CC BY
0DOI 10.31250/2618-8600-2024-3(25)-120-135 УДК 393.532(470.326)
МГУ им. М. В. Ломоносова; Православный Е. В. Воронцова Свято-Тихоновский гуманитарный университет
Москва, Российская Федерация ORCID: 0000-0002-1292-4580 E-mail: [email protected]
(Трансформация института черничества в послевоенный период (по материалам Тамбовской области)1
АННОТАЦИЯ. В фокусе данной статьи — феномен черничества и его трансформация в советское время. Чернички — русские крестьянки, принявшие незамужний статус по обету. Традицию черничества автор относит к историческим явлениям большой длительности и указывает на устойчивость этого феномена даже в условиях разрушения традиционного деревенского уклада в результате коллективизации конца 1920-х — 1930-х гг. и урбанизации послевоенного периода. Под руководством автора в 2018-2023 гг. было проведено полевое изучение нарративов о черничках в Тамбовской области. Рассмотрение микроисторического сюжета частных аскетических практик побудило обратиться к широкому пласту архивных исследовательских материалов этнографов и историков советского периода. Такой комплексный подход, сочетающий данные устной истории, биографические нарра-тивы и архивные материалы, позволил установить, что присутствие черничек в исследуемом регионе нельзя объяснить инерцией дореволюционных народно-религиозных практик. На основании поколенческого деления крестьянок (предложенного С. Адоньевой и Л. Олсон) зафиксированные в регионе примеры черничества были распределены по возрастным группам, при этом две трети примеров оказались относящимися полностью к советскому периоду. Своеобразным развитием этого феномена в Тамбовском регионе в послевоенные годы стали группы «юношей» и «молчальников». Сторонники этих эсхатологических направлений, относящихся к движению истинно-православного христианства, призывали молодежь к отказу от вступления в брак (наряду с отказом от контактов с государством и официальной властью). Феномен черничества сохраняется и адаптируется в ХХ в. Выбор в пользу этой модели поведения нередко был коллективным и находил поддержку в семье, среди соседей и близких. Чернички, избегавшие контактов с официальной властью, сумели сохранить определенную хозяйственную независимость и остаться важной частью деревенского сообщества.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Воронцова Е. В.
чернички, безбрачие, народная Трансформация института черничества в
религиозность, Тамбовская область, послевоенный период (по материалам Тамбовской
советская деревня, репрессии, области). Этнография. 2024. 3 (25): 120-135.
истинно-православные христиане DOI: 10.31250/2618-8600-2024-3(25)-120-135
1 Статья подготовлена в рамках проекта «Традиционные сообщества в постсекулярную эпоху» при поддержке Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и Фонда «Живая традиция».
Lomonosov Moscow State University;
E. Vorontsova St. Tikhon Orthodox University
Moscow, Russian Federation ORCID: 0000-0002-1292-4580 E-mail: [email protected]
I Transformation of the Chernichki Institution in the PostWar Period (Based on the Materials of the Tambov Region)
ABSTRACT. This paper focuses on the phenomenon of chernichki and its transformation during the Soviet period. Chernichki are peasant women unmarried by vow. The author describes chernichki as a historical phenomenon of long duration and points to its stability even in the face of dramatic changes caused by collectivization in the late 1920s — early 1930s and the after-war urbanization. The author conducted a field study from 2018 to 2023 in the Tambov region, resulting in a collection of narratives about unmarried women. The study used an integrated approach, combining oral history data, biographical narratives, and archival materials. It revealed that the existence of chernichki cannot be explained by the inertia of pre-revolution ascetic practices. Based on the generational division of peasant women proposed by S. Adoneva and L. Olson, the records of unmarried women in the region were arranged by age groups, and two-thirds belonged entirely to the Soviet period. The local postwar movements of "young lads" and "silent men" are of particular interest. These groups adopted the idea of celibacy and built closed eschatological communities of the True Orthodox Christians. The phenomenon of chernichki persists and sustains during the twentieth century. The choice in favor of this way of life was often collective and found support among family members and neighbors. The chernichki, who avoided contact with Soviet authorities, maintained a certain economic independence and remained an important part of the village community.
KEYWORDS: chernichki, celibacy, popular religiosity, Tambov region, Soviet village, repression, true Orthodox Christians
FOR CITATION: Vorontsova E. Transformation of the Chernichki Institution in the Post-War Period (Based on the Materials of the Tambov Region). Etnografia. 2024. 3 (25): 120-135. (In Russian). DOI: 10.31250/2618-8600-2024-3(25)-120-135
Информант 1: Многие тут не выходили замуж у нас. Информант 2: Полно не выходило. Информант 1: По двое, по трое жили, молились, по двое, по трое.
(из интервью 2022 г., ПМА, Тамбовская область)
Устройство религиозной жизни крестьянства в России, вопреки влиянию разнообразных внешних факторов, среди которых особенно яркими были отмена крепостного права в XIX в., коллективизация и атеистическая пропаганда в ХХ в., оказалось достаточно гибким и в то же время устойчивым. Пользуясь формулировкой Ф. Броделя (1977), речь идет о явлении большой исторической длительности. Для сельских жителей на протяжении многих столетий влияние христианства имело огромное значение. Стремление части сельского населения подражать христианским образцам благочестия привело к формированию из среды мирян системы религиозных авторитетов, которые сохранили свое влияние в сельском социуме и в ХХ в. Среди них можно назвать старцев, юродивых, черничек и др. В данной статье речь пойдет о феномене черничества (также известного как девичество, келейничество) — уклонении от брака по религиозным мотивам.
