CC BY
151
Вестник ПСТГУ.
Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
Антоний Алексеевич Щелкунов, диакон канд. ист. наук, доцент кафедры философии и педагогики Национального горного университета, 49600, Украина, г. Днепр, ул. Дмитрия Яворницкого, 19
2017. Вып. 76. С. 78-88
Трансформация карательной политики
СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА
против Православной Церкви в 1939—1941 гг.
А. А. Щелкунов
В изучении проблематики антицерковного террора советского государства 1920—1950-х гг. существуют многочисленные белые пятна. Одной из таких лакун являются репрессии 1939—1941 гг. Этот этап репрессивной политики сталинского режима имеет ряд характерных особенностей, которые были связаны с трансформацией органов государственной безопасности после завершения «большого террора» и началом кампании по укреплению социалистической законности. К таким особенностям можно отнести то, что органы НКВД в этот период закрывали дела против православных верующих, арестованных еще в 1937—1938 гг., что привело к снижению арестов православных в 1939 г., но уже с 1940 г. количество арестов по религиозным мотивам снова начало расти. Политика укрепления социалистической законности вынуждала следователей управления госбезопасности НКВД действовать с оглядкой на существующие нормы уголовного права. Многие уголовные дела против православных верующих рассматривались не внесудебными органами, а судами общей юрисдикции, что вынуждало сотрудников НКВД менять методы антирелигиозной борьбы. В этот период антицерковная политика советского режима на новоприсоединенных землях была достаточно умеренной, в то же время на территориях СССР в границах до сентября 1939 г. проводилась политика планомерного уничтожения Православной Церкви. Несмотря на изменение методов антицерковных репрессий, которое имело место перед Великой Отечественной войной, конечная цель — полное уничтожение религии и Церкви в СССР — была неизменной.
В историографии антицерковного террора 1930-х гг. массовые репрессии против православных верующих в 1939—1941 гг. на землях, входивших в состав СССР до сентября 1939 г., изучаются непропорционально мало. Основное внимание исследователи уделяют репрессиям времен коллективизации и «большого террора», а также особенностям антицерковной политики на новоприсоединенных территориях Прибалтики, Бессарабии, Западной Украины и Белоруссии.
В историографии широкое распространение получила точка зрения, согласно которой в 1939 г. репрессивная политика советского государства против религии и Церкви претерпевала некие качественные изменения. Такое положение вещей отчасти обусловлено введенными в научный оборот сфальсифицированными документами, в которых говорится о массовой реабилитации духовенства
и мирян в 1939—1941 гг.1, а отчасти это связано с убеждением, что Сталин добился поставленной цели во время массовых репрессий 1937—1938 гг., после чего антицерковный террор прекратился. Так, М. В. Шкаровский пишет: «...в 1939 г. произошло изменение курса государственной религиозной политики, закончился десятилетний период открытого активного наступления на Церковь»2. С ним солидарны и многие другие исследователи3. Даже те из исследователей, кто считает, что реальный поворот в церковно-государственных отношениях произошел в 1943, а не в 1939 г., все же склонны признавать завершение антицерковного террора в 1939 г. Так, И. А. Курляндский пишет в своей монографии, что «всесоюзный церковный погром был в 1939 г. свернут»4. Во многих обобщающих работах по антицерковной политике советского государства антицерковный террор 1939—1941 гг. фактически не рассматривается5.
Радикальная социальная инженерия 1937—1938 гг., призванная ликвидировать остатки классово чуждых элементов и вывести советское общество на новый уровень построения социализма, ударила по самому большевистскому режиму. В орбиту террора были вовлечены структурообразующие элементы советского строя: Коммунистическая партия и ВЛКСМ, государственный аппарат, Красная армия, советская интеллигенция и т. д. В конечном счете абсолютизация насилия ставила под удар стабильность коммунистического режима. Поэтому «большой террор» привел карательную политику советского государства к кризису. В результате чего в 1939—1941 гг. в СССР была начата кампания по укреплению «социалистической законности», которая включала в себя реабилитацию и снижение срока наказаний для части репрессированных, подчинение органов государственной безопасности существовавшим нормам уголовно-процессуального права и аресты среди сотрудников НКВД.
