CC BY
329
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. № 2. С. 179-187.
УДК 930 П.А. Ремнев
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБРАЗА АЛЕКСАНДРА I В ВОСПРИЯТИИ ДЕКАБРИСТОВ
Рассматриваются проблемы эволюции образа императора Александра I в восприятии декабристов на протяжении его правления. Процесс изменения образа разделен на пять периодов.
Ключевые слова: декабристы, самодержавие, монархия, император Александр I.
Личность Александра I особенно сложна и многогранна, если попытаться проследить трансформацию и эволюцию взглядов современников на сам институт монархии. Мнение декабристов относительно Александра важно не только потому, что они выражали мнение прогрессивных, либерально настроенных кругов российского общества, но и потому, что они отражают кризис образа царя в восприятии русской элиты в целом. На различных этапах царствования участники тайных обществ, позже названные декабристами, воспринимали царя по-разному. Условно можно выделить пять этапов царствования Александра в восприятии декабристов.
1. От вступления на престол и до начала Отечественной войны его воспринимали как «спасение» России от тирании Павла I. Необходимо отметить, что большинство декабристов тогда еще были очень молоды и по большей части не имели собственного представления о правлении Павла. В абсолютном большинстве случаев они просто повторяли слова старшего поколения о бессмысленных жестокостях этого «странного» императора.
2. После начала Отечественной войны и до начала заграничных походов русской армии он представлялся декабристам «спасительным символом» русского народа, вокруг которого сплотились все сословия. Он был лично храбр, хоть и не имел таланта командовать, страдал за Отечество и был готов пожертвовать всем, чтобы изгнать из него Наполеона, был великодушен и прекрасен.
3. Во время заграничных походов, вплоть до полного разгрома Наполеона и его ссылки на остров Св. Елены. Здесь впервые в доселе незапятнанном образе Александра I начинают появляться первые отрицательные черты. Безусловно, он по-прежнему оставался «избавителем Европы» от «корсиканского чудовища», но при этом декабристы, сопровождавшие его в походах, замечали в нем зарождающееся чувство стеснения за своих офицеров и солдат и даже некоторой антипатии к русским вообще. Однако он по-
© П.А. Ремнев, 2010
прежнему увлекал декабристов своим либерализмом, стремлением к реформам.
4. Во время европейских конгрессов и Священного союза происходит перелом в восприятии Александра I. Хотя он и дал конституцию Польше, но не сделал того же в России. Он как бы забыл Россию, увлекшись делами Священного союза, попал под реакционное влияние австрийской дипломатии, выступил против либерализма и освободительного движения в Европе. Россия под его правлением постепенно превращалась в «жандарма Европы». И как следствие, возникают первые протодекабристские тайные общества.
5. До смерти Александра I в Таганроге в 1825 г. В представлении декабристов он по-прежнему герой, освободитель России и Европы, однако он и отступник, предавший свои прежние идеалы, забывший Россию, которую он отдал во властвование деспоту А.А. Аракчееву. В армии царствует муштра, военные поселения бунтуют, недовольство выказывает даже гвардия («бунт» Семеновского полка). В дополнение ко всему Александр ясно показывает, что ему нет дела до управления империей, впадает в апатию и мизантропию. С этого времени он погружается в мистицизм, занят в основном спасением собственной души. В этот период декабристы активно разрабатывают планы переустройства России, возникают мысли о цареубийстве.
Рассмотрим кратко каждый из этих этапов.
В оценке личности отца Александра, Павла I, декабристы были едины: уже будучи в ссылке А.Ф. Бриген называл его «извергом с мелкой душой и кропотливым самолюбием без истинного чувства собственного достоинства» [1]. В.И. Штейнгейль обвинял его в «подозрительности и предубеждении» с которыми он вступил на престол и говорил о тысячах невинных людей, пострадавших по тайным доносам [2]. М.А. Фонвизин отмечал, что Павел был «болезненно раздражителен до исступления и бешенства», он «всячески унижал дворян, нарушая их привилегии, подвергая телесному наказанию, торговой казни и ссылки в Сибирь без суда». Впрочем, тот же Фонвизин, в оправдание Павла, сделал допущение, что таким его сделало воспитание и многолетний образ жизни, кото-
рый он вел в Гатчине, нуждающийся и всеми забытый [3].