Термин «черничка» — уменьшительная форма от «чернец»/«чер-
ница», указывает на монашеский статус (Ожегов 2006: 881). Однако в уст" 2 ной речи вплоть до настоящего времени слова «монашка»2, «девица»,
«черничка», «келейница»3 (Русский Север, Центрально-Черноземный регион), «старушья девка» (Верхокамье) и т. п. используются для обозначения особого типа женщин, сознательно не вступивших в брак из религиозных соображений (но не принимавших постриг).
В Тамбовской области для обозначения этого феномена сами респонденты чаще всего используют термины «монашка» или «черничка»: «Была еще специальная монашка, замуж не выходила, лила воду в каждый колодец по ночам <...> Говорила, что она не монашка, а черничка. Уже была пожилая, годов 55 ей» (ПМА 2020. С-ва М. И. 1933 г. р., с. Поповка. Соб.: Е. Воронцова, В. Елагина, И. Мельников)4.
Некоторые респонденты употребляют в этом значении термин «девица»: «Девица Вера и девица Татьяна — родные сестры. Они катали свечи. Они вообще до конца — ни паспортов, ничего [не имели]» (ПМА 2023. И. В., 1969 г. р., гор. Моршанск. Соб.: А. Алленов, Е. Воронцова, П. Чистяков).
Ср.: «Монашка — девушка, не вышедшая замуж и смирившаяся с этим» (Словарь 1982: 252).
Т. А. Бернштам использует термины «чернички» и «келейные» как синонимичные для обозначения ушедших от мира девушек-грамотеек (Бернштам 2000: 267).
Всюду при цитировании полевых материалов автора приводятся год записи, фамилия (в сокращении) и/или инициалы информанта, год рождения (или годы жизни), место записи, инициалы и фамилии собирателей.
Обращение к терминам «монашка» и «черничка» позволяет респондентам подчеркнуть особый религиозный статус этой категории сельских жителей. Термин «девица» встречается также в семейных помян-никах при перечислении строго соблюдавших обет безбрачия женщин различного возраста: «Девицей она не велела поминать, неизвестно как там лагеря, ниче они не говорили этот вопрос, но замуж она никогда не выходила» (ПМА 2023. К-ов В. А., 1963 г. р., с. Подлесное. Соб.: А. Алле-нов, А. Мелиш, П. Чистяков).
Феномен черничества привлекал внимание исследователей еще в XIX в. На страницах светских журналов и «Епархиальных ведомостей» можно встретить немало критических рассуждений о народном стремлении к аскетизму в виде келейничества и черничества (Харламов 1884; Тифлисов 1871а; 1871Ь; Бондаренко 1890; Балаковский 1871а; 1871Ь).
Среди губерний с широким распространением келейничества и черничества чаще других называются Пензенская, Пермская, Самарская, Тамбовская и Воронежская. Авторы XIX столетия были склонны указывать на влияние сектантства и раскола в распространении черничества.
В ХХ в. исследователи возвращаются к теме черничества только в 1970-1990-е гг. (Тульцева 1970; 1999; 2001; Громыко 1991; Бернштам 2000; Кириченко 2010). Некоторые современные авторы по-прежнему склонны объяснять феномен черничества влиянием старообрядчества и сектантства. Об этом в частности упоминают Е. и Н. Беляковы (Белякова и др. 2011), А. Берман (Берман 2008) и Д. Бушнелл (Бушнелл 2020). Судьба этого феномена в ХХ в. остается практически не затронутой в перечисленных работах.
Советские преобразования — борьба с религией, коллективизация и т. п. — были нацелены на слом крестьянского быта, его переустройство на новых основаниях. Этнографы и религиоведы в 1950-1960-е гг. бодро рапортовали об отмирании на селе пережитков прошлого, связанных с религией (Село... 1958: 11; Клибанов 1960; 1961). В реальности чернички продолжали быть частью деревенского социума. В данной работе мы сфокусируемся на судьбе черничества в послевоенный период в Тамбовской области и постараемся проследить динамику перемен в быту, пути трансформации черничества в указанный период. Мы предполагаем, что феномен черничества является устойчивой общерусской крестьянской практикой, и относится к примерам исторических явлений большой длительности.
Тамбовская область — регион со значительной долей сельского населения. В отличие от отдаленных деревень Русского Севера, эти черноземные пространства не пришли в упадок в 1990-е гг. Значительная часть жителей из поколения в поколение ведет хозяйство на одной и той же территории, сохраняя устоявшиеся связи и воспроизводя устойчивые местные
нарративы. В конфессиональном отношении преобладают православные (старообрядчество в регионе присутствует незначительно). В то же время именно Тамбовщина известна как главный очаг развития старого русского сектантства. Здесь зародились и/или получили широкое распространение движения духоборов, молокан, субботников, постников и т. п.5
В фокусе нашего внимания — истории 35 «черничек»6, о которых нам удалось собрать (более или менее подробные) материалы в процессе полевой работы по изучению народной религиозности в Тамбовской области (2018-2023 гг.). Было проведено около 200 глубинных и биографических интервью. Мы также обращались к архивным материалам Государственного архива Тамбовской области, фонду Клибанова в отделе рукописей РГБ (ОР РГБ. Ф. 648), архиву Института российской истории РАН (АИРИ РАН. Ф. Ц XII. Оп. 1), Архиву Российской академии наук (АРАН. Ф. 1908), фонду Тамбовской экспедиции ИЭА РАН 1952-1954 гг. (АИЭА РАН. Ф. 32. Оп. 4). Проверка собранных данных реализовывалась благодаря групповой полевой работе, повторным беседам с информантами и привлечению архивных материалов.
