CC BY
62
БО!: 10.25990/socinstras.pss-10.hw0r-r876
А. М. Степанов
ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ: К ВОПРОСУ ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПОНЯТИЯ*
Исследование миграционных процессов в современных социальных науках характеризуются дисциплинарной и методологической фрагментацией, отсутствием единого подхода к проблеме исследования. Цель настоящей статьи — предложить один из путей построения концептуальных рамок исследования современной миграции, основанный на соединении сравнительного транснационального подхода и социологии повседневности. Такой подход позволит преодолеть дисциплинарные ограничения и учесть влияния сходств и различий в политической, экономической, социальной, культурной сфере в исторической динамике миграционных процессов, а также позволит анализировать неформальные практики и повседневные взаимодействия транснациональных мигрантов как в принимающем обществе, так и в стране исхода. Ключевым понятием данного подхода является понятие «транснациональные практики». В статье приводится авторское определение данного понятия, а также обоснование необходимости обращения к методологическому аппарату социологии эмоций при изучении повседневности транснациональных мигрантов, включающую реализацию транснациональных практик.
Ключевые слова: транснациональные практики, транснационализм, миграция, социология повседневности, миграционный процесс, мигрант.
Введение
Миграция населения, представляя собой сложный и многомерный социальный процесс, оказывает влияние на все сферы жизни современного общества.
Миграция населения может рассматриваться как феномен и как объект исследования. Как феномен — процесс перемещения людей — она представляет собой важную социальную проблему, в том числе для жителей постсоветского пространства (Скворцов 2015). Постоянно возрастающая интенсивность миграционных потоков сделала миграцию объектом большого количества разнообразных исследований: практически любая социальная наука сегодня в той или иной степени занимается проблемами миграции людей. Как объект исследования,
* Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках проекта № 16-33-01123-ОГН.
миграция трактуется по-разному, что выражается в формулировках разных исследовательских проблем в рамках различных областей науки. Можно говорить о том, что исследования миграции (migratюnstudies) существуют как «междисциплинарное тематическое поле, в котором работают представители разных дисциплин: социологи, демографы, социальные географы, антропологи, политологи, экономисты» (Резаев 2017: 4). Столь высокий исследовательский интерес со стороны экономистов, юристов, географов, антропологов, социологов и др. формирует междисциплинарную и методологическую фрагментацию, при этом их концепции и методы изучения данного феномена могут даже противоречить друг другу.
Стремительное развитие методологического аппарата изучения миграции было обусловлено объективными обстоятельствами активизации миграционных процессов, в числе которых — наложение процессов глобализации на неравномерное социально-экономическое развитие различных регионов мира (Коллиер 2016). Во второй половине ХХ в. изменился как масштаб, так и характер перемещения людей. В связи с этим на середину — вторую половину XX в. приходится скачкообразный рост интереса к миграционным процессам. Это было обусловлено объективными процессами, происходящими в разных странах и на разных континентах, которые обычно характеризуются понятием «глобализация» и связаны, в числе прочего, с распадом империй, отделением бывших колоний и реструктуризацией мировой экономики.
Вторая половина ХХ в. характеризовалась высоким уровнем не только трудовой миграции из менее экономически развитых стран в более развитые, но и большим количеством беженцев, которые старались спастись от нестабильности стран третьего мира. Миграционные процессы приобрели существенные отличия от более ранних массовых перемещений: в них оказались вовлечены как страны с длительной миграционной историей (США, Австралия, Канада), так и страны, где раньше не было большого количества мигрантов (страны Западной Европы, Япония). В связи с активизировавшимися миграционными процессами в этот период для многих стран назрела необходимость разработки адекватной миграционной политики, что в свою очередь поставило ученых перед необходимостью комплексного познания сущности, раскрытия закономерностей и механизмов миграционных потоков, их моделирования, диагностики и прогнозирования (Юдина 2006).
Таким образом, в конце XX в. на фоне критики теорий ассимиляции и констатацией неудачи проекта мультикультурализма (Malik 2015), назрела необходимость в новом подходе к миграционным исследованиям, способным анализировать влияние миграции как на страну исхода мигранта, так и на принимающее общество.
Миграционный процесс с позиций транснационального подхода
Из всего многообразия теорий, которые появились в этот период, наиболее перспективным нам представляется сравнительный транснациональный подход. Не останавливаясь на определении и истории возникновения транснационализма (Степанов 2018), обозначим аргументы в пользу обозначенного выше подхода.
