CC BY
124
ФИЛОСОФИЯ И ЛИТЕРАТУРА
УДК 11:82 (470:430) ББК 87.3:83.3 (4ГеМ:2Рос) 5
ТРАГИЧЕСКАЯ МЕТАФИЗИКА НИЦШЕ: ИДЕЯ ВЕЧНОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ В ПОЭЗИИ К. БАЛЬМОНТА
И ВЯЧ. ИВАНОВА
С.Д. ТИТАРЕНКО
Санкт-Петербургский государственный университет
Университетская набережная, д. 7/9, г. Санкт-Петербург, 199034, Российская Федерация
E-mail: svet_titarenko@mail.ru
Исследуются проблемы влияния идеи вечного возвращения Фридриха Ницше на поэзию русского символизма. Учитывается, что феномен Ф. Ницше был воспринят мыслителями начала XX века (Д. Мережковским, Вяч. Ивановым, Л. Шестовым, Н. Бердяевым и др.) как проблема религиозная, вызванная кризисом христианского сознания в связи с выдвинутой Ницше идеей «смерти Бога». Объектом анализа являются сборники стихов Вяч. Иванова и К. Бальмонта 1900-1910-х гг. Рассматриваются античные истоки идеи вечного возвращения и прежде всего миф Платона о возвращении души в сакральное время и пространство. Анализируется мифопо-этический сюжет возвращения души к истинно сущему (Богу), который развивается В. Соловьевым в его учении о Богочеловечестве и оказывается важным для Вяч. Иванова. Утверждается, что учение о вечном возвращении Ницше и его идея «смерти Бога» обусловили развитие ми-фопоэтических и религиозно-философских мотивов в поэзии К. Бальмонта и Вяч. Иванова. Обращается внимание на то, что мотивы утраченного рая и вечного возвращения становятся доминантными в творчестве К. Бальмонта, большую роль в котором играют архетип божественного ребенка, идиллический и природно-космический топосы. В отличие от К. Бальмонта, у Вяч. Иванова преобладают мотивы возвращения души к сущему (Богу), ритуально-мифологические мотивы смерти и возрождения.
Ключевые слова: философия Ф. Ницше, русский символизм,идея смерти Бога, идея вечного возвращения, поэзия К. Бальмонта, поэзия Вяч. Иванова, мифология Платона, философия В. Соловьева, архетип божественного ребенка, мифологические мотивы.
NIETZSCHE'S TRAGIC METAPHYSICS: IDEA OF THE ETERNAL RETURN IN K. BALMONT'S AND VYACH. IVANOV'S POETRY
S.D. TITARENKO
Saint Petersburg State University 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation. E-mail: svet_titarenko@mail.ru
The author of the article analyzes the influence of Friedrich Nietzsche's idea of eternal return on the poetry of Russian symbolism. Philosophers of the early XX century (Dmitry Merezhkovsky, Vyach. Ivanov, Lev Shestov, Nikolai Berdyaev and others) considered Nietzsche's phenomenon to be a religious problem caused by the crisis of Christian consciousness associated with Nietzsche's idea of the death of God. The paper analyzes Vyach. Ivanov's and Konstantin Balmont's books ofpoems of the 1900-1910s
and antique sources of the idea of eternal return and, in the first place, Plato's myth of the soul returning to the sacred time and space. It also analyses the mythopoetic idea of the soul returning to the genuine existence (God) that is developed in Vladimir Solovyov 's philosophy of Godmanhood and becomes important for Vyach. Ivanov. It is stated that Nietzsche's ideas of the eternal return and the death of God became the basis for development of the mythopoetic, and religious and philosophical motifs in Konstantin Balmont' and Vyach. Ivanov's poetry. It is revealed that the motifs of the lost paradise and eternal return dominate Konstantin Balmont's creative works in which an important role is played by the archetype of the divine child, idyllic, natural and cosmic toposes. In contrast to Konstantin Balmont's works, the dominant motifs of Vyach. Ivanov's writings are the soul's return to the existence (God), and the ritual and mythological motifs of death and resurrection.
Key words: F. Nietzsche's philosophy, Russian Symbolism, idea of the death of God, idea of the eternal return, Balmont's poetry, Vyach. Ivanov's poetry, Plato's mythology, V. Solovyov's philosophy, archetype of the divine child,mythological motifs.
Все уходит, все возвращается - вечно вращается колесо бытия. Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия. Все погибает, все вновь устрояется; вечно строится тот же дом бытия.
Ф. Ницше. Так говорил Заратустра}
Вечное возвращение - это один из наиболее многозначных философских мотивов мировой поэзии, берущих начало в античных идеях циклизма и в ветхозаветных текстах, таких, например, как «Экклезиаст». Исследователи указывают и на другие источники, среди которых называются сочинения христианских мыслителей, гностиков и манихейцев.2 Идея вечного возвращения развивается во многих сочинениях Ф. Ницше, среди которых можно назвать книги «Так говорил Заратустра» (1883-1885 гг.,), «По ту сторону добра и зла» (1886 г.), «Веселая наука» (1882, 1887 г.), «Ecce Homo» (1888 г.) и др. Ницше открывает небывалое измерение этой идеи, согласно которой нечто получает абсолютное бытие, поэтому она является одной из самых загадочных и трагических в его философии, о чем писали многие мыслители, например Ж. Делез, М. Хайдеггер, К. Ясперс и др.3
В «Веселой науке» Ницше писал: «От этих врат Мгновенья уходит длинный, вечный путь назад: позади нас лежит вечность. Не должно ли было все, что может идти, уже однажды пройти этот путь? ... и не должны ли мы вернуться и пройти этот другой путь впереди нас, этот длинный жуткий путь, - не должны ли мы вечно возвращаться.» [1, с. 112-113]. Исследователи указывают на метафизическую природу идеи вечного возвращения Ницше и ее онтологизм. Например, М. Хайдеггер анализирует ее как основную метафизическую
1 Цит. по: Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 158 [1].
2 См., например: Бакусев В.М. «Вечное возвращение» и античность // Ницшевская философия вечного возвращения того же. М.: Культурная революция, 2016. С. 295-335 [2].
3 См., например: Делез Ж. Ницше. СПб.: Аксиома,1997 [3]; Хайдеггер М. Ницше. Т. 1. СПб.: Владимир Даль, 2007 [4]; Ясперс К. Ницше: Введение в понимание его философствования. СПб.: Владимир Даль, 2004 [5].
