CC BY
217
УДК 291.1 : 004.9
М. Ю. Смирнов Цифровизация как «обнуление» религий
В статье рассматриваются возможные способы и перспективы применения цифровизации в сфере религии. Автор полагает, что информационные технологии в религиозных практиках, «религии онлайн» и «онлайн-религии» - не ущемляют духовного достоинства религий, но способствуют реструктуризации религиозной жизни в соответствии с меняющимися социальными и культурными обстоятельствами современного мира.
The article discusses the possible ways and prospects of using digitalization in the field of religion. The author believes that information technologies in religious practices, "religions online" and "online religions" do not infringe on the spiritual dignity of religions, but contribute to the restructuring of religious life in accordance with the changing social and cultural circumstances of the modern world.
Ключевые слова: религии, инновации, цифровизация, блокчейн, «религии онлайн», «онлайн-религии».
Key words: religion, innovation, digitalization, blockchain, "religion online", "online religion".
В названии данной статьи содержится настораживающий фразеологизм: «обнуление» религий, который вроде как предполагает пессимистическую для религий тональность рассуждения. Но, сразу отмечу, что никакого алармизма в эти слова автор не вкладывает. Рассуждение на обозначенную тему пойдёт в ракурсе светского научного подхода к исследованию религии, для которого религиозная проблематика важна и интересна не столько её вероучительными или, скажем, мистико-сотериологическими смыслами, а тем, как она проявляется в публичном пространстве современного общества.
Отсылка к «обнулению» - это суть прямое переложение популярного ныне слова «цифровизация», опираясь на известную этимологию слова «цифра», пришедшего из арабского языка [11, с. 90-92], где оно и означает (лат. cifra от араб. §ifr) «пустой, или нуль»1.
© Смирнов М. Ю., 2019
1 От латинского эквивалента этому слову - «нуллус» (ничто) - возникли немецкое «нуль» и шведское «ноль», пришедшие в русский язык и существующие в нём как нормированные (хотя имеются и их ситуативные употребления, типа: «ноль внимания», «ноль без палочки», счёт «ноль-ноль», «равный нулю», «быть на нуле», «начать с нуля», «нулевой уровень»; занятно, что о человеке можно сказать, будто он в каком-то деле «абсолютный ноль», но физический показатель по шкале Кельвина это уже - «абсолютный нуль»).
Правда, кроме «нуля», как мы знаем, есть ещё и не менее мощный символ - «единица», сочетание которой с нулем образует двоичную систему счисления, лежащую в основе работы устройств, применяемых в современных информационных технологиях. Это уже обнадёживает, значит - обнуление это вовсе не безысходность, если все остальные счетные символы, числа, номера состоят либо из единиц, либо из единиц и нулей. При этом нули без единиц составить ничего не могут (кроме пустоты, конечно).
Существует рискованное сопоставление нуля и единицы, отсылающее к древнейшей вульварной и фаллической символике - женского начала Великой Матери и мужского начала Бога-Создателя. И цифра, то есть нуль - это та самая пустота, войдя в которую Единица (Демиург) зарождает нечто. Воздержусь от развернутого рассуждения по этому поводу, сославшись на имеющиеся вполне компетентные описания в литературе [1; 2]. Равно как обойдусь и без комментирования сакрального значения цифр и чисел в пифагореизме [об этом см.: 7; 11, с. 59-60]. Замечу лишь, что в V веке до н. э. последователей учения Пифагора в Кротоне разогнали, частично поубивав, - тогда местное население не оценило достоинств «нумерологической циф-ровизации». Не менее подозрительно, от Средневековья и до наших дней, люди относятся и к каббалистическим изысканиям, - тоже своего рода цифровизации. Христианская мысль, хотя и не игнорирует проблемы «ничто» и «пустоты», то есть нуля, но относительно благополучно маневрирует в пространстве «единственности/троичности», подключая также сакральные смыслы, маркированные разными цифрами - 4, 5, 7, 9, 12, 40 и др. [11, с. 106-121].
