CC BY
2Трамп u нефть
Как сложить разнонаправленные векторы и уместны ли аналогии со вторым сроком Рональда Рейгана?
Руслан Никколов
Р.З. Никколов - независимый аналитик в нефтяной сфере. 001: 10.31278/1810-6439-2025-23-2-35-50
Вновь избранный президентом США Дональд Трамп пришёл в Белый дом с большой программой преобразований, в том числе экономического характера, затрагивающей рынки нефти и газа, и командой, нацеленной на её жёсткую реализацию. Однако сама программа всё ещё не имеет чётких очертаний, а система сдержек и противовесов (даже с учётом контроля партией президента обеих палат Конгресса), скорее всего, не позволит ей воплотиться в жизнь в исходном виде.
С момента избрания Трамп угрожал ввести заградительные тарифы (от 60 процентов) на импорт из Китая и 10 процентов на весь импорт в Соединённые Штаты. Сегодня угрозы начинают приобретать более предметные очертания, не всегда совпадающие с первоначальными. Амплитуда колебаний тарифных угроз Трампа, как и своеобразная логика выбора целей, пока не позволяют точно определить степень и глубину их влияния на международную торговлю, рост мировой экономики и, соответственно, спрос на нефть.
Трамп также обещал отменить ограничения на разработку месторождений нефти на федеральных землях, пересмотреть политику Джо Байдена по стимулированию альтернативной энергетики и переходу к «безуглеродному миру». В частности, если не отменить, то значительно скорректировать принятый по инициативе Байдена Закон о снижении инфляции (Inflation Réduction Act - IRA),
предусматривающий сотни миллиардов долларов инвестиций, субсидий и налоговых послаблений для компаний, разрабатывающих и внедряющих меры по достижению углеродной нейтральности.
Трамп обещает снизить цены на нефть, договорившись об увеличении её добычи с монархиями Персидского залива и снизив глобальную геополитическую напряжённость, разрешив мирным путём ирано-израильское противостояние и замирив Россию с Украиной. Вместе с тем он выражает готовность прибегнуть к жёсткому санкционному давлению на Иран и Венесуэлу - крупных производителей и экспортёров нефти. Как могут повлиять шаги новой американской администрации на рынки нефти, когда и если они будут осуществляться?
ТАРИФЫ И ЖИЗНЬ
Масштабное применение тарифных ограничений Вашингтоном негативно скажется на глобальной торговле, росте мирового ВВП и спросе на нефть. Закон о международных чрезвычайных экономических полномочиях (International Economic Emergency Powers Act - IEEPA) даёт президенту широкие возможности для введения новых и увеличения существующих импортных тарифов, и Дональд Трамп, несомненно, намерен этим воспользоваться. Конечно, никто не ожидает, что эти меры положительно скажутся на мировой торговле и экономическом росте. Так, например, по расчётам инвестиционного банка J.P.Morgan, обещанный первоначально 10-процентный рост тарифов на импорт в Соединённые Штаты из всех стран мира может снизить динамику мирового ВВП на 0,4 процента и на 0,6 процента в случае принятия ответных мер, тогда как 60-процентный тариф на китайский импорт снизил бы рост ВВП Китая более чем на 2 процента, что в совокупности создало бы риски падения роста мирового спроса на нефть в размере 0,9 мбд в 2025 г., особенно на дизель как топливо торговой логистики.
Однако пока «тарифные войны» не достигли подобных масштабов. В первых числах февраля Белый дом, казалось, начал выполнять обещания, объявив о тарифах в 25 процентов на все товары из Мексики и Канады (кроме канадских энергоносителей, на которые распространяется ставка 10 процентов), а также о тарифах в 10 процентов на все товары из Китая (на эти три страны в со-
вокупности приходится более 40 процентов товарного импорта в США), но почти сразу введение мексиканских и канадских тарифов приостановили на месяц. Тем не менее широкомасштабные тарифные ограничения останутся весьма вероятным инструментом внешней политики в ближайшем будущем.