Кампания по укреплению «социалистической законности» должна была сбалансировать правоохранительную и карательную функции советской юстиции. Однако задача уничтожения социально чуждых элементов и потенциаль-
1 Критику фальсификаций см.: Курляндский И. А. Сталин, власть, религия (религиозные и церковные факторы во внутренней политике советского государства в 1922—1953 гг.). М., 2011. С. 523-549.
2 Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 2010. С. 144.
3 Гераськин Ю. В., Михайловский А. Ю. К вопросу о государственно-церковных отношениях в 1938-1940-х гг. // Научный православный взгляд на ложные исторические учения: Материалы совместной конференции Русского культурно-просветительного фонда имени святого Василия Великого и Института Российской истории РАН. М.: Русский издательский центр, 2011. С. 476-477; Овчинников В. А. К вопросу о периодизации истории Русской православной Церкви в Сибири в советский период (1917-1991) // Вестник КемГУ. 2015. Сер. I. № 1 (61). С. 73; Чурилина Т. И. Антирелигиозная политика на Дальнем Востоке накануне Великой Отечественной войны // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 11-1. С. 232
4 Курляндский. Указ. соч. С. 522.
5 См., напр.: Одинцов М. И. Русская Православная Церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. М.: Политическая энциклопедия, 2014; Бабенко Л. Технолопя боротьби з Церквою (1920 — початок 1950-х рр..): «чеюстський» сегмент // Радянсью органи державно! безпеки в Укршт (1918-1991 рр.): iсторiя, структура, функци: Матер1али круглого столу, 19 грудня 2013 р., м. Ки!в. К.: 1нститут ютори Украши НАН Украши, 2014. С. 248-299.
ных врагов, в том числе из среды «церковно-сектантской контрреволюции», не снималась и оставалась основной в деятельности НКВД. Совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» кардинально перестраивало работу карательных органов советского государства, но вместе с тем предусматривало дальнейшую «беспощадную борьбу со всеми врагами СССР»6. Православная Церковь в глазах партийного руководства оставалась заклятым врагом Советской власти, которого нужно было уничтожить. На оперативном совещании личного состава УГБ УНКВД по Харьковской области, посвященном обсуждению Постановления от 17 ноября 1938 г., один из выступавших чекистов четко определил категории врагов: «Из выступлений видно, что у нас еще имеются большие учетные данные о попах, белогвардейцах, сектантах и т. д., между тем эти кадры врагов должны были давно быть репрессированы, но мы работали плохо и тем самым дали врагу возможность продолжать свою вражескую работу»7. Изменения в карательной политике советского государства должны были обезопасить представителей Коммунистической партии, комсомола, РККА, советской интеллигенции и прочие социальные группы, которые составляли костяк социалистического общества, от массовых репрессий. Православная Церковь не вписывалась в модель идеального «социалистического общества» и поэтому должна была быть окончательно уничтожена.
Кризис карательной политики советского государства и последовавшая затем реорганизация органов государственной безопасности наложили свой отпечаток на антицерковный террор 1939—1941 гг.
В конце 1938 — начале 1939 г., в момент наибольшей дезорганизации органов государственной безопасности, имели место освобождения священников, арестованных в 1937—1938 гг. М. В. Шкаровский считает, что в это время были освобождены «сотни священнослужителей»8. Однако данная оценка количества освобожденных священнослужителей кажется завышенной. В Пермской области было прекращено уголовное преследование всего лишь против двух священнослужителей9.
В Днепропетровской области были освобождены всего три священника, причем двое из них проходили как бывшие священники. Из материалов следственных дел непонятно, отрекались ли они от сана или, лишившись своих приходов, просто нигде не служили.