Обо всё этом я бегло упоминаю лишь для того, чтобы подчеркнуть -апелляция к цифре это не какая-то «неведомая зверушка», невесть откуда выскочившая на пути современного общества. В мистических либо в рациональных модусах она постоянно сопровождает человечество [10].
Конечно, тот смысл, который стоит за понятием цифровизации в нынешние переживаемые нами времена, хоть и перекликается с предыдущими, но нетождественен им по значению. В России сейчас под именем цифровизации чаще всего понимается технологический инструментарий, реализующий стратегию информатизации общества, вызванную попытками совладать с нарастающей сложностью управленческих решений в экономике и социальном администрировании. Если посмотреть принятые объяснения, то цифровизация предстаёт как замена ограниченных аналоговых ресурсов на технологические системы, которые генерируют, передают и обрабатывают в цифровом формате сведения об огромном объёме разнообразных данных (так называмые «большие данные», Big data).
По всей видимости, инициирующие цифровизацию инстанции, озабоченные решением управленческих проблем, меньше всего озадачивались возможным восприятием этого процесса религиозными людьми и его последствиями для духовной жизни общества, включающей религиозную сферу и многоцветный спектр отношений по поводу религии в социуме.
В широком смысле цифровизация - это перенос в цифровую среду функций и видов деятельности, ранее непосредственно выполнявшихся людьми и организациями. При таком процессе формируются более эффективные коммуникационные практики, обеспеченные цифровыми инфраструктурами, меняются традиционные модели социальных отношений и управления, функции ведущего механизма развития переходят к институтам, основанным на цифровых технологиях [6]. Возникают «цифровые продукты», то есть услуги, предоставляющие доступ к информационным ресурсам и различным электронным сервисам.
Короче говоря, образуется целый искусственный мир, созданный современными информационными технологиями, в диапазоне от дополнительной до виртуальной реальности, и действующий в реальном времени. Как к нему ни относись, но увернуться от этого мира, игнорировать его наличие, практически невозможно. Это тем более бессмысленно, что информационно-коммуникационные технологии действительно существенно облегчают жизненные ситуации современного человека. Мобильные средства связи стали неотъемлемым атрибутом повседневности. Все мы ежедневно включены в виртуальные практики - от общения в социальных сетях до оплаты покупок и услуг в электронной форме. Владение сответствующими устройствами позволяет увереннее ориентироваться в интенсивных информаци-оных потоках. И так далее. Вроде, всё к лучшему.
Но, собственно, здесь и возникает «эффект обнуления». По существу ведь, происходит как бы сброс прежних, устоявшихся моделей общения и издавна сложившихся форм коммуникации. Все они, с разными темпами, но переводятся в режим маргинальности (подобно тому, как мы давно уже не пишем десятки поздравительных открыток на праздники, хотя иногда ещё позволяем себе эту старомодность в особых случаях). Можно перечислить много бытовых признаков, свидетельствующих о радикальных переменах, утратах и замещениях в обыденной жизни, которые происходят под влиянием информатизации и цифровизации. Но самое главное в другом - меняется формат существования человека в социальном пространстве.
Прежние институты необязательно отмирают, но чаще всего трансформируются, не всегда будучи к этому готовы (вроде «Почты России»), и утрачивают авторитетную функциональность, уступая место новым. Наблюдается некоторая атрофия физических видов деятельности и повышение уровня зависимости от технических устройств и технологических процессов. Утрачивается переживание личной включенности на основе непосредственного присутствия и участия, которые рождают разнообразные эмоциональные состояния. Общение «фэйс ту фэйс» заменяется на интерфейс.
Человек информационной эпохи, даже если он живёт далеко не в самых развитых социально-экономических условиях, с неизбежностью включен в современные коммуникационные процессы и соприкасается со сложными технологиями или с последствиями их применения. А в развитых обществах информационные технологии это уже неотъемлемый атрибут повседневности.
Странно было бы думать, что религиозная сфера жизни общества свободна от всех названных процессов и явлений. Любая религия всегда и везде существует только так, как её понимают, мыслят, переживают конкретные люди здесь и сейчас. А эти люди пребывают в конкретных социально-исторических и техногенных обстоятельствах. Наивно будет полагать, что эти обстоятельства перестают действовать, когда люди стремятся реализовать свои религиозные потребности. Переступая порог храма, человек отключает звук мобильного устройства, но от самого устройства отказаться уже не может и не хочет. И это нормально.
