CC BY
27
© 2007 г. О.В. Семенова
ТРАНСФОРМАЦИЯ МЕХАНИЗМОВ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ В СОВРЕМЕННУЮ ЭПОХУ
Эволюция идеи цивилизации обусловлена и взаимосвязана с процессами идентификации, формированием и развитием этнического и суперэтнического самосознания народов и групп народов, в котором значительная роль всегда принадлежала архетипическим установкам, мифологическим представлениям.
Понятие цивилизации прошло длительный путь развития, имеет различные трактовки. Дефиниции, приводимые в различных источниках, в определенной степени отражают этапы эволюции данного термина. Согласно им, цивилизация (от лат. civilis - гражданский) это:
1) синоним культуры;
2) следующая за варварством ступень культуры, которая постепенно приучает человека к упорядоченным совместным действиям с себе подобными, что создает важнейшую предпосылку культуры;
3) уровень развития материальной и духовной культуры (античная цивилизация, современная цивилизация);
4) в некоторых теориях - эпоха деградации и упадка в противовес целостности, органичности культуры.
Все выделенные значения понятия «цивилизация» рассматривают его с объективистских позиций, не берут во внимание субъективный момент, а именно: наличие определенного типа цивилизационного самосознания, формирующегося в каждую историческую эпоху и выражающегося, в частности, в типе цивилизационной деятельности.
Существуют также иные определения цивилизации, отражающие постоянную эволюцию данной идеи. В процессе перехода человечества к информационной эпохе она становится базисным понятием новых концепций, отражающих смену парадигмы социокультурного развития. Среди многообразия факторов, оказывающих влияние на развитие идеи цивилизации, возрастает воздействие мифологем новейшего времени. Осмысление данного процесса требует краткого воспроизводства его ключевых пунктов.
И.Н. Ионов и В.М. Хачатурян относят зарождение цивилизационного самосознания к эпохе, названной К. Яс-персом «временем пророков» (или «осевым временем», VIII - III вв. до н.э.). Этот период связан с распадом первоначальной мифологической картины мира, разграничением античной культуры и морали от варварского мира, складыванием канвы линейной исторической схемы [1].
В современном смысле формирование идеи «цивилизация» можно рассматривать с XVIII в., когда французские философы закрепили бинарную схему противостояния варварство-цивилизация, послужившую обоснованием экспансии европейской цивилизации.
С началом XIX в. на Западе генерируется так называемая этнографическая концепция цивилизации, в которой данное понятие распространяется на «семьи народов», а не только на отдельные этносы.
В конце XIX - первой половине XX в. рассматриваемая идея подвергается принципиальным изменени-
ям, обусловленным критикой теорий линейной эволюции и формированием концепции «локальных цивилизаций». Так, Н.Я. Данилевским выдвинута социологическая теория обособленных «культурно-исторических типов» (цивилизаций), находящихся в непрерывной борьбе друг с другом и внешней средой и проходящих стадии возмужания, дряхления и гибели [2].
О. Шпенглер рассматривает культуры, образующие мировую историю, как организмы с ограниченной продолжительностью жизни, определяемой им приблизительно в полторы тысячи лет. Им высказано мнение, что западная культура, как в свое время греческая, завершает замкнутый цикл, на закате которого становится «цивилизацией» и гибнет [3].
А.Дж. Тойнби полагал, что культурный подъем в различных формах является участью всех народов. Суть его концепции заключается в том, что цивилизации всегда являлись «ответом на вызов» [4].
Интеграционная теория культуры П.А. Сорокина рассматривает исторический процесс как циклическую смену трех основных типов культуры (чувственный, идеа-циональный, идеалистический), в основе которых находится интегрированная сфера ценностей, символов. В противовес «линейному наваждению XIX века» он сформулировал принцип предела в линейной тенденции изменения. Согласно его концепции, временно линейный тип развития отдельных социокультурных единиц в результате их постоянных внутренних изменений, а также под влиянием внешних сил приобретает нелинейный характер в масштабах глобального процесса социокультурного изменения. Им указано на отсутствие универсальных «законов эволюции» подобных систем [5].
