CC BY
52
всё о'кей», а на просьбу о помощи - получившей большую популярность весьма подлой фразой «это твои проблемы!».
Экспансия культуры такого типа поистине не знает преград. Подобно желудку акулы, разлагающему всё, с чем он соприкасается, она всё встречное делает частью себя. Не так давно я посмотрел по телевидению выступление китайских рок-музыкантов. Это был шок. Представьте, что к весенней кошачьей какофонии под вашим балконом присоединилась армия сиамских котов... Порода вроде бы другая, но отличить невозможно! И я невольно подумал о том, что присутствую при обрушении тысячелетней китайской стены. Цитадель автохтонной традиции впервые дрогнула под натиском превосходящей силы.
Сила эта именуется «массовой культурой».
Действительно, сила! В том-то её и суть, что она не требует от «потребителя» ни тонкости чувств, ни глубины ума, ни усилий воображения. Ею вообще не надо овладевать: сама тобой овладеет, отдайся лишь на волю этой стихии, замешанной на мутной жиже коммерции, промоутерской рекламы и твоих же собственных (не очень высоких) инстинктов...
Родина такой культуры - Соединённые Штаты Америки, и в этом нет ничего удивительного. Страна, совсем недавно, по историческим меркам, созданная бродягами-эмиг-рантами, искоренившими местную почвенную культуру заодно с её носителями, уничтожившая в ходе гражданской войны едва народившуюся аристократию - что она могла предложить миру? Только то, что мог продиктовать коммерческий интерес, взятый победителями на вооружение: культуру, настоящим продуктом которой является духовно кастрированная личность - член «общества потребления». (По-настоящему великие достижения этой культуры, такие как американская проза и джаз, положения не спасают, ибо типичный «потребитель», конечно, всегда предпочтёт комиксы Хемингуэю и диксиленд подлинному джазу.)
Кроме того, США вооружены мощной идеологемой, до сих пор вводящей в заблуждение огромные массы людей, возносимой над миром точно знамя и выдаваемой за светоч Истины. Речь, конечно, идёт о демократии. Тот факт, что на самом деле «работает» вовсе не демократия, а олигархический сговор денежных тузов и глав гигантских корпораций - далеко не у всех на виду, да и этот факт, как всё скверное, малоинтересен. Зато американская мечта - это звучит так приподнято, так вдохновляющее! Не исключено, что пресловутый патриотизм американцев большей частью основан именно на этой красивой иллюзии.
Но иллюзии рано или поздно рассеиваются, а идиотизм массовой культуры уже теперь вызывает шквал критики на всех информационных уровнях, от философских форумов до еженедельной прессы. Рано или поздно, подобно одряхлевшему хищнику, шоу-индустрия потеряет свои зубы и вместе с ними - власть. Любая одержимость или губит человека, или проходит без следа. Если человечеству суждена долгая жизнь, можно с уверенностью сказать, что культура подобного типа не имеет никаких шансов на будущее.
Библиографический список
Подведём итоги. Напрашивается замечательный вывод: абсолютного лидера на самом деле нет! По крайней мере, на обозримую перспективу. «Однополярный» мир - выдумка политологов. Для паники нет повода, господа! Как и встарь, мы плывём наугад, в бескрайнем тумане неопределённости.
Из трёх вероятных претендентов на мировое лидерство бесспорный, казалось бы, фаворит - Соединённые Штаты Америки - вероятней всего, не сможет долго удерживать высшую планку. Время не работает на эту страну. Падение экономической мощи и возрастание этнического хаоса будут идти рука об руку с утратой популярности её культуры, ростом враждебности и даже ненависти со стороны населения «курируемых» стран (в особенности стран мусульманского мира). Показательным фактом в этом отношении может послужить реакция палестинских арабов на знаменитый теракт 11 сентября 2001 г., зафиксированная репортёрскими кинокамерами: не просто злорадство, - самый настоящий праздник! Поводов для радостных чувств, надо полагать, у мусульман всего мира будет предостаточно и в дальнейшем, если, конечно, США не предпримут каких-либо кардинальных шагов по коррекции курса своей внешней политики.