Угроза введения тарифов на нефть из Канады и Мексики говорит о готовности Трампа к экономическим рискам ради оказания политического давления. С точки зрения влияния такой политики на рынки нефти примечателен выбор импорта из Канады и Мексики в числе первых объектов. Обе страны являются крупными производителями нефти (добывая в 2024 г. около 5 и 1,9 мбд - 2-е и 4-е места, соответственно, в ряду нефтедобывающих стран на американском континенте). Канада и Мексика поставляли более 70 процентов импорта сырой нефти в США (4,75 мбд), причём только на Канаду приходилось почти 60 процентов (4,0 мбд).
Среди принципиальных противников тарифных ограничений принято полагать, что основное бремя обычно ложится на потребителей в стране-импортёре. Так, например, они считают, что при полном переносе 10-процентного тарифа на канадскую нефть цена бензина в Соединённых Штатах может подняться на 20 центов за галлон (или на 6 процентов при текущем среднем уровне цен), причём на Среднем Западе рост цен будет более заметным. Однако более вероятен перенос большей части этого бремени на экспортёров ввиду их ограниченных возможностей перенаправить нефть на другие рынки - свыше 95 процентов канадской нефти поставляется в США. Потенциально лишь около 0,2 мбд дополнительной экспортной трубопроводной пропускной способности стало доступно после недавнего увеличения мощности нефтепровода Trans Mountain (Extension, или TMX, идущего из канадской нефтеносной провинции Альберта к тихоокеанским портам Британской Колумбии). Тем не менее в силу специфики американских НПЗ в регионах Среднего Запада и Скалистых гор, где они ориентируются на тяжёлые сернистые марки нефти, в первую очередь на канадский сорт Western Canadian Select (WCS), спрос на канадскую нефть сохранится, хотя продолжение поставок в прежних объёмах потребует от Канады ценовых уступок, что приведёт к расширению дисконта в цене WCS к американской WTI. Можно предположить,
что до 80 процентов бремени ляжет на канадских производителей. Однако если тарифы будут введены и сохранятся достаточно долго, власти Альберты могут наложить ограничения на добычу (как это было в 2018 г.), чтобы стабилизировать цены.
Что же касается импорта из Мексики, здесь ситуация двоякая. С одной стороны, Мексика более не является ключевым поставщиком нефти в Соединённые Штаты наравне с Канадой, паритет с которой в этой области сохранялся до середины 2000-х гг. (сегодня поставки из Канады превосходят мексиканские в 6-8 раз). Это, а также относительная доступность альтернативных сортов нефти для НПЗ на побережье Мексиканского (или, как его теперь следует называть в США, Американского) залива, как и возможность для мексиканских производителей переправить свой продукт покупателям в Европе и Азии, вероятно, предопределили более высокий, чем для канадских энергоносителей, тариф в 25 процентов против 10. С другой стороны, альтернативой мексиканской нефти для НПЗ залива (до 0,5 мбд) может стать импорт сходных по свойствам сортов из Венесуэлы (в размере 0,2-0,3 мбд), а это противоречит намерениям новой американской администрации занять более жёсткую позицию по отношению к венесуэльским властям. В то же время, с учётом крайне короткого логистического плеча для мексиканской нефти, любые альтернативы будут означать увеличение транспортных издержек и времени в пути для нефти, поступающей на американские НПЗ, равно как и для мексиканских поставок более отдалённым, чем США, покупателям (с 3-5 до 45 дней и более).
Ситуация станет отчасти напоминать ту, что сложилась с экспортом российского сырья, разница в том, что нефть, поступающая из европейских портов России на нефтепереработку в Индию, в значительной мере возвращается в Европу в виде нефтепродуктов, «накручивая двойную логистику». Нельзя исключить и риск того, что сокращение поставок из Мексики приведёт к снижению загрузки НПЗ в Мексиканском заливе (например, техасская нефтеперерабатывающая компания Valero прогнозирует сокращение переработки на 10 процентов в худшем сценарии), что усилит давление на коммерческие запасы нефтепродуктов в США и повысит цены на них.
