CC BY
75Трактат Цицерона «об обязанностях» и проблема его рецепции в педагогическом наследии XVI века
Полякова М.А.
Как удачно в свое время заметил А.-И. Марру, «...наши взгляды на человека, мир и жизнь непрерывно меняются, в истории нет такой темы, к которой не нужно было бы возвращаться время от времени»1 и это в первую очередь относится именно к греко-римскому миру и тому необъятному общекультурному наследию (включая его педагогический компонент), которое он после себя оставил. Среди античных авторов, чьи работы и высказанные в них идеи сохраняют свою актуальность, Марк Туллий Цицерон (106-43), без сомнения, занимает особое место. Это обусловлено не только его активной общественной позицией, практикой политической жизни и красотой литературного стиля, но и тому положению, которое римский оратор и философ сам себе обеспечил и на протяжении жизни и карьеры тщательно поддерживал.
Интерес к Цицерону появился уже у его современников, ведь он оттачивал свое ораторское искусство в обвинительных (так называемых — катилинариях2) и судебных (к примеру, речь «В защиту поэта Архия», 62 г. до н. э.) речах, одновременно исполняя сознательно принятую на себя роль «культуртрегера»3. Следует отметить, что история распорядилась иначе и признала за сочинениями Цицерона гораздо более важное значение, чем он сам себе замыслил — в них искали и ищут ответы на ряд жизненно важных вопросов: от проблем семейных отношений до категорий философского порядка. Но прежде всего римский деятель снискал расположение ближайших (по времени) своих потомков и последователей именно в во-
1 Марру А.-И. История воспитания в античности (Греция). — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1998. — С. 8.
2 Катилинарии (лат. Orationes т СаШтат, Речи против Катилины) — речи (всего четыре), произнесенные в ноябре-декабре 63 . до н. э. в Римском сенате Цицероном (в должности консула) против Катилины, при подавлении заговора последнего. Сохранились в обработке автора.
3 Идеи эстетического воспитания: антология в двух томах. Том первый: Античность, средние века, Возрождение. — М.: Искусство, 1973. — С. 169.
просах литературного стиля и публичного красноречия. К примеру, римский ритор Марк Фабий Квинтилиан (35-96) говорил, что «...чем более тебе будет нравиться Цицерон, тем более можешь ты быть уверен в успешности твоего учения» и, начиная со второго столетия н. э., Цицерон становится «признанным главой римской литературы»1.
Феномен римского оратора знаменателен еще и тем, что со времен поздней Римской империи этический компонент его сочинений стал привлекать идеологов христианства. Неслучайно епископ Амвросий Медиоланский (340-397), крестивший в 387 году Аврелия Августина (354-430), в своем наиболее известном произведении «De о/рсНя тШв^огит» настолько близко следует трактату Цицерона «Об обязанностях» фв о/гсив), что скорее можно говорить не о подражании, а о переложении этого труда для нужд христианского воздействия, причем на примерах священной истории взамен ци-цероновых образцов истории римской2. Августин сам приписывал часть заслуги своего обращения в христианство чтению апологии философии, содержавшейся в «Гортензии» (ИоНвпви) Цицерона3, а трактовка им одного из ключевых понятий, введенного в оборот римским оратором — ЬитапИаэ, в сущности, является рассмотрением его (понятия) через призму боговоплощения Христа, но никак не противоречит античному (цицероновскому) видению4.
Августин не только впитал в себя греко-римскую культуру, но и стал ее проводником в качестве учителя риторики. В тоже время, он углубил античную философию за счет библейских традиций и теологии первых христиан. В этой связи его можно считать популяризатором идей Цицерона, который, как отмечалось, играл аналогичную роль в отношении «внедрения» в римское общество образцов греческого наследия. Возможно, именно следование Авгу-
1 Зелинский Ф. Ф. Цицерон в истории европейской культуры // в кн.: Марк Туллий Цицерон. Полное собрание речей в русском переводе. Т. 1. — СПб.: изд. А. Я. Либерман, 1901. С. XXIII-LVIII. — С. XXVIII-XXIX.
2 Утченко С. Л. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина // В кн.: Марк Туллий Цицерон. О старости, О дружбе. Об обязанностях. — М.: Наука, 1974. — С. 165.
3 Гринцер Н. П. Римский профиль греческой философии // в кн.: Марк Туллий Цицерон. О пределах добра и зла. Парадоксы стоиков. — М.: РГГУ, 2000. — С. 10.
4 Подробнее см.: Oniga R. L'idea latina di HUMANITAS // In: Contro la post-religione: per un nuovo umanesimo cristiano. — Verona, 2009.; Полякова М. А. К вопросу о педагогической интерпретации концепта humanitas // Alma mater: Вестник высшей школы. — 2014, № 4. С. 99-102.
