CC BY
116
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 4 (142). История. Вып. 29. С. 101-108.
И. Ю. Смирнова
цЕРКОВНО-ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ РОССИИ И ИЕРУСАЛИМСКОГО ПАТРИАРХАТА В ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
ПОСЛЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта № 08-01-00184а.
В работе исследуются вопросы государственной политики России на Ближнем Востоке на протяжении первого десятилетия после Крымской войны. Показан механизм разработки концепции русского присутствия на Востоке с учетом многих факторов - политических, дипломатических и церковных интересов России. На обширном архивно-документальном материале показано, как усилиями представителей различных российских ведомств - МИД, РОПИТ и Св. Синода - были созданы первые русские учреждения в Палестине, заложившие основу Русской Палестины.
Ключевые слова: ближневосточная политика, русско-иерусалимские отношения, российская дипломатия, Русская православная церковь, Русская Духовная Миссия в Иерусалиме.
После Крымской войны русско-иерусалимские отношений получили новое и чрезвычайно динамичное развитие. Условия Парижского мира - нейтрализация Черного моря и запрет России иметь военный флот в его водах - предопределили новую стратегию восстановления влияния России на Православном Востоке и в первую очередь в Иерусалиме, который, по мнению русских дипломатов, после Крымской войны был «центральным пунктом не только всего Востока, но и Запада, на который устремлено внимание всей Европы»1.
Укрепление Палестинской Церкви и всяческое содействие примирению православных арабов и греков в Иерусалиме - эти задачи, озвученные в докладе министра иностранных дел князя А. М. Горчакова, стали главными принципами внешней политики России на Православном Востоке. Если мир с греческой иерархией был необходим как залог единства Православных Церквей и как противовес инославному влиянию, то упор на арабский народный элемент предполагал «расшатывание» изнутри Османской империи как реванш России за проигрыш в Крымской войне. Именно арабское православное население, в основной массе своей невежественное и нищее, было все еще предано России и верило, что только она может их освободить как от власти турок, так и от самих православных греков. На него-то и рассчитывала опереться российская империя в своем послевоенном курсе на Ближнем Востоке.
При этом акцент первоначально был сделан на Русскую Духовную Миссию как учреждение России, уже получившее признание на Востоке до Крымской войны. Как указывалось в докладе Горчакова, «нам необходима представительность на Востоке, разумеется, не политическая, а церковная, в которой нам не могут отказать ни турки, ни франки, имеющие своих патриархов и епископов в Святом Граде»2. Для большего впечатления на Востоке МИД посчитал необходимым «поставить во главе Иерусалимской Миссии епископа вместо архимандрита». По мнению МИДа, «это произвело бы сильное впечатление не только в Иерусалиме, но и в Константинополе»2.
23 марта 1857 г. доклад был утвержден императором Александром II. Уведомление Патриарха Иерусалимского Кирилла II о возобновлении РДМ в Иерусалиме посланник А. П. Бутенев взял на себя. Начальником РДМ 1 сентября 1857 г. был назначен инспектор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Кирилл (Наумов), который 13 октября 1857 г. был рукоположен во епископа Мелитопольского.
Доклад князя Горчакова вызвал всеобщий - и в первую очередь в высочайших кругах - интерес к русскому присутствию в Палестине. А отправление Духовной Миссии в Иерусалим возбудило в Петербурге интенсивную деятельность различных партий из ближайшего окружения императора.
Непосредственное участие в судьбе РДМ приняла императрица Мария Александровна. Она оказывала личное внимание и материальную поддержку епископу Кириллу (Наумову), выделяла собственные средства на нужды миссии; в ее окружении возникла идея создания Благотворительного Комитета под покровительством самой императрицы для поддержки деятельности РДМ в Палестине. Составление проекта, по просьбе императрицы, было поручено митрополиту Московскому Филарету (Дроздову), который в силу своего многолетнего знания дел на Востоке выступал в качестве главного эксперта от Св. Синода.
Очень скоро «женская» инициатива была перехвачена более решительной и деловой партией великого князя Константина Николаевича, брата государя императора, генерал-адмирала, возглавлявшего Морское министерство. Эта т. н. партия «Мраморного дворца» с самого начала повела свою независимую линию, опираясь на учрежденное 3 августа 1856 г. в Петербурге «Русское общество пароходства и торговли» (РОПИТ).