идею Ницше, которая соотносится с учением «о сущем в его целом», представленном в западноевропейской философии, но оно «проистекает из самого жесткого противоборства с платоническо-христианским способом мышления» и поэтому содержит в себе противоречия.4 В этом заключается трагизм метафизики Ницше. Хайдеггер пишет: «Круговорот времени в самом себе и, следовательно, "постоянное возвращение" всякого сущего - вот то, как существует сущее в целом: как вечное возвращение» [6].
М. Элиаде трактует вечное возвращение в космологическом и мифологическом плане как бесконечное повторение архетипа творения и как процесс возвращения к сакральному времени и пространству, символически значимый для сознания человека.5
Поэтому к идее вечного возвращения Ницше обращались многие поэты-символисты: Д. Мережковский, З. Гиппиус, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, А. Белый, А. Блок, Вяч. Иванов, которые разрабатывают на ее основе индивидуально-авторские мифы и мифопоэтические сюжеты и мотивы. Например, Д.Е. Максимов писал о значимости этой идеи у символистов, которых ужасала бес-конечность повторений земной жизни как круговорота.6 Он наметил аспекты мифопоэтического анализа этого мотива в развитии темы пути в творчестве Блока, показав, что у поэта это некий субъективный комплекс переживаний, воплотившихся в образах движения по кругу как «проклятие неподвижно-сти».7 А. Ханзен-Леве, исследуя систему мотивов русского символизма, также указывает, что модель вечного возвращения, основанная на архетипе круга, например в поэзии Бальмонта, Гиппиус или Сологуба, - это чаще всего «сим-вол диаволической "заключенности"», «пустого повторения» и «стояние на месте».8 Так, например, В.Т. Фаритовым вечное возвращение в поэзии А. Блока рассматривается и как вечное повторение, и как «незавершенное воз-вращение».9 На примере эволюции творчества Бальмонта мотив вечного воз-вращения изучался также Н.А. Молчановой, выявившей не только архетипи-ческие фигуры круга, кольца, змеи и некоторые другие в его сборнике «Толь-ко любовь» (1903 г.), но и возможности трансформации у поэта мотива за-мкнутого кружения.10
4 См.: Хайдеггер М. Ницше. Т. 1. СПб.: Владимир Даль, 2007. С. 222-223.
5 См.: Элиаде М. Миф о вечном возвращении (Архетипы и повторение) // Элиаде М. Космос и история: Избранные работы. М.: Прогресс, 1987. С. 27-31 [7].
6 См.: Максимов Д.Е. Поэзия и проза А. Блока. Л.: Сов. писатель, 1981. С. 80-86 [8].
7 Там же. С. 87-92.
8 См.: Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. С. 104-105 [9].
9 См.: Фаритов В.Т. Поэтика и эстетика незавершенного возвращения в творчестве А. Блока // Филология: научные исследования. 2016. № 3. С. 284-290 [10].
10 См.: Молчанова Н.А. Мотив «возвращения» в книге К.Д. Бальмонта «Только любовь» // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века: межвуз. сб. науч. тр. Иваново: Иван.гос. ун-т, 2002. Вып. 5. С. 15-23 [11].
Выявление концептуально значимых сюжетно-мотивных комплексов, связанных с трансформацией ницшеанской идеи вечного возвращения в поэзии Бальмонта и Вяч. Иванова и их сравнительно-сопоставительный анализ позволит показать не только специфику мифопоэтического развития этой философской идеи у двух поэтов, но и трагизм метафизики Ницше. Это обусловлено тем, что при рассмотрении идеи вечного возвращения важен не только ми-фопоэтический, но и религиозно-философский аспект, ведь феномен Ницше был воспринят символистами и мыслителями начала XX века (Д. Мережковским, Вяч. Ивановым, Л. Шестовым, Н. Бердяевым и др.) как проблема религиозная, вызванная кризисом христианского сознания.11
Для понимания исканий Бальмонта и Вяч. Иванова важно понять связь идеи вечного возвращения Ницше в их поэзии с философией Платона и прежде всего с его учением об «идеях» как абсолютных сущностях и познании как припоминании («анамнесисе»), а также с мифом о душе (диалоги «Менон», «Федон», «Федр», «Государство» и др.). Важны также идеи Платона о бытии и его повторении, изложенные в его диалоге «Тимей»12. Нас будет интересовать, прежде всего, аспект воплощения платоновской идеи возвращения души в сакральное время и пространство духовной прародины и аспект реализации пла-тоновско-соловьевского мифопоэтического сюжета возврата души к истинно сущему (Богу). Именно эти аспекты дадут возможность понять онтологическую значимость метафизической идеи вечного возвращения Ницше для поэтов-символистов.
Прежде всего нужно разграничить вечное возвращение как движение по кругу и дублирование, «механическое повторение», как называет этот мотив А. Ханзен-Леве, и вечное возвращение как становление. Ханзен-Леве пишет, что движение по замкнутому кругу - это «даже не вечность "возвращения" (палингенезиса), а вечность чисто механического, банального повтора, бесконечности "зеркального удвоения" и тавтологии»13, что было характерно для символизма 1890-х гг. Для мифопоэтического символизма 1900-х годов вечное возвращение, по его мысли, это уже космогонический процесс непрерывного возрождения, замыкающегося в конечном итоге в кольцо вечности как творение.14 Выход из замкнутого круга непрерывного возвращения должен найти каждый - это бытие становления, о чем писал Ж. Делез, анализируя философию Ницше15. Кроме того, вечное возвращение Ницше трактуется и как воз-
11 См. об этом: Бонецкая Н.К. Русский Ницше // Вопросы философии. 2013. № 7. С. 133-143 [12].
12 См.: Платон. Тимей // Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 3 (1). М.: Мысль, 1994. С. 495-587 [13].
13 См.: Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. С. 389.
14 См.: Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. СПб.: Академический проект, 2003. С. 61 [14].
15 См.: Делез Ж. Ницше. СПб.: Аксиома, 1997. С. 51.
вращение «Того Же Самого»,16 и как возвращение «Иного»17 созидательной волей поэта, ощущающего себя сверхчеловеком и открывающего свою связь с Абсолютом18.
