CC BY
95
177
УДК 2
Е. С. Стрункина
Трактовки религии в публичном пространстве современных обществ
На материале работ западных и отечественных исследователей в статье анализируются разные трактовки роли религии в публичном пространстве современных обществ. Работа условно поделена на две части, в первой из которых разбираются точки зрения С. Брюса и Ю. Хабермаса на проблему. С. Брюс определяет роль религии в публичном пространстве как исчезающую, а Ю. Хабермас отводит ей второстепенное место. Вторая часть статьи посвящена исследованиям в этой области Ч. Тейлора и Х. Казановы. Автор анализирует публикации Ч. Тейлора, в которых учёный оценивает роль религии в публичном пространстве как равноценную любым другим общественным институтам. Исследуется подход Х. Казановы к этому вопросу и его отношение к религии как к значимому фактору общественной жизни.
The article considers different theoretical traditions regarding the role of religion in the public sphere in modern societies. The texts consists of two parts, the first one presenting S. Bruce’s and J. Habermas’s points of view. Bruce claims that modernization of society leads to a decline of religion. According to Habermas the role of religion for public discourse is less important than that of secular institutions. The second part describes Ch. Taylor’s and J. Casanova’s studies, the author analyzing the former’s in which he considers that role of religion in public space is equal to any other social factor. Besides, J. Casanova’s view on religion as on a significant social factor is analyzed here.
Ключевые слова: публичная религия, частное и публичное пространство, постсекулярное общество.
Key words: public religion, public and private sphere, post-secular society.
Определение подходов к проблеме религии в публичном пространстве современных обществ - одна из важнейших теоретикометодологических задач религиоведения. Значимость религии для традиционных обществ обычно не вызывает особых сомнений. Что же касается оценки места религии в современных индустриально развитых и постиндустриальных обществах, то здесь все не так однозначно [1].
Среди российских учёных, обращавшихся к этой теме, можно отметить Е. А. Степанову и Д. А. Узланера. Степанова в публикации «Религия за пределами оппозиции публичного и частного» анализирует место религии в дихотомии частной и публичной сфер [2]. Узла-
© Стрункина Е. С., 2015
178
нер в своей статье «Диалог науки и религии: взгляд с позиций современных теорий демократии» подробно исследует взаимодействие религии и науки в публичном пространстве [4].
Прежде чем рассматривать исследовательские трактовки религии в публичном пространстве современных обществ, необходимо определится с самим понятием «публичное пространство».
Вслед за Д. А. Узланером под этим феноменом в данной статье мы будем понимать «совокупность институтов и практик, располагающихся между сферой государственной власти и сферой приватности, т. е. то, что делает возможной дискуссию по вопросам, имеющим общую для всех членов данного общества значимость» [4, с. 137]. Изучая статус религии перед наукой в формате общественного дискурса, Узланер схематично наметил два подхода к определению места религии в публичном пространстве.
Первый подход условно обозначен исследователем как «модерный». Под данной трактовкой подразумевается «стремление сохранить за наукой приоритетный эпистемологический статус, то есть статус общедоступного универсального языка... Религия должна пройти через обязательную процедуру перевода своих высказываний на общественный язык секулярно-научной рациональности». Второй подход определен как «постмодернистский», здесь на первый план выходит «принципиальное эпистемологическое уравнение любых метафизических доктрин, по крайней мере, в их проекции на общественно политические дискуссии» [4, с. 145].
Разделение трактовок роли религии в публичном пространстве на два основных подхода принято и у западных авторов. По приверженности к этим подходам исследователей, занимающихся рассматриваемым вопросом, можно условно разделить на два «лагеря» [8, с. 97]. Представителями одного из них можно считать Ю. Хабермаса и
С. Брюса, к другому отнесем Х. Казанову и Ч. Тейлора. Несомненно, круг исследователей, которые занимаются интересующей нас проблемой, значительно шире, но названные ученые, по нашему мнению, являются наиболее яркими сторонниками анализируемых концепций.
По мнению таких ученых, как Ю. Хабермас и С. Брюс, исчезновение религиозных институтов из общественной жизни людей неизбежно. Индустриальное развитие влечёт за собой вытеснение религии из публичного пространства в плоскость исключительно частной жизни людей. В своих ранних работах подобной точки зрения придерживался и классик социологии религии П. Бергер, но затем исследователь переосмыслил свой подход к этой проблеме.
