CC BY
86
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ ПЛЮС-МИНУС АФГАНИСТАН:
ДИЛЕММА КОМПЛЕКСА БЕЗОПАСНОСТИ
Фарход ТОЛИПОВ
директор негосударственного образовательного учреждения
«Билим карвони» (Ташкент, Узбекистан)
АННОТАЦИЯ
Афганская проблема анализируется на основе современных теоретических и концептуальных подходов к исследованию мировой политики и международной безопасности. Предлагается пересмотр некоторых устоявшихся
представлений о стратегической ситуации в Афганистане, более точное понимание понятий «традиционные» и «нетрадиционные» угрозы и некоторых других, а также концепция системной секью-ритизации афганской перспективы.
КЛЮЧЕВЫЕ Афганистан, традиционные и нетрадиционные угрозы, СЛОВА: терроризм, «Талибан», friction, НАТО, ISAF, региональный
комплекс безопасности.
\ -У
Введение
Самой обсуждаемой темой в современной повестке дня является ожидаемый к концу 2014 года вывод международных сил из Афганистана; ведутся острые политические дискуссии о будущем этой страны, а также региона Центральной Азии (ЦА) и мира в целом. Высказываются самые разные, порой прямо противоположные оценки и ожидания — от алармистских до успокоительных (с очевидным преобладанием первых).
Военная операция в Афганистане продолжается уже более 12 лет; по некоторым оценкам, США потратили на нее около 1 трлн долл. Вывод войск международной коалиции из
Афганистана (этот процесс идет на протяжении уже более двух лет), равно как и их ввод, породил целый ряд фундаментальных проблем геополитического, военного, секьюритоло-гического и международно-правового характера, большинство из которых все еще не разрешены, так как до сих пор не выработаны теоретические и концептуальные подходы к их решению.
В данной статье предпринята попытка переосмыслить некоторые подходы к афганской проблематике с точки зрении теории безопасности и современной критической геополитики.
Делимость и неделимость безопасности
В международной риторике нередко упоминается принцип неделимости безопасности: имеется в виду, что современные угрозы, которые часто называют нетрадиционными, порождают опасность для всех субъектов международных отношений.
Здесь следует внести ясность. Как известно, под нетрадиционными угрозами понимаются терроризм, религиозный экстремизм, контрабанда наркотиков, региональные конфликты, изменение климата и т.д. Дабы не исказить понимание характера современных угроз, следует иметь в виду, что их классификация по схеме «традиционные — нетрадиционные» довольно условна и непринципиальна.
К традиционным угрозам принято относить противостояния, конфликты и войны межгосударственного характера. Появление понятия «нетрадиционные угрозы» связано в первую очередь с окончанием холодной войны и завершением глобального противостояния мировых сверхдержав. В настоящее время оно обозначает угрозы, считающиеся общими для всех или большинства государств, бороться с которыми можно только общими усилиями.
Однако надо иметь в виду, что эти угрозы на самом деле возникли не вчера, не позавчера и не после окончания холодной войны — они существовали всегда. Террористы, экстремисты, наркодилеры и другие преступные элементы, действовавшие в период глобального сверхдержавного противостояния, не только использовали в своих интересах конфликты между различными государствами, но и во многом были порождены ими; в этом смысле «новые» угрозы международной безопасности вполне традиционны. Более того, сегодня зачастую можно наблюдать, что некоторые государства вовсе не объединяются в борьбе с «нетрадиционными» угрозами; ярким подтверждением тому служит ситуация в Афганистане и вокруг него.
Нетрадиционность терроризма часто объясняют асимметричным характером несомой им угрозы. Она выражается в том, что террористы, бросающие вызов государству, никогда не вступают в прямое столкновение с его военными силами, так как не имеют для этого достаточной боевой мощи.
Именно «асимметричность» отличает террористическую угрозу от относительно «симметричного» противостояния государств. Однако ссылки на асимметричность угрозы терроризма чаще всего служат для оправдания затяжного характера борьбы с ней: характерным примером тому опять-таки является Афганистан. Получается, что более сильная сторона (государство с его военной мощью) не может победить намного более слабую (террористов).
В данном случае мы имеем в виду не угрозы, порождаемые противостоянием государств, а те из них, которые связаны с терроризмом. Между тем, если посмотреть на дело с другой стороны, то возникает вопрос: «А почему мы не говорим об угрозах самому терроризму со стороны государства или мирового сообщества?»
Я думаю, понятие «нетрадиционный» должно характеризовать не только угрозы региональной и международной безопасности, но и способы противодействия им. Нетрадиционным
способом борьбы с ними могло быть стать беспрецедентное и глобальное сотрудничество государств мира и международных организаций перед лицом глобального проявления старых угроз. Сегодня мы видим, что угрозы, называемые «нетрадиционными», вызывают вполне традиционные последствия в виде конфликтов и противоречий между государствами. С этой точки зрения вышеупомянутый принцип неделимости безопасности пока остается лишь красивым лозунгом, далеким от современных международных реалий. Можно сказать, что архитектура международной безопасности разделена на континентальные, трансконтинентальные, региональные и национальные фрагменты, которые, в свою очередь, весьма противоречивы.
Теперь обратимся к понятию «комплекс безопасности»; под ним подразумевается группа государств, интересы безопасности которых связаны так тесно, что их национальная безопасность не может реалистично рассматриваться отдельно друг от друга1. С точки зрения этого понятия регион ЦА и Афганистан можно было бы рассматривать как единый комплекс безопасности, однако подходить к этому вопросу следует более системно.