Китай? Но единственное средство для Китая стать мировым лидером - заселить китайцами всю земную сушу, что едва ли по плечу даже нашему плодовитому соседу. В современном состоянии Китая, как бы мы ни были загипнотизированы успехами его экономики, есть существенный изъян: я имею в виду недостаток духовных начал по сравнению с коммерческой и авторитарной прагматикой. Это отнюдь не делает культуру Китая привлекательной для всего остального мира. Китай давит на окружающие страны преимущественно физической массой: масса населения, масса товаров, масса денежных средств...
Полемизируя с публицистами, делающими чрезмерный акцент на «китайской угрозе», имеет смысл констатировать, что коммерческих и прагматических оснований совершенно недостаточно для той глобальной победы, о которой, возможно, мечтают в Пекине. Военная экспансия Китая маловероятна, а одной экономической мощью ему мир не одолеть: на то у любой страны есть вполне эффективные меры защиты (хватит даже одной из них: повышения торговых пошлин на ввозимые товары). Ну, а культура Китая как была, так и останется для любых не-китайцев занимательной, но малопонятной экзотикой.
Остаётся Индия - единственная из трёх названных стран, не стремящаяся ни к какому лидерству и ни к какому господству... Но, может быть, именно в этом и кроется её сила? Культурное наследие индусов столь велико и многообразно, что Индия вполне может сыграть роль духовного Светоча в самые судьбоносные времена для земного человечества. Именно в те (далёкие, к несчастью) времена, когда перестанут быть важными личный счёт в банке, кнопка на пульте пуска ракет, расовый патриотизм и размеры национального валового продукта.
1. Бьюкенен, Патрик Дж. Смерть Запада. - М.: Изд-во АСТ, 2003.
2. Почагина, О. Суррогатное материнство в Китае // Проблемы Дальнего Востока. - 2009. - № 3.
3. Портяков, В. Российско-китайские отношения в 2008 году // Проблемы Дальнего Востока. - 2009. - № 1.
4. Фоминых, А. Рецензия на книгу Курланчика «Наступление с улыбкой: как «мягкое влияние» Китая преображает мир» // Проблемы Дальнего Востока. - 2009. - № 3.
Статья поступила в редакцию 20.11.09
УДК 130+171:371.044.4
Г.Н. Миненко, д-р культурологии, проф., директор Института культурологии КемГУКИ, г. Кемерово,
E-mail: [email protected]
ТРАНСФОРМАЦИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ В XX СТОЛЕТИИ И СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ НРАВСТВЕННОЙ МОТИВАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ
В статье обсуждается трансформация русской культуры в советский период истории, ее воздействие на динамику мотивационных структур, определяющих специфику поведения и жизнедеятельности молодёжи на разных этапах развития советского общества. Выявляется определяю-
щая роль интеллигенции в сохранении традиционной народной культуры как гаранта поступательного развития национальной культуры России.
Ключевые слова: культурный детерминизм, мотивация, социокультурная динамика, трансформации, народная художественная культура.
Идея тотальности культуры как фактора детерминации поведения человека была заявлена еще в 1940-е годы американским культурантропологом Л. Уайтом. Некоторые его положения вызвали недоумение и неприятие. Например, тезис о том, что не человек творит культуру, а, наоборот, культура творит человека; что культуру можно изучать как автономный, самодостаточный поток изменений объективной символизированный среды, абстрагируясь от человека, как это делает лингвист при изучении языка. В этом тезисе истинность сочеталась с сильным преувеличением, так как если сложившаяся культура, действительно, формирует новые поколения, то неясно, в чем заключается динамический источник изменений самой культуры. Если это не человек, то кто или что это? Однако с мыслью о культуре как главном и конечном детерминанте социального поведения человека следует согласиться. В настоящей статье попытаемся показать, что существенные особенности поведения современного молодого человека связаны с типическими с изменениями его мотивирующих структур, которые, в свою очередь, обусловлены существенными трансформациями русской, культуры в советский период ее истории. Таким образом, предметом обсуждения является культурная детерминация поведения и жизнедеятельности молодёжи
Вопрос о трансформации русской культуры в XX веке носит историософский характер. А это означает, что как и всякий крупный философский вопрос, он не может быть решен однозначно, в научно-объективистском ключе. Здесь наблюдаются прямо противоположные трактовки. Возьмем в качестве примера А. Зиновьева и И. Шафаревича. Для одного советский период истории с его достижениями - высший взлет России за всю ее историю. Второй пишет: «Нет никакой необходимости аргументировать, что XX век был веком кризиса для России. Для русского народа это был век поражения, по глубине своей сопоставимого только с тем, которое он пережил в XIII веке, при монгольском завоевании» [1, с. 20]. С его точки зрения, главным событием века стал не 1917 и даже 1945, а 1930 год. В результате коллективизации и перехода земледельческой страны к индустриальному, фабричному типу развития, сформированному в Западной Европе, Россия сошла с траектории эволюционного, органического развития и вошла в клуб технократических обществ, но уже в роли догоняющего аутсайдера. Поэтому лозунг «догнать и перегнать», или в более лукавом варианте идеи модернизации экономики, стал главным и, по сути, единственным идеологическим концептом - от первой пятилетки до недавнего послания российского президента Федеральному собранию. Разница в его внешней манифестации. В 1930-е годы она была коммунистической, большевистской, сейчас является остервенело-либеральной.
