CC BY
42
научный журнал
УДК 82
Петров В.Б.
ФГБОУ ВО «Уральский государственный лесотехнический университет»
Екатеринбург, Россия
ТРАГИФАРСОВЫЕ ИНТОНАЦИИ В ПЬЕСЕ М.БУЛГАКОВА «БАГРОВЫЙ ОСТРОВ»
Аннотация. В статье на примере сатирического памфлета «Багровый остров» рассматривается своеобразие творческого метода Михаила Булгакова, в котором причудливо сочетаются реализм и фантастика, мистическое и обыденное, трагическое и комическое.
Ключевые слова: Булгаков, «Багровый остров», гротеск, трагифарсовые интонации, театр в театре.
«Трагедия и сатира - две сестры и идут рядом, и имя им обеим, вместе взятым, - правда»[5, с.305], - это высказывание Ф.Достоевского как нельзя более подходит к творческой биографии Михаила Булгакова -писателя, долгое время обреченного на безвестность и вынужденного с горечью констатировать: «М. Булгаков СТАЛ САТИРИКОМ, и как раз в то время, когда никакая настоящая (проникающая в запретные зоны) сатира в СССР абсолютно немыслима.<...>ВСЯКИЙ САТИРИК В СССР ПОСЯГАЕТ НА СОВЕТСКИЙ СТРОЙ» [3, с.4].Но время расставило все на свои места, и сегодня произведения М.Булгакова вызывают неизменный интерес не только у читателей, но и у многочисленных исследователей.
Невозможно однозначно определить характер творческого дарования художника. Реализм и фантастика, мистическое и обыденное, трагическое и комическое - все это причудливо переплетается в булгаковском творчестве. Не случайно писатель именует своим учителем М.Салтыкова-Щедрина, чье творчество породило у него «черные и мистические краски <...>, в которых изображены бесчисленные уродства <...> быта, <...> глубокий скептицизм в отношении революционного процесса.» [3, с.4]
Искренней тревогой за судьбы были искусства проникнута пьеса М.Булгакова «Багровый остров», где в центре внимания драматургические опусы, спекулирующие на революционной тематике, и «специалисты по пролетарской культуре», открывающие «революционно-благонамеренной макулатуре» доступ на сцену. Здесь намечается одна из точек соприкосновения между В.Маяковскими М.Булгаковым - художниками, столь часто противопоставляемыми друг другу. Но если у Маяковского пародия на псевдореволюционную халтуру - один из эпизодов «Бани», то в «Багровом острове» - основной объект сатирического осмеяния.
«Гуманитарный научный журнал» Электронный
2018, №1 ПАРШИ[|Ц(1 научный журнал
По замечанию режиссера Камерного театра А.Таирова, «постановка «Багрового острова» Булгакова является продолжением и углублением работы <...> по линии гротескного выявления в сценических формах уродливых явлений жизни и сатирического обнажения их мещанской сущности...» [4]. Вслед за Н.Гоголем, «излюбленными средствами Булгакова как диагноста общественных пороков (здесь - П.В.) стали гипербола и гротеск» [6, с.11] как способ отражения фантастичности театральной действительности. Предельное сгущение комедийных красок, историческая конкретность объекта осмеяния («зловещая тень Главного Репертуарного Комитета<...>, (который - П.В.) воспитывает илотов, панегиристов и запуганных «услужающих»» [3, с.3]), - все это свидетельствует о внутренней близости «Багрового острова» к сатирическому памфлету.
За внешним конфликтом, связанным с попытками «протащить» на сцену бездарную пьесу, конфликтом, который развивается в среде одинаково ничтожных людей, просматривается глубинное столкновение, где на одном полюсе - авторская оценивающая точка зрения, на другом -изображенные им карьеристы, приспособленцы, бюрократы.
Использование классического приема «театр в театре» позволяет Булгакову создать пьесу, в которой пародирование, отражающее карнавальное мироощущение автора, становится основой композиции. Действие в «Багровом острове» развивается в двух планах. Четыре акта вставной «пьесы Дымогацкого» - булгаковская пародия на псевдоидеологические поделки. Совокупность Пролога и Эпилога (термины условные, так как Пролог и Эпилог составляют цельное драматургическое произведение) - сатирическое изображение чиновничье-бюрократического руководства искусством. Во вставной пьесе авторская концепция передается опосредованно (через иронический комментарий героев, пародийное использование литературных реминисценций, доведение происходящего до комедийного абсурда, окарикатуривание, гротеск). Пролог и Эпилог, будучи обрамлением опуса новоявленного Жюля Верна, даны от лица «реального автора» и становятся ключом к пониманию булгаковского замысла.
Писатель ведет с читателями удивительную игру, в которой интертекстуальное (цитаты, аллюзии и реминисценции) гротескно высвечивают перепрочтение классики в духе «созвучия революции» (например, «Смерть Дантона» Г.Бюхнера, «Взятие Бастилии» Р.Роллана, «Девяносто третий год» В.Гюго). В результате рождается драматургический памфлет в форме монументальной пародии. Вставную «пьесу Дымогацкого», представляющую собой конгломерат литературных реминисценций из Жюля Верна, Шекспира, Грибоедова,
научный журнал
«приспособленных» к революционной тематике, нельзя рассматривать в отрыве от ее конкретного воплощения в театре Геннадия Панфиловича.
