CC BY
83
DOI 10.24411/2499-9679-2019-10506 УДК 008 (1-6)
Т. И. Ерохина https://orcid.org/0000-0002-8328-2546 М. А. Семенова https://orcid.org/0000-0001-7036-2486
Трансформация образа странника в отечественном кинематографе рубежа XX-XXI вв.
В статье рассматривается феномен русского странничества в отечественной культуре. Анализируются историко-культурные и философские аспекты образа странника, его генезис и эволюция. Образ русского странника крайне противоречив: своими корнями он уходит не только в христианство, но и в народные представления. Русский странник - существо пограничное, и интерес к нему актуализируется в «пограничные» моменты истории. Представления о страннике в реальной жизни прошли трансформацию - от персонажа, наделенного негативными коннотациями до праведника и святого. Странник - фигура пограничная и принадлежит разным пластам бытия: реальному и ирреальному. Тема странничества нашла свое воплощение не только в русском искусстве, но и в биографиях великих русских людей, творцов и мыслителей. Среди них было не мало тех, что выбирал странничество как некий морально-психологический метод, с помощью которого человек, ищущий самоусовершенствования, мог бы быстрее достичь цели. Акцентируется внимание на практическом и прогностическом характере образа странника. Анализируя специфику воплощения образа странника в современном кинематографе, авторы обращаются к ряду отечественных кинофильмов, в которых образ странника представлен наиболее репрезентативно. В современном российском кино анализируется тенденция исследования темы взросления при помощи мотива странничества («Коктебель» и «Возвращение»). Эта тема дана через проблему взаимоотношенияи отцов и сыновей. Режиссеры осмысляют тему семейный травм и связи поколений через совместный путь героев, который носит характер инициации, итог таких странствий неутешителен: безотцовщина, патернальная депривация, являют собой одну из важнейших проблем в России и по сей день. Еще одним вариантом интерпретации мотива странничества стала трансгрессия, феномен перехода непроходимой границы, прежде всего - границы между возможным и невозможным. Трансгрессивные персонажи представлены в фильмах «Я тоже хочу» Алексей Балабанова и «Овсянки» Алексея Федорченко. Говоря о схожести функции мотива странничества в кинолентах «Остров» и «Спасение» можно говорить о том, что странничество выступает в них в роли иерофании.
Ключевые слова: странничество, странник, отечественная культура, трансформация, кинематограф, пограничность.
T. I. Erokhina, M. A. Semenova
Transformation of the wanderer's image in the domestic cinema of the XX-XXI century
The article considers the phenomenon of Russian wandering in domestic culture. Historical-cultural and philosophical aspects of the image of the wanderer, its genesis and evolution are analyzed. The image of the Russian wanderer is extremely contradictory: its roots go not only to Christianity, but also to folk ideas. The Russian wanderer is a border creature, and interest in it is updated in the «frontier» moments of history. Perceptions of a wanderer in real life have gone through a transformation, from a character endowed with negative connotations to a righteous and a saint. The wanderer is a borderline figure and belongs to different patches of being: real and irreal. The theme of wandering was embodied not only in Russian art, but also in the biographies of great Russian people, creators and thinkers. Among them there were those who chose wandering as some moral and psychological method by which a person seeking self-improvement could achieve the goal faster. The emphasis is placed on the practical and predictive character of the image of the wanderer. Analyzing the specifics of the implementation of the image of the wanderer in modern cinema, the authors turn to a number of domestic films, where the image of the wanderer is shown in the most representative way. In modern Russian cinema, the tendency to study the topic of growing up with the help of a motive of wandering («Koktebel» and «Return») is analyzed. This theme is given through the problem of the relationship between fathers and sons. Directors understand the topic of family injuries and connection of generations through the joint path of heroes, which is the character of initiation, the result of such trips is disappointing: recuperation, paternal deprivation, they are one of the most important problems in Russia to this day. Another version of the interpretation of the motive of wandering was transgression, the phenomenon of crossing an impassable border, first of all - the boundary between possible and impossible. Transgressive characters are presented in the films «I also want» by Aleksey Balabanov and «Ovsyanki» by Aleksey Fedorchenko. Speaking of the similarity of the function of the motif of wandering in the films «Island» and «Salvation», it can be said that wandering acts as a character there.
Keywords: wandering, wanderer, domestic culture, transformation, cinema, frontier.
© Ерохина Т. И., Семенова М. А., 2019
Русское странничество является одним из парадоксальных феноменов в мировой культуре, поскольку существует в условиях культуры оседлой и домоцентричной. Русский странник часто выступает как оппонент культуры, его отличает нечто особенное, протестное, выбивающееся из общей картины мира. Отношение к его сущности крайне противоречивое - отвергая культурные установки, странник отвергается обществом, но продолжает являться предметом его интереса и почитания.
