развития стран региона. В силу каких-либо форс-мажорных обстоятельств (например, обострения исламского фактора) возможно только резкое обострение разногласий внутри правящих элит с трудно прогнозируемым исходом. Единственное исключение в регионе представляет собой Киргизия, которая в настоящий момент находится в крайне нестабильном состоянии. Возможно, построение государства придется там начинать с нуля.
В заключение можно сделать следующий вывод. Политические институты и процессы в Центральной Азии имеют свою историческую и социокультурную специфику. Многие аналитические схемы, созданные в западной политической науке, по-прежнему не получают своего эмпирического подтверждения. Процессы демократизации и модернизации политической системы на практике принимают существенно иной характер, чем описывает теория. Российской политической науке предстоит еще многое сделать для того, чтобы адекватно описать происходящие здесь процессы. Необходимо преодолеть во многом ложные стереотипы и представления о государствах Центральной Азии как о восточных деспотиях, неспособных к развитию демократии. Подобного рода представления и оценки, по сути, повторяют то, что и сегодня еще нередко встречается в западной политической науке, описывающей политические процессы в России в традициях американской советологии.
«Научные ведомости Белгородского государственного
университета», Белгород, 2011 г., № 13, вып. 19, с. 207-213.
С. Казиев,
политолог
ТРАДИЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ И МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ КАЗАХСТАНЕ
Проблемы межэтнических отношений и национальной политики, проводимой политическим руководством Казахстана, приобрели особую актуальность в начале 1990-х годов и до настоящего времени периодически будоражат общественное мнение. На закате перестройки Н. Назарбаев высказывался об особом пути Казахстана в решении национальных проблем, заключающемся в консолидации общества, обеспечении «полного равенства всех наций и народов республики, всех людей, независимо от их национальной
70
принадлежности, политических убеждений и религиозных взглядов». Тогда, в 1991 г., Н. Назарбаев был уверен, что Казахстану удалось избежать национального отчуждения, наметившегося в начале 1990-х годов в других союзных республиках.
Спустя 12 лет известный специалист по Центральной Азии М.Б. Олкотт по-другому оценила результаты этнополитического развития Казахстана: «Каждому постсоветскому государству было непросто найти свое определение народа, но в Казахстане эти усилия сопровождались наибольшими противоречиями. Его руководство гордо заявляет, что страна является самым многонациональным из преемников Советского Союза, но, похоже, лишь малая часть ее жителей разделяет эту гордость. В этническом разнообразии многие видят источник напряженности. Внешние наблюдатели считают, что условием выживания и процветания Казахстана должен стать скорее гражданский патриотизм его населения в отношении общей родины, чем этнически обусловленная преданность казахов (или русских) своей земле. Правда, руководству страны, в котором преобладают казахи, по-видимому, труднее осознать эту истину, чем сторонним советчикам».
Следует добавить, что трудности «осознания истины» в такой деликатной сфере, как межэтнические отношения, и корректировки национальной политики усугубляются практическим отсутствием в современном Казахстане серьезных и глубоких исследований по межэтническим отношениям, за исключением редких публикаций казахстанских этносоциологов и политологов. Парадокс, но в Советском Казахстане тема межэтнических отношений всегда находилась в фокусе внимания социальных философов, историков и обществоведов. Выходили фундаментальные исследования по истории и проблемным моментам национальной политики и межэтнических отношений в Казахстане таких авторов, как Н.Ж. Джандильдин, С.З. Зиманов, Г.Ф. Дахшлейгер, М.М. Сужиков, Р.Б. Абсаттаров и др. В современном Казахстане лишь спорадически обращались к изучению протекающих этнопо-литических и этносоциальных процессов Н.Э. Масанов, Ж.Е. Ба-бакумаров, А.Т. Забирова, А. Нысанбаев, З.К. Шаукенова.
На наш взгляд, существует несколько причин слабого интереса ученых к процессам, которые определяют настоящее и будущее казахстанского общества.
Во-первых, в Казахстане под предлогом многочисленных оптимизаций «внедрения мирового опыта» по модернизации образования и науки практически разгромлена академическая наука.