Афганистан исторически всегда был связан с ЦА множеством уз. Но как только была проведена разделившая их межгосударственная граница, вступили в силу правила централь-ноазиатской «Большой игры» и Афганистан превратился в буферную зону. Как известно, США сделали все, чтобы изолировать Афганистан от СССР, который, пытаясь «привязать» эту страну к себе, в 1979—1989 годах вел в ней войну. Поэтому Афганистан оставался скорее частью южноазиатского комплекса безопасности и более всего тяготел к Ирану и Пакистану.
Надо признать, что Афганистан никогда не был полностью самостоятельным и полноценным государством, и потому вряд ли стоит приписывать ему какую-либо важную роль в упомянутом комплексе, а тем более в центральноазиатском. Это не просто какие-то абстрактные рассуждения, а своего рода путеводная нить к пониманию сложившихся реалий, которое, возможно, поможет выработать более точные стратегические оценки и новые подходы к афганской проблеме.
После намеченного к концу 2014 года вывода войск Афганистан, скорее всего, возвратится к прежнему modus vivendi; иными словами, страна вновь погрузится в перманентные междоусобицы, что приведет к ее отчуждению и от ЦА, и от всего остального мира.
Это не означает, что «Талибан» вернется к власти и все двенадцатилетние усилия международной военной коалиции окажутся напрасными (к слову сказать, «Талибан» изначально был чуждым для афганцев социальным явлением); просто Афганистан вновь заживет по своим традиционным, во многом архаичным внутренним законам. Как представляется, именно это и будет составлять главную международную проблему Афганистана, которая будет отчуждать его от соседних регионов и сдерживать реализацию крупных проектов в этой стране.
По мнению известного исследователя А. Сайкала, после вывода сил НАТО Афганистан рискует вновь погрузиться в традиционные внутренние распри и превратиться в наркогосударство с коррумпированным и дисфункциональным правительством2.
Широко бытует мнение, что длительность и противоречивость афганского конфликта обусловлены вмешательством извне, и прежде всего со стороны соседних стран, которые используют проживающие здесь близкие им этнические и конфессиональные группы в своих интересах; это верно лишь отчасти. Корни проблем нужно искать во внутренней структуре
1 Cm.: BuzanB. People, States and Fear. An Agenda for International Security Studies in the Post-Cold War Era. Boulder, Colorado: Lynne Rienner Publishers, 1991. P. 190.
2 Cm.: SaikalA. Afghanistan's Attitudes towards the Region. B kh.: The Regional Dimensions to Security. Other Sides of Afghanistan / Ed. by A. Snetkov, St. Aris. PALGRAVE MACMILLAN, 2013. P. 50.
самой этой страны, которая на протяжении долгой истории жила в условиях междоусобиц и межплеменной розни. Именно внутренний раскол и отсутствие в Афганистане полноценного государства позволяли и соседним государствам, и великим державам вести здесь так называемую прокси-войну.
Афганистан-2014: стратегический friction3
Как бы там ни было, мы пока не можем определенно говорить о достижении беспрецедентного «нетрадиционного» сотрудничества мирового сообщества в борьбе с «нетрадиционными» угрозами международной безопасности. Точно так же нельзя говорить и об окончательном формировании в Афганистане полноценного и независимого государства. Здесь я должен внести поправку: некоторые признаки глобального сотрудничества государств в ходе операции в Афганистане действительно появились. В составе сил НАТО были представители не только стран самого альянса, но и тех, которые в него не входят (более чем 40). Таким образом, для проведения миссии ISAF НАТО удалось создать уникальную коалицию стран.
Однако с приближением даты вывода войск международная коалиция стала слабеть, а в странах — членах НАТО резко понизился уровень общественной поддержки продолжения военного присутствия в Афганистане. В свою очередь, НАТО объясняет свой планируемый в 2014 году уход из Афганистана наступлением усталости.
Кстати сказать, и в этом тоже проявилась «нетрадиционность» (или, лучше сказать, аберрация) военно-политического и стратегического мышления. Иными словами, психологическое состояние (усталость) предопределило стратегическое решение.
Подведем же некоторые военно-политические итоги операции, начавшейся в октябре 2001 года под лозунгом «Война с террором», но не с «Аль-Каидой» или Усамой бен Ладеном. Достигла ли эта война своих целей? Кто в ней победил и кто проиграл?
Классик военного искусства К. Клаузевиц в своем фундаментальном труде «О войне» подчеркивал первостепенную важность понимания природы ведущейся войны. Он считал, что ее целью является «навязать противнику нашу волю», а «задача военных действий заключается в том, чтобы обезоружить противника и лишить его возможности сопротивляться»4.
К. Клаузевиц писал: «Чтобы сокрушить противника, мы должны соразмерить наши усилия с силой его сопротивления; последняя представляет результат двух тесно сплетающихся факторов: размера средств, которыми он располагает, и его воли к победе... Размер средств противника до некоторой степени поддается определению (хотя и не вполне точному), потому что здесь все сводится к цифрам. Гораздо труднее учесть его волю к победе; мерилом здесь могут быть только побуждения, толкающие противника на войну»5.
Таким образом, для правильной оценки ситуации необходимо иметь четкое представление о целях войны, ее задачах и исходе. Цель войны/операции, которая велась в Афганистане,
3 Понятие «friction» («трения», «затруднения»), тесно связанное с трудами К. Клаузевица, его содержание и нецелесообразность заменять его каким-то аналогичным русским словом подробно обоснованы автором в предыдущих работах (см., в частности, Толипов Ф. Стратегический friction в Афганистане и геополитический реверс в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ, 2009, № 2 [62]). Общий же смысл данного термина будет ясен из дальнейшего изложения.