Однако тот же И. Шафаревич фиксирует парадоксальное обстоятельство: несмотря на историческое поражение России, в советский период истории наблюдался интенсивнейший процесс культуротворчества в самых разных сферах. Действительно, взрыв творческой активности был характерен для многих областей, начиная от науки и техники и заканчивая литературой, лучшей в мире школой академического книгоиздания, массовой советской песней и многом другом.
Налицо логическое противоречие: поражение и одновременно необычная культурная продуктивность. Поэтому необходимо более дифференцированно подойти к диалектике света и тьмы в истории русской культуры советского периода. Внимание сконцентрируем на художественной культуре общества как универсальной среде становления человека. Полученные результаты можно, как нам представляется, проецировать и на другие сегменты отечественной культуры.
Термин «трансформация» используется нами как более нейтральный и фиксирующей преобразования неясного ха-
рактера с позиции известной системы координат «прогресс -регресс». Вопрос о трансформации системоообразующих оснований русской культуры в XX нашел отражение в специальной работе Ю.Г. Марченко [2]. Тема трансформации культуры в постсоветский период разрабатывается в коллективной работе под редакцией И.В. Кондакова [3], но более продуктивным видится подход макроисторический.
Начнем с того, что культура старой России была сословной. То, что мы сейчас называем национальной культурой, вначале было культурой дворянского сословия, к которой тяготели и разночинцы. Можно назвать ее дворянско-интеллигентской субкультурой
Однако роль системного ядра, культурной тотальности в дореволюционной России играла культура фольклорная, культура крестьянского сословия. Все прочие культурные явления, в том числе фольклорные (городской, рабочий фольклор), зависели от этого низового крестьянского ядра. Можно образно представить эту низовую культуру в виде сетки, которая покрывала собой все остальные культурные страты и слои. Например, профессиональное, общеевропейское по своему характеру искусство появилось в России в форме заимствования, и за два столетия было интегрировано в русскую художественную культуру. Но свое своеобразие, которым и было интересно западноевропейцам, оно приобрело именно в силу связи и взаимодействия с системным фольклорным ядром.
Учитывая это обстоятельство, можно утверждать, что развитие русской культуры с 20-х до начала 90-х годов XX столетия характеризовалось двумя главными трансформационными сдвигами или процессами. Первый - это поэтапное угасание и разрушение системного ядра, которым являлся крестьянский традиционный и архаический фольклор. Второй процесс - инфильтрация, или трансляция, дворянско-интеллигентской субкультуры в толщу народных масс и ее превращение в собственно национальную культуру русских.
Как происходил первый процесс, достаточно хорошо изучено. В 1930-е годы под прикрытием антикрестьянской технократической идеологии большевизма был нанесен первый удар не только по художественной, но традиционной крестьянской культуре в целом. Почему первый? Потому что он был пока только экономическим. Эта культура органически связана с индивидуальным, или точнее, семейным земледельческим хозяйствованием. Внедренный же большой кровью колхозный строй однозначно воспроизводил фабричную систему с ее детальным разделением труда. Тяжелый, но все же целостный труд земледельца, в чем-то сходный с трудом художественным, превратился в труд разделенный или частичный. В нем замысел отделен как от исполнительских операций, так и от распоряжения результатом труда. Крестьянин, подобно рабочему на фабрике, превратился в механического исполнителя специализированных трудовых операций. Колхозная система аграрного хозяйствования почти сразу (к середине 1930-х гг.) проявила всю свою неэффективность. От полного краха ее спас компромисс между властью и крестьянством. Колхозники негласно вынудили власть разрешить вести личное подсобное хозяйство на приусадебных участках, которые были довольно обширные - до одного гектара. Фактически было реставрировано первобытное натуральное хозяйство, с которого взимались еще огромные налоги.
