УДК 783.2
М. А. Иванова
Церковный звон на Руси в XI-XIV вв.
Статья посвящена становлению студийской традиции церковного призыва, регламентировавшей повседневную жизнь византийских обителей, а со второй половины XI в. - Киево-Печерского монастыря. На основе материалов оригинальных древнерусских источников в статье рассмотрены уникальные обычаи церковного призыва, впоследствии ставшие основой для формирования колокольных звонов на Руси.
Ключевые слова: звуковая регламентация, ударение, било, клепало, бильница, пономарь. M. A. Ivanova
Church Chime in Russia in XI-XIV centuries
The article deals with the formation of the church call tradition that regulated everyday life in Byzantine cloisters and since the second half of the Xl-th century in the Kiev-Pechora Monastery. The original Old Russian sources permit to examine the unique church call traditions that in the course of time have transformed into the bell ringing in Russ.
Keywords: sound regulation, striking, bilo, a striking agent, a bilo-set, sexton, church call, bell.
На протяжении тысячелетнего периода русской истории колокольный звон, по существу, пронизывал все стороны общественной жизни: созывая на вече, он являлся символом политического единства, когда подступал враг - набатный звон поднимал народ на защиту Отечества. Именно на Руси колокола стали звуковым атрибутом церковного богослужения. Примечательно, что колокольный звон как сакральный феномен западноевропейской культуры в своей основе органически связан с восточно-христианской литургической традицией церковного призыва.
Наиболее древней формой звона, возникшей в обителях Ближнего Востока в конце IV в., являлось ударение - способ звуковой регламентации монастырской жизни посредством поочередных ударов колотушкой по деревянному или металлическому брусу - древу (в церк.-слав. интерпретации - билу или клепалу). Одной из богатейших традиций ударения, повлиявшей на развитие национальных основ церковного звона, стала студийская, впервые зафиксированная в уставе-«Начертании» константинопольской обители Феодора Студита (759-826) [1, с. 341].
С X в. студийская традиция призыва была усвоена крупнейшими монастырями Византии. Внутренняя жизнь обителей империи регламентировалась при помощи целого комплекса бил, о чем красноречиво говорят их названия: «сборное», «великое», «малое», «будильное», «трапез-
ное» и др. Используя разные тембры, динамику, ритм и темп, монах производил различные вариации ударения. Это привело к формированию особых «чинов», применяемых на будничные, праздничные, постовые, пасхальные богослужения и внутримонастырские обряды.
В конце XI в. Студийский устав был официально принят на Руси. Русские монастыри сохранили византийский образ ударения и вместе с тем обогатили его самобытными чертами, национальным звучанием и символикой.
Предлагаемая статья является попыткой показать этапы становления студийской традиции звуковой регламентации и ее адаптации в повседневной жизни русских монастырей со второй половины XI в.
Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи: 1) раскрытие особенностей исторического процесса адаптации студийских обычаев призыва в Киево-Печерской обители со второй половины XI в.; 2) воссоздание первоначальной традиции ударения как основы для построения колокольных звонов на Руси.
На Руси формирование студийской традиции церковного призыва проходило в два этапа: вторая половина XI в. - принятие игуменом Киево-Печерского монастыря Феодосием Печерским (+1074) Студийского устава в качестве регулятора литургической жизни обители и вместе с тем правил звуковой регламентации. Результатом ре-
© Иванова М. А., 2013
формы стал церковно-славянский перевод устава константинопольского патриарха Алексия Студи-та (1025-1043); конец Х1-Х1У в. - период адаптации студийских обычаев церковного призыва в русских обителях и формирование национальных особенностей ударения.
Существует две версии истории поиска и введения Студийско-Алексеевского устава в Киево-Печерском монастыре. Согласно первой, в 1062 г. Феодосий Печерский отправил одного из иноков в Константинополь к Ефрему Скопцу - казначею князя Изяслава - для списания полного устава. Выбрав образцовый типик монастыря Успения Пресвятой Богородицы, Ефрем подготовил комплект греческих богослужебных книг, необходимый для перевода и последующей организации богослужения и монашеской жизни в Киево-Печерской обители. Греческие богослужебные книги были доставлены из Константинополя в Киево-Печерскую обитель (вероятно, до 1067 г.), где еще при жизни преподобного Феодосия был осуществлен их перевод [12, с. 83].
Вторая версия приводится в летописном «Сказании чего ради прозвася Печерскыи монастырь» под 6559 г. (1051), где говорится, что неполный список Студийско-Алексеевского типика Феодосий Печерский получил от некоего студийского монаха Михаила, пришедшего в Киев. Вместе с тем, по мнению митрополита Московского Макария (Булгакова), преп. Феодосий получил оба списка одновременно и использовал их для сличения и исправления [2, с. 155].