4 Клаузевиц К. О войне. М.: ЭКСМО, 2007. С. 20—22.
5 Там же. С. 23.
пока не достигнута: коалиции так и не удалось навязать свою волю противнику, как не удалось и обезоружить талибов и лишить их возможности сопротивляться. И, наконец, война завершается, а побуждения, моральные мотивы и воля к победе противоборствующих сил не устранены и даже не уменьшились. Все эти рассуждения подводят нас к необходимости правильно оценить стратегию в Афганистане и, если надо, скорректировать ее.
Прежде всего, обращает на себя внимание изменение риторики о характере и сущности операции (или войны). Сегодня применительно к Афганистану все меньше говорят о борьбе с терроризмом и все больше — о противодействии мятежникам. В связи с этим возникает простой риторический вопрос: «Есть ли вообще террористы в Афганистане?» Терроризм больше приписывают, например, «Аль-Каиде», но не «Талибану», который в годы своего правления в Афганистане приютил Усаму бен Ладена и отказался его выдать.
Для оправдания перехода к новой риторике часто приводят доводы об отсутствии международно принятого определения терроризма; они безосновательны по двум причинам.
■ Во-первых, страны НАТО и прежде всего США имеют собственные варианты определения терроризма: они вошли в Афганистан, руководствуясь своими национальными законодательствами об обороне вне пределов государственных границ, подразумевающей прежде всего осуществление акции возмездия за атаки 9 сентября 2001 года.
■ Во-вторых: существует ряд международных конвенций в области борьбы с терроризмом, некоторые из них применимы и к войне в Афганистане.
Уроки афганской кампании вновь актуализируют вопрос относительно принятия всеобщей конвенции о борьбе с терроризмом, в которой ему, наконец, было бы дано окончательное определение.
По моему мнению, терроризм — это наиболее опасный и жестокий вид предумышленного и идейно мотивированного насилия, сопровождаемого насаждением всеобщего страха среди населения и направленного на принуждение органов государственной власти и управления, международных организаций, физических или юридических лиц совершить либо воздержаться от совершения каких-либо действий с целью достижения политических, идеологических или преступных личных целей6.
Можно предположить, что причиной перехода к антимятежной риторике было стремление вести переговоры с талибами с целью возвращения их к мирной жизни (с террористами, как известно, переговоры не ведутся). Однако многолетние безрезультатные попытки США и правительства Х. Карзая наладить диалог с талибами (начавшиеся с момента его прихода к власти) лишь обнаружили несостоятельность избранной ими стратегии. На мой взгляд, основная причина ее фиаско состоит в том, что к переговорам должна взывать не более сильная, побеждающая сторона, а слабая и терпящая поражение; в Афганистане же мы наблюдаем обратное.
В этой связи хочу обратить внимание на широко распространенный ложный тезис об отсутствии военного решения афганской проблемы и необходимости создать коалиционное правительство, в котором были бы представлены все основные воюющие группировки. Бытование этого тезиса связано в основном с иностранным военным присутствием в Афганистане и ссылками на непримиримую позицию руководства движения «Талибан». Его несостоятельность видна из того простого факта, что гражданская война между «Северным Альянсом» и «Талибаном», захватившим власть в Афганистане, началась задолго до ввода иностранных войск. Следует отметить, что события 11 сентября 2001 года напрямую связаны с отказом талибов выдать Усаму бен Ладена.
6 См.: Толипов Ф. Испытание геополитики терроризмом и антитерроризмом // США — Канада: ЭПК, 2002, № 3.
Теперь обратимся к тезису о коалиционном правительстве; его ошибочность подтверждается следующими положениями.
1. Никакая коалиция не сможет создать функциональное правительство при столь высоком уровне коррупции в стране.
2. Ни одна из воюющих между собой афганских фракций, включая «Талибан», не провозглашала ясных программных целей, и квотирование мест в правительстве по принципу «и волки сыты, и овцы целы» вряд ли приведет к прекращению традиционных для этой страны междоусобиц.
3. Конфликт в Афганистане не есть исключительно внутреннее дело этой страны, однако деструктивное вмешательство извне не позволит достичь устойчивого мира и стабильности. Иными словами, некоторые внешние силы не заинтересованы в установлении мира в Афганистане, и создание коалиционного правительства ситуацию не спасет.
Мне кажется, что разработчики концепции (или модели) постконфликтного восстановления Афганистана столкнулись с так называемой фрикционной ситуацией (friction), которую в свое время хорошо описал К. Клаузевиц. Как представляется, широко обсуждаемая сегодня идея передачи ответственности за безопасность и стабильность в стране самим афганцам натолкнется на вышеперечисленные положения, доказывающие ошибочность тезиса о необходимости создания коалиционного правительства.
Еще одна немаловажная проблема, приведшая к ситуации friction, связана с так называемыми умеренными талибами. В попытках найти формулу мира и стабилизации афганское правительство и международная коалиция, чтобы ослабить ряды мятежников, выдвинули концепцию вовлечения их в правительство и возвращения к нормальной жизни. Согласно этой концепции, перешедшим на сторону властей «умеренным» будут обеспечены безопасность, рабочие места и даже возможность получить образование.
В этой связи напрашиваются по крайней мере три вполне закономерных вопроса.
1. Как и по каким критериям определить «умеренных», что значит быть умеренным и если таковые есть, то что они делают в рядах мятежников/террористов?
2. Если даже предположить существование «умеренных» и возможность их возвращения к нормальной жизни, то что тогда будут делать «радикальные»?