В целом введение тарифов на импорт нефти и газа плохо стыкуется с декларируемой администрацией Трампа целью борьбы с инфляцией, включая сохранение низких цен на энергоносители. Решение не выводить канадскую и мексиканскую нефть из-под тарифных ограничений явно противоречит этой логике и демонстрирует готовность к экономическим рискам ради давления на другие страны.
Пытаясь определить степень воздействия политики Трампа на рынок нефти, нельзя не учитывать и общее инфляционное воздействие тарифных войн, особенно столь широкомасштабных, если верить угрозам президента. Как следствие этого влияния, ФРС США может замедлить курс на снижение ставок или вовсе остановить и даже развернуть его вспять. Вероятность этого, в свою очередь, создаёт риски роста курса доллара, что также обычно негативно коррелирует с ценами на нефть. В этой связи первая отрицательная реакция нефтяных цен на избрание Дональда Трампа была неудивительна, хотя и несколько преждевременна: тарифы не обязательно вступят в силу в течение нескольких месяцев, а их фактические уровни могут (и будут, как мы уже видим) значительно отличаться от заявленных во время предвыборной кампании.
КАК СОРОК ЛЕТ НАЗАД?
Трамп надеется, что его влияние и старые связи подтолкнут некоторые ключевые страны ОПЕК к более быстрому восстановлению ранее сокращённой добычи. Он говорит о близости к Саудовской Аравии и о том, что мог бы побудить Королевство поставлять больше нефти на рынок, особенно если одновременно будет расти санкционное давление на экспорт иранской и российской нефти.
Это заставляет вспомнить ситуацию сорокалетней давности, когда, вероятно, в высшей точке противостояния сверхдержав эпохи холодной войны, резкое увеличение добычи Саудовской Аравией, начавшееся в конце 1985 г. (с 2,2 мбд в августе того года до 6,2 мбд в августе 1986 г.), привело к обвальному снижению цен (с 30 долл./барр в ноябре 1985 г. до 12/барр в марте 1986 г. и со средних значений в 27/барр в 1985 г. до 14/барр в 1986 г.). Это весьма негативно сказалось на советской экономике с её зависимостью от экспорта углеводородов и, как считают сторонники школы «побе-
ды президента Рейгана в холодной войне», заставило генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва начать перестройку и демократизацию, что в итоге привело к распаду Советского Союза и окончанию холодной войны. Эта школа настаивает, что Рейган с подачи сторонников жёсткой линии в своей администрации, в первую очередь директора ЦРУ Уильяма Кейси, достиг негласного соглашения с саудовским королём Фахдом о резком увеличении добычи в Королевстве чтобы сокрушить экономику идеологического противника - СССР. Этому сопутствовала (и якобы способствовала) продажа саудовцам огромной партии американского оружия, включая новейшие истребители Р-15 и самолёты дальнего радиолокационного обнаружения ЛШЛСБ, вопреки возражениям израильских союзников США и непопулярности этого шага среди американских избирателей.
Велико искушение проводить параллели между эпохой популярного у консерваторов Рональда Рейгана, позаимствовавшего у римского императора II века Адриана концепцию «мира посредством силы», с президентством консервативного реформатора Дональда Трампа, взявшего на вооружение тот же лозунг. Но при более пристальном рассмотрении стройность этих построений серьёзно проседает.
Так, история со «сговором Рейгана и Фахда» не находит никаких весомых документальных подтверждений. Подавляющее большинство исследований, посвящённых «нефтяным шокам» 1970-х и 1980-х гг., её практически игнорируют. Основным побудительным мотивом резкого увеличения добычи Саудовской Аравией, несомненно, явилось недовольство руководства страны тем, что поддержание стабильности на глобальном нефтяном рынке ложилось на плечи саудовских нефтяников. В конце 1970-х гг. Королевство не без влияния западных союзников нарастило добычу почти до 10 мбд, чтобы компенсировать объёмы, выпадающие вследствие революции 1979 г. в Иране и последовавшей вскоре ирано-иракской войны. Однако с поступлением на рынок всё больших объёмов нефти с месторождений Аляски, Мексиканского залива и Северного моря, не говоря уже о советской Западной Сибири (добыча в странах, не входящих в ОПЕК, возросла с 32,9 мбд в 1980 г. до 37,8 мбд в 1985 г.), ради поддержания приемлемых
ценовых уровней Саудовская Аравия была вынуждена сократить добычу (как, впрочем, и другие страны ОПЕК), но в гораздо больших относительных пропорциях - на 60 процентов против 20-50 процентов у большинства других стран-членов, и тем более в абсолютных значениях. Мировое потребление нефти в 1979-1983 гг. сократилось на 10 процентов из-за глобального экономического замедления, вызванного нефтяными шоками 1970-х гг., роста цен и широкого внедрения энергосберегающих технологий. Спрос на нефть из стран ОПЕК, играющих балансирующую роль на мировом рынке, упал за тот же период почти на 40 процентов.