Большинство историй о черничках были частью более общих рассказов о советской повседневной жизни. Однако еще в ходе пилотного выезда мы познакомились и подружились с несколькими современными носительницами этой традиции, а также с их ближайшим окружением. Такое знакомство позволило нам зафиксировать множество описаний различных проявлений этого феномена, а также трагических последствий борьбы государства с черничеством. Близкое личное знакомство с информантами, часть из которых продолжает воздерживаться от контактов с государством, заставило нас в ряде случаев воздержаться от биографической детализации.
Опираясь на предложенное С. Адоньевой и Л. Олсон (Олсон, Адо-ньева 2016: 106) поколенческое деление советских крестьянок (рожденные до революции в 1899-1916 гг.; до начала коллективизации в 19171929 гг.; в период 1930-1950-х гг.), распределить зафиксированные в регионе истории о черничках можно следующим образом (табл. 1, в верхней строке приведены годы, в нижней — количество зафиксированных нарративов):
Таблица 1
1899-1916 г. р. 1917-1929 г. р. 1930-1959 г. р.
7 14 14
Вопрос о целесообразности вступления в брак в этих движениях постоянно дискутировался. Наиболее последовательно идеи отказа от плотской жизни придерживались скопцы, хлысты, в том числе тамбовские постники (см. подробнее: Алленов, Кунавин 2020).
В воспоминаниях наиболее пожилых собеседников фигурировали обобщенные фразы о десятках монашек в местных деревнях, особенно в многолюдных селениях по р. Челновой. Однако мы решили сфокусироваться на 35 черничках, о судьбах которых удалось выяснить какие-то подробности.
Все эти женщины были членами храмовых или внехрамовых7 православных сообществ. Нам не удалось выявить следы опосредованного влияния или прямого воздействия представителей старообрядчества или старого русского сектантства на эти сообщества. В то же время мы зафиксировали целый ряд ярких примеров формирования закрытых групп (так называемых истинно-православных христиан и истинно-православной церкви (далее соответственно — ИПХ, ИПЦ) в среде местных православных верующих.
Чернички в деревнях еще до революции могли образовывать своеобразные монастыри в миру: они селились парами или по трое, вели совместное хозяйство, занимались рукоделием, иногда принимали посетителей, читали Псалтырь по усопшим, обменивались литературой. Не все молодые девушки, желавшие уйти в монастырь, могли реализовать это желание. Препятствием могли стать воля родителей, наличие тяжелых физических недугов, а также отсутствие мест в монастырях (о развитии женского монашеского движения см. подробнее: Кириченко 2010). Практика принятия аскетических подвигов в миру была очень устойчивой. На Тамбовщине феномен черничек был широко известен (Бондаренко 1890). Чернички жили едва ли не в каждой деревне, местные жители знали их в лицо.
В середине ХХ в. в деревнях еще остаются чернички дореволюционного времени. Часть из них, как и принявшие постриг насельницы монастырей, была репрессирована в 1930-е гг. (Абрамова 2008), другим удалось избежать преследований. В огромном селе Стежки8, по воспоминаниям местных жителей, в начале ХХ в. было множество домов-келий:
Информант: У мене тётки были. Вот мать Евпраксия — это материна сестра. У них была келья. Келья у них была, дом был. Там их жили шесть монашков. У них был сад, у них была корова. А я к ним ходил, и я просвещался Святым Духом с пятнадцати лет <.. .> И маво отца две сестры были, тоже ушли туда в монашки, у мене там три тётки было. <.. .> гнали всех. У нас ведь две тётки, эти монахи в келии-то, их ведь выгнали из келии-то. И их всех у нас монашков много было, человек пятьдесят монашков, и всех их забрали и отправили. вот они в Саровском лесу тут игдей-то в Темни-ковских лагерях. <.> Вот они там были, тётки мои, обои там они были. Но они в селе в нашем, кто помер, они все приходили. Они ходили, служили всенощную где покойник. (называет имена. — Примеч. ред.).
7 Под внехрамовыми православными сообществами мы понимаем молитвенные группы, монашеские общины, поминальные сообщества и другие неформальные объединения верующих, включая оппозиционные по отношению к властям или официальной церкви (седминцы, молчальники, федоровцы, «юноши», голошубовцы и другие группы ИПХ). Наличие широкого спектра оппозиционных сообществ является отличительной чертой данного региона. Внехрамовые православные сообщества стали новым явлением советского времени — община сохранялась в отсутствие храма.
8 В 1897 г. в нем было около 4,5 тыс. жителей (см.: Населенные места... 1905).
Собиратель: Это они в монашестве такие имена?
Инф.: Они не посвященные. Правда, ходили в церковь, читали Псалтирь по
умершим (ПМА 1995. Н. И. З-ов (1906-1996), г. Тамбов. Соб.: А. Алленов).
В этом фрагменте собеседник вспоминает о кельях черничек, которые были в селе еще до начала гонений на Русскую православную церковь. В его семье, судя по всему, сестра матери была пострижена в монахини, а две сестры отца не принимали постриг, жили в кельях на селе. Такие келейки — общие дома для двух-трех черничек — сохранялись и после войны. У немногих действующих храмов в таких кельях могли проживать вместе и принявшие постриг монахини и чернички. Однако в большинстве сел храмы были закрыты и полностью уничтожены к началу 1960-х гг. Кельи черничек в этих местах выполняли функцию своеобразного центра внехрамовых сообществ.