Однако, несмотря на отрицательную оценку правления Павла I, декабристы противоречиво относились к его убийству и дворцовому перевороту, считая это как преступлением, так и необходимым злом. Они винили в перевороте и убийстве Павла не самого Александра, а заговорщиков, прежде всего графа П. А. Палена, буквально вынудившего наследника преступить сыновние чувства и согласиться на участие в заговоре [4]. Также Александр, по мнению М. А. Фонвизина, считал возможным сохранить Павлу жизнь: он потребовал у Палена торжественную клятву, что свергнутый император останется в живых [5]. Все это подчеркивало благородный характер Александра, но вместе с тем его молодость и наивность в политике. Декабристы сочувственно относились к еще молодому Александру, обманутому заговорщиками, хотя и невозможно доказать, действительно ли тот считал возможным сохранить отцу жизнь или это была его первая лицемерная игра? Как бы то ни было, но в представлении декабристов Александр I взошел на престол незапятнанным.
Начало царствования Александра I воспринималось как время расцвета новых надежд. Вот как писал, оценивая начало нового царствования Александра, А.М. Муравьев: «После краткого и несчастливого правления Павла I восшествие на российский престол Александра было встречено единодушным и искренним одобрением. Никогда еще большие ожидания не связывались у нас с наследником власти. Спешили забыть о сумасбродном царствовании» [6]. Декабристы, как и многие либерально настроенные члены русского общества, открыто выражали надежду на скорые перемены. Не зря Александра они подчеркнуто называли истинным учеником Ф.Ц. Лагарпа -искреннего республиканца по своим убеждениям. Впрочем, можно утверждать, что «либерализм» Лагарпа сильно преувеличен. Несмотря на его безусловную приверженность философии Просвещения, дальше увлечения юного великого князя идеями свободы и равенства дело не пошло. В конечном итоге, на практике Ла-гарп показал себя умеренным консерватором, выступающим за сохранение су-
ществующих порядков. Впоследствии, при воцарении Александра, когда воспитанник обратился к нему за советом, Ла-гарп не выказывал склонности к реформаторству, не говорил о необходимости освобождения крестьян и даже не соглашался с теми русскими прогрессистами, из числа приближенных друзей Александра, которые настаивали на необходимости отмены крепостного права. Точно так же в своих записках, которые он представлял императору в начале царствования, Лагарп, по свидетельству Н.И Тургенева, не говорил ничего о кардинальных изменениях в системе государственных учреждений, совершенно не касался необходимости устранения недостатков в управлении и злоупотреблений чиновников, которые не могли не поражать даже самого равнодушного наблюдателя [7].
Очевидно, Екатерина II понимала, когда подбирала воспитателя для своих внуков, что Лагарп по своей сути консерватор, а его либерализм - вполне умеренный. Вероятно, доверив воспитание внуков такому «консервативному либералу», она ограничилась намерением, что он в духе «просвещенного абсолютизма» лишь внушит наследнику идеалы гражданственности, законности. При этом она мало заботилась о формировании прочной теоретической и практической базы, на основе которой можно было бы совершать радикальные преобразования. Он должен был дать Александру главным образом ясное понимание того, что государственные реформы нужно производить крайне осмотрительно. Это было вполне в духе самой Екатерины II, стремившейся создать в Александре некую отдаленную копию себя самой, воплощающего идеал «просвещенного» монарха, правящего при помощи законов, а также стоящего, при всей сопутствующей и постоянно подчеркивающейся либеральной атрибутике, выше закона.
Принципы Просвещения используются таким монархом только в частных случаях и исключительно по своей воле, независимо от каких-либо государственных институтов и правовых норм. Естественно, эти случаи не будут затрагивать систему в целом, оставляя ее неизменной, но при этом благоприятно влияя на имидж монарха в обществе. Впрочем, несмотря на такую непоследовательность в воспи-
тании, идеи Просвещения безусловно вдохновили молодого императора на дела во имя «всеобщего блага». Дней Александровых «прекрасные начала», как писал А. С. Пушкин, вызывали одобрение у тех, кто возлагал на его правление большие надежды.