стина стандартам логической и этической мудрости величайшего римского оратора предопределило популярность Цицерона и многих из его идей (а не только стиля) в христианской Европе, вплоть до эпохи Просвещения (в сочинениях Вольтера, к примеру).
Несмотря на явное признание этического содержания в наследии римского оратора, Н.П. Гринцер отмечает, что в мировой историографии «Цицерон — ритор» всегда затмевал «Цицерона — философа», а что касается его (Цицерона) роли в политической жизни Рима, то здесь оценки историков расходятся довольно широко: от придания ему «образа яростного борца за устои Римской республики» до определения «политическим интриганом без твердых убеждений» (Т. Моммзен)1. Однако ни один критик Цицерона не мог отказать ему в уме, высокой образованности и, даже если его «популяризаторство» в области греческой литературы ставилось ему в укор, приходилось признать, что никто в древнем Риме не достиг большего в вопросе приобщения граждан эллинистическим образцам, столь необходимым для формирования римской культуры в целом.
В наследии Цицерона проявилось двоякое отношение к греческой образованности, свойственное римскому миру в целом — это некое соревновательное преклонение и постоянное стремление доказать, что «мы не хуже»2. Отголоски подобной двойственности еще сегодня можно заметить в трактовке классическим филологом Р. Онигой цицероновой Кишапказ3. По его мнению, humaтtas представляет собой «более зрелый продукт» Римской цивилизации и, что особенно важно, «более антропоцентричный» концепт, нежели греческая ласЗеХа4. Примечательно, что Онига связывает эти
1 Гринцер Н. П. Римский профиль греческой философии... — С. 10.
2 Там же. — С. 14.
3 Подробнее см.: Oniga R. L'idea latina di HUMANITAS.
4 В специальной литературе и словарях пайдейя определяется как «универсальная образованность», «гармоничное телесное и духовное формирование человека, реализующее все его способности и возможности» (Корнетов Г.Б. Педагогика. Образование. Школа: пути обучения и воспитания ребенка. — М.: АСОУ, 2014.), «идеал нравственного, культурного и гражданского совершенства, к которому должен стремиться каждый человек» (Dizionario di filosofía (2009). URL: http://www.treccani.it/enciclopedia/ paideia_ (Dizionario-di-filosofia)/). Характеризуя пайдейю, Г.Б. Корнетов приводит слова А.-И. Марру о том, что пайдейя «.становится обозначением культуры, понимаемой не в активном, подготовленном смысле образования, а в том результативном значении, которое это слово приобретает у нас сегодня: состояние полного, осуществившего все свои возможности духовного раз-
два понятия, придавая тем самым латинскому термину педагогическую окраску. И особую заслугу в педагогизации humanitas он видит именно в идеях Цицерона1.
В то же время Р. Онига считает, что у Цицерона понятие humanitas носило национальный, точнее цивилизационный, характер, так как касалось только римских граждан2 и здесь можно заметить некоторое чувство превосходства римского (не латинского) мира над остальным, свойственное не только знаменитому римскому оратору, но и многим его современникам и последователям. Уверенность Цицерона в том, что в любом вопросе римляне способны возвыситься над своими предшественниками (греками), пронизывает многие его риторические произведения3. Но это никак не умаляет его значения как распространителя греческой ла18еш в современном ему римском обществе, и одновременно проводника римской Штапкав в христианскую и, следовательно, западную культуру.
Именно эта трансляционная, а, по сути своей, просветительская роль и была уготована Цицерону в истории, что также предопределило возможности рассмотрения его литературного наследия в педагогическом контексте. Потенциал историко-педагогического дискурса наследия римского оратора сегодня активно разрабатывается в отечественной педагогике В.К. Пичугиной4.
вития человека, ставшего человеком в полном смысле» (Корнетов Г.Б. Педагогика. Образование. Школа... С. 29).
Древние греки видели в пайдейе путь (а также его педагогическую организацию), который человек должен пройти, изменяя себя в стремлении к идеалу духовного и физического совершенства (калокагатии) посредством обретения мудрости, мужества, благоразумия, справедливости и др. (Там же). Ф. Камби определяет пайдейю как своего рода воспитательную модель, предусматривающую образование молодых людей в рамках двух параллельных действий — воспитания физического и психического (духовного) (Cambi F. Manuale di storia della pedagogia. — Roma-Bari: Laterza, 2009. P. 26. Эта модель формирует «этос» народа как совокупность устойчивых, стабильных черт характера индивида (отсюда понятие «этика») (Ibid.).
1 Полякова М. А. К вопросу о педагогической интерпретации концепта humanitas // Alma mater (Вестник высшей школы), 2014. — № 4. — С. 99-102.
2 Там же. Существовало так называемое латинское гражданство (в противовес привилегированному римскому), распространявшееся на всех жителей Римской республики и империи, в том числе — жителей провинции. После эдикта Каракаллы 212 г. латинское гражданство фактически не имело никакого ограничивающего значения.
