CC BY
48
Вестник Омского университета, 2006. № 3. С. 14-17. © Т.П. Рогожникова, 2006
УДК 801
ТИПОЛОГИЯ РУССКОЙ
КУЛЬТУРЫ В ФИЛОЛОГИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ Д.С. ЛИХАЧЕВА
Т.П. Рогожникова
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского кафедра исторического языкознания 644077, Омск, пр. Мира, 55а
Получена 13 июня 2006 г. In the article a typology of Russian culture in D.S. Lyhachev's creation is considered.
2006 г. ознаменован чрезвычайно значимым для российской и мировой общественности событием - 100-летним юбилеем академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, выдающегося русского мыслителя, ученого-медиевиста, истинно петербургского филолога. В своих работах Д.С. Лихачев сумел донести до современников древнерусское письменное наследие как часть непрерывного литературного и культурного процесса, сообщив этому наследию силу национального достояния.
В последние годы жизни Д.С. Лихачев чаще представал как культуролог, который в научно-популярных работах, теле- и радиопередачах делился с аудиторией размышлениями о судьбах русской культуры и современном ее состоянии. В период активного научного творчества ученый проявил себя требовательным руководителем древнерусского сектора в Институте русской литературы (Пушкинский Дом), во главу угла ставившим доскональную проработку истории каждого письменного памятника. Под его руководством было текстологически выверено и введено в научный оборот огромное количество новых древнерусских сочинений в совокупности их списков и редакций. Его фундаментальный, широко известный труд «Текстология» [1] явился обоснованием текстологического метода исследования древнерусских памятников и руководством к действию для филологов-медиевистов.
Свои научные интересы сам Дмитрий Серге-
евич определил в очерке «О себе» [2] в виде вопросов, которые выстроил по мере усиления важности каждого из них. В нем Дмитрий Сергеевич пишет о формировании своих научных интересов, обозначив доминантные в виде вопросов: «Почему я избрал своей специальностью филологию; почему в филологии я предпочел всему занятия древней русской литературой; почему я придаю такое большое значение изучению рукописей и текстологической интерпретации их текста; почему я интересуюсь историей литературы по преимуществу как историей культуры; почему исторический подход должен доминировать во всех частных исследованиях и больших концепциях по древней русской литературе; почему интерес к прошлому я интерпретирую как заботу о будущем?»
В этих сущностных вопросах и научном наследии Д.С. Лихачева, ставшем ответом на них, проявляются особенности филологической петербургской школы: идеологическая нейтральность, синтетичность во взглядах, отсутствие пафосно-сти, избегание схем и излишней терминологии (язык Д.С. Лихачева простой, доступный и вместе с тем необыкновенно емкий). Важнейшим же, определяющим специфику школы принципом является историзм - мышления, мировосприятия, научного подхода. Надо сказать, Д.С. Лихачев оставался ученым-историком в любых жизненных обстоятельствах, подчас суровых. О жестоком блокадном времени он вспоминает: «Писать
о блокаде мельком невозможно. Скажу лишь следующее: потери в нашем институте, в нашей семье, среди наших знакомых и родных были ужасающие: больше половины моих родных и знакомых погибло от истощения... Однако мозг в голод работал напряженно. Особенно остро мыслить в период лишений и опасности необходимо для сохранения жизни. Но думалось в этот период не о том, как бы избегнуть этих лишений, а об общих судьбах нашей страны, России. В этот период зародились во мне идеи, легшие в основу сперва книжки "Оборона древнерусских городов"... а потом книг "Новгород Великий: Очерки истории культуры X—XVII вв." и "Национальное самосознание Древней Руси". Уже в этих книгах начала рождаться идея "замедленного Ренессанса" на Руси» [3].
Именно историзм проявил абстрагирующую мощь ума ученого, умение видеть в эмпирических фактах специфические признаки той или иной эпохи и объединить особенности разных видов искусства в типы культуры, или, как называет их сам академик, «стили эпохи» [4]. В центре моделируюгце-типологического метода Д.С. Лихачева находится разное видение человека в древнерусской литературе и живописи, позволяющее выделить две крупные стилистические системы средневековья, внутренне законченные, проявившиеся в литературе, живописи, зодчестве, - монументальный историзм и эмоционально-экспрессивный [5].