3. Если правительство обещает «умеренным» талибам защиту, обеспечение и даже образование, то почему же оно не сделало этого тогда, когда они были мирными афганцами?
Поставленные вопросы позволяют сделать вывод, что поиск «умеренных» может оказаться бесконечным и безрезультатным. В связи с этим возникает еще и четвертый вопрос: «А как идет процесс рекрутирования новых боевиков в ряды мятежников?»
С одной стороны, в ходе боев и спецопераций ряды мятежников, естественно, редеют, а с другой — происходит их пополнение за счет новых боевиков, набранных из числа мирных афганцев; думается, что этот феномен требует изучения и осмысления. Очевидно, что со стратегической точки зрения недостаточно просто констатировать факты рекрутирования, а потом призывать мятежников вернуться к нормальной жизни. Ключевым направлением действий афганского правительства и коалиционных сил должно стать принятие решительных мер по пресечению процесса пополнения рядов боевиков. Следует отметить, что исследование причин, механизмов, масштабов и источников рекрутирования является весьма специфической проблемой.
Рассматривая ситуацию стратегического friction в Афганистане, нельзя не признать, что эта страна дала мировому сообществу уникальный опыт успехов и поражений в борьбе с тер-
роризмом, из которого следует извлечь правильные уроки (поскольку борьба с терроризмом ни в самом Афганистане, ни в мире в целом пока не завершена). Если НАТО и мировое сообщество не смогут победить терроризм в Афганистане, то, наверное, эта борьба больше нигде не сможет быть успешной и всегда будет носить реверсивный характер с примесью геополитических искажений7. С этой точки зрения стратегически важно поставить точку в вопросах терроризма и варлордизма в Афганистане.
Хотелось бы также заметить, что термин «постконфликтное восстановление», который употребляют применительно к тем странам, где удалось завершить конфликт, не вполне уместен по отношению к Афганистану, так как он не соответствует реальной ситуации в этой стране. В подтверждение этому достаточно упомянуть об алармистских ожиданиях соседей Афганистана, а также о незавершенности изначально провозглашенной цели военной кампании — «войны с террором».
И пушки стреляют, и музы не молчат
Может ли быть так, чтобы в войне никто не победил? Могут ли военные действия завершиться, не приведя ни к какому итогу?
«Ключевой элемент в завершении кампании заключается в понимании того, что терроризм является весьма проблематичным средством, для того чтобы что-нибудь изменить. Это понимание требует, среди прочего, нанесения террористам деморализующих потерь посредством военных действий и правоохранительных мероприятий; оно также требует убеждения самих террористов, что они побеждены политически или, по крайней мере, не могут достичь успеха, а также активного сдерживания спонсоров, поддерживающих террористические группы, и устранения условий, которые дали террористам легитимность с самого начала»8.
Эта цитата полностью подтверждает классическое правило, гласящее, что «только преследование разбитого врага дает плоды победы»9.
За прошедшие 15 месяцев в рамках содействия программе примирения из афганских тюрем было освобождено более 500 боевиков «Талибана»; по мнению обозревателей, целесообразность данной меры остается под вопросом. Как сообщает частный афганский телеканал «1ТУ», число освобожденных из тюрем талибов, в том числе граждан Пакистана, составило 536 человек, из которых 224 были задержаны по подозрению в причастности к атакам террористов-смертников. Среди повстанцев, получивших свободу на основании указов президента Афганистана Х. Карзая и по инициативе Высшего совета мира, были и те, кто входил в число приближенных лидера «Талибана» М. Омара. Тем не менее афганские талибы до сих пор не демонстрируют готовность участвовать в переговорах с официальным Кабулом. По данным телеканала, большинство амнистированных возобновляют свое участие в повстанческой дея-тельности10.
В докладе Корпорации РЭНД говорится, что вывод из Афганистана всех военных сил США не отвечает интересам американской национальной безопасности (как и в случае с Ира-
7 См.: Толипов Ф. Стратегический friction в Афганистане и геополитический реверс в Центральной Азии.
8 Echevarría IIA.J. Clausewitz and the Nature of the War on Terror. В кн.: Clausewitz in the Twenty-First Century / Ed. by H. Strachan, A. Herberg-Rothe. Oxford University Press, 2007. P. 211.
9 Клаузевиц К. Указ. соч. С. 772.
10 См.: Освобождение заключенных талибов не помогло Афганистану в деле примирения с повстанцами [https:// afghanistan.ru/doc/70573.html].
ком). После 2014 года Соединенные Штаты должны и далее проводить контртеррористические операции и помогать афганцам бороться против мятежников. Все дело в том, что безопасности США угрожают несколько действующих в Афганистане и Пакистане вооруженных групп, к числу которых относятся «Аль-Каида» (все еще имеющая свои боевые структуры в районе афгано-пакистанской границы), «Лашкар-и Тойиба» (в США были арестованы ее оперативники, совершавшие теракты в регионе), «Техрик-и-Талибан Пакистан» (причастная к попытке теракта на Таймс-сквер в Нью-Йорке в 2010 г.) и «Сеть Хаккани» (которая провела ряд атак против американских сил и посольства США в Афганистане)11.
Как видим, и в Афганистане, и в регионе в целом ситуация далека от стабильной и вполне может ухудшиться; это является серьезной проблемой, связанной с установлением нового мирового порядка.
Яркий представитель критической теории безопасности (КТБ) британский ученый К. Бут указывает, что, в отличие от школы реализма, в которой центральной является фаталистическая концепция насилия в международных делах и вера в то, что против силы следует действовать силой, школа «мирового порядка» может дать наиболее точную и всеобъемлющую формулировку идей прогрессивных глобальных изменений. Эта школа защищает такие ценности, как ненасилие, экономическая справедливость, права человека, гуманное правление и устойчивое развитие12.
