CC BY
169
УДК 321.013
Могилёв Василий Васильевич Vasily Mogilyov
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЩЕСТВ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕОРИИ МОДЕРНИЗАЦИИ
THE TRANSFORMATION OF SOCIETIES IN THE CONTEXT OF MODERN THEORIES OF MODERNIZATION
¡{(Як
Статья посвящена изучению эволюции теорий модернизации. Понимание модернизации как процесса, отличного от культурной вестернизации, представляет собой весьма распространенный подход. В его рамках теории модернизации часто критикуются за европоцентризм. Современная социальная теория критикует функционалистский подход к модернизации с постмодернистских и постколониальных позиций, предлагая более сложную картину того, что представляет собой модерн и каковы его формы. Опыт государств социалистического блока, а также опыт стран Востока и стран, освободившихся от колониальной зависимости, показал, что модернизационная политика может проводиться в рамках различных моделей развития, зачастую далеких от западной и противопоставляющих себя ей. На основании рассмотренных этапов эволюции теорий модернизации делается вывод о том, что установление авторитарных режимов в странах Азии, Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки со временем перестало рассматриваться как провал модернизации. Современные концепции модернизации предполагают множественность ее форм и ее несведение к обязательной политической либерализации по западному образцу
Ключевые слова: политическая модернизация, концепции модернизации, Эйзенштадт, Бергер, Хантингтон, Хабермас, Бек, Плдденс, Ингл-харт, Аллард, Музелис
This article is devoted to the study of the modernization theories evolution. The understanding of modernization as a process that differs from the cultural westernization is a very common approach. In the framework of this approach modernization theory is often criticized for eurocentrism. Modern social theory, especially its postmodern and postcolonial directions, criticizes functionalist approach to the modernization, suggesting more complex picture of modernity and its forms. The experience of the socialist bloc, as well as the experience of the Eastern countries and countries liberated from colonial dependence, demonstrated that modernization policy can be carried out in the framework of different models of development, often far from the western one and opposed to it. On the basis of considered stages in the modernization theories evolution the author of the article concludes, that the establishment of authoritarian regimes in Asia, Africa, the Middle East and Latin America over time has ceased to be seen as a failure of modernization. The modern concept of modernization implies the multiplicity of its forms and its nonconvergence to the obligatory political liberalization based on the Western model
Key words: political modernization, concept of modernization, Eisenstadt, Berger, Huntington, Habermas, Beck, Giddens, Inglehart, Allard, Muzelis
Исследования политических режимов тесно связаны с теориями модернизации, поскольку успехи и неудачи процессов демократизации во многом зависят от
особенностей модернизационных процессов, изменяющих экономику, социальную ткань, культуру и политические системы восточных обществ. Для осмысления этих
процессов особенно важны концепции множественности форм модерна, получившие распространение в теориях модернизации с конца 90-х гг. Основой для этой группы концепций стали работы Ш. Эйзенштад-та, который, проведя обширные сравнительные исследования, пришел к выводу о том, что модернизацию можно оценивать как особый тип изменений экономической, политической и социальной общественных подсистем, который был характерен, прежде всего, для Западной Европы и Северной Америки XIX в. В дальнейшем созданные там модели развития распространились на другие государства мира, и фактически модернизация имеет множество форм.
К идее о множественности форм модернизации Ш. Эйзенштадт приходит в своей работе 1965 г. «Срывы модернизации» [9; С. 16], обращая внимание на то, что в таких государствах, как Бирма, Индонезия, Пакистан и Судан, демократии были сменены авторитарными режимами различных типов. Анализируя причины срывов политической модернизации, Эйзенштадт указывает на то, что в этих странах, несмотря на наметившиеся серьезные признаки политической и экономической модернизации, так и не сложились «устойчивые и современные институциональные системы, способные справляться с постоянно меняющимся и расширяющимся спектром общественных проблем и запросов» [9; С. 16]. Появление выборов, партий, групп интересов, отражающих потребности нового типа экономических акторов, развитие современных систем управления не стало гарантией устойчивости новых демократий. Их крах при этом не обязательно приводит к отказу от модернизации в сфере экономики: так, в Пакистане и Судане при авторитарных режимах экономический рост продолжился и даже ускорился, хотя в Бирме и Индонезии вместе с авторитаризмом пришла экономическая стагнация. Отказ от демократии также не означал для этих стран возвращения в «традиционное» прошлое. Авторитарные элиты, даже эксплуатируя традиционные символы и установки, все же используют новые формы легитимации, немыслимые
в традиционном обществе. Например, прибегают к процедуре выборов или же сочетают ее с опорой на харизму политического лидера. В неполитических сферах, например, в области развития инфраструктуры, системы образования, индустриализации, модернизационные процессы, как правило, продолжаются и при авторитаризме.