3 Гринцер Н. П. Римский профиль греческой философии. — С. 14.
4 Пичугина В. К. Историко-педагогическое изучение наследия Цицерона: возможности дискурсивной методологии // Методология научного иссле-
Согласно итальянской энциклопедии Тгессат, работы Цицерона на протяжении долгого времени оставались единственным источником греческой философии1, более того, собственно и создание христианской литературы на латинском языке можно отчасти объяснить его влиянием на христианство2. Этот факт, по всей видимости, определил популярность Цицерона у гуманистов и реформаторов. Ф.Ф. Зелинский даже считает, что и Возрождение следует рассматривать, прежде всего, как «возрождение Цицерона», имея ввиду, что, к примеру, Петрарка сначала испытал на себе влияние этого автора, подвигнувшего его затем на «открытие» и внедрение в интеллектуальную гуманистическую среду прочих классиков3. Примеру Петрарки следовали и другие гуманисты — Боккаччо, Леонардо Бруни, Салютати подражали римскому оратору; Лоренцо Валла пытался критиковать его4, тем самым иллюстрируя широкий интерес к фигуре «родоначальника гуманизма» (от КишапИаз).
Вслед за итальянскими гуманистами «очарованию Цицерона» подверглись и представители северного гуманизма. Например, «блистательный» Эразм Роттердамский (1466/69-1536) тоже видел в нем «.образец сочинителя, у которого широта философской эрудиции счастливо сочеталась с удобопонятностью и изяществом слога»5 и «.чей дух и разум вместили столь божественные мысли, чье перо было столь же красноречиво, сколь замечателен предмет описания»6. Хотя в своем знаменитом диалоге «Цицеронианец» (Псеготап^, 1528) Эразм Роттердамский выступил против тех гуманистов, которых он определил как «слепых» подражателей античным образцам и «цицероновых обезьян», используя в качестве назидания пример Святого Иеронима, также сильно увлекавшегося Цицероном. По легенде святому «.предстал ангел, который вопросил: «Кто ты?» — «Христианин», — ответил Иероним. И услышал: «Нет! Ты цицеронианец, а не христианин, ибо где сокровище ваше,
дования в педагогике: коллективная монография / под ред. Р. С. Бозиева, В. К. Пичугиной, В. В. Серикова. — М.: Планета, 2016. — С. 175-182.
1 Cicerone Marco Tullio // Dizionario di filosofia (2009). URL: http://www.treccani. it/enciclopedia/marco-tullio-cicerone_%28Dizionario-di-filosofia%29/.
2 Зелинский Ф. Ф. Цицерон в истории европейской культуры. — С. XXXIII.
3 Там же. С. XXXVIII.
4 Там же.
5 Майоров Г. Г. Цицерон как философ // в кн.: Марк Туллий Цицерон. Философские трактаты. — М.: Наука, 1985. С. 5-59. — С. 6.
6 Эразм Роттердамский. Разговоры запросто. — М.: Издательство «Художественная литература», 1969. — С. 99.
там и сердце ваше». После этого Иероним отказался от чтения «языческой» литературы»1.
Не вдаваясь в подробности культурологического и религиозного спора, следует отметить, что аргументация в нем строилась вокруг фигуры римского оратора, столь популярного в гуманистической среде той эпохи. Да и духовно-нравственный компонент эразмиан-ского гуманизма весьма созвучен этике Цицерона2. В опусе «Благочестивое застолье» Эразм представляет беседу-диспут друзей, собравшихся за завтраком, где говорится, в частности, следующее: «.Я признаюсь перед друзьями — не могу читать сочинений Цицерона «О старости», «О дружбе», «Об обязанностях», «Тускуланские беседы» без того, чтобы не поцеловать книгу несколько раз, чтобы не испытать благоговения перед этой святой душой, осененною выше [...] Большинство философских сочинений Марка Туллия отмечено присутствием божества»3. «Обязанности» Цицерона упоминаются в данной беседе в том числе отдельно: «... они стоят того, чтобы каждый затвердил их слово в слово, и в первую очередь, люди, которым предстоит управлять государством»4.
Таким образом, Фв о/гсив (ок. 44 г. до н. э.) Цицерона рассматривается здесь в позитивном ключе, прежде всего, для государственных мужей. Это произведение было написано в период так называемого вынужденного досуга оратора5, что, с одной стороны, так соответствует «ренессансному идеалу жизни», а с другой — подводит своеобразный итог и творчеству Цицерона, интуитивно чувствующего, что все его обязанности перед римским народом тоже закончены6. Трактат выделяется своей необычной формой — это не диалог, а на-
1 Хёйзинга Й. Эразм / пер. с нидерл. // в кн.: Культура Нидерландов в XVII веке. Эразм. Избранные письма. Рисунки. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009. С. 203-472. — С. 467.