Для верующих (в том числе черничек) еще в 1920-1930-е гг. остро встал вопрос о допустимости контактов не только с безбожным государством, но и с официальной церковью, которая шла на сближение с советской властью. Эсхатологические ожидания части местного населения в условиях гонений усиливались и приводили к созданию радикальных сообществ, члены которых не только отказывались от вступления в брак, но и рвали все связи с государством (работа в любых официальных учреждениях, уплата налогов или получение выплат, участие в голосованиях и совещаниях и т. п.); в некоторых группах звучали также призывы к отказу от любых контактов с «красными попами» (то есть с сотрудничающим с советской властью духовенством).
В конце 1940-х гг. в Тамбовской области появляется новая волна молодежи, объединенной аскетическими и эсхатологическими идеями. В работах советских исследователей местной религиозной жизни одно из таких движений получило название «юноши» (хотя подавляющее большинство его членов — девушки). Лидеры движения — молодые проповедники А. Умрихин и П. Половинкин9. Среди их основных идей можно указать отказ от брака и вообще от всех таинств в условиях последних времен; отказ от работы в колхозах и на производстве; отказ от службы в армии, от участия в голосованиях; уничтожение личных документов (ОР РГБ. Ф. 648. Оп. 7. Д. 20). В одном из посланий сторонников движения читаем: «.. .для нас есть одна дорога: быть воздержанными и целомудренными, побеждать лукавого и удаляться от плотского греха. будем сохранять в чистоте и непорочности целомудрие и девство» (Там же. Л. 8). В качестве обоснования невозможности совершения таинств выдвигалась близкая старообрядцам-беспоповцам идея: все оставшееся священство
После отбытия лагерного срока П. Половинкин вступил в брак с одной из участниц движения. Одна из его дочерей еще жива, она не выходила замуж, ведет замкнутый образ жизни.
«подчинилось антихристу» (Там же. Л. 10). Сторонники этого движения были арестованы в 1951 г. Нам известно о двадцати репрессированных участницах этого движения. После освобождения из заключения и возвращения на Тамбовщину в середине 1950-х гг., две из них вступили в брак, две приняли постриг, четыре остались черничками10.
Другая часть молодого поколения черничек была связана с так называемым движением «молчальников»: согласно наиболее распространенной версии, местная юродивая Анастасия (Настя Вирятинская) в середине 1950-х гг. благословила часть близких духовных чад на воздержание от общения с представителями безбожной власти и колхозниками (см. подробнее: Воронцова, Елагина 2021). Среди рассматриваемых нами примеров черничек с фигурой Насти связано семь: все они (как и сама Анастасия) были репрессированы в 1950-1960-е гг. По меньшей мере трое проходили принудительное лечение в психиатрических клиниках (см. подробнее об уголовных делах в отношении них: Деревенские святыни 2021: 244-259). В полевых материалах экспедиции А. И. Клибанова 1959 г. есть следующая характеристика этого движения:
Молчальники отрицают брак. Считают, что замужество и женитьба отвлекают от основного в жизни — от веры в бога, от прославления бога. Молодежь обречена на безбрачие <...>. За три года их молчальничества не было ни одного брака, ни одного деторождения. Перечисленные девушки отказались от женитьбы и посвятили себя богу (АИРИ РАН. Ф. Ц XII. Оп. 1. Д. 3. Л. 11 об.).
Отбыв сроки в лагере и ссылки, часть участниц движения «молчальников» вернулась в родные села и сохранила крайне аскетичный образ жизни. Вокруг них складывались новые религиозные общины, к ним обращались за советом и помощью: «Молчанка у нас дом освещала, как и батюшки. Она и крестины вела, и кто замуж выходит иконы всем собирала, то есть наряжала фольгой от шоколадок» (ПМА 2020. В. и Г., с. Атманов Угол. Соб.: Е. Воронцова, И. Мельников, Е. Коршикова).
Среди 35 описываемых нами героинь, серьезные физические недостатки (горбатость, хромота, слепота, психическое расстройство), препятствовавшие замужеству, были только у шести. У остальных никаких объективных препятствий к вступлению в брак не было. Что еще, помимо проповедей местных групп ИПХ, могло повлиять на их выбор в пользу безбрачия?
На наш взгляд, в формировании такого выбора достаточно высокой была роль семьи. Большое значение имели пример подвижнической и благочестивой жизни старших родственников и одобрение черничества со стороны родителей. Вопреки тезису Бушнелла о роли свободного
10 О судьбе остальных нам пока неизвестно.
личного выбора отдельных девушек в пользу безбрачия, мы видим множество примеров коллективного семейного решения. Так, нам рассказали о трех семьях, в которых сразу несколько сестер стали черничками. Первый пример, пожалуй, наиболее известный: речь идет о сестрах Петриных — Анисье (1890-1982), Матрене (1902-1995) и Агафье (1910-1996) — из села Польное Ялтуново Щацкого района (до 1923 г. район входил в состав Тамбовской губернии). Судя по рассказам местных жителей (ПМА 2021) и опубликованным материалам (Тупиков 2012; Левин 2021) , сестры родились в семье верующих родителей: их мать, Анна Дмитриевна Петрина, поддерживала дружеские отношения с местными старцами и священниками, принимала странников, нищих и юродивых. Всего в семье выжило четверо детей — один сын и три дочери. Все три дочери отказались от вступления в брак, в 1930-е гг. были арестованы и долгое время находились в ссылке. После возвращения сестер на родину их дом стал центром духовной жизни местного религиозного сообщества. Второй пример — не менее яркий. Речь о судьбе трех сестер Н-х: Е. (1930-2017), А. (1939-2019) и М. (1935 г. р.) из села Атманов Угол. Все три были «молчальницами», духовными чадами Насти Вирятинской. Их мать не вступала в колхоз, была глубоко верующим человеком. В 1960-е гг. их сослали в Красноярский край, затем они вернулись и жили в родном селе. Наконец, еще один пример: две сестры из села Первые Ламки — Н. (1924-1999) и Е. (1928-2003). Их родители, как и в двух примерах выше, оставались единоличниками, их тетка Платонида была инокиней, а сами наши героини не приняли постриг, но жили как чернички в отдельной избушке и помогали с воспитанием девяти детей своей многодетной сестре. Действительно, чернички на селе могли выступать как важные и деятельные члены расширенной семьи. Одна из наших героинь вырастила осиротевшую племянницу (Н., 1956 г. р.)11. Мы также неоднократно фиксировали упоминания про помощь черничек в воспитании младших братьев и сестер (например, об А., 1937 г. р.).