В русской культуре феномен странничества является одним из основополагающих, определяющих культурную и религиозную идентичность. Образ странника является ключевым для понимания восточного христианства, русской философии. Черты странника мы можем увидеть в облике великих русских людей, этот образ крайне востребован в русском искусстве. Образ странника, эволюционируя и трансформируясь, становится одним из ведущих мотивов русской культуры. Странничество как форма духовного самосовершенствования тесно связана с религией, поэтому часто странствующим персонажем является представитель религиозной общины, монах. Странник также оказывается «пограничным» персонажем, а интерес к нему усиливается в переходные моменты истории.
Актуальность исследования заключается в том, что мотиву странничества практически не уделялось внимания в рамках культурологических исследований. Работы, посвященные теме странничества, обращены в основном к этнографическому и философскому аспектам этого явления. Странничество анализируется в аспекте светского и религиозного содержания феномена, и учитывая то, что в современной культуре процессы секуляризации идут активно, мотив странничества в искусстве приобретает все большую значимость. Актуальность работы заключается в выборе материала исследования - анализируемые мною кинофильмы не были достаточно изучены в критике.
Обратимся к этимологии понятия «странничество». В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» связывает происхождение слова «странничество», во-первых, со старославянским «странствовати» в значении страдать, болеть, во-вторых, со словом «страница» - сторонний, посторонний, нездешний и, в-третьих, со словом «странничать» в значении чудить, делать все на свой лад [6].
Если мы обратимся к русской мифоритуаль-ной традиции, то обнаружим, что странник, бездомный человек издревле считался персонажем, который принадлежал к сфере инобытия, качественно другому пространству. Не случайно сборы и проводы путника на Руси сопровождались рядом элементов из похоронного обряда, такими как плач и причитания [30].
С принятием христианства на Руси мифологический образ странника трансформируется под влиянием священных текстов и жизнеописаний первых христиан, часто ведущих страннический образ жизни.
Странничество под влиянием формирующейся новой религиозной ментальности начинает представляться как зримый христианский подвиг, аскеза, духовное совершенствование через презрение к материальному миру.
В это время формируется и особая социальная группа, ведущая страннический образ жизни -калики перехожие. Образ калик, а вместе с тем и образ странника, вновь переживает трансформацию - представление о каликах, как физически крепких, красивых людях уступает представлению о них как нищих и увечных [25]. Далее эти внешние проявления странничества актуализируются и в облике юродивых.
Стоит отметить, что с возникновением феномена юродства странничество не только глубже проникнет в религиозную жизнь Руси, но и становится одним из проявлений святости. Между тем, начиная с юродивых, странничество начинает приобретать форму протеста против «благообразной» и «ханжеской» общественности. Странничество как протест против социума и государства актуализируется и в среде старообрядцев, с возникновением секты бегунов [17].
На основе выявленной трансформации образа странника в русской культуре, можно сформулировать также специфику черт и особенностей, присущих образу русского странника.
Этот образ противоречив: своими корнями он уходит не только в христианство, но и в народные представления. Русский странник - персонаж, который несет на себе печать потустороннего, что должно отражаться в его внешнем облике (увечность, безумие).
Также можно выявить следующую закономерность: стремление к странническому образу жизни значительно возрастает в переходные исторические моменты и является своего рода индикатором кризисного времени. Расцвет деятельности калик перехожих приходится на момент
освобождения Руси от монголо-татарского ига, когда Русь выпала почти одновременно сразу из двух главных для нее «симбиозов» - не только с татарами, но и с Византией, а феномен юродства наивысшего своего выражения достигает в XV-первой половине XVII столетия, в то время, когда христианство на Руси достигает зрелых форм, а огонь былой веры тускнеет [23].
Н. А. Хренов в своей работе «Образы великого разрыва», ссылаясь в свою очередь на К. Юнга пишет, что в художественных образах можно усматривать образы коллективного бессознательного и соотносить их с реальной историей: «К. Юнг лишь учит понимать, что если смысл этих радикальных изменений перевести на язык архетипов, то сопровождающий каждую попытку в российской истории построить «Третий Рим» (средневековая Русь, эпоха Петра I, большевистская Россия) культ оседлости, прикрепленности к пространству, прежде всего государственному, в настоящий момент сменяется комплексом «растекания» как противовеса комплексу «отвердения» или, иначе говоря, преодолением пространства, странничеством» [28, с. 328].
Со времен правления Петра I странничество, в связи с политикой государства, которое, по сути, занималось его искоренением (прикрепление странников к монастырям, паспортный контроль и т. п.), как реальная жизненная практика угасает, но перемещается в сферу художественной культуры.
Образ странника широко воплотился в русском искусстве: героями-странниками богата отечественная литература, странники не раз изображались на полотнах русских художников. Феномен странничества перестает трактоваться исключительно в рамках богословия, интерес к нему актуализируется в трудах видных русских философов - Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, «задумчивого странника» В. В. Розанова, П. П. Флоренского. Идея странничества находит свое отражение и в жизнетворчестве великих русских людей, творческая личность становится своеобразным подвижником нового времени. Идея странничества легла в основу жизненной модели Л. Н. Толстого и философии толстовства, нашла отражение в жизнетворчестве поэта Н. С. Гумилева и «русского дервиша» Велимира Хлебникова, культурной деятельности семьи Рерихов и философии Елены Блаватской.