Во-первых, проведение сравнительных и сравнительно-исторических исследований дает возможность преодолеть дисциплинарные ограничения (Резаев, Стариков, Трегубова 2014; Ragin 1989) и позволяет учитывать влияния сходств и различий в политической, экономической, социальной, культурной сфере, в социально-экономическом и этническом составе миграционных потоков, в исторической динамике миграционных процессов. Так, классик сравнительной методологии Н. Смелзер, утверждает, что сравнительный анализ, междисциплинарность и интернационализация в социальных науках поддерживают и усиливают друг друга: сравнительное исследование позволяет узнавать, как экономические, политические, социальные и т. д. факторы влияют на объект исследования, а интернационализация предполагает, что научное знание, полученное в ходе сравнения разных обществ, охватывает не один конкретный регион, но может быть универсализировано (Smelser 2003). Во-вторых, транснациональный социологический подход позволяет исследовать процессы, происходящие «за пределами» (beyond) национальных границ, которые являются особенно актуальными в эпоху глобализации: в связи с изменениями в характере миграционных процессов появилась необходимость в новых теоретических конструкциях, способных анализировать влияние миграции как на принимающие страны, так и на страны исхода. Транснациональный подход обращается к проблемам адаптации и интеграции мигрантов в принимающих странах, исследуя их социальные связи и повседневные практики — в этом отношении,
он дает возможности для объединения парадигмальных оснований различных социологических направлений.
Ключевым для определения концептуальных рамок изучения современной миграции, на наш взгляд, является понятие «миграционный процесс». В научной литературе существуют различные трактовки данного понятия и различные типологии этапов миграционного процесса. Мы придерживаемся наиболее общего определения, сформулированного П. П. Лисицыным: миграционный процесс — это «последовательная, протяженная во времени цепочка действий, результатом которой является обретение статусов эмигранта и иммигранта с последующей потерей либо обоих статусов, либо статуса иммигранта» (Лисицын 2017: 16). В рамках миграционного процесса, определенного с точки зрения действий мигрантов, мы обращаем внимание на ту их активность, которая происходит во время их пребывания (поселения) на новой территории.
Принимая во внимание множество существующих подходов к классификации мигрантов, мы предлагаем выделять различные типы мигрантов, исходя из того, какие «цепочки целенаправленных действий... выражающихся в конкретных и фиксируемых повседневных практиках» предпринимает перемещаемое лицо (Лисицын 2017: 23). Согласно данной классификации, мигранты подразделяются на трудовых, образовательных, культурных, служебных, семейных и вынужденных. Это разделение является базовым и может быть дополнено иными критериями, важными для конкретного исследования: например, является мигрант внутренним или внешним, или какова гендерная принадлежность мигранта. Что касается критериев легальности, долгосрочности и некоторых других, то их трудно эмпирически операционализировать, поскольку эти характеристики часто меняются в ходе миграционного процесса (легальный мигрант может стать нелегальным, краткосрочная миграция превращается в долгосрочную, и т. д.). Приведенная классификация представляется наиболее обоснованной для эмпирического исследования миграции, так как она предлагает эмпирический критерий фиксации целей мигрантов — их формальные и неформальные практики.
Для определения методологических рамок изучения современной миграции, предлагаемых в настоящей статье, необходимо определить соотношение «миграционного процесса» и понятия транснационализма. При этом мы исходим из того, что транснациональный характер миграции влияет на миграционный процесс в его целостности. Осуществление действий по выезду из страны, определение места
и региона иммиграции, само пребывание на территории принимающего государства, принятие решения о возвращении или о том, чтобы остаться, принятие гражданства (в сочетании с возможностью двойного гражданства) — все эти обстоятельства определяются в том числе и тем, является ли миграция транснациональной или нет. Транснациональный подход к исследованию миграции допускает «продление» миграционного процесса после его формального завершения при наличии неформальных транснациональных практик: с принятием гражданства принимающей страны миграционный процесс не обязательно заканчивается, если имеют место постоянные поездки на родину, общение с родственниками, политическое участие в жизни отправляющего сообщества и т. д. В рамках данной статьи мы остановимся на одной составляющей транснациональных миграционных процессов, а именно, на транснациональных практиках мигрантов в принимающем обществе.