Внешний облик черничек (темная одежда, покрытая платком голова), их повседневные практики — чтение богослужебной и учительной христианской литературы, участие в религиозных обрядах, изготовление и хранение обрядовых предметов: свечей, икон, четок, крестов и др., отказ от вступления в колхоз и т. п., образ жизни (постная дисциплина, обет безбрачия, реже — обет молчания и т. п.) — не одобрялись публичными властными институтами, вызвали противодействие. Особенно суровые меры были приняты местными органами власти в ходе борьбы с движениями «молчальников» и «юношей». О семнадцати черничках нам известно, что они сами или члены их семей были репрессированы12
11 Причину своего отказа от замужества она описала очень коротко: «Кто посватается — сразу умирал» (ПМА 2020).
12 В нескольких рассказах о пребывании наших героинь в лагере или тюрьме присутствует мотив сексуального надругательства и (реже) чудесного избавления.
за свои религиозные убеждения. В половине случаев установлено, что чернички происходили из семей единоличников и никогда не работали в колхозе: «Они единоличники, не колхозники. Они церковь не признавали» (ПМА 2022. П-на А., 1940 г. р., с. Подлесное. Соб.: Е. Воронцова,
A. Мелиш, В. Фатьянова).
Многие чернички занимались нелегальными с точки зрения Советского государства промыслами: шили, вышивали, вязали, обряжали иконы в фолежные оклады, собирали и продавали грибы и ягоды. Так, упомянутые сестры Н-вы в Атмановом Углу украшали иконы, делали венчики для невест, вышивали приданое к свадьбе. У деревенских черничек дома могли собираться на моление. Они освящали куличи к Пасхе, воду на Крещение, они же могли освящать жилище и крестить детей:
Аннушка вот, под конец она тоже ослепла, слепая была, вот. Мы собирались у ней. И тоже такая избушка у нее — как и моя, такая избушка, и бывало она уж не гожа была, мы пойдем вот с этой своей дальней родственницей-то, помоем все, и потолок, и стены, и постираем все. Мы все ей там комнату облагораживали, и там и служба была. Она вела, она сама вела службу. Девушка, вот женщина, тоже девица, не выходила замуж, вот у ней мы молились (ПМА 2022. М-ва В. С., 1960 г. р., с. Правые Ламки. Соб.: А. Алленов, П. Чистяков).
К черничкам и «читалкам» (так называли женщин, чаще всего — вдов, которые читали Псалтырь по умершим) могли обращаться с просьбой о проведении молебна об избавлении от засухи: «Например, если засуха, председатель колхоза... А одна монашка без ноги была, Вера. Он: "Вера, (а в молодости он за ней ухаживал). Вера, ты там собрала бы бабков, помолились бы, вокруг поля-то прошли, может, дождь пойдет"» (ПМА 2007. С-на М. Я., 1928 г. р., с. Вирятино. Соб.: С. Алымов).
Следует обратить внимание на две истории об участии черничек в торфоразработках (традиционный для здешних мест отходнический промысел), а также о работе в лесхозе, на железной дороге. В Подлесном нам рассказывали о двух черничках, у которых из документов были только справки, полученные во время работы на торфянниках в с. Иваново, —
B. (1938-?), Т. (1935-?). О другой семье, где репрессировали в 1960-х гг. и мать, и дочь, нам рассказывали следующее:
Вместе мать и дочь. Клавдия Васильевна13 и мать Татьяна, отчество не помню, дом оставался, дома все осталось у них целое: иконы и все. Никто
13 О мотивах отказа Клавдии от брака нам ничего не известно. Обстоятельства этого события нам пересказали следующим образом: «Замуж она как. Ее сосватали, жених был, и сватовство произошло, а она говорит: "Не пойду замуж, не пойду — и все!" Так и отказалась. И осталась одна жить». (ПМА 2020. Т. П., с. Титовка. Соб.: А. Алленов, П. Чистяков).
не залез, ни украл. Потом пришли [из лагеря]. Сами. Не вступали ни в колхоз, и в храм не ходили, и дома молились, и Зинка-Цыганка тоже не ходила. Пенсию не получали и паспорт, и документов никаких не было. Жили сами. Шили фуфайки, безрукавки, одеяла стегали, шлепки, делали рукавицы, иконы убирали. все делали, на это и жили. В лес ходили. Дрова заготавливали, рубили, на себе таскали. Лес далеко, километра два. И дом ремонтировали. И жили на свечки. Мы все у них свечи покупали. У них свечи были очень хорошие. Машинка осталась. Станок. Им кто-то воск принесли. И они делали, чисто восковые (ПМА 2020. Т. П., с. Титовка. Соб.: А. Алле-нов, П. Чистяков).
Нам известно, что эта семья также была среди духовных чад юродивой Анастасии, хотя они не были частью группы «молчальников».