В центр проблематики исследований КТБ ставит не государство или иную группу людей, а личность; при этом особое значение придается этике и морали, а поиски и решения проблем безопасности осуществляются на основе так называемой эмансипаторной политики. Согласно К. Буту, эмансипация есть «теория и практика воссоздания человечности, имея в виду освобождение людей — и как индивидуумов, и как общества — от случайных и структурных притеснений. Это дискурс о человеческой самореализации и политика содействия этому. Безопасность и общность являются руководящими принципами, и на данном этапе истории рост культуры универсальных прав человека является центральным для эмансипа-торной политики»13.
Соглашаясь с этим подходом, хотелось бы заметить, что не следует полностью сбрасывать со счетов принцип «сила против силы».
■ Во-первых, главным субъектом международных отношений остается государство с его монопольным правом на применение силы.
■ Во-вторых, эмансипаторная политика почти никогда не применима в отношении террористов, которым чужда культура универсальных прав человека.
В данном контексте хотелось бы отметить, что «афганская проблема» требует более дифференцированного осмысления.
В рамках новой теории выдвигается расширенная концепция безопасности, основанная на системной секьюритизации национальной перспективы Афганистана; согласно ей, безопасность следует рассматривать одновременно как военную, нормативную, правовую, культурную и экономическую проблему. В данной связи на ум приходит известная поговорка, гласящая, что «когда говорят пушки, музы молчат» (или «когда говорят музы, пушки должны молчать»); ее можно было бы перефразировать так: «и пушки должны стрелять, и
11 Cm.: JonesS. After the Withdrawal: A Way Forward in Afghanistan and Pakistan. Testimony presented before the House Foreign Affairs Committee, Joint Subcommittee on Middle East and North Africa and Subcommittee on Asia and the Pacific on 19 March 2013 [www.rand.org].
12 Cm. : Booth K. Beyond Critical Security Studies. B kh. : Critical Security Studies and World Politics / Ed. by K. Booth. New Delhi, Kolkata: Viva Books, 2005. P. 267.
13 BoothK. Emancipation. B kh.: Critical Security Studies and World Politics. P. 181.
музы должны петь». Иными словами, речь идет о системном подходе, предусматривающем объединение военных и невоенных усилий на базе системной секьюритизации всей афганской перспективы.
Мне представляется, что эти системные усилия должны состоять в следующем:
1. Исправление информационного измерения кампании. Оно необходимо, так как в информационном пространстве господствуют алармистские, поверхностные, упрощенные и сильно искаженные представления о ситуации в Афганистане и регионе; они многократно тиражируются, создавая при этом соответствующие общественные ожидания. Приведем пример типовой спекуляции на эту тему: «После ухода американских войск из Афганистана в 2014 году южная граница России может превратиться в линию фронта... Если называть вещи своими именами, то «Талибан», контролирующий сегодня 70% территории Афганистана, в войне с войсками США и НАТО побеждает. Захватив власть в горной стране, талибы могут железным потоком хлынуть на постсоветское пространство. Россия. может превратиться в воюющее государство»14.
Подобные нелепые, ложные и в какой-то степени провокационные утверждения не просто создают стратегическое «зазеркалье», но и могут стать серьезным препятствием на пути принятия правильных решений.
В частности, необходимо внести ясность в представления о мифической ре-талибанизации Афганистана. На мой взгляд, с большой долей уверенности можно утверждать, что после 2014 года Афганистан станет «зоной, свободной от «Талибана». Это вовсе не означает, что страна будет полностью очищена от талибов, но к власти они вряд ли смогут вернуться. Более половины населения считают «Талибан» наиболее опасной из всех сил; всего лишь 8% думают, что после окончания военной миссии иностранных сил представители этого движения могут прийти к власти15.
Часто можно слышать, что в результате действий сил ISAF погибают мирные жители. Однако мало кто говорит о том, что на самом деле около 80% жертв среди мирного населения вызваны действиями боевиков16. Если бы сегодня «Талибан» действительно контролировал 70% территории Афганистана, то получается, что 12 лет США и силы ISAF просто бездельничали и сидели в казармах.
2. Активное артикулирование и усиление нормативной и международной составляющей исследований, репортажей, дискуссий, политической риторики и стратегических решений. Во всякой войне бывает виновная сторона — та, из-за которой война началась. Называние виновника войны — важный момент во всей международной антитеррористической стратегии. Кстати, в классической теории понятие «стратегия» использовалось по отношению к отдельному осуществляющему ее государству. Сегодня можно было бы говорить о международной стратегии (или стратегии мирового сообщества); как раз в этом и заключается нетрадиционность нынешних усилий в сфере международной безопасности.
14 АльбановМ., Примов А. С боевиками надо уметь не только воевать, но и разговаривать // Мир новостей, 5 июня 2013, № 23 (1016) [www.mimov.ru].
15 См.: Langer G., Director of Polling, ABC News. Afghanistan: Where Things Stand // Public Opinion Trends in Afghanistan, CSIS — 11 February 2009.
16 См.: CordesmanA. The Afghan-Pakistan War: A Status Report: 2009. Center for Stratégie and International Studies [www.csis.org/burke/reports], 18 June 2009. В Докладе Специального представителя Генсека ООН, Главы миссии UNAMA Яна Кубиша Совету Безопасности ООН также отмечается, что основная ответственность за жертвы среди мирного населения лежит на так называемых оппозиционных властям группах [http://unama.unmissions.org/Default.as px?tabid=12254&ctl=Details&mid=15756&ItemID=37557&language=en-US].