Понятие «транснациональные практики»
Термин «транснациональные практики» требует дополнительного пояснения. Транснационализм как явление, рассматриваемое с позиций перспектив научных исследований, может являться рамочной структурой для описания очень разных ситуаций. С одной стороны, транснационализм может фокусироваться на очень специфических явлениях, присущих небольшому количеству мигрантов, как, например, институционализированная принадлежность к «общинам/общностям» (commonalities and communities), где люди однозначно идентифицируют себя как членов определенной социальной структуры, существующей вне рамок национальных государств. Чувство принадлежности к этому транснациональному сообществу может поддерживаться общими механизмами формирования всякого воображаемого сообщества (язык, религиозная специфика, метамифы об общем происхождении и пр.), а также благотворительной деятельностью, регулярными встречами по принципу этнической общности (например, в землячествах), безадресной взаимной помощью, профессиональными связями и пр. Такого рода активность является следствием функционирования социальных фактов, которые имеют надындивидуальный характер (Андерсон 2016). С другой стороны, транснационализм может включать в себя менее специфические явления, которые присутствуют в индивидуальном опыте почти всех внешних мигрантов (а также
многих внутренних мигрантов, перемещающихся в границах одного государственного образования). Например, мигранты возвращаются «домой» на праздники, поддерживают многочисленные личные связи с родственниками в других странах, отправляют индивидуальные денежные переводы, которые являются основой домашнего хозяйства, смотрят телевизионные программы и интернет-каналы страны исхода, изобретают новые культурные формы, объединяющие элементы культур стран исхода и прибытия1, продолжают активно использовать свой первый язык и т. д.
Таким образом, перед любым исследователем миграции возникает серьезная проблема. С одной стороны, он опирается на широко цитируемое утверждение Л. Склер: «Транснациональные практики — это и гайки, и болты, и клей, которые удерживают систему вместе» ("transnational practices are then uts and bolts and the glue that hold the system together") (Sklair 1991: 75). Транснационализм (и понятие транснациональных практик, в частности) уже давно не является маргинальным подходом, и его терминология активно используется в качестве ключевых слов для пропуска на международные конферен-ции2. С другой стороны, транснациональные исследования не образуют единый комплекс и не укладываются в одну исследовательскую парадигму. Фактически мы сталкиваемся с конгломератом теорий, который приспосабливается учеными из разных стран к изучению собственной ситуации, но не в смысле концептуальной адаптации, а в попытках поглотить и подстроить под конкретную концепцию собственный эмпирический материал.
С нашей точки зрения, одинаково бесперспективным является как отождествление практик с институтами (например, «практики денежных переводов как транснациональный институт»), так и квазиантропологическая «атомизация» всякой деятельности (например, «уборка в съемной квартире как практики транснационализма»).
Транснациональные практики понимаются нами как типичные (повседневные для данного типа мигрантов) институционализированные
1 Хорошим примером в данном случае выступают работы: (Eve 2002, 2008), посвященные исследованиям миграции румын и марокканцев в Италию. Особого внимания заслуживают описываемые автором процессы объединения элементов марокканской/ румынской и итальянской кухни.
2 См., например: секция Международной социологической ассоциации ISA Toronto, July 2018: Ethnographies of Transnationalism, Displacement and Belonging: The Intersections of Lifestyle Migration/Residential Tourism and Urban Transformation.
формы социальной активности3, которые позволяют мигрантам одновременно участвовать в социальной жизни страны исхода и принимающего общества, благодаря нахождению в транснациональном состоянии4. К транснациональным практикам, как уже отмечалось, относятся визиты на родину, денежные переводы, гражданское участие в жизни страны исхода (формальное и неформальное), формы взаимодействия с друзьями и родственниками в стране исхода и иные явления. При этом в рамках исследования транснациональных практик нас в первую очередь будет интересовать, как именно выполняются все эти действия, какова их типичная форма и последовательность, какие именно социальные и материальные ресурсы задействуются для их выполнения.
Социология повседневности как методологическая «рамка» для изучения транснационализма
Сформулированное выше определение транснациональных практик является результатом обращения к социологии повседневности, которая, с нашей точки зрения, является одной из наиболее естественных «рамок» для социологического исследования транснационализма. Теоретический сдвиг от национальных государств и формальных институтов к транснациональным процессам часто предполагает анализ неформальных практик и повседневных взаимодействий транснациональных мигрантов как в принимающем обществе, так и в стране исхода. В современной социологии можно фиксировать сдвиг к исследованиям повседневной жизни. Так, П. Штомпка пишет о становлении новой парадигмы в социологии — «социологии социального существования» или «третьей социологии», пришедшей вслед за «первой социологией» социальных организмов и систем и «второй социологией» поведения и действия (Штомпка 2009). Центральным
3 В определении форм мы склоняемся к идеям Г. Зиммеля о формах социации как структурах, возникающих на основе взаимного влияния индивидов, групп и чужаков (Громов, Мацкевич, Семенов 1996). Таким образом, всякая индивидуальная активность в том или ином смысле интерпретируется как часть групповой формы взаимодействия.
4 В данном случае мы отчасти примыкаем к сформулированным в: (Ritzer 1993; Wasko, Phillips, Meehan 2001) определениям, однако расширяем их через включение транснационализма как причинно-следственной петли (causal loop) воспроизводства повседневных практик. Как мы стремимся показать, транснационализм является движущей силой и каузальным фактором, при этом не может существовать вне повседневности мигрантов.
для социологического объяснения повседневности, согласно аргументации автора, является концептуализация социальных взаимодействий: повседневная жизнь конституируется рутинными взаимодействиями в социальных контекстах. При этом структурные и культурные факторы должны быть «переведены» на «язык повседневных миров» — в данном случае повседневных миров транснациональных мигрантов. Повседневность при этом рассматривается как специфическая комбинация социальных отношений с размытыми границами. Повседневные миры (характеризуемые различными структурами взаимоотношений) изолированы друг от друга не из-за внутренних свойств, но по причине особой констелляции отношений. Так, например, мигранты-рабочие взаимодействуют друг с другом, с властями (полицией), представителями принимающего общества совершенно различным образом. Опираясь на положения «третьей социологии», мы утверждаем, что практики тогда и только тогда могут являться транснациональными, когда они сами формируют транснационализм (как феномен) и одновременно способствуют/подчиняются его воспроизводству через институционализацию повседневности (в этом случае практики уже переходят в исследовательскую парадигму).
Таким образом, социология повседневности представляется оптимальной концептуальной рамкой для исследования транснациональных практик, которые сами являются одной из разновидностей повседневных практик. Социология повседневности позволяет поставить вопрос о том, как именно транснационализм существует в повседневной жизни мигрантов, какие свойства их повседневности способствуют (или препятствуют) воспроизводству транснациональных практик. Кроме того, в рамках социологических исследований повседневности особое внимание уделяется структуре социальных связей людей и соответствующих им повседневных взаимодействий, что позволяет учитывать взаимное влияние транснациональных практик (включая типичные формы общения) и содержательные (смысловые, эмоциональные) стороны социальных взаимодействий мигрантов.
К социологии повседневности примыкает еще один исследовательский поворот, важный для определения концептуальных рамок исследования транснациональной миграции. Исследование повседневных практик и взаимодействий часто предполагает ответы на вопросы, каковы механизмы поддержания социальных связей и общностей и почему к одним практикам люди стремятся, а других — избегают. Здесь на первый план выступает социология эмоций. Истоки социологии
эмоций можно обнаружить в работах классиков социологии (Barbalet 1998), однако как отдельное направление она возникает в середине 1970-х гг. Сегодня она активно развивается и представляет набор конкурирующих и взаимодополняющих теоретических подходов без доминирования какой-либо одной теории (Flam 2005). Значительная часть ее теоретических подходов ориентируется на осмысление эмоций как «двигателя» и результата социальных взаимодействий (Turner 2009; Collins 2004).
Заключение
Социология повседневности и социология эмоций как ее раздел позволяет подойти к ответу на многие эмпирические «загадки», связанные с исследованием миграции. Почему низкоквалифицированные (а иногда и высококвалифицированные) трудовые мигранты, несмотря на тяжелые условия труда, не испытывают недовольства? Почему подавляющее большинство из них стремится вернуться на родину? Кто именно уезжает, а кто остается? Какими путями происходит поиск работы и жилья? Почему трудовые мигранты много говорят по мобильному телефону, с кем и о чем? Для ответа на эти вопросы недостаточно зафиксировать культурные, экономические, национальные характеристики мигрантов — требуется анализ социальных связей и повседневных практик мигрантов в их целостности как на родине, так и в принимающей стране, в том числе — с другими мигрантами. Концепция транснационализма в приложении к исследованиям повседневных взаимодействий мигрантов дает такую возможность.