Однако материалы Студийско-Алексеевского устава с той или иной степенью достоверности раскрывают уставные характеристики звуковой регламентации. Достаточно целостную картину первоначальной традиции ударения на Руси можно проследить, основываясь на сведениях оригинальных письменных памятников. Наиболее ценные сведения представлены в одном из Посланий Феодосия Печерского к инокам, в летописных сводах Х1У-ХУ1 вв., редакциях Киево-Печерского Патерика ХШ-ХУШ вв., Житии кн. Феодора Ярославского и Ростовского, а также в рукописном Сборнике молитв второй половины XIII в.
По подобию византийских обителей призыв на утреню начинался с пробуждения братии и двух серий ударения. Уникальные сведения об этом приведены в одном из Посланий к инокам Феодосия Печерского, датированного XV в. В силу важности содержания приведем текст Послания в оригинальном изложении: «По ударении била не хорошо нам лежать, но следует встать на
молитву, как нас учил богоносный Феодор и держать в уме псаломское слово: "Готово сердце мое Боже, готово сердце мое". Когда кончится второе ударение, тогда ноги свои приготовим на шествие церковное, имея "недряхлый" помысел, но в веселии взывать хвалу Живодавцу Богу» [3, л. 111 об.-112].
При первом сигнале монахи, произнося пса-ломский стих, внутренне настраивались на славословие Богу. Второй призыв подвигал иноков на радостное «в веселии» вхождение в храм, о бодром «недряхлом» помысле, о внутреннем «взывании хвалу Живодавцу Богу». Иноческое вхождение в храм являлось началом службы.
В своде русских летописей и списков Киево-Печерского Патерика встречается шесть фрагментов, где говорится о билах, их расположении в обители, о монахе, совершавшем призыв, и «знаковых» событиях, связанных с ударением. В каждом из сюжетов призыв понимается двупри-родно - как вещественный атрибут монастырского быта и в то же время как «знак» свыше, предвестник значимых исторических событий.
Это прослеживается в летописном сюжете о Матфее Прозорливце, сподвижнике и ученике Феодосия Печерского. Жизнеописание Матфея проникнуто видениями исконных «врагов человечества». Эти видения были связаны как с внутренней жизнью братии монастыря, так и в целом с исторической ситуацией Древней Руси. Однажды, отстояв заутреню, старец Матфей последним покинул церковь. Поскольку келья его была далеко, старец решил отдохнуть, найдя пристанище под билом. В этот момент святой видит толпу бесов во главе с «предводителем», идущих в монастырский двор от ворот обители. Причиной их появления явилось искушение одного из иноков покинуть монастырь [6, стлб. 209]. Упоминание в сюжете церковного била символично. Как уже говорилось выше, существенным литургическим назначением призыва являлось собирание иноков, укрепление их молитвенного единства. Появление толпы нарушило целостность и соборность монастырской братии, что повлекло отпадение одного из них. С другой стороны, било в сюжете выступает как обыденный церковный предмет, расположенный недалеко от храма.
В период клепания монастырь чудесным образом оберегался Богом, создавалось «невидимое ограждение» от враждебности внешнего пространства. Однажды темной ночью пришли в монастырь разбойники. Говорили они, что в церкви скрыто богатство монастырское, и потому
не пошли по кельям, а устремились к храму. Но тут услышали голоса поющих. Подумав, что это братия поет вечерние молитвы, разбойники отошли. Переждав некоторое время в лесу, они решили, что уже окончилась служба, и снова подошли к храму [...] И вот уже настал час заутрени. Пономарь, испросив благословения игумена, начал клепать на утреню. Злодеи, подождав немного, двинулись на иноков. Но едва приблизились, как случилось чудо: отделилась от земли церковь и вместе со всеми бывшими в ней вознеслась в воздух. Разбойники, увидев такое чудо, пришли в ужас и в страхе возвратились к себе домой. И с этой поры, раскаявшись, никому не причиняли зла [11, с. 304].
В большинстве списков Киево-Печерского Патерика приводится фрагмент, где говорится об ударении, возвестившем кончину пресвитера Дамиана. Св. Дамиан являлся примером кротости и незлобия, за что прославился даром исцеления «изнуряемых болезнями». В день смерти св. Да-миана Феодосий Печерский собрал всю братию проститься с угодником Божиим. Когда святой «с миром предал свою душу Господу», преп. Фео-досий «повеле ударити в било» [7, с. 10]. В сюжете основное внимание акцентируется на «мирной» кончине как славном итоге жизненного пути святого, как достойном приобретении Вечности. Поэтому важность данного события усиливается объединяющим сигналом била.