Пронизывающий все творчество Бальмонта мотив переживания утраченного рая связан с возвращением в идиллический мир детства и воссозданием бытия души божественного ребенка. Он развивается уже в первых его сборниках, например «Под северным небом» (1894 г.). Его углубление происходит в книгах «Будем как Солнце» (1903 г.), «Только любовь» (1903 г.), «Белый зодчий» (1914 г.), «Ясень. Видение древа» (1916 г.), «Марево» (1922 г.) и др. Вместе с тем нередко у поэта вечное возвращение - это возвращение «Того же самого» сакрального пространства и времени.Показателен, например, сборник «Под северным небом». В стихотворении «Молитва» звучат мотивы изгнания из рая и жажды возврата. Но, пожалуй, наиболее пронзительным является идиллический топос детства как исток божественности бытия человека в стихотворении «В столице»: «Свежий запах душистого сена мне напомнил далекие дни, /Невозвратного светлого детства предо мной загорелись огни;/ Предо мною воскресло то время, когда мир я безгрешно любил, /Когда не был еще человеком, но когда уже богом я был.»19. В стихотворении «Заклятие» из книги «Будем как Солнце» также есть строки о возвращении в мир вечного детства как пространство онтологической памяти: «Я был ребенком лет пяти, /И мне жилось легко. /И я не знал, что я в пути, /Что буду далеко. // <...> Зачем нельзя уйти назад/ И кончить жизнь в тиши?»20 Бальмонт говорит о желании «уйти назад», о возвращении в «То же самое» мгновение как мгновение вечности. Время и пространство осмыслены им как движение по кругу и в стихотворении «Память»,21 и в стихотворении «Предопределение».22 Показательно также стихотворение «Великое Ничто» из сборника «Будем как Солнце», где есть строки: «Моя душа -глухой всебожный храм..»23. На этом «всебожии» и основан миф возврата к утраченному бытию как поиск утраченного божественного центра.
Возвращение осуществляется как ритуальное возрождение утраченного мгновения в желании преодолеть травматический мир страдания. Поэтому путь Бальмонта - это движение по кругу «разрастания». Это одновременно и воз-
16 См. в кн.: Делез Ж. Ницше. С. 4-56. В.Т. Фаритов, анализируя вечное возвращение Ницше как возвращение «Того же самого», считает, что наряду с мифологией поэзия является одним из источников философской рефлексии идеи вечного возвращения» (см.: Фаритов В.Т. Идея вечного возвращения Ницше: между философией и поэзией // Философская мысль. 2017. № 4.С. 55-69) [15].
17 См.: Хайдеггер М. Ницше. Т. 1. С. 400.
18 См.: Евлампиев И.И. Идея Ф. Ницше о «вечном возвращении» в фильме «Жертвоприношение» А. Тарковского // Соловьевские исследования. 2012. № 3 (35). С. 28-38 [16].
19 Цит. по: Бальмонт К.Д. Память // Бальмонт К.Д. Светлый час. Стихотворения и переводы. М.: Республика, 1992. С. 36 [17].
20 Бальмонт К.Д. Стихотворения. М.: Книга, 1989. С. 171 [18].
21 Там же. С. 206.
22 Там же. С. 217.
23 Там же. С. 228.
врат к первоначалу - к «детскому раю», и его бесконечное слияние с миром природно-космическим - «бездонным, безбрежным», неким символическим платоновско-христианским образом «голубого» рая как места «предсущество-вания» души. Интересно в этом плане стихотворение «Возвращение» из книги «Только любовь», где также воспроизводится усадебный топос и священное время «голубого» рая детства: «Мне хочется снова дрожаний качели, / В той липовой роще, в деревне родной, /Где утром фиалки во мгле голубели, /Где мысли робели так странно весной. //Мне хочется снова быть кротким и нежным, / Быть снова ребенком, хотя бы в другом, / Но только б упиться бездонным, безбрежным, / В раю белоснежном, в раю голубом...»24. Здесь и в стихотворном цикле «Ребенок» важен воссоздаваемый поэтом архетип ребенка, так как именно ребенок в поэтической системе Бальмонта является символом первозданной чистоты души и ее возрождения. Тема цикличности мировой жизни является одной из доминантных в сборнике «Только любовь». Неслучайно он завершается разделом «Мировое кольцо», в котором поэт возвращается к ценностям христианской религии, образам Христа и храма («Один из итогов», «Другие итоги»). Этим он преодолевает бесконечность повторения «пустого бытия», так как бытие души ребенка для него сакрально. В то же самое время здесь сказались и особенности таланта Бальмонта как лирического поэта, в центре внимания которого постоянно находится лирическое Я.
В статье «О лиризме Бальмонта» (1912 г.) Вяч. Иванов попытался понять трагическую природу таланта поэта, о котором он и его современники писали как об исчерпавшем себя и «перепевающим» одни и те же мотивы. По его мысли, Бальмонт-поэт, как мифологический герой Иксион, наказанный Зевсом за притязания к Гере, как бы прикован к вертящемуся с неимоверной быстротой огненному колесу своего лиризма, поэтому его лирическое Я как субъект сознания отражает все грани познаваемого им «бытия во всех его мимолетных красках и радугах».25 И в этом, как считает он, трагедия сознания. Для Бальмонта, как пишет Иванов, страшен «ужас остановки» - horror quietis. Эту муку Заратустры, знал и Ницше. Ницше - Иксион, как и Бальмонт. Иванов приводит большую цитату из книги «Так говорил Заратустра», характеризуя близость Бальмонта-поэта ницшеанскому типу. Талант Бальмонта, как и у Ницше, по мысли Иванова, выражение страдания, это «горная вершина», с которой поэт переживает мир, и это страдание заключается в прозрении бездны. «В этих первых осознаниях себя самого и своего особенного рокового закона душою еще младенческой, - пишет Иванов, - есть беспомощное отчаяние сиротливой покинутости и внезапной горькой разлуки. Поэт на краю гибели, высшие силы спасают его, и - возвращенный к жизни - он собирает в одном фокусе всю свою жизнеутверждающую солнечность. Начинается круговращение Иксио-на» [19, с. 39-40].
24 Бальмонт К.Д. Стихотворения. М.: Книга, 1989. С. 426.
25 См.: Иванов Вяч. О лиризме Бальмонта // Аполлон. 1912. № 3-4. С. 38-39 [19].
«Круговращение Иксиона» и осознание мира «душою еще младенческой» - вот формула воплощения идеи вечного возвращения у Бальмонта, по мысли Иванова, что делает его близким Ницше. Это возврат к самому себе и к своему идеальному состоянию, которое позволяет преодолеть страдание, одиночество и страх, - состоянию души божественного ребенка. В книге «Так говорил Заратустра» Ницше называет три превращения духа, одно из которых -превращение льва в ребенка. Он пишет: «Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком? Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения» [1, с. 19].