Осенью 1857 г. в Иерусалим был направлен сотрудник великого князя Б. П. Мансуров, «близкий к Мраморному дворцу и одновременно к РОПИТу»3. Он поехал туда под видом паломника и якобы для составлением путеводителя, хотя истинной целью его поездки было ознакомление с политической ситуацией на Востоке и выбор такой стратегии, при которой русское присутствие имело бы неполитическую форму. И выбор был сделан: партия Мраморного дворца и РОПИТа - для утверждения России на Ближнем Востоке - избрала такой мирный и неполитичный способ, как использование массового православного паломничества в Святую Землю.
В дальнейшем развитие этих двух направлений - церковного и коммерческого - будет идти параллельно, сближаясь и расходясь, сталкиваясь и отталкиваясь друг от друга, претерпевая конфликты и взаимное непонимание, но направлено оно будет на одно общее дело - утверждать авторитет России на Ближнем Востоке и в мире.
Вернувшись из Палестины, Б. П. Мансуров представил великому князю доклад, в котором обосновывал необходимость привлечь к русскому делу в Палестине Русское общество пароходства и торговли - т. н. РОПИТ. Доклад Мансурова спровоцировал обшир-
ную полемику во всех сферах, причастных к русскому делу на Востоке: его отчет вел. кн. Константин Николаевич предложил для отзыва митрополиту Московскому Филарету, архимандриту Порфирию (Успенскому), первому начальнику РДМ, известному высшему обществу Петербурга как знаток Востока, а также некоторым др. лицам.
Митрополит Филарет сведения Мансурова назвал «прискорбными и ненужными»4. Но его заключение опоздало, так как к этому времени уже были приняты конкретные меры в соответствии с предложениями Мансурова и архимандрита Порфирия (Успенского). Архимандрит Порфирий предложил установить церковный кружечный сбор на нужды русских паломников и назначить в Иерусалим русского консула. Эти соображения легли в основу доклада великого князя Константина Николаевича императору. Главной мыслью доклада было привлечь РОПИТ к «усилению влияния России в Средиземном море и в Палестине»5. Доклад был представлен императору 27 февраля 1858 г., и в тот же день последовало Высочайшее распоряжение - рассмотреть возможность учреждения русского консульства в Иерусалиме, и «установления кружечного сбора во всех православных церквах империи и открытия повсеместной подписки для сбора денег на улучшение быта православных поклонников в Палестине (при этом надо отметить, что прием пожертвований и все делопроизводство по ним было сосредоточено в Морском министерстве)»5.
Должность консула была поручена сотруднику Морского министерства Доргобужинову, уже назначенному РОПИТом, по предварительному соглашению с Министерством иностранных дел, своим агентом в Иерусалиме.
В инструкции российского посланника в Константинополе А. П. Бутенева от консула требовалось «действовать в полном согласии с начальником Духовной Миссии и оказывать ему все свое содействие»6, а именно - облегчать его труды, служить ему посредником в обращении с посторонними лицами и всячески содействовать достижению общей цели»6. То есть было четко прописано тесное взаимодействие консула с начальником РДМ.
Однако очень скоро время покажет, что никакого личного контакта у консула с начальником РДМ не сложится, подчиненность консула епископу в духовных делах будет нарушена,
- и всё это вместе приведет к трагичному раз-
ладу в их отношениях и нарушит предполагаемый механизм взаимодействия Духовной Миссии и консульства в Иерусалиме на многие десятилетия.
Учреждение русского консульства в Иерусалиме (1858) существенно изменило дипломатическую карту русского присутствия на Ближнем Востоке. Оно повлекло за собой изменение всей структуры русских дипломатических агентств, вице-консульств и консульств в Палестине с перераспределением обязанностей и подчиненности. Эти изменения в дипломатическом раскладе не могли не вызвать всеобщего беспокойства в Иерусалиме. Со всех точек зрения - политических, дипломатических, духовных - в этих переменах были готовы увидеть нарушение равновесия и стабильности и угрозу со стороны России.