Время утреннего призыва в Киево-Печерской обители было ознаменовано событием обретения мощей Феодосия Печерского в 1091 г. Об этом повествуется в одном из летописных сюжетов. Так, за три дня до праздника Успения Богородицы игумен повелел «рушити» пещеру, где лежали мощи преп. Феодосия. В полночь мощи были обретены в тот час, когда ударили в било к утреннему богослужению [7, с. 160]. Смысловой акцент фрагмента заключается в том, что ударе -ние возвещало не только начало утрени, но переломное событие в жизни Киево-Печерского монастыря и всей Руси. Заметим, что звучание била слышалось за пределами обители. Это могло значить, что и внешнее пространство также приобщалось к ритму монастырской жизни, воспринимало «знаковые» события и в некоторой степени было сопричастно аскезе и иноческому житию. В этом корень древнерусского понимания звуковой регламентации - преодоление внутреннего монастырского пространства и звучание «во вне» и тем самым созидание литургического пространства во внешнем мире.
В частности, в Житии князя Феодора Ярославского и Ростовского (+1298) приводится фрагмент о перенесении князя в Спасо-Преображенский монастырь и предсмертное пострижение его в монашество: «И был вечер [. ] блаженный князь начал скорбеть и, призвав игумена и братию, повелел постричь себя в схиму. И так исполнил обещание Богу с великой и теплой верой и душевной любовью. И повелел выйти всем вон, кроме одного игумена. В то время, когда начали созывать на утреню, князь почил». После его кончины «начали звонить в колокола и собралось народу многое множество» [9, с. 95, 97]. Здесь клепание в било не просто «знак» собрания иноков на утреню, но и предвестник близкого «исхода» святого. В то же время колокольный звон, как соборный, торжественный сигнал прославил святую кончину благоверного князя.
Тема «звучания во вне» с особой полнотой отражена в «молитве, егда звонят ли клеплют», которая помещена в рукописном сборнике молитв второй половины XIII в. Описание памятника представлено в «Сводном каталоге славянорусских рукописных книг, хранящихся в СССР» и датированных XI-XIII вв. [10, с. 77]. В настоящее время сборник хранится в Ярославском государственном историко-архитектурном музее-заповеднике и принадлежит библиотеке Спасо-Преображенского монастыря.
Рукопись является сводом, составленным по структуре часослова Студийского устава. В соответствующих местах часослова были размещены молитвы, сочиненные печерскими иноками, Кириллом Туровским, а также взятые из славянокатолического бревиария. В Ярославль рукопись могла быть прислана из Киева в руководство тамошним монастырям [8, с. 72].
Интересующая нас молитва принадлежит перу преп. Кирилла, еп. Туровского (ум. до 1182 г.), церковного деятеля, автора многих поучений и торжественных слов. Кирилл родился в Турове в состоятельной семье. Известно, что он постригся в монахи и некоторое время был строгим затворником. Литературное мастерство принесло ему прочную и долгую славу. Его слова постоянно включались в состав сборников, наряду с произведениями византийских проповедников и богословов.
Молитва, несмотря на свою краткость и емкость, позволяет составить более или менее цельное представление о роли и значимости церковного призыва в литургической жизни Руси XIII в.: «Глас радости спасения в селех правед-
ных, всходяй на небеса горе к церкви Бога нашему Иисусу Христу, о нем же буди священие всем. Господи Иисусе Христе Боже наш. Помилуй нас» [4, с. 320].
В тексте особое внимание привлекают образы клепания как «гласа радости», восходящего «на небеса», в горняя «к церкви Бога нашего». Призыв являлся «священием» всех слышавших, объединявшим в едином устремлении верующих к церкви, ко Христу. Именно в прославлении Бога, выражении торжества Православия, объединении всех духовных сил и заключалась русская традиция звуковой регламентации в интересующий нас период.
В заключении сделаем следующие выводы:
Феноменом церковного звона Средневековой Руси было постепенное усвоение восточно-христианской традиции ударения и воплощение этой традиции в колоколах и колокольных звонах. Однако слова «клепание» и «ударение» до сих пор используются в богослужебных изданиях по отношению к колоколам и звону, что говорит об особом почитании древневосточных литургических установлений.
В народном сознании и сегодня звон как символ является воплощением духовности, нравственности, чистоты. В настоящее время особенно важно дать определение роли колокольного звона в историческом и культурном становлении Русского государства, сформировать современный взгляд на литургическую составляющую православного звона, которая может быть понята только при условии приобщения к опыту церковной жизни.