Остановимся на существенных признаках каждого типа, как их определяет сам ученый в монографии «Человек в литературе Древней Руси». Монументальный историзм сказался сильнейшим образом в литературе XI—XIII вв. Центральный жанр этого стиля - летопись. Типологические черты монументализма этого периода проявились в летописи в виде официального, прямолинейного повествования о событиях. Летописец не заносит в записи события частного характера, не интересуется жизнью обычных людей. Частная жизнь официальных лиц также его не интересует.
Наиболее разработанный светский идеал монументализма - княжеский. Князь в летописи столь же официален, как и на мозаиках и фресках XI—XIII вв. Он представлен в живописи лицом к зрителю, всегда в наиболее значительных поступках. Для летописца не существует психологии возраста, князь увековечен в своем идеальном, вневременном состоянии. Его речи значительны и как бы геральдичны. Князья не знают душевных переживаний, их добродетели точно определены, все пороки исчислены. Летописцы избегают всего расплывчатого, неясного, создают эмблемы и символы феодального порядка. И пишут так же, как иконописцы, изображения для
поклонения или осуждения. Так, «Похвала» роду рязанских князей представляет собой монументальную характеристику князя. Он изображен таким, каким должен быть: «Родом христолюбивы, боголюбивы, лицем красны, очима светлы, взором грозны, паче меры храбры, сердцем лег-кы, к бояром ласковы, к приеждим приветливы, к церквам прилежны, на пирование тщивы, ратному делу велми искусны ...» [6].
Д.С. Лихачев видит проявление исторического монументализма и в основных чертах зодчества Владимпро-Суздальского княжества, в особенности изящного, устремленного ввысь храма Покрова на Нерли: «Здесь все сосредоточенно, сжато и выпукло, как в каменной рези владимиро-суздальских соборов» [7].
Лаконичность, сдержанность, ясность облика проявляется также в связи литературы, живописи и зодчества Новгорода. В новгородской живописи исключены случайные повороты, случайные моменты, персонажи обращены к зрителю. События изображаются в своей кульминации, герои легко узнаются по определенным знакам: князь -на княжеском престоле, мученик - с крестом, святитель - в святительских одеждах. Как известно, существовал канон изображения святых: форма бороды, лба, лысины. Изображения парадны, монументальны, в них нет ничего лишнего. Георгий Победоносец на иконе новгородского Юрьева монастыря предстает со всеми атрибутами власти: щитом, копьем, мечом и кесарским венцом. Все в нем ясно и различимо. Он изображен не в один из моментов своей жизни, а таким, каким он должен представляться зрителю всегда - даны все его признаки, а не какое-то из временных состояний. Таков Ярослав Всеволодович на иконе новгородской церкви Спаса на Нередице. Это лучшее произведение новгородской архитектуры XII в.: мощные стены, узкие окна, нет декоративных элементов, поскольку отвергается «суета мира сего». Торжественные здания храмов являют простые и ясные в своих пропорциях сочетания больших объемов [8].
Именно в монументальном стиле проявляется наиболее полное слияние художественных принципов изображения человека в литературе и фресковой живописи, подчиненной формам зодчества.
Плодотворность типологизирующего подхода, предпринятого Д.С. Лихачевым, доказана линг-вокогнитивными исследованиями последних лет. Опираясь на выявленные признаки центральных образов той или иной эпохи, современные ученые моделируют концепты, выявляют особенности языкового образа в древнерусских памятниках. Лихачевская характеристика князя, данная им на основании анализа летописей и иконопис-
16
Т.П. Рогожникова
ных изображений: князь во главе своего войска, князь въезжает в свой город, его радостно встречают жители, князь «думает» с боярами, князь принимает и отряжает послов, князь первым кидается в битву и «ломает копье», тело князя с плачем хоронят жители, называя его защитником «сирых», «кормителем» и «ншцелюбцем», -выявляет ряд церемониальных положений (эмблем). Эти эмблемы при переведении в лингво-антропологическую парадигму современных исследований предстают как база для создания системы понятийных признаков и сценариев, что и было с успехом сделано в диссертации, посвященной концепту князь в Новгородской летописи [9].