После Второй мировой войны происходит формирование понятия «цивилизация» в современном виде. Тогда завершился отход от бинарной схемы противостояния варварство-цивилизация, признано определяющее влияние культуры на цивилизацию, являющуюся собранием культурных характеристик и феноменов.
В конце 1980-х гг. Ф. Фукуяма заявил об окончании истории человечества как процесса борьбы и движения, поскольку в мире всецело восторжествовали идеи либеральной демократии и культуры потребления, что якобы отразило триумф западной идеи [6]. К настоящему времени стала очевидной ошибочность данной посылки, однако значимость гипотезы Ф. Фукуямы и развернувшейся вокруг нее полемики заключается в том, что она отражает исчерпание господства западного цивилизационного императива, признание объективного существования в современном мире множества цивилизаций, имеющих различные онтологические установки и векторы развития.
В начале 1990-х гг. С. Хантингтон выдвинул теорию, согласно которой в новом мире доминирующим фактором политики становится столкновение цивилизаций [7]. Здесь представляется ключевым понятие конфликта иден-тичностей, отражающегося в столкновении символов,
культурных ценностей, образов мира, социальных и политических практик. Конфликт цивилизаций трактуется как коллизия этнорелигиозных и этнокультурных сообществ, т.е. в основе лежит всё та же борьба идентичностей. Её движущей силой, по мнению С. Хантингтона, является пресыщение мира цивилизационным экспансионизмом Запада. Концепция столкновения цивилизаций породила широкомасштабную и разноплановую полемику, отдельные аспекты которой отражают перспективы развития данной идеи.
С 90-х гг. XX в. можно говорить о доминировании ци-вилизационного подхода в политике, науке и иных сферах общественной жизни. Происходит смена парадигмы социального развития, что обусловлено глобальными переменами в мире. Ключевыми среди них являются: устранение биполярной системы баланса сил как стабилизирующего фактора, качественное возрастание рисков, порождаемых процессами глобализации, изменения в массовом сознании, среди которых выделяется усиление влияния этнической и конфессиональной принадлежности на процесс самоидентификации индивидуума.
Новая эпоха характеризуется противоречием процессов универсализации и ростом сепаратизма. В XXI в. процессы глобализации, усиление взаимозависимости и катастрофических рисков порождают одновременно как формирование, развитие и укоренение универсальных ценностей, так и усиление этнического самосознания, углубление различий ценностных установок, отражающееся в формировании региональных сообществ на социокультурной основе. Идентичности усложняются, их детерминантами становятся этничность, гендер и регион. При этом динамично и по существу изменяются базисные социальные институты, касающиеся государства, а также не менее фундаментальных установлений семьи, традиций, производства.
Наиболее ярко дуалистические процессы развития контрадикции глобализации и цивилизационных социокультурных установок проявляются в комплексе противоречий и конфликтов, порожденных массовой миграцией в промышленно развитые страны, значительно превышающей известные в истории переселения народов. С конца 70-х гг. XX в. в среде новых мигрантов рождается массовое движение за признание своей идентичности. Возникают многочисленные мультикультурные конфликты, такие как «дело Салмана Рушди» в Великобритании, беспорядки 2005 г. во Франции, многотысячные демонстрации нелегальных рабочих в 2006 г. в США и др. В их основе лежит социокультурный конфликт, стремление новых этнических групп внедрить свои религиозно-культурные установки в правовую и культурную среду стран либеральной демократии.
В политической практике ведущих стран Запада происходит усиленный поиск ответа на данные проблемы, что отразилось в отчетливом смещении баланса политических сил вправо, усилении национализма. Политические лидеры выражают озабоченность отсутствием у иммигрантов политической лояльности, подразумевая под этим фактически отсутствие требуемой культурной идентичности. Таким образом, проблемы социального взаимодействия перекодируются в проблему культурной со-
вместимости.