Библиографический список
1. Аверинцев, С. С. Многоценная жемчужина [Текст] / С. С. Аверинцев. - К., 2004. - 321 с.
2. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви [Текст] / митр. Макарий (Булгаков). - Том II. Книга 2. - М., 1996. - 678 с.
3. ОР РГБ. - Рум. собр. - № 406.
4. ОР ЯМЗ. - № 15481 (№ 387) : сборник молитв (Молитвослов или Часослов) // Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР XI-XIII вв. - М.: Наука, 1984. - С. 320.
5. Патерик Киевского Печерского монастыря. Издание Императорской Археографической Комиссии. -СПб., 1911 (Памятники славяно-русской письменности). - 220 с.
6. ПСРЛ. Т. 1. - М., 1962.
7. ПСРЛ. Т. 9. - СПб., 1862.
8. Раевский, А. С. О часослове библиотеки Ярославского архиерейского дома XIII в. с молитвами Феодосия Печерского, Кирилла Туровского и славяно-
католическими [Текст] / А. С. Раевский // Труды 11 археологического съезда в Киеве. - 1899. - Т. II. - М., 1902 (Протоколы). - С. 72-73.
9. Серебрянский, Н. Древнерусские княжеские жития [Текст] / Н. Серебрянский // Чтения в Обществе истории и Древностей Российских. - М., 1915. -Кн. 3. - С. 95, 97.
10. Соболевский, А. И. Несколько редких молитв из русскаго сборника XIII в. [Текст] / А. И. Соболевский // Известия Отделения русского языка и словест-ности императорской Академии наук. - Т. X. - Кн. 4. -С. 77.
11. Творогов, О. В. Житие Феодосия Печерского [Текст] / О. В. Творогов // Памятники литературы Древней Руси XI - начала XII века. - М., 1978. -С. 304-390.
12. Уханова, Е. В. Особенности богослужения Русской Церкви IX-XIV вв. [Текст] / Е. В. Уханова // Вестник Российского Гуманитарного Научного фонда. - 2000. - № 3. - С. 83-93.
Bibliograficheskij spisok
1. Ауегтйет, S. S. Mnogotsennaya zhemchuzhina [Tekst] / S. S. Ауег^еу. - K., 2004. - 321 s.
2. Makarij (Bulgakov), mitr. Istoriya Russkoj TSerkvi [Tekst] / mitr. Makarij (Bulgakov). - Tom II. Kniga 2. - M., 1996. - 678 s.
3. OR RGB. - Rum. sobr. - № 406.
4. OR YAMZ. - № 15481 (№ 387) : sbornik molitv (Molitvoslov ili CHasoslov) // Svodnyj katalog slavyano-russkikh rukopisnykh knig, khranyashhikhsya v SSSR XI-XIII vv. - M.: Nauka, 1984. - S. 320.
5. Paterik Kievskogo Pecherskogo monastyrya. Izdanie Imperatorskoj Ârkheograficheskoj Komissii. - SPb., 1911 (Pamyatniki slavyano-russkoj pis'mennosti). - 220 s.
6. PSRL. T. 1. - M., 1962.
7. PSRL. T. 9. - SPb., 1862.
8. Raevskij, А. S. O chasoslove biblioteki YAro-slavskogo arkhierejskogo doma XIII v. s molitvami Feodosiya Pecherskogo, Kirilla Turovskogo i slavyano-katolicheskimi [Tekst] / А. S. Raevskij // Trudy 11 ark-heologicheskogo s"ezda v Kieve. - 1899. - T. II. - M., 1902 (Protokoly). - S. 72-73.
9. Serebryanskij, N. Drevnerusskie knyazheskie zhitiya [Tekst] / N. Serebryanskij // CHteniya v Obshhestve istorii i Drevnostej Rossijskikh. - M., 1915. - Kn. 3. - S. 95, 97.
10. Sobolevskij, А. I. Neskol'ko redkikh molitv iz russ-kago sbornika XIII v. [Tekst] / А. I. Sobolevskij // Izvestiya Otdeleniya russkogo yazyka i slovestnosti imperatorskoj Аkademii nauk. - T. X. - Kn. 4. - S. 77.
11. Tvorogov, O. V. ZHitie Feodosiya Pecherskogo [Tekst] / O. V. Tvorogov // Pamyatniki literatury Drevnej Rusi XI - nachala XII veka. - M., 1978. - S. 304-390.
12. Ukhanova, E. V. Osobennosti bogosluzheniya Russkoj TSerkvi IX-XIV vv. [Tekst] / E. V. Ukhanova // Vestnik Rossijskogo Gumanitarnogo Nauchnogo fonda. - 2000. -№ 3. - S. 83-93.