Подобно тому, как 500 лет назад в христианской культуре заявил о себе протестантский тип верующего - убежденного христианина, при этом деятельно включенного в современные на ту пору процессы мирской мобильности и деловой активности, ныне последователям практически всех религий, и прежде всего христианства, вполне органично соответствие процессам и тенденциям информационного общества.
При этом «обнулению», в смысле утраты прежней функциональности, подвергаются почти все компоненты базовых составляющих религиозного комплекса. В настоящее время очевидна исчерпанность некоторых прежних устоев религиозной институциональности.
В первую очередь это относится к мировозренческим устоям, выраженным в религиях через вероучения. Вероучительный компонент для большинства последователей религий практически стал маргинален, уровень постижения докторинальных знаний крайне низок, а сами эти знания приблизительны или искажены. Такое было и прежде,
но историческое бытие религий всегда развертывалось почти в монопольном режиме, так или иначе погружая последователей в мир конфессиональных идей и образов. Ныне же общество, получившее мощное секулярное измерение и испытывающее возрастающее воздействие кибертехнологий, генерирует мировоззренческий плюрализм и обладает массой функциональных эквивалентов религиям [3]. То есть наличествует и усиливается конкурентная ситуация.
Плохо ли это для религий? Думаю, что нет. Только отторгнув снобизм и претензии на монопольность, религиозные организации смогут эффективно конкурировать с различными светскими идеологиями и квазирелигиями, предъявляя обществу не свои амбиции, а выработанный за длительную историю потенциал духовных, нравственных и социальных возможностей. И информатизация, включая цифровые технологии, в умелых головах и руках энтузиастов религии может стать сильным средством демонстрации своих достоинств. В конфессиональной среде эта проблема ныне обсуждается и не исключено, что её позитивое осмысление побудит к обновлению церковной жизни [9].
Деятельностный компонент современных религиозных практик просто с необходимостью нуждается во включении новых технологий [4; 5]. Собственно, это и происходит. Уже привычен режим «религии онлайн» - информационное освещение жизни религиозных сообществ электронными СМИ и прямые теле- или интернет-трансляции богослужений, других религиозных обрядов и церемоний. Обычным делом стали ссылки на Twitter Папы Римского, кошерный и халяльный поисковики, молитвенные записки через Интернет, цифровые сборы пожертвований, Faithbook как аналог Фейсбука для верующих [12].
Параллельно формируется и режим «онлайн-религии». Он не требует личного посещения, но обеспечивает виртуальное присутствие (особенно если на компьютеры установлены дистрибутивы программ, позволяющих совершать дистанционные действия вроде «исповеди онлайн»). У многих верующих на мобильные устройства закачивается информация о последовательности и контенте религиозных действий, есть соответствующие SMS-сервисы и рассылки по электронной почте или через ресурсы в соцсетях. Примеров такого рода можно привести множество, указав при этом и на их конфессиональную специфику.
Ясно, что такая экипировка прежних и сложение новых религиозных практик далеко не всеми рассматривается позитивно. Когда рассыпается привычный стереотипный образ религии, это воспринимается чуть ли не как катастрофа и гибель устоев. Но никакой ката-
строфы здесь нет. Есть «обнуление» нефункциональных институтов и практик и замещение их функциональными для современных искателей религиозных смыслов.
Можно ли говорить о кризисе так называемых традиционных религиозных ценностей? - Да. Но кризис - это как раз показатель живучести организма субъектов ценностного выбора. Надо отрешиться от заблуждения, что где-то существует некая объективная монументальность универсальных «духовных (религиозных) ценностей», а люди до неё ещё не дотягиваются-де или что-то нас отбрасывает от неё.
Ценность - это всегда и прежде всего отношение к чему-либо, уровень которого (отношения) определяется потребностями, формируемыми всем спектром жизненного мира человека. Чем выше уровень потребности, тем выше ценностность предмета потребности.