Коллективизация и раскрестьянивание - величайшая в мировой истории гекатомба, жертвоприношение исторической России в пользу модернизации экономики, а фактически
- ради создания машин, техники, всего того, что можно назвать «железом».
Деградация народной художественной культуры - неизбежное следствие этого великого перелома. Эта культура к тому же была не столько инструментальной, сколько хоровой, а хор требовал согласия. В полной мере это относится и к хо-
реографической составляющей народной культуры. В разделенном же народе согласия быть не может.
Процесс деградации крестьянской культуры растянулся на полстолетия. Ей способствовала, как указал А.С. Каргин [4], война и оккупация западных и северных территорий России, а также начавшаяся во второй половине века масштабная урбанизация. Наконец, нелепая и драматическая аграрная реформа Н.С. Хрущева конца 1950-х годов окончательно поставила крест на экономической самодеятельности крестьянства и его культуре, в том смысле, что она утратила роль системного ядра, присущую ей и в пушкинский, и в Серебряный век. Внешним показателем завершения процесса раскрестьянивания страны и, по большому счету, гибели низовой этнической культуры явилась стремительная алкоголизация деревни, совершившаяся в 1970 - первой половине 1980-х годов. Сейчас аутентичная фольклорная культура представлена даже не в виде анклавов, а скорее точечно - на уровне отдельных оставшихся в живых носителей.
Однако, как сказано выше, трансформация культуры советского периода имела двуединый характер. В 1930-е годы, наряду с раскрестьяниванием, набирал ускорение второй магистральный культурный процесс, благодаря которому русская и советская интеллигенция, как научная, так и художественная, наверное, единственный раз за свою полуторавековую историю смогла сказать свое слово, внесла в отечественную историю такой вклад, который, несмотря на погром сословной крестьянской, казачьей, купеческой, православно-церковной культур, явился островком спасения для всей культуры страны.
Благодаря определенным правильным (отдадим должное!) векторам политики сталинской власти, дворянско-интеллигентская субкультура России неуклонно и поэтапно возводится в ранг общенациональной культуры.
Можно выделить три таких вектора. Первый - это политика в области массового школьного образования. В середине 1930-х годов в школьную программу в значительном объеме возвратилась русская литература.
Второй вектор - целенаправленное развитие массовой художественной культуры, получившее название «художественной самодеятельности». Как считают историки, зародилась она еще в конце XIX века в разночинской, городской и рабочей среде, но умело использовалась новой властью. Название этого явления - вопиющее противоречие в определении. Ее родовой признак состоит в том, что это организованная самодеятельность. Поскольку организовывалась она властью и руководство ею осуществлялось профессионально подготовленными людьми, то это, конечно, никакая не самодеятельность. Объявленный умирающим и теснимый фольклор оказался представленным в превращенной форме - в деятельности коллективов народного искусства, которые уже в 1930-е годы обязан был иметь каждый клуб или дом культуры.
Художественная самодеятельность характеризовалась противостоянием трех разнородных начал: идеологического, которое жестко навязывалось властью, профессионального и собственного самодеятельного. Акценты в процессе развития с 1920-х до 1990-х годов постоянно варьировались. Но наиболее ущемленным оказалось начало собственно самодеятельное, благодаря чему художественная «самодеятельность» вызывала все более растущее недовольство рядовых ее участников, пока не была окончательно дискредитирована (опять же по идеологическим основаниям) в 1990-е годы.
Зато постоянно возрастало в художественной самодеятельности начало профессиональное. Как сообщающиеся сосуды она была связана с профессиональным искусством. Что происходило в художественной культуре в целом, можно увидеть на частном примере - ансамбле Игоря Моисеева. Народная основа танца интегрирована с некоторыми элементами балетной техники, в результате получился уникальный синтез. Народные хоровые коллективы также превращались в профессиональные (Северный, Кубанский хоры и др.), то есть развивались в том же ключе. Впрочем, иногда и создавались как изначально профессиональные.