В какой-то момент терпение саудовского руководства, наблюдавшего за продолжающейся потерей доли своей нефти на рынке, достигло предела. Не исключено, что два ранних «горбачёвских» постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по техническому перевооружению предприятий нефтяной и газовой промышленности» и «О комплексном развитии нефтяной и газовой промышленности в Западной Сибири», вышедших в апреле и августе 1985 г. и призывающих нарастить инвестиции в техническое перевооружение отрасли и темпы её производства, не остались не замеченными в странах ОПЕК. Это могло бы служить весомым аргументом для Эр-Рияда, чтобы пересмотреть позиции удержания цен за счёт сокращения добычи. Примечательно, что саудовскому министру нефти шейху Ахмеду Заки Ямани, имевшему на тот момент более чем 20-летний стаж на этом посту и считавшемуся непререкаемым авторитетом в отрасли и сторонником ценовой стабильности, пришлось примерно в это же время уступить настойчивым просьбам короля. Уже 13 сентября 1985 г. он объявил, что Саудовская Аравия более не станет снижать добычу ради поддержания цен. Это не спасло его от увольнения в следующем году. Очевидные трения между влиятельным министром и монархом, не так давно утвердившимся на саудовском троне, вероятно, стали ещё одним аргументом для тех, кто считает, что в вопросе сдвига баланса между ценами и долей на рынке нефти на короля Фахда мог повлиять кто-то ещё более авторитетный, чем шейх Ямани, склонив его к наращиванию рыночной доли. В итоге на уровни добычи, сравнимые с достигнутыми в начале 1980-х гг., Саудовская Аравия сумела выйти только в 1990-е гг., став бенефи-
циаром распада Советского Союза, благодаря которому добыча нефти в России и постсоветских республиках резко снизилась.
Хотя внешние обстоятельства влияли на внутриполитический курс Москвы, едва ли можно считать это влияние определяющим. Эффективность американского давления на советскую экономику подверглась сомнению ещё задолго до прихода к власти Михаила Горбачёва. Односторонние санкции, введённые Рейганом в первый год его правления против проекта газопровода Сибирь - Западная Европа, оказались безрезультатными. Европейские союзники отказывались их поддерживать, что грозило расколом в НАТО в момент планируемого развёртывания в Европе «Першингов» и «Томагавков» - американских ракет средней и меньшей дальности. А новый госсекретарь Джордж Шульц, в дальнейшем сыгравший ключевую роль в заключении договора о запрете ракет этих классов, убеждал президента предпочесть единство западного сообщества эфемерным эффектам ослабления советской экономики. В итоге уже в ноябре 1982 г. санкции (в основном касавшиеся технологий производства труб большого диаметра и оборудования для компрессорных станций) отменили, а строительство трансконтинентального газопровода завершилось раньше намеченного срока. До 1984 г. сохранялось эмбарго на поставки погружных буровых насосов, но и его в итоге признали неэффективным.
