CC BY
22
(спонтанным, когда ученики отвечают самостоятельно, без предварительной подготовки и без инициации учителя) и «искусственным» (инициируется учителем). Пример хорового ответа однородного и неоднородного состава, а также инициированного учителем мы могли наблюдать в проанализированном выше фрагменте дискурса (см. абзац выше).
Очевидно, что наложение реплик в приведенных примерах связано с синхронизацией намерений участников речевого взаимодействия, с их спонтанным бессознательным стремлением к согласованности и со-гласию в буквальном смысле. Поэтому такое речевое поведение учителя и учеников, наверное, можно считать одним из кульминационных проявлений (пиком) речевой гармонии в дискурсе урока.
Обобщая все сказанное о повторе, сделаем следующие заключения. Повтор - одно из важнейших речевых средств гармонизации речевого взаимодействия в дискурсе урока. С другой стороны, его частотность и «качество» (вид, форма) являются показателем степени этой гармонизации. Использование повторов в их разнообразии характеризует
стиль педагогического речевого взаимодей-стия как «высокововлеченный», гармонизирующий. Осознанное употребление учителем разных видов повторов в разных ситуациях урока позволит сделать педагогическое речевое общение на уроке более эффективным и гармоничным.
1. Михалъская А.К. Основы риторики. М., 2001.
2. Леммерман X. Уроки риторики и дебатов: пер. с нем. М., 2002.
3. Tannen D. Talking voices: Repetition, dialogue, and imagery in conversational discourse. Cambridge University Press, 1989.
4. Михалъская А.К., Комарова О.Г. // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. А.А. Ворожбитовой. Сочи, 2002. С. 220231.
5. Педагогическая риторика / под ред. Н.А. Ипполитовой. М., 2001.
6. Прохватилова О.А. // Риторика в модернизации образования: тез. докл. восьмой между-нар. науч. конф. М., 2004. С. 202-204.
Поступила в редакцию 9.06.2007 г.
ТИПЫ СЦЕНАРИЕВ РИТУАЛИЗОВАННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (НА МАТЕРИАЛЕ НЕМЕЦКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Х1Х-ХХ1 вв.)
Е.В. Зеленева
Zeleneva E.V. Types of scripts of ritualized activity (exemplified by German fiction of the XlX-XXth centuries). The article discusses the specificity of the script as one of the most important types of the representation of human knowledge. The article gives a typology of the scripts of ritual activity as a result of complex (cognitive and linguo-cultural) analyses of the script “Christmas”.
В настоящее время, по-видимому, общепризнанным является утверждение о том, что язык представляет собой культурный код нации или, пользуясь выражением Д.С. Лихачева, некий «концентрат культуры» [1]. Как известно, эта мысль восходит к трудам видных антропологов, этнолингвистов, философов языка, среди которых следует упомянуть имена В. Гумбольдта, Э. Сепира, Б. Уорфа, Л. Вайсгербера, М. Хайдегера и др. Особое значение она приобретает в современных лингвистических исследованиях, что
обусловлено, прежде всего, доминирующим положением антропоцентрического подхода к языку. Последний предполагает постижение языка в тесной связи с бытием человека - с человеческим сознанием, мышлением, культурой, предметно-практической и духовной деятельностью.
Одной из парадигм, оформившихся в рамках антропоцентризма, является лингвокультурологическая парадигма, основной задачей которой является «раскрытие ментальности народа и его культуры через язык»
[2]. Данный подход реализуется в работах
В.Н. Телии, Ю.С. Степанова, Н.Д. Арутюновой, В.В. Воробьева, В.А. Масловой, В.И. Карасика и др. При этом в фокусе внимания оказывается не только языковое значение, но и элементы внеязыкового культурного смысла, определенный пласт экстралингвистиче-ской информации, репрезентируемой соответствующими языковыми знаками.
В настоящей статье предлагаются результаты лингвокультурологического анализа ритуализованной деятельности человека на примере анализа сценария Рождества (нем. Weihnachten). Необходимо подчеркнуть, что Рождество относится к числу христианских праздников и, соответственно, представляет собой, по определению
Н.И. Толстого, «определенное устойчивое
системное явление, культурный блок» [3]. Кроме того, праздник, заключая в себе сакральный и профанный элементы, представляет собой ритуальную форму внеповсе-дневной культуры.
В качестве когнитивного инструментария нами использовался сценарий. Целесообразность обращения к указанной структуре представления знаний объясняется, прежде всего, тем, что любой ритуал является синкретичным текстом культуры, структура которого «сложнее языкового текста, так как представляет собой единство вербального (словесного), реального (предметного) и ак-ционального (действенного) плана» [3].
Следует отметить, что понятие сценария разрабатывалось как зарубежными (М. Минский, Р. Шенк, Р. Абельсон, Ч. Филлмор и др.), так и отечественными исследователями (Е.С. Кубрякова, H.H. Болдырев, З.Д. Попова, И.А. Стернин, А.П. Бабушкин и др.). На современном этапе развития лингвистической мысли сценарий определяется как «динамически представленный фрейм, как разворачиваемая во времени определенная последовательность этапов, эпизодов» [4]. Как структуру когнитивного угадывания интерпретирует сценарий Ч. Филлмор. Под данным термином он понимает «условные или обычные последовательности поступков, в терминах которых мы анализируем отдельные «крупные» события через посредство более «мелких» их частей» [5]. Таким образом, в приведенных определениях постулируется идея о том, что знания, заключенные в
скриптах, - это когнитивные модели, помогающие человеку ориентироваться в повседневных жизненных ситуациях. Очевидно, что сценарии отличаются от фреймов не только решающим фактором временного измерения - они формируются как отражение линейных связей сущностей, их зависимостей, взаимодействий, пространственных и временных сопряженностей и соположенностей.
Одной из важнейших характеристик сценария является его культурологическая маркированность. При этом, как отмечает
С.В. Иванова, «культурологическая компонента отмечает как последовательность шагов, так и наполняемость данных структур» [6]. Итак, структура культурного сценария включает отдельные эпизоды, каждый из которых дробится на более удобные единицы -слоты. Последние заполнены информацией, отражающей особенности концептосферы носителей определенного языка.
В вербальном плане сценарий может быть представлен в виде лингвокультурологического поля «как иерархической системы его единиц - лингвокультурем» [7]. Термин предложен В.В. Воробьевым. Под ним он понимает комплексную межуровневую единицу, представляющую собой «диалектическое единство лингвистического и экстра-лингвистического содержания». Автор предлагает рассматривать лингвокультурему как особый микрофрейм - блок знаний о культуре, выражаемый соответствующей языковой формой и представленный на уровне языка «минимальным содержанием» - знаком, лексическим значением [7]. Исходя из этого, справедливым, на наш взгляд, будет утверждение о том, что в культурном сценарии как динамической когнитивной структуре лин-гвокультурема выполняет функцию «наполнителя» его слотов. При этом содержание последних вытекает из традиций народа, возможностей общественного слоя, духовного климата эпохи.
Важным представляется подчеркнуть, что исследование проводилось на материале немецкой художественной прозы XIX - начала XXI вв. В процессе сбора эмпирического материала нами было выявлено 4700 примеров, посредством которых вербализовано 63 сценария ритуала празднования Рождества. На основе эмпирической базы нами была предпринята попытка выявить прототипиче-
ский сценарий праздника, принятый в немецком социокультурном пространстве. На основе пересечения множества базисных моделей был выработан, пользуясь терминологией Дж. Ла-коффа, экспериенциальный кластер. Последний характеризуется как «сложное соединение, которое психологически является в большей степени базисным, чем сами модели» [8]. Однако наряду со сценариями, полностью или практически полностью соответствующими идеальной модели сценария, нами были зафиксированы сценарии с нарушениями структуры. Это в свою очередь дало основания для выработки классификации сценарных структур, участвующих в репрезентации рассматриваемого праздника. Точнее говоря, речь идет о двух типах классификаций, в основу которых положены разные критерии.