В итоге, Эйзенштадт признает, что «крах относительно дифференцированной и осовремененной институциональной основы, замена ее более примитивными институтами или вступлением страны в порочный круг провалов и срывов, зачастую влекущий за собой институциональную стагнацию и неустойчивость» [9; С. 17] является составной частью модернизацион-ных процессов. Интересно, что подобные явления он видит не только в незападных обществах, проводя аналогии с установлением фашистских режимов в межвоенной Европе. Во всех наблюдаемых им случаях причинами авторитарного поворота в модернизирующихся государствах становились «общественные неурядицы, немощная экономика и отсутствие дееспособного руководства, умеющего легитимным путем сглаживать общественные противоречия, а также нарастающая, отнюдь не «традиционная» по своему размаху коррупция и вопиющая неэффективность бюрократии».
Поскольку эти явления существовали и в других государствах, где модернизация не переживала «срывов», стоит остановиться и на том, какое сочетание факторов, по мнению Эйзенштадта, все же приводит к авторитарному повороту. Прежде всего, это «наличие значительных расхождений между запросами различных групп — партий, кланов, бюрократии, армии, регионалов — и способностью центральной власти реагировать на эти требования» [9; С. 18]. Агрегирование многообразных интересов становится задачей, невыполнимой для существующего режима, пытающегося в своей политике монополизировать рычаги контроля и, одновременно, лавировать между интересами различных социальных групп.
При этом, в процессе модернизации политический потенциал социальных групп, а
именно способность артикулировать свои интересы и мобилизовывать поддержку своим требованиям, возрастает. Новые ценности, проникающие в модернизирующееся общество, обостряют актуальность политических запросов и делают их более многообразными. Если при этом институциональные механизмы урегулирования конфликтов неразвиты или же не справляются с многообразными требованиями, режим ждет дестабилизация. Протестные движения, формирующиеся в таких условиях, зачастую соединяют в своей программе противоречивые требования (например, «традиционализм и экономический рост»), кроме того, они не ориентированы на легальный протест и не стремятся к роли системной оппозиции в рамках действующего режима, отчасти из-за неразвитости демократических институтов политического участия и их слабой легитимности.
Наконец, особенностью обществ, переживших «срыв модернизации», является то, что сохранившиеся в новых условиях социальные группы унаследовали от традиционного общества пассивное отношение к внешней социальной среде, патерналистские установки, отсутствие ответственности за социальное взаимодействие в более широком контексте. В этом смысле можно, вероятно, говорить о неразвитости гражданского общества. Многие режимы модернизирующихся государств подходят к этой проблеме с позиций формирования нации, направляя значительные политические усилия на то, чтобы сформировать национальное самосознание в качестве основы общественного консенсуса и стабильности политической системы.
Придя к выводу о том, что «срыв модернизации» не означает отказа от модернизации, Ш. Эйзенштадт в своей более поздней работе «Революция и преобразование обществ» также писал о «множественности модерна», признавая наличие специфических моделей модернизации в различных обществах [10; С. 14]. Развитие теории модернизации привело к пониманию того, что европоцентричные модели, обрекающие незападные общества на копирование
опыта передовых стран в рамках «догоняющей модернизации», не вполне адекватны.
Безусловно, модернизация на Востоке связана с внешними факторами, особенно активно действующими в период глобализации. Но ряд исследователей, например, П. Бергер, полагает, что речь идет не столько об однонаправленном влиянии Запада на модернизирующиеся общества Востока, сколько о возникновении альтернативных культурных проектов, претендующих на глобальность в равной степени с западными. Они, пожалуй, оказывают на Запад не меньшее влияние. Он пишет об альтернативных глобализационных, или же «суб-глобализационных» проектах, предполагающих наличие «альтернативных моделей современности» [2; С. 8-24].