Божественный ребенок - один из важнейших архетипов аналитической психологии К.Г. Юнга. Юнг рассматривает его как важнейшую функцию сознания, заключающуюся в выражении состояний прошлого для изживания негативных представлений. Он считает, что архетип ребенка персонифицирует «невидимые корни сознания», «репрезентирует предсознательный аспект детства коллективной души»26. Необходимость архетипа заключается, по его мысли, в том, что возникает потребность, как он пишет, «вновь и вновь наглядно показать сознанию образ детства и всего с ним связанного как раз для того, чтобы не оборвать связь с исходным условием»27.
Поэзия Бальмонта, по мнению Иванова, блистательное бытие поэта, но бытие «сиротливой покинутости», бытие без становления, бытие гения с младенческой душой. Иванов же ценил больше всего вечный поиск самого себя как другого, то есть познание самого себя, как, например, в стихотворении «Самоискание» («Кормчие звезды», 1903 г.), через поиск в себе самом сущего (Бога), к идее которого он непрерывно возвращался. Здесь можно привести в качестве примера построенное на основе диалога с неким «Сущим» его стихотворение «Отзывы» («Прозрачность», 1904 г.). Иванов не принимает «круговращения Иксиона» у Бальмонта28.
Вместе с тем архетип ребенка, по Юнгу, носит амбивалентный характер: он погружает сознание в то же самое бытие и подготавливает индивидуацию как возможность перерождения. В этом плане интересен сборник Бальмонта «Ясень. Видение древа» (1916 г.), рассматриваемый исследователями как воплощение космогонических архетипов творения. Он воплощает мотив пути к утраченному раю, а также мотив странствия души29. В структуре сборника важное значение играет мотив возвращения к детскому идиллическому и при-родно-космическому раю, например, в стихотворении «Звездная пляска» («Баю-баю-баю-баю.»). Воссоздается мир детства коллективной души чело-
26 См.: Юнг К. Г. Божественный ребенок М.: Олимп, 1997. С. 356-357 [20].
27 Там же. С. 359.
28 См.: Иванов Вяч. О лиризме Бальмонта // Аполлон. 1912. № 3 - 4. С. 40.
29 См.: Молчанова Н. А. Мифопоэтическая картина мира в книге К.Д. Бальмонта «Ясень. Видение древа» // Бальмонт К.Д. Ясень. Видение древа. Иваново; М.: Издатель Епишева О.В., 2015. С. 4 [21]; Петрова Т.С. «Путем ордалий» - в «Путь чудес» // Там же. С. 210-222 [22].
вечества, «когда все были дети» («Мед веков»), поэтому образ мирового древа является центральным, как, например, в стихотворении «Поющее дерево».30 Сборник как бы воспроизводит теургический процесс творения как игру божественного ребенка - играющего духа, перевоплощающегося в природные стихии («Я играю берегами», «Ветви», «Водоворот», «Молчание», «Прозрение» и др.). Архетипический образ творения воссоздан и в стихотворении «Сад»: «В хрустальной глуби музыка услад, <...> Но счастлив тот, кто в детстве видел сад»31. Ключевым для книги является венок сонетов «Адам», в котором повторяются слова-заклятья: «Клянусь опять найти дорогу к раю», «И в Отчий Дом возврат мне будет дан»32.
Для Бальмонта характерно также стремление преодолеть «пустые» круговращения в космогоническом мифе творения через погружение в мир древнейших культур. Например, в книге «Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних» (1908 г.) его волнует идея возвращения сознания человека и человечества в мифологию и культуру Египта, Мексики, Халдеи, Индии, Ирана, Китая и Японии. Культура понимается как зеркало лирического Я.
Для художественного мира Бальмонта важное значение имеет психологическая память, для Иванова - метафизическая, восходящая к античным теориям циклического и платоновскому понятию «анамнесис». Исследователи пишут, что «автобиографическая память Иванова как поэта превосходит частность индивидуальной человеческой судьбы, принимая более универсальный, общечеловеческий характер»33.
Если обратиться к конспектам сочинений Платона, содержащимся в личном архиве Иванова, то можно понять ритуально-мифологическую природу понятия «вечное возвращение» в его философии как мыслительную универса-лию34. «Как бы то ни было, нам следует считать, - пишет Платон, - что причина, по которой бог изобрел и даровал нам зрение, именно эта: чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе, извлекли пользу для круговращения нашего мышления, которое сродни тем, небесным [круговоротам], хотя в отличие от их невозмутимости оно подвержено возмущению; а потому, уразумев и усвоив природную правильность рассуждений, мы должны, подражая безупречным круговращениям бога, упорядочить непостоянные круговращения внутри нас» («Тимей», 47 Ь^) [13, с. 530]. В диалоге Платона «Тимей» фигура круга является архетипической для развития целого ряда философских тем и сюжетов. Например, интересен мифологический рассказ о телах, вращающихся
30 Цит. по: Бальмонт К.Д. Ясень. Видение древа. Иваново; М.: Издатель Епишева О.В., 2015. С. 32 [23].
31 Там же. С. 72.
32 Там же. С. 200.
33 См.: Bencic Йга. Категория памяти в творчестве Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов и его время: материалы VII Международного симпозиума. Вена, 1998. С. 62 [24].
34 См. недатированную выписку Вяч. Иванова на древнегреческом языке: Иванов Вяч. Выписка из «Тимея» // Рукописный отдел ИРЛИ (Пушкинский дом) РАН. Ф. 607. № 128. Л. 1 [25].
по небесному своду вокруг земли. Когда они отклоняются от заданного кругового курса, то гибнет в огне все живое (22 d). Или рассказ о движении звезд (душ) по кругу, превращающемуся в спираль как путь движения в вечности (39 Ь). По Платону, космос не завершен, его создает человек (41 е), а Мировая Душа - аналог души человека. Она распята на кресте, включенном в круг (36 с). Это один из ключевых образов в мифопоэтике Иванова.
В статье «Поэт и чернь» (1904 г.), считающейся одной из важнейших работ в самоопределении Иванова-символиста, говорится: «Поэт хочет быть одиноким и отрешенным, но его внутренняя свобода есть внутренняя необходимость возврата и приобщения к родимой стихии. Он изобретает новое - и обретает древнее. Все дальше влекут его марева неизведанных кругозоров; но, совершив круг, он уже приближается к родным местам»35. Идея движения по кругу и возврата в родные места становится важной, например, для его стихотворения «Недвижное» из книги «Прозрачность»36.