При этом необходимо упомянуть об особой роли ООН, обладающей уполномочено нормативным авторитетом, которого не имеют никакие другие организации или государства. Именно ООН должна выразить твердую и принципиальную позицию в отношении ситуации в Афганистане в целом, и «Талибана» в частности. Так, ООН могла бы осудить террористов/мятежников не абстрактно, а конкретно, то есть назвать их поименно. Она также могла бы однозначно заявить о непризнании правления «Талибана» в Афганистане после вывода международных сил в 2014 году.
Между тем, как мне кажется, вместо того чтобы управлять всем процессом восстановления и обеспечения безопасности Афганистана, ООН пока остается в тени НАТО или США. Помимо прочего, взятие ООН на себя лидерства могло бы выбить из рук мятежников «козырную карту» антиамериканизма.
ООН должна продемонстрировать, что присутствие в Афганистане коалиционных войск — это не американская кампания или геополитика, а международное сотрудничество в сфере миротворчества, подразумевающее в том числе и борьбу с терроризмом. Отчеты UNAMA (дипломатической Миссии ООН в Афганистане) показывают, что эта организация еще не в полной мере раскрыла свой потенциал, и зачастую ограничивается лишь мониторингом ситуации и дипломатическими встречами.
На необходимость более решительных и принципиальных действий ООН указывает и гибель сотрудников некоторых международных организаций (в том числе и ее собственных) 17 января 2014 года в результате нападения талибов на ливанский ресторан в Кабуле. Обращает на себя внимание и тот факт, что Генеральный Секретарь ООН Пан Ги Мун, решительно осудивший этот теракт, не обвинил в нем «Талибан», который взял на себя ответственность за него.
Более активной должна быть и деятельность Организации исламского сотрудничества (ОИС), так как именно она призвана выразить твердую позицию по отношению к происходящим в Афганистане процессам с точки зрения исламской религии.
Известный эксперт по Афганистану А. Рашид обращает внимание на то, что западные представления неверно отождествляют ислам с терроризмом в стиле Бен Ладена и «Талибана». «Многие западные комментаторы, — пишет он, — не вникают в сущность «Талибана», а обвиняют ислам целиком за его якобы нетерпимость и антисовременность»17.
Не следует забывать, что движущей силой «Талибана» была и остается религиозная идеология. Поэтому ОИС не должна оставаться безразличной к фетве о законности джихада и террористических акций смертников в Афганистане18, изданной главой Высшего совета улемов Пакистана (о вмешательстве Пакистана см. ниже).
Аналитики уже начали приходить к выводу, что покончить с «Талибаном» можно, только покончив с исламским экстремизмом в регионе, что, очевидно, невозможно ни в ближайшей, ни в среднесрочной перспективе19.
3. В основу решения афганского вопроса должно лечь триединство военной кампании, устойчивого правления и экономического развития. «Все связано с безопасностью, все влияет на безопасность и зависит от безопасности» — таким должен быть систем-
17 RashidA. Taliban. Militant Islam, Oil & Fundamentalism in Central Asia. Yale University Press, Nota Bene, 2000. P. 211, 215.
18 См.: Искандаров К. Фактор Пакистана в афганском конфликте // Центральная Азия и Кавказ, 2013, Том 16, Выпуск 3. С. 104—105.
19 См.: ДархорМ., Кафи С., Садати С. Стратегия Соединенных Штатов Америки и национальная безопасность Афганистана // Центральная Азия и Кавказ, 2013, Том 16, Выпуск 3. С. 44.
ный взгляд на Афганистан-2014. В свою очередь безопасность, очевидно, требует перманентного присутствия международных миротворцев.
В этом контексте предстоящее подписание Соглашения между Кабулом и Вашингтоном, несомненно, будет способствовать созданию «зонтика безопасности» для еще слабого и далеко не стабильного Афганистана. В соответствии с указом президента США Б. Обамы, в американском Госдепартаменте будет создана временная структура — Офис по стратегическому партнерству с Афганистаном и Пакистаном. В документе, распространенном Госдепом США, сообщается, что она будет работать над установлением партнерства с указанными странами и способствовать укреплению безопасности и стабильности, а также «нормализации дипломатического присутствия в них США»20.
Соглашение о безопасности логично дополняется объявленной США Стратегией «Нового Шелкового пути». Как считают многие, прообразом нового Шелкового пути может стать так называемая Северная распределительная сеть.
В этой связи обратимся к описанию Ф. Старром перспектив экономического развития Афганистана. Он отмечает, что ситуацию в области безопасности в Афганистане будет определять степень политической стабильности посткарзаевского режима. При этом он считает, что экономика, перспективы развития которой напрямую зависят от уровня безопасности, ждать не может. «При том, что большинство афганцев живут в чрезмерной бедности, — пишет он, — признаки экономического прогресса могут стать существенным условием для политического прогресса и социального мира»21.
Однако при всей своей привлекательности этот подход не учитывает одного важного обстоятельства: те, кто ведет борьбу против государства и международных сил (мятежники и террористы), судя по всему, не особо озабочены экономическим развитием Афганистана, так как они постоянно нападают на эшелоны с гуманитарным грузом, предназначенным для населения страны.
Кроме того, Ф. Старр приводит данные Геодезической службы США, согласно которым природные ресурсы Афганистана оцениваются в 1 трлн долл., что в 50 раз превышает ВВП этой страны; среди них газ, нефть, медь, железо и различные минералы (в том числе редкоземельные). Поэтому одной из главных и неотложных задач является обеспечение выхода Афганистана на региональные и международные рынки посредством развития его транспортной инфраструктуры22. Для реализации значительного экономического потенциала Афганистана надо прежде всего сломить сопротивление деструктивных и антимодернизационных сил.