Эта концепция перекликается с видением С. Хантингтона, отраженном в его работе 1968 г. «Политический порядок в меняющихся обществах» [7; С. 24-25]. Не отрицая теорию модернизации и утверждая приоритет экономических и политических ценностей западного модерна — рынка и демократии, исследователь объясняет, каким образом западные институты приживаются в незападных обществах. Процесс модернизации в них протекает таким образом, что социально-экономическое развитие опережает политическое. Развитие капитализма способствует появлению широких слоев политически активных, мобилизованных граждан. Однако запаздывающее развитие каналов эффективного политического участия зачастую приводит к политической нестабильности в этих странах, способствуя краху новых демократий. Поэтому, с точки зрения С. Хантингтона, для модернизирующегося общества приоритетом является стабильность, которую может обеспечить только сильное государство. Соответствие политического устройства западным стандартам либеральной демократии для этого не обязательно. Напротив, политическая система может характеризоваться наличием доминирующей партии и значительной ролью государства в экономическом регулировании. Такой отход от требований нормативной теории демократии оправдан
тем, что без целенаправленного управления процесс модернизации может разрушить политический порядок и привести общество к аномии.
В более поздней работе «Столкновение цивилизаций» С. Хантингтон, описывая реалии и перспективы мира после окончания «холодной войны», прогнозирует развитие конфликтов по линиям цивилизационных разломов. Разделяя модернизацию и ве-стернизацию, он указывает на то, что «во время ранних этапов изменений, вестер-низация поддерживает модернизацию. На более поздних этапах модернизация стимулирует возрождение местной культуры» [8; С. 109]. С одной стороны, модернизация усиливает экономическую мощь общества, что способствует принятию людьми своей культуры, развитию у них стремления «утверждаться в культурном плане». С другой стороны, модернизация способствует развитию у индивидов чувства «отчужденности и распада», что вызвано разрывом традиционных связей и социальных отношений. Этот процесс приводит к кризису идентичности. Таким образом, как негативное влияние модернизации, наблюдаемое на индивидуальном уровне, так и позитивное, наблюдаемое на уровне общества, способствуют культурному и религиозному возрождению. Модернизация усиливает и поддерживает культурное своеобразие.
Понимание модернизации как процесса, отличного от культурной вестернизации, представляет собой весьма распространенный подход. В его рамках теории модернизации критикуются за европоцентризм. Современная социальная теория критикует функционалистский подход к модернизации с постмодернистских и постколониальных позиций, предлагая более сложную картину того, что представляет собой модерн и каковы его формы. Опыт государств социалистического блока, а также опыт стран Востока и стран, освободившихся от колониальной зависимости, показал, что модернизационная политика может проводиться в рамках различных моделей развития, зачастую далеких от западной и противопоставляющих себя ей.
Критики утверждали, что концепция модернизации являлась исключительно европоцентристской и основывалась на том, что западные идеи предопределяют мировое развитие. Одно из наиболее влиятельных новых представлений о модерне и модернизации, ставшее популярным в 80-е гг., сформулировано Ю. Хабермасом, который понимал модерн как «незавершенный проект», особый дискурс, давно утративший первоначальную связь с породившей его эпохой европейского просвещения. Определяя составляющие этого проекта, он писал: «Понятие модернизации относится к целой связке кумулятивных и взаимно усиливающихся процессов: к формированию капитала и мобилизации ресурсов; к развитию производительных сил и повышению продуктивности труда; к осуществлению центральной политической власти и формированию национальных идентич-ностей; к расширению политических прав участия, развитию городских форм жизни, формального школьного образования; к секуляризации ценностей и норм и т.д. Теория модернизации придает Веберовскому понятию «модерн» характер абстракции, имеющей большие последствия. Она отделяет модерн от его истоков — Европы нового времени — и стилизует как образец для процесса социального развития вообще, нейтрализированный в пространственно-временном отношении» [6; С. 8].
Тем не менее, уже в теории Хантингтона заложены основы нового, рефлексивного подхода к модернизации, сформулированного в работах Э. Гидденса и У. Бека [11; Р. 23]. В его рамках критикуется не только идея однонаправленного развития всех обществ в соответствии с наиболее успешным и конкурентоспособным западным образцом, но и сами основы западной цивилизации. В условиях глобализации стало очевидно, что модернизационные процессы породили ряд таких проблем, как неадекватная логика распределения мирового богатства; религиозный фундаментализм; высокий конфликтный потенциал; становление общества риска; экологические проблемы; войны; терроризм и др. Со-
зданное «общество риска» (У. Бек) требует пересмотра традиционного подхода к политике с учетом возросшей взаимозависимости множества процессов в глобальном мире.
Э. Гидденс, характеризуя современное состояние общества модерна, отмечает происходящую трансформацию и переосмысление его институтов [3]. Сдвиг происходит в ценностной структуре общества, в условиях глобализации меняются границы общества модерна. Рефлексии подвергаются принципы и институты общества модерна и, естественно, исключительность западной модели, сама идея однонаправленного развития.