В книге «Политика и религия» (Politics and Religion) Стив Брюс доказывает, что религия уже перестала быть значимым фактором для
179
современной политической жизни западной Европы, но продолжает являться таковой в других регионах планеты. Влияние религиозных воззрений на принятие политических решений зависит, по мнению Брюса, от характера религиозной традиции, которую исповедуют в том или ином государстве. Учёный анализирует несколько религиозных доктрин и приходит к выводу, что на степень значимости религии для политической жизни страны влияют четыре фактора.
В первую очередь, это тип религиозной традиции. Брюс полагает, что христианство, ислам и иудаизм менее толерантны, чем индуизм, сикхизм и буддизм. Таким образом, сравниваются монотеистические традиции с политеистическими. Вторым фактором, по мнению Брюса, является характер распространения религии. Так, например, ислам и христианство всегда имели тенденцию к универсализму и к мировой экспансии. Третьим фактором для Брюса является способность каждого конкретного религиозного института сохранять традиции и обряды в повседневной жизни своих последователей. Брюс полагает, что точное следование религиозным предписаниям, характерное для ислама, влечёт за собой формирование строгой и в чём-то даже жёсткой религиозной доктрины. Христианство в этом отношении действует мягче, и как следствие менее консервативно в своих традициях. Четвёртым фактором, по мнению учёного, является непосредственное взаимодействие религии и государства. Брюс, анализируя взаимоотношения этих двух институтов в исламских и христианских государствах, отмечает, что христианство признаёт наличие светской сферы помимо религиозной, ислам же не допускает подобного разделения в жизни своих последователей [5].
Стив Брюс активно опровергает точку зрения, согласно которой «так как будущее нам не известно, то всегда есть возможность предположить, что упадок религии в двадцатом веке - это временное явление, и возрождение интереса к религиозным верованиям неизбежно» [7]. По мнению Брюса, для сохранения религии в общественной жизни необходимо объединение верующих в единое сообщество. Учёный полагает, что подобное возрождение возможно только в условиях серьёзного межконфессионального конфликта. В богатых и стабильных демократических обществах потребления механизм восстановления религии не будет функционировать, так как там декларируется право на свободу выбора: «Мы верим, что у нас есть право выбора наших электроприборов, мы требуем иметь такое же право при выборе веры в сверхъестественное» [5, р. 262], - замечает Брюс. Он считает, что упадок религии в XX в. был не случайным событием, а закономерным следствием комплекса социальных транс-
180
формаций, которые принято называть модернизацией. По его мнению, процесс модернизации необратим. Угасание религиозной традиции Стив Брюс расценивает как важный вклад религии в процесс формирования либеральной демократии в современном обществе.
Позиция еще одного исследователя - Юргена Хабермаса - по отношению к роли религии в публичном пространстве на данном этапе не так категорична. Первоначально Хабермас, как и Стив Брюс, не рассматривал религию как значимый фактор в жизни современного общества, но с течением времени исследователь вынужден был констатировать, что религия стала иметь серьёзное значение для современного мира: «Начиная с эпохальных изменений 1989-90-х религия и религиозные общины приобрели невиданную, до сих пор политическую значимость» [9, с. 1]. По мнению Хабермаса, современная постметафизическая философия
«готова прислушиваться к религии, оставаясь во всем агностической... Но она воздерживается от рационалистического предположения о том, что только она может решить, какая часть религиозных доктрин является рациональной, а какая нет» [2, с. 171].
Хабермас считает, что в современном постсекулярном обществе приверженцы светских воззрений и религиозные сограждане должны учиться понимать и принимать друг друга.
«До тех пор, пока светские граждане убеждены в том, что религиозные традиции и религиозные сообщества в некотором смысле являются архаичными остатками предмодерных обществ, которые продолжают существовать в настоящем, они будут понимать свободу совести в качестве культурной версии консервации вымирающего вида... Секулярные граждане должны воспринимать свой конфликт с религиозными взглядами в качестве рационального предполагаемого несогласия» [2, с. 171].
Что касается верующих граждан, то им необходимо научиться пользоваться языком светского общения, так как на данном этапе это язык публичного дискурса. Если представители религиозных общин хотят быть полноправными участниками общественных дебатов, то они должны таким языком овладеть. В современном обществе как верующие, так и неверующие граждане государства должны иметь одинаковое право быть услышанными. Несмотря на то, что Хабермас признаёт серьёзность и значимость религиозных позиций в публичном дискурсе, его базовый подход остаётся прежним. По мнению Юргена Хабермаса, религиозные концепции уступают светскому мировоззрению в общественной жизни современного общества. Для Хабермаса разум имеет приоритетное значение по сравнению с верой в момент принятия общественно важных государственных решений.
181
С таким подходом к месту религии в публичном пространстве не согласен канадский исследователь Чарльз Тейлор. По его мнению, религия не должна восприниматься обществом как нечто особенное ни в политических дебатах, ни в каких-либо других. Религиозное мировоззрение может приниматься на равных наряду с любым другим мировоззрением. В диалоге с Хабермасом Тейлор говорит о том, что язык и стиль повествования религиозного человека вполне понятен светскому обществу и не требует дополнительного перевода. Он считает, что неприемлема любая дискриминация. Как подчеркивает Тейлор, законы и институты подобного общества должны вытекать из согласия, из убежденности в том, что общество и его будущее принадлежит всем членам данного общества без исключения.
Тейлор критикует позиции, отстаивающие «запрет на любые аргументы, отсылающие к “всеобъемлющим взглядам” (в том числе и к взглядам религиозным)» [3, с. 226]. Исследователь считает, что все религиозные традиции должны внести свой вклад в формирование общества и его политической идентичности. Тейлор отмечает, что в обществе повсеместно бытует ложная, по его мнению, модель светскости, которая: «касается взаимоотношений государства и религии, тогда, как на самом деле она связана с (корректным) ответом демократического государства на вызов разнообразия» [3 с. 230]. Тейлор в своей дискуссии с Хабермасом говорит следующее: «То, что Юрген называет “секулярное”, я зову ’’нейтральное”» [цит. по 11, р. 67]. По его мнению, залог благополучного развитого общества как раз и состоит в государственном нейтралитете по отношению к «любым фундаментальным убеждениям - как религиозным, так и не религиозным. Мы не можем предпочитать христианство исламу, мы не можем благоволить религии в ущерб неверию - и наоборот» [3, с. 230]. Чарльз Тейлор полагает, что все явления, которые формируются в обществе, должны быть равноценны для государства, так как именно эти явления и создают идентичность этого общества. В этой связи роль религии в публичном пространстве значима не меньше любого другого общественного явления, но и не больше.
Хосе Казанова на обширном эмпирическом материале таких стран, как Испания, Польша, Бразилия и Соединённые Штаты Америки, доказывает, что религия играет серьёзную роль в публичном пространстве современного мира, и эта роль, по мнению исследователя, положительная [6].
Благотворное влияние религиозных институтов на формирование либеральных ценностей Соединённых Штатов Америки неоспоримо, считает Казанова. В Американской истории религиозная самобыт-
182
ность многочисленных объединений стала одним из основополагающих факторов при формировании национального общественного плюрализма.
В противовес американской модели на другой стороне Атлантики безоговорочная преданность ценностям просвещения привела европейцев к ряду конфликтов и противоречий, связанных с вопросами веры. По замечанию Е. А. Степановой:
«От имени свободы, индивидуальной автономии, толерантности и культурного плюрализма от религиозных людей - христиан, иудеев и мусульман -требуется сохранять свои религиозные верования, идентичность и нормы в качестве “частных”, чтобы они не беспокоили проект современной, секу-лярной, просвещённой Европы» [2, с. 167].
В XXI в. удерживать религию в личном, интимном пространстве оказалось трудноосуществимой задачей:
«Мусульманские коллективные идентичности и их публичные репрезентации становятся источникам страха не только в силу того, что они основаны на ином - нехристианской и неевропейской религии, но, что более важно, в силу их религиозности как таковой в качестве противоположности европейской секулярности» [2 с. 168].