Ключевая проблема здесь в том, из чего состоит предметное поле потребностей, т. е. что именно воспринимается индивидами как ценностно-значимое. Полагать, что сам факт наличия какой-то древней духовной традиции (религии, например) одним только своим существованием в истории обязывает испытывать потребность в этой традиции - это самообман и погружение в иллюзию. Значит, требуется внимательное изучение реального состояния умонастроений, мировоззренческих и нравственных исканий, которые могут быть опознаны как религиозные.
Религиозная идентичность в условиях виртуальной реальности формируется и обнаруживается далеко не так, как это привычно делается по внешним индикаторам религиозности [8, с. 112-117], принятым, скажем, в социологии религии (будь-то уже классическая западная методика «пяти измерений» или доморощенный чесноков-ский «индекс воцерковленности»). Здесь вообще, прежде чем приступать к изучению, надо бы понять - с чем, собственно, приходится иметь дело.
Небесполезно задаться вопросом: как быть с тем умножающимся спектром явлений, которые вроде как не стыкуются напрямую с привычным пониманием религиозности, но в сознании и поведении носителей функционируют вполне в сопряжении с религией -положительным, либо отрицательным образом? Назову лишь небольшой перечень: апатеизм, игностицизм, итсизм, гибридизация и креолизация, вернакулярность, бриколаж и лоскутность... ряд можно продолжить ещё как минимум десятком известных названий. Всё это существует и сосуществует друг с другом и с так называемыми традиционными религиями.
Рефлексия над этими феноменами вызывает сравнение с разными порождениями цифровизации. Есть здесь, скажем, своя кастомизация -т. е. индивидуализация продукции под заказы конкретных потребителей путем внесения конструктивных или дизайнерских изменений. Именно так вполне можно описать так называемую приватизацию религии, и уж тем более приватизацию веры.
Есть и своё аддитивное производство, при котором из цифровых данных 3Б-модели путём последовательного нанесение слоёв материала (3Б-печать) строится некий продукт. Уподоблю этому процессу попытки овеществить модель религиозного обучения по «слоям» -ОРКиСЭ/ОДНКНР/Теология (правда, качество материала в каждом слое побуждает с беспокойством ожидать результат).
А если рассматривать религиозную ситуацию в понятиях теории «религиозной экономики», то обнаруживается и своя омниканаль-ность - т. е. подход к коммуникации с потребителем религиозных услуг, при котором клиенты выбирают наиболее удобный для себя канал получения религиозного продукта: интернет-ресурс, мобильное приложение, обычное посещение храма.
Продолжив ряд уподоблений, можно сказать, что цифровизация побуждает религиозные организации к технологическим инновациям - т. е. к деятельности, связанной с разработкой и внедрением технологически новых продуктов и процессов, значительно усовершенствованных услуг или способов их оказания.
Неизвестно, нужны ли при этом прорывные исследования в религиозной среде, способные коренным образом изменить понимание ключевых существующих вероучительных концепций. Но уж как минимум платформизация здесь напрашивается. Если понимать платформу как корпоративную организацию разработчиков и поставщиков отдельных модулей и приложений вокруг компании-платформера (Церкви, например), то платформизацией может стать создание открытой, общедоступной площадки для взаимодействий между производителями и потребителями в сфере религиозных отношений.
Все эти уподобления звучат не очень-то благолепно, как бы снижая уровень пиетета перед тем, что всегда носит ореол сакральности. Но я не считаю, что в таком дискурсе есть покушение на достоинство религий. Речь ведь идёт не о самих сакральных сущностях, а о стратегии и тактиках поведения людей, для которых эти сущности обладают тем или иным значением.
Когда мы имеем дело с идеологиями и практиками виртуализации религии, то возникает ситуация неопределенного соотношения между идеальными целями (а они всегда позитивны) и возможными неоднозначными последствиями применения разных средств движения к этим целям. Значит, следует решать задачу выработки оптимального соотношения цели и средств.