Позднее, уже подводя итог начальным действиям молодого царя, М. А. Фонвизин, заключал: «Первым добрым делом нового императора было освобождение всех жертв Павлова тиранства, томившихся в ссылке или в крепостных казематах. <...> ...Александром подтверждены права и преимущества русского дворянства, духовенства и купечества, которые так часто и беззаконно были нарушаемы Павлом. Навсегда уничтожена ненавистная тайная канцелярия. Строжайше запрещена пытка, и пристрастные допросы при следствиях признаны уголовным преступлением. Александр всем сердцем желал уничтожить в России крепостное состояние, но не сумел достигнуть этого. <...> . Из законодательных мер, ознаменовавших первые годы царствования Александра, важнейшие были: распространение прав Правительствующего Сената (1802). В том же году вышло учреждение министерств, в 1810 году учреждение Государственного совета. Все эти институции должны были войти в общий план замышляемого Александром конституционного образования правительства. В эти годы Александр сделал много и для народного просвещения и, несмотря на стесненное состояние государственных финансов, не жалел денег на учебные заведения» [8].
Сложилась, в общем, нетипичная ситуация, когда монарх оказался даже либеральнее подавляющего большинства своих подданных. Казалось, сбылась мечта русских либералов: они обрели в молодом монархе символ перемен. Александр с удовольствием поддерживал либеральные настроения, разрабатывал проекты реформы по ограждению самодержавия правовыми рамками, заявлял о скорой отмене крепостного права. И действительно, он предпринимал некоторые меры для облегчения участи крепостных [9]. В то время Александр олицетворял собой надежды на скорые перемены в русском обществе, он был в какой-то мере символом всего образованного русского обще-
ства. Примерами основательности таких намерений может служить неопубликованный, но детально проработанный проект «Всемилостивейшей Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г. [10]. М.М. Сперанский под руководством молодого монарха в 1808 г. начал разработку проекта реформирования государственного строя. Как это ни парадоксально, приобретя поддержку и даже любовь либералов, Александр не потерял симпатий и консервативной части русского общества. Также ему остались верны далекие от политики армия и горожане обеих столиц. Во многом такой популярностью Александр, хоть и невольно, был обязан своему отцу. Именно Павел своими непопулярными мерами (особенно в армии), жесткой регламентацией столичной жизни предопределил взлет Александра. Кроме всего прочего, его манеры и внешность одинаково легко завоевывали сердца как придворных, так и простых людей, далеких от трона.
Вынужденный конец начинавшимся реформам положила в 1812 г. новая война с Наполеоном. Так закончился первый этап трансформации образа Александра и начался второй, который характеризуется, помимо прочего, тем, что император во многом сам активно его конструировал
[11]. Поддавшись антифранцузской истерике, соединенной с неприятием европейских заимствований в целом, Александр еще до начала военных действий был вынужден удалить М.М. Сперанского от двора и выслать из столицы по обвинениям, в которые не верил сам. Вот что писал по этому поводу А.Н. Муравьев: «Император, убежденный в его невинности и совершенной чистоте намерений, против воли принес его в жертву общественному мнению. Так в некоторых случаях силен этот рычаг, что движет сердцами властителей, вопреки даже воле их и убеждений!» [12]. Тогда же впервые в глазах декабристов была отмечена отрицательная черта Александра - его лицемерие. Хоть про его лицемерие было известно и раньше, но в этом случае Александр впервые позволил себе играть с человеческой судьбой. С. Г. Волконский писал, как очевидец, о неожиданной «опале» М.М. Сперанского: «Некоторое время просидел он со мной, вел разговор и вскоре был вызван на доклад, который продолжался до-
вольно долго. Вышел оттуда, и я помню, что он мне сказал: “Ну, нынче хорош для меня день, государь долго и благосклонно меня выслушивал”. На другой же день узнаю я, что он арестован и вывезен в ссылку в Пермь» [13].