Творчески переосмысливая традиционный прием «театра в театре», Булгаков обнажает театральную «кухню» и открыто издевается над идеологической «кассовой» халтурой. Даже то, что декорации к постановке взяты из разных классических спектаклей и невероятнейшим образом соединены, подчеркивает фарсово-буффонадный характер происходящего.
Булгаковская карнавализация совмещает реальность и фантастический вымысел, настоящее и прошлое, жизнь и театрализованное представление. Уже в списке действующих лиц реальные персонажи перемешаны с героями «пьесы Дымогацкого», имена которых заимствованы у Жюля Верна. В одном ряду оказываются Никанор Метелкин и Жак Паганель, Лидия Ивановна и капитан Гаттерас, дирижер Ликуй Исаич и белые арапы Ликки-Тикки и Тохонга, повелитель Туземного острова Сизи-Бузи 2-ой и«повелитель репертуара» Савва Лукич. Грань между булгаковскими героями и персонажами пьесы-пародии настолько зыбкая, исполняя роли во вставной пьесе, артисты театра Геннадия Панфиловича словно надевают маски, сквозь которые в окарикатуренном, гротескном виде просвечивают их собственные черты.
В Эпилоге актеры настолько «вживаются в образ», что уже не могут снять свои маски, и Геннадий Панфилович остается Лордом, Дымогацкий - Кири-Куки, Метелкин - попугаем и т.д.
В погоне за архиреволюционным содержанием, Дымогацкий, «который пишет в разных журнальчиках под псевдонимом Жюль Верн», не только «заимствует», но и невероятно искажает знакомые образы. Так, лорд Гленарван и секретарь географического общества Жак Паганель теперь олицетворяют империалистические круги Англии и Франции и делят «необитаемый» остров. Лакей Паспарту, сопровождающий их, известен по роману «Вокруг света в восемьдесят дней», а корабль, на котором плывут герои, взят из книги «Путешествие и приключения капитана Гранта». К последнему источнику восходят и фигуры двух «положительных туземцев». Кровожадный Кай-Куму и коварный Кара-Тете с легкой руки Дымогацкого становятся борцами за независимость. Обстановка действия удивительно «напоминает» один из эпизодов книги «Дети капитана Гранта»: здесь и внезапно проснувшийся вулкан Муанганам, и яркая тропическая растительность. Дымогацкий заменяет только некоторые детали: вместо новозеландского льна «формиума» -«заросли маисовых кустиков», вместо озера Таупо - безбрежный океан.
Элементы туземного быта (огненная вода, черепашьи яйца, сбор жемчуга, поклонение богу Вайдуа) «вступают в конфликт» с осовремененной трактовкой образов. Ни драматурга, ни режиссера, ни
научный журнал
актеров отнюдь не смущает, сколь невероятны в устах «арапов» и «туземцев» выражения, вроде «прописаны на острове», «идеологические глаза», или слова «провокатор», «революционер», «церемониймейстер», «плюсквамперфект», «госпреступник», «тиран», «жандарм», «опричники», «головорезы» и т.п. Сатирический гротеск становится просматривается и на событийном уровне. Так, повелитель «белых арапов» Сизи-Бузи Второй демонстрирует жемчужину «сверхъестественных размеров», которой он «забивает гвозди» [2, т.3, с.292].
Пьеса новоявленного Жюля Верна построена по стандартной схеме, где все действующие лица «разложены по полочкам» положительных и отрицательных типов. Классовый конфликт передается намеренно упрощенно - через семантику цвета: «белые арапы» - угнетатели, «красные туземцы» - угнетенные. Примитивизм в развитии сюжета подобных пьес подчеркивается репликой Геннадия Панфиловича, исполненной скрытой авторской иронии. Даже не читая текста, директор уверенно заявляет: «Она (пьеса - П.В.) заканчивается победой красных туземцев и никак иначе заканчиваться не может» [2, т.3, с.281]. При появлении на «генеральной репетиции» представителя Главреперткома Саввы Лукича «сцена немедленно заливается неестественным красным цветом» [2, т.3, с.323]. Во всех этих случаях красный, багровый цвет маскирует «под идеологическое» бездарное, убогое произведение Дымогацкого.
В Прологе и Эпилоге Булгаков в тонах яркой буффонады воссоздает ту атмосферу фальши, подхалимства и угодничества, где ставятся скороспелые «идеологические» опусы, рождаются импровизированные «генеральные репетиции». Представитель Главреперткома появляется перед зрителем только во второй картине третьего акта, но все, происходящее в театре Геннадия Панфиловича, связано с фигурой всемогущего Саввы Лукича. Перед ним заискивают, его вкусами руководствуются, его мнение считается непререкаемым критерием истины.