И здесь вновь уместна рецепция из лексикона цифровизации - я имею в виду понятие блокчейна. Особенности этой технологии заключаются в невозможности изменить или подделать данные, в прозрачности производимых транзакций, децентрализованной проверке данных и их верификации с помощью цифровых подписей. Блокчейн -распределенная база данных, в которой непрерывно возрастает набор упорядоченных записей (блоков), а каждый блок содержит метку времени и связь с предыдущим блоком, в которые могут вноситься записи о транзакциях между участниками надежным и достоверным образом.
Это хорошая технология. Энтузиасты её применения в религиозной сфере полагают, что:
«Благодаря функциям блокчейна, планируется, что сами люди будут голосовать и утверждать изменения в главных документах их религии, коллективно определять своих духовных наставников и честно собирать и
отслеживать денежные потоки на нужды их церкви и прихожан» [13].
Вряд ли такая перспектива придётся по нраву конфессиональному истеблишменту большинства религиозных объединений. До каких пределов можно дойти в реализации блокчейн-стратегии относительно религий - это предмет для размышления и обсуждений [14]. Но уж, точно, такая инновация может стать триггером развития, а не обнулением религиозной жизни.
Список литературы
1. Бородин А. И. Число и мистика. - 3-е изд. - Донецк: Донбасс, 1975.
2. Голан А. Великая Богиня // Голан А. Миф и символ / пер. с англ. - М.: Русслит, 1993. - С. 164-188.
3. Киберрелигия: наука как фактор религиозных трансформаций: моногр. / под ред. А. П. Забияко. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2012.
4. Колкунова К. А. Религия и Интернет // Энциклопедический словарь социологии религии / под ред. М. Ю. Смирнова. - СПб.: Платоновское философское общество, 2017. - С. 291-293.
5. Колкунова К. А., Сафронов Р. О. Виртуальные религиозные сообщества // Энциклопедический словарь социологии религии / под ред. М. Ю. Смирнова. -СПб.: Платоновское философское общество, 2017. - С. 50.
6. Конева А. В. «Цифровая идентичность»: процессы идентификации и репрезентации в сетевой коммуникации // Вестн. Ленингр. гос. ун-та. - 2018. -№ 1. - C. 50-60.
7. Котлярова В. В., Воронина Е. В. Пифагорейская программа как основа развития математики // Молодой ученый. - 2016. - № 10 (114). - С. 1423-1425. [Электронный ресурс]. - URL: https://moluch.ru/archive/114/29927/ (дата обращения: 31.03.2019).
8. Пронина Т. С. Религия и поиски идентичности в постсоветской России // Религиоведение. - 2015. - № 2. - С. 112-117.
9. Рязанцев И. П., Писаревский В. Г. В ПСТГУ прошла конференция «Циф-ровизация общества и будущее христианства». V Международная конференция факультета социальных наук ПСТГУ 24 января 2019 г., Москва, Россия // Экономическая социология. - 2019. - Т. 20. - № 2. - С. 166-172.
10. Собольникова Е. Н. Мистика и рациональность в культуре. - СПб.: Академия исследований культуры, 2017.
11. Стройк Д. Я. Краткий очерк истории математики. - 4-е изд. / пер. с нем. и доп. И. Б. Погребысского. - М.: Наука; гл. ред. физ.-мат. лит., 1984.
12. Цифровая религия. Проникновение церкви в онлайн. [Электронный ресурс]. - URL: https://novate.ru/blogs/190313/22688/
13. Ценцура К. Блокчейн-проповедники и гики-буддисты. Пять самых популярных цифровых религий. [Электронный ресурс]. - URL: https://techno.nv.ua/it-industry/pjat-samykh-populjarnykh-tsifrovykh-relihij-2475250.html
14. Michael del Castillo. Blockchain Prophet or Snake-Oil Salesman? Embattled Founder Launches First Ethereum Religion // Forbes. May 31, 2018. [Электронный ресурс]. - URL: https://www.forbes.com/sites/michaeldelcastillo/2018/05/31/blockchain-prophet-or-snake-oil-salesman-embattled-founder-launches-first-ethereum-religion/#3546faa6127d
Статья поступила: 27.06.2019. Принята к печати: 19.08.2019