В философской поэзии Иванова личное воплощено не как индивидуальное, а как сверхличное, как показал еще М.М. Бахтин, через систему символов, которые взяты из контекста культур, поэтому интимным поэтом его считать нельзя37. Для Иванова ценностью обладает не индивидуальная память, как для Бальмонта, а память «родового» человека - некоего библейского Адама как «блудного сына», как, например, в мелопее «Человек» (1915-1919 гг.). Поэтому важнейшим философским сюжетом, в рамках которого развивается в его поэзии идея вечного возвращения, становится у него сюжет о постижении душой сущего (Бога) и о возвращении человека как «блудного сына» к Богу. Архетип ребенка и топос детства присутствуют лишь в немногих его произведениях, среди которых можно назвать поэму «Младенчество» (1913-1919 гг.), отличающуюся «закодированностью» символического языка. Р. Берд считает, что есть явная перекличка между романом Бальмонта «Под новым серпом», воссоздающим «детский рай», и поэмой Иванова «Младенчество», где дано «видение детства как рая на земле»38. Вместе с тем это совершенно различные модели «детского рая», к которому поэты возвращаются в своем сознании.
В поэме Иванова платоновский мотив возвращения души к сакральному времени («детскому раю») осложняется, показано восхождение просветленной души ребенка к божественному в образах матери как Вечной Женственности, дома как храма, Эдема. Образ матери может быть истолкован и как реальный, и как божественный, символический. Мать - это символ Девы-водительницы -
35 См.: Иванов Вяч. Поэт и чернь // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971. С. 714 [2б].
36 Цит. но: Иванов Вяч. Недвижное // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель, 1971. С. 771 [27].
31 См.: Бахтин M. M. Вячеслав Иванов // Вячеслав Иванов: Proet ^ntra: Антология. Т. 2. СПб.: Изд-во РXГА, 2G16. С. 11-12 [28].
38 См.: Берд Р. Кукушка и соловей: Вячеслав Иванов и К.Д. Бальмонт // Europa Orientalis. 2GGG. Vol. XIX. P. 13-15 [29].
Марии-Софии на пути детской души к богопознанию. Поэтому главным становится не столько автобиографический, сколько посвятительный сюжет. Символические образы, которые сопровождают рассказ о посвящении души ребенка: лестница от земли до неба, два ангела («духа тьмы и духа божья») - свидетельство не младенческого состояния души, а ее «предсуществования». Душа человека, согласно мифу Платона, находясь в земном теле, «припоминает» «истинно сущее» бытие («Федон», 72е - 76е; «Менон», 81b - 86b; «Федр», 250 b-d), так как до своего воплощения она созерцала «идеи» и получила подлинное знание о сущем, которое «припоминает» в жизни земной. У Бальмонта душа припоминает «мгновения» бытия детской души, у Иванова - образы вечного бытия. Этот миф о припоминании как познании подкрепляется в поэме Иванова «Младенчество» видениями, знамениями и предзнаменованиями. Например, видением некоего Небесного Иерусалима, к которому устремлена душа ребенка: «Отец и мать, и с ними я, /У окон, в замкнутом покое, /В пространство темного-голубое/ Уйдя душой, как в некий сон, /Далече осязали - звон...»39. Преодоление идиллического состояния детства показано через гностические образы сознания - «духа света» и «духа тьмы»: «И два таинственные мира/ Я научаюсь различать, /Приемлю от двоих печать».40 Как пишет К.Г. Юнг, рассматривая архетип ребенка, «основное деяние героя - преодоление чудища тьмы: это чаемая и ожидаемая победа над бессознательным. День и свет - синонимы сознания, ночь и тьма - бессознательного. Осознавание - ведь самое что ни на есть сильное древнее переживание, потому что вместе с ним возникает мир, о существовании которого прежде никто ничего не знал» [20, с. 364].
В поэме «Младенчество» автором дана картина вечного возвращения как радости становления познающей души. Неслучайно А. Архангельский, рассматривая поэму «Младенчество» в проекции на творчество Б. Пастернака, пишет, что почти вся поэма - это мир, недоступный для понимания ребенка, за исключением нескольких фрагментов41. Поэтому в поэме Иванова намечается мотив утратыдетского рая: «... не умирай, / Мой детский, первобытный рай!»42 В сознании рассказчика сквозит образ «блудного сына», покинувшего родную Фи-ваиду: «Чтоб о родимой Фиваиде, /Кто в мир шагнул, за скитский тын, /И лика Божия отъиде, -/Воспомнил в день свой, блудный сын?...»43. Поэтому главным в поэме «Младенчество» является архетип блудного сына, стремящегося через странствия своей души познать самого себя и сущее (Бога).
39 См.: Иванов Вяч. Младенчество // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель, 1971. С. 241 [30].
40 Там же. С. 254.
41 См.: Архангельский А. «Младенчество» Вяч. Иванова и философия детства у Бориса Пастернака // Un maître de sagesse au XX siècle: Vjaceslav Ivanov et son temps. Paris, 1994. (Cahiers du Monde russe. 1994. Janv. - juin). Р. 285 [31].
42Иванов Вяч. Младенчество// Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1.С. 239.
43 Там же. С. 249.
Идея вечного возвращения Ницше близка у Иванова понятию «вечность» в истолковании В.С. Соловьева. Вечность у Соловьева подразумевает, с одной стороны, «вневременность», с другой - «бесконечную длительность» и «вечное возвращение данного бытия во времени»44. У Иванова - первозданное бытие, его духовная прародина - это не идиллический топос детства, как у Бальмонта, а священный топос древнего Рима как сакральное бытие его души. Показательна его лирика от ранней поэмы «Laeta (А.М. Дмитревскому)», относящейся к 1892 году, до «Римских сонетов» и «Римского дневника», написанных в 1930-1940-е гг. и вошедших в итоговый сборник стихов «Свет вечерний» (1962 г.), изданный посмертно. Поэма «Laeta» раскрывает образ Рима как «дивного предела», как «острова блаженных», как духовной прародины и свидетельствует об эстетизации темы римской истории и культуры, к которой поэт будет многократно возвращаться. Священное пространство Рима осознается как вечное с опорой на сакральный архетип духовной прародины, который обозначается платоновским понятием «идей бестелесных обитель»45.