Общение, сплочение групп местных верующих в послевоенный период (в условиях закрытия большинства храмов) происходило у мест-ночтимых святынь — озер и источников. Там верующие (в том числе чернички), могли продать или купить религиозную литературу, крестики, свечи, иконы, там же в дни больших православных праздников служилась обедня, пелись духовные стихи, читались акафисты. В следственных документах по делу «юношей» в качестве главного религиозного центра группы назван источник (колодец) святого Николая у села Дубовое: «Раньше-то ведь ходили, тогда все пешком ходили, с Мичуринска приезжали служили. и раньше монашки ведь были, старые люди-то, мы, было много, вроде бабки-заговорки были, я помню в кружочки бывало сядут: там служат, там служат (ПМА 2020. М-а М. М., 1936 г. р., с. Лычное. Соб.: А. Алленов, Е. Воронцова).
Для членов группы «молчальников» таким центром притяжения было Мамонтово озеро. Агитационная брошюра 1966 г. рисует следующую картину: «Ежегодно, в день "вешнего Николы", к так называемому "святому" Мамонтову озеру стекались огромные толпы верующих — юродивые, кликуши, монашки, "ясновидцы"-пройдохи, бойко торговавшие иконами, свечами, крестиками, религиозной литературой, "святыми" письмами» (Морозов 1966: 12).
Люди могли приобщаться к аскетическим ценностям не только через общение друг с другом и живой пример современников, но и через чтение и слушание различных текстов. Особой популярностью пользовались духовные стихи, переписываемые от руки в ученические тетради на протяжении всего ХХ в. и исполняемые зачастую на мотивы популярных песен. В Тамбовском регионе до сих пор фиксируются бытование и исполнение духовных стихов (см., например: Воронцова 2022), среди которых особое место занимают тексты о келье, черничестве, безбрачии, затворничестве и страданиях за веру. Так, в сборнике семьи, принадлежавшей к движению «юношей», мы встретили текст следующего содержания:
Полночь наступила над большим селом, Все кругом уснули, крепким сладким сном. На краю селенья келенка одна, Никем не заметна, в сумерках одна. Девочка-черничка в ней одна живет, В нужде и горе жизнь свою ведет. Маленькая келейка, хоть бедна тесна, Но зато чистенько убрана она. По стенам картины Лавра и Афон, А в углу переднем целый ряд икон.
(ПМА 2022. с. Вторые Левые Ламки)
В домах черничек аккумулировались тексты духовных стихов, молитв, акафистов. Они выступали хранительницами святынь из закрытых и разоренных храмов, знали гласы и могли воспроизвести по памяти местную напевку. Вот как вспоминают местные жители об уже упомянутых «молчанках» — сестрах Н-х:
Пение у них другое, заслушаешься. Как птицы. Вот я стояла вдалеке, и прям мурашки. Они святые. Голос у одной, разноголосье когда бывает. Тембр там, и они так. И вот они ходят [на кладбище] большинство когда нет людей. Или рано, или уж попозже. Вот они трое идут, не носили никогда ничего на могилы <...>. Кресты у них деревянные. И вот дрова все на себе, они своим трудом жили (ПМА 2020. В. и Г., с. Атманов Угол. Соб.: Е. Воронцова, И. Мельников, Е. Коршикова).
Для черничек, как и для некоторых других аскетически настроенных групп верующих, в ХХ в. сохраняется роль действий, направленных на достижение спасения в «жизни будущего века», путем выполнения тех или иных обетов. В обличительной статье 1871 г. подобные практики описывались следующим образом: «Главы некоторых семейств, перестав есть мясное, запрещают это лакомое крестьянское блюдо употреблять и домочадцам своим; или: некоторые матушки-кормилицы, проникнувшись духом богомолов и прельстившись их спокойною и всем довольною жизнию, запрещают своим дщерям выходить замуж, угрожая в противном случае лишить непокорных своего, навеки нерушимаго, благословения» (Тифлисов 1871: 434-435). В ХХ в. к такого рода практикам, которые обращают на себя внимание односельчан и официальной власти, добавляется отказ от документов, получения пенсии, работы в колхозах и участия в выборах и т. п. Наши полевые материалы позволяют констатировать, что в среде верующих в советский период не было единства: одни и те же чернички могли в разное время контактировать и с представителями различных катакомбных групп ИПХ, и с клириками Русской православной церкви, организовывать
новые сообщества или вообще жить обособленно и избегать контактов с внешним миром. Сам выбор в пользу черничества во многом коренится в семейном обиходе и истории. Чернички находили поддержку на низовом уровне — в семье, среди соседей, единомышленников из других деревень. Сети поддержки и общения укреплялись через совместные паломничества к святым местам. После коллективизации чернички находили себе заработок, не вступая в колхозы. Часть наших героинь отбывала наказание в лагерях, тюрьмах, находилась на принудительном лечении в психиатрических клиниках, однако и после возвращения в родные села сохраняла особый уклад жизни, характерный для черничек. Нередко именно черничкам приходилось выполнять функции церкви: крестить, отпевать, поминать, освящать жилища, давать духовные советы и т. п.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АИРИ РАН — архив Института российской истории Российской академии наук
ОР РГБ — отдел рукописей Российской государственной библиотеки
ПМА — полевые материалы исследовательской группы Православного Свято-Тихоновского гуманитерного университета «Традиционные сообщества»
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
АИРИ РАН. Ф. Ц XII. Оп. 1. Д. 3. Сообщение З. А. Никольской о молчальниках Тамбовской области, присланное для доклада А. И. Клибанова на заседении обкома КПСС. Июль 1959 г. Рукопись. Две тетради по 24 л.