71
Министр образования и науки В. Школьник прямо заявил по республиканскому телевидению об отсутствии необходимости финансирования фундаментальных исследований, так как нужных специалистов и технологии можно купить в развитых странах. В результате падения роли академической науки произошел серьезный откат уровня научных исследований. В появляющихся публикациях по национальной проблематике большинство авторов оперируют понятиями и категориями уже анахроничной социо-биологической примордиалистской парадигмы.
Во-вторых, играют роль политическая конъюнктура и идеологический «заказ». За последние десять лет изданы многочисленные монографические исследования по институту президентства, но практически не было крупных публикаций по этнополитиче-ским процессам в Казахстане. Ученый мир старался не затрагивать опасную тематику, фактически отдав ее на откуп официальной власти. Попытка Н.Э. Масанова критически оценить проводимую национальную политику и особенности этно-регионального раскола казахского народа привела к навешиванию на него ярлыков «национал-нигилиста» и «манкурта».
В-третьих, казахстанские историки занялись в основном критикой дореволюционного колониализма и советской национальной политики, как продолжения прежней русской экспансии. Антиимперский мейнстрим в казахстанском историописании задавался академиком М.К. Козыбаевым, сведшим основные положения советской национальной политики к ограничению права наций на самоопределение, «созданию "кукольных" национальных образований» и централизации власти над народами страны. В то же время он признавал серьезные проблемы с объективным исследованием прошлого, так как «на смену крайней политизации в прошлом сегодня пришло много любительства и коммерциализации. История стала писаться в угоду тугого кошелька... возродились к жизни средневековые реликты родового и жузового самовосхваления... И все это происходит под знаком научно-исторической обусловленности». Примером упрощенного социобиологического примордиального подхода являются взгляды социального философа Д. Кшибекова, сведшего все многообразие советской национальной политики к политике ассимиляции через межнациональные браки и созданию в короткие исторические сроки советского этноса. По его мнению, не может быть единой для всех этносов национальной идеи: «У каждого этноса она своя».
72
Следует признать, что в казахстанской науке не сформировалась мощная когорта ученых, занимающихся исследованиями острых проблем национальной политики и динамики межэтнических отношений, концепций нации и национализма применительно к местным условиям, как в российской науке.
Казахстанские исследователи, в отличие от российских коллег, избегали острых научных дискуссий по проблемам развития современного общества. В результате общественное мнение республики оказалось не готовым к плюралистическому пониманию сущности наций и национализма и было взбудоражено полемикой в конце 2009-2010 гг. вокруг проекта официальной «Доктрины национального единства Казахстана», в которой выдвигались вполне современные конструктивистские идеи достижения национального единства и формирования гражданской казахстанской нации. Против формулировки «казахстанская нация» выступили известные деятели культуры, литературы, составляющие «цвет» казахской элиты, главные редакторы газет и журналов, руководители общественных организаций, выразившие свою тревогу за судьбу казахской нации, которой грозит угроза растворения в казахстанской нации.
В этнонационалистической критике «Доктрины национального единства» объединились и либеральная и национально-ориентированная оппозиция. Либералы из демократической партии «Ак жол» предложили альтернативный проект под названием «Концепция новой национальной политики в Казахстане на 2011-2020 годы», открыто провозгласив курс на строительство этнократического государства. Доктринальные положения казахстанских европейски ориентированных либералов, написанные в духе идей раннего романтического национализма «крови» и постулатов догматического марксизма-ленинизма, мало отличаются от риторики националистических организаций. В «Концепции» прямо утверждается приоритет этнонациональных начал: «Важным фактором консолидации казахстанского общества является государствообразующая казахская нация. Меняется мир, меняются и формы проявления этнического. Ни одно государство не формировалось без нации. Но при этом всегда был государствообразую-щий этнос, который либо подавлял, либо ассимилировал или объединял остальных. Все это зависит от методов обеспечения единства. Соответственно и возрождение казахского народа как государствообразующей нации - ключевая проблема для устойчи-
73
вого развития Казахстана. В этом сегодня должны быть заинтересованы все этнические общности».
В середине 1990-х годов в процессе сбора научного материала автор беседовал с одним из лидеров казахских национальных движений, призывавших Н. Назарбаева определиться с приоритетами и строить либо национальное государство, либо гражданское общество. Активный азатовец и искренний патриот Казахстана был весьма удивлен, узнав, что основой современного национального государства как раз и является гражданское общество.
Неразбериха в концептуальных подходах, отсутствие цельных и современных научных концепций развития казахстанского общества диктуют необходимость объективного анализа истории национальной политики современного Казахстана. На наш взгляд, в освещении этнополитических процессов следует учитывать влияние советской национальной политики и формировавшегося в те годы межэтнического солидаризма на современную внутриполитическую ситуацию и национальную политику в Казахстане.
Казахстанская государственность возродилась в результате советской национальной политики, направленной на решение национального вопроса, ликвидацию фактического и юридического неравенства народов бывшей Российской империи. В начале XX в. национальный вопрос был одним из самых главных вопросов в России, настоятельно требовавшим своего разрешения и сыгравшим большую роль в крушении царской империи. «Восстание окраин» заставило большевистское руководство скорректировать прежнюю универсалистскую программу и проводить более прагматичный курс, блокируясь зачастую с национальными движениями, а затем расправляясь с временными «попутчиками». В Казахстане таким временным союзником являлись лидеры алашевского движения. Следует признать, что альтернативы проведенной большевиками национальной политики, при всех ее издержках, не было, и для своего времени она являлась передовой, беспрецедентной по уступкам различным этническим группам. Впервые в мировой практике создавались национально-государственные образования различного уровня и готовились кадры этнических элит через политику позитивной дискриминации. В короткие по историческим меркам сроки советской власти удалось в целом снять межэтническое отчуждение и решить национальный вопрос дореволюционного периода.
74
Межэтническая вражда и угнетение местного населения в дореволюционной Центральной Азии не были всеобъемлющим явлением, как это изображается в современных национальных исторических нарративах. За десятилетия российского господства произошло замирение региона, налаживались связи между пришлым и местным населением. В конце XIX в. становится очевидным широкое проникновение в казахскую среду европейских начал, проводником которых являлось русское население края.
Широкомасштабный конфликт в казахской степи разразился в начале ХХ в. в связи с массовым крестьянским переселением и изъятиями миллионов десятин земель в переселенческий фонд. Как правило, это были самые плодородные и обеспеченные водой территории. Н. Масанов полагает, что отчуждались земли, на которых казахи вели подсобное земледельческое хозяйство, и как следствие «ликвидировались необходимые предпосылки для развития земледельческого хозяйства собственно казахского населения. Тем более что происходило вытеснение казахского земледелия не только посредством изъятия земли, но и аренды и, самое главное, экономически более рационально организованным и эффективным земледелием русского крестьянства, сартского, уйгурского и дунганского населения». Отчуждение у кочевых общин земельных «излишков» проводилось не только в рамках Российской империи на рубеже Х1Х-ХХ вв., но практически повсеместно государствами со смешанным земледельческим и кочевым населением, такими как Китай, Иран, Пакистан, Кения, Турция, государства Северной Африки, в течение всего XX в., и неизменно влекло кровавые столкновения и применение военной силы и террора против кочевых общин.
По поводу последствий землеустроительной политики в Западной Сибири ученые отмечают, что прямым следствием землеустройства было не только усиление борьбы старожилов и переселенцев, но и вражда между русским и «туземным» населением, выливавшаяся в бесконечные столкновения, взаимные жалобы и судебные тяжбы. В том же Петропавловском уезде в начале XX в. отмечалась следующая неприглядная картина: «Русские переселенцы являлись в новый край с понятиями и привычками своей родины. Переселенцу кажется возмутительным, что эти люди (казахи) дают царю солдат, живут в норах "як звири", пользуются таким земельным пространством - "земли больше, чем у наших панов". Поэтому переселенцы не считают зазорным вытравить казахские покосы, растащить лес с зимовок, вырубить рощи».