Стоит заметить, что предшествовавшие Горбачёву на посту генерального секретаря ЦК КПСС Леонид Брежнев, Юрий Андропов и Константин Черненко нисколько не колебались в своём курсе в ответ на американские санкции начала десятилетия. А их преемник, вступая в должность в 1985 г., уже верил в необходимость экономических реформ, исходя, скорее, из своего опыта работы в регионе и зарубежных визитов. И если Рейган фокусировал давление на советской энергетической отрасли, то его советский визави сосредоточил внимание на более крупных проблемах в промышленном и сельскохозяйственном производстве, на военных расходах и социальных аспектах советской экономики, хотя, как следует из приведённых выше постановлений ЦК и Совмина, не оставлял в стороне и нефтегазовый комплекс. Таким образом, хотя снижение доходов от экспорта нефти начиная с 1986 г. и сыграло роль в побуждении Горбачёва к реформам, такое влияние было
относительно незначительным, особенно по сравнению с весом, который ему придают сторонники школы победы Рейгана в холодной войне.
ТРАМП И РЕЙГАН
Что же до сравнений эпохи окончания холодной войны, совпавшей со вторым сроком президентства Рональда Рейгана, и сегодняшней ситуации возвращения в Белый дом Дональда Трампа, то различий здесь больше, чем сходств. В том числе это касается отношений со странами Ближнего Востока и положения на рынке нефти. Так, Рейган на фоне своих предшественников казался идеологически заряженным. Трамп, похоже, предпочитает идеологии прагматику, особенно в международных отношениях. Он бизнесмен, человек сделки. Но его избрание не могло бы состояться без серьёзных идеологических сдвигов на правом фланге американского общества, а его приход грозит вылиться в настоящую революцию консервативной идеологии, и это уже начинает сказываться на отношениях США с европейскими партнёрами, продолжающими по инерции жить леволиберальными ценностями, когда «порядок основан на правилах».
Рейган принял «эстафету разрядки» от президента Картера, пусть и омрачённую ожесточением советско-американских отношений после ввода советских войск в Афганистан, но коренящуюся ещё в разрешении Карибского кризиса 1962 года. Трамп же пришёл в период практически тотального антагонизма между Россией и Западом, полной деградации связей, начавшейся более четверти века назад с конфликта в Косово. Рейган видел в СССР главного соперника Соединённых Штатов в первую очередь на арене идеологического противостояния. Для Трампа главный антагонист, несомненно, Китай, а угроза, исходящая от него, -экономическая.
Рейган унаследовал гиперинфляционную экономику на грани рецессии, потрясённую нефтяными шоками 1970-х годов. Трамп принимает увеличивающийся уже четыре года ВВП с довольно умеренной инфляцией. Правда, с растущими дефицитом бюджета и государственным долгом, тогда как до прихода Рейгана соотношение госдолга к ВВП в США снижалось более тридцати лет.
В то же время 1970-е гг. показали глубину зависимости западных экономик от ближневосточной нефти. Настолько, что принятая за год до инаугурации Рейгана доктрина Картера провозглашала Ближний Восток зоной жизненно-важных интересов и готовность применять военную силу для их защиты. Рейган расширил её рамки в октябре 1981 г. с помощью так называемого «рейгановского следствия (corollary)» доктрины Картера, в котором говорилось, что Соединённые Штаты вмешаются, чтобы защитить Саудовскую Аравию, если её безопасность окажется под угрозой. И сегодня Ближний Восток продолжает оставаться объектом американских интересов, а Эр-Рияд пользуется военным покровительством Вашингтона, однако уровень зависимости Соединённых Штатов от поставок нефти из стран Персидского залива значительно снизился как результат «сланцевой революции» в США, начавшейся во второй половине 2000-х гг. и вновь сделавшей Соединённые Штаты крупнейшим производителем нефти в мире и даже её нет-то-экспортёром.
Не удивительно, что почти совпавший с ней по срокам разворот американской внешней политики на Восток предполагает не только смещение фокуса с отношений со странами Европы на государства Индо-Тихоокеанского бассейна, но и определённое снижение приоритетности ближневосточных вопросов. Кстати, это, помимо прочего, должно подталкивать страны Европы, не способные самостоятельно обеспечивать свои экономические интересы на Ближнем Востоке, не только к росту импорта американского СПГ и развитию альтернативной энергетики, но и к поиску возможностей возврата к энергетическому сотрудничеству с Россией, корни которого в своё время произрастали из опасений нестабильности поставок ближневосточной нефти.