Наиболее сложные коллизии в процессах преобразования общества складываются вокруг социокультурных конфликтов, поскольку сфера культуры, будучи, по определению, наиболее инерционной, призванной сохранять и транслировать социальный опыт, неизбежно вступает в конфликт с модернизационными тенденциями общественного развития. Соответственно усиливается напряженность между традиционными и новыми ценностными установками, общественными институтами, социально-политическими практиками. Многочисленные и влиятельные группы моментально утрачивают свой социальный статус, полностью дезориентируются. Радикальные общественные изменения затрагивают основы культуры, способствуют формированию внутри нее конфликта, отражающегося на базисных, ценностных нормах, могут нарушить коллективную идентичность. Происходит проверка стабильности ценностной системы группы, общества.
В настоящее время западная цивилизация, претендующая на универсальность своих норм и ценностей, реализует не имеющую аналогов экспансию в отношении фундаментальных укладов иных цивилизаций. Этот процесс диктуется потребностями глобального рынка и в значительной степени базируется на взрывном росте транснациональных систем коммуникаций, производства, информационного взаимообмена и иных сетевых структур. Подобное развитие событий чревато кризисом мирового масштаба, основанным на культурном и религиозном неприятии западной экспансии иными цивилизациями, проблемах взаимовлияния между универсальными и региональными факторами. Отсюда можно сделать вывод, что главным противоречием наступившего века станет, видимо, антагонизм фундаментализма и космополитизма.
При этом ряд авторитетных ученых доказывают, что маловероятно перерастание противостояния доминирующих культур (условных «Запада» и «Востока») в реальную войну глобального характера, хотя локальные войны идут и возникают постоянно. В частности, по мнению У Эко, этому препятствует высочайшая взаимозависимость современного мира во всех основных сферах: технологической, энергетической, этнической и т.д. Так, способность «Запада» физически уничтожить «Восток» чревата потерей нефтяных источников, что гибельно для западной цивилизации в ее современном виде. Небывалых масштабов достигло этническое взаимопроникновение: подразумеваются не только миллионы мусульман в Европе, но также западные производства и христианские анклавы (например, Эфиопия) на Востоке. Большинство населения «Запада» не в состоянии отказаться от благ экономики процветания, снизить стандарты потребления, т.е. не готовы к лишениям войны. С другой стороны, современный ислам далеко не монолитен. Все сценарии возможных столкновений вытекают из существования глобализации, поэтому интересы и запросы конфликтующих сторон в настоящее время тесно связаны между собой «в тугой клубок, который невозможно размотать, не разорвав его. Это означает, что в эпоху глобализации вести глобальную войну невозможно, это привело бы к поражению всех» [8, с. 71].
Очевидно, в конкуренции цивилизаций новой информационной эпохи значительная роль будет принадлежать иным формам борьбы. В их складывании и реализации возрастает роль идентификационных факторов, образующих и скрепляющих цивилизационное единство, а также систем обоснования притязаний локально-исторических общностей.
Таким образом, в центре внимания оказывается проблема осмысления системообразующих оснований цивилизации в контексте перехода к новой исторической эпохе. Среди факторов, генерирующих, укрепляющих и развивающих идею цивилизации, всегда выделялись элементы мифотворчества. Данная тенденция основывается на том, что среди функциональных значений мифа выделяется создание и закрепление определенной картины мира. Вне зависимости от соотношения с действительностью миф зачастую приобретает черты реальности и становится более существенным элементом социального бытия, чем исторические факты [9]. Есть основания полагать, что в процессе перехода к информационной эпохе влияние данного фактора в модернизованном и более технологичном виде будет возрастать.
Здесь целесообразно подчеркнуть, что современные технологичные построения в социальной сфере принципиально отличаются от архаической традиционной мифологии. Наиболее приемлемо обозначать их термином И.М. Дьяконова «третичная мифология». То есть речь идет не о первичной (архаической) мифологии, не о вторичной (нацеленной на устранение психологических дис-комфортов, несправедливости), а о третичной, т.е. «метонимически-ассоциативном оформлении доказуемо ложных положений» [10]. При этом И.М. Дьяконов отмечает, что пропаганда конструкций третичной мифологии не является сознательной, заведомой ложью, поскольку благодаря эффекту feedback (обратному воздействию пропаганды на пропагандистов) ее поклонники нередко искренне верят в то, что они проповедуют, а это способствует росту числа их последователей.