Ссылка М.М. Сперанского была первым признаком существенного изменения в восприятии Александра, смены им мирного образа либерала, реформатора на мужественный воинский образ полководца и защитника Отечества. Безусловно, хотя декабристы и сожалели о Сперанском, но Тильзитский мир позорным пятном лег на Россию и на честь самого Александра, так что неожиданная ссылка воспринималась не просто как коварство императора, а оправдывалась тяжелыми обстоятельствами. Это сознавали те декабристы, кто в данный момент служил в армии. Как и большинство молодых дворян, они были едины в своем стремлении отомстить за поражение российской армии и за вынужденный мир. Чувства молодого императора и декабристов пришли в унисон. Вот что писал об этом А.Н. Муравьев, вспоминая этот период царствования: «Сам император Александр, видя такое настроение, доселе либеральный реформатор, готовивший освобождение от крепостной зависимости, распространитель просвещения учреждением новых университета и гимназии и помышляющего о конституции для России, сам он воодушевляется, оставляет свои правительственные преобразования, пылает желанием славы воинской, указывающей ему на славу европейского избавителя, если б ему удалось спасти Отечество от готовящегося нашествия и уничтожить исполинскую мощь завоевателя Европы, сам он, сознавая непобедимую силу духа, овладевшего его царством, Александр решился на непримиримую брань с Наполеоном. Жребий брошен!» [14].
Во время войны 1812 г. и заграничных походов многие из декабристов были ближе к императору, чем когда-либо, могли наблюдать его в менее формальной обстановке: он по-прежнему покорял их сердца своей кротостью, справедливостью, искренними переживаниями за Отечество. Н.И. Лорер, видевший императора впервые, был поражен его благородной наружностью и, вместе с тем, печалью. Он приписал это волнению Алек-
сандра I за Москву, которую недавно оставил М.И. Кутузов [15]. Вместе с тем Александр был храбр, хоть и не мог командовать войсками, так как не имел полководческого таланта [16]. Впрочем, относительно «храбрости» императора есть и другие свидетельства. Полковник А. К. Карпов вспоминает об эпизоде, случившемся во время заграничных походов армии, когда Александр не решился возглавить атаку [17].
Во время войны Александр проявлял искреннюю заботу об армии, пытался лично вникать во многие дела, даже если это было сопряжено с большими личными неудобствами. А.Н. Муравьев во время отступления русской армии, командовавший обозом, встретил на дороге императора, который «беспокоясь об опасности, которой было подвержено такое беспорядочное множество повозок и людей с необходимыми для всех вещами, выехал совершенно один навстречу» [18]. Тем не менее чрезмерная близость к императору для некоторых из декабристов приводила к тому, что его фигура несколько «очеловечивается» и теряет прежнюю недоступность и сакраль-ность. Они осознают, что в некоторых вещах Александр - обычный человек, ему может быть приятна лесть. Так, С. Г. Волконский вспоминал, что в своем разговоре с императором, он откровенно лгал и прибегал к грубой лести, лишь бы вызвать у того чувство признательности [19]. Впрочем, несмотря на то что император очеловечивается и за счет этого утрачивает обаяние недосягаемого символа, образ Александра I во время Отечественной войны 1812 г. - однозначно положительный. В глазах декабристов, а что важнее, непосредственно на глазах у них, император проявил мужество, твердость духа, заботу о подчиненных и т. п.
После победы над Наполеоном и изгнания его из России, начались заграничные походы русской армии. Российский император примеряет на себя новый образ «избавителя Европы». Этот образ Александр конструирует не только для российской элиты, но и для Европы. Пока цели России и остального мира совпадают, декабристы продолжают славить своего императора. Так писал о нем И.Д. Якушкин, в будущем несостоявшийся цареубийца: «Конечно,
никогда прежде и никогда после не был он так сближен со своим народом, как в то
время, в это время он его любил и уважал. Россия была спасена, но для императора Александра этого было мало; он двинулся за границу со своим войском для освобождения народов от общего их притеснения. <...> В 13-м году император Александр перестал быть царем русским и обратился в императора Европы. Продвигаясь вперед с оружием в руках и призывая каждого к свободе, он был прекрасен в Германии; но был еще прекраснее, когда мы пришли в 14-м году в Париж. Тут союзники, как алчные волки, были готовы броситься на павшую Францию. Император Александр спас ее; предоставил даже ей избрать род правления, какой она найдет для себя более удобный, с одним только условием, что Наполеон и никто из его семейства не будет царствовать во Франции» [20].