В этой и без того сложной для России послевоенной ситуации назрела необходимость выработать общую концепцию отношения России к турецкому правительству, к западной дипломатии, греческому высшему духовенству, к его многонациональной пастве (в первую очередь арабам и славянам). Другими словами, предстояло определить приоритеты и способы мирного проникновения на Восток.
Один из вариантов обсуждавшейся новой концепции предложил российский дипломат Василий Сергеевич Неклюдов, сотрудник российского посольства в Афинах. Главная мысль его аналитической записки (1858) состояла в том, что «настоящее призвание России, самим Промыслом ей предназначенное во всемирной политике» - это освобождение православных христиан Востока от турецкого ига. Красной нитью проходит через всю записку идея дружеских, братских отношений с греческим высшим духовенством. «Не Русскою Церковию мы должны явиться на Востоке, но членами единой Восточной Православной Церкви. Мы владыки у себя, но на Востоке должны быть братьями тамошних владык, помогать им и возвышать их в своих собственных глазах, а особенно в глазах тамошних народонаселений, вселять в них полное к нам доверие»7.
Неклюдов полагал, что «устройство самобытных национальных Церквей ослабит греческую иерархию и усилит ее противни-ков»8. Такие церковные меры, предложенные Мансуровым, как учреждение русской незави-
симой епархии в Палестине или введение русского епископа в заседания Иерусалимского Синода, Неклюдов считал вредными и унижающими достоинство греческой иерархии. Единственное, что автор считал приемлемым, не вызвающим с чьей-либо стороны подозрений и неудовольствия, это устроение при иерусалимском консульстве «благолепной домашней церкви с русским причтом и под настоятельством умного, ученого и набожного архимандрита»9.
Вопреки мнению МИД, в записке Неклюдова впервые было впрямую сказано о неуместности русского епископа в Иерусалиме.
Обзор Неклюдова служит прекрасным примером для понимания многофакторности русского присутствия в Святой Земле и на Ближнем Востоке, хоть и не все положения записки прошли проверку временем.
Митрополит Филарет, которому было известно содержание записки, был согласен со многими ее положениями и писал, что «главная мысль статьи справедлива, и жаль, что наше правительство не размышляло так ра-нее»10. В ответ на донесение начальника РДМ, который жаловался на греков, митрополит Филарет советовал всеми силами достигать с ними единомыслия и союзничества. «Все искусство преосвященного, - считал святитель,
- должно состоять в том, чтобы не было ни малейшей недоверчивости между архиереями, служащими одной и той же Вселенской Церкви»11.
В соответствии с этими положениями в МИДе была составлена инструкция епископу Кириллу: в ней говорилось, что «уронить греческое духовенство в общественном мнении, значило бы разорвать последнюю связь между православными населениями, не заменив 12
никакой другой»12.
Эту задачу по стабилизации отношений с греками преосвященному Кириллу удалось выполнить не сразу, а лишь спустя несколько лет, в течение которых ему пришлось преодолевать не только и не столько неблаговоление греков, сколько трудности со стороны русского консула и деятелей РОПИТ.
В середине лета 1858 г. на Восток вновь был отправлен Б. П. Мансуров. Целью его поездки было приобретение земли в Иерусалиме для устройства русских учреждений, для чего ему был выделен кредит в 40 тыс. рублей с условием возврата его в Морское министерс-
тво. Итогом поездки была покупка земельного участка в 140 кв. сажень (637 кв. м) в Старом Городе, в нескольких шагах от храма Гроба Господня, а также нескольких участков за пределами городских стен, в том числе тех, на территории которых возникнут Русские Постройки. В качестве первой меры помощи паломникам было обустройство под временные русские подворья нескольких частных владений в Иерусалиме, Яффе, Рамле, Назарете и Хайфе.
Результатом поездки Мансурова будет учреждение в марте 1859 г. особого Комитета для принятия мер по устройству в Палестине русских богоугодных заведений для православных поклонников (кратко именуемый Палестинский Комитет). В состав Комитета вошли: обер-прокурор Св. Синода, директор Комиссариатского департамента Морского министерства, директор Азиатского департамента МИД, член Совета министра финансов и директор-распорядитель РОПИТа. Председателем Комитета 22 июня 1859 г. стал великий князь Константин Николаевич. Исполнение дела о постройке необходимых учреждений в Палестине было поручено Б. П. Мансурову (назначенному в январе 1860 г. управляющим делами)13.