Балаганно-фарсовый характер ситуаций, проливающих свет на гротескную фигуру Саввы Лукича, передается и в сцене с попугаем, и в ремарках. Так, в начале четвертого акта с английского корабля, прибывшего на Багровый остров, под «зловещую музыку»... «первым <...> сходит Савва с экземпляром пьесы в руках и помещается на бывшем троне, он царит над Островом»[2, т.3, с.329]. Булгаков подчеркивает неограниченную, почти диктаторскую власть Саввы Лукича. «Запрещается», - изрекает он, и стон проносится по всей труппе. В этом месте Таиров «сделал неожиданное и странное ударение. Развивая весь спектакль как пародию, он в последнем акте внезапно акцентирует «трагедию автора» запрещаемой пьесы. Линия спектакля ломается и
научный журнал
скачет... к страстным трагическим тонам» [1, с.108]. Так, в сатирическую комедию-памфлет неожиданно вторгаются трагедийные интонации. Неподдельной боли и искренности художника, чьи творения не увидят света рампы, исполнен монолог Дымогацкого: «Чердак?! Так, стало быть, опять чердак? Сухая каша на примусе?.. Рваная простыня?.. Полгода, полгода я горел и холодел, встречал рассветы на Плющихе с пером в руках, с пустым желудком... Полгода... полгода... в редакции бегал, пороги обивал... Вот кончу... вот кончу «Багровый остров»... И вот является зловещий старик... и одним взмахом, росчерком пера убивает меня...» [2, т.3, с.335-336].
По замыслу Булгакова, Дымогацкий, приспосабливаясь к вкусам сильных мира сего, утрачивает в себе художника, поскольку«нельзя творить по приказу и не творить по запрету» [7, т.1, с.92-93]. Проблема художника и тиранической власти, намеченная в «Багровом острове», проходит через многие произведения писателя, однако только в «Багровом острове» она поднимается в связи с фигурой «проходимца», дискредитированного автором. Поэтому трагические переживания героя пародируются иронически переосмысленными реминисценциями из Грибоедова.
Трагическая нота в комедии звучит одно мгновение, и вызвана она не столько переживаниями Дымогацкого, сколько фактами из биографии самого Булгакова. В начале 1921 года Булгаков тоже был вынужден сочинить «революционную пьесу». В «Записках на манжетах» читаем: «Выход один - пьесу нужно написать. Из туземной жизни. Революционную. Продадим ее ... - Я не могу ничего написать из туземной жизни. Я не знаю их быта. - Вы говорите пустяки. Это от голоду» [2, т.1, с.127]. Дымогацкий так и поступает. Качество его сочинения оставляет желать лучшего, как, впрочем, и «пьеса о туземном быте» в «Записках.»: «Когда я перечитал ее (пьесу - П.В.) у себя, в нетопленой комнате, ночью, я не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности - это было нечто совершенно особенное, потрясающее» [2, т.1, с.127]. Вместе с тем, «было бы грубой ошибкой полагать, будто бы автором «Багрового острова» двигало лишь чувство личной обиды. Булгаков увидел в жизни и сатирически типизировал целое явление в образе Саввы Лукича, невежественного и самоуверенного «повелителя репертуара» [8, с. 81], для которого главное в драматургии - внешние приметы революционности.
Резко критикуя недостатки в деятельности театров и репертуарных организаций 20-х годов, монументальная пародия Михаила Булгакова отвечала насущным запросам времени. И авторская позиция в развенчании негативных явлений определялась его стремлением выступить в защиту
научный журнал
традиций подлинного искусства от приспособленцев, конъюнктурщиков и бюрократов.
Библиографический список
1. Бачелис И. О белых арапах и красных туземцах // Мол. гвардия.- 1929.- № 1.-С.105 - 108.
2. Булгаков М.А. Избр. соч.:В 3 т.- М.- СПб.:Литература-Кристалл, 1997.
3. Булгаков М.А. - Правительству СССР. 28 марта. 1930 / РГБ, ОР, ф. 562, карт. 19, ед. хр.30.
4. «Багровый остров» (Беседа с А.Я. Таировым) // Жизнь искусства. - 1928. - № 49. - С М.
5. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30 томах. - Л.: Наука, 1982 -1990. - Т. 24. - 514 с.
6. Ершов Л.Ф. Увеличивающее стекло // Русская сатирико-юмористическая проза: Рассказы и фельетоны 20-30-х годов. - Л., 1989. - С.3 - 22
7. Ильин И.А. Путь духовного обновления // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. - М.,
1993.
8. Киселев Н.Н. Комедии М. Булгакова «Зойкина квартира» и «Багровый остров» // Проблемы метода и жанра: Труды / Томский гос. ун-т.- Томск, - Вып.2. -1974. - Т. 252.- С.73 - 88
Abstract: the article considers the originality of Mikhail Bulgakov's creative method, which fancifully combines realism and fantasy, mystical and ordinary, tragic and comic, on the example of the satirical pamphlet "Crimson island" Keywords: Bulgakov, "The Crimson island", the grotesque, tragifarce intonation, the theatre in the theatre