Вся Европа славила российского императора и поражалась его правлением, о чем свидетельствуют те из декабристов, кто участвовал в заграничных походах. Например, Н.И. Лорер передает слова одной французской графини: «Удивляюсь,
- сказала графиня, - как этот великодушный государь, такой европейский, благовоспитанный человек, с такими великими достоинствами, царствует и управляет вашими дикими народами, казаками, татарами, киргизами! Александру следовало бы царствовать над нами!» [21]. А.Н. Муравьев свидетельствует о том же
[22]. А.Е. Розен в то время также искренне восхищался Александром: «В борьбе с Наполеоном, быв главным двигателем дел Европы, занимал он первое место между современными ему венценосцами; он повсюду был предметом удивления, благодарности, высших ожиданий для грядущего времени. Женщины были без ума от его наружности и его любезности; мужи государственные с закоренелыми убеждениями в пользе и необходимости власти неограниченной называли его даже венчанным якобинцем. Он был тогда усердным поклонником прав человечества, не на словах одних, но на самом деле.» [23]. Что особенно важно для декабристов, Александр пришел в Европу не только как освободитель европейцев от диктатуры Наполеона, он вдохновил их надеждами на либеральные перемены. Он заставляет Людовика XVIII принять хартию, которая фактически продолжила дело, начатое
якобинцами [24]. С его легкой руки распространяется воззвание к германскому народу, проникнутое подчеркнуто либеральными настроениями [25].
Однако в то время декабристы систематически начинают замечать в нем странные черты: Александр отстраняется от них, пропадает то трогавшее их чувство единения с любимым царем. Он отдаляется и от русских вообще: первым симптомом такого отчуждения стал запрет русским офицерам еще во время заключения Тильзитского мирного договора в 1807 г. переправляться на берег, занятый французами [26]. И С.Г. Волконский, и Н.И. Лорер в своих воспоминаниях времен заграничных походов замечают, что Александр стесняется своих солдат и офицеров как необразованных, даже невежественных и отдает предпочтение иностранцам [27].
Знаковый момент, на котором впервые разошлись мнения декабристов и царя
- польский вопрос. На Венском конгрессе Александр I единственный из участников последовательно отстаивал интересы Польши. Вот как вспоминал об этом М. С. Лунин: «Среди важных вопросов, обсуждавшихся на Венском конгрессе, упустили из виду и забыли участь Польши. Один лишь император Александр вспомнил о ней. Желая загладить прежнюю несправедливость, доказать великодушие к побежденным и послужить столь выгодному ему делу свободы народов, он возымел мысль воскресить имя Польши и предложил восстановить государство на развалинах трех последовательных разделов» [28]. Несмотря на то, что Польша так и осталась разделенной и не смогла восстановить государственную самостоятельность, Александр сделал многое, чтобы вернуть к себе симпатии поляков. Они получили автономию в рамках Российской империи, а главное, конституционные гарантии и права. Декабристы, воздав должное благородству Александра по отношению к побежденным, тем не менее, задавались вопросом: когда же сама Россия получит конституцию? Без преувеличения можно сказать, что польский, а вернее, конституционный вопрос впервые отделил охваченных патриотическим порывом декабристов от Александра. Особенно ненавистна была декабристам та часть польской конституции, где говорилось о том что: «. никакая земля не могла быть от-
торгнута от Царства Польского, но что по усмотрению и воле царской власти, могли быть присоединены к Польше земли, отторгнутые от России...» [29]. Их конституционализм и симпатии к полякам неизбежно приходил в противоречие с русскими национальными чувствами. Александр же, напротив, был убежден в том, что Россия еще не готова к конституции. Она еще слишком невежественна, необразованна, чтобы воспользоваться подобным благом просвещения. «Польша получила конституцию, Россия же в награду за свои героические усилия в 1812 г. получила военные поселения», - так разочарованно писал в своих воспоминаниях А.М. Муравьев [30]. Декабристы справедливо ожидали, что после блистательной победы над Наполеоном Александр продолжит те преобразования, которые могли, казалось, начаться до войны. Однако разочарование в любимом царе не замедлило вскоре воспоследовать. В 1814 г. Александр вернулся в Россию и был устроен парад в Санкт-Петербурге, на котором присутствовал И.Д. Якушкин: «Наконец показался император, предводительствующей гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой, которую он уже готов опустить пред императрицей. Мы им любовались, но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным своим глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя. Это было во мне первое разочарование на его счет; я невольно вспомнил о кошке, обращенной в красавицу, которая, однако ж, не могла видеть мыши, не бросившись на нее» [31]. Это сцена напомнила им, чьим сыном был Александр. Будушде декабристы обнаружили, что из Европы вернулся совсем другой царь. В их представлении император повел себя совершенно иначе, как бы «обманул» их надежды.