Третий вектор - организация массового начального художественного образования, в форме музыкальных школ, позднее школ искусств, студий и проч. Явление это крайне парадоксальное и противоречивое по своим результатам.
Основной результат этих противоречивых процессов заключается все же в том, что массовая художественная культура виде организованной самодеятельности, систематического начального образования, курируемых профессионалами, частично компенсировала упадок традиционной фольклорной культуры - музыкальной, хореографической, драматической. Таким образом, была восстановлена на другой, гетерогенной, а не собственно фольклорной основе тотальность культурной среды, характеризуемая значительной продуктивностью.
Можно сказать, интеллигенция в XX веке выполнила свою миссию не только тем, что сохранила вершинные достижения национальной культуры, вроде балета, музыкального исполнительства, литературы и многого другого, но и тем, что смогла закрыть образовавшуюся в результате разгрома низовой культуры брешь новой, хотя и недостаточно устойчивой художественно-культурной тотальностью.
Российская культура в 1960 - 1970-е годы представляется достаточно интегрированной. Наряду с пиковыми достижениями элитарной культуры интеллигенцией и народными массами воссоздан некий аналог уходившей на глазах в прошлое традиционной культуры. Потенциал советской культуры был довольно высок по всем основным векторам ее развития. В качестве примера продуктивного синтеза авторского композиторского творчества с традиционной для русских мелодической стихией можно назвать явление советской песни, достигшей расцвета именно в этот период. Во множестве сельских и профсоюзных библиотек можно было встретить полный набор русской и зарубежной классики, которая не пылилась на полках, а читалась. Перечень можно долго продолжать.
В 1990-е годы очередной, идеологически инспирированный либерализмом разгром культурной инфраструктуры породил чрезвычайно противоречивые процессы, содержание которых во многом не ясно, - кроме того, что начался третий макрокультурный трансформационный процесс с незаданным итогом. Ключевые процессы, на полный перечень которых не претендуем, здесь следующие:
- упадок ставшей привычной и органичной для советского человека художественной самодеятельности - в результате идеологической дискредитации посредством акцентирования ее коммунистической и бюрократической природы, что является грубым упрощением;
- «фольклорная волна» в виде неофольклора, сценического, маргинально-группового фольклора, и проч.;
- тенденция превращения в формальную тотальность низкопробной развлекательной массовой культуры, по крайней мере, ее стремление стать таковой;
- целенаправленная и терпимая центральной властью политика электронных СМИ, носящая в культурном отношении явно антинациональную направленность.
По сути, смысл этих многосложных процессов, ожесточенного противоборства различных идеологем состоит, видимо, в том, что требует приемлемого большинством нации решения жизненно важная проблема того, что именно станет в России новой, органической для ее истории и менталитета народа культурной тотальностью. Без нее процесс глобализации неизбежно поглотит любую культурную систему, находящуюся в таком полуразрушенном, неопределенном состоянии.
Может ли интеллигенция в новых условиях сделать что-то равнозначное тому, что было сделано ею в 1930 - 1970-е годы? Возможно, задача сейчас состоит не только в том, чтобы сохранить Большой театр и другие подобные центры высокой культуры, они останутся - хотя бы в интересах власти для внешнего престижа. А в том, чтобы вернуть новым поколениям в каком-то виде культуру традиционную, аутентичное ядро которой ныне превратилось в элитарную культуру, способную транслироваться разве что профессионалами.
Массовые процессы распада нравственной ткани российского общества, осознание угрозы моральной деградации населения и недавние государственные решения, касающиеся этих вопросов, актуализируют второй аспект заявленной нами темы. В высшие учебные заведения вернулась недавно воспитательная работа со студентами, объявленная еще и аккредитационным показателем деятельности вузов. В 2009 г. Институтом стратегических исследований в образовании Российской академии образования разработан и выбран Министерством образования и науки РФ в качестве базового проект стандарта образования для начальной школы. Научный руководитель проекта, д-р пед. наук, член-корреспондент РАО Кондаков А.М. отмечает: «Наиболее важным отличием нового стандарта от предыдущих педагогических разработок постсоветского периода является то, что главным результатом образования стало духовно-нравственное развитие личности ребенка» [5]. В развитие этой идеи группой авторов, в числе которых и А.М. Кондаков, разработана «Концепция духовнонравственного развития и воспитания личности гражданина России».