Источники
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма: Пер. с англ. / Вступ. ст. С. П. Баньков-ской. М.: Кучково поле, 2016. 416 с.
Громов И., Мацкевич А., Семенов В. Западная теоретическая социология. СПб.: «Ольга», 1996. 286 с.
Коллиер П. Исход. Как миграция изменяет наш мир: Пер. с англ. М.: Изд-во Института Гайдара, 2016.
Лисицын П. П. Границы и содержание миграционного процесса: теоретическое определение и операционализация объектов миграционных
исследований // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2017. № 1. С. 11-28.
Резаев А. В., Стариков В. С., Трегубова Н. Д. Сравнительная социология: общая характеристика и перспективы развития // Социологический журнал. 2014. № 2. С. 89-113.
Резаев А. В. Сравнительные миграционные исследования на постсоветском пространстве: актуальные вопросы и перспективы развития (вступительная статья приглашенного редактора) // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2017. № 7. С. 1-10.
Скворцов Н. Г. Трудовая миграция в современной России: этническое измерение социального неравенства // Современные проблемы исследований транснационализма и миграции: сб. науч. тр. / Под ред. П. Кивисто, А. В. Резаева. СПб., 2015. С. 16-21.
Степанов А. М. Транснациональный подход в современных миграционных исследованиях // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2018. Сер. 12, Вып. 1. С. 116-127.
Штомпка П. В фокусе внимания повседневная жизнь. Новый поворот в социологии: Пер. с англ. // Социологические исследования. 2009. № 8.
C. 3-13.
Юдина Т. Н. Социология миграции: Учеб. пособие для вузов. М.: Академический проект, 2006. 272 с.
Barbalet J. Emotion, Social Theory, and Social Structure: A Macrosociolog-ical Approach. Cambridge, MA: Cambridge University Press, 1998. ix+210 p.
Collins R. Interaction Ritual Chains. Princeton University Press, 2004. 464 p.
Eve M. Is Friendship a Sociological Topic? // Archives européennes de sociologie. 2002. № 3. DOI: 10.1017/S0003975602001157.
Eve M. Some sociological Bases of transnational Practices in Italy [Ressource électronique] // Revue européenne des migrations internationales [Enligne]. 2008. Vol. 24. URL: http://journals.openedition.org/remi/ 4522 (date d'accès: 21.07.2018).
Flam H. Introduction/Emotions and Social Movements / Ed. by H. Flam,
D. King. 2005. P. 1-18.
Malik K. The Failure of Multiculturalism: Community Versus Society in Europe // Foreign affairs (Council on Foreign Relations). 2015. 94 (2). P. 2132.
Ragin C. The Comparative Method: Moving Beyond Qualitative and Quantitative Strategies. Berkeley: University of California Press, 1989. 185 p.
Ritzer G. The McDonaldization of Society. Thousand Oaks, CA: Pine Forge, 1993.
Sklair L. Sociology of the Global System. Baltimore, MD: The Johns Hopkins University Press, 1991.
À. M. Степанов
Smelser N. On Comparative Analysis, Interdisciplinarity and Internationalization in Sociology // International Sociology. 2003. 184 (4). P. 643-657.
Turner J. H. The Sociology of Emotions: Basic Theoretical // Emotion Review. 2009. Vol. 1, No. 4. P. 340-354.
Wasko J., PhillipsM., Meehan E. R. Dazzled by Disney: The Global Disney Audiences Project. London: Leicester University Press, 2001.
References
Anderson B. Voobrazhaemye soobshchestva. Razmyshleniya ob istokakh i rasprostranenii natsionalizma [Imaginary Communities. Reflections on the origins and spread of nationalism]. Transl. from English. Introd. by S. P. Bankovskaya. Moscow, Kuchkovo Pole, 2016, 416 p. (In Russian)
Barbalet J. Emotion, Social Theory, and Social Structure: A Macrosociological Approach. Cambridge (MA), Cambridge University Press, 1998, ix+210 p.
Collins R. Interaction Ritual Chains. Princeton University Press, 2004. 464 p.
Eve M. Is Friendship a Sociological Topic? Archives européennes de sociologie, 2002, no. 3. DOI: 10.1017/S0003975602001157.