Будучи последователем Платона, Иванов воспринимает дионисийство и христианство как циклы развития религии и культуры. Его работы по античной религии и, прежде всего, книги «Эллинская религия страдающего бога» (1917 г.) и «Дионис и прадионисийство» (1923 г.) основаны на ритуальной идее смерти и возрождения страдающего бога Диониса как протоформы Христа. «Языческое миросозерцание и богопознание, - писал Иванов в наброске "О многобожии", вошедшем в структуру «Эллинской религии.», - ограничено природным кругом явлений и является циклическим по существу: христианство возвестило человеку надежду. <...> Вечная надежда Диониса в вечное соединение с Отцом» [34, с. 38]. Иванов считал учение Ницше трагическим. Через Ницше, как показывают уже ранние наброски к «Эллинской религии.», он пытался сделать новое открытие центральной для него (ницшеанской) идеи «страдающего Бога» как идеи вечного возвращения. В статье «Ницше и Дионис» (1904 г.) он писал:
«Дух Ницше весь обращен к будущему; он весь в темнице времен. С трагическою силою повествует он, как открылась ему тайна круговорота жизни и вечного возврата вещей, этот догмат древней философии (Froehliche Wissenschaft, § 341): "Разве бы ты не бросился наземь и не скрежетал бы зубами, и не проклинал бы демона, нашептавшего тебе это познание?" Но его мощная душа, почти раздавленная бременем постижения, что ничего не будет нового в бесчисленных повторениях того же мира и того же индивидуума, ничего нового - "до этой самой паутины и этого лунного просвета в листве", - воспрянув сверхчеловеческим усилием воли, собравшейся для своего конечного самоутверждения, кончает гимном и благодарением неотвратимому Року» [35, с. 724-725].
Поэтому для поэзии Иванова стали значимыми как мотивы возврата к самому себе, так и мотивы поиска утраченного Бога. Образ круга и кругооб-
44 См.: Соловьев В.С. Вечность // Философский словарь Владимира Соловьева. Ростов н/Д.: Феникс, 2000. С. 28 [32].
45 Цит. по: Иванов Вяч. Ьае1а // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель, 1971. С. 638 [33].
разного как символ блуждания и постижения сущего (Бога) становится доминантным в целом ряде его стихотворений. Поиски религий - движение по кругу («Неведомому Богу»), духовные поиски - блуждания и возврат («Пламенники»), рождение бога - «священный Вакхов полукруг» («Тризна Диониса»), искушения бабочки-души в поисках Эроса - священный круг блуждания («Психея»), возврат к Творцу и («Иов»). Образы сопрягаются и образуют мотивы круга и вечного возврата (стихотворение «Жертва»). Миф может повторять ритуальную архаическую модель, как в строках стихотворения «Р1ЕТА».
Таким образом, специфика воплощения философской идеи вечного возвращения Ницше в поэзии Бальмонта и Иванова заключается в разноприродно-сти их художественных систем. У неоромантика Бальмонта мотив вечного возвращения основан преимущественно на развитии сюжетно-мотивного комплекса возврата, переживаемого человеком мгновения как всеединого природ-но-космического начала, становящегося источником творчества. О философии мгновения Ницше писал в книге «Так говорил Заратустра» как о красоте малого, делающего человека счастливым: «Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох ящерицы, дуновение, мгновение, миг - малое, вот что составляет качество лучшего счастья» [1, с. 200]. Красота мгновения, как он считал, позволяет человеку приобщиться к вечности: «Взгляни, - продолжал я, - на это Мгновение! От этих врат Мгновения уходит длинный, вечный путь назад: позади нас лежит вечность» [1, с. 112]. Для Бальмонта важно воскрешение пережитого изначального рая детства поэта-теурга, осознающего бренность и пре-ходящесть бытия, и в его творческой эволюции вечное возвращение значимо как возможность осознания своего пути. Для Иванова возврат - это приобщение к вечности, и этим он близок к философским идеям Платона и Соловьева. Хайдеггер, анализируя учение Ницше о вечном возвращении, цитирует найденный в черновиках Ницше фрагмент его автобиографии: «И так вырастает человек из всего, что его некогда окружало; ему не надо разрывать оковы, ибо неожиданно, когда велит Бог, они падают; и где то кольцо, которое его еще объемлет? Быть может, это мир? Или Бог?» [4, с. 226]. В лирике Бальмонта «кольцо» или «круг» - это «Я и Мир», в лирике Иванова - «Мир и Бог».
Список литературы
1. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 5-237.
2. Бакусев В.М. Вечное возвращение» и античность // Ницшевская философия вечного возвращения того же. М.: Культурная революция, 2016. С. 295-335.
3. Делез Ж. Ницше. СПб.: Аксиома,1997. 186 с.
4. Хайдеггер М. Ницше. Т. 1. СПб.: Владимир Даль, 2007. 603 с.
5. Ясперс К. Ницше: Введение в понимание его философствования. СПб.: Владимир Даль, 2004. 628 с.
6. Хайдеггер М. Метафизическая концепция Ницше и её роль в европейском мышлении. Вечное возвращение равного. Лекции 1923-1944 гг. ОТЪ: http://flatik.ru/metafizicheskaya-koncepciya-mcshe-i-ee-role-v-evropejskom-mis (дата обращения: 4.09.2017).
7. Элиаде M. M^ о вечном возвращении (Архетипы и повторение). M.: Прогресс, 1987. С. 27-143.
8. Mаксимов Д^. Поэзия и нроза Александра Блока. Л.: Сов. писатель, 1981. 552 с.
9. Xанзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. 512 с.
10. Фаритов В.Т. Поэтика и эстетика незавершенного возвращения в творчестве А. Блока // Филология: научные исследования. 2G16. № 3. С. 284-290.
11. Mолчанова Н.А. Mотив «возвращения» в книге К.Д. Бальмонта «Только любовь» // Константин Бальмонт, Mарина Цветаева и художественные искания XX века: межвуз. сб. науч. тр. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2GG2. Вып. 5. С. 15-23.
12. Бонецкая Н.К. Русский Ницше // Вопросы философии. 2013. № 1. С.133-143.
13. Платон. Тимей // Платон. Собр. соч.: в 4 т. Т. 3 (1). M.: Mbioi^ 1994. С. 495-581.
14. Xанзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Mифоноэтиче-ский символизм. Космическая символика. СПб.: Академический проект, 2GG3. 81б c.