Второй, хронологически следующий за историческим монументализмом стиль эпохи - эмоционально-экспрессивный, описанный как синтез различных видов искусства и областей культуры в книге «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого» [10]. Ученый связывает стиль с общим национальным подъемом Московской Руси конца Х1У-ХУ вв. и культурным расцветом - «восточнославянским Предвозрож-дением», вызванным взлетом православной религиозности с глубоким интересом к нравственным и духовным проблемам [11]. Не случайно типическим жанром в это время выступают жития святых. Именно в них отчетливее всего проявились черты нового в изображении героя - святого. Психологические побуждения и переживания, разнообразие человеческих чувств, экспрессивно выраженных, с особой отчетливостью проявились в произведениях агиографа Епифания Премудрого. Однако, замечает Д.С. Лихачев, эти чувства еще не объединились в характер, это «абстрактный психологизм». Если в историческом монументализме изображения людей статичны и монументальны, то в житийной литературе все меняется, все полно экспрессии. Авторы пишут о бессилии выразить святость героя, сомнения их бесконечны, ибо житие должно отразить сущность святого. При этом первостепенное значение приобретает не сам поступок, а отношение автора к подвигу, его эмоциональная характеристика. Длинные перечисления, тирады, нанизывание синонимов, цитат и разнообразных риторических приемов создали манеру, названную самими авторами житий «плетением словес». Новое в изображении человека может быть отмечено не только в житиях, но и в «Задонщине», «Русском Хронографе».
Очень важным и плодотворным с культурологической и лингвофилософской точки зрения является отмеченная Д.С. Лихачевым неразрывная связь структуры человеческого образа с философско-религиозной мыслью этого времени, в особенности с исихазмом. Исихастские исто-
ки эмоционально-экспрессивного стиля исследовались сотрудниками и учениками академика и продолжают освещаться в различных научных парадигмах современными философами, литературоведами и лингвистами.
Синтез искусств в эпоху эмоционально-экспрессивного стиля проявился в отличие от исторического монументализма в более тесной связи литературы и живописи, в меньшей степени - в архитектуре. В иконописи этого периода также складывается «абстрактный психологизм». Ярче всего новое движение представлено в экспрессивной византийской манере Феофана Грека и «умиротворенном психологизме» Андрея Рублева. У Феофана Д.С. Лихачев отмечает необыкновенную уверенность мазка, широту и твердость письма, напряженные и вопрошающие лица, блики на лицах и фигурах, динамизирующие форму. Андрей Рублев отражает русскую московскую школу иконописи, и о его манере ученый пишет особенно проникновенно: «Светлый тон, светлое звучание. Золото и коричневые тона заменены на вишневый, голубец и зеленый... Он воплотил новое понимание духовной красоты в шедевре -иконе "Троица", наполненной глубоким содержанием: все элементы находятся в гармонии с основной идеей - самопожертвование как высочайшее состояние духа, гармония мира и жизни» [12]. В зодчестве усиливается декоративное убранство, храмы становятся более камерными, как, например, уютные псковские церкви, Спасский собор Андроникова монастыря.
Впоследствии синтез всех видов искусств был выявлен исследователями и в прикладных сферах, в частности в оформлении книг: в Московской Руси этого времени преобладает плетеный орнамент в сравнении с более ранним тератологическим, византийским по происхождению.
В выявлении специфических стилевых черт каждой эпохи Д.С. Лихачев очень осторожен: приводя обилие фактов, не абсолютизирует типологию. Из его исследования вытекает, что чем древнее эпоха, тем синтез разных сторон культуры полнее. В связи с этим типологизация охватывает именно ранние этапы развития русской культуры, XVI в. представлен отдельными проблемами изображения человека, XVII характеризуется «оправданием человека» и открытием ценности человеческой личности. Эти периоды не находят «прямых соответствий в живописи того времени» [13].
Ученый обладал научной проницательностью и провидением, наметил целый ряд направлений для работы сектора древнерусской литературы Пушкинского Дома. Вместе с тем результаты типологизации явились плодотворными и для создания новых аспектов изучения истории
русской культуры. Со «стилями эпохи» Д.С. Лихачева связана теория древнерусского перевода Св. Матхаузеровой, логико-психологическая типология И. Смирнова, лингвофилософская диахроническая теория В.В. Колесова [14].
Исследование Д.С. Лихачевым типологии культуры в синтезе ее различных проявлений, нашедшее серьезных последователей, демонстрирует, как ученый в своих идеях продолжает жить в культурном мире. Прекрасно, что филологическое наследие выдающегося ученого представлено полно и разнообразно, что современные средства информации дают нам возможность видеть, слышать его. Это позволяет занимающимся филологией расширить эрудицию, углубить или уточнить свои научные поиски, а всем интересующимся историей русской культуры - осознать неисчерпаемость ее духовного потенциала.
[1] Лихачев Д. С. Текстология. Л., