропологическому (гуманистическому) параметру на следующие направления: антигуманизм, фиксирующий несостоятельность человека перед лицом новейших технологий, природы, Внешнего и т. д.; постантропоцентризм (постгуманизм в узком смысле), децентрализующий человеческую субъектность, помещающий человека в плоское онтологическое пространство, упраздняя при этом бинарность категорий человеческого и нечеловеческого, живого и неживого и пр.; трансгуманизм, развивающий гуманистический и антропоцентричный тренд с учетом новейших научно-технических разработок и их потенциала. Кроме обозначенных есть и другие самостоятельные течения, противопоставляющие себя классическому гуманизму и антропоцентризму, которые нельзя однозначно отнести к какому-либо из направлений.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE DIGITAL SOCIETY AND DISCOURSES OF POSTHUMANISM

The article concerns the problematic of digital society and its conceptual characteristics in the discourses of posthumanism. History of digital society is linked to concepts of post-industrialism, postmodernism and late postmodernism. This approach allows to trace conceptual evolution of the idea. Current state of social theory is denoted as “late postmodernism,” that affects the conceptualization of digital society. Posthumanism seems to be the most relevant discourse among the approaches of late postmodernism. However, this term invokes several methodological difficulties, that the authors tried to solve. Starting from its name, posthumanism seeks to grasp something “behind” and “after” human, thus overflowing and broadening problematic of human. Researchers often mean different and sometimes controversial meanings and ideas by using the term. Still, anthropocentrism of Modern Time is replaced by other projects, that decentralize and melt human subject. Opposing movements, that seek to radicalize human potential, rase as well. The authors divide the spectrum of posthumanism discourses according to the anthropological (humanistic) parameter into the following directions: anti-humanism, which fixes the inconsistency of human in the face of new technologies, nature, external, etc.; postanthropocentrism (posthumanism in a narrow sense), which decentralizes human subjectivity and places human in a flat ontological space, abolishing the binary categories of human and inhuman, living and non-living; transhumanism, which develops humanistic and anthropocentric trend taking into account potential of the latest scientific and technological achievements. In addition, there are other independent movements, that oppose themselves to classical humanism and anthropocentrism. They cannot be unambiguously attributed to any of the mentioned directions.

Текст научной работы на тему «ЦИФРОВОЕ ОБЩЕСТВО И ДИСКУРСЫ ПОСТГУМАНИЗМА»

Цифровое общество и дискурсы постгуманизма

Надежда Багдасарьян

Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана (МГТУ им. Н. Э. Баумана); Государственный университет «Дубна», Россия, ngbagda@mail.ru.

Алексей Кравченко

Государственный университет «Дубна», Россия, alkravch1@yandex.ru.

Ключевые слова: цифровое общество; поздний постмодернизм; постгуманизм; антигуманизм; акселерационизм; постантропоцентризм; плоские онтологии; трансгуманизм; ингуманизм; посткапитализм.

Статья посвящена проблематике цифрового общества и его концептуальным параметрам в дискурсах постгуманизма. История цифрового общества связывается с концепциями постиндустриализма, постмодернизма, а также позднего постмодернизма, что позволяет проследить концептуальную эволюцию понятия. Актуальное состояние социальной теории следует обозначить термином «поздний постмодернизм», что отражается и на концептуализации цифрового общества. Наибольший интерес среди дискурсов позднего постмодернизма представляет постгуманизм. С этим термином связано несколько методологических проблем, которые авторы попытались разрешить. Исходя из самого названия, постгуманизм пытается схватить нечто «за» и «после» человека, тем самым выходя и расширяя проблематику человеческого. Однако разные исследователи вкладывают в это понятие зачастую противоположные смыслы и идеи. Тем не менее, антропоцентризм Нового времени сменяется иными проектами, децентрализующими или растворяющими

человеческий субъект. Возникают и оппонирующие им течения, стремящиеся к еще большей радикализации человеческих потенций.

Авторы разделяют спектр дискурсов постгуманизма по антропологическому (гуманистическому) параметру на следующие направления: антигуманизм, фиксирующий несостоятельность человека перед лицом новейших технологий, природы, Внешнего и т. д.; постантропоцентризм (постгуманизм в узком смысле), децентрализующий человеческую субъектность, помещающий человека в плоское онтологическое пространство, упраздняя при этом бинарность категорий человеческого и нечеловеческого, живого и неживого и пр.; трансгуманизм, развивающий гуманистический и антропоцентричный тренд с учетом новейших научно-технических разработок и их потенциала. Кроме обозначенных есть и другие самостоятельные течения, противопоставляющие себя классическому гуманизму и антропоцентризму, которые нельзя однозначно отнести к какому-либо из направлений.

Человек, как без труда показывает археология нашей мысли, — это изобретение недавнее. И конец его, быть может, недалек.

Мишель Фуко. Слова и вещи1

Социальное больше не состоит из субъектов, точно так же как природа больше не состоит из объектов.

Бруно Латур. Политики природы2

Нам все еще неизвестно, на что способно социотехническое тело, и нам еще предстоит расчистить путь технологическому развитию и достичь новых степеней свободы.

Ник Срничек, Алекс Уильяме. Изобретая будущее3

В АКАДЕМИЧЕСКОМ дискурсе до сих пор не сформировалось какой-либо общепринятой трактовки цифрови-зации, дигитализации, цифрового общества и целого ряда понятий, связанных с «цифрой», несмотря на их активное и повсеместное употребление, ставшее обыденностью. История цифрового общества берет свое начало в 1960-1970-е гг. и продолжается до сих пор, трансформируя понятие в множественное означающее.

В спектре актуальных исследовательских направлений под цифровым обществом понимают и новую цифровую реальность «высокотехнологичной цифровой инфраструктуры», формирующую цифровое социальное пространство и цифровые социальные институты (Общество 5.0), и новую формацию с кардинальным усложнением механизмов контроля и эксплуатации, и комплексное выражение инструментов на основе информационно-коммуникационных технологий (облачные вычисления, интернет вещей,

1. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad, 1994. С. 404.

2. Латур Б. Политики природы. М.: Ад Маргинем Пресс, 2018. С. 62.

3. Срничек Н., Уильяме А. Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда. М.: Strelka Press, 2019. C. 254.

большие данные, искусственный интеллект и др.). Цифровое общество трактуется как переход к технологиям «умного управления», возникновение новых гибридных форм социального пространства и субъектности4.

В частности, цифровое общество описывается как новый этап социальной эволюции, связанный с переходом к шестому и седьмому технологическому укладу. В таком обществе возникают принципиально новые цифровые социальные институции, меняющие человека и его положение в новой среде5. Цифровизация выступает движущей силой прогресса, проявляя себя в процессах сетевизации и датификации, алгоритмизации и платформи-зации6. Сетевые структуры, платформы и алгоритмы становятся важнейшей частью социальной жизни, вызывая вместе с тем и необъятный спектр проблем, связанных с развитием технологий больших данных и искусственного интеллекта, развитием цифрового общества как такового.

Первые концептуальные построения формируются в теориях постиндустриализма, после и параллельно с которыми цифровое общество обновляется концептуальными параметрами в постмодернистских течениях. Однако актуальное состояние социальной теории уместно описывать через категорию позднего постмодернизма, говорить о котором следует по ряду причин, связанных с кризисным состоянием самого постмодернизма и отсутствием сильных альтернатив его языку. В конце ХХ века ключевые теоретики постмодернизма либо отказываются от состояния постмодерна в качестве предмета своих исследований, либо вовсе провозглашают конец эпохи постмодерна и, соответственно, постмодернистского этапа социальной теории. В частности, в конце 1990-х годов от постмодернистских исследований постепенно отходят и Зигмунт Бауман, и Фредерик Джеймисон, а Линда Хатче-он и Ихаб Хассан начинают размышлять о конце постмодерниз-

о 07

ма и о возможных альтернативах этой исследовательской оптике .

Еще в 1970-е годы Хассан заявляет о необходимости возникновения постгуманистической культуры, поскольку «и человече-

4. Василенко Л. А., Мещерякова Н. Н. Социология цифрового общества: монография. Томск: Издательство ТПУ, 2021. С. 48-50.

5. Там же. С. 51.

6. Добринская Д. Е. Что такое цифровое общество? // Социология науки и технологий. 2021. № 2. С. 114.

7. Павлов А. В. Образы современности в XXI веке: диджимодернизм: рецензия на книгу Алана Кирби // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2018. Т. 11. № 2. С. 198.

ская форма, и человеческие желания с их репрезентациями могут быть радикально изменены, а потому должны быть переосмыслены», тем самым выступая предтечей дискурсов постгуманизма8. Однако если постгуманизм Хассана в некотором смысле сливался с постмодернизмом и представлял собой воплощение постмодерного состояния культуры, то позднее, по мнению исследователя, постмодернизм «повернул не туда», изменившись в худшую

9

сторону.

О необходимости новых концептуально-теоретических построений и моделей высказывается Джеффри Александер, отмечая исследовательскую усталость многих авторов от постмодернизма и их возврат к (нео)модернистской проблематике10. Позднее Дэвид Радрам и Николас Ставрис выпускают важную работу «Вместо постмодерна. Антология работ по искусству и культуре начала XXI века», в которой как приводят размышления упомянутых авторов, так и описывают новые концепции, пытающиеся преодолеть постмодернизм, представив принципиально новые методологические инструменты".

Хатчеон же заявляет о конце постмодернизма и впервые вводит термин «постпостмодернизм», обозначая еще только зарождающийся язык описания современного культурного состояния западного общества, который, тем не менее, еще сам нуждается в собственном языке^. Термин «постмодерн», по мнению Хатчеон, исчерпал эвристический потенциал, перестав охватывать и описывать параметры современной жизни и ее динамику в условиях цифровых технологий, глобализации и т. д."

Однако течения постпостмодернизма во многом демонстрируют несостоятельность, устаревший или вторичный характер перед постмодернистским языком описания актуальной культуры

8. Hassan I. Prometheus as Performer: Toward a Posthumanist Culture? // The Georgia Review. 1977. Vol. 4. № 31. P. 832-835.

9. Idem. Beyond Postmodernism: Toward an Aesthetic of Trust // Beyond Postmodernism: Reassessments in Literature, Theory, and Culture. B.; N.Y.: Walter de Gruyter. 2003. P. 199-212.

10. Александер Дж. Смыслы социальной жизни: культурсоциология. М.: Прак-сис, 2013.

11. Supplanting the Postmodern. An Anthology of Writings on the Arts and Culture of the Early 21st Century / D. Rudrum, N. Stavris (eds). N.Y.; L.; New Delhi; Sydney: Bloomsbury Academic, 2015.

12. Hutcheon L. The Politics of Postmodernism. N.Y.; L.: Routledge, 2002. P. 181.

13. Idem. Gone Forever, But Here to Stay: The Legacy of the Postmodern // Postmodernism: What Moment? Manchester: Manchester University Press. P. 16-18.

и общества". Заявляя «конец постмодернизма», они нередко выстраивают положения собственных концепций на основе классических для постмодернизма идей и приемов — словом, обращаясь к наследию классиков постмодернизма, несмотря на то что сами классики зачастую теряли к нему интерес, меняя исследовательский предмет, либо вовсе отказывались от каких-либо ассоциаций своих имен с этим направлением.

Таким образом, говорить о завершении постмодернизма сегодня не приходится, несмотря на многочисленные попытки его преодоления, манифесты, провозглашающие его конец, а также исследовательскую усталость. «Странным образом умерев», он существует, выступая, подобно «призраку» Жака Деррида, ушедшим явлением, продолжающим вместе с тем оказывать определяющее влияние на исследовательские поиски". Учитывая вторичный характер большей части оппонирующих ему течений, мы можем наблюдать и говорить об этапе позднего постмодернизма в социальных и культурных теориях". Тем не менее, дискурсы позднего постмодернизма привносят свежие ракурсы в описание цифрового общества, фокусируясь на его социокультурных и технологических параметрах.

Представляется, что наибольший интерес среди этих дискурсов вызывает постгуманизм, однако и с этим термином связано несколько методологических проблем, которые необходимо разрешить. Постгуманизм схватывает и фиксирует нечто «за» и «после» человека, выходя и расширяя проблематику человеческого. В 1970-е годы Ихаб Хассан заявляет о закате образа витрувиан-ского человека, несколько столетий занимавшего центральное

14. См.: Павлов А. В. Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019. В частности, речь идет о концепциях гипермодернизма Жиля Липовецко-го, постпостмодернизма Джеффри Нилона, а также других авторов, в работах которых прослеживается созвучность постмодернистскому языку. См.: Lipovetsky G. Time Against Time, or The Hypermodern Society // Supplanting the Postmodern. P. 191-208; Nealon J. Post-Postmodernism, or The Logic of Just-in-Time Capitalism. Stanford: Stanford University Press, 2012; Kirby A. Digimodernism. How New Technologies Dismantle the Postmodern and Reconfigure Our Culture. N.Y.: Continuum, 2009; Samuels R. Auto-Modernity After Postmodernism: Autonomy and Automation in Culture, Technology, and Education // Digital Youth, Innovation, and the Unexpected. Cambridge, MA: The MIT Press, 2007. P. 219-240.

15. Павлов А. В. Постпостмодернизм. С. 21.

16. К этому этапу следует отнести и комплекс постгуманистических концепций (Там же).

положение в научной картине мира, сегодня же мы наблюдаем фрагментацию антропоцентричного мировоззрения на множество социально-философских течений, имеющих самые разные концептуальные корни. Эти течения и формируют постгуманизм, определяемый нами как концептуально-теоретический комплекс течений, выходящих за пределы человеческого и расширяющих его проблематику. Так или иначе, постгуманизм противопоставляет себя классическому гуманизму, однако объединяемые им направления могут не только друг с другом не пересекаться, но и вступать в противоречия.

Следующая методологическая трудность — в демаркации видов и направлений постгуманизма, поскольку исследователи применяют различные критерии для этих процедур. В частности, представитель философского постгуманизма Франческа Феррандо выделяет постгуманизм, трансгуманизм, антигуманизм, мета-гуманизм и новые материализмы, описывая различия, сходства и отношения между ними17. Полагаем, весь спектр дискурсов постгуманизма уместно разделить по антропологическому (гуманистическому) параметру на следующие направления:

• антигуманизм, принижающий человека и фиксирующий его несостоятельность или несущественность;

• постантропоцентризм (постгуманизм в узком смысле), децентрализующий и помещающий человека в плоское онтологическое пространство среди прочих форм агентности, а также упраздняющий бинарность категорий человеческого и нечеловеческого, живого и неживого, естественного и технического и пр.;

• трансгуманизм, продолжающий антропоцентричный тренд и стремящийся к радикализации человеческих потенций с учетом новейших научно-технических разработок и их потенциала;

• иные самостоятельные течения, противопоставляющие себя гуманизму и антропоцентризму, которые нельзя однозначно отнести к какому-либо из описываемых нами направлений.

17. Ferrando F. Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Metahumanism, and New Materialisms: Differences and Relations // Existenz: An International Journal in Philosophy, Religion and the Arts. 2013. Vol. 2. № 8. P. 26-32. Сама же Феррандо развивает философский постгуманизм, направленный на преодоление положений классического гуманизма, антропоцен-тричной оптики и дуальных категорий мышления, см.: Ferrando F. Philosophical Posthumanism. L.: Bloomsbury Academic, 2019.

I. Антигуманизм

Одним из первых таких направлений в ХХ веке стал антигуманизм. Отметим, что вне зависимости от дискурсов постгуманизма под ним подразумевают как минимум несколько концептов, слабо связанных друг с другом. В определенном смысле антигуманистом выступает Мартин Хайдеггер, критикующий гуманизм за утрату доступа к непосредственно человеческому, человечности в исследовании человека:

Как бы ни были различны эти виды гуманизма... они все сходятся на том, что humanitas искомого homo humanus определяется на фоне какого-то уже утвердившегося истолкования природы, истории, мира, мироосновы, то есть сущего в целом18.

Фундаментальным для Хайдеггера является вопрос о бытии, поэтому он отказывается от гуманистического определения человека посредством сущего, — для него это определение представляет вопрос соотношения человеческого и бытия, где человеческая сущность обнаруживается в самой экзистенции, но не в качествах человеческого субъекта". Наконец, Хайдеггер прибегает к описанию человека через онтологическую категорию Dasein, благодаря которой и становится возможна попытка помыслить человечность в ее приближенности к бытию.

К антигуманистам следует отнести и Луи Альтюссера, описывающего эпистемологический разрыв в марксистской теории. Согласно Альтюссеру, если молодой Маркс предстает гуманистически-ориентированным младогегельянцем, то его поздние работы демонстрируют определенный разрыв, связанный с постепенным отходом гуманистического тренда на второй план, на смену которому приходят строгие теоретические модели и политэкономи-ческие концепты20. Альтюссер разграничивает практический гуманизм Маркса (и собственного проекта) от теоретического антигуманизма. В первом случае речь идет о борьбе за создание необходимых условий для реализации человеческих потенций, во втором же — об исследовательской оптике, исходящей из общественных отношений и конкретного исторического периода,

18. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие: ст. и выступ. М.: Республика, 1993. С. 196-197.

19. Он же. Бытие и время. М.: Академический проект, 2015. С. 42.

20. См.: Альтюссер Л. Марксизм и гуманизм // Он же. За Маркса. М.: Праксис, 2006.

где человек выступает продуктом, «ансамблем всей совокупности общественных отношений», а подлинным субъектом истории оказываются классовая борьба, классы и массы21.

Хайдеггер и Альтюссер во многом сформировали взгляды Мишеля Фуко, имеющего отношение и к антигуманизму, и к постмодернизму, несмотря на то что в интервью всегда выступал против ассоциаций своей персоны с последним. Фукианский антигуманизм заключается в концепции «смерти субъекта», вытесняющей картезианский субъект из центра современного знания. Фуко обнаруживает корни гуманизма в этических принципах христианства, их возрождении и обновлении в эпоху Просвещения, однако в актуальной эпистеме гуманизм пронизывает и этический, и методологический, и, наконец, идеологический аспекты. Человек предстает еще относительно новым концептом, сформированным практиками знания и техниками власти. Предсказывая закат антропоцентризма, Фуко приводит пассаж, ставший классическим для проблематики постгуманизма:

Во всяком случае, ясно одно: человек не является ни самой древней, ни самой постоянной из проблем, возникавших перед человеческим познанием. Взяв относительно короткий временной отрезок и ограниченный географический горизонт — европейскую культуру с начала XVI века, — можно быть уверенным, что человек в ней — изобретение недавнее... И конец его, быть может, недалек... Если эти диспозиции исчезнут так же, как они некогда появились. тогда — можно поручиться — человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке22.

Актуальное же состояние антигуманизма связывается с исследовательскими идеями «спекулятивного» направления, — прежде всего, концептами Рэя Брассье и Ника Ланда. Спекулятивный реализм представляет собой скорее некое философское движение, нежели полноценное направление или течение, поскольку его представители имеют намного больше различий, чем общих черт23. Тем не менее, спекулятивные реалисты и близкие к ним исследователи превращают антропоцентризм в ключевой объект своей критики. Пожалуй, это обстоятельство и выступа-

21. Гобозов И. А. Л. Альтюссер — выдающийся французский философ-марксист ХХ века // Философия и общество. 2014. № 1. С. 160-161.

22. Фуко М. Слова и вещи. С. 404.

23. См.: Gratton P. Speculative Realism: Problems and Prospects. L.: Blooms-bury, 2014; Brassier R. Deleveling: Against "Flat Ontologies" // Under Influence — Philosophical Festival Drift 2014. Antwerp: Omnia, 2015. P. 64-80.

ет наиболее важным элементом, позволяющим объединить его представителей.

В рамках спекулятивного реализма, как и у Фуко, проблематика антропоцентризма первоначально носит эпистемологический характер и сводится к состоянию корреляционизма в посткантианской философии, при котором всякая попытка помыслить нечто «в себе» в тот же момент наталкивается на корреляцию между бытием и мышлением, в результате чего всякое «в себе» автоматически оказывается «для нас». В работах Брассье эта проблема получает название «аргумент «Перла», в трудах Грэма Хармана — «философия (привилегированного, человеческого) доступа». Однако наибольшую популярность получил «корреляционизм», введенный Квентином Мейясу, на чем сошлись и сами спекулятивные реалисты. В «После конечности» Мейясу приводит довольно общую формулировку состояния корреляционизма:

Под корреляцией мы понимаем идею, согласно которой мы можем иметь доступ только к корреляции между мышлением и бытием, но никогда к чему-то одному из них в отдельности24.

Говоря о корреляционистском аргументе «Перла», Брассье отсылает к рассуждениям Беркли, согласно которому «нельзя помыслить или познать что-то, не помыслив или не познав это что-то», следовательно, «вещи не могут существовать, не будучи помысленными или воспринятыми», что означает онтологическую зависимость объекта от его восприятия кем-либо25. Корреляционизм, таким образом, постулирует посылку, согласно которой важно не то, существует ли независимая от разума реальность, но то, что ее нельзя познать.

Начиная с того момента, когда Кант вводит категорию ноуменального, западная философия фактически попадает в корреля-ционистский лабиринт, выход из которого и попытались обнаружить спекулятивные реалисты. Вопрос об успешности этих попыток остается открытым, однако ряд проблем, которые были ими поставлены, вызвали бурное обсуждение в академическом сообществе. Так, дискуссия Мейясу, Хармана, Брассье и Гранта, состоявшаяся в 2007 году, с которой спекулятивный реализм и берет свое начало, послужила серьезным толчком к появлению многих известных сегодня работ постантропоцентричной направленно-

24. Мейясу К. После конечности: Эссе о необходимости контингентности. Екатеринбург; М.: Кабинетный ученый, 2017. С. 11.

25. Брассье Р. Понятия и объекты // Логос. 2017. Т. 27. № 3. С. 245.

сти26. В результате проблематика корреляционизма распространяется за пределы эпистемологических проблем, затрагивая онтологический, этический, правовой, эстетический и иные аспекты:

Корреляционизм — это не определенное философское учение, а расплывчатая и весьма разносторонняя стратегия дефляции традиционных метафизических и эпистемологических вопросов путем редукции проблематики «бытия» и «знания» к сцеплениям культурной формы, политической борьбы и социальной практики27.

Согласно Брассье, в руках исследователей все же остается инструмент, обладающий привилегированным положением доступа к бытию «в себе», то есть позволяющий покинуть корреля-ционистский круг — этим инструментом выступает естествознание, современные достижения и открытия которого фиксирует несостоятельность и даже безосновательность антропоцентрич-ных установок. Отстаивая позицию реалиста, Мейясу вводит так называемый аргумент доисторического, представляя результаты археологических исследований, доказывающих существование мира до человека, то есть до «корреляции»; Брассье же обращается к «аргументу постисторического», рисуя картину будущего после человека. Парадоксальным образом Брассье приходит к выводу, что если конечность человечества неизбежна, то и его гибель в определенном смысле уже наступила.

Рано или поздно исчезнет Земля и населяющие ее формы жизни, распадутся тела звезд, путешествующих в космическом пространстве, исчезнут атомы, пока, наконец, Вселенная окончательно не превратится в «вечную и бездонную тьму»28. Тем самым Брассье разрешает проблему корреляционистского круга, ведь если нет субъекта корреляции, то нет и самой корреляции мышления и бытия. Таким образом, конечность человека, как и самой Вселенной, должна занять место отправной точки всякого философствования. Однако нигилизм Брассье сопровождается отказом от гедонизма и апатии, отстаиванием естествознания и необходимости социальных преобразований29. Философ для

26. Писарев А., Морозов А. Speculative Realism: Exit // Харман Г. Спекулятивный реализм: введение. М.: РИПОЛ классик, 2020. С. 27.

27. Брассье Р. Указ. соч. С. 239-240.

28. Brassier R. Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction. L.: Palgrave Mac-millan, 2007. P. 228.

29. Харман Г. Указ. соч. С. 57.

него — всегда нигилист, осознающий конечность и вместе с тем стремящийся к радикальному переустройству, пределы которого и освещает актуальная наука о.

Совсем иную позицию занимает Ланд, представляя концепцию акселерации. И если, несколько забегая вперед, акселерационизм Ника Срничека и Алекса Уильямса, направленный на переустройство цифровых платформ, преодоление отчужденного труда, высвобождение скрытого технологического потенциала в интересах посткапитализма можно назвать гуманистически-ориентированным, то антигуманизм Ланда связывается с неизбежностью порабощения человека машиной, дегуманизацией и «расплавлением» человечества в пространстве кибернетики. Однако в обоих случаях речь идет о движении к гипотетическому будущему через ускорение социально-технических параметров.

Ландианский анализ выстраивается на основе делезианских концептов детерриторизации и ретерриторизации. Будучи самовозрастающей стоимостью, капитал, по мысли Ланда, движется по направлению к автономизации, самовоспроизводству, технологическому гиперсознанию, что составляет аспект детеррито-ризации, то есть хаотического, ризоматичного распространения капитала. Однако этой тенденции всегда препятствует сдерживающая и упорядочивающая ретерриторизация, выраженная в социальных регуляторах, вмешательстве государства в рыночные процессы и т. д., с чем Ланд и предлагает бороться, прокладывая путь к еще большей свободе рынка, декодирования и самой детер-риторизации, тем самым оказываясь на неолиберальных позици-ях31. Так, некоторые пассажи Ланда уже высказываются от лица машин-победителей:

Каково это: быть тайно высланным из будущего, чтобы подорвать предшествующие ему условия? Быть киберпартизаном, так искусно замаскированным под человека, чтобы даже программа была частью маскировки? Именно, так?32

Человечество оказывается пораженным кибернетическим вирусом расчеловечивания—уже не важно, что и как оно думает о тех-

30. См.: Brassier R. Prometheanism and Its Critics // #Accelerate: The Acceleration-ist Reader. Falmouth: Urbanomic, 2014. P. 467-487.

31. Мельников В. О. Преодоление кризиса цивилизации через его ускорение: акселерационизм // Социальные и гуманитарные науки: теория и практика. 2019. № 1 (3). С. 142.

32. Ланд Н. Киберготика. С. 56.

нике, поскольку техника все больше начинает думать о себе сама. Ланд же хочет ускорить этот процесс, конечной целью которого выступает слияние органического и технического, утрата человечеством контроля над техникой и ее (само)развитием: «Человек для капитала есть нечто, что должно превзойти: проблема, тормоз»33.

Капитализм и акселерация составляют единый процесс, неподвластный человеку. Ланд обнаруживает скрытые тенденции высвобождения технологических и социальных сил в неолиберализме, на основе чего делает предположение о том, что скорость капиталистического развития способна достигнуть технологической сингулярности. Если Срничек и Уильямс хотят ускорить капитализм, чтобы достигнуть его преодоления, избавиться от его сдерживающих и антигуманистических тенденций, то Ланд провозглашает акселерацию, чтобы укоренить и еще больше усилить сам капитализм34. В результате ландианского сценария мышление утрачивает человеческий характер и постепенно становится «нечеловеческим», обращенным к «безлюдным пейзажам и опустошенным пространствам»^. Технологическая сингулярность стирает всякую границу между социальным и техническим, растворяя общество в машинах:

... цепь положительных обратных связей, через которые коммерциализация и индустриализация взаимно стимулируют друг друга в процессе убегания, от чего современность рисует свой градиент. Она нигилистична по существу, поскольку не отсылает ни к чему, кроме самой себя. У нее нет иного возможного значения, кроме само-расширения. Она растет, чтобы расти. Человечество — это временный пользователь, а не владелец. Она является своей единственной цельюЗ®

Так, антигуманизм, как одно из направлений постгуманизма, предстает установкой, фиксирующей несостоятельность оптики антропоцентризма, несущественность человека перед лицом при-

33. Там же. С. 177.

34. Именно поэтому «Ланд путает скорость и ускорение», оставаясь на позициях неолиберализма (Уильямс А., Шрничек Н. Манифест акселерацио-нистской политики // Логос. 2018. Т. 28. № 2. С. 10).

35. Ланд Н. Указ. соч. С. 34.

36. Он же. Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм // syg.ma. 13.10.2017. URL: https://syg.ma/@igor-stavrovsky/nik-lend-bystroie-i-niepristoinoie-vviedieniie-v-aksielieratsionizm.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

роды, конечности бытия, технологического роста, который человек больше не в силах обуздать.

II. Постантропоцентризм

Социальная теория формирует и другие точки зрения и прогнозы, затрагивающие проблематику человеческого, его соотношения с техническим и природным. Подобную проблематику затрагивает постгуманизм в узком смысле этого термина. Однако постгуманистическими по своей сути оказываются все описываемые нами течения, — поэтому, чтобы избежать возможной путаницы, далее мы будем использовать термин «постантропоцентризм».

Постантропоцентризм задается вопросами соотношения человеческого и нечеловеческого, взаимодействия и сосуществования человека с другими формами жизни, а также неживыми сущностями, проявляющими агентность. Концепция постчеловека и, соответственно, постантропоцентричной оптики, связывается с утратой человеком центрального, привилегированного положения в мире, его трансформации. Постантропоцентризм осуществляет попытку снятия границ между человеческим и «другим», стирая грань между человеком и остальным миром. Течения постантропоцентризма стремятся к упразднению многочисленных бинарных оппозиций, затрагивающих измерения человеческого и нечеловеческого, технического и органического, живого и неживого, наконец, физического и нефизического.

Эти стремления во многом восходят к акторно-сетевой теории, в особенности к актантно-ризомной онтологии Бруно Лату-ра37. Предельно упрощая, Латур определяет свой подход как «смену метафорики (и топологии) для описания сущностей»:

Нити (или ризомы, по Делёзу) вместо поверхностей. Вместо мышления в терминах поверхностей (двухмерных) или сфер (трехмерных) предлагается мыслить в терминах узлов, имеющих столько измерений, сколько у них соединений»^8.

37. См.: Latour B. An Inquiry Into Modes of Existence: An Anthropology of the Moderns. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2013; Harman G. Bruno Latour: Reassembling the Political. L.: Pluto Press, 2014; Prince of Network: Bruno Latour and Metaphysics. Melbourne: re:press, 2009.

38. Латур Б. Об акторно-сетевой теории. Некоторые разъяснения, дополненные еще большими усложнениями // Логос. 2017. Т. 27. № 1. С. 175-176.

Сами акторы (актанты), формирующие сети, понимаются не как совокупность людей, но семиотически, как что угодно, способное действовать самостоятельно или чье действие обуславливается другими39. Так, внутри сети на одной плоскости образуются представители разных форм агентности, выступающие полноценными посредниками. Такой подход, «уравнивающий» в онтологическом отношении всякую социальную, природную или технологическую агентность, Латур именует принципом ирредукции.

Само название латурианского акторно-сетевого подхода сообщает нам о серьезном влиянии Делёза. Вместе с тем нетрудно обнаружить последующее влияние идей Латура как на теории ас-самбляжа, так и на всю совокупность объектно-ориентированных и плоских онтологий, в рамках которых человек предстает одним из множества децентрированных сущностей40. Термин «плоские онтологии» (flat ontologies) восходит к работам Мануэля Делан-да, однако сегодня к этому направлению следует, хоть и весьма условно, отнести и Грэма Хармана, Тимоти Мортона, Леви Брай-анта и других теоретиков, которых объединяют схожие задачи и их концептуальные решения4\ Например, плоские онтологии не выделяют некую первичную или подлинную инстанцию, как это происходит в рамках других философских подходов с языком, субъектом, обществом и т. д. Вместо этого ими вводится «онтология имманентности», где все объекты наделяются равным онтологическим статусом — отсюда и возникает онтологическая

4"?

«плоскость» .

Латур заново пересобирает концепт социального, разрушая границу между «природой» и «обществом» и даже отказываясь от этих понятий с целью сборки общего:

Теперь мы видим, что общество у двух коллекторов — природы и общества: оба они суть преждевременные попытки соединить

39. Там же. С. 182.

40. Вместе с тем некоторые исследователи открещиваются от акторно-сете-вого подхода, как это делает Харман, противопоставляя имматериализм материализму Латура. См.: Latour B. Flat-Earthers and Social Theory // Accounting and Science: Natural Inquiry and Commercial Reason. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. xi-xviii; Харман Г. Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего». М.: Ад Маргинем Пресс, 2021.

41. См.: DeLanda M. A New Philosophy of Society: Assemblage Theory and Social Complexity. L.: Continuum, 2006; Intensive Science and Virtual Philosophy. L.: Bloomsbury Academic, 2002.

42. Писарев А., Астахов А., Гавриленко С. Акторно-сетевая теория: незавершенная сборка // Логос. 2017. Т. 27. № 1. С. 17-18.

в две противоположные сборки один и тот же общий мир. Это то, что я назвал конституцией Нового времени, воспользовавшись юридической метафорой для описания объединенных до-

4 4

стижении политическом эпистемологии .

Общее же представляет собой соединение человеческого и нечеловеческого (non-human) — социотехнический ассамбляж, где человек, технологии и другие формы жизни связываются между собой многочисленными отношениями, образуя ризоматичные сети44. В этом смысле цифровое общество и есть тот самый ассамбляж, существующий согласно Латуру: всевозможные боты и голосовые помощники, договаривающиеся о тех или иных услугах с помощью мобильной связи, пока абонент занят своими делами; полицейские арестовывают робота-художника, заподозрив его в шпионаже; «другие» все чаще оказываются полноценным обслуживающим персоналом, вытесняя персонал «человеческий». Наконец, цифровая архитектура и нечеловеческие агенты выполняют функции социального контроля, поднимая его возможности на невиданные ранее уровни .

Агентность, таким образом, обнаруживается не только у людей, но и у множества других акторов — грибов, почв, лесов, бактерий, роботов46. Выясняется, что грибы способны изменять ландшафт, справляться с переработкой древесины, пластика и различных отходов. Все это расширяет привычное понятие социального. Общество перестает быть совокупностью субъектов, как природа перестает быть совокупностью объектов — образуется коллектив, который еще предстоит «распутать» и «пересобрать». Так, сегодня возникает новый ключевой актор — Земное, отличный от «природы» Нового времени47.

По мысли Латура, антропоцентризм закрепляется в эпоху модерна, для которого характерно «всевозрастающее разъединение объективности и субъективности». Философ предлагает некую немодерную альтернативу, направленную на формирование

43. Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: ИД ВШЭ, 2014. С. 349-350.

44. Ерофеева М. А. Акторно-сетевая теория: объектно-ориентированная социология без объектов? // Логос. 2017. Т. 27. № 3. С. 94.

45. См.: Зубофф Ш. Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти. М.: Издательство Института Гайдара, 2022.

46. Латур Б. Где приземлиться? Опыт политической ориентации. СПб.: ЕУСПб, 2019. С. 200.

47. Там же. С. 153.

ризоматичных соединений48. И хотя он не заявляет о постмодерне напрямую, в проекте пересборки политической эпистемологии прослеживаются «постмодернистские приемы»: так, «социология социального» должна трансформироваться в «социологию ассоциаций», «Наука» и «политика Пещеры» — в науки, социализирующие нелюдей, и политику, направленную на построение общего мира и конструирование постантропоцентричного онтологического пространства:

Если мы однажды положим конец этой холодной войне, то перед нами откроется совершенно новый аспект человечности и, вместо того чтобы существовать отдельно, люди смогут использовать целую сеть нелюдей, без которых о свободе не может быть

49

и речи .

Латурианская оптика вновь указывает на проблемный характер антропоцентризма, а вместе с тем и на понятие «антропо-цен», описывающее эпоху глобальной деятельности человека, начавшейся в 1950-е годы. В частности, на это обращает внимание Донна Харауэй, рассуждая о его возможных альтернативах50. Ощутимое влияние человеческой деятельности на окружающую среду началось отнюдь не с возникновения Homo sapiens, но с развитием промышленного капитализма — это обстоятельство позволяет нам говорить о капиталоцене. Возможны и другие концептуальные неологизмы: плантациоцен, робоцен, пла-стицен и др., задача которых — снизить влияние антропоце-на, сделать его тоньше и как можно короче, культивируя вместе с тем новые эпохи.

Вслед за Латуром Харауэй говорит об агентности «других», предлагая помыслить клутуцен — эпоху многовидовых сообществ, получившую название в честь «многообразных сил, обвивших своими щупальцами всю Землю»: «Историю, как эволюционную, так и любую другую, вершат совокупности органических видов и абиотических акторов»5\

Вместе с тем сущность человека трансформируется под воздействием технического фактора. Так, человек трансформируется

48. Он же. Политики природы. С. 282.

49. Там же. С. 62.

50. Харауэй Д. Антропоцен, Капиталоцен, Плантациоцен, Ктулуцен: создание племени // Художественный журнал. 2016. № 99. URL: http://moscow-artmagazine.com/issue/39/article/771.

51. Там же.

в киборга, гибридную сборку^. Именно киборг становится новым субъектом постгуманистической эпохи. Внутри киборга стираются границы между естественным и искусственным, материальным и нематериальным, наконец, между человеческим и нечеловеческим — киборг предстает химеричным соединением машины и человека. Будучи киборгом, человек утрачивает привычный статус субъекта, а его целостная индивидуация заменяется множественностью — это свидетельствует о своеобразном снятии привычных ранее идентичностей человека, растворении отношений господства и подчинения, что позволяет говорить о невиданных ранее инклюзивных возможностях цифрового мира. В этой связи актуальными становятся призывы Латура:

Нелюди заслуживают чего-то большего, чем бесконечное исполнение не слишком почетной и пошлой роли объекта на великой сцене природы. Когда мы сможем секуляризировать нелюдей, прекратив их объективировать?"

Приходящий на смену антропоцену ктулуцен предстает эпохой, в которой человек выступает лишь одним из героев новых многовидовых сообществ. Для постгуманистической эпохи характерно мирное сосуществование самых разных акторов, пребывающих в постоянном симпоэтическом «мирении-с», становлении c другими. Все живое и неживое — словом, действующее, тесно переплетается друг с другом, в результате чего Харауэй прибегает к метафоре «компоста», описывая процессы симбиотического становления54. По этой причине человека следует рассматривать в самом широком контексте, «вместе с живыми существами, даже теми, что не видны вооруженным глазом», формируя холистический образ биосферы, — образ «Многоликой Геи»55.

Однако проблематика постчеловека и киборга по-прежнему остается определяющей для многих концепций постантропоцентризма. В частности, Рози Брайдотти заявляет о киборге как новом субъекте современности:

52. См.: Она же. Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х гг. // Гендерная теория и искусство. Антология: 19702000. М.: РОССПЭН, 2005. С. 322-377.

53. Латур Б. Политики природы. С. 62.

54. См.: Харауэй Д. Оставаясь со смутой. Заводить сородичей в Хтулуцене. Пермь: Гиле Пресс, 2021.

55. Beliaev V. Historical-Philosophical Aspects of the Problem of «Inhumane» in Sociocultural and Media Studies // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2020. № 1. P. 43.

... киборги являются господствующей социокультурной формой, целиком включенной в социальное производство, что влечет массу экономических и политических следствий. Витрувиан-ский человек стал кибернетическим56.

Брайдотти называет киборга номадом, прибегая к еще одному ключевому делезианскому концепту5?. В результате занятной игры слов монадический (монистический) субъект Нового времени становится номадическим (множественным). Номад утрачивает прежнюю бинарность и идентификационную закрепленность. Вместо этого он стремится к всякой детерриторизации, выходя за человеческие рамки, а его главными онтологическими качествами становятся гибкость, текучесть, гибридность. Так, но-мадическим субъектом выступает любой «другой», обладающий агентностью. Впрочем, Брайдотти обращается и к образу киборга:

... Киборги являются господствующей социокультурной формой, целиком включенной в социальное производство, что влечет массу экономических и политических следствий. Витрувиан-ский человек стал кибернетическим5®.

Как и Харауэй, она говорит о симбиотическом бытии номада, возникающем в результате смешения человеческой сущности с машинной, обусловленное также «особыми связями с множеством других», что порождает новые типы отношений и реляционных субъективностей59. Перед лицом технологии и ее вызовов грядущему (пост)человечеству позиция Брайдотти противопоставляет себя альтернативным сценариям — «фатальному искусу ностальгии» и «трансгуманистическим» техноутопиям.

Таким образом, постантропоцентризм смещает фокус с человеческого в сторону различных форм агентности, где человек занимает место одного из множества актантов. В подобной оптике он предстает в качестве сборки, киборга. Однако помимо антигуманизма и постантропоцентризма складываются и другие концептуальные построения, стремящиеся к трансформации гуманизма, а следовательно и антропоцентризма, но отнюдь не к их преодолению.

56. Брайдотти Р. Постчеловек. М.: Издательство Института Гайдара, 2021.

С. 174.

57. Там же. С. 326.

58. Там же. С. 174.

59. Там же. С. 177.

III. Трансгуманизм

Трансгуманизм выступает еще одним концептуально-теоретическим направлением, расширяющим и выходящим за пределы человеческого — по этой причине мы можем отнести его к направлениям постгуманизма. Вместе с тем трансгуманизм продолжает развитие гуманистического тренда, основываясь на новейших научно-технических разработках и их потенциале. Его конечная цель заключается в радикализации человеческих потенций, преодолении конечности человеческого существования, разрушении физических и когнитивных барьеров человеческого развития.

В этой связи, разграничивая постантропоцентризм и трансгуманизм, Стив Фуллер называет «контрпросветительством» первый, и «сверхпросветительством» — второй60. Постантропоцентризм растворяет и децентрализует человека в плоском онтологическом пространстве природного и технического (метафора компоста, к которой прибегает Харауэй), однако трансгуманизм разграничивает человека и природу и даже ставит человека выше природы.

Несколько утрируя, трансгуманисты напоминают скорее своеобразных ницшеанцев, актуализирующих вопрос о сверхчеловеке в условиях фундаментальных технологических преобразований. Трансгуманизм и антигуманизм, таким образом, выступают наиболее крайними и оппонирующими друг другу течениями. Ключевой момент для трансгуманистов, как и для антигуманиста Ланда, — технологическая сингулярность, однако с принципиально иными последствиями — вместо порабощения человека машиной, техносингулярность подарит человечеству избавление от боли и страданий, болезней, наконец, наделив его бессмертием (или ощутимо увеличив продолжительность человеческой жизни):

В эпоху модернизма экзистенциализм как движение имел большое значение в понимании смысла жизни. И все экзистенциалисты, религиозные мыслители и атеисты, разделяли одну идею — идею бытия-к-смерти: смысл жизни дан бытием-к-смер-ти. Трансгуманизм бросает вызов этой идее. Смысл жизни заключается не в этом; до определенной степени смысл жизни преодолевает такую постановку вопросаб1.

60. Маркова Л. А. На подступах к трансгуманизму // Эпистемология и философия науки. 2016. Т. 47. № 1. С. 184.

61. Фуллер С. От социальной эпистемологии к Humanity 2.0. Интервью со Стивом Фуллером // Логос. 2018. Т. 28. № 5. С. 8-9.

Изначально понятие трансгуманизма восходит к работам Джулиана Хаксли, однако мы без труда сможем обнаружить близкие трансгуманизму идеи и раньше: в религиозных течениях Востока, в эпосе о Гильгамеше, в философских трактатах и утопиях Возрождения и Нового времени, в романах викторианской эпохи или, наконец, в ницшеанстве и русском космизме62. В «Религии без откровения» ученый размышляет о способностях человечества, которых оно могло бы достичь, используя по максимуму научно-технический потенциалб3. Современный трансгуманизм связывается с именами Рэймонда Курцвейла, Ника Бострома, Дэвида Пирса, Стива Фуллера, Макса Мора и др. Сегодня он представляет собой международное движение: в 1990-е гг. появляется Всемирная ассоциация трансгуманистов (ныне Humanity+), кроме того, трансгуманистические сообщества осуществляют свою деятельностью по всему миру, в том числе и в России.

По мнению трансгуманистов, человеческому виду следует усовершенствовать свои физические и когнитивные способности, используя актуальные научные и технические разработки, НБИКС-технологии. Именно с их помощью человек в будущем преодолеет сдерживающие эволюционные механизмы и возьмет собственное развитие под контроль. Как и сторонник «правой» акселерации Ланд, трансгуманизм желает достижения технологической сингулярности, однако с противоположными целями — не раствориться в кибернетике, но возвыситься над природой, увеличить качество и продолжительность жизни для максимально возможного количества людей, обратить вспять процессы старения, максимизировать физический и когнитивный потенциал своего вида. Так, Курцвейл связывает приближение момента сингулярности с ростом информационных технологий в целом и искусственного интеллекта в частности, стремительное развитие которых настолько ускорит ритм прогресса, что приведет к состоянию «постчеловеческой» эволюции .

Разумеется, подобный технооптимизм вызывает справедливые опасения, выражающиеся в многочисленной критике трансгуманизма. Однако и сами сторонники трансчеловечества поднимают вопросы возникающих рисков, связанных с этикой, культу-

62. Bostrom N. A History of Transhumanist Thought // Journal of Evolution and Technology. 2005. Vol. 14. № 1. URL: https://jetpress.org/volume14/bostrom.pdf.

63. См.: Huxley J. Transhumanism // New Bottles for New Wine: Essays. L.: Chatto & Windus, 1957. P. 13-17.

64. Олейников Ю. В. Сингулярность постиндустриального общества // Знание. Понимание. Умение. 2021. № 2. С. 87.

рой, правом или человеческим существованием в условиях цифрового общества, стремительного развития интеллектуальных систем и НБИКС-конвергенции. Ввиду иммортологической посылки трансгуманисты зачастую преподносят свои идеи как изначально сверхэтичные.

IV. Изобретая себя, изобретая будущее

Сегодня формируются и иные самостоятельные течения постгуманизма, которые нельзя однозначно отнести к антигуманизму, постантропоцентризму или трансгуманизму. В частности, концепция эссенциокогнитивизма затрагивает характеристики возможного постчеловечества, описывая его как совокупность оцифрованных человеческих сознаний, кибернетических машин, агентов искусственного интеллекта, образующих вместе некое ме-тасознание и конгломеративный сверхорганизм65.

Особый интерес вызывает концепция ингуманизма Резы Нега-рестани, пытающегося пересмотреть само понятие о человеке. Сегодня имя Негарестани (как и Брассье) связывается с неорационализмом, однако это направление едва ли имеет что-то общее с именем Гастона Башляра и его последователей. Вряд ли можно говорить о неорационализме как полноценном движении, и тем не менее, его представители фокусируются на проблемах разу-ма—в сущности, неорационализм представляет собой новую философию разума. Так, Питер Вольфендейл определяет программу неорационалистов следующим образом:

Отвергать всякую рациональную интуицию во имя разума, настаивать на отсутствии интуитивной способности к рациональному познанию, на отсутствии интуитивного обретения собственной структуры разума, его возможностей и пределов. Разум — не то, что вы о нем думаете. Разум не есть рационализация. Разум не рационале^6

Разум становится основой концепции ингуманизма, которую развивает Негарестани. Ингуманизм направлен не столько на возвы-

65. См.: Иванченко М. А. Философское осмысление феномена бессмертия в парадигмах трансгуманизма, постгуманизма и эссенциокогнитивиз-ма // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2021. № 1. С. 39-63.

66. On Neorationalism // Deontologistics. Researching the Demands of Thought. 11.02.2018. URL: https://deontologistics.co/2018/02/11/on-neorationalism/.

шение или децентрализацию человека, сколько на его пересмотр и конструирование автономией разума:

Ингуманизм — это расширенное практическое развитие гуманизма; он рождается из внимательного следования проекту просвещенного гуманизма. Он безжалостно пересматривает, что значит быть человеком, устраняя его предположительно самоочевидные характеристики и сохраняя надежные инварианты. В то же время ингуманизм — это требование конструирования: он требует, чтобы мы определили, что значит быть человеком, рассматривая его как конструируемую и плодотворную гипотезу, как пространство для навигации и вмешательстваб'.

Вопрос о человеке нельзя решить раз и навсегда, поэтому ответы, как и сама постановка вопроса нуждаются в перманентном пересмотре. В этом смысле ингуманистический проект противостоит антигуманизму, стремящемуся принизить и растворить человека «перед его конечностью или великим Внешним», как противостоит и всем философским течениям, постулирующим константные значения человеческого, его предопределенные смыслы и сущности. Пересмотр содержимого понятия «человеческое» позволяет получить доступ к его будущему конструированию.

И хотя гуманизм перестает выполнять «данные перед человечеством обязательства», он остается фундаментом ингуманиз-ма — так, из аксиомы человеческое превращается в конструируемое допущение, гипотезу. Его понятийный пересмотр и конструирование составляют обязательство ингуманизма. Формирование и оценка человечеством собственных нормативных параметров порождает возникновение его новых сущностей и способностей:

Ингуманизм. является и расширенной разработкой следствий взятия на себя обязательства по отношению к человечеству, и практической разработкой содержания понятия человека — все благодаря разуму и разумной способности функционально отличать себя и участвовать в дискурсивных социальных практикахб8.

Таким образом, человеческой «сердцевиной» выступает способность к разумной деятельности, самоопределению, благодаря которому человечество себя формирует. Выхватывая эту норматив-

67. Негарестани Р. Работа нечеловеческого // Логос. 2021. Т. 31. № 3. С. 2.

68. Там же. С. 16.

ную сердцевину, ингуманистичное позволяет человечеству покидать пределы собственной сущности, реализовывая практики самореконструкции (реинжиниринга), образовывая новые сущ-

69

ностные параметры" .

В «Работе нечеловеческого» Негарестани затрагивает концепцию Срничека и Уильямса, называя ее «марксистским проектом, находящимся в процессе обновления своих обязательств»70. Напомним, что генеральной идеей всякого акселерационизма выступает предельное ускорение капитализма. В случае Ланда это реализует антигуманистический сценарий — растворение человеческого в пространстве кибернетического; Срничек и Уиль-ямс же настаивают на ускорении капитализма ввиду его антигуманистической сущности. Вместе с тем ускорение необходимо для снятия ограничений, накладываемых капитализмом на технологический потенциал7\ Если становление капитализма на ранних этапах сопровождалось бурным технологическим ростом, то современный капитализм намеренно этот потенциал сдерживает, по сути выступая программой глобального отчуждения, вытеснения и декодирования, что наиболее отчетливо прослеживается, начиная с 1970-х годов, — то есть с рассветом неолиберализма72.

Это обстоятельство во многом выпадает из внимания постгуманизма, как и другие экономические или производственные факторы. Срничек и Уильямс описывают эпоху цифровых технологий, где платформы становятся незаменимыми посредниками в социальной жизни, однако их главной целью по-прежнему остается извлечение стоимости: в этом смысле «все изменилось, но ничего не поменялось»/3. В частности, цифровые платформы сегодня занимают место незаменимых посредников в процессе социальной коммуникации, однако трудно вообразить пределы их реальных способностей, будь они «социально-ориентированными»/4. Поэтому в «Изобретая будущее» исследователи поднимают вопрос о конструировании иной картины мира, к которой еще только предстоит расчистить путь:

69. s357a. Реза Негарестани: Ингуманизм // Blogspot.com. 19.04.2018. URL: http://s357a.bl0gsp0t.c0m/2018/04/bl0g-p0st.html.

70. Негарестани Р. Указ. соч. С. 25.

71. См.: Уильямс А., Шрничек Н. Указ. соч. С. 7-20.

72. Аванесян А. Критика-кризис-акселерация // Логос. 2018. Т. 28. № 2. С. 79.

73. Hassan R. The C0nditi0n 0f Digitality: A P0st-M0dern Marxism for the Practice 0f Digital Life. L.: University 0f Westminster Press, 2020. P. 7.

74. См.: Срничек Н. Капитализм платформ. М.: ИД ВШЭ, 2020.

Нам все еще неизвестно, на что способно социотехническое тело, и нам еще предстоит расчистить путь технологическому развитию и достичь новых степеней свободы".

Таким будущим должно стать посттрудовое общество, свободное от капиталистической эксплуатации. Традиционные для левой мысли пассажи о классовом антагонизме сменяются радикальным требованием упразднения наемного труда, с которого берет начало всякий антагонизм. Все это сопровождается разработкой комплекса социально-политических мер по сокращению рабочего времени, автоматизации производства, реализации политики безусловного базового дохода, борьбе с угнетением в его всевозможных проявлениях и, наконец, преодолению «неолиберальной гегемонии».

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Говоря о цифровом обществе в оптике многочисленных течений постгуманизма, мы по-прежнему сталкиваемся с методологическими затруднениями, связанными с демаркационными границами между ними. Все они так или иначе выходят за рамки человеческого, отсюда и сам термин — «постгуманизм». Вместе с тем «постантропоцентризм» уместен, поскольку его представители не возвышают и не принижают человеческое, как это делают трансгуманизм и антигуманизм, но скорее смещают акцент в сторону новых форм агентности и отношений, реляционных субъективностей.

Постантропоцентризм прибегает к метафоре киборга, трансгуманизм же нередко обращается к «постчеловеку». Трансгуманизм возвышает человеческое над природным, постантропоцентризм — наоборот, растворяет его в плоском онтологическом пространстве. О своеобразном растворении человечества говорит и Ланд, представляя антигуманистическое крыло постгуманизма. Наконец, трансгуманизм фокусируется на техническом (и уже — кибернетическом, — как и Ланд), тогда как постантропоцентризм — преимущественно на природном и органическом, пытаясь преодолеть барьеры между ними. Однако и в этом случае технологический аспект сохраняет для постантропоцентризма большое значение: человеческое и нечеловеческое, органическое и техническое, живое и неживое, формирующие вместе со-циобиотехнический ассамбляж.

75. Срничек Н., Уильяме А. Указ. соч. С. 254.

Библиография

Аванесян А. Критика-кризис-акселерация // Логос. 2018. Т. 28. № 2.

Александер Дж. Смыслы социальной жизни: культурсоциология. М.: Праксис, 2013.

Альтюссер Л. Марксизм и гуманизм // Он же. За Маркса. М.: Праксис, 2006.

Брайдотти Р. Постчеловек. М.: Издательство Института Гайдара, 2021.

Брассье Р. Понятия и объекты // Логос. 2017. Т. 27. № 3.

Василенко Л. А., Мещерякова Н. Н. Социология цифрового общества: монография. Томск: Издательство ТПУ, 2021.

Гобозов И. А. Л. Альтюссер — выдающийся французский философ-марксист ХХ века // Философия и общество. 2014. № 1. С. 160-161.

Добринская Д. Е. Что такое цифровое общество? // Социология науки и технологий. 2021. № 2.

Ерофеева М. А. Акторно-сетевая теория: объектно-ориентированная социология без объектов? // Логос. 2017. Т. 27. № 3.

Зубофф Ш. Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти. М.: Издательство Института Гайдара, 2022.

Иванченко М. А. Философское осмысление феномена бессмертия в парадигмах трансгуманизма, постгуманизма и эссенциокогнитивизма // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2021. № 1. С. 39-63.

Ланд Н. Быстрое-и-грубое введение в акселерационизм // syg. ma. 13.10.2017. URL: https://syg.ma/@igor-stavrovsky/ nik-lend-bystroie-i-niepristoinoie-vviedieniie-v-aksielieratsionizm.

Латур Б. Где приземлиться? Опыт политической ориентации. СПб.: ЕУСПб, 2019.

Латур Б. Об акторно-сетевой теории. Некоторые разъяснения, дополненные еще большими усложнениями // Логос. 2017. Т. 27. № 1.

Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: ИД ВШЭ, 2014.

Латур Б. Политики природы. М.: Ад Маргинем Пресс, 2018.

Маркова Л. А. На подступах к трансгуманизму // Эпистемология и философия науки. 2016. Т. 47. № 1.

Мейясу К. После конечности: Эссе о необходимости контингентности. Екатеринбург; М.: Кабинетный ученый, 2017.

Мельников В. О. Преодоление кризиса цивилизации через его ускорение: ак-селерационизм // Социальные и гуманитарные науки: теория и практика. 2019. № 1 (3).

Негарестани Р. Работа нечеловеческого // Логос. 2021. Т. 31. № 3.

Олейников Ю. В. Сингулярность постиндустриального общества // Знание. Понимание. Умение. 2021. № 2.

Павлов А. В. Образы современности в XXI веке: диджимодернизм: рецензия на книгу Алана Кирби // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2018. Т. 11. № 2.

Павлов А. В. Постпостмодернизм: как социальная и культурная теории объясняют наше время. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019.

Писарев А., Астахов А., Гавриленко С. Акторно-сетевая теория: незавершенная сборка // Логос. 2017. Т. 27. № 1.

Писарев А., Морозов А. Speculative Realism: Exit // Харман Г. Спекулятивный реализм: введение. М.: РИПОЛ классик, 2020.

Срничек Н. Капитализм платформ. М.: ИД ВШЭ, 2020.

Срничек Н., Уильямс А. Изобретая будущее: посткапитализм и мир без труда. М.: Strelka Press, 2019.

Уильямс А., Шрничек Н. Манифест акселерационистской политики // Логос. 2018. Т. 28. № 2.

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad, 1994.

Фуллер С. От социальной эпистемологии к Humanity 2.0. Интервью со Стивом Фуллером // Логос. 2018. Т. 28. № 5.

Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Академический проект, 2015.

Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие: ст. и выступ. М.: Республика, 1993.

Харауэй Д. Антропоцен, Капиталоцен, Плантациоцен, Ктулуцен: создание племени // Художественный журнал. 2016. № 99. URL: http:// moscowartmagazine.com/issue/39/article/771.

Харауэй Д. Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х гг. // Гендерная теория и искусство. Антология: 1970-2000. М.: РОССПЭН, 2005. С. 322-377.

Харауэй Д. Оставаясь со смутой. Заводить сородичей в Хтулуцене. Пермь: Гиле Пресс, 2021.

Харман Г. Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего». М.: Ад Маргинем Пресс, 2021.

Beliaev V. Historical-Philosophical Aspects of the Problem of «Inhumane» in

Sociocultural and Media Studies // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2020. № 1.

Bostrom N. A History of Transhumanist Thought // Journal of Evolution and

Technology. 2005. Vol. 14. № 1. URL: https://jetpress.org/volume14/bostrom.pdf.

Brassier R. Deleveling: Against «Flat Ontologies» // Under Influence — Philosophical Festival Drift 2014. Antwerp: Omnia, 2015. P. 64-80.

Brassier R. Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction. L.: Palgrave Macmillan, 2007.

Brassier R. Prometheanism and Its Critics // #Accelerate: The Accelerationist Reader. Falmouth: Urbanomic, 2014. P. 467-487.

DeLanda M. A New Philosophy of Society: Assemblage Theory and Social Complexity. L.: Continuum, 2006.

Ferrando F. Philosophical Posthumanism. L.: Bloomsbury Academic, 2019.

Ferrando F. Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Metahumanism, and New Materialisms: Differences and Relations // Existenz: An International Journal in Philosophy, Religion and the Arts. 2013. Vol. 2. № 8. P. 26-32.

Gratton P. Speculative Realism: Problems and Prospects. L.: Bloomsbury, 2014.

Harman G. Bruno Latour: Reassembling the Political. L.: Pluto Press, 2014.

Hassan I. Beyond Postmodernism: Toward an Aesthetic of Trust // Beyond

Postmodernism: Reassessments in Literature, Theory, and Culture. B.; N.Y.: Walter de Gruyter. 2003. P. 199-212.

Hassan I. Prometheus as Performer: Toward a Posthumanist Culture? // The Georgia Review. 1977. Vol. 4. № 31. P. 832-835.

Hassan R. The Condition of Digitality: A Post-Modern Marxism for the Practice of Digital Life. L.: University of Westminster Press, 2020.

Hutcheon L. Gone Forever, But Here to Stay: The Legacy of the

Postmodern // Postmodernism: What Moment? Manchester: Manchester University Press. P. 16-18.

Hutcheon L. The Politics of Postmodernism. N.Y.; L.: Routledge, 2002.

Huxley J. Transhumanism // New Bottles for New Wine: Essays. L.: Chatto & Windus, 1957. P. 13-17.

Intensive Science and Virtual Philosophy. L.: Bloomsbury Academic, 2002.

Kirby A. Digimodernism. How New Technologies Dismantle the Postmodern and Reconfigure Our Culture. N.Y.: Continuum, 2009.

Latour B. An Inquiry Into Modes of Existence: An Anthropology of the Moderns. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2013.

Latour B. Flat-Earthers and Social Theory // Accounting and Science: Natural Inquiry and Commercial Reason. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.

Lipovetsky G. Time Against Time, or The Hypermodern Society // Supplanting

the Postmodern. An Anthology of Writings on the Arts and Culture of the Early 21st Century / D. Rudrum, N. Stavris (eds). N.Y.; L.; New Delhi; Sydney: Bloomsbury Academic, 2015. P. 191-208.

Nealon J. Post-Postmodernism, or The Logic of Just-in-Time Capitalism. Stanford: Stanford University Press, 2012.

On Neorationalism // Deontologistics. Researching the Demands of Thought.

11.02.2018. URL: https://deontologistics.co/2018/02/11/on-neorationalism/.

Prince of Network: Bruno Latour and Metaphysics. Melbourne: re:press, 2009.

s357a. Pe3a HerapecTaHM: MHryMaHM3M // Blogspot.com. 19.04.2018. URL: http:// s357a.blogspot.com/2018/04/blog-post.html.

Samuels R. Auto-Modernity After Postmodernism: Autonomy and Automation in Culture, Technology, and Education // Digital Youth, Innovation, and the Unexpected. Cambridge, MA: The MIT Press, 2007. P. 219-240.

Supplanting the Postmodern. An Anthology of Writings on the Arts and Culture of the Early 21st Century / D. Rudrum, N. Stavris (eds). N.Y.; L.; New Delhi; Sydney: Bloomsbury Academic, 2015.

THE DIGITAL SOCIETY AND DISCOURSES OF POSTHUMANISM

Nadezhda Bagdasaryan. Bauman Moscow State Technical University

(BMSTU); Dubna State University, Russia, ngbagda@mail.ru.

Alexei Kravchenko. Dubna State University, Russia, alkravchi@yandex.ru.

Keywords: digital society; late postmodernism; posthumanism; anti-humanism; accelerationalism; postanthropocentrism; flat ontologies; transhumanism; inhumanism; postcapitalism.

The article concerns the problematic of digital society and its conceptual characteristics in the discourses of posthumanism. History of digital society is linked to concepts of post-industrialism, postmodernism and late postmodernism. This approach allows to trace conceptual evolution of the idea. Current state of social theory is denoted as "late postmodernism," that affects the conceptualization of digital society. Posthumanism seems to be the most relevant discourse among the approaches of late postmodernism. However, this term invokes several methodological difficulties, that the authors tried to solve. Starting from its name, posthumanism seeks to grasp something "behind" and "after" human, thus overflowing and broadening problematic of human. Researchers often mean different and sometimes controversial meanings and ideas by using the term. Still, anthropocentrism of Modern Time is replaced by other projects, that decentralize and melt human subject. Opposing movements, that seek to radicalize human potential, rase as well.

The authors divide the spectrum of posthumanism discourses according to the anthropological (humanistic) parameter into the following directions: anti-humanism, which fixes the inconsistency of human in the face of new technologies, nature, external, etc.; postanthropocentrism (posthumanism in a narrow sense), which decentralizes human subjectivity and places human in a flat ontological space, abolishing the binary categories of human and inhuman, living and non-living; transhu-manism, which develops humanistic and anthropocentric trend taking into account potential of the latest scientific and technological achievements. In addition, there are other independent movements, that oppose themselves to classical humanism and anthropocentrism. They cannot be unambiguously attributed to any of the mentioned directions.

DOI: 10.17323/0869-5377-2022-6-245-271

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.