2 О понимании Эразмом добродетели и добродетельной жизни см.: Макаров М. И. Трактовка категории «добродетельная жизнь» в западноевропейской педагогической мысли (ХШ-ХУБ век) // Методологические ресурсы качества педагогических исследований: материалы международной сетевой научной конференции РАО «Методология научного исследования в педагогике» / под ред. В. В. Серикова и В. К. Пичугиной. — М.: Планета, 2016. — С. 77-90.
3 Роттердамский Э. Разговоры запросто. — С. 98.
4 Там же. С. 67.
5 Подробнее об истории написания трактата см.: Утченко С. Л. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина.
6 Пичугина В. К. Педагогика Цицерона: воспитание достойных (вместо предисловия) // Марк Туллий Цицерон. Антология гуманной педагогики / сост. и коммент. Я. А. Волкова, В. К. Пичугина. — М.: Неолит, 2017.- С. 13.
ставление сыну. Жанр предопределил масштабность изложенного материала: здесь собраны моральные предписания, отступления политического характера, исторические примеры, юридические казусы1. По всей видимости, именно эта энциклопедичность, особый стиль автора, его образцовая латынь и, конечно, высокие этические принципы, изложенные в наставлении, сделали его поистине любимым сочинением Цицерона в ренессансной среде.
Показательно, что Цицерон был популярен не только у гуманистов. Его произведения входят в обязательный набор «ученых» библиотек и списков обучающей литературы XVI века. К примеру, в библиотеке ученого-грамматика («Caelij Secundi Cvrionis schola, siue de perfecto Grammatico, libri tres»2, 1555), подробно описанной итальянским реформатором Челио Секондо Курионе (1503-1569), работы римского деятеля сосредоточены по нескольким разделам: прежде всего, среди книг по риторике («Никто никогда не вложил в искусство красноречия больше него»)3, далее — среди знатоков нравов (!)4 и мастеров эпистолярного жанра5.
Упоминается Цицерон и его трактат и в другом произведении Курионе, его катехизисе «Наставление в христианской вере» (Vna familiare et paterna institvtione della Christiana religione, 1549), а точнее, в письме, написанном им Фульвио Пеллегрино Морато Ман-туанскому «О целомудренном и христианском воспитании детей» (Una lettera di M. Celio Secondo C. Della Honesta e Christiana creanza de figlioli, a M. Fuluio Pellegrino Morato, Mantoano), которое является составной частью Наставления, по всей видимости, благодаря своему сугубо педагогическому характеру6. Правда, здесь римский оратор представлен скорее критически: Курионе не согласен с ним в оценке физического труда, представленного в первой книге De officiis: «... Все ремесленники занимаются презренным трудом, в мастер-
1 Утченко С. Л. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина // Марк Туллий Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. — М., «Наука», 1993. — С. 167.
2 Название дано в оригинальной графике автора.
3 Чиколини, Л. С. Библиотека ученого-грамматика по Курионе // Средние века. Вып. 52 — М.: Наука, 1989. С. 219-232. — С. 224.
4 Там же. С. 226.
5 Там же. С. 229. Информация о библиотеке приведена в конце первой части произведения Курионе: Curione C. S. Caelij Secundi Cvrionis schola, siue de perfecto Grammatico, libri tres. — Basilea, 1555. Р. 64-82.
6 D'Ascia L. Frontiere: Erasmo da Rotterdam, Celio Secondo Curione, Giordano Bruno. — Bologna: Pendragon, 2003. Р. 149.
ской не может быть ничего благородного.»1; он напротив считает, что «... все эти ремесла [механические] честные и достойные уважения», а также полезны для общественной жизни2.
Различный подход в данном вопросе абсолютно объясним. Странно было бы ожидать от государственного мужа, великолепного оратора и философа, знающего себе цену, каковым являлся Цицерон, почитания физического труда, тем более, в I в. до н. э. Во времена Курионе все поменялось: добывать хлеб ремеслом, физическим трудом уже не считалось зазорным — это одно из достижений Реформации; однако сам гуманист-реформатор все же пошел другим путем. Важно то, что в своем нравоучительном сочинении, направленном на изложение его собственной педагогической программы, он обратился именно к трактату Цицерона «Об обязанностях». Также и в другом месте, где Курионе обосновывает непременный долг отцов в воспитании детей, он приводит слова из этого же произведения: «... неосведомленность ранней молодости нуждается в дальновидности стариков, чтобы на ней основываться и ею руководствоваться»3.