Различение модернизации и вестерни-зации, а также существенное внимание к культурным аспектам модернизации характерны для работ американского исследователя Р. Инглхарта [4; С. 640]. Глобальное распространение модернизационных процессов привело к тому, что западный вариант индустриализации перестал восприниматься как единственная модель. Политическая составляющая модернизации — утверждение демократической формы правления — также дополняется множеством альтернативных путей, многие из которых связаны с распространением различных вариантов авторитаризма. Р. Ингл-харт известен тем, что под его руководством проводится многолетнее исследование трансформации ценностей, происходящее по мере продвижения обществ от модерна к постмодерну [12; Р. 344]. Его результаты показывают, что несмотря на культурные различия в этом процессе, существует и общий тренд: по мере развития и углубления модернизационных процессов материалистическая рациональность в общественном сознании постепенно вытесняется более гуманистическими ориентирами.
Признает вариативность модернизации и финский исследователь Э. Аллард, который подчеркивает множественность модернов и в рамках европейской цивилизации: «есть достаточно оснований сомневаться, что в западном мире имеет место общий одинаковый модерн. В странах Европы и Северной Америки больше нет
ясных и очевидных связей между моделями институтов, социальной структурой и культурными ориентациями» [1; С. 60-66]. При этом Э. Аллард отмечает, что, признавая множественность модернов, исследователям следует идти дальше и предложить критерии различения типов модернизации: «эти концепции можно развить и сделать теоретически плодотворнее, если бы использовать их для выделения разных видов и типов модерна и соответствующих эмпирических показателей» [1; С. 64].
Британский исследователь Н. Музе-лис — один из тех, кто предлагает именно такую «неевропейскую концептуализацию модерна». Особое внимание, как и другие исследователи альтернативных моделей модернизации, он уделяет социокультурным аспектам, поскольку они зачастую играют решающую роль в различиях между вариантами модерна. Н. Музелис признает обоснованность критики европоцентрич-ных теорий модерна, в том числе и новых теорий, пытавшихся переосмыслить модерн (как, например, теории рефлексивой модернизации, в частности, концепцию Э. Гидденса [13; Р. 42]). Он признает и недостатки тех подходов, которые можно обозначить как ориенталистские, или пост-колониалистские [5; С. 39], поскольку они не преуспели в разделении универсальных и специфически западных черт модерна [14; Р. 141-159]. Музелис полагает, что неевропейская концепция модерна должна объяснять процессы, происходящие в социалистических странах, а также в тех государствах, в которых системообразующей и приоритетной по отношению к модернизируемой экономике является другая сфера, например, жесткая политическая система, или ортодоксальная религия.
Концептуальной основой для создания модели неевропейской модернизации у Н. Музелиса выступает теория социальных систем Т. Парсонса. В то же время, в отличие от американского социолога, он не согласен с тезисом о том, что наивысшую адаптивную способность современному обществу обеспечивает лишь демократическая политическая система. Стремительный эконо-
мический рост в отсутствии либеральной демократии, наблюдаемый в некоторых государствах Восточной Азии, с его точки зрения, свидетельствует об обратном. Этот тезис перекликается с представлением С. Хантингтона о том, что демократизация может стать дестабилизирующим фактором в модернизирующемся обществе.
Отправной точкой процессам модернизации послужил переворот в науке, произошедший в XVII в. Его достижения способствовали трансформации всех подсистем общества. Применяя Парсоновскую схему, Н. Музелис отмечает черты модерна в политике, экономике, культуре и социальной сфере. Он стремится выделить наиболее универсальные из них, характерные не только для западного пути развития. Например, индустриализация в экономике может с успехом осуществляться как в рамках рыночного, так и в рамках планового хозяйства. В социальной сфере универсальной чертой модерна является переход от локальной социальной организации к централизованной и развитие социального обеспечения как целенаправленной государственной политики, осуществляемой специализированными институтами. В политической сфере модерн предполагает создание таких управленческих технологий, которые дают государству монополию на
Литературя-
1. Аллард Э. Сомнительные достоинства концепции модернизации / / Социс. 2002. № 9. С. 60-66.
2. Бергер П. Введение. Культурная динамика глобализации // Многоликая глобализация. М.: Аспект Пресс, 2004. С. 8-24.
3. Гидденс Э. Последствия современности // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М. :Academia, 1999. 640 с.
4. Инглхарт Р. Модернизация и постмодернизация / / Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.:Academia, 1999. С. 640
5. Масловский М.В. Современные теории модерна и модернизации // Социологический журнал. 2008. № 2. С. 39.
применение военной силы, средств надзора и экономического регулирования. Культура в процессе модернизации перестает делиться на горизонтальные и локальные сегменты, например, на народную и элитарную. Она становится национальной.
Продолжая анализ в соответствии со схемой социальной системы Парсонса, Н. Музелис утверждает, что при различных типах модернизации преобладающей является одна из подсистем. Для западной модернизации характерно преобладание экономической подсистемы, для социалистических стран и некоторых развивающихся стран характерно преобладание политической подсистемы. Многие государства Ближнего Востока представляют собой пример того, как модернизация происходит на основании преобладания культурной подсистемы.
Таким образом, на основании рассмотренных этапов эволюции теорий модернизации можно сделать вывод о том, что установление авторитарных режимов в странах Азии, Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки со временем перестало рассматриваться как провал модернизации. Современные концепции модернизации предполагают множественность ее форм и ее несведение к обязательной политической либерализации по западному образцу.
_References
1. Allard E. Sotsis (Socis), 2002, no. 9, pp. 6066.
2. Berger P. Vvedenie. Kulturnaya dinamika globalizatsii [Introduction. The cultural dynamics of globalization]. Moscow, Aspekt Press, 2004. P. 8-24.
3. Giddens A. Posledstviya sovremennosti [The consequences of modernity]: A new wave of post-industrial West. Anthology. Moscow: Academia, 1999. 640 c.
4. Inglehart R. Modernizatsiya i postmodern-izatsiya [Modernization and post-modernization]: A new wave of post-industrial West. Anthology. Moscow: Academia, 1999. 640 p.
5. Maslowskiy M.V. Sotsiologicheskiy zhurnal (Journal of Sociology), 2008, no. 2, p. 39.
6. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Пер. с нем. М.: Изд-во «Весь Мир», 2003. С. 8.
7. Хантингтон C. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс-Традиция, 2004. С. 24-25.
8. Хантингтон C. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003. С. 109.
9. Эйзенштадт Ш. Срывы модернизации / / Неприкосновенный запас. 2010. № 6 (74). С. 16-18.
10. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: Сравнительное изучение цивилизаций. M.: АспектПресс, 1999. С. 14.
11. Beck U., Giddens A. and Lash S. Reflexive Modernization, Cambridge: Polity Press., 1994. P. 23.
12. Inglehart R., Welzel C. Modernization, Cultural Change, and Democracy: The Human Development Sequence. Cambridge University Press, 2005. P. 344.
13. Mouzelis N. «Reflexive Modernization and the Third Way: The impasses of Giddens'Social Democratic Politics» // Sociological Review. 2001. Vol. 49. No. 3. P. 42.
14. Mouzelis N. Modernity: A non-European conceptualization // British Journal of Sociology. 1999. Vol. 50. No. 1. P. 141-159.
6. Habermas Yu. Filosofskiy diskurs o moderne [Philosophical discourse of modernity]. Moscow: Publishing House «Ves Mir», 2003, p. 8.
7. Huntington C. Politicheskiy poryadok v menya-yushhihsya obshhestvah [Political order in changing societies]. Moscow: Progress-Tradition, 2004, pp. 24-25.
8. Huntington C. Stolknovenie tsivilizatsiy [Clash of civilizations]. Moscow: AST, 2003. 109 p.
9. Eisenstadt S. Neprikosnovenny zapas (NZ), 2010, no. 6 (74), pp. 16-18.
10. Eisenstadt Sh. Revolyutsiya ipreobrazovanie obshhestv: Sravnitelnoe izuchenie tsivilizatsiy [Revolution and transformation of society: A comparative study of civilizations]. Moscow: Aspekt Press, 1999. P. 14.
11. Beck U., Giddens A. and Lash S. Reflexive Modernization [Reflexive Modernization]. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 23.
12. Inglehart R., Welzel C. Modernization, Cultural Change, and Democracy: The Human Development Sequence [Modernization, Cultural Change, and Democracy: The Human Development Sequence]. Cambridge University Press, 2005. P. 344.
13. Mouzelis N. Sociological Review (Sociological Review), 2001, vol. 49, no. 3, p. 42.
14. Mouzelis N. British Journal of Sociology (British Journal of Sociology), 1999, vol. 50, no. 1, pp. 141-159.
Коротко об авторе _
Могилёв В.В., аспирант, Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия vvm1989@yandex.ru
Научные интересы: политические процессы на Ближнем и Среднем Востоке, современная геополитика
_ Briefly about the author
V. Mogilyov, postgraduate, Voronezh State University, Voronezh, Russia
Scientific interests: political processes in the Near and Middle East, modern geopolitics