Следует отметить, что к середине 1980-х гг. страны ОПЕК, в первую очередь Саудовская Аравия, утратив значительную долю нефтяного рынка, обладали огромными резервными мощностями добычи нефти (особенно в соотношении к общему на тот момент объёму потребления нефти в мире - по некоторым оценкам, от 15 до 20 процентов), позволявшими быстро нарастить производство. Более того, Саудовская Аравия могла тогда компенсировать снижение доходов от падения цены, увеличивая производство. В 1986 г.
по большей части так и произошло (хотя для некоторых членов ОПЕК снижение цен обернулось катастрофическим падением доходов от экспорта нефти: на две трети для Венесуэлы и на три четверти для Индонезии). Ожидать подобного равенства на сегодняшнем рынке не приходится. Резервные мощности стран ОПЕК остаются довольно внушительными (от 4 мбд до 5 мбд, или 4-5 процентов от мирового потребления), но они не позволяют совершать манипуляции с уровнем добычи и близко сравнимые с теми, что наблюдались в 1970-1980-е гг., и достаточные для быстрого возмещения возможного выпадения поставок от столь крупного участника рынка, как Россия (российский экспорт нефти в прошлом году составил, по оценке МЭА, 7,6 мбд).
Однако ограничения в степенях свободы управления уровнем добычи для стран ОПЕК связаны не только с относительным сокращением пропорций резервных мощностей. Вероятно, наиболее действенным фактором является возросшая зависимость их бюджетов, социальных обязательств и инвестиционных планов от цен на нефть. Так, одна только Саудовская Аравия собиралась в рамках амбициозного «Видения 2030» потратить до 3,2 трлн долларов на преобразование своей экономики в центр высоких технологий, а также глобального бизнеса и туризма. Согласно расчётам МВФ, в 2024 г. страна нуждалась в цене на нефть свыше 96 долл./барр, чтобы уравновесить бюджет. Возникает резонный вопрос: какое предложение должен сделать Трамп королю Салману и принцу Мохаммеду, от которого они не смогут отказаться, оставив при этом попытки сбалансировать бюджет?
Наконец, серьёзные изменения претерпела и структура международных отношений стран Персидского залива, что связано с определённым разочарованием в Соединённых Штатах как гаранте безопасности в регионе, но в значительно большей степени с переменами в динамике и направлении экономических связей стран Залива с остальным миром. Если в 1980-е гг. государства Запада были основными импортёрами нефти, добываемой в Заливе, то
Рейган на фоне своих предшественников казался идеологически заряженным. Трамп предпочитает идеологии прагматику, особенно в международных отношениях.
сегодня две трети экспорта этой нефти закупается Азией. В 1980-е гг. СССР был идеологическим противником Саудовской Аравии, даже не состоял с ней в дипломатических отношениях. Он не позволял своим гражданам-мусульманам совершать паломничество к святым местам на территории Королевства, которое числилось среди основных спонсоров моджахедов, сражавшихся с советскими войсками в Афганистане. Сегодня отношения между Россией и Саудовской Аравией и другими странами Залива развиваются по восходящей, чему способствует гораздо более независимая, чем ранее, внешнеполитическая позиция этих стран, в частности, отказ от присоединения к западным антироссийским санкциям.
Вероятно, главная причина состоит в том, что Россия является наиболее важным партнёром арабских стран Залива в консорциуме ОПЕК+, позволившим им в значительной степени вернуть влияние на рынке нефти, пошатнувшееся к середине прошлого десятилетия. Также в неформальном треугольнике ведущих мировых нефтяных держав Россия - США - Саудовская Аравия связи с Москвой помогают саудовцам уравновесить влияние Соединённых Штатов, периодически требующих от ОПЕК увеличить добычу нефти. Между тем противовесом американскому влиянию в регионе всё чаще выступает и Китай, при посредничестве которого Саудовская Аравия и Иран согласились в марте 2023 г. возобновить дипломатические отношения после семи лет откровенной враждебности. А в августе 2023 г. по инициативе Китая Саудовскую Аравию вместе с Ираном и Объединёнными Арабскими Эмиратами пригласили присоединиться к группе БРИКС.