Священник Лазаревской церкви г. Днепропетровска Александр Травлеев был арестован 23 июля 1938 г. На предварительном следствии он отрицал свою
6 История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Сб. документов: В 7 т. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / Н. Верт, С. В. Мироненко, отв. ред., И. А. Зю-зина, отв. сост. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 305.
7 Великий терор в УкраЫ. «Куркульська операщя» 1937-1938 рр.: У 2-х ч. / Упоряд. Сергш Коюн, Марк Юнге. К.: Вид. дiм «Киево-Могилянська академiя», 2010. Ч. II. С. 355.
8 Шкаровский. Указ. соч. С. 129.
9 Нечаев М. Г., Уткин С. В. Исполнение приказа № 00447 в среде православных Пермской епархии // Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447. М.: РОССПЭН, Германский исторический институт в Москве, 2009. С. 266.
вину, свидетельскими показаниями органы НКВД не располагали. Даже крайне тенденциозный советский суд не имел оснований для вынесения обвинительного приговора. Поэтому 15 января 1939 г. следователь, который вел это дело, подал рапорт о прекращении уголовного преследования Травлеева10. 5 марта 1939 г. он был освобожден. По таким же причинам было прекращено следствие против священника Льва Петрова, в апреле 1939 г. он был также освобожден11.
4 марта 1939 г. священник Семен Кащенко предстал перед Днепропетровским облсудом. Дело строилось на его личных признаниях, полученных еще летом 1938 г. Во время судебного заседания Кащенко отказался от своего признания, заявив, что показания дал в результате применения к нему пыток, свидетелей обвинения не было. В результате это дело в суде развалилось12. Но областной суд не признал его невиновным — для классово сознательных и политически подкованных советских судей было невозможным признать священника, пусть даже и бывшего, невиновным и освободить его, поэтому дело Кащенко отправили на доследование. Однако следственная часть УНКВД по Днепропетровской области посчитала нецелесообразным продолжать следствие, и С. А. Кащенко был освобожден13.
Эти освобождения были связаны с трудностями реализации совместного постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 г. и, как следствие, неадаптированностью работников НКВД к новым реалиям — органы НКВД не смоги быстро перестроиться под новые требования — соблюдать нормы уголовного процесса. Но уже к маю 1939 г. единичные случаи освобождения «церковников» прекращаются. Дела по обвинению священников, в которых отсутствовала «доказательная база», впредь не прекращались, а передавались на рассмотрение Особого совещания, которое не зависело от условностей официально существовавшего законодательства и судопроизводства.
Если предположить, что каждое областное УНКВД освободило по 2-3 священнослужителя, то на свободу вышло в конце 1938 — начале 1939 г. около 200 человек.
После завершения массовых репрессий в застенках НКВД оставались тысячи арестованных священнослужителей и мирян, которые воспринимались советской властью в качестве врагов. Поэтому их освобождение являлось невозможным. Однако времена «большого террора», когда, как писал один из следователей УГБ, «дела на Спецтройку можно оформлять фиктивно, т. е., что достаточно, чтобы у арестованного было прошлое (кулак, белый, петлюровец и т. д.) а остальное надо уметь составить и «задокументировать»»14, прошли. С ноября 1938 г. от сотрудников НКВД требовали соблюдения норм уголовно-процессуального кодекса, а основная масса дел «церковников» должна была рассматриваться не внесудебными органами, а судами общей юрисдикции. В этих
10 Архiв Управлшня Служби безпеки Украши у Дншропетровськш обл. (АУСБУ у Дншропетровськш обл.) Д. Пр-11170. Л. 37-38.
11 Там же. Д. Пр-10699. Л. 57-58.
12 Там же. Д. Пр-9611. Л. 70-72 об., 80-84.
13 Там же. Л. 90-93.
14 Там же. Д. 520. Т. 2. Л. 175.
условиях управление государственной безопасности в 1939-1940 гг. активно занималось оформлением дел священников и мирян арестованных еще в 1937— 1938 гг., а то и ранее. Например, священник Петр Печковский был арестован еще в августе 1936 г. и только 26 апреля 1939 г. был приговорен Днепропетровским облсудом к пяти годам лагерей (умер в лагере 9 апреля 1942 г.)15. В то же время по некоторым делам «следствие» затягивалось вплоть до начала Великой Отечественной войны. Так, обновленческий митрополит Андрей Одинцов был арестован 31 мая 1938 г. и 19 августа 1939 г. был осужден к семи годам лишения свободы. Он подал кассационную жалобу, и Верховный Суд УССР отменил обвинительный приговор Днепропетровского облсуда. Повторное расследование затянулось до 7 августа 1941 г., когда суд повторно приговорил Одинцова к семи годам лагерей16.
В связи с тем что органы УГБ НКВД были заняты завершением дел репрессированных во время «большого террора», количество арестов советских граждан по религиозным мотивам в 1939 г. уменьшается. Но это не было связано с какими бы то ни было изменениями в антицерковной политике Советского государства.
Характерной чертой антицерковного террора в 1939—1941 гг. была необходимость органов НКВД соблюдать нормы уголовно-процессуального права. Стремление партийных органов упорядочить работу НКВД и загнать его в определенные юридические рамки усложняло антирелигиозные репрессии, так как на оформление каждого следственного дела уходило достаточно много времени и сил чекистов. Это стало побочным результатом кампании по борьбе за укрепление «социалистической законности». В 1939—1941 гг. репрессивный аппарат, точно так же как и в 1937—1938 гг., был нацелен на планомерное уничтожение Православной Церкви, изменилась только формальная сторона дела — появились новые нормативные требования.
Репрессивные органы с трудом перестраивались под новые условия работы, когда каждая репрессивная акция должна была, хотя бы приблизительно, соответствовать действующему законодательству. Поэтому в уголовных делах священнослужителей, которых осудили в это время, порядковая нумерация листов менялась три, а иногда и четыре раза, что свидетельствует о неоднократных попытках их закрыть, но в прокуратуре или в суде эти дела возвращали на доследование. И каждый раз уничтожались какие-то документы, в которых содержался следственный подлог или были грубо сфальсифицированы, вместо них подкла-дывались другие. Так происходило до тех пор, пока в конце концов дело священника или мирянина можно было передать в суд. Новые требования соблюдать законность влияли на продолжительность рассмотрения дел, но приговоры выносились исключительно обвинительные.
В марте 1939 г. были осуждены шестеро членов «церковно-фашистской антисоветской организации» из числа обновленческих священников. Они были арестованы в июне 1938 г. и все признали свою вину, но через тройку их дело пропустить не успели. На судебном заседании четверо из шести обвиняемых ка-
15 АУСБУ у Дншропетровськш обл. Д. 3019.
16 Там же. Д. П-24171.
тегорически отказались от показаний, данных на предварительном следствии, заявив, что они сознались в результате принуждения со стороны следственных работников НКВД17. Свидетели, вызванные в суд, не смогли привести конкретных фактов антисоветской деятельности обвиняемых. Обвинение в основном строилось на показаниях «руководителя» этой «антисоветской организации» священника-обновленца Трофима Лукьянца, секретного агента ГПУ-НКВД с 1923 г.18 В итоге Лукьянец был приговорен к смертной казни, а остальные обвиняемые получили от 6 до 10 лет лагерей. Лукьянец подал кассационную жалобу, и расстрел ему был заменен на 10 лет заключения19. После вынесения обвинительного приговора Т. Лукьянец продолжил активно сотрудничать с органами НКВД, выступая штатным свидетелем на судебных процессах против духовенства и мирян. В июне 1938 г. органы НКВД начали создавать очередную «контрреволюционную церковно-фашистскую организацию» из числа отказавшихся от сана священников, а также обновленцев и мирян «тихоновской ориентации». Обвинение строилось на личных признаниях арестованных, но на судебном заседании от 18 августа 1939 г. все обвиняемые в количестве 12 человек (тринадцатый умер накануне суда) отказались от своих показаний, заявив, что они были получены в результате давления со стороны следствия. Главным свидетелем обвинения выступил все тот же Т. Лукьянец. В результате все 12 подсудимых были признаны виновными и приговорены к заключению в лагеря сроком от 6 до 10 лет20. А в апреле 1941 г. Т. Лукьянца даже специально этапировали из Севво-стоклага НКВД в Днепропетровск, чтобы он дал свидетельские показания против обновленческого митрополита Андрея Одинцова, так как он был единственным свидетелем по его делу21.