ОР РГБ. Ф. 648. Оп. 7. Д. 20. Витковский И. Г. Религиозная группа «юноши» и ее реакционная сущность. Машинопись. 36 л.
Абрамова Г. А. Жертва Богу... Дела архива УФСБ Тамбовской области — об организации «Мефодьевцы» // Тамбовские епархиальные вести. 2008. № 5. С. 24-25.
Алленов А., Кунавин К. «Желаем жить не по плоти, а по духу»: демографическое поведение постников // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2020. № 3 (38). С. 173-206.
Балаковский А. Народное келейничество или секта богомолов // Руководство для сельских пастырей. 1871. Т. 2, № 33. С. 562-569.
Балаковский А. Народное келейничество или секта богомолов // Руководство для сельских пастырей. 1871. Т. 2, № 34. С. 595-603.
Белякова Е. В., Белякова Н. А., Емченко Е. Б. Женщина в православии: церковное право и российская практика. М.: Кучково поле, 2011. 704 с.
Берман А. Простонародные религиозно-мистические движения в Среднем Поволжье в XVПI-XX вв. Чебоксары: Волжский филиал МАДИ, 2008. 284 с.
Бернштам Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: учение и опыт церкви в народном христианстве. СПб.: Петерб. востоковедение, 2000. 394 с.
Бондаренко В. Н. Очерки Кирсановского уезда Тамбовской губернии // Этнографическое обозрение. 1890. № 4. С. 1-24.
Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории: сб. ст. М.: Прогресс, 1977. С. 115-142.
Бушнелл Д. Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в ХУШ-ХГХ вв. М.: НЛО, 2020. 416 с.
Воронцова Е., Елагина В. История блаженной Насти Вирятинской: «прикрываясь религиозными предрассудками вела антисоветскую агитацию» // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2021. № 3. С. 244-270.
Воронцова Е. В. Тюремные духовные стихи в Тамбовской области // Живая старина. 2022. № 1. С. 43-47.
ГромыкоМ. М. Мир русской деревни. М.: Молодая гвардия, 1991. 449 с.
Демьянов А. И. Истинно-православное христианство. Критика идеологии и деятельности. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1977. 151 с.
Деревенские святыни: сборник статей, интервью и документов / публ. подгот.: Е. В. Воронцова, А. Н. Алленов, В. С. Елагина, Е. А. Коршикова. М.: Изд-во ПСТГУ, 2021. 280 с.
Кириченко О. В. Женское православное подвижничество в России (XIX — середина XX в.). М.: Алексеевская пустынь, 2010. 640 с.
Клибанов А. И. Современное сектантство в Тамбовской области: По материалам экспедиции Ин-та истории АН СССР в 1959 г. // Вопросы истории религии и атеизма. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1960. Сб. 8. С. 59-100.
Клибанов А. И. Материалы к характеристике современного сектантства в Тамбовской области // Вопросы истории религии и атеизма. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. Вып. 9. С. 212-243.
Левин О. Поездка в Ялтуново // Тамбовские епархиальные ведомости. 2021. № 8. С. 46-48.
Морозов Е. А. Против религиозных заблуждений — во всеоружии знания. Из опыта работы с верующими. Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1966. 66 с.
Населенные места Российской империи в 500 и более жителей с указанием всего наличного в них населения и числа жителей преобладающих вероисповеданий по данным Первой всеобщей переписи населения 1897 г СПб.: Тип. «Общественная польза», паровая типо-литография Н. Л. Ныркина, 1905.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: А ТЕМП, 2006. 938 с.
Олсон Л., Адоньева С. Традиция, трансгрессия, компромисс: Миры русской деревенской женщины. М.: НЛО, 2016. 440 с.
Село Вирятино в прошлом и настоящем. Опыт этнографического описания русской колхозной деревни. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1958. 280 с.
Тамбовский мартиролог (1917-1953 гг.) / [отв. ред. С. А. Чеботарев; авт.-сост.: В. Н. Сафонов, протоиерей Александр Сарычев; предисл. к изд.: В. Н. Сафонов]. Тамбов: ООО «Юлис», 2007. 211 с.
Тифлисов В. Воейковское общество боломоловъ // Пензенские епархиальные ведомости. 1871. № 13. С. 399-409.
Тифлисов В. Воейковское общество боломоловъ // Пензенские епархиальные ведомости. 1871. № 14. С. 433-438.
Тульцева Л. Христовы невесты: Девичья доля: из вековух — в чернички // Родина. 2001. № 6. С. 84-87.
Тульцева Л. А. К этнопсихологической характеристике одного типа русских женщин: Христовы невесты (чернички) // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы: в 2 т. М.: Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН, 1999. Т. 2. С. 287-292.
Тульцева Л. А. Чернички // Наука и религия. 1979. № 11. С. 80-82.
Тупиков И. (иеромонах). Сестры. Очерк жизни сестер-подвижниц Анисии, Матроны и Агафии. М.: Новоспасский монастырь, 2012. 256 с.
Харламов И. Н. Странники (Очерк из истории раскола) // Русская мысль. 1884. Кн. IV. С. 197-229.
Харламов И. Н. Странники (Очерк из истории раскола) // Русская мысль. 1884. Кн. V. С. 93-135.
Харламов И. Н. Странники (Очерк из истории раскола) // Русская мысль. 1884. Кн. VI. С. 44-69.
REFERENCES
Abramova G. A. [A sacrifice to God... Files of the archive of the FSB of the Tambov region — about the organization "Mefodievtsy"]. Tambovskie eparhial'nye vesti [Tambov Diocesan Journal], 2008, no. 5, pp. 24-25. (In Russian).