Иначе говоря, в новой (третичной) мифологии информационной эпохи решающим оказывается не достоверность или иное атрибутивное качество мифологем, а степень эффективности их воздействия на процессы формирования и корректировки цивилизацион-ного самосознания. Сходный постулат лежит в основе современных PR-технологий: неважно, какое событие произошло в реальности, важно, как оно будет отражено в средствах массовой информации и в каком виде внедрено в массовое сознание.
Вышеизложенное позволяет высказать некоторые соображения о тенденциях корректировки механизмов цивилизационной идентификации в новую эпоху. Можно констатировать снижение значимости национальной принадлежности как фактора коллективной идентификации. Получает развитие в качестве консолидирующей основы идея регионализма, выдвигающая «европейские», «американские», «евразийские» и другие ценности. Это проистекает из того факта, что в условиях глобализации становится всё сложнее определить пределы нации, государства, иного сообщества. Для современного этапа исторического развития, когда государство не исчерпало формо-
образующие ресурсы, характерной тенденцией является потребность в уравновешивании национальной и культурной идентичности более широкими символическими границами языка и культуры [11].
Высокая динамика социокультурных изменений способствует кризису идеи нации. Отдельные концепции ставят под сомнение значимость фактора кровного родства как консолидирующей основы нации. С расширением глобализации понятие «нация» получает расширенное толкование, приобретает всё больше черт ментального конструкта. Это порождает дискуссии о детерминирующей основе цивилизационного единства, о принципах интеграции наций в цивилизации, рассматриваемые как главные субъекты будущей мировой политики. Однозначная трактовка данного понятия как культурного единства (предельно широкого, но всё же единства) не в полной степени отвечает объективному существованию поликультурных цивилизаций.
В этом плане характерна концепция В.В. Вольнова, предлагающего в качестве определяющего признака цивилизации сознание единства исторической судьбы. Согласно его определению, цивилизация - это предельно широкое множество людей, осознающих единство своей судьбы (в кратком варианте: бытие-в-сознании-общей-судьбы, т.е. цивилизация в феноменологическом понимании). Таким образом, идея цивилизации - это идея единой судьбы [12]. Достаточно распространено мнение, что процесс этногенеза тесно связан с формированием чувства общности, базирующегося на социокультурной основе, в ходе образования культурных рубежей, выделяющих различия этносов. Та же мысль отражена в фундаментальном исследовании теории цивилизаций И.Н. Ионова и В.М. Хачатурян: «Цивилизаци-онное, суперэтническое самосознание базируется не на ощущении общности происхождения, не на принадлежности к единому государству, часто даже не на общих религиозных верованиях. Его основа - чувство общности исторических традиций, коллективной судьбы, настоящего и будущего группы народов, имеющих близкие культурные ценности и идеалы и выдвигающих общие проекты жизнеустройства глобального значения» [1, а 5].
Современные процессы формирования и эволюции третичной этноисторической мифологии наиболее зримо прослеживаются в контексте сепаратистских тенденций, образующих глобальную угрозу существующему миропорядку.
Практически все межэтнические и конфессиональные противоречия в окончательном и концентрированном виде приходят к формулированию сепаратистских целей, т.е. обособлению какой-либо группы населения, выходу этой группы и ее территории из-под юрисдикции более крупного государства с последующим формированием нового государственного образования. С момента окончания второй мировой войны и до начала XXI в. число государств на Земле увеличилось почти в четыре раза (с 51 до 189). Пик интенсивности процесса пришелся на 90-е гг. прошлого века, что породило предположения об ускорении этого явления по экспоненте и кризисе государственности как
системы. В последние годы процесс несколько замедлился, но общая тенденция сохраняется, что может привести в ближайшие 30 - 40 лет к удвоению числа гособразований (т.е. достичь 400). Потенциал подобных метаморфоз очень высок, поскольку население Земли составляют около 8 тыс. больших и малых народов и теоретически каждый из них может претендовать на независимость. Таким образом, подавляющее большинство стран мира могут стать ареной межэтнических конфликтов. Характерно, что если раньше причиной появления новых государств были межгосударственные вооруженные конфликты, то в послевоенный период таковой становятся внутренние конфликты, имеющие характер этнических войн.