Сейчас много говорят о том, что для возрождения Афганистана потребуются большие иностранные инвестиции. При всей своей правильности эта аксиоматическая риторика не должна дезориентировать стратегическую мысль. Ни инвестиции, ни иные формы экономической поддержки не должны приводить к нивелированию первичной стратегической задачи, заключающейся в ликвидации причин возникновения очагов терроризма в Афганистане.
Инвестор всегда руководствуется своими интересами, и у него есть требования, которые он предъявляет к стране-реципиенту. Можно ли в этой связи говорить об инвестиционной привлекательности Афганистана? Ответ на этот фактически рито-
20 [https://afghanistan.ru/doc/71135.html].
21 StarrF., Farhadi A. Finish the Job: Jump-Start Afghanistan's Economy. A Handbook of Projects // Silk Road Paper, November 2012. Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program, 2012 [www.silkroadstudies.org].
22 Cm.: Ibid. P. 11-12, 7.
рический вопрос напрашивается сам собой. Вдобавок отметим, что даже в стабильные и развитые регионы (в частности, страны ЦА) иностранные инвестиции направляются крайне осторожно, что связано с наличием в них высокого уровня коррупции, «формальном» характере институтов демократии и др.
4. Военная кампания должна продолжаться с конкретно провозглашенной целью. 71% афганцев считают, что переговоры с талибами можно вести только при условии, что они прекратят вооруженную борьбу. При этом лишь немногим больше трети населения страны думают, что Афганская национальная армия сможет победить антиправительственные силы23.
Как бы парадоксально это ни звучало, но иногда кажется, что талибы не хотят ухода из Афганистана международных сил, которые представляют собой «целевую группу их проекта». Можно сказать, что с уходом коалиционных сил талибы потеряют «любимого» врага.
Казалось бы, с началом вывода войск из Афганистана талибы должны были «успокоиться» и радоваться, что к их требованию прислушались. Однако они не только не прекратили боевые действия, но и продолжают нападать на гражданских лиц и представителей международных организаций, оказывающих помощь в восстановлении Афганистана. Если международные силы покинут страну, талибы и другие мятежники потеряют бизнес; своими действиями они как бы хотят сказать: «Не уходите, потому что мы и без вас будем продолжать угрожать и атаковать».
Между тем текущая операция больше сфокусирована на удержании и защите территорий, а также на завоевании, как говорится, «сердец и умов» афганцев. Как утверждает аналитическая группа «Стратфор», подобная стратегия имеет ключевое значение для проведения успешной разведки, которая может решить исход войны. С известной степенью безопасности придет лояльность, а с ней — разведывательная информация. Если сегодня разведка является стратегическим преимуществом сил мятежников, то это есть и способ противодействия им, поскольку она (разведка) направлена на центр притяжения мятежников. Разведка является сильной стороной последних, и если они проиграют разведывательное соперничество, то они проиграют и войну24.
В то же самое время удивительно, что «Стратфор» призывает сконцентрироваться только на борьбе с «Аль-Каидой». В противном случае, как считают аналитики, стратегическая цель войны становится сомнительной и «уравнение» может измениться. К сожалению, они игнорируют не раз доказанную со-ответственность «Талибана» за теракты 11 сентября, а также его тесную связь и сотрудничество с «Аль-Каидой» и другими вооруженными группами25.
Согласно последним сообщениям, в деле урегулирования афганского вопроса предпринимаются новые, трехсторонние дипломатические усилия США, Саудовской Аравии и Пакистана26. Как известно, бывшее талибское правительство было признано Саудовской Аравией, Объединенными Арабскими Эмиратами и Пакистаном. Считается, что эти страны и сегодня имеют связи с талибами и оказывают на них определенное влияние, что воспринимается как одна из многих попыток умиротворения мятежников. В ее эффективности заставил усомниться провал переговоров
23 Cm.: CordesmanA. Op. cit. P. 79, 142.
24 Cm.: Friedman G. Strategic Calculus and the Afghan War [http://www.stratfor.com/], 13 July 2009.
25 Cm.: Jones S. Op. cit.
26 Cm.: HPC Lauds U.S., Pakistani, Saudi Peace Efforts [http://www.tolonews.com/en/afghanistan/13357-hpc-lauds-us-pakistani-saudi-peace-efforts].
в Дохе; по-видимому, без убедительных военных побед коалиционных сил пока не обойтись.
5. Взаимодействие между ОДКБ и НАТО в той или иной форме. Возможно, в разгар операции сил ISAF оно было преждевременным, так как НАТО не могла отвлечься от театра военных действий; ныне же поднятие вопроса о сотрудничестве вполне уместно. По своей мощи, ресурсам и политическому весу ОДКБ намного уступает НАТО; снижение уровня и профиля западного военного присутствия в Центральной и Южной Азии после 2014 года должно компенсироваться определенными коллективными и кооперативными мерами безопасности самих стран этого макро-региона. Сотрудничество стран ЦА с НАТО и ОДКБ привело к тому, что они оказались меж двух огней — евро-азиатской и евро-атлантической архитектурами безопасности. Это породило дилемму: страны региона не могут быть членами западного Альянса, но их партнерство с ним было достаточно эффективным, включая операцию в Афганистане. Что касается ОДКБ, то она не продемонстрировала свою эффективность просто потому, что ее услуги не были востребованы; между тем в Евразии нет другой системы коллективной безопасности, в состав которой могли бы войти страны региона.