75
Групповые конфликты порождало различное отношение казахов и русских крестьян к кражам скота. Казаки и казахи терпимо относились к скотокрадам, даже приветствовалась удаль барымта-чей. Очень часто угоном лошадей занимались состоятельные скотоводы или их дети. В казахском обычном праве за угон скота на воров налагались штрафы и компенсировался причиненный ущерб. Для казаков, сообщает Ч. Валиханов, «отнять у киргиза барана, украсть у него быка или лошадь считается молодечеством и ничем больше; так что офицеры даже не делают выговоров за это нижним чинам, а частенько и сами опустошают аулы». Русские крестьяне-переселенцы по-другому относились к вопросам кражи собственности, сурово карали виновников за воровство и бродяжничество, не разбирая степени вины, происхождения и причин, подтолкнувших человека к преступлению.
Обострялись конфликты не только между русским и местным населением, не менее острой была конкуренция между кочевыми и оседло-земледельческими этническими общностями. Русское завоевание Туркестана открыло новые возможности для экономического и демографического подъема оседло-земледельческого узбекского населения (сартов). Современники отмечают: «В первое время после завоевания края туземцы ходили испуганные и унылые, страшась новых пришельцев...Они боялись за свою веру и обычаи, и не было конца нелепым слухам, которые распускали темные и злонамеренные люди. Но приглядевшись к своим новым завоевателям, сарты успокоились и оценили выгоды, которые сулила им жизнь бок о бок с более образованным и сильным народом... с приходом русских все изменилось: взаимная вражда кончилась, и всякий может предаваться свои заботам и трудам». Ранее оседло-земледельческое население Средней Азии страдало от набегов и опасалось селиться по соседству с кочевниками, но замирение кочевников позволило оседлому мусульманскому населению Центральной Азии значительно расширить территорию своего проживания и хозяйствования, применяя древнюю китайскую стратагему «шелковичного червя», поедающего чужую территорию мелкими кусочками. И. Гейер с некоторым сочувствием к простодушным степнякам пишет: «Когда русское оружие усмирило Степь и киргиз (казах) уже не мог безнаказанно грабить сарта, последний, преодолев страх, вышел из городов и стал самостоятельно колонизовать Степь, занимая в ней лучшие земли».
Трудовые навыки и опыт ведения поливного земледелия узбеков позволяли им вести более производительное и товарное хо-
76
зяйство, чем кочевники - казахи и киргизы. Е. Марков, путешествовавший по Средней Азии в начале XX в., с тревогой писал о растущей экономической мощи сартов (оседлых узбеков), воспользовавшихся замирением края и установлением строгих порядков. Конкурентные преимущества сартов перед представителями других народов очевидны и в будущем, полагает Е. Марков, именно они могут бросить вызов российскому могуществу: «Малоизвестный Европе сарт деятелен и предприимчив. Состязаться с ним чрезвычайно трудно, встает он рано, ест очень мало, воздержан во всем, сух, легок, всегда на ногах, всегда притом трезв, всюду бегает сам, всюду все разнюхивает и знает. Где дело касается его корысти, он не упустит ничего и не пренебрежет ни одной копеечкой. Вместе с тем он живет чрезвычайно просто... С его терпением, скромностью и настойчивостью он везде и всегда добьется того, что ему нужно».
В отличие от русских крестьян, активно обменивавшихся новыми технологиями ведения сельского хозяйства с оседающим казахским населением, среднеазиатское дехканство бережно хранило секреты эффективного земледелия. В бытовом сознании дехкан и жителей среднеазиатских городов кочевники считались неумехами и лентяями. Закрытость общин среднеазиатских народов позволяла поддерживать внутреннюю сплоченность и аскриптив-ные связи, в то же время являлась серьезным препятствием не столько для модернизации по европейскому пути, сколько для налаживания межэтнического диалога, основой которого может стать культурная интерференция и размывание групповых «перегородок». Не случайно после распада СССР межэтнические конфликты разворачивались между мусульманскими этносами или же внутри них, как это имело место в Таджикистане и Кир-гизстане.
Победившей советской власти пришлось урегулировать многочисленные конфликты, и следует признать, что задача решения национального вопроса была весьма сложной. Европоцентристский прогрессизм большевиков способствовал формированию основных принципов и подходов в национальной политике, остававшихся практически неизменными на протяжении всей истории Советского государства и заключавшихся в выравнивании социально-экономического, политического и культурного уровня народов. Это предполагала глубокую модернизацию социальных институтов и всего образа жизни. Один из видных казахских теоретиков по национальной политике 1920-1930-х годов Н. Нур-
77
маков успех ликвидации фактического неравенства ставил в зависимость от успеха национально-государственного строительства советских республик, представляющих «ту необходимую форму, в которой пролетариат выполняет свою задачу в национальном вопросе путем действительной и длительной помощи отсталым национальностям в деле их хозяйственного и культурного развития, в деле перехода к социализму, минуя капитализм». Фактически в Советском государстве в ходе национально-государственного строительства и проведения политики позитивной дискриминации были созданы фундаментальные основы функционирования будущих суверенных государств, образовавшихся после распада СССР.
Утвердившаяся с подачи западных советологов, таких как А. Авторханов, Р. Пайпс, М.Б. Олкотт, А. Некрич, негативная оценка советской национальной политики в настоящее время поддерживается в национальных «историописаниях». Тем не менее следует сказать, что национальная политика 1920-1930-х годов позволила преодолеть межэтническое отчуждение, примирить этническое и гражданское в сознании советских людей, сформировать основы социального и политического солидаризма, сплотив народы перед Великой Отечественной войной. Если в годы Первой мировой войны национальные окраины Российской империи восстали, то в годы Великой Отечественной войны миллионы советских граждан из национальных республик достойно влились в ряды Красной Армии.
Негативные моменты политики позитивной дискриминации и поощрения этнических элит проявились позже, в годы хрущёвской «оттепели», в латентной форме оказывали влияние на социальное развитие и этнополитическую ситуацию в союзных республиках. Попытка Н.С. Хрущёва в конце 1950-х годов отойти от сталинской концепции «ограниченного суверенитета» союзных этнонаций показала непримиримость противоречий между интернационалистскими идеями и реальной практикой развития межэтнических отношений. Конфликт зимы 1958 - лета 1959 г. Центра с рядом республиканских организаций (Грузии, Латвии, Азербайджана) вокруг принятия Закона «О связи школы с жизнью» был решен испытанным силовым методом через подавление политического этнонационализма, чистку партийно-государственного аппарата и ротацию управленческих кадров. Через почти 30 лет М.С. Горбачёв попытается вернуться к таким методам, но потерпит поражение от укрепившихся этнических элит, сумевших,
78
спекулируя на исторической памяти, проблемах национальных языков, провести эффективную политическую мобилизацию титульных наций.
В Казахстане оформление политического национализма титульной нации и негативные последствия расширяющейся практики позитивной дискриминации в сфере образования и кадровой политики проявились к концу 1970-х годов, т.е. позже, чем в большинстве союзных республик. Освоение целины и подъем индустриального сектора в эти годы привлек миллионы людей из различных уголков страны. Сложившиеся прочные традиции межэтнического сотрудничества и толерантность советских людей закладывали основы региональной общности - казахстанцев. Относительно Казахстана можно сказать, что провозглашавшиеся лозунги о «братской дружбе народов» имели под собой реальную основу. Весьма ощутимы были межэтническая толерантность и сотрудничество между казахами и русскими. В какой-то мере злая поговорка: «Если хочешь стать русским, стань сначала казахом», отражала процесс нивелирования специфических черт этнической культуры и ментальности населения республики.
Доминировавшие в республике казахская и русская номенклатура соблюдали определенные правила политической «игры», находя консенсус по наиболее острым проблемам. Так, партийная элита во главе с осторожным технократом Д. А. Кунаевым сумела блокировать попытки Н.С. Хрущёва передать часть Западного Казахстана Туркмении, целинные области и Караганду в состав РСФСР и вернула из состава Узбекистана Чимкентскую область после отставки Хрущёва и руководителя республики Ф. Юсупова. В 1979 г. казахстанское руководство умело сорвало реализацию уже принятого постановления Политбюро ЦК КПСС о создании Немецкой автономной области в Казахстане. Один из бывших руководителей КГБ СССР Ф. Бобков, непосредственно курировавший «автономистский» проект, отмечает, что за этим стоял Д. Кунаев, обвинивший чекистов в разжигании межнационального конфликта: «Сами немцы не хотят автономии, но вы ее навязываете». По свидетельству О. Сулейменова, республиканское руководство не возражало против создания немецкой автономии, но среднее звено аппарата сумело организовать сопротивление, мобилизовав студенческую молодежь и ветеранов войны. Успешное подавление автономистского движения немцев стало возможным благодаря открытой или скрытой поддержке русской части населения республики.
79
События конца 1970-х годов показали неудовлетворенность части населения преференциями, создаваемыми политикой позитивной дискриминации и проявлявшимися при поступлении в вузы и подборе управленческих кадров. Этнизация наиболее престижных социальных «ниш» порождала стабильную неуверенность у нетитульного населения союзных республик. Расширенное рекрутирование национальных кадров в управление осуществлялось благодаря протекционизму в вузовской системе. В феврале 1986 г. были преданы гласности цифры, характеризующие ситуацию с набором студентов в алма-атинские вузы: в КазГУ доля студентов-казахов составляла 75,8%, в Институте народного хозяйства - 73,7, в Железнодорожном - 79,5% и т.д. В наиболее престижных вузах процветали землячество и родовые связи. По данным на 1987 г., в КазГУ в родственных связях находились 90 сотрудников, в Политехническом институте - 46, в Народнохозяйственном - 195 и т.д. Аналогичная ситуация наблюдалась в вузах Караганды: в Кооперативном институте работали 54 сотрудника, находившихся в родственных связях; в Политехническом -91; в Медицинском - 120. Значительная часть не только русской, но и казахской молодежи северных и восточных областей выезжала в соседнюю РСФСР с целью получения высшего образования.
С конца 1970-х годов при проведении кадровой политики 2/3 мест квотировались за представителями титульной этнонации. На начало 1986 г. казахи доминировали в ЦК компартии Казахстана, областном партийном и советском аппарате, руководстве вузов и АН Казахской ССР. На начало 1986 г. из 166 членов ЦК компартии Казахстана 92 представляли казахскую часть населения (54%), из 51 кандидата в члены ЦК компартии Казахской ССР - 30 были казахами (58%), из 18 первых секретарей обкомов -11 человек (61%). Из 3 тыс. председателей исполкомов советов разных уровней 1870 человек (61%) были казахи, 612 (20%) - русские, 135 (4,5%) - немцы. Несмотря на усиливающуюся этниза-цию, казахская политическая элита «делилась» долей представительства в управлении с русскими. Сам Д.А. Кунаев, несмотря на покровительство близким родственникам и игнорирование проблемы диспропорций в этнонациональном представительстве, оставался подлинным интернационалистом.
После декабрьских событий 1986 г. новое партийное руководство во главе с Г. Колбиным попыталось уравновесить этническое представительство в республиканской номенклатуре в соответствии с этнонациональным составом населения и провело
80
масштабную чистку партийно-государственного аппарата и системы высшего образования. В конце 1987 г. казахи составляли 39% (13 человек) среди членов Бюро ЦК компартии Казахстана, 41% (65 человек) - в составе членов ЦК КПК. Из 18 секретарей обкомов партии было семь казахов. В то же время Г. Колбин понимал опасность чрезмерного давления на укрепившуюся в 1960-1970-е годы этнонациональную элиту и в марте 1987 г. осудил «навешивание на весь казахский народ», заметив, что в республике «имеют место среди некоторой части русского населения проявления невоздержанности, неуважения к людям коренной и других национальностей». Смело обратился Г. Колбин и к табуи-рованной теме угасания сферы применения казахского языка. Он пообещал в короткие сроки выучить казахский язык и поручил проработать программу языковой политики. После отъезда в мае 1989 г. Г. Колбина в Москву языковое реформирование приобретет иную направленность, нацеленную на утверждение легитимности притязаний на доминирование этнической элиты.
В результате распада Советского Союза руководство Казахстана оказалось перед сложнейшими проблемами, порожденными дезинтеграцией единого экономического, политического, исторического и культурного пространства. Анализ национальной политики казахстанского руководства в 1990-е годы показывает умеренность и преемственность основных ее принципов с национальной политикой советского периода. Давление на верховную власть оказывалось формировавшимися с начала 1990-х годов общественными движениями, имевшими в значительной мере этнонациональную направленность. Конфликт этнических элит остро проявился в процессе принятия конституций 1993 и 1995 гг. В текст первой Конституции под давлением казахских депутатов, в числе которых был известный ученый С.З. Зиманов, было внесено положение, определявшее Казахстан как «государственность самоопределившейся казахской нации». Н. Назарбаев выступал против этой формулировки, но добился с помощью русской части депутатского корпуса лишь исключения из текста Основного закона откровенно этнократического положения, согласно которому главой государства может быть только этнический казах. В Конституции РК 1995 г. положение о «государственности самоопределившейся казахской нации» было устранено, и в Преамбуле Конституции было декларировано: «Мы, Народ Казахстана, объединенный общей исторической судьбой, созидая государственность на исконно казахской земле... принимаем настоящую
81
Конституцию». Явной уступкой русскоязычной части населения было внесение в ст. 7 п. 2 Конституции положения об официальном статусе русского языка. Основные принципы национальной политики регламентируются статьями Конституции РК, посвященными общественному согласию, казахстанскому патриотизму (ст. 1 п. 2), языкам (ст. 7), гражданству (ст. 10,11,12), равенству всех перед законом и судом (ст. 14), недопустимости дискриминации в любых ее проявлениях, способных нарушить национальное, межэтническое согласие (ст. 14 п. 2).
В национальной политике в Казахстане следует отличать декларативную часть от реальной практики ее воплощения. Практически все официальные документы, в том числе Послания Президента РК с 1997 по 2011 г., пронизывает идея консолидации ка-захстанцев. До 1997 г. институтом, определявшим основные направления национальной политики, являлся Государственный комитет по национальной политике, созданный в апреле 1995 г. и разработавший проект Концепции национальной политики Республики Казахстан. В настоящее время сферой межэтнических отношений занимается такая квазиструктура, как Ассамблея народов Казахстана, статус и прерогативы которой до сих пор неясны.
Осторожным был подход власти к реализации кадровой и языковой политики. В течение 1990-х годов сохранялось достаточно широкое представительство русских в высшем звене управления. В 1994 г. доля казахов, занимавших руководящие должности в правительстве, составляла 61,2%, русских - 32,8, этнических меньшинств - 6%. Падение представительства русских было заметно в среднем звене госаппарата. По данным казахстанских политологов, доля славян в составе первых руководителей в областных администрациях с 1992 по 1993 г. сократилась практически повсеместно: в Актюбинской области с 43 до 10%, в Алма-Атинской - с 35,7 до 22, в Восточно-Казахстанской -с 42,8 до 30, в Кустанайской - с 57,1 до 30, в Южно-Казахстанской - с 26,6 до 18, в Северо-Казахстанской - с 73,3 до 40 и в Алма-Ате - с 43,7 до 26%.
Причиной этого сокращения была начавшаяся массовая миграция европейских групп населения из Казахстана. Первыми выезжали люди, обладавшие социальным капиталом и финансовыми возможностями. Советник Президента РК Е. Ертысбаев в своей книге приводит впечатляющие факты и список чиновников, переехавших в Россию и переведших туда значительные материальные ресурсы. В Россию переехали практически все бывшие ми-
82
нистры и областные акимы из числа славян. Сложившаяся по этому поводу казахская поговорка гласит: «Если разбогатеет казах, то он берет вторую жену. Если же разбогатеет русский, то он уезжает в дальние края».