Процессы дробления государств осложняют систему устройства мира и затрудняют корреляцию межэтнических интересов. Кроме того, отношения между вновь образовавшимися государствами и бывшими метрополиями приобретают, как правило, напряженный характер, что также обостряет общую обстановку в мире. Сепаратизм сопровождается экстремизмом и терроризмом, многочисленными жертвами, массовыми перемещениями населения, ростом милитаризации и экономическими потерями, которые практически не поддаются учету. Таким образом, данная проблематика является приоритетной для мирового сообщества.
С известной долей условности можно выделить в XX в. три всплеска этнических конфликтов, приведших к образованию десятков новых государств, преимущественно -национальных. Первый датируется окончанием первой мировой войны, когда на территории распавшихся Австро-Венгерской и Оттоманской империй возникли новые государства. Следующий был инициирован второй мировой войной и крахом колониальных держав. Третий связан с распадом СССР. Относительная стабилизация в современный период позволяет предположить его затухание. Однако при наличии множества народов, не имеющих своего государства, но стремящихся к этому (курды, баски, ирландцы и др.), возможно складывание условий для четвертого всплеска этнических конфликтов.
Вышеизложенное позволяет сформулировать следующие принципиальные положения:
1. Поскольку цивилизационное самосознание основывается не столько на каких-либо объективных данностях, сколько на чувстве общности и коллективной судьбы, то данная сфера подчиняется законам социальной психологии и может являться объектом целенаправленной корректировки как со стороны неких сил внутри группы народов-носителей определенного самосознания, так и извне.
2. Среди факторов, реально влияющих на межэтнические процессы (прежде всего эволюцию сепаратизма), выделяется фактор третичной этноисторической мифологии.
Инициатором сепаратистских движений в большинстве случаев выступают группы представителей национальной элиты, преследующие определенные политические цели. В качестве фундаментального обоснования своих притязаний они конструируют либо используют и развивают имеющиеся альтернативные концепции истории своего народа, начиная с древнейших времен. Данные концеп-
ции строятся по принципам третичной этноисторической мифологии и ориентированы на значительное изменение идентичности своего этноса. Практическими целями являются консолидация ядра национальных элит, расширение социальной базы сепаратистского движения, обоснование различных территориальных и других притязаний, а также иные привходящие задачи.
При всей внешней разноплановости подобных доктрин их внутренняя нацеленность на достижение конкретных политических целей обусловливает довольно стандартную структуру построения, порождает универсальные законы формирования третичного этноисторического мифа. Нами выделены эти закономерности в ходе сравнительного анализа изысканий о «древнейшей истории казачества» [13] с исландскими сагами и отдельными примерами современного третичного мифотворчества, инициированного в среде элит народов Северного Кавказа. Сравнение с аналогичными исследованиями в данной сфере подтвердило верность выделенных закономерностей. Наиболее полная и структурированная система построения третичного мифа в контексте этнополитическо-го императива предложена В.А. Шнирельманом [14].
Основные объекты «корректирующего» воздействия третичных мифов обусловлены базисными элементами исторической памяти большинства народов. К таковым относятся обстоятельства обретения Родины, период складывания и «золотой век» собственной государственности, великие завоевания народа, а также катастрофа (природная или социальная), значительно затормозившая или даже прервавшая развитие данного народа.