На наш взгляд, без серьезной культурологической базы, в частности, учета трансформационных процессов в российской культуре, рассматриваемых в их перспективе, эта задача не может быть решена, - по той причине, что именно культура является конечным детерминантом поведения и становления личности ребенка, подростка, молодого человека.
Если обратиться к более известному нам контингенту молодежи, а именно студенчеству, то очевидно, что эклектика и, как результат, неэффективность воспитательной работы в вузе во многом связана с нашим незнанием изменений во внутреннем мире молодежи, незнанием характера мотивационных сдвигов в личности студента, произошедших в постсоветский период. То есть мы не знаем главного, ибо мотивация и мотивы есть внутренний источник, двигатель внешней деятельности и поведения человека.
В психологической науке мотивация является одной из наиболее запутанных, дискуссионных тем. Е.П. Ильин отмечает что «в зарубежной психологии имеется около 50 теорий мотивации» [6, с. 18]. Мотивация устроена как многоуровневая система. Крупным планом она включает в себя внешнюю детерминирующую подсистему, и внутреннюю - механизмы и условия реализации детерминирующего ряда, которые и понимаются под собственно мотивацией. Мотивация подробно рассматривалась нами с точки зрения ее представленности в так называемой аффективной субъективности [7, с. 165-206]. Была выявлена чрезвычайная эволюционная неустойчивость внутренних звеньев мотивации жизнедеятельности человека, блокирующая многие благие замыслы усовершенствования его нравственности и человеческой природы в целом.
Для практических целей можно сделать существенное упрощение и выделить четыре типа мотивации, взятых во взаимосвязи ее внутренних (потребностные, аффективные механизмы) и внешних (объективные детерминанты) составляющих: 1) биопсихическая детерминация и мотивация, сходная с мотивационными структурами высших животных; 2) социально-психологическая, связанная с межличностным и социально-ролевым общением; 3) культурная, связанная с памятью и модусами культурно-исторического времени (прошлое, настоящее, будущее); 4) духовная, связанная с религиозными аспектами жизни общества и сознания личности.
Особенно важна для понимания человека культурная мотивация его жизнедеятельности. Каждая культура формирует свою типическую, то есть свойственную большинству ее носителей, конфигурацию мотивационных звеньев, - в смысле их соотношения, пропорции, и в смысле внутреннего строения каждого звена.
Итак, культурная мотивация структурируется по модусам времени - прошлого, настоящего, будущего. Возьмем для сравнения русскую дворянскую культуру XIX века и культуру относительно образованного человека советского общества 1940 - 1980-х годов. В первой высшей жизненной ценность являлась честь («Погиб поэт, невольник чести.»). Но о ка-
кой чести идет речь? Далеко не столько о личной, сколько о чести как достоянии сословном, дворянском, но самое главное
- родовом, завоеванном предками. Таким образом, доминирующая культурная мотивация дворянина обращена в прошлое.
Конечно, нельзя не учитывать, что христианство, будучи основой мотивации духовной, вовлекает в мотивацию человека все три модуса времени - своими основными догматами: о сотворении человека по образу и подобию Божьему, о грехопадении, о воплощении Бога-Сына и его смертной жертве ради грядущего спасения человека. Настоящее является в христианстве залогом будущего каждого человека, так как именно прижизненные добродеяния или их отсутствие определяют его участь в конце мира. Но конвенциальная нравственность высшего сословия, как показано русской классической литературой, похоже, глубже проникала в дворянскую повседневность, межличностное и межсословное общение.
Культура советского человека выстраивалась, наоборот, на отсечении от культуры прошлого, как в религиозном плане, так и в отношении «темного» исторического прошлого своей страны. Зато она давала такое перфекционистское понимание будущего, которое по своей побуждающей силе во многом компенсировало нигилизм в отношении исторического прошлого, религии и религиозной культуры.