Всё это заставляет всерьёз усомниться в способности президента Трампа заставить Эр-Рияд пожертвовать стремлением к бюджетной сбалансированности и хрупким равновесием в группе ОПЕК+, зиждущемся на отношениях с Москвой, ради удовлетворения его внешнеполитических амбиций. На номинальные встречные шаги саудовцев, которые позволят ему сохранить лицо, Трамп может рассчитывать, но что-либо подобное шоку 1986 г. крайне маловероятно.
НЕФТЬ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ НАПРЯЖЁННОСТЬ
Саудовская Аравия - не единственный козырь в рукаве нового американского президента. Он обещает в целом снизить геополитиче-
скую напряжённость на Ближнем Востоке, что позволило бы снять опасения по поводу ограничений поставок из Ирана и других стран Персидского залива и выпустить часть «нефти на воде» (нефть, отгруженная в танкеры, но не достигшая порта назначения, при этом танкеры зачастую используются в качестве временных хранилищ, в т.ч. трейдерами-спекулянтами, ожидающими роста цен. - Прим. авт.) обратно на рынок. Трамп и его команда были весьма активны и, возможно, сыграли ключевую роль при заключении сделки о перемирии между Израилем и ХАМАС. Действительно, реакция рынка нефти на сделку соответствовала ожиданиям команды Трампа. В первые дни после американских выборов цены на нефть, просев примерно с 75 долл./барр до 71 долл./барр (Brent), оставались на этих уровнях до начала декабря. Затем совершили довольно сильный подъём до 82 долл./барр к середине января, отреагировав на решение министерского совещания ОПЕК+ отложить намечавшееся восстановление добровольных сокращений квот на добычу нефти, по сути, поставив под сомнение возможность Трампа влиять на подобные решения в нужную для него сторону. Но сразу же после объявления о соглашении между Израилем и ХАМАС, накануне инаугурации, они начали снижаться, упав почти на 10 процентов до 74 долл./барр к середине февраля. Насколько эта тенденция сохранится, зависит от целого ряда факторов, среди которых хрупкое перемирие в Палестине лишь один из многих, хотя и немаловажный.
Не менее серьёзно Трамп говорит о «сделке», которая могла бы положить конец российско-украинскому конфликту и ослабить торговые ограничения вокруг российских нефти и газа. Хотя поначалу мало кто верил в такую возможность, развитие событий в феврале сделало её вероятность допустимой, пусть и далеко не стопроцентной
Потенциальная деэскалация улучшит нетбэк-цены для России, поскольку снизит стоимость логистики, но влияние на мировой рынок, скорее всего, будет ограниченным. В течение большей части 2024 г. Россия уже производила несколько выше целевого уровня ОПЕК+, поэтому дополнительные поставки из страны, скорее всего, будут невелики.
При очевидном акценте на деэскалации остаётся немалый риск того, что Трамп введёт новые санкции в отношении таких
производителей нефти, как Иран и Венесуэла, возобновив кампанию «максимального давления» времён своего первого мандата, которую активно поддерживал ещё до своего избрания вице-президентом Джей Ди Вэнс. Если это произойдёт, мы можем увидеть снижение экспорта иранской нефти на 0,5-0,9 мбд, до уровня около 1 мбд, что будет, конечно, оказывать повышающее воздействие на мировые цены.
Однако теневая логистика стала намного сложнее в последние годы, почти всю иранскую нефть покупает Китай, а некоторые китайские банки и нефтеперерабатывающие заводы, по-видимому, не работают с долларом и мало затронуты санкциями США. И поскольку Иран расширяет собственную переработку, сократить экспорт его нефти сегодня не так легко, как во время первой администрации Трампа. Гораздо большую проблему для иранских поставок нефти на мировой рынок может представлять эскалация конфликта с Израилем, которому новая команда Трампа может оказать куда более решительную поддержку, чем демократы Байдена.
Между тем повторное введение санкций против Венесуэлы окажет минимальное влияние на рынок, поскольку объёмы экспорта её нефти выросли в течение президентского срока Байдена весьма умеренно, в среднем примерно на 0,2-0,3 мбд.
«ТО, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ - ВНУТРИ ТЕБЯ»?