В 1939-1941 гг. для репрессирования «церковников» в судебном порядке карательные органы должны были предоставить хоть какие-нибудь «доказательства» вины обвиняемого, для того чтобы суд мог на чем-то основать обвинительный вердикт.
Небольшой шанс получить оправдательный приговор суда был только у тех священников, которые перед арестом занимались «общественно полезным трудом» и еще до ареста публично отказались от своего сана и веры в Бога22, хотя нужно признать, что подобное отречение не гарантировало оправдания. Многих бывших священников в 1939-1941 гг. приговорили к разным срокам тюремного заключения23.
В тех случаях, когда следователи УГБ НКВД не могли собрать «доказательную базу» (обвиняемые отказались от показаний, выбитых из них в 1937-1938 гг., свидетелей по делу не было, улик тоже), дело передавалось не в суд, а на рассмотрение Особого совещания НКВД.
17 АУСБУ у Дншропетровськш обл. Д. П-11335. Л. 422-426.
18 Там же. Л. 439-440.
19 Там же. Л. 432, 435.
20 Державний архiв Дншропетровсько! обласл (ДАДО). Ф. 6478. Оп. 2. Д. 204. Л. 45.
21 АУСБУ у Дншропетровськш обл. Д. П-24171. Л. 133.
22 Там же. Д. Пр-26. Л. 68.
23 Там же. Д. П-24239; Д. П-24103.
Особое совещание НКВД — внесудебный орган — продолжало, как и в годы «большого террора», работать за рамками существовавшего правового поля. Решения выносились не на основе действующего законодательства, а на основе классового подхода: советских граждан продолжали осуждать не за реально совершенные правонарушения, а ради победы в эфемерной классовой борьбе.
Призрачная классовая угроза определяла приговоры, выносимые Особым совещанием: священникам, которые были в преклонном возрасте, выносили более мягкие приговоры. Священник Александр Преображенский имел 66 лет от роду и здоровье, подорванное двадцатью месяцами заключения, соответственно активно «вредить» советскому государству уже был не в состоянии, поэтому решением Особого совещания 11 октября 1939 г. он был сослан на пять лет в Казахстан24. В то же время сравнительно молодых и трудоспособных священников Особое совещание при НКВД приговаривало к заключению в ГУЛАГ. Например, священнику Валентину Гремячкину на момент вынесения приговора было 53 года, Особым совещанием 17 января 1940 г. он был приговорен к восьми годам ИТЛ25.
Отдельно необходимо сказать о существовании территориальной особенности в проведении антирелигиозного террора в 1939—1941 гг. На новоприсоеди-ненных территориях Прибалтики, Бессарабии, Западной Украины и Белоруссии советская власть проводила сравнительно умеренную антирелигиозную политику, опасаясь обострения антисоветских настроений в приграничных областях в условиях начавшейся Второй мировой войны. В связи с этим были сделаны некоторые уступки Русской Православной Церкви: была сохранена Московская Патриархия и репрессий избежали последние оставшиеся на свободе иерархи, но на этом поблажки для РПЦ закончились. Советский режим в своей главной цели уничтожить Церковь был непоколебим. При этом на новоприсоединенных землях аресты «церковников» были скорее исключением, чем правилом. За этот период на Волыни было арестовано 53 священнослужителя, из которых 10 человек освободили26, а в Латвийской Православной Церкви было арестовано 16 клириков27. Соответственно, подавляющее количество арестов приходилось на территории, входившие в состав СССР до сентября 1939 г. На этих территориях уничтожение «церковно-сектантской контрреволюции» являлось приоритетной задачей для органов УГБ НКВД в 1939—1941 гг.