Наступает эпоха конгрессов - переломное время и четвертый этап в восприятии будущими декабристами Александра I. Уходят либеральные надежды на императора, который увлеченно занялся своим новым детищем - Священным союзом. Большинство декабристов считало, что именно Священный союз с его демонстративным клерикализмом сделал из Александра ярого
охранителя существующих порядков. Александр беспрестанно ездит на конгрессы, а австрийский канцлер К. Меттерних все более и более подчиняет его своему влиянию. Россию Александр фактически оставил в руках своего верного слуги - А.А. Аракчеева. Декабристы не понимают, как и почему Александр изменил своим убеждениям. Большинство декабристов винило в этом Меттерниха, остальные утверждали, что его либеральные стремления были всего лишь маской, и они никогда не были по-настоящему укоренены в царе. А. В. Под-жио использует весь свой пафос, чтобы наглядно продемонстрировать изменения, случившиеся с некогда любимым царем, вспоминал, что Россия, благодаря Священному союзу, превратилась в жандарма Европы, а Александр презрел национальные интересы, бросил Россию и предался «с обычною горячностью всем увлечениям своей новой полицейской политики! Бывший Александр, который не находил себе равных не только в кругу стяжателей славы военной, но и в среде благотворителей человечества; он, заступник прав народных, вдруг переходит в стан Францисков, Фердинандов и заявляет себя верховным врагом тех самых прав народных, которых он был заступником!» [32].
Постоянно заседающие конгрессы, частые и длительные отсутствия Александра, поддержка карательной политики, торжествующая реакция в Европе и внутри России, связанные с этим огромные затраты, -все это заставило декабристов пересмотреть отношение к Александру. Особенную роль во всем этом сыграл «греческий вопрос». Восстание в Румынии в 1821 г. под руководством Александра Ипсиланти, генерал-майора российской армии, бывшего адъютанта императора Александра, вызвало в российском обществе однозначную поддержку. Однако Александр I, верный идеалам монархизма и политики Священного союза, не только не предложил грекам никакой реальной помощи. Безусловно, во многом это восстание было изначально обречено на неудачу, тем более что сам Ипси-ланти своими многозначительными намеками на русскую помощь сам оттолкнул от себя Россию. Однако российское общество традиционно поддержало освободительную борьбу православных греков и славян против турок, а бездействие императора представлялось, по сути, преступным.
Раздражало патриотическое чувство декабристов также презрительное отношение Александра к русским, которое не изменилось с прошествием времени [33]. Устройство военных поселений было последним ударом по популярности императора: «Пока осмысленные русские патриоты могли еще ожидать от Александра благодетельных преобразований, которые, ограничив его самовластие, сколько-нибудь улучшили бы состояние народа, они готовы были усердно содействовать его намерениям. Но когда они убедились в совершенном изменении его прежнего свободолюбивого образа мыслей после войны, по вредному влиянию на него Меттерниха, когда узнали о политических действиях его на конгрессах Венском, Ахенском, Лайбахском, Веронском, на которых Александр со своими союзниками обнаружил неприязненное чувство к свободе народов, то самые восторженные почитатели его в эпоху занятия Парижа совершенно охладели к нему. Но по окончании войны ничто в обществе не возбуждало столько негодования против Александра не одних либералов, но и целой России, как насильственное учреждение военных поселений. Кто первый внушил императору эту несчастливую мысль? Неизвестно. Всего вероятнее, что, желая первенствовать в Европе, он сам придумал ее для того, чтобы сколько возможно более умножить свои военные силы с меньшими издержками для казны» [34]. Он окончательно перестает быть символом прогресса. Если его и любят, то главным образом за прошлые деяния. Даже глубокий мистицизм, в который он погружается в то время под воздействием мистических откровений баронессы Юлии Крюднер и сочинений Карла Эккартсгаузена перестает вызывать умиление столь глубокими религиозными чувствами, тем более, что они начинают принимать характер мессианства [35]. Забыв государственные дела, Александр занимается спасением собственной души, что вызывает не только разочарование, но означает крах надежд на будущие реформы [36].