Большое значение как для русского дела в Святой Земле, так и для подъема авторитета России на Востоке в целом имел приезд в Святую Землю великого князя Константина Николаевича с супругой великой княгиней Александрой Иосифовной и сына Николая (28 апреля - 9 мая 1859 г.). Султан (указом от 28 июня 1859 г.) преподнес в дар великому князю, в память о его приезде, общественную загородную площадь (Мейдан), на которой в течение 1860-1863 гг. были возведены т. н. Русские Постройки. Но на пожелание великого князя устроить за свой счет русскую церковь с постройками для причта и поклонников в селении Бет-Сахур, недалеко от Вифлеема, Патриарх отказал, сославшись на неканоничность просьбы и на «строжайшее наставление от визиря не делать русским ус-тупок»14. Об этом султанском наказе сообщает в своем отчете Мансуров, когда упомянул, что «Иерусалимский Патриарх внезапно отправился в Иерусалим, как он сам публично высказался, чтобы умерить русского еписко-па»14.
О трудностях в отношениях с Патриархом, даже о «злобе Патриарха в отношении к
нему»15, упоминал и епископ Кирилл, но со временем ему удалось наладить с Патриархом корректные и доброжелательные отношения. Сложнее складывались у него отношения с русским консулом в Иерусалиме В. И. Доргобужиновым. Суть конфликта состояла в том, что РДМ (и даже Св. Синода) оказались отстранены от какого-либо участия в строительстве Русских Построек, в то время как Доргобужинов, прибыв на Восток, был вовлечен - и как консул, и как одновременно агент РОПИТа - во все дела по приобретению земельных участков и устроению временных подворий, и это при том, что при учреждении консульства в Иерусалиме предполагалась его если и не подчиненность, то сотрудничество и «духовное послушание» начальнику РДМ. Были также и другие причины взаимного неодобрения.
В отчете Мансурова о второй поездке в Палестину субъективно и небезпристраст-но противопоставляются духовная миссия и консульство - подчеркивается возросшее значение русского консульства и, напротив, показана негативная роль епископа Кирилла. Но из текста того же отчета видно, что консул и Мансуров явно превышали свои полномочия и вмешивались в сугубо церковные дела. Так, они позволили себе принуждать Блаженнейшего Кирилла к восстановлению Назаретской епархии в Иерусалимском Патриархате. «Патриарх уступил, наконец, нашим настояниям, - радостно сообщает Мансуров. - Произведен монах, воспитанник Афинской академии, Нифонт, рекомендованный русскими, против мнения большинства Иерусалимского Синода. Почти всем успехом по этому предмету мы обязаны консульскому агенту Аверино»16. Но то, что Мансуров считает успехом в Иерусалиме, совершенно иначе воспринимает митрополит Филарет в Москве: «Как печален такой ход дела! обещает ли он доброе впереди?»16
Подобное вмешательство в дела чисто церковные приводило к огорчению и раздражению епископа Кирилла и в конечном счете сделало конфликт между ним и консулом непримиримым, о чем скоро стало известно в Петербурге и в Москве. Ситуация в Иерусалиме убедила митрополита Филарета в необходимости командировать на Восток кого-либо из светских чиновников Св. Синод «посмотреть, чту там делается, и в особенности, каково положение и отношения преос-
вященного Кирилла»17.
Таким образом, к середине 1859 г. в России всерьез задумались о положении Русской Духовой Миссии в Иерусалиме, о роли ее на-чальника-епископа и о взаимодействии миссии с другими структурами. Повод к этому подали люди из партии Мраморного дворца и формировавшие общественное мнение высших кругов Петербурга. Ловкие и амбициозные, энергичные и самоуверенные, но далекие от понимания церковных дел, они брались не только судить о Церкви, но и решительно вмешиваться в сферы ее деятельности. Так, один из сотрудников РОПИТ и участник второй командировки Мансурова, Владимир Михайлович Жемчужников, составил записку в которой упрекал Духовную Миссию в бездействии и все успехи приписывал правительству. На эту записку был составлен отзыв, автор которого неизвестен, но вероятно, что кто-то из синодальных чиновников, по всей видимости Константин Карлович Зедергольм, впоследствии иеромонах Климент. На упреки в адрес РДМ, он утверждал, что «кроме Святейшего Синода и Министерства иностранных дел церковные дела на Востоке не должны бы подлежать ничьему влиянию. Вмешательство в них пароходного общества, Морского министерства неправильно и крайне вредно: оно может только еще более запутать достаточно запутанные отношения»18.