В первом случае типы сценариев выделяются в зависимости от объема языкового материала, участвующего в его репрезентации. Здесь мы предлагаем выделять три типа сценариев: 1) макросценарии, 2) микросценарии, 3) сценарии-минимумы.
Макросценарии характеризуются сложной разветвленной структурой, в вербализации которой участвует до пятисот лингвистических единиц от отдельного слова до словосочетания, в том числе фразеологического. Подобного рода сценарии предоставляют наиболее подробную информацию о событии.
Микросценарий предполагает лишь частичную вербализацию ритуала, может быть представлен в тексте несколькими предложениями и репрезентирует в языке только отдельные слоты макросценария. Ср. пример: «Es war einmal ein kleiner Junge, der kaufte einen großen Kochtopf, um ihn seiner Mutter am Heiligen Abend zu schenken. Als es soweit war, nahm er den Topf in die Hand und segelte durch die halb offene Tür. Der Christbaum schimmerte großartig. ,Da, Mutter, da hast du..., sagte er und wollte sagen: ,Da hast du den Topf.’ Es gab aber einen Krach, der Topf zerbrach an der Tür. ,Da, Mutter, da hast du den Henkel’, sagte der Junge nun.» [9]. Очевидно, что приведенный контекст эксплицирует лишь один эпизод или шаг сценария -дарение подарков. Однако наличие и содержание таких слотов, как исполнители (ein kleiner Junge, seine Mutter), хронотоп (am Heiligen Abend), операционные параметры ритуала (der Christbaum, den Topf schenken),
свидетельствуют о цельности структуры, хотя большая часть ее терминалов остается имплицитной.
Сценарий-минимум вербализуется посредством отдельного слова или словосочетания, выполняющих роль темпорального уточнителя (ср.: «Herr Grünlich kehrte bald nach dem Weihnachtsfeste nach Hamburg zurück...» [10]), символа, атрибута или знака-признака, сопряженного с событием (Endlich brachten die ,Kinderjahre’ Heilung. Verkaufte sich gut, nicht nur auf dem Weihnachtsmarkt in Swinemünde [11]). Выделение названного типа сценарных структур представляется правомерным, поскольку у каждого фрейма, а следовательно, и сценария как динамически представленного фрейма, по мысли М. Минского, «есть также набор характеристик, обладающих следующим свойством: наличие достаточного количества этих характеристик может привести к активации фрейма в целом» [12]. Перефразируя мысль ученого, можно говорить о том, что сценарий Рождества требует заполнения слотов категорией субъекта, пространственно-временными характеристиками, из которых слагается хронотоп праздника, операционными параметрами ритуала (термин ЕЯ. Режабека [13]), включающими в себя категорию действия, а также символические атрибуты и прочие артефакты. Все это присоединяется к некоторому типичному сценарию праздника «по умолчанию».
В основе второй классификации лежит понимание ритуала как вторичной семиотической системы, правильное восприятие которой требует обращения к экстралингвисти-ческой информации, такой, как учет социального слоя, к которому принадлежат исполнители сценария, особенности истории и культуры этноса и т. п. Соответственно, структура ритуала как семиотической системы включает ядро и периферию. Поскольку, как отмечает Ю.М. Лотман, в каждой культурной системе соотношение ядро/периферия получает дополнительную ценностную характеристику как соотношение верх/низ, то динамическое состояние системы семиотического типа, как правило, сопровождается меной верха и низа, ценного и лишенного ценности, существующего и как бы не существующего [14]. Ассиметричная структура семиосферы позволяет рассматривать в каче-
стве классификатора признак содержательного наполнения слотов. В соответствии с этим мы предлагаем выделять: 1) сценарии с традиционным, прототипическим содержанием, 2) сценарии с «искаженным», «неправильным» наполнением.