Исход славян и немцев из Казахстана был следствием стабильной неуверенности нетитульного населения в своем будущем. Если корейцы, узбеки, уйгуры и представители кавказских народов благодаря сохраняющимся сильным изначальным связям смогли погасить тревожные ожидания своих диаспор, то значительная часть русских после отказа от введения двойного гражданства и введения казахского языка в официальное делопроизводство предпочли выезд за пределы Казахстана.
Размах последовавшей в 1990-е годы миграции привел к сокращению численности русских в период с 1989 по 2009 г. на 2,5 млн. человек - с 6227 тыс. до 3793 тыс. человек. Численность украинцев сократилась с 896 тыс. до 333 тыс. человек, немцев - с 957 тыс. до 178 тыс., белорусов - с 182 тыс. до 66 тыс. Ряд казахских этнодемографов в своих штудиях положительно оценивали в первой половине 1990-х годов миграционный исход, полагая, что «произойдет селективный отбор на гражданство» или, как считал А.Б. Галиев, отъезд русских «снизит межнациональную конкуренцию и смягчит социальную напряженность на рынке труда». Однако на практике выезд миллионов людей серьезно повлиял на социально-экономическое развитие сельского хозяйства, индустриального сектора, привел к падению качества образования и медицинского обслуживания населения. Собственные наблюдения автора и материалы этносоциологических исследований показывают, что казахи в массе своей не желают отъезда казахстанских славян и немцев, с которыми, в отличие от «мусульманских» групп населения, сложились дружеские и партнерские отношения.
В начале XXI в. политическое руководство Казахстана фактически отстранилось от активной национальной политики. На наш взгляд, создание и передача разработки мер по совершенствованию межэтнических отношений Ассамблее народов Казахстана не сняли проблему социально-политического отчуждения и миграционного оттока неказахского населения. Тревожные настроения русских северных областей находят отражение в появлении многочисленных слухов о грядущих территориальных обменах, тотальном внедрении казахского языка во все сферы или произвольной смене названия городов. Демагогическая риторика
83
«национал-патриотов» также влияет на рост межэтнического недоверия.
Жесткие межэтнические столкновения последних пяти лет представителей казахского населения с чеченцами в Алма-Атинской области, с турецкими рабочими в Мангыстаусской области и курдами в Южном Казахстане позволяют говорить о том, что пределы межэтнической толерантности подвижны и в случае усугубления социально-экономической ситуации или усиления межэтнической конкуренции возможны вспышки насилия, которые не способны погасить местная власть и Ассамблея народов Казахстана.
Представляется, что казахстанской элите следует присмотреться к опыту демократических стран по восстановлению межэтнического доверия в обществе, в первую очередь учесть мировую практику конструирования гражданской нации и в связи с этим вести широкую разъяснительную кампанию среди населения. В то же время необходимо законодательное закрепление права «вето» на принятие нормативно-правовых актов, ущемляющих интересы отдельных этнических групп, как это принято в демократических многосоставных обществах, и прекратить произвольную кампанию с переименованиями населенных пунктов и улиц. В кадровой политике возможно ограниченное применение позитивной дискриминации, квотирование за русскими и представителями этнических меньшинств определенной номенклатуры должностей в государственном аппарате.
«Феномен идентичности в современном гуманитарном знании: К 70-летию академика В.А. Тишкова», М., 2011 г., с. 628-640.
Евгений Бородин,
политолог
КИРГИЗСТАН: В ПОИСКАХ
СВОЕГО СОБСТВЕННОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ
Киргизстан первым из государств Центральной Азии встал на путь демократических реформ и рыночных преобразований, что обусловило его высокий авторитет и позитивный имидж на международной арене и как следствие - поддержку со стороны развитых демократических стран. В первые годы независимости в республике были сформированы основные институты демократи-
84