С изобретением кинематографа образ странника находит свое выражение и на киноэкранах. В 1918 году, на заре рождения кинематографа в
России образ странника появляется в фильме Якова Протазанова «Отец Сергий». Это немой художественный фильм 1918 г., одно из выдающихся произведений отечественного кинематографа.
Этот российский фильм во многих отношениях уникален. Являясь своеобразным творческим итогом всего развития дореволюционного русского кино, эта лента без сомнения может быть включена в контекст мирового кинематографа как редкий образец раннего прорыва к глубинам постижения психологии человека на экране, и образ странника в исполнении блистательного Ивана Мозжухина является ключевым в этом отношении.
Идея Л. Н. Толстого была интерпретирована в духе революционного времени. Главный герой становится безымянным бродягой, разочаровавшись в жизни и Боге. Странничество становится протестом против несправедливой и бессмысленной жизни. Печален конец истории отца Сергия - он пойман полицией и сослан в Сибирь.
Успех «Отца Сергия» после выхода его на экран в 1918 году был огромным. Правда, шел он не во всех кинотеатрах, его демонстрация в рабочих клубах была запрещена. Советские критики плохо отзывались о картине и ее создателе, учуяв в «Отце Сергии» дух, чуждый пролетарскому искусству. Протазанову вменялось в вину, что он не изобличил церковь в стиле агиток и далее образ странника по понятным идеологическим причинам вовсе вытесняется из кино.
Возвращение на киноэкраны героя-странника начинается в период «оттепели», когда в области духовной жизни происходит относительная реабилитация духовных ценностей, изживается схематизм и догматизм соцреализма и возникает интерес к более углубленному художественному исследованию внутреннего мира человека.
Киновед и культуролог Н. А. Хренов высказывает мысль о том, что странник становится новым героем советского времени: «Мессианский тип личности, определивший кинематограф большевистского «третьего Рима» оттеснялся на задний план, угасал. Революционные фильмы как-то заметно стали демонстрировать очищенную от идеологической интерпретации авантюрную, приключенческую основу. И на этом фоне следовало ожидать активизации альтернативной или лиминальной традиции, а следовательно, и героя нового типа. Таким героем явился странник, человек не связанный с каким-то конкретным пространством» [28, с. 329].
Своеобразный мотив странничества мы можем увидеть даже в военных фильмах того времени, например, в «Балладе о солдате» Г. Чухрая - одного из самых знаковых режиссеров эпохи «оттепели». Действие картины разворачивается в годы Великой Отечественной войны, но, несмотря на это, о войне как таковой -лишь несколько сцен в начале фильма. «Баллада о солдате» - это история нескольких дней пути от передовой до родного дома, история о череде знакомств, встреч, и рождении первой любви. Мотив пути главного героя лежит в основе нового принципа сюжетосложения, нового уровня постижения героики и трагизма войны, помогает раскрыть личность главного героя.
Далее тема странничества будет усложняться и обрастать философскими смыслами в творчестве Андрея Тарковского. В годы «оттепели» он приступает к работе над фильмом «Андрей Рублев», который повествует о странствующем монахе-иконописце. Странничество для главного героя становится своеобразным способом постижения мира, способствует внутреннему, духовному самоуглублению - чем дальше он уходит по дорогам Руси, тем больше постигает и самого себя. Символично, что в конце черно-белой картины возникают цветные кадры рублевской «Троицы»: три беседущих Ангела-странника. После «Андрея Рублева» у режиссера будут не менее известные фильмы «Солярис», «Сталкер» и «Ностальгия», которым также присущ мотив странничества.
В 88-ом году, когда в стране уже обозначился кризис социалистического строя, Александр Со-куров снимет фильм «Дни затмения», который повествует о молодом враче Дмитрии Малявине, волей судьбы оказавшимся в небольшом захолустном городке Средней Азии, который в контексте фильма можно назвать метафорой отживающего свой век Союза. Все, что связано с порядком и идеологией меркнет на фоне вечных гор пустыни - облупившиеся бюсты вождей, истлевшие транспаранты, полузасыпанная песком огромная пятиконечная звезда. Каждый из героев фильма на фоне этого «затмения» ищет свой способ спастись, а главный герой выводит следующую формулу: «Мне все равно где жить, отсутствие дома даже как-то помогает», и направляет свои силы на духовную миссию -спасение жизней и осуществление своего призвания.
В 91-ом году многие вспомнят этот фильм как пророчество, предсказание развала Советского
Союза. В связи с этим невозможно не отметить тот факт, что это был не первый случай, где странничество имело прогностический характер. «Сталкер» Андрея Тарковского, например, также во многом оказался предвестником нравственных и техногенных катастроф своего века.
В смутное время «лихих 90-х» архетипиче-ский образ странника в кино неожиданным и парадоксальным образом актуализируется в образе легендарного Данилы Багрова в дилогии «Брат» и «Брат-2» Алексея Балабанова. Образ странника в роли Данилы, конечно, специфичен и был рожден соответствующей эпохой. Но в образе главного героя мы угадываем не только киллера, но и странствующего рыцаря: Данила Багров беспощаден с негодяями, благороден с женщинами, защищает справедливость, не дает в обиду слабых и даже брату прощает предательство.
Но еще более интересен в этом отношении образ Немца - бездомного бродяги, нашедшего свое пристанище на Смоленском лютеранском кладбище. Это первый герой, с которым вступает в коммуникацию Данила, приехав в Петербург, диалог с ним же завершает его пребывание в городе. Немец в самом начале фильма предостерегает Данилу: «Хм... город!.. Город - страшная сила. А чем больше город, тем он сильнее. Он засасывает!.. Только сильный может. выкарабкаться. Город забирает силу, сильный приходит и становится слабым». Немец как настоящий странник отрицает цивилизацию, находится в оппозиции к ней. Вместе с тем он является самым человечным персонажем: не отвечает злом на зло и насилием на насилие, бескорыстно и искренне старается помочь главному герою. Это единственный человек, который не принимает деньги из рук Данилы в финале фильма. «Вот ты говорил, город - сила. А тут слабые все», - произносит Данила. Немец отвечает: «Город - это злая сила. Сильный приезжает, становится слабым. Город забирает силу. Вот и ты пропал». Немец выделяется из всей системы персонажей, являясь бесстрастным наблюдателем эпохи.
Мотив странничества в целом присущ многим фильмам А. Балабанова. Стоит отметить, что в системе персонажей данного режиссера особое место отведено иностранцу, чей образ так или иначе родственен образу странника.
Иностранцем является Иоганн из «Уродов», Якут из «Кочегара», и Землемер из «Замка» - все они чужаки, пришельцы, люди без дома и корней. Применительно к мотиву странничества из фильмографии режиссера можно выделить кар-
тину «Замок», снятую по одноименному роману Ф. Кафки.
Землемер - главный герой, все время находится в пути, желание проникнуть в загадочный Замок все время движет им, но никак не находит разрешения, герой становится заложником пограничной ситуации.
Кинокритик Андрей Плахов назвал ключом к пониманию творчества Балабанова трансгрессию, этот термин неклассической философии, означает феномен перехода непроходимой границы, прежде всего - границы между возможным и невозможным. Странник, безусловно, также является трансгрессивным персонажем по своей сути.
Странничество окажется главным сюжетооб-разующим элементом в последнем фильме режиссера «Я тоже хочу» (2012 г.), который повествует о путешествии пяти человек - Музыканта, Бандита, Проститутки, Алкоголика и Старика. Образы этих героев собирательные, в духе народной сказки. Зрителю почти не открывается ни прошлое героев, ни их настоящие имена. Отправляются герои к мистической Колокольне, которая «забирает» избранных людей куда-то, где есть Счастье.
Героями Балабанова часто являются аутсайдеры и маргиналы, люди, оказывающиеся на грани, находящиеся в поиске своего места, будучи не в состоянии найти гармонию с окружающим миром. Его герои вынуждены взаимодействовать с враждебным к ним миром через насилие, и в фильмах Балабанова оно фигурирует в различных формах: от криминальных разборок до сексуального насилия. В фильме «Я тоже хочу» жестокости практически нет, отрицание враждебного мира не оборачивается попыткой его уничтожения, а выражается в побеге от не него, эскапизмом. К тому же сюжет фильма разворачивается под монотонные лирические напевы Леонида Федорова и группы «АукЫон», которые придают фильму особое медитативное настроение. Но, тем не менее, картина снята в узнаваемом «бала-бановском» стиле. Эстетика «пограничности», так или иначе характерная для всех фильмов Балабанова, в «Я тоже хочу» достигает наивысшей выразительности.
В 2000-е годы на фоне миллениума, социального стресса, вызванного рядом радикальных политических и социально-экономических реформ, проводимых в стране в течение двух последних десятилетий, отсутствия сформировавшейся системы ценностей взамен разрушенной
советской, странничество также приобретает все более пессимистичный характер.
В 2003-ем году Андрей Звягинцев снимает «Возвращение», сюжет которого повествует о путешествии двух мальчиков и их отца, которого они не видели в течение 12 лет. Путешествие напоминает инициацию: по дороге отец преподает мальчикам школу выживания, подвергает их ряду жестоких наказаний и испытаний. Для сыновей же эта поездка становится скорее попыткой «полюбить» отца, вновь обрести доверие. Но постоянные унижения с его стороны и жестокое обращение мешают «возвращению» отца в сердца сыновей.
Кинокритики часто связывают этот фильм с «Ивановым детством» Тарковского, только «это Иваново и Андреево детство без войны, но в мире, полном неформулируемой тревоги и тяжелых предчувствий, мире, безусловно, мужском и, очень похоже, русском» - пишет кинокритик А. Плахов [18].
В этом же году, что и «Возвращение» (2003) выходит картина режиссеров Бориса Хлебникова и Алексея Попогребского - «Коктебель».
Сюжет фильма также повествует о путешествии отца и сына. Конечная цель их путешествия кажется конкретной и вынесена в название. Но Коктебель, который они ищут, не найдешь на карте, потому что Коктебель, о котором рассказывает отец сыну - это мечта о свободе и недосягаемом счастье.
Проводя параллели с «Возвращением» нельзя не отметить похожей идеи воссоединения отцов и детей, которого так и не произойдет.
Также после церковной реабилитации 00-х на российских экранах появляются фильмы, где присутствует мотив религиозного странничества, фильмы, где в роли главного героя-странника выступает представитель религиозной общины, монах. Яркий пример - кинофильм «Остров» Павла Лунгина (2006 г.).
Странничество в этом фильме стоит трактовать символически: отплытие на остров становится путем на встречу с Богом. Если расширить границы - то существование в условиях монастыря, вдали от цивилизации, тоже можно назвать странничеством, а в конечном счете вся земная жизнь отца Анатолия может быть рассмотрена как метафора пути к Богу.
Очень важно подчеркнуть, что мотив странничества в данном фильме оказывается тесно связан с образом природы. Оказавшись на острове, главный герой зарывается лицом в мох, в этой
сцене мы видим сходство, например, с героем Сталкера у Андрея Тарковского. Во время молитвы отец Анатолий прислоняется к камням, перебирает в руках траву, словно дотрагиваясь «до самого Бога».
Остров в сцене изгнания бесов наравне с главным героем становится полноправным действующим лицом. Он становится своего рода «местом силы», намоленным местом, обиталищем Бога.
Главную роль - отца Анатолия - в фильме исполнил российский рок-музыкант, поэт и актер Петр Мамонов, который и в фильме, и на сцене придерживается образа «юродствующего»: изобличает себя и других в карнавальной и смеховой форме.
Тема странничества может быть раскрыта и на примере других персонажей, которые, на первый взгляд, играют второстепенную, но не менее значимую в общем контексте, роль. Я имею ввиду героев, которые приплывают на остров с «большой земли», ведь для них это путешествие становится тоже своего рода странничеством.
Режиссер «Острова» всеми средствами нагнетает православную и экзистенциальную духовность, создавая яркие и четкие образы «добра» и «зла».
Менее назидательным в этом плане получился фильм Ивана Вырыпаева «Спасение» (2015 г.) с Полиной Гришиной в главной роли. Данная кинокартина выделяется из ряда подобных отечественных фильмов тем, что в главной роли, во-первых, женщина, а во-вторых, представитель другой религиозной конфессии. К тому же язык фильма - английский, картина демонстрировалась в России с субтитрами.
Сюжет кинофильма повествует о молодой служительнице католического польского монастыря - сестре Анне, которая отправляется с миссией в край Ладакх, часть индийского Тибета.
По приезду в распоряжении Анны оказывается несколько свободных дней. Для монахини это настоящая катастрофа: остаться один на один с внешним миром, который представляет «некоторую проблему» и по сути является чужой и враждебной средой. Героиня напугана, нарушен привычный порядок ее жизни. Но «разрыв шаблона» побуждает ее взглянуть на мир под другим углом, начать интегрироваться в новую среду: Анна бережно достает из рюкзака ритуальные предметы - потир, Библию - и начинает искать им место в номере. Пригодным для этого оказывается только столик с начертанной на нем Ман-
далой - взаимодействие начинается, и, как оказывается, противоположности вовсе не обязаны противоречить друг другу.
Стоит отметить, что «Спасение» в этом плане рифмуется с «оскароносной» «Идой» Павла Пав-ликовского, где молодая девушка, прежде чем окончательно уйти в монастырь, тоже была вынуждена окунуться в реальную жизнь.
Главная героиня постоянно находится в движении: вот она идет по Варшаве, садится в автобус, проходит паспортный контроль в аэропорту, летит в самолете, гуляет по рынку, взбирается на гору. Какие мысли ее при этом посещают, зрителю не открывается - никаких монологов, мыслей вслух.
Странствуя, Анна практически не вступает в вербальную коммуникацию с людьми, все ее силы направлены на саморефлексию. За все время пребывания в Ладакхе она вступит в разговор всего пару раз, не считая таких мелких бытовых ситуаций, как, например, регистрация в отеле. На ее пути возникнет две ключевых встречи, вначале с молодой туристкой, которая вовлекает ее в «философский» диспут на тему «человека-пылесоса», а затем с музыкантом из США, который будет ошеломлен тем, что Анна никогда не слышала о популярной рок-группе «и-2». Но, несмотря на духовную пропасть между персонажами, главная героиня пытается ее преодолеть, понять своих собеседников, найти в них то общее, что соединяет всех людей.
Концепция фильма основывается на взаимодействии контрастов, смешении языков и традиций: Анна в строгой рясе на фоне буддийского многоцветия, люди и инопланетяне, католический храм в горах Тибета, изображение Христа по буддийским иконографическим канонам -противоположности не противодействуют, а сходятся в единой точке многообразного и сложного бытия.
Вырыпаев в своей истории о сестре Анне показывает нам путь развития в условиях глобального общества. Известно, что глобализация - неизбежный процесс, которому нет альтернативы. Но есть альтернатива внутри глобализации. И история «Спасения» демонстрирует нам самую оптимальную: уважительно принимать чужую культуру, не отвергая своей, находить точки соприкосновения, обогащать разные подходы к единой истине, создавать условия диалога. «Для меня это фильм о моей стране, - отмечает Иван Вырыпаев в официальном комментарии к «Спасению». - Образ моей страны я представил в виде главной героини. Я
попытался показать, как выглядит наша главная российская проблема - коммуникация с другим миром. И как важно наладить эту коммуникацию, но не потерять себя».
Итогом странствия монахини окажется то, что она примет «внешнего врага», однонаправленность ее поиска сменит открытость перед миром, а живая вера - катехизис. Вырыпаеву удается показать трансформацию монахини из догматизированного адепта в ищущую, переживающую личность, открытую миру.
Резюмируя, можно сказать, что мотив странничества в отечественном кино существует с первых дореволюционных лент и является востребованным вплоть до настоящего момента. Интерес к образу странника, как правило, актуализируется в переходные моменты истории, его появление на киноэкранах часто является своеобразным индикатором кризисного времени. В свою очередь, в каждую эпоху этот архетипич-ный образ наделяется соответствующими для своего времени коннотациями: в предреволюционной ленте «Отец Сергий» отправиться героя в путь побуждает отчаяние и безуспешный поиск смысла и Бога в церкви, в период «оттепели» мотив странничества помогает раскрыть тонкие и личные психологические качества героев («Баллада о Солдате»), наводит на размышления о духовных корнях и историческом прошлом («Андрей Рублев»), в позднесоветский период странничество предостерегает о ненадежности любой идеологии («Дни затмения») и последствиях разрыва связи человека и природы в новом технократическом обществе («Сталкер», «Солярис»). В 90-е годы странничеством спасаются от опасностей продажного мира («Брат»), после 00-х герои-странники пытаются нащупать утраченную связь поколений («Возвращение», «Коктебель») и утвердиться в новых духовных ценностях («Остров»), найти гармонию в сложном глобализирующемся мире («Спасение»).
Библиографический список
1. Андрей Звягинцев [Электронный ресурс] / А. Звягинцев. - URL: http://az-film.com/ru/
2. Бердяев, Н. А. Душа России [Текст] / H. A. Бердяев. - Л. : Сказ, 1990. - 255 с.
3. Булгаков, С. Н. Тихие думы [Текст] / С. Н. Булгаков. - М. : Изд. Г. А. Лемана и С. И. Сахарова, 1918. - 203 с.
4. Гиляревский, A. C. Древнерусское паломничество / A. C. Гиляревский // Древняя и Новая Россия. -1878. - № 8. - С. 327-343.
5. Гачев, Г. Д. Национальные образы мира [Текст] / Г. Д. Гачев. - М. : Ин-т ДИ-ДИК, 1999 г. - 367 с.
6. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. [Текст] / В. И. Даль. - Спб., 1863-1866.
7. Дорофеев, Д. Введение в историю странничества в западноевропейской и русской культурах. [Электронный ресурс] / Д. Дорофеев. - URL: http ://anthropology. rchgi.spb.ru/dok 16.htm
8. Ерохина, Т. И., Семенова М. А. Грани странничества в современном отечественном кинематографе [Текст] // Ярославский педагогический вестник. -2015. - № 3. - С. 337-342.
9. Злотникова, Т. С., Ерохина Т. И. Homo extremis русской культуры (семантика «пограничности») [Текст] / Т. С. Злотникова, Т. И. Ерохина // Ярославский педагогический вестник. - 2016. - № 3.
10. Иоанн Лествичник. Лествица [Текст] / Иоанн Лествичник. - М., 2000. - 53 с.
11. Ильин, С. С. О концепте «странник в истории русской культуры» [Текст] / С. С. Ильин // Научный вестник РГГУ «Культурология. Искусствоведение. Музеология». - 2012. - № 11(91).
12. Кувшинова, М. Балабанов [Текст] / М. Кувшинова. - Спб. : Сеанс, 2015. - 192 с.
13. Кувшинова, М. Кино как визуальный код [Текст] / М. Кувшинова. - Спб. : Сеанс, 2014. - 320 с.
14. Летина, Н. Н. Теоретико-методологические основания изучения проблемы «рубежности» как куль-турфилософского концепта [Текст] / Н. Н. Летина // Ярославский педагогический вестник. - 2012. - № 3.
15. Модели спасения в общественном сознании Древней Руси XI-XV вв. [Текст] // В поисках исторической психологии. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. - СПб. : Издательство «Третья Россия», 1997.
16. Островский, А. Б., Чувьюров, А. А. Беловодье староверов Алтая [Текст] // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. - 2011. - № 3.
17. Панченко, A. M. Юродивые на Руси [Текст] / A. M. Панченко // Панченко A. M. Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб. : Юна, 1999. -520 с.
18. Плахов, А. Иваново и Андреево детство [Текст] // Коммерсант. - 2003. - № 150.
19. Плахов, А. Кино на грани нервного срыва [Текст] / А. Плахов. - Спб. : Сеанс, 2014. - 424 с.
20. Разлогов, К. Мировое кино. История искусства экрана [Текст] / К. Разлогов. - М. : Эксмо, 2013. - 688 с.
21. Розанов, В. В. Странствующее христианство [Электронный ресурс] / В. В. Розанов. - URL: http ://az. lib.ru/r/rozanow_w_w/text_1906_stranstvuyuche e_christianstvo. shtml
22. Секацкий, А. Отцеприимство [Текст] // Сеанс. -2005. - № 21/22.
23. Смирнов, И. П. Генезис. Философские очерки по социокультурной начинательности [Текст] / И. П. Смирнов. - СПб. : Алетейя, 2006.
24. Фаленкова, Е. В. Феномен духовного странничества в творчестве Л. Н. Толстого и культурно-
философском контексте XIX - начала XX в. [Текст] // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2012. - № 1.
25. Федоровская, Н. А. О роли каликов перехожих в отечественной культуре X - начала ХХ в. [Текст] / Н. А. Федоровская // Вестник Челябинского государственного университета. - 2010. - № 16 (197). - С. 61-64.
26. Шкловский, В. Б. Лев Толстой [Текст] / В. Б. Шкловский. - М. : Мол. гвардия, 1963. - 864 с.
27. Хайнади, 3. Странник и скиталец в европейской и русской литературах [Текст] // Литература. -2003. - № 11. - С. 2-3.
28. Хренов, Н. А. Образы Великого разрыва. Кино в контексте смены культурных циклов [Текст] / Н. А. Хренов. - М. : Прогресс-Традиция, 2008. -536 с.
29. Хренов, Н. А. Переходные процессы в русской художественной культуре: Новое и Новейшее время [Текст] : сборник / под ред. Н. А. Хренова. - М. : Наука, 2003. - 495 с.
30. Щепанская, Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX вв. [Текст] / Т. Б. Щепанская. - М. : Индрик, 2003. - 528 с.
31. Энциклопедия отечественного кино [Электронный ресурс]. - URL: http://2011.russiancinema.ru
Reference List
1. Andrej Zvjagincev = Andrey Zvyagintsev [Jel-ektronnyj resurs] / A. Zvjagincev. - URL: http://az-film.com/ru/
2. Berdjaev, N. A. Dusha Rossii = Soul of Russia [Tekst] / H. A. Berdjaev. - L. : Skaz, 1990. - 255 s.
3. Bulgakov, S. N. Tihie dumy = Silent thoughts [Tekst] / S. N. Bulgakov. - M. : Izd. G. A. Lemana i S. I. Saharova, 1918. - 203 s.
4. Giljarevskij, A. C. Drevnerusskoe palomnichestvo = Old Russian pilgrimage / A. C. Giljarevskij // Drevnjaja i Novaja Rossija. - 1878. - № 8. - S. 327-343.
5. Gachev, G. D. Nacional'nye obrazy mira = National images of the world [Tekst] / G. D. Gachev. - M. : In-t DI-DIK, 1999 g. - 367 s.
6. Dal', V. I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskogo jazyka: V 4 t. = The defining dictionary of the living Great Russian language: In 4 vol. [Tekst] / V. I. Dal'. -Spb., 1863-1866.
7. Dorofeev, D. Vvedenie v istoriju strannichestva v zapadnoevropejskoj i russkoj kul'turah = Introduction to the History of Wandering in Western European and Russian Cultures [Jelektronnyj resurs] / D. Dorofeev. - URL: http ://anthropology. rchgi.spb. ru/dok 16. htm
8. Erohina, T. I., Semenova M. A. Grani strannichestva v sovremennom otechestvennom kinematografe = The facets of wandering in modern domestic cinema [Tekst] // Jaroslavskij pedagogicheskij vestnik. - 2015. - № 3. -S. 337-342.
9. Zlotnikova, T. S., Erohina T. I. Homo extremis russkoj kul'tury (semantika «pogranichnosti») = Homo extremis of Russian culture (semantics of «frontier»)
[Tekst] / T. S. Zlotnikova, T. I. Erohina // Jaroslavskij pedagogicheskij vestnik. - 2016. - № 3.
10. Ioann Lestvichnik. Lestvica = Lestvitsa [Tekst] / Ioann Lestvichnik. - M., 2000. - 53 s.
11. Il'in, S. S. O koncepte «strannik v istorii russkoj kul'tury» = About the concept «stranger in the Russian culture history « [Tekst] / S. S. Il'in // Nauchnyj vestnik RGGU «Kul'turologija. Iskusstvovedenie. Muzeologi-ja». - 2012. - № 11(91).
12. Kuvshinova, M. Balabanov = Balabanov [Tekst] / M. Kuvshinova. - Spb. : Seans, 2015. - 192 s.
13. Kuvshinova, M. Kino kak vizual'nyj kod = Cinema as a visual code [Tekst] / M. Kuvshinova. - Spb. : Seans, 2014. - 320 s.