Сценарии без нарушения структуры и с сохранением содержательных элементов представляют собой некую «идеальную» модель ритуала и образуют центр семиосферы. Однако «на периферии семиосферы идеальная норма противоречит находящейся «под ней» семиотической реальности, а не вытекает из нее» [15]. В результате в сценарии возникают искажения. О двух вариантах развития сценария говорят С.В. Иванова и O.E. Артемова. Речь идет либо об обычной последовательности действий, либо об ее нарушении, «причем в последнем случае действие или прекращается, или в «банке данных» начинается поиск другого сценария» [6, с. 74-123].
Необходимо оговориться, что первым шагом анализа стала попытка выстроить типовой сценарий празднования Рождества. На основе последнего и были определены «искаженные», а следовательно, находящиеся на периферии элементы сценария. Как показывает языковой материал, нарушение затрагивает лишь отдельные слоты рассматриваемой когнитивной структуры.
В рамках настоящей статьи мы предлагаем рассмотреть вербальные репрезентации «правильного» и «неправильного» содержания одного из слотов сценария празднования Рождества - номинаторов праздника. Последние выстраиваются в бинарную оппозицию: с одной стороны, это номинации, сопряженные с «правильной» семиотической практикой и относящиеся к центру семиосферы, а с другой - лексемы, обозначающие нетипичные сценарии и при этом, как правило, несущие дополнительную эмоциональнооценочную нагрузку. В «нормированных» сценариях для обозначения праздника используется целая цепочка лексических единиц от слова до словосочетания: Weihnachten,
Weihnachtszeit, der Weihnachtsabend, der Heiligabend, das heilige Christfest, die große heilige Dichtung, diese Christzeit, Fest, Feier, das Fest der Familien, diese Volksfeierlichkeit, die fröhlichen, ahnungsreichen Tage usw.
Приведенные единицы отражают разные стороны праздника. Так, обращение к внут-
ренней форме лексемы Weihnachten показало, что она является вторичной и восходит к причастию «geweiht», используемого для выражения значения «heilig» - святой. Первоначально использовалось сочетание «zu den wihen nahten», т. e. «an den heiligen Nächten» (в святые ночи) [16]. Таким образом, существительное Weihnachten в своей внутренней форме репрезентирует сакральный характер праздника. Эта же сторона события репрезентирована посредством номинаций der Heiligabend, der Heilige Abend, das heilige Christfest, diese Christzeit in Berlin, die große heilige Dichtung. Перечисленные лексемы репрезентируют представления этноса о сакральном времени, что выражается, прежде всего, в использовании единиц религиозного дискурса. Светская сторона события, среди прочего подчеркивающая всеобщую вовлеченность в празднование и ожидание чуда, отражается в концептуально связанных лексемах Fest, Feier, das Fest der Familien, diese Volksfeierlichkeit, die fröhlichen, ahnungsreichen Tage usw.
На периферии рассматриваемой семиотической системы находятся негативно окрашенные номинаторы праздника, оценочный характер которых выражается, прежде всего, атрибутивными сопроводителями: dieser
lächerliche Rummel, dieses verwünschte Fest, das konfuse Fest, solche Absurditäten. В них заключена эмотивная оценка, которая «имеет своим содержанием определенное чувство-отношение, придающее иллокутивную силу наименованию» [17]. Как отмечает
В.Н. Телия, «эмоциональная оценка принадлежит субъекту (говорящему/слушающему) и основана на ассоциативно-образном восприятии. Это восприятие и возбуждает то или иное чувство-отношение. Но само это чувство социологизированно и релятивизи-рованно к концепту: к знанию о том, презираемо ли обозначаемое в данном социуме, или это, то, чем пренебрегают, осуждают ит. п.» [17]. Совершенно очевидно, что в данном случае мы имеем дело с иллокутивной силой неодобрения и даже презрения. Сравните семантику перечисленных лексем: «absurd - gesundem Menschenverstand völlig fern», «konfus - verwirrt, durcheinander», «verwünscht - in höchstem Maße unerfreulich, unangenehm; vermaledeit», «Rummel -lärmende Betriebsamkeit; viel Aufheben, das um
jmdn., etw. gemacht wird» [18]. Как известно, для любого христианского сообщества Рождество всегда ассоциируется с чудом, радостью. Это дает основание отнести рассматриваемые единицы к периферийной зоне рассматриваемого лингвокультурологического поля.