15. Фаритов В.Т. Идея вечного возвращения Ницше: между философией и ноэзией // Философская мысль. 2G17. № 4. С. 55-69.
16. Eвлампиев И.И. Идея Ф. Ницше о «вечном возвращении» в фильме «Жертвоприношение» А. Тарковского // Соловьевские исследования. 2G12. № 3(35). С. 28-38.
17. Бальмонт К.Д. Светлый час. Стихотворения и переводы. M.: Республика, 1992. 590 с.
18. Бальмонт К.Д. Стихотворения. M.: Книга, 1989. 553 с.
19. Иванов Вяч. О лиризме Бальмонта // Аполлон. 1912. № 3-4. С. 3б-42.
2G. Юнг К.Г. Божественный ребенок. M.: Олимп, 1997. 4GG c.
21. Mолчанова Н. А. Mифопоэтическая картина мира в книге К.Д. Бальмонта «Ясень. Видение древа» // Бальмонт К.Д. Ясень. Видение древа. Иваново; M.: Издатель Eпишева О.В., 2G15. С. 3-14.
22. Петрова Т.С. «Путем ордалий» - в «Путь чудес» // Бальмонт К.Д. Ясень. Видение древа. Иваново; M.: Издатель Eпишева О. В., 2G15. С. 21G-222.
23. Бальмонт К.Д. Ясень. Видение древа. Иваново; M.: Издатель Eпишева О.В., 2G15. 2б3 с.
24. BenCic Ziva. Категория памяти в творчестве Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов и его время: материалы VII Mеждународного симпозиума. Вена, 1998. С. 49-4.
25. Иванов Вяч. Выписка из «Тимея» // Рукописный отдел ИРЛИ (Пушкинский дом) РАН. Ф. 6G7. № 128. Л. 1.
26. Иванов Вяч. Поэт и чернь // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971. С. 7G9-114.
27. Иванов Вяч. Недвижное // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971. С. 771.
28. Бахтин M.M. Вячеслав Иванов // Вячеслав Иванов: Pro et ^ntra: Антология. Т. 2. СПб.: Изд-во РXГА, 2G16. С. 9-18.
29. Берд Р. Кукушка и соловей: Вячеслав Иванов и К.Д. Бальмонт // Europa Orientalis. 2000. Vol. XIX. P. 1-15.
3G. Иванов Вяч. Mладенчество // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971. С. 229-254.
31. Архангельский А. «Mладенчество» Вяч. Иванова и философия детства у Бориса Пастернака // Un maître de sagesse au XX siècle: Vjaceslav Ivanov et son temps. Paris, 1994 (Cahiers du Monde russe. 1994. Janv.- juin). Р. 285-294.
32. Соловьев В.С. Вечность // Философский словарь Владимира Соловьева. Ростов н/Дону: Феникс, 2GGG. С. 28-29.
33. Иванов Вяч. Laeta // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1911.С. 636-640.
34. Иванов Вяч. О многобожии // Новое литературное обозрение. 1994. № 1G. С. 27-39.
35. Иванов Вяч. Ницше и Дионис // Иванов Вяч. Собр. соч.: в 4 т. Т. 1. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971.С. 115-126.
References
1. Nietzsche, F. Takgovoril Zaratustra [Thus Spoke Zarathustra], in Nietzsche, F. Sochineniyav 2 t, t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2]. Moscow: Mysl', 1990, pp. 5-237.
2. Bakusev, V.M. «Vechnoe vozvrashchenie» I antichnost' [«Eternal Return» and Antiquity], in Nitsshevskaya filosofiya vechnogo vozvrashcheniya togo zhe [Nietzsche's Philosophy of the Eternal Recurrence of the Same]. Moscow: Kul'turnaya revolyutsiya, 2016, pp. 295-335.
3. Delez, Zh. Nitsshe [Nietzsche]. Saint-Petersburg: Aksioma,1997. 186 p.
4. Khaydegger, M. Nitsshe, t. 1 [Nietzsche, vol. 1]. Saint-Petersburg: Vladimir Dal', 2007. 603 p.
5. Yaspers, K. Nitsshe: Vvedenie v ponimanie ego filosofstvovaniya [Nietzsche: An Introduction to the Understanding of His Philosophical Activity]. Saint-Petersburg: Vladimir Dal', 2004. 628 p.
6. Khaydegger, M. Metafizicheskaya kontseptsiya Nitsshe i ee rol' v evropeyskom myshlenii. Vechnoe vozvrashchenie ravnogo.Lektsii 1923-1944 gg.[Nietzsche's Metaphysical Concept and Its Role in the European Thinking. Eternal Recurrence of the Same. Lectures 1923-1944]. Available at: http://flatik.ru/metafizicheskaya-koncepciya-nicshe-i-ee-role-v-evropejskom-mis (data obrashcheniya: 4.09.2017).
7. Eliade, M. Mif o vechnom vozvrashchenii (Arkhetipy i povtorenie) [Myth of the Eternal Return (Archetypes and Repetition)]. Moscow: Progress, 1987, pp. 27-143.
8. Maksimov, D.E. Poeziya iprozaA. Bloka [A. Blok's Poetry and Prose]. Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1981. 552 p.
9. Khanzen-Leve, A. Russkiy simvolizm. Sistemapoeticheskikh motivov.Ranniy simvolizm [Russian Symbolism.System of Poetic Motifs.Early Symbolism]. Saint-Petersburg: Akademicheskiy proekt, 1999. 512 p.
10. Faritov, V.T. Poetika i estetika nezavershennogo vozvrashcheniya v tvorchestve A. Bloka [Poetics and Aesthetics of Incomplete Return in A. Blok's Works], in Filologiya: nauchnye issledovani-ya, 2016, no. 3, pp. 284-290.
11. Molchanova, N.A. Motiv «vozvrashcheniya» v knige K.D. Bal'monta «Tol'ko lyubov'» [The Motif of the «Return» in K.D. Balmont's Book «Only Love»], in Mezhvuzovskiy sbornik nauchnykh trudov «Konstantin Bal'mont, Marina Tsvetaeva i khudozhestvennye iskaniya XX veka» [Inter-University Collection of Scientific Works «Konstantin Balmont, Marina Tsvetaeva and Artistic Explorations of the XX Century»]. Ivanovo: Ivanovsky gosudarstvenny universitet, 2002, issue 5, pp. 15-23.