Влияние стиля Цицерона, помещенного итальянским реформатором в число чужестранцев, которых надо приветствовать, угощать и провожать после домой4, тем не менее, присутствует, как в самом структурировании письма-трактата о воспитании (оно разделено автором на части, где обозначена та или иная мысль), так и в рассуждениях и форме обращения. Хоть письмо написано не сыну (возможно, потому что его дети были еще слишком малы в сравнении с сыном Цицерона), но его тон, одновременно назидательный и, в то же время, по-отечески участливый, очень напоминает эмоциональный фон трактата «Об обязанностях». Сочинение Курионе не может претендовать на охват такой широкой проблематики, как это представлено у Цицерона, но оно изначально посвящено определенной,
1 Марк Туллий Цицерон. О старости, О дружбе. Об обязанностях / пер. В. О. Горенштейна. — М.: Наука, 1974. XLII, 150.
2 Curione C.S. Vna familiare et paterna institvtione della Christiana religione. — Basilea, 1549. I.
3 Цит. по: Марк Туллий Цицерон. О старости, О дружбе. Об обязанностях. XXXIV, 122. У Курионе: Curione C.S. Vna familiare et paterna institvtione. К.
4 Курионе говорит о том, что, несмотря на пользу для молодежи таких авторов, как Платон, Аристотель, Исократ, Демосфен, Ксенофонт, Фукидид, Ливий, Салюстий, Цезарь и Цицерон (то есть, авторов-язычников), со «святыми авторами» (речь, прежде всего, о Св. Павле) прибываешь как с друзьями, даже как «с домашними в собственном доме». К первым же надо относиться как к чужестранцам: принять, угостить и вернуться в свое жилище (Curione C.S. Vna familiare et paterna institvtione. К).
достаточно узкой проблеме — воспитанию детей, что само по себе примечательно и показательно. Кажется не случайным, что именно здесь автор неоднократно упоминает римского оратора и конкретно это его произведение. Кроме того, как отмечалось, письмо включено в более обширный труд с общим названием «Наставление в христианской вере», где, наряду с молитвами и некоторыми авторскими стихами, представлены основы вероисповедания, причем в форме диалога отца и дочери1.
Тем самым, Курионе, сочетая в своем образовании и, соответственно, в учении гуманизм с сильным греко-римским компонентом, и мощную христианскую праведность и строгость реформатского типа, тем не менее, не смог и, по всей видимости, не собирался отказаться от всего античного, прежде всего — от примера Цицерона. Показательно также словосочетание в названии письма: «целомудренное и христианское воспитание детей». То, что передано как «целомудренное» и это, на наш взгляд, оправдано в сочетании с «христианским» воспитанием, в оригинале звучит honesta (ж. р.; в м. р. — honesto2), переводимое также как 'честный', 'порядочный', 'справедливый'. Это то самое honestum Цицерона, которое традиционно переводилось на русский как 'нравственно-прекрасное' (и этому, как известно, посвящена первая книга De officiis), и которое можно также трактовать как 'честность' и 'высокая нравственность'. Н.П. Гринцер считает, что подобный перевод, без сомнения, идущий от греческого эквивалента (го KaÁóv), в то же время не передает римской специфики, важной для Цицерона3. Honestum — производное от honor, наименования римских выборных должностей и эта его общественная характеристика опять же придает латинскому термину особый смысл, неведомый греческому оригиналу. Н.П. Гринцер предлагает переводить honestum как 'достойное'4, что, как можно видеть, абсолютно уместно и для передачи названия произведения Курионе: «достойное [и] христианское воспитание детей».
1 Кроме итальянского варианта существовал латинский — для сыновей, где диалог отца строится с сыном. Подробнее о мотивах создания двух вариантов произведения и их особенностей см.: Полякова М. А. Гуманистические и реформационные черты педагогического идеала Челио Секондо Курионе // Историко-педагогический журнал. 2014. № 2 — С. 149-161.
2 В современном итальянском языке начальная «h» отсутствует (onesto, onesta). Во времена Курионе орфография и графика итальянского языка еще не сложились.
3 Гринцер Н. П. Римский профиль греческой философии. — С. 25.
4 Речь, правда, в данном случае идет о другом произведении Цицерона — «О пределах добра и зла» и рассуждения касаются «общественного блага».
Критическое отношение к Цицерону, присутствующее у Эразма и Курионе, придающих особое значение именно христианской добродетели, достаточно понятно и оправдано ввиду как некоторой изначальной настороженности в отношении языческих (дохристианских) авторов, так и появившейся, с их точки зрения, угрозы христианству со стороны «языческой чувственности», столь популярной в то время. Чрезмерное увлечение античностью порождало в свою очередь и своего рода рефлексию, выразившуюся в подобной критике. Примечательно, что именно Эразм и Курионе, авторы, сочетающие в своем мировоззрении сильные гуманистические и, в то же время, религиозно-обновленческие черты, столь пристально отнеслись к Цицерону, что объективно указывает на его сохраняющуюся популярность в данную эпоху.
При этом, несмотря на представленную критику, и тот, и другой следуют цицероновой традиции собственно в своих произведениях — трактатах и диалогах, адресуя их правителям, подрастающему поколению, коллегам, современникам и т. д., оттачивая свою, пусть и менее классическую (но зато более живую), латынь на образцах великого оратора. Кроме того, они помещают его сочинения (в том числе, трактат «Об обязанностях») в число книг, обязательных для изучения, для формирования праведного человека, настоящего христианина.
«Триумфальное шествие» наследия Цицерона можно отметить и в документах иного рода — в школьных программах XVI столетия, составленных уже не гуманистами, а реформаторами, которые поставили образование на службу обновленному христианству. Уже в первом школьном уставе, составленном коллегой родоначальника Реформации Мартина Лютера (1483-1546) Иоганном Агриколой (1494-1566) в 1525 году для нужд открывшейся в немецком Эйслебе-не латинской школы1, упоминаются сочинения Цицерона, в частности «книга о должностях»2, в качестве учебных пособий при обучении латыни в третьем (высшем) классе3. Сохраняется подобная
1 Подробнее об истории написания немецких школьных уставов см.: Полякова М. А. Становление базовых моделей школ в Западной Европе в XVI веке. — Калуга: Издательство «Эйдос», 2016.
2 Сохранено название автора (переводчика). Без сомнения, речь идет о трактате «О должностях».
3 Шмидт К. История педагогики Карла Шмидта, изложенная во всемирно-историческом развитии и в органической связи с культурною жизнью народов / пер. с нем. Эдуарда Циммермана. Т. 1-111. Т. 3.: История педагогики от Лютера до Песталоцци — М.: Издание К. Т. Солдатенкова, 1880. — С. 109.
программа и для учащихся третьей группы (класса) в Саксонском учебном плане (1527-1528), составленном другом и сподвижником Лютера Филиппом Меланхтоном (1497-1560)1.
В десятилетнем курсе Страсбургской гимназии Иоганна Штурма (1507-1589) изучение сочинений Цицерона начиналось с восьмого класса, что соответствовало третьему в программах Агриколы и Меланхтона. Причем, кроме пассивного чтения текстов учащиеся обучались на примере римского классика синтаксису (с седьмого класса) и методам написания писем (пятый и шестой классы)2.
Вюртембергский устав (1559), ставший образцом школьных планов южно-германских земель, вводит избранные письма Цицерона в курс обучения также с третьего класса (всего предполагалась организация шестилетнего обучения там, где это позволяли средства отдельных городов)3, продолжая данную работу в четвертом (с опорой на латинский синтаксис) и подключая к изучению речи оратора в шестом4.
Таким образом, можно видеть, что, несмотря на утверждение Ф.Ф. Зелинского о том, что «нет ничего общего между Цицероном и реформаторами»5, ближайшие друзья и соратники Лютера, составители первых школьных уставов6, уделяли сочинениям римского оратора особое внимание, помещая их в курсы обучения своих школ. Понятно, что их Цицерон интересовал, прежде всего, как образец классической латыни, но следует отметить, что реформаторы никогда не допускали включения в перечень книг произведений, которые вызывали хоть малейшее сомнение в их нравственном наполнении. Сам реформатор (Лютер), обосновывая наличие опре-
1 Меланхтон Ф. О школах / пер. В. М. Володарского // Идеи эстетического воспитания: антология в двух томах, Т. 1: Античность, средние века, Возрождение. — С. 362.
2 Полякова М. А. Разработка Мартином Лютером педагогической программы реформационного движения в Германии: исторические предпосылки, содержание, практическая реализация. — М.: АСОУ; Калуга: Издательство «Эйдос», 2010. — С. 136-137.
3 Hochfürstlich Würtembergische große Kirchenordnung — Stuttgart, 1743 // Bayerische StaatsBibliothek / http://www.digitale-sammlungen.de/ — F. 196.
4 Ibid. — F. 197.
5 Зелинский Ф. Ф. Цицерон в истории европейской культуры // Марк Туллий Цицерон. Полное собрание речей в русском переводе (отчасти В. А. Алексеева, отчасти Ф.Ф. Зелинского). — Т. 1. — Санкт-Петербург, изд. А. Я. Либерман, 1901. — С. XLIII.
6 Вюртембергский церковный устав, в состав которого входил школьный устав, был составлен также другом и сподвижником Лютера Иоганном Бренцем (1498-1570).
деленных книг в школьных библиотеках, говорил следующее: «... книги, которые помогают при изучении языков, т. е., произведения поэтов и ораторов. При этом не имеет значения, были ли авторы язычниками или христианами, греками или римлянами. Ведь эти книги нужны для изучения грамматики.»1.