Замнаркома НКВД УССР А. З. Кобулов 3 июля 1939 г. направил инструкцию для начальника УНКВД новообразованной Сумской области, в которой указывались первостепенные задачи в работе органов госбезопасности. В первом пункте этой инструкции говорилось: «В связи с активизацией за последнее время антисоветских церковно-сектантских и клерикальных организаций, срочно приступить к выявлению на территории области сектантских групп: иеговистов,
24 ДАДО. Ф. 6478. Оп. 2. Д. 10539. Л. 68.
25 Там же. Д. 363. Л. 51.
26 Вишиванюк А. В. Особенности религиозной политики советских властей в западных областях УССР в 1939—1941 гг. // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История РПЦ. 2012. № 45. С. 64.
27 Голиков А., свящ., Фомин С. Кровью убеленные: Мученики и исповедники Северо-Запада России и Прибалтики (1940—1955). М., 1999. С. 33—103.
адвентистов, евангельских христиан, баптистов, церковников ИПЦ, старообрядцев, тихоновцев и еврейских клерикальных организаций. Взять в активную разработку руководящий состав религиозных обществ — попов, дьяконов, архимандритов, раввинов, проповедников сект, мобилизовав внимание агентуры на выявление их связей и практической антисоветской деятельности. Особое внимание обратить на лиц религиозного культа, разъезжающих по городам и селам. Этот контингент лиц обеспечить особо проверенной агентурой»28.
Начальник НКВД УССР И. А. Серов 16 декабря 1940 г., выступая перед руководящим составом УГБ НКВД Харьковской области, сформулировал главные задачи органов госбезопасности. На одном из первых мест значилось: «Развернуть агентурные мероприятия по разработке разных течений церковно-сектантской контрреволюции»29. Невозможно предположить, что планомерное усиление борьбы с религией и Церковью было личной инициативой местного руководства НКВД УССР. Карательные органы всегда действовали строго в русле генеральной линии партии, поэтому можно констатировать, что в 1939-1941 гг. перед карательными органами стояла задача окончательного уничтожения религии и Церкви.
В связи с ликвидацией троек и требованием соблюдать нормы УПК органы НКВД вынуждены были изменить методы борьбы с «церковно-сектантской контрреволюцией». Если в 1937-1938 гг. можно было арестовать священника или мирянина и потом уже придумать, в чем он виноват, то в 1939-1941 гг. оперативные работники НКВД должны были собирать компрометирующие материалы и проводить «следствие» с оглядкой на нормы уголовного права. Так, после ареста священников Лисицкого и Николаенко (имена этих священнослужителей не указаны) в 1939 г. НКВД вынуждено было командировать следственных работников в населенные пункты, где те ранее служили, с целью «задокументировать» их контрреволюционную деятельность и найти факты их антисоветских настроений30.
Достаточно часто чекисты пытались добыть «факты контрреволюционной деятельности» православных еще до ареста, с помощью так называемой агентурной разработки, когда «следствие» основывалось на донесениях секретных сотрудников, которые сообщали о нелегальных богослужениях и собраниях верующих. Так, весной-летом 1939 г. НКВД УССР, основываясь на агентурных донесениях, «выявило и ликвидировало церковно-монархическую контрреволюционную организацию старообрядцев», которая действовала на территории Молдавской АССР, а также в Киевской, Одесской, Николаевской, Харьковской, Кировоградской и Ворошиловоградской областях. Всего было арестовано 33 старообрядческих клирика и мирян31.
28 Галузевий державний архiв Служби безпеки Укра!ни (ГДА СБУ). Ф. 16. Оп. 32. Д. 67. Л. 68-69.
29 Вказiвки наркома внутршш з справ УРСР I. Серова керiвному складу УДБ УНКВС по Харювськш обласп щодо напрямiв оперативно! роботи // Радянсью органи державно! безпеки у 1939 — червш 1941 рр.: Документи ГДА СБ Укра!ни. К.: Киево-Могилянська академш, 2009. С. 157.