Особую группу образуют редуцированные сценарии. Их возникновение обусловлено тем, что «по мере разрастания и усложнения обыденной профанной деятельности, умножения практических задач, стоящих перед людьми, происходила определенная редукция (свертывание) сакральных элементов, насыщающих тот или иной вид деятельности» [13]. Редуцированные сценарии мы понимаем как динамические когнитивные структуры, часть слотов или эпизодов которой сознательно исключаются исполнителями (субъектами) ритуала. В этом состоит их главное отличие от микросценариев, отдельные эпизоды которых не эксплицируются в языке, а только подразумеваются.
Анализ языкового материала показал, что свертывание затрагивает преимущественно сценарии с «неправильным» заполнением части слотов. В сценариях, приближенных к прототипу, всегда присутствует сакральный элемент, репрезентированный единицами религиозного дискурса. Например: die
Weihnachtsgeschichte des Lukas lesen, zur ersten Christvesper gehen, das mystische Halbdunkel der Kirche, das Weihnachtskapitel aus der alten Familienbibel vorlesen, das Oratorium auflegen usw. В редуцированном сценарии либо вовсе не содержится эпизод сакрального характера, либо выражается его неприятие или даже осуждение.
Подводя итог вышеизложенному, следует отметить, что сценарий ритуализованной деятельности характеризуется сложной разветвленной структурой, слоты которой заполняются культурно маркированной информацией. В вербальном плане сценарий может быть представлен в виде лингвокультурологического поля, единицы которого, лингвокультуремы, составляют содержание его слотов. В зависимости от положенного в основу критерия могут быть выделены раз-
личные типы сценариев. При этом между предложенными классификациями нет жестких границ. Это значит, что, к примеру, возможно существование макро- или микросценариев как с нарушениями структурного наполнения, так и без них. Автономную группу составляют редуцированные сценарии, возникающие в результате исключения из общей структуры эпизодов сакрального характера.
1. Лихачев Д. С. // Известия АН: Серия литературы и языка.1993. Т. 52. № 1. С. 3-10.
2. Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001.
3. Толстой Н.И. Избр. тр. М., 1999. Т. 3. Очерки по славянскому языкознанию.
4. Иванова С.В., Артемова O.E. // Вопр. когнитивной лингвистики. 2005. № 3. С. 46-52.
5. Болдырев H.H. Когнитивная семантика. Тамбов, 2000.
6. Филлмор Ч. // Новое в зарубежной лингвистике / сост. В.А. Звегинцева. М., 1983. Вып. XII. Прикладная лингвистика. С. 74-123.
7. Воробьев В.В. Культурологическая парадигма русского языка. Теория описания языка и культуры во взаимодействии. М., 1994.
8. Лакофф Дж. // Новое в зарубежной лингвистике / сост., ред. и вступ. ст. В.В. Петрова, В.И. Герасимова. М., 1988. Вып. XXIII: Когнитивные аспекты языка. С. 12-51.
9. Kästner E. Fabian Die Geschichte eines Moralisten. München, 2005.
10. Mann Th. Buddenbrooks. Frankfurt a/M, 2004.
11. Grass G. Ein weites Feld. Göttingen, 1995.
12. Минский M. // Новое в зарубежной лингвистике ... М., 1988. Вып. XXIII. С. 281-308.
13. Режабек Е.Я. Мифомышление (когнитивный анализ). М., 2003.
14. Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы. М., 1974.
15. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999.
16. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin; N. Y., 2002.
17. Телия B.H. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.
18. Duden Deutsches Universalwörterbuch. Mannheim, 2003.
Поступила в редакцию 9.10.2006 г.