Последний конституционный опыт -«Уставная грамота» (1820 г.) заканчивается очередной неудачей [37]. Всплеск доверия со стороны декабристов, подогреваемый слухами о готовящихся преобразованиях, был коротким, и на смену либеральному «Союзу благоденствия» приходят революционно настроенные Северное и
Южное общества. Теперь, как кажется декабристам, Александр окончательно устранился от государственных дел. По-прежнему, как и во времена расцвета Священного союза, всем руководит А.А. Аракчеев, по-прежнему напрасно декабристы ждут конституции и отмены крепостного права.
С этого времени можно говорить о наступлении финального, пятого периода в восприятии декабристами Александра I. Образ императора перестал быть внутренне противоречивым и окончательно трансформировался в отрицательный, вредный для будущего России. Некогда любимый царь в глазах декабристов превратился отступника, предавшего свои же идеи. А.Е. Розен писал о причинах появления тайных обществ в России: «. Все прежние и новые законы подчинены были неограниченной власти государя, озаренного европейскою славою, наименованного Благословенным и избавителем Европы, даровавшему конституцию
Польше, Финляндии, свободу крестьянам прибалтийских губерний, мужа умного, доброго, искренне желавшего блага для своего отечества и вместе с тем, лишенного всех средств сделать что-нибудь для гражданственной жизни своего отечества. Александр I в последнее десятилетие своего царствования свалил все бремя своего царствования на плечи Аракчеева, на слугу ему верного, но не государственного мужа, а сам подчинился наущениям Меттерниха и под конец предался мистицизму и думал только о спасении собственной души своей» [38].
В свою очередь, А. В. Поджио уже с плохо скрываемым раздражением утверждал, что причиной всему было честолюбие Александра: «Возьмем Александра
Македонского, заразившегося бессмертием. Он отвергает Филиппа и признает за отца одного Юпитера! Александр благословенный, который не мог отвергнуть отца, тень которого так гибельно преследовала, Александр не мог устоять на месте и не переродиться в нечто сверхъестественное, не подлежащее суду земному! Он вознесся и слышит, несмотря на глухоту свою, и внемлет гласу божьему» [39].
Однако личные встречи с императором все равно оставляют в декабристах приятные воспоминания о временах его молодости, о временах, когда он бы полон сил и желания изменить Россию. По-прежнему
Александр великодушен, по-прежнему легко прощает. Однако эти воспоминания и нечастые личные встречи уже ничего не могут изменить: образ Александра прошел весь путь своей эволюции и теперь неприязнь к царю распространилась и на самодержавие, как на систему в целом.
В заключение можно привести полные грусти слова С.П. Трубецкого, посвященные смерти Александра I, наполненные чувствами разочарования от нереализованных надежд: «При всех своих недостатках Александр почитался несравненно лучше своих братьев. Его озарял блеск славы, приобретенной в борьбе с Наполеоном, величайшим гением своего времени. Великодушие его к победе, кротость к побежденным, отсутствие тщеславия не изгладилось в памяти людей, хотя доверенность к нему народов и была поколеблена. Хотя в Европе и укоряли его в невыполнении тех обещаний которые были даны народам в 1815 г. и потом повторены торжественно на Венском конгрессе; хотя он и в собственном Отечестве своем не оправдал тех ожиданий, которые породили слова его; хотя он был привязан крепко к мысли о своем самодержавии, и, казалось, довольный приобретенный славою, не радел о благоденствии своих подданных, словом сказать, обленился; хотя ко всему этому нужно прибавить черты деспотизма против многих лиц и гонение на те идеи совершенствования, которые сам прежде хотел распространить, и хотя он даже подвергся обвинению в чувстве презрения к народу, но при всем том смерть его почиталась истинным несчастьем» [40].
Такова была трансформация образа Александра I в глазах декабристов. Александр был просвещенным человеком своего времени, он взошел на трон, желая изменить Россию к лучшему, сделать ее передовой европейской державой. Отчасти ему это удалось: в период его правления Российская империя доминировала в Европе, а значит и во всем мире. Однако не только этого хотели декабристы, у которых война с Наполеоном породила как чувство великой гордости за свою Родину, так и посеяла разочарование и унижение за деспотизм и рабство, царившие в России. Александр, как они начинают понимать, не смог и не захотел провести либеральные реформы, освободить крепостных, дать русским конституцию, какую он дал полякам. Его правление, начало
которого ознаменовалось искренней к нему любовью всего русского народа, закончилось полным крахом надежд декабристов на мудрое и либеральное правление Александра.