Как можно было видеть, его совет был учтен при составлении школьных программ уже в ближайшие годы (призыв был составлен в 1524 году), причем, ведущее место в них все же занимал трактат Цицерона De officiis, подтверждая тем самым свою действительно сильную этическую составляющую. Ф.Ф. Зелинский в своем очерке приводит высказывание Лютера касательно этого произведения: «Его Officia гораздо лучше, чем этика Аристотеля. Цицерон при всех своих заботах, которые ему причиняло управление государством, многим превзошел Аристотеля, этого бездельника и осла, у которого было достаточно денег, и приятных праздных дней.»2. По всей видимости, трактат «Об обязанностях» действительно привлекал реформаторов особенностями своего стиля (наставление сыну) и ценностью моральных предписаний, изложенных в нем. Не зря С.Л. Утченко определил это сочинение Цицерона как «свод правил и норм поведения, рассчитанных на обычных честных и «порядочных» граждан»3 — в нем представлен образ идеального гражданина, с точки зрения римского оратора, а это столь соответствовало реформатскому подходу к образованию и воспитанию, целью которых было формирование идеального христианина.
Возможно, именно Цицерона можно считать родоначальником «письма к сыну» как особого жанра нравоучительной литературы педагогического толка. Как можно было видеть, подобного стиля придерживался Курионе. Эразм, не имевший собственных детей, тем не менее, написал ряд произведений — обращений к правящим особам4,
1 Лютер М. К советникам всех городов земли немецкой. О том, что им надлежит учреждать и поддерживать христианские школы // Мартин Лютер — реформатор, проповедник, педагог/ сост. Курило О. В. — М.: Издательство РОУ, 1996. — С. 114.
2 Зелинский Ф. Ф. Цицерон в истории европейской культуры. — С. XLШ-XLIV.
3 Утченко С. Л. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина... — С. 167.
4 Собственно к педагогическим произведениям Эразма, прежде всего, следует отнести трактат «О приличии детских нравов» (Фв civilitatв тогит ривтШит, 1530), написанный специально для одиннадцатилетнего Генриха Бургундского, сына Адольфа Бургундского (адмирала Испанских Нидерландов на службе у Габсбургов, 1517-1540).
к детям или к друзьям. Есть у него и небольшие сочинения, написанные специально для сына его издателя, маленького Эразмия Фробера.
Еще одним интересным примером в данном ряду можно считать письмо, написанное швейцарским реформатором Ульрихом Цвингли (1484-1531)1 своему пасынку Герольду Мейеру на двух языках — в 1523 году на латыни (Quo pacto ingenui adolescentes formandi sint) и в 1524 году по-немецки (Wje man dieJugendt in guoten Sitten und christenlicher Zucht uferziehen unnd leeren solle2). Речь в нем идет о том, как по-христиански воспитывать юношество3.
Данное произведение на самом деле представляет собой наставление, относящееся ко всем повседневным (житейским) проблемам в воспитании молодежи (юношества), и во многом аналогично другим подобным сочинениям эпохи о воспитании детей4. Цвингли условно разделяет свои поучения на три части: наставления в делах, касающихся Бога; самого молодого человека и других людей5. Тем самым он рассматривает не только вопросы непосредственного воспитания и обучения, но и взаимодействия людей в обществе, что так традиционно для реформатских работ. Каждый раздел включает широкий набор требований и нравоучений, при условии выполнения которых юноша должен стать настоящим христианином.
Несмотря на то, что у швейцарского реформатора нет прямых отсылок к Цицерону (при наличии в тексте упоминаний Сократа и Сенеки), обращает на себя внимание сама структуризация произведения, во многом сходная с трактатом «Об обязанностях». Понятно, что «верный христианин» реформатского толка никоим образом не предполагал сочинение язычника Цицерона образцом для себя и сопоставление античного honestum (порядочного, достойного
1 Ульрих Цвингли начал свою ревизию церковных порядков и борьбу с индульгенциями в 1518 году, то есть, примерно в то же время, что и Лютер. Сам он получил достойное образование, изучил Священное Писание на трех «святых» языках и активно выступал за обучение детей. В Гларусе, где он с 1506 года служил приходским священником, он устроил латинскую школу и сам преподавал в ней. С развитием и распространением Реформы Цвингли принялся за обучение духовенства («Краткое христианское руководство», 1523), участвовал в обращении монастырского имущества на нужды образования и открытие новых школ. Занимая с 1518 года должность священника в Цюрихском соборе, Цвингли сам устраивал новые школы для детей, подбирал учителей и следил за ходом образования.
2 Оригинальная графика.
3 Шмидт К. Указ. соч. Т. 3. — С. 76.
4 Хотя упомянутые сочинения Эразма и Курионе были написаны позже (1530 и 1549 годы соответственно).
5 Шмидт К. Указ. соч. Т. 3. — С. 77.
или целомудренного) с Богом (Gott) Цвингли, возможно, не совсем уместно, но важен сам подход реформатора — прежде чем объяснять молодому человеку, как надо себя вести, чему обучаться и как общаться с другими людьми, он проясняет, как и зачем (ради спасения, прежде всего) следует верить в единого Бога1. Этот Бог олицетворяет все доброе и хорошее, нравственное и милосердное, что, без сомнения, сочетала в себе и категория honestum Цицерона, и, в этом смысле, параллель между произведениями весьма допустима.
По сути, во второй части письма-пособия речь идет о том, какие знания и умения должен приобрести юноша, получив наставление в христианской вере, а именно: обучиться языкам и добрым манерам, имея лучшим образцом для себя Христа, а также арифметике и фехтованию2. Кроме того, в этой части сосредоточены правила поведения в повседневной жизни и советы по выбору спутницы (жены). То есть, это то, что полезно для жизни, для личности и именно так строится вторая часть произведения De officiis (utile), хотя конечно Цицерон говорил несколько о иных «полезностях».
Наконец в третьей части Цвингли помещает правила публичной и общественной жизни, подчеркивая, что человек рожден не для того, чтобы жить для одного себя, а напротив, чтобы быть всем для всех людей3. Здесь речь идет о формировании в юношестве таких черт как благочестие (frombkeyt), справедливость (gerechtigkeit), истина (warheit), верность (trüw), вера (glouben) и стойкость (standhaftigkeyt)4. Только воспитав в себе эти добродетели, человек сможет послужить на пользу государству и всему христианству. При этом автор подчеркивает, что выше всего и дороже всего после Бога дети должны чтить родителей, уступать им даже, когда они не правы5. Представлять эту часть произведения Цвингли как борьбу первого (веры в Бога) и второго (рекомендаций для пользы воспи-туемого человека), отсылая таким образом письмо реформатора целиком к античному образцу, выглядело бы слишком притянуто и, вероятно, в корне неверно. Здесь скорее важно не противостояние духовного (или религиозного) и житейского (правила поведения
1 Zwingli U. Wje man die Jugendt in guoten Sitten und christenlicher Zucht uferziehen unnd leeren sölle — Zürich, 1526. — Der erst tayl der leren. В этом издании 1526 года отсутствует нумерация страниц.
2 Ibid. Der ander teyl der leren.
3 Ibid. Der drritt teyl der leeren.
4 Все немецкоязычные слова даны в оригинальной орфографии и графике, без заглавных букв, свойственных современному немецкому языку.
5 Шмидт К. Указ. соч. Т. 3. — С. 79.
в обществе и собственная внутренняя культура), а их необходимое и неизбежное сочетание, которое должно привести молодого человека к становлению действительно достойного (honestum) члена христианского общества.
В этом смысле Цвингли, как это ни парадоксально, выразил в своем наставлении юношеству принцип античной заботы о себе, сочетающей именно эти компоненты: познание себя (через уверование в Бога в контексте реформатского христианства), совершенствование себя (физическое, интеллектуальное и моральное) и обращение к другим людям (обществу). Сформулировав правила поведения юношеству с целью воспитать из их добрых христиан, он, по сути, интуитивно переложил на христианско-религиозный язык те принципы добропорядочной достойной жизни, которые содержатся в трактате «Об обязанностях» Цицерона, призванного, в частности, воспитать «порядочных граждан». И в обоих случаях послания сделаны в форме писем самым близким — детям (взрослому сыну или пасынку, не важно), будущим гражданам, христианам, членам общества.
Подобное совпадение не случайно, оно отражает тот факт, что основные парадигмы и модели образовательных схем и систем сложились в глубокой древности, развивались и получили свое осмысленное оформление в античную эпоху, в частности, в трудах Цицерона, человека все же по своим общественным функциям далекого от педагогики. Далее, на протяжении веков, эти модели дополнялись, перестраивались под те или иные нужды, но в рамках западной цивилизации, трансформация шла под четким влиянием и патронатом христианского мировоззрения. В эпоху Ренессанса и Реформации, когда проблемы воспитания выходят на первый план, именно базовые признаки педагогических систем, сформировавшихся в античный период, дают о себе знать в таких разных, на первый взгляд, направлениях общественной мысли.
Таким образом, вопрос о рецепции De officiis в произведениях ренессансной и реформаторской эпохи, без сомнения, выглядит спорным и, возможно, несколько умозрительным. Однако явные параллели, присутствующие в представленных здесь сочинениях (в основном, письмах-наставлениях) с трактатом Цицерона, а также присутствующие в школьных программах XVI века ссылки на него, позволяют судить не только об интересе к фигуре римского оратора как, в том числе, наставника молодого поколения, но и о эвристическом потенциале подобной интерпретации его наследия.