30 ГДА СБУ. Ф. 16. Оп. 32. Д. 34. Л. 169-171.
31 Там же. Л. 70-77.
Третьим способом уничтожения «церковно-сектантской контрреволюции» было создание «антисоветских церковных организаций» самими работниками НКВД. В 1938 г. органами НКВД был завербован некто И. В. Симонов, ставший впоследствии председателем церковно-приходского совета Успенской церкви г. Перми. Занимая эту должность, он сумел привлечь для службы в Успенской церкви пятерых клириков и прописать их в Перми. В июле 1939 г. весь клир Успенской церкви и монахиня, которая жила при храме, были арестованы и обвинены в создании контрреволюционной организации. И. В. Симонов дал все необходимые показания. В результате в мае 1940 г. Особым совещанием при НКВД СССР все участники этой «организации» были приговорены к пяти годам ИТЛ, монахиня Шишкова получила три года ИТЛ32.
На новоприсоединенных территориях советская власть проводила очень аккуратную антицерковную политику, в то же время на землях, которые входили в состав СССР до сентября 1939 г., проводился последовательный антицерковный террор, направленный на полное уничтожение Православной Церкви, и только начало Великой Отечественной войны остановило массовые репрессии против православных верующих.
Уменьшение количества арестов в 1939 г. было связано, с одной стороны, с реформированием карательных органов Советского государства, а с другой стороны — с необходимостью закончить многочисленные дела против «церковников», оставшиеся незавершенными со времен «большого террора». Несмотря на то что в абсолютных показателях количество арестованных православных уменьшилось в разы, по сравнению с «большим террором», можно утверждать, что сталинское руководство продолжало политику массовых репрессий против православных верующих и после 1938 г. На сегодняшний день неизвестно, сколько находилось православных клириков на свободе после 1938 г., но точно небольшое количество.
Ключевые слова: Русская Православная Церковь, старообрядчество, «Истинно-Православная Церковь», обновленчество, антицерковный террор, НКВД, массовые репрессии.
Список литературы
Бабенко Л. Технолопя боротьби з Церквою (1920 — початок 1950-х рр..): «чеистський» сегмент // Радянсью органи державно! безпеки в Укрш'ш (1918—1991 рр.): ютор1я, структура, функцИ. К.: 1нститут ютори Украши НАН Украши, 2014. С. 248—299. Вишиванюк А. В. Особенности религиозной политики советских властей в западных областях УССР в 1939—1941 гг. // Вестник ПСТГУ. Сер. II: История. История РПЦ. 2012. № 45 С. 56—71.
Гераськин Ю. В., Михайловский А. Ю. К вопросу о государственно-церковных отношениях в 1938—1940-х гг. // Научный православный взгляд на ложные исторические учения: Материалы совместной конференции Русского культурно-просветительного фонда имени святого Василия Великого и Института Российской истории РАН. М.: Русский издательский центр, 2011. С. 472—481.
32 База данных по Новомученникам и Исповедникам Российским. иИЬ: Шр://кш3.р81Ы. ги/Ьт/с^е.ехеДгате8/т/М_оет.Ы:т1/аш (дата обращения 18.01.2017).
Голиков А., свящ., Фомин С. Кровью убеленные: Мученики и исповедники Северо-Запада России и Прибалтики (1940-1955). М., 1999.
Курляндский И. А. Сталин, власть, религия (религиозные и церковные факторы во внутренней политике советского государства в 1922-1953 гг.). М.: Кучково поле, 2011.
Овчинников В. А. К вопросу о периодизации истории Русской Православной Церкви в Сибири в советский период (1917-1991) // Вестник КемГУ. 2015. Сер. I. №1 (61). С. 72-80.
Одинцов М. И. Русская Православная Церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. М.: Политическая энциклопедия, 2014.
Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М.: Вече, Лепта, 2010.