Но в отзыве не снималось вины и с начальника Миссии: «По ходу дел видно, - говорится в отзыве, - что Миссия наша не всегда довольно ясно понимает свои, впрочем, очень сложные обязанности и отношения. Если она, отступая от церковных правил, будет в чужих патриархиях вмешиваться в церковные дела и действовать отдельно от Патриарших Престолов, то это может повести не к согласию, а умножению вражды между ними и паствами их, к усилению недоверия к нам восточных иерархов, и затем, к самым печальным результатам»19. Основные функции РДМ в Иерусалиме, как их обозначил автор замечаний, следующие: «противодействовать западным пропагандам, оказывать деятельную помощь Греческой Церкви, в дружеском союзе с духовенством облегчать нужды несчастной паствы и самого духовенства»20.
Именно такое конструктивное отношение к иерусалимским проблемам возобладало в какой-то момент в высших кругах Петербурга. Консул В. И. Доргобужинов вскоре был отоз-
ван из Иерусалима. Но была предрешена и участь преосвященного Мелитопольского. В апреле 1860 г., на заседании Палестинского Комитета был поставлен вопрос о необходимости вернуться к управлению РДМ архимандритом, а не епископом, как это было до Крымской войны.
Однако, преосвященный Кирилл еще три года (до указа от 28 июня 1863 г.) продолжал возглавлять Миссию. За это время сменилось уже два русских консула - в начале 1860 г. был отозван В. И. Доргобужинов (который вернулся к своей прежней деятельности в Морском министерстве), затем приехал и скоропостижно умер консул К. А. Соколов (1860-1861), после которого был назначен консул А. Н. Карцов.
На протяжении всех этих лет ускоренными темпами возводились Русские Постройки, включавшие здание Духовной Миссии и русского консульства, два приюта на 800 человек (мужской и женский), госпиталь на 40 кроватей, собор Святой Троицы, домовую церковь Миссии в честь св. мчц. Александры, жилые дома для духовенства и хозяйственные службы (архитектор М. И. Эппингер).
И когда в начале 1863 г., в виду скорого окончания Русских Построек, встал вопрос о том, какой статус они будут иметь и кому поручить их управление, председатель Палестинского Комитета Головнин написал обер-прокурору Св. Синода о том, что «необходимо устранить затруднения, которые происходят от слишком высокого иерархического сана начальника иерусалимской миссии» и поставить миссию под начальство благочестивого и способного архимандрита»21.
Но здесь вмешалось Министерство иностранных дел и со своей стороны заявило, что «в виду того, что в настоящее время возбуждено много важных вопросов, в которых преосвященный Кирилл принимал деятельное участие, оно полагает, что удаление его в настоящее время было бы неудобно»21.
Однако к этому времени присутствие епископа Кирилла в Иерусалиме настолько превысило меру терпения его противников, что они представили в МИД донос «об образе жизни» начальника РДМ. В результате Св. Синод в своем определении от 19-21 июня 1863 г. постановил: «1) епископа Кирилла от занимаемой им должности начальника духовной миссии нашей в Иерусалиме уволить; 2) за неимением в настоящее время вакантной
епархиальной кафедры назначить преосвященного Кирилла, до времени, в распоряжение архиепископа Казанского Афанасия, предоставив ему, пр. Кириллу, иметь помещение в находящемся в заведовании викария Казанской епархии Казанском Спасо-Преображенском второклассном монастыре с управлением оным <...> 3) затем избрать в
звание начальника иерусалимской духовной
22
миссии лицо в сане архимандрита»22.