14. Letina, N. N. Teoretiko-metodologicheskie osno-vanija izuchenija problemy «rubezhnosti» kak kul'turf-ilosofskogo koncepta = Theoretical and methodological grounds for studying the problem «frontier» as a cultural phylosophical concept [Tekst] / N. N. Letina // Jaroslav-skij pedagogicheskij vestnik. - 2012. - № 3.
15. Modeli spasenija v obshhestvennom soznanii Drevnej Rusi XI-XV vv. = Models of rescue in the public consciousness of ancient Russia in XI-XV centuries. [Tekst] // V poiskah istoricheskoj psihologii. Tezisy dokladov i soobshhenij mezhdunarodnoj nauchnoj kon-ferencii. - SPb. : Izdatel'stvo «Tret'ja Rossija», 1997.
16. Ostrovskij, A. B., Chuv'jurov, A. A. Belovod'e staroverov Altaja = Belovodie of Altai old-belivers [Tekst] // Vestnik Russkoj hristianskoj gumanitarnoj akademii. - 2011. - № 3.
17. Panchenko, A. M. Jurodivye na Rusi = Holy fools in Russia [Tekst] / A. M. Panchenko // Panchenko A. M. Russkaja istorija i kul'tura: Raboty raznyh let. -SPb. : Juna, 1999. - 520 s.
18. Plahov, A. Ivanovo i Andreevo detstvo = Ivan and Andrey's childhood [Tekst] // Kommersant. - 2003. -№ 150.
19. Plahov, A. Kino na grani nervnogo sryva = Cinema on the verge of a nervous breakdown [Tekst] / A. Plahov. - Spb. : Seans, 2014. - 424 s.
20. Razlogov, K. Mirovoe kino. Istorija iskusstva jekrana = World cinema. Screen art history [Tekst] / K. Razlogov. - M. : Jeksmo, 2013. - 688 s.
21. Rozanov, V. V Stranstvujushhee hristianstvo Wandering Christianity [Jelektronnyj resurs] / V. V. Rozanov. - URL: http ://az. lib.ru/r/rozanow_w_w/text_1906_stranstvuyuche e_christianstvo. shtml
22. Sekackij, A. Otcepriimstvo = Perception of a fa-ther[Tekst] // Seans. - 2005. - № 21/22.
23. Smirnov, I. P. Genezis. Filosofskie ocherki po sociokul'turnoj nachinatel'nosti = Genesis. Philosophical essays on sociocultural beginnings [Tekst] / I. P. Smirnov. - SPb. : Aletejja, 2006.
24. Falenkova, E. V. Fenomen duhovnogo strannichestva v tvorchestve L. N. Tolstogo i kul'turno-filosofskom kontekste XIX - nachala XX v. = The phenomenon of spiritual wandering in L. N. Tolstoy's works and the cul-
tural and philosophical context of the XIX - early XX century [Tekst] // Izvestija vysshih uchebnyh zavedenij. Povolzhskij region. Gumanitarnye nauki. - 2012. - № 1.
25. Fedorovskaja, N. A. O roli kalikov perehozhih v otechestvennoj kul'ture X - nachala HH v. = About the role of pilgrims in the national culture of the X - early XX century [Tekst] / N. A. Fedorovskaja // Vestnik Chel-jabinskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2010. -№ 16 (197). - S. 61-64.
26. Shklovskij, V B. Lev Tolstoj = Leo Tolstoy [Tekst] / V B. Shklovskij. - M. : Mol. gvardija, 1963. - 864 s.
27. Hajnadi, 3. Strannik i skitalec v evropejskoj i russ-koj literaturah = A wanderer and a maverick in European and Russian literature [Tekst] // Literatura. - 2003. -№ 11. - S. 2-3.
28. Hrenov, N. A. Obrazy Velikogo razryva. Kino v kontekste smeny kul'turnyh ciklov = Images of the Great break. Cinema in the context of changing cultural cycles
[Tekst] / N. A. Hrenov. - M. : Progress-Tradicija, 2008. -536 s.
29. Hrenov, N. A. Perehodnye processy v russkoj hudozhestvennoj kul'ture: Novoe i Novejshee vremja = Transition processes in Russian artistic culture: new and recent times [Tekst] : sbornik / pod red. N. A. Hrenova. -M. : Nauka, 2003. - 495 s.
30. Shhepanskaja, T. B. Kul'tura dorogi v russkoj mi-foritual'noj tradicii XIX-XX vv. = The culture of the road in the Russian mythoritual tradition of the XIX-XX centuries. [Tekst] / T. B. Shhepanskaja. - M. : Indrik, 2003. -528 s.
31. Jenciklopedija otechestvennogo kino = Encyclopedia of Russian cinema [Jelektronnyj resurs]. - URL: http://2011 .russiancinema.ru
Дата поступления статьи в редакцию: 11.04.2019 Дата принятия статьи к печати: 27.06.2019