12. Bonetskaya, N.K. Russkiy Nitsshe[Russian Nietzsche], in Voprosy filosofii, 2013, no. 7, pp. 133-143.
13. Plato. Timey [Timaeus], in Plato.Sobranie sochineniy v 4 t., t. 3(1) [Collected Works in 4 vol., vol. 3(1)]. Moscow: Mysl', 1994, pp. 495-587.
14. Khanzen-Leve, A. Russkiy simvolizm: Sistema poeticheskikh motivov: Mifopoeticheskiy simvolizm nachala veka [Russian Symbolism: A System of Poetic Motifs: Mythopoetic Symbolism. of the Beginning of the Century]. Saint-Petersburg: Akademichesky proekt, 2003, 816 p.
15. Faritov, V.T. Ideya vechnogo vozvrashcheniya Nitsshe: mezhdu filosofiey i poeziey [Nietzsche's Idea of the Eternal Return: Between Philosophy and Poetry], in Filosofskaya mysl', 2017, no. 4, pp. 55-69.
16. Evlampiev, I.I. Ideya F. Nitsshe o «vechnom vozvrashchenii» v fil'me «Zhertvoprinoshenie» A. Tarkovskogo [F. Nietzsche's Idea of the Eternal Return in A. Tarkovsky's film «Sacrifice»], in Solov'evskie issledovaniya, 2012, no. 3(35), pp. 28-38.
17. Balmont, K.D. Svetlyy chas. Stikhotvoreniya i perevody [Lightened Hour.Poems and Translations]. Moscow: Respublika, 1992. 590 p.
18. Balmont, K.D. Stikhotvoreniya [Poems]. Moscow: Kniga, 1989. 553 p.
19. Ivanov, Vyach. O lirizme Bal'monta[On Balmont's Lyricism], in Apollon, 1912, no. 3-4, pp.
36-42.
20. Jung, C.G. Bozhestvenny rebenok[Divine Child]. Moscow: Olimp, 1997. 400 p.
21. Molchanova, N.A. Mifopoeticheskaya kartina mira v knige K.D. Bal'monta «Yasen'. Vi-denie dreva» [Mythopoetic Picture of the World in K.D. Balmont's Book «The Ash Tree: Vision of a
Tree»], in Balmont, K.D. Yasen'. Videnie dreva [The Ash Tree: Vision of a Tree], Ivanovo; Moscow: Izdatel' Episheva O,V,, 2015, pp, 3-14,
22, Petrova, T.S. «Putem ordaliy» - v «Put' chudes»[From the «Trial by Ordeals» to the «Way of Miracles»], in Balmont, K.D. Yasen'. Videnie dreva [The Ash-Tree, Vision of a Tree], Ivanovo; Moscow: Izdatel' Episheva O,V,, 2015, pp, 210-222,
23, Balmont, K,D, Yasen', Videnie dreva [The Ash-Tree,Vision of a Tree], Ivanovo; Moscow: Izdatel'Episheva O.V., 2015. 263 p.
24, Bencic, Ziva. Kategoriya pamyati v tvorchestve Vyach Ivanova[Category of Memory in Vyach.Ivanov's Works], in Vyacheslav Ivanov i Ego Vremya. Materialy VII Mezhdunarodnogo Sim-poziuma [Vyacheslav Ivanov and His Time, Materials of the VII International Symposium], Vena, 1998, pp, 49-64,
25, Ivanov, Vyach, Vypiska iz «Timeya»[Extract from «Timaeus»], in Rukopisnyy otdel Instituta Russkoi literatury (Pushkinskiy dom) RAN [Manuscript Department of the Russian Literature Institute (The Pushkin House) of the Russian Academy of Sciences], fond 607, no, 128, list 1,
26, Ivanov, Vyach. Poet i chern'[The Poet and the Mob], in Ivanov, Vyach.Sobranie sochineniy v 4 t., t. 1 [Collected Works in 4 vol., vol. 1]. Bryussel': Foyer Oriental Chrétien, 1971, pp. 709-714,
27, Ivanov, Vyach, Nedvizhnoe [The Motionless], in Ivanov, Vyach,Sobranie sochineniy v 4 t., t. 1 [Collected Works in 4 vol., vol. 1]. Bryussel': Foyer Oriental Chrétien, 1971, p. 771.
28, Bakhtin, M,M, Vyacheslav Ivanov [Vyacheslav Ivanov], in Vyacheslav Ivanov: Pro et Contra: Antologiya, t. 2 [Vyacheslav Ivanov: Pro et Contra: Anthology, vol, 2], Saint-Petersburg: Iz-datel'stvo RKhGA, 2016, pp, 9-18,
29, Berd, R, Kukushka i solovey: Vyacheslav Ivanov i K,D, Bal'mont [Cuckoo and Nightingale: Vyacheslav Ivanov and K,D, Balmont], in Europa Orientalis, 2000, vol, XIX, pp, 1-15,
30, Ivanov, Vyach, Mladenchestvo [Infancy], in Ivanov, Vyach, Sobranie sochineniy v 4 t., t. 1 [Collected Works in 4 vol., vol. 1]. Bryussel': Foyer Oriental Chrétien, 1971, pp. 229-254,
31, Arkhangelsky A, «Mladenchestvo» Vyach. Ivanova i filosofiya detstva u Borisa Pasternaka [Vyach. Ivanov's «Infancy» and Boris Pasternak's Philosophy of Childhood], in Un maître de sagesse au XX siècle: Vjaceslav Ivanov et son temps, Paris, 1994,(Cahiers du Monde russe, 1994, Janv,- juin), pp, 285-294,
32,Solovyov, V,S, Vechnost' [Eternity], in Filosofskiy slovar' Vladimira Solov'eva [Vladimir Solovyov's Philosophical Dictionary]. Rostov na Donu: Feniks, 2000, pp. 28-29,
33, Ivanov, Vyach, Laeta [Laeta], in Ivanov, Vyach, Sobranie sochineniy v 4 t., t. 1 [Collected Works in 4 vol., vol. 1]. Bryussel': Foyer Oriental Chrétien, 1971, pp. 636-640,
34, Ivanov, Vyach, O mnogobozhii [On Polytheism], in Novoe literaturnoe obozrenie, 1994,no, 10, pp, 27-39,
35, Ivanov, Vyach, Nitsshe i Dionis[Nietzsche and Dionysus], in Ivanov, Vyach,Sobranie sochineniy v 4 t., t. 1 [Collected Works in 4 vol., vol. 1]. Bryussel': Foyer Oriental Chrétien, 1971, pp. 715-726,