Что же произошло в смысле культурной мотивации с современной молодежью, в том числе студенческой? Гуманизированная культурная тотальность последних советских десятилетий, в которой мощно представлен вектор будущего, разрушена и идеологически опорочена. Поэтому, несмотря на все усилия учителей, историков культуры, прошлого она не знает, и знать не хочет. Будущее, как профессиональная и культурная перспектива, по известным экономическим и политическим причинам не прочерчивается. В результате современное студенчество, как и подавляющая часть молодежи других страт, живет сугубо настоящим, - точно так же, как живут многие другие высшие биологические виды. Массовая культура, выполняющая во многом функцию универсальной культурной среды, или, как обозначалось выше, функцию культурной тотальности, как раз центрируется на настоящем («здесь и сейчас»). Вспомнив императорский Рим и его плебс, требовавший хлеба и зрелищ, можно сказать, что если это и культура, то вполне плебейская, низшая.
В результате культурный тип мотивирования личности сменился фактически доминированием мотивации социальнопсихологической, которая замыкается на общении со сверстниками. Конечно, повышенная склонность к общению была свойственна молодежи, в сравнении со взрослыми, во все времена, но редко когда в культурной истории - в такой интенсивности и широте. Итак, с прошлым, в смысле знания истории и культуры, - никак, будущее туманно, поэтому возникает известный феномен, происходит то, что происходит: молодежь непрерывно встречается, общается, «тусуется». Содержательная сторона тусовок часто ничтожна. Пожалуй, современный студент выглядит существом более коллективистским, стадным в сравнении со студентом советским - более самостоятельным и индивидуальным как в суждениях, так и в своих поступках.
Вторая крупная трансформация в мотивации молодежи -переход от креативного, творческого режима жизнедеятельности к адаптивному. Советское общество и, прежде всего, молодёжь в значительной своей массе в 1950 - 1980-е годы вышли на уровень не сугубо репродуктивного, а креативного, творческого труда и образа жизни. Откуда он взялся в стране с тоталитарным режимом власти? Заслугой молодежи это, в прямом смысле, не является. Объективным фактором вхождения советского общества в креативный режим жизнедеятельности был отказ государства от прямых репрессий, а также невозможность реализовать в легальной форме в экономической сфере общества определенные, далеко не лучшие стороны своей натуры, такие как алчность, жажда наживы, моральная неразборчивость. Но не только эти факторы сыграли свою роль. Креативность закладывалась идеологически и под-
готавливалась реальной политикой в стране изначально. Это один из неосознанных в полной мере парадоксов советского периода российской истории.
На фоне двух указанных выше трансформационных процессов в культуре можно выделить также два инновационных толчка, которые непосредственно способствовали созиданию креатосферы советского общества. Первичной в этих толчках-ускорениях была сама инновационная атмосфера. Она может быть только романтичной. Романтика, по определению философов Шеллинга и Шлейермахера, это укоренённость сознания человека в чувстве бесконечности. Можно добавить: романтизм основывается на непосредственном чувстве отсутствия границ собственных возможностей, пределов деятельности. Романтичны чаще молодые люди, так как они своих пределов ещё не знают. Одним словом, для творчества и инновационной деятельности нужен открытый горизонт, - как в сознании субъекта, так и в социальной реальности.
Очевидно, что первый раз горизонт разомкнулся в практическую бесконечность в 1920-е годы. Причин было две. Первая - неразбериха, связанная с любой сменой социальноэкономической и идеологической основы государства, а также объективная возможность более интенсивного творчества в эпохи кризисов и переходов. Вторая причина заключалась в том, что большевики предложили радикальный проект переустройства общества и всего уклада жизни. В этом проекте почти ничего не было ясно как в целом, так и в деталях. Новая власть сама мечтала и позволяла это делать всем другим более или менее лояльно настроенным гражданам.
Второй прорыв случился в 1950 - первую половину 1960-х годов. То, что называют романтизмом «Оттепели» есть не что иное, как массовое ощущение открытости горизонта -«мы все можем». Наследием двух этих творческих периодов до сих пор живет страна. Искусственное свертывание ситуации открытости в первом случае привело к смене творческого мотива доминирующим мотивом страха, во втором быстро вызвало психологическое старение нации, названное периодом застоя.