Наиболее вероятные изменения во внутренней энергетической политике США включают доступ к федеральным землям, инфраструктурные разрешения, регуляторный надзор, контроль слияний и поглощений и стимулирование развития электротранспорта и альтернативной энергетики.
Хотя повестка Трампа более благоприятна для нефти, её влияние на физические рынки, скорее всего, будет ограниченным, по крайней мере в ближайшей перспективе, поскольку некоторые из предлагаемых Трампом мер требуют длительного законодательного процесса, в частности, внесения поправок в Закон о снижении инфляции (IRA). А те, что можно осуществить относительно быстро, например, облегчение доступа к разработке нефтеносных участков на федеральных землях, не смогут значительно повлиять на объёмы добычи в США.
Так, Трамп и Республиканская партия вряд ли в целом отменят Закон о снижении инфляции, учитывая экономический бум, который проекты IRA создали в «красных» (республиканских) штатах. Инвестиции, составившие более 100 млрд долларов, непропорционально шли в республиканские избирательные округа. Трамп мог бы действовать более избирательно и ограничить право на субсидию IRA для покупателей электромобилей в размере 7500 долларов, ужесточить определения для критических минералов, компонентов аккумуляторов и ограничений иностранных юридических лиц, тем самым сделав электромобили более дорогими и менее привлекательными. Но заметная роль Илона Маска в формируемой администрации, вероятно, может смягчить её враждебность к электромобилям.
Трамп может ослабить надзор со стороны Агентства по охране окружающей среды и остановить агрессивное ужесточение стандартов экономии топлива, введённое при демократах, в течение 12-18 месяцев. Он, наверное, попытается удерживать цены на бензин на возможно низком уровне и отменить или как минимум отложить сроки введения принятых некоторыми штатами запретов на продажу автомобилей с двигателями внутреннего сгорания.
Каков потенциальный эффект на рост добычи нефти в США, например, от обещанного Трампом снятия ограничений бурить на федеральных землях? Действительно, выдача разрешений на бурение значительно замедлилась при Байдене, но количество разрешений на участках, одобренных и готовых к бурению, фактически выросло с 2020 года. Большая часть бурения осуществляется на частных землях и регулируется на уровне штата. Трампу будет сложно быстро увеличить и число офшорных лицензий до 2027 г., поскольку законодательно установленная процедура принятия нового пятилетнего плана лизинга требует обширной подготовительной работы.
Пока не ясно, сможет ли Трамп побудить акционеров сланцевых компаний отдавать приоритет инвестициям в бурение и производство, делая обратный выкуп собственных акций (stock buyback) менее привлекательным, если он повысит акциз на такой выкуп. Другим способом «принудительного побуждения» может стать ужесточение критериев эффективности для аренды на федераль-
ных землях участков под разработку месторождений нефти и газа, установление минимальных уровней добычи или бурения для сохранения прав аренды. Но отрасль, которая оказала поддержку избирательной кампании Трампа, «пряники» (ускоренная амортизация или налоговые льготы на бурение) явно примет лучше, чем «кнуты». Кроме того, Трамп мог бы использовать федеральные контракты, субсидии или другие формы поддержки для поощрения компаний, реинвестирующих прибыль в производство, а не в выкуп акций.
Хотя нефтедобыча в США переживает период трансформации через консолидацию, концентрация рынка остаётся низкой в большинстве добывающих бассейнов, и министерство юстиции и Федеральная торговая комиссия при администрации Трампа с меньшей вероятностью будут оспаривать любые крупные сделки по слияниям и поглощениям.
В целом вторая администрация Трампа могла бы оказать влияние на американскую добычу нефти. Но, скорее всего, при конкуренции за капитал с международными проектами (в Гайане, Намибии и т.д.) от регуляторов потребуется слишком много уступок, чтобы мотивировать американские нефтедобывающие компании к росту инвестиций у себя в стране. В случае же успеха и возврата Соединённых Штатов в лидеры нефтедобычи значительное снижение цен по сравнению с текущим уровнем, вероятно, станет препятствием для активности мелких менее эффективных производителей.