Итак, налицо сложная картина внутренне противоречивой трансформации образа императора Александра в глазах декабристов. Александр I - либерал, «избавитель Отечества», «Благословенный»
постепенно переродился в оплот реакции, в консерватора, ведомого одним только мистическим побуждением. Молодые дворяне, ставшие впоследствии декабристами, долгое время продолжали надеяться на реформы, которые царь, казалось, обещал им. Однако разочарование, постигшее их, было тем горше, когда Александр ввел военные поселения, даровал конституцию Финляндии и столь нелюбимой Польше. В конце царствования, образ Александра стал настолько далек от идеала, насколько был к нему близок сразу после восшествия на престол. Прошлые заслуги - победа в Отечественной войне и спасение Отечества, уже не могли удержать декабристов от грядущего революционного выступления и попытки захватить власть. Сделав это, они доказали, что сохранили в себе ценности свободы и гуманизма, которые предал их в прошлом любимый царь.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Бриген А. Ф. Письма, исторические сочинения.
Иркутск, 1986. С. 456.
[2] Штейнгель В. И. Сочинения и письма. Т. 2. Ир-
кутск, 1992. С. 295.
[3] Фонвизин М. А. Сочинения и письма. Т. 2. Ир-
кутск, 1982. С 134.
[4] Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 139.
[5] Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 144.
[6] Муравьев А. М. Записки и письма. Иркутск, 1999. С. 81-84.
[7] Пыпин А. Н. Общественное движение в России
при Александре I. СПб, 2001. С. 37.
[8] Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 150.
[9] Власть и реформы. От самодержавной к совет-
ской России. М., 2006. 183-209.
[10] Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 28-38.
[11] Уортман Р. С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. М., 2004. С. 286-315.
[12] Муравьев А. Н. Сочинения и письма. 1986. С. 85.
[13] Волконский С. Г. Записки. Иркутск, 1991. С. 182.
[14] Муравьев А. Н. Сочинения и Письма. Иркутск, 1986. С. 84.
[15] Лорер Н. И. Записки декабриста, Иркутск, 1984. С. 45.
[16] Волконский С. Г. Указ. соч. С. 249; Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 154.
[17] Записки Полковника Карпова. Витебск, 1910. С. 46.
[18] Муравьев А. Н. Сочинения и письма ... С. 93.
[19] Волконский С. Г. Указ. соч. С. 194
[20] Якушкин И. Д. Мемуары, статьи, документы. Иркутск, 1993. С. 77-78.
[21] Лорер Н. И. Указ. соч. С. 329.
[22] Муравьев А. Н. Сочинения и Письма. . С. 184, 194.
[23] Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 117-119.
[24] Якушкин И. Д. Указ. соч. С. 77-78.
[25] Свистунов П. Н. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск, 2002. С. 174-175.
[26] Волконский С. Г. Указ. соч. С. 126
[27] Там же. С. 274, С. 309. Лорер Н. И. Указ. соч. С. 294-295.
[28] Лунин М. С. Сочинения, письма, документы. Иркутск, 1988. С. 152.
[29] Якушкин И. Д. Указ. соч. С. 85.
[30] Муравьев А. М. Записки и письма. ... С. 81-84.
[31] Там же. С. 78-79.
[32] Поджио А. В. Записки, письма. Иркутск, 1989. С. 129-130.
[33] Раевский В. Ф. Материалы о жизни и революционной деятельности. Т. 2. Иркутск, 1983. С. 349.
[34] Фонвизин М. А. Указ. соч. С. 182-183.
[35] Зорин А. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII - первой трети XIX века. М., 2001. С. 297-337.
[36] Розен А. Е. Указ. соч. С. 117-119.
[37] Предтеченский А. В. Очерки общественнополитической истории России в первой четверти XIX века. М., 1957. С. 384-389.
[38] Там же. С. 183-184.
[39] Поджио А. В. Указ. соч. С. 141.
[40] Трубецкой С. П. Материалы о жизни и революционной деятельности. Т. 1. Иркутск, 1983. С. 231.