Eve M. Some Sociological Bases of Transnational Practices in Italy. Revue européenne des migrations internationales [Enligne], 2008, vol. 24, URL: http://journals.openedition. org/remi/ (date d'accès: 21.07.2018).
Flam H. Introduction/Emotions and Social Movements. Ed. by H. Flam, D. King. 2005, p. 1-18.
Gromov I., Matskevich A., Semenov V. Zapadnaya teoreticheskaya sotsiologiya [Western Theoretical Sociology]. St. Petersburg, Olga, 1996, 286 p. (In Russian)
Collier P. Iskhod. Kak migratsiya izmenyaet nash mir [Exodus. How migration is changing our world]. Transl. from English. Moscow, Gaidar Institute Publishing House, 2016. (In Russian)
Lisitsyn P. P. Granitsy i soderzhanie migratsionnogo protsessa: teoreticheskoe opredelenie i operatsionalizatsiya ob"ektov migratsionnykh issledovanij [Borders and Content of the Migration Process: Theoretical Definition and Operationalization of Migration Research Objects]. Monitoring obshchestvennogo mneniya: Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny [Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes]. 2017, no. 1, pp. 11-28. (In Russian)
Malik K. The Failure of Multiculturalism: Community Versus Society in Europe. Foreign affairs (Council on Foreign Relations), 2015, 94 (2), pp. 2132.
Ragin C. The Comparative Method: Moving Beyond Qualitative and Quantitative Strategies. Berkeley: University of California Press, 1989. 185 p.
Rezaev A. V. Sravnitel'nye migratsionnye issledovaniya na postsovetskom prostranstve: aktual'nye voprosy i perspektivy razvitiya (vstupitel'naya stat'ya priglashennogo redaktora) [Comparative Sociology: General Characteristics and Development Prospects]. Monitoring obshchestvennogo mneniya: Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny [Monitoring of public opinion: Economic and social changes], 2017, no. 7, pp. 1-10. (In Russian)
Rezaev A. V., Starikov V. S., Tregubova N. D. Sravnitel'naya sotsiologiya: obshchaya kharakteristika i perspektivy razvitiya [Comparative Sociology: General Characteristics and Development Prospects]. Sotsiologicheskijzhurnal [Sociological Journal], 2014, no. 2, pp. 89-113. (In Russian)
Ritzer G. The McDonaldization of Society. Thousand Oaks (CA), Pine Forge, 1993.
Sklair L. Sociology of the Global System. Baltimore (MD), The Johns Hopkins University Press, 1991.
Skvortsov N. G. Trudovaya migratsiya v sovremennoj Rossii: etnicheskoe izmerenie sotsial'nogo neravenstva [Labor migration in modern Russia: the ethnic dimension of social inequality]. Sovremennye problemy issledovanij transnatsionalizma i migratsii. Sbornik nauchnykh trudov [Modern problems of research of transnationalism and migration. Collective scientific papers]. Ed. by P. Kivisto, A. V. Rezaev. St. Petersburg, 2015, pp. 16-21. (In Russian)
Smelser N. On Comparative Analysis, Interdisciplinarity and Internationalization in Sociology. International Sociology, 2003, 184 (4), pp. 643-657.
Stepanov A. M. Transnatsional'nyj podkhod v sovremennykh migratsionnykh issledo-vaniyakh [Transnational approach in modern migration research]. Vestnik Sankt-Peterburg-skogo universiteta [Bulletin of St. Petersburg University]. 2018, ser. 12, iss. 1, pp. 116-127. (In Russian)
Sztompka P. V fokuse vnimaniya povsednevnaya zhizn'. Novyj povorot v sotsiologii [The focus of attention is everyday life. New turn in sociology]. Transl. from English. Sotsi-ologicheskie issledovaniya [Sociological studies], 2009, no. 8, pp. 3-13. (In Russian)
Turner J. H. The Sociology of Emotions: Basic Theoretical. Emotion Review, 2009, vol. 1, no. 4, pp. 340-354.
Wasko J., Phillips M., Meehan E. R. Dazzled by Disney: The Global Disney Audiences Project. London, Leicester University Press, 2001.
Yudina T. N. Sotsiologiya migratsii. Uchebnoe posobie dlya vuzov [Sociology of Migration. Proc. manual for universities]. Moscow, Akademicheskij proekt, 2006, 272 p. (In Russian)