Думается, что в контексте глобализации миссии НАТО (в рамках концепции global outreach) и связанного с ней расширения партнерства Альянса всякая отсрочка от налаживания диалога с ОДКБ будет лишь консервировать пережитки «холодново-енного» геополитического напряжения и взаимного недоверия между этими двумя системами коллективной безопасности.
Вместе с тем ключевым вопросом дальнейшего развития региона является затянувшийся на 20 с лишним лет геополитический выбор независимых государств ЦА, основанный на строгом анализе происходящих процессов, правильной оценке сущности и характера всех вызовов их безопасности и, если угодно, нахождении ими своей ниши на международной арене. Кроме того, та или иная форма взаимодействия между ОДКБ и НАТО будет служить лакмусовой бумажкой для тестирования модальности этого выбора и, в целом, формирования новой архитектуры международной безопасности.
6. Не следует забывать, что основным средоточием проблем Южноазиатского комплекса безопасности является Пакистан. По мнению профессора А. Сайкала, в настоящее время приоритетом должна быть стабилизация Афганистана и Пакистана, что не может быть достигнуто в скором времени27.
О связях Пакистана с афганскими боевиками известно уже давно. Так, в 1980-х годах Пакистанская межведомственная разведка предоставляла помощь афганским моджахедам, а в 1990-х поддерживала «Талибан». Ссылаясь на рассекреченную информацию, аналитики Корпорации РЭНД привели факты, указывающие на причастность пакистанской разведки к захвату талибами власти в Афганистане. Более того, ее сотрудники были размещены в афганских Кандагаре, Герате и Джелалабаде с целью оказания содействия и консультаций. Вдобавок ко всему, пакистанская межведомственная разведка снабжала «Талибан» боеприпасами, топливом, продовольствием, транспортными средствами и т.д.28
Как пишут Б. Рубин и А. Рашид, до тех пор, пока лица, принимающие решения в Пакистане, не придадут стабилизации афганского правительства более высокий
27 См.: SaikalA. Op. cit. P. 54.
28 См.: Jones S. Op. cit.
приоритет, нежели противостоянию индийской угрозе, мятеж, который берет свои истоки на расположенных в этой стране базах, будет продолжаться. Стратегические цели Пакистана приводят его к разногласиям не только с Афганистаном и Индией, но и с имеющими свои интересы в регионе США и со всем международным сообще-
ством29.
Заключение
В трактате К. Клаузевица приводится весьма поучительный исторический пример: «Завоевание Москвы и половины России представляло интерес для Бонапарта лишь в том случае, если бы оно привело к намеченному им миру. Но оно являлось лишь частью его плана кампании, и недоставало еще другой — разгрома русской армии. Если представить себе осуществление этого разгрома плюс прочие успехи, то надо считать достижение этого мира обеспеченным... Выполнить эту вторую часть плана Бонапарту не удалось, ибо он упустил подходящий для разгрома момент; в конечном счете все успехи по первой части плана оказались не просто бесполезными, но и гибельными»30.
Хотелось бы обратить внимание на одну мысль великого стратега прошлого, которая вполне релевантна и сегодня — полный военный разгром противника есть первейшее условие мира.
В этой связи уместно привести и другой пример: во время Второй мировой войны советские войска не ограничились изгнанием немецко-фашистских войск с территории СССР, а добились полной победы над врагом, заставив его капитулировать.
Как я постарался показать выше, борьба против терроризма лишь кажется нетрадиционной. Асимметричность и «новизна» этой угрозы не должна порождать иллюзию, что ее невозможно уничтожить; в противном случае можно оказаться в стратегической и ментальной ловушке парадокса, гласящего, что можно «выиграть сражение, но проиграть войну».
Сегодня в Афганистане государство/международные силы ведут ограниченную войну с целью вовлечения талибов в переговоры. В свою очередь, талибы, обладающие несравнимо меньшей военной мощью, ведут тотальную борьбу, конечным итогом которой им видится полное изгнание или уничтожение войск коалиции. Эта асимметрия порождена не каким-то особым характером так называемой нетрадиционной угрозы, а вполне традиционным подходом к ней.
Интересный вывод из анализа проблем войны в Афганистане сделал немецкий ученый В. Лапинс: «Война в Афганистане велась с 2001 года согласно принципу Карла фон Клаузевица как продолжение политики иными средствами. В соответствии с этим пониманием политики ведутся переговоры и с «Талибаном». Тем не менее для «Талибана» муллы Омара политика (переговоры с США/Карзаем) кажется продолжением войны»31. Возможно, в данном случае мы имеем дело с наиболее трезвым, стратегическим взглядом на ситуацию в Афганистане.
Стратегию международного присутствия в этой стране необходимо скорректировать на основе системного подхода и концепции секьюритизации.
Хотелось бы подчеркнуть, что сегодня решается судьба не только Афганистана, но и нового мирового порядка, который определит политический и моральный статус США, РФ и других великих держав.
29 Foreign Affairs, November/December 2008.
30 Клаузевиц К. Указ. соч. С. 686.
31 Лапинс В. Конца войны в Афганистане не видно. В кн.: Афганистан: настоящее и будущее. Стабильность и безопасность в Центральной Азии. Материалы международной конференции. Алматы: Фонд им. Ф. Эберта, 2011. С. 33.
Что же касается стран ЦА, то они вряд ли останутся на периферии мировых процессов, поскольку соседство с Афганистаном и интерес к ним со стороны ведущих международных игроков неминуемо должны стать (и уже стали) существенным триггером их региональной активации.