Исходя из такой элементной базы первым универсальным компонентом этноисторической мифологии является «миф об автохтонности» описываемой этнической культуры и языка в целом и прежде всего на занимаемой ею современной территории. «Миф о древней и великой прародине» нацелен на обоснование территориальных и отчасти политических притязаний. «Миф о лингвистической преемственности» идентифицирует этническую группу с якобы изначально присущим ей определенным языком. «Миф об этнической семье», в которой представляемый этнос будто бы издревле занимал главенствующее положение, призван аргументировать претензии на доминирующее положение среди родственных этнических групп. «Миф о славных предках» нацелен на отождествление своих этнических праотцов с народом, хорошо известным по древним источникам. «Миф о культуртрегерстве» призван закрепить приоритет своего этноса в свершении важнейших достижений (как правило, создание древнейшей государственности и протоязыка) и используется для обоснования притязаний на «восстановление» своей государственности. «Миф об этнической однородности», наиболее умозрительный в данном ряду, гиперболизирует степень этнической консолидации своего народа в древности и игнорирует многокомпонент-ность любого реально существующего социума. Один из обязательных - «миф об иноземном враге» (как правило, демонизированный народ, воплощение мирового зла), функционально предназначен обеспечить сплочение этноса и снизить уровень критичности к представителям своих элит. Иногда конструируется «миф об этническом
единстве с другим народом» для усиления своей мощи, обоснования союзных отношений.
Таким образом, идея цивилизации в современном мире под влиянием центробежных глобализационных факторов и центростремительных инонациональных процессов всё более приобретает черты ментальной конструкции, призванной обеспечить воспроизводство консолидирующей доминанты, основанной на социокультурных ценностях, которые могут иметь региональный (европейский, евразийский, американский и др.) либо иной этос.
В условиях размывания и усложнения детерминации традиционных сообществ возрастает формирующая роль мифа, т.е. не только его энергия, конституирующая смыслы мира, но и конструирующая ипостась. Возрастание данной роли в условиях роста напряженности между гло-бализационными и этнонациональными факторами может принять доминантный характер.
Приобретает особую актуальность научное осмысление процессов метаморфоз традиционных и формирования новых мифов, происходящих в недрах новейшей информационной эпохи согласно ее потребностям, прежде всего развития цивилизационной доминанты. Поскольку наряду с устоявшимися, естественно-историческими путями мифотворчества всё более актуализируются новые манипулятивные (третичные) методики сотворения мифов, следует учитывать, что в последних сочетаются факторы двух категорий: управляемые (например, кампания по внедрению новых мифологем в массовое сознание) и слабо контролируемые (такие, как талантливость творца или творцов новых конструкций, их сообразность потребностям конкретного исторического момента и другие, влияющие на укоренение мифа в социокультурном контексте). Наибольшую значимость представляет изучение данных процессов в «пограничных», межциви-лизационных регионах мира, например кавказском.
Литература
1. Ионов И.Н., Хачатурян ВМ. Теория цивилизаций от
античности до конца XIX века. СПб., 2002. С. 18-19.
2. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1888.
3. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.
4. Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991.
5. Сорокин П.А. Социокультурная динамика и эволюционизм // Американская социологическая мысль. М., 1996. С. 372-392.
6. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3.
7. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1. С. 33-48.
8. Эко У. Несколько сценариев глобальной войны // На Невском. 2001. № 11.
9. Утченко С.Л. Факт и миф в истории // Вестник древней истории. 1998. № 4. С. 13.
10. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М., 1990. С. 62.
11. Алексеева Т.А. «Реванш кочевников», или Ценностное осмысление глобализации // Космополис. 2003. № 2. С. 90.
12. Вольнов В.В. Проблема наций в свете теории цивилизаций. 2002. http://www.archipelag.ru/geopolitics/theory-сЫ1кайоп/01.
13. Савельев Е.П. История казачества. Новочеркасск, 1916. Кн. 1.
14. Шнирельман В.А. Мифы диаспоры // Диаспоры в историческом времени и пространстве. Национальная ситуация в Восточной Сибири. Иркутск, 1994; Он же. Националистический миф: основные характеристики // Славяноведение. 1995. № 6; Он же. Изобретение прошлого // Новое время. 1996. № 32; Он же. Борьба за аланское наследство (этнополитиче-ская подоплека современных этногенетических мифов) // Восток. 1996. № 5; Он же. Миф о сверхчеловеке возрождается в России // Новое время. 1997. № 13; Он же. Второе пришествие арийского мифа // Восток. 1998. № 1; Он же. Постмодернизм и исторические мифы в современной России // Вестн. Омского университета. 1998. № 1.
Институт архитектуры и искусства Южного федерального университета 16 февраля 2007 г