Две указанных линии трансформации российской культуры и два периода инновационного ускорения, наложившись одно на другое, и определили вхождение общества материально относительно бедного, политически и экономически задавленного в креативное состояние. Креативный импульс в
зримой форме, наиболее ярко проявился в 1950 - 1970-е годы. Наука, интересная, необычная работа, реализация своих способностей - все это становилось достаточно массовым явлением. Эти личностные мотивы подкреплялись пропагандой средствами искусства, кинематографа.
За последнюю четверть века рождавшаяся креатосфера общества деградировала, ситуация изменилась радикально, революционно. Современный студент живет, по сути, в депрессивном обществе. И это не его вина. Объективное положение приводит к тому, что он не планирует свою жизнедеятельность на десятилетия, не стремится к самоосуществле-нию, самореализации в формах сложного интеллектуального труда, поскольку этот труд экономической и социально-политической системой не востребован и нормально не оплачивается. Он способен лишь адаптироваться, приспосабливаться к изменяющимся условиям, крайне жестким по отношению к рядовому человеку и неблагоприятным для реализации его высших устремлений.
Без учета этих подспудных, внутренних изменений типических мотивационных характеристик молодежи, трудно или вообще невозможно подобрать к ней ключ в смысле организации какого-то воспитания. Да и можно ли говорить в такой ситуации о традиционном воспитании? Назидательное морализирование «воспитателей» не выдерживает экзамена перед реальностью.
Поэтому следует иначе расставить акценты в воспитательной работе. Не воспитывать, а средовыми воздействиями лишь способствовать нравственному становлению личности; в меру возможностей помогать молодым людям, в частности студенчеству, в организации своей жизни так, чтобы свойственные юношеству дерзания, мечты, высшие стремления не угасли в условиях жесткого прессинга внешней среды; научить защищаться от мира наживы, в каковой превратилась наша страна - именно потому, что мир, в котором они начинают взрослую жизнь, несравнимо более суровый, чем общество «развитого социализма», в котором формировалось старшее поколение.
Ключевым словом в науке по воспитательной проблематике, и в практической работе должно быть слово «само» -самоуправление, самовоспитание, самосовершенствование. Но это тема для особого разговора и для отдельной статьи.
Библиографический список
1. Шафаревич, И.Р. Духовные основы российского кризиса XX века // Шафаревич, И. Р. Записки русского экстремиста. - М.: Алгоритм 2005.
2. Марченко, Ю.Г. Русская культура в XX веке: трансформация системообразующих оснований (процессы 1920-х и 1990-х годов, исторические аналоги и особенности). - Новосибирск: СГГА, 2006.
3. Современные трансформации российской культуры / отв. ред. И.В. Кондаков. - М.: Наука, 2005.
4. Каргин, А.С. Народная художественная культура: курс лекций для студентов высших и средних учебных заведений культуры и искусств: учебное пособие. - М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 1997.
5. Федеральные государственные образовательные стандарты второго поколения // Книжное обозрение. - 2009. - № 35.
6. Ильин, Е.П. Мотивация и мотивы. - СПб.: Изд-во «Питер», 2000.
7. Миненко, Г.Н. Эволюция и революция в культурно-исторической динамике человека: монография. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004. Статья поступила в редакцию 10.10.09
УДК 130:371.389(571.52)
М.О. Дыртык-оол, аспирант ТывГУ, г. Кызыл, Республика Тыва, E-mail: [email protected] ПЕРЕДАЧА ТРАДИЦИОННЫХ ФОРМ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ ДЕТЯМ У ТУВИНЦЕВ
В статье рассматриваются традиции кочевой тувинской культуры в воспитании детей, специфика трансляции культурного опыта через фольклор.
Ключевые слова: культурные ценности, трансляция культурного опыта, фольклор, тувинская традиционная культура, воспитание детей.
Кочевой образ жизни тувинцев наложил специфический отпечаток на характер воспитания подрастающего поколения [1, с. 36]. Главную задачу родители видели в том, чтобы их дети с раннего возраста усвоили обычаи своего народа и овладели необходимыми знаниями, умениями и навыками.
Жизнь тувинца-скотовода проходила в постоянном общении с природой, поэтому у детей с раннего возраста воспитывали бережное отношение к ней. Об этом свидетельствует такая пословица: «Арт кырынга чажыыц чаш, арат чонуцга кужуц