Указ о перемещении в один из монастырей Казанской епархии епископ Кирилл воспринял крайне болезненно - настолько, что требовал суда Восточных Патриархов и просил позволения остаться на Востоке, называя свое перемещение незаслуженной ссылкой. Видя в этом лишь интриги своих противников - консула, Мансурова и проч., он не мог понять, что с самого начала стал жертвой недальновидности МИДа и инертности Синода, и не видел истинной объективной причины смещения его с поста начальника РДМ так, как ее понимали такие эксперты как дипломат Неклюдов и митрополит Филарет. Отказ преосвященного Мелитопольского Филарет охарактеризовал как «печальное явление в иерархии»23 и рекомендовал Синоду напомнить Кириллу о церковном послушании и о несоответствии епископского сана с должностью начальника Миссии в чужом Патриархате; предложил он и то, чтобы епископу Мелитопольскому предоставили возможность по состоянию здоровья пребывать в Крыму или Одессе. Однако св. Синод, в заседании 16 марта 1864 г. постановил: «внушить епископу Кириллу Мелитопольскому, чтобы он немедленно следовал к месту назначения, с соизволения Его Императорского Величества, Синодом указанного»24. Менее, чем через два года, в феврале 1866 г. епископ Кирилл скончался в Казани, не пережив такого поворота своей судьбы.
На его место в Иерусалим по рекомендации митрополита Филарета был назначен архимандрит Леонид (Кавелин), бывший в миссии при епископе Кирилле, которого Филарет лично знал и ценил как строгого монаха и оптинского постриженника. Но и это назначение не избавило духовное начальство от забот. Очень скоро, в начале 1865 г., интригами со стороны иерусалимского консула А. Н. Карцова был спровоцирован очередной конфликт между начальником Миссии и его подчиненными. Чтобы представить, к каким
мерам прибегали консул и его споспешни-ки, достаточно сказать, что у отца Леонида из кельи были выкрадены личные записи, в т. ч. и о Иерусалимском Патриархе, и предъявлены Его Блаженству, после чего Леонид был объявлен персоной нон грата. Конфликт подал повод Патриарху Кириллу обратиться в Св. Синод с грамотой от 13 апреля 1865 г., в которой он сообщал о якобы всеобщем недовольстве архимандритом Леонидом и просил Св. Синод «положить конец такому худому положению дел, заменив сказанного архимандрита Леонида каким-либо другим лицом»25.
На этот раз митрополиту Филарету пришлось не только разбирать скандальные подробности мятежа членов РДМ против своего начальника, но и защищать достоинство представителя Русской Церкви от неправомерных, по мнению Филарета, действий Патриарха. Из соображений церковной экономии, в целях прекращения нестроений была предложена своего рода рокировка: указом Св. Синода от 16 июля 1865 г. архимандрит Леонид получил временное назначение в посольскую церковь в Константинополе, а на его место «временно заведующим делами Иерусалимской Духовной Миссии» был назначен архимандрит Антонин (Капустин). Святитель Филарет не желал окончательным их назначением делать уступок ни русскому консульству, ни Патриарху Иерусалимскому, чтобы не уронить престиж России и ее церковного представительства.
Непрекращающиеся нестроения между консульством и РДМ привели нового обер-прокурора Св. Синода графа Д. А. Толстого к убеждению, что Миссию надо закрыть. Но в этой, казалось бы, безвыходной ситуации, митрополит Филарет встал на защиту Миссии. Он предложил «оставить еще Миссию в нынешнем переходном состоянии, в ожидании лучшего времени; так как архимандрит Антонин <... > не имеет для себя затруднений ни со стороны консула, ни со стороны Патриарха»26.
Надежды московского архипастыря полностью себя оправдали, так как в лице архимандрита Антонина (Капустина) Русская Духовная Миссия в Иерусалиме в течение тридцати лет имела бессменного руководителя и достойного представителя Русского Православия в Святой Земле. При этом надо заметить, что продолжались и конфликты с консульством, и затем, уже при создании ИППО, несогласия
и недопонимания между Антонином и руководством Палестинского Общества.
Таким образом, можно видеть, что проникновение России на Ближний Восток после Крымской войны проходило не только в сложных геополитических условиях - при сопротивлении со стороны турок, греков и западных держав. Но что еще печальнее - в общем русском деле на Востоке сталкивались между собой различные межведомственные структуры, уже собственно русские - дипломатические, государственные и церковные. Вместо единодушных действий в интересах России, каждое ведомство старалось преследовать свою любимую цель. И тем не менее, несмотря на взаимное непонимание и даже нежелание понять друг друга, несмотря на столкновение как отдельных лиц, так и целых учреждений, удивительным образом Русская Палестина была создана, Русская Духовная Миссия в Иерусалиме действует и русское дело на Востоке продолжается.