Allenov A., Kunavin K. ["Living by spirit, not by flesh": demographic behavior of the post-niks]. Gosudarstvo, religiya, Tserkov'v Rossii i za rubezhom [State, Religion and Church in Russia and Worldwide], 2020, no. 38, pp. 173-206. (In Russian).
Belyakova E. V., Belyakova N. A., Emchenko E. B. Zhenshchina vpravoslavii: tserkovnoye pravo i rossiyskayapraktika [Woman in Orthodoxy: church law and Russian practice]. Moscow: Kuchkovo Pole Publ., 2011, 704 p. (In Russian).
Berman A. Prostonarodnye religiozno-misticheskie dvizheniya v Srednem Povolzh'e v 18 -20 vekah [Common folk religious and mystical movements in the Middle Volga region in the 18th-20th centuries]. Cheboksary: Volzhskiy filial MADI Publ., 2008, 284 p. (In Russian).
Bernstam T. A. Molodost'v simvolizmeperekhodnykh obryadov vostochnykh slavyan: ucheniye i opyt tserkvi v narodnom khristianstve [Youth in the symbolism of the transitional rites of the Eastern Slavs: the teaching and experience of the Church in Folk Christianity]. St. Petersburg: Peterburgskoye vostokovedeniye Publ., 2000, 394 p. (In Russian).
Braudel F. [History and social sciences. Historical duration]. Filosofiya imetodologiya isto-rii [Philosophy and methodology of history]. Moscow: Progress Publ., 1977, pp. 115-142. (In Russian).
Bushnell J. Epidemiya bezbrachiya sredi russkikh krest'yanok. Spasovki v 18-19 vekah [The epidemic of celibacy among Russian peasant women. Spasovki in the 18th-19th centuries]. Moscow: NLO Publ., 2020, 416 p. (In Russian).
Dem'yanov A. I. Istinno-pravoslavnoe hristianstvo. Kritika ideologii i deyatel'nosti [True orthodox christianity. Criticism of ideology and activities]. Voronezh: Izdatel'stvo Voronezhskogo universiteta Publ., 1977, 151 p. (In Russian).
Gromyko M. M. Mir russkoy derevni [The world of the Russian village]. Moscow: Molodaya gvardiya Publ., 1991, 449 p. (In Russian).
Kirichenko O. V Zhenskoye pravoslavnoye podvizhnichestvo v Rossii (19 — seredina 20 veka) [Women's orthodox asceticism in Russia (19th — mid-20111 century)]. Moscow: Alekseyevskaya pustyn' Publ., 2010, 740 p. (In Russian).
Klibanov A. I. [Materials to characterize modern sectarianism in the Tambov region]. Voprosy istorii religii i ateizma [Questions of the history of religion and atheism]. Moscow: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1961, vol. 9, pp. 212-243. (In Russian).
Klibanov A. I. [Modern sectarianism in the Tambov region: Based on the materials of the expedition of the Institute of History of the USSR Academy of Sciences in 1959]. Voprosy istorii religii i ateizma [Questions of the history of religion and atheism]. Moscow: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1960, vol. 8, pp. 59-100. (In Russian).
Levin O. [Trip to Yaltunovo]. Tambovskie eparhial'nye vedomosti [Tambov Diocesan Journal], 2021, no. 8, pp. 46-48. (In Russian).
Olson L., Adonyeva S. Traditsiya, transgressiya, kompromiss: Miry russkoy derevenskoy zhenshchiny [Tradition, transgression, compromise: The worlds of the Russian village woman]. Moscow: NLO Publ., 2016, 440 p. (In Russian).
Selo Viryatino v proshlom i nastoyashchem. Opyt etnograficheskogo opisaniya russkoy kol-khoznoy derevni [The village of Viryatino in the past and present. Experience of the ethnographic description of the Russian collective farm village]. Moscow: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1958, 280 p. (In Russian).
Tul'tseva L. [Brides of Christ: Maiden's share]. Rodina [Motherland], 2001, no. 6, pp. 84-87. (In Russian).
Tul'tseva L. A. [On the ethnopsychological characteristics of one type of Russian women: Christ's brides (blueberries)]. Muzhchina i zhenshchina v sovremennom mire: menyayushchiyesya roli i obrazy [Man and woman in the modern world: changing roles and images]. Moscow: IE RAN Publ., 1999, vol. 2, pp. 287-292. (In Russian).
Tul'tseva L. A. [Unmerried]. Nauka i religiya [Science and religion], 1979, no. 11, pp. 80-82. (In Russian).
Tupikov I. Sestry. Ocherk zhizni sester-podvizhnic Anisii, Matrony i Agafii, podvizavshihsya i pochivshih v sele Yaltunovo Shazkogo rajona Ryazanskoj eparhii [Sisters. Essay on the life of the ascetic sisters Anisia, Matrona and Agafia]. Moscow: Novospasskiy monastyr' Publ., 2012, 256 p. (In Russian).
Voroncova E., Elagina V. [The case of blessed Nastya of Viratyno: "Hiding behind religious prejudicas, she was making anti-Soviet agitation"]. Gosudarstvo, religiya, Tserkov'v Rossii i za rubezhom [State, Religion and Church in Russia and Worldwide], 2021, no. 3, pp. 244-270. (In Russian).
Voroncova E. V. [Prison spiritual verses in Tambov region]. Zhivaya starina [Living antiquity], 2022, no. 1, pp. 43-47. (In Russian).
Submitted: 21.05.2023 Accepted: 30.10.2023 Article published: 01.10.2024