Чурилина Т. И. Антирелигиозная политика на Дальнем Востоке накануне Великой Отечественной войны // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 11-1. С. 230-236.
Transformation of the Punitive Policy of the Soviet State Against the Orthodox Church
in 1939-1941
There are numerous blind spots in the study of the antichurch terror of the Soviet state in the 1920s-1950s. One of these is antichurch repressions of 1939-1941. This stage of the repressive policy of the Stalinist regime had a number of features that were associated with the transformation of the state security system after the completion of the "Great Terror" and the beginning of the campaign for the enforcement of Socialist law. These features included the fact that during this period, NKVD were closing legal cases against Orthodox believers arrested in 1937-1938, which led to a decrease in the number of arrests of Orthodox believers in 1939. However, since 1940 the number of arrests for religious reasons began to grow again. The policy of enforcement of the Socialist law made investigators from NKvD act more cautiously as to the existing criminal law. During this period, the antichurch policy of the Soviet regime in the newly-acquired regions was fairly moderate, whereas in territories of the Soviet Union within the borders established before September 1939, the state was carrying out the policy of systematic destruction of the Orthodox Church. Despite the change in methods of antichurch repressions that took place before World War II, the ultimate goal, i.e. the complete destruction of religion and church in the USSR, was unchanged.
Keywords: Russian Orthodox Church, Old Believers, the True Orthodox Church, renovationism, antichurch terror, NKvD, mass repressions.
St. Tikhon's University Review.
Series II: History. Russian Church History.
2017. Vol. 76. P. 78-88
Deacon Antonii Schelkunov, Candidate of Science in History, National Mining University of Ukraine 19 Dmytra Yavornytskoho ul., 49600 Dnepr, Ukraine
А. Schelkunov
References
Babenko L., "Tehnologlya borotbi z Tserkvoyu (1920 — pochatok 1950-h rr..): «cheklstskiy» segment", in: Radyanski organi derzhavnoYi bezpeki v UkraYini (1918—1991 rr.): Istoriya, struktura, funktsiyi, Kiev, 2014, 248—299.
Vishivanyuk A., "Osobennosti religioznoy politiki sovetskih vlastey v zapadnyih oblastyah USSR v 1939-1941 gg.", in: Vest-nikPSTGU. Seriya 2: Istoriya. Istoriya RPTs, 45, 2012, 56-71.
Geraskin Yu., Mihaylovskiy A., "K voprosu o gosudarstvenno-tserkovnyih otnosheniyah v 1938 — 1940-h gg.", in: Nauchnyiy pra-voslavnyiy vzglyad na lozhnyie istoricheskie ucheniya. Materialyi sovmestnoy konferentsii Russkogo kulturno-prosvetitelnogo fonda im-eni svyatogo Vasiliya Velikogo i Instituta Ros-siyskoy istorii RAN, Moscow, 2011, 472—481.
Golikov A., svyasch., Fomin S., Krovyu ubelennyie. Mucheniki i ispovedniki Severo-
Zapada Rossii i Pribaltiki (1940—1955), Moscow, 1999.
Kurlyandskiy I., Stalin, vlast, religiya (reli-gioznyie i tserkovnyie faktoryi vo vnutren-ney politike sovetskogo gosudarstva v 1922— 1953 gg.), Moscow, 2011.
Ovchinnikov V. "K voprosu o periodizatsii istorii Russkoy pravoslavnoy Tserkvi v Sibiri v sovetskiy period (1917—1991)", in: Vestnik KemGU, 1-1 (61), 2015, 72—80.
Odintsov M., Russkaya Pravoslavnaya Tserkov nakanune i v epohu stalinskogo sotsializma, Moscow, 2014.
Shkarovskiy M., Russkaya Pravoslavnaya Tserkov v XXveke, Moscow, 2010.
Churilina T., "Antireligioznaya politika na Dal-nem Vostoke nakanune Velikoy otechest-vennoy voynyi", in: Gumanitarnyie, sotsial-no-ekonomicheskie i obschestvennyie nauki, 11—1, 2015, 230—236.