Примечания
1 Всеподданнейший доклад вице-канцлера князя А. М. Горчакова от 23 марта 1857
г. (цит. по: Титов, Ф. И. Преосвященный Кирилл (Наумов), епископ Мелитопольский, бывший настоятель Русской Духовной Миссии в Иерусалиме : очерк из истории сношений России с Православным Востоком / Ф. И. Титов. - Киев, 1902. - С. 114.
2 Ямилинец, Б. Ф. Россия и Палестина / Б. Ф. Ямилинец. - М., 2003. - С. 244.
3 Лисовой, Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX - начале XX в. / Н. Н. Лисовой. - М., 2006. - С. 109.
4 Письмо митрополита Филарета к великому князю Константину Николаевичу <... > с отзывом о собранных г. Мансуровым сведениях о святых местах. Москва, 25 апреля 1858 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. III. - СПб., 1885. - С. 320.
5 Ямилинец, Б. Ф. Россия и Палестина. -С. 92.
6 Инструкция посланника в Константи-нополе А. П. Бутенева первому русскому консулу в Иерусалиме В. И. Доргобужинову. Буюкдере,
9 августа 1858 г. // Россия в Святой Земле : док. и материалы. Т. 1. - М., 2000. - С. 57.
7 НИОР РГБ. Ф. 188. Картон 11. Ед. хр. 5. Л. 98.
8 Там же. Л. 94-94 об.
9 НИОР РГБ. Ф. 188. Картон 11. Ед. хр. 5. Л. 101.
10 Письмо митролита Филарета к архимандриту Антонию (Медведеву). Москва, 13 ноября 1858 г. // Святитель Филарет, митрополит Московский. Письма к преподобному Антонию, наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 1831-1867. - СТСЛ, 2007.
- С. 80.
11 НИОР РГБ. Ф. 188. Картон 11. Ед. хр. 5. Л. 171 об.-172.
12 Проект отношения МИД к начальнику РДМ в Иерусалиме епископу Мелитопольскому Кириллу (Наумову). Петергоф, 5 июля 1858 г. // Россия в Святой Земле : док. и материалы. Т. 2. - М., 2000. - С. 60.
13 Лисовой, Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие... - С. 112.
14 Выписки и замечания митрополита Филарета на записку о положении дела создания на Востоке русских богоугодных заведений
д. с. с. Мансурова. 11 мая 1859 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. III.
- СПб., 1885. - С. 409.
15 Отзыв митрополита Филарета об отчете преосвященного Кирилла, епископа Мелитопольского, от 10 февраля 1859 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского, по делам Православной Церкви на Востоке.
- СПб., 1886. - С. 377.
16 Выписки и замечания митрополита Филарета на записку о положении дела создания на Востоке русских богоугодных заведений д. с. с. Мансурова. 11 мая 1859 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. III. - СПб., 1885. - С. 410.
17 Письмо митрополита Филарета к обер-прокурору Св. Синода графу А. П. Толстому о палестинских делах и о финансах. 7 июня 1859 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. СПб., 1885. Т. III. С. 435.
18 Замечания на записку г-на Жемчужникова (черновик). Без даты. // НИОР РГБ. Ф. 188. Картон 11. Ед. хр. 5. Л. 139.
19 Там же. Л. 137.
20 Там же. Л. 137 об.
21 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам Православной Церкви на Востоке.
- СПб., 1888. - С. 397.
22 Там же. - С. 406-407.
23 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 5, ч. 1. - М., 1887. - С. 462.
24 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского,
по делам Православной Церкви на Востоке.
- СПб., 1888. - С. 419.
25 Послание Патриарха Иерусалимского Кирилла Св. Синоду. Иерусалим, 13 апреля 1865 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам Православной Церкви на Востоке. - СПб., 1888. - С. 436.
26 Письмо митрополита Филарета графу Д. А. Толстому от 21 окт. 1866 г. // Там же.
- С. 368.