Казанова отмечает, что сейчас реакция на переселенцев из исламских регионов сравнима с отношением протестантского населения Северо-Американских Штатов в XIX в. к эмигрантам-католикам. Вновь прибывшие переселенцы из католических регионов воспринимались тогда протестантами как принципиально инородный элемент, не приспособленный к демократическим нравам Нового Света. Процесс «американизации» католиков продлился более ста лет и закончился успешной интеграцией представителей этой конфессии в американское общество. На данном этапе подобным чужеродным элементом для европейской и американской культуры является ислам. И если в Европе процесс интеграции протекает болезненно, то на американской почве, как считает Казанова, этот процесс не так проблематичен. Тем не менее прогнозировать будущее исламской культуры на Американском континенте сложно. Как задаются вопросом некоторые авторы:
«Следует ли последователям ислама сформировать изолированную, охраняющую свою идентичность от губительной американизации, субкультуру, или же позиционировать себя в пространстве публичного дискурса как конкурентно способную силу, демонстрирующую альтернативную традицию в условиях современного культурного многообразия?» [10, р. 135].
183
В американском обществе бытуют опасения, что американизация ислама может обернуться исламизацией самой Америки и на континенте произойдет реализация проекта исламского универсализма. Так или иначе процесс интеграции уже происходит.
«Ислам становится не просто быстро растущим религиозным объединением в Соединенных Штатах, но и одной из многих религиозных деноминаций, распространённых в Америке. Более того, исламу, как и католицизму, предопределено играть в будущем важную роль в публичном пространстве» [10, р. 135].
Учитывая подобные процессы, Хосе Казанова призывает не просто признать важность религии для современного общества, но и рассматривать это явление как положительный фактор в процессе формирования публичного пространства.
Несколько рассмотренных трактовок роли религии в публичном пространстве демонстрируют основные позиции в подходах современного религиоведения - от полного отрицания какой-либо роли до признания и позитивного отношения. Стив Брюс полагал, что основная заслуга религии перед современной культурой - это её (религии) полнейшее исчезновение с повестки общественных дебатов. Юрген Хабермас признаёт право религии присутствовать в общественном дискурсе, но статус религиозного мировоззрения он ставит ниже статуса научной картины мира. В свою очередь Чарльз Тейлор призывает признать религиозный фактор «равным среди прочих». Наконец, Хосе Казанова трактует значение религии для развития современного общества как сугубо положительное.
В заключение следует сделать небольшой комментарий к самой проблематике обсуждения. Как верно заметил Чарльз Тейлор во время одной из дискуссий с Юргеном Хабермасом, «когда мы говорим “религия”, мы не должны думать только о христианстве. Ведь ещё существует и буддизм и индуизм, многое из вышесказанного абсолютно не применимо к этим религиозным течениям» [11, с. 68]. Исследователь Джудит Батлер, будучи участником той же дискуссии, заметила, что следует не только аккуратно обращаться с понятием «религия», помня о многообразии форм этого явления, но также не забывать и о специфике самого феномена «публичное пространство», которое также требует досконального исследования.
184
Список литературы
1. Смирнов М. Ю. Перспективы религии // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. - 2013. - Т. 2. Философия. - № 2. - С. 194-206.
2. Степанова Е. А. Религия за пределами оппозиции публичного и частного // Вестн. Перм. ун-та. Сер. Политология. - 2013. - № 1. - С. 163-176.
3. Тейлор Ч. Что такое светскость? / пер. с англ. // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. - 2015. - № 1 (33). - С. 218-254.
4. Узланер Д. А. Диалог науки и религии: взгляд с позиций современных теорий демократии // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом. 2015. № 1 (33). С. 136-164.
5. Bruce S. Politics and Religion. - Cambridge: Polity Press, 2003.
6. Casanova J. Public Religions in the Modern World. - Chicago: University of Chicago Press, 1994.
7. Fenn R. K. The Blackwell Companion to Sociology of Religion. - Blackwell Publishing, 2003.
8. Furseth I., Repstad P. An Introduction to the Sociology of Religion. - Burlington: Ashgate Publishing Company, 2006.
9. Habermas J. Religion in the Public Sphere // European Journal of Philosophy.
- 2006. - 14 (1). - P. 1-25.
10. Helco H., МсСНу W. M. Religion Returns to the Public Square Faith and Policy in America. - Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 2003.
11. Mendieta E., VanAntwerpen J. The Power of Religion in the Public Sphere.
- Columbia: Columbia University Press, 2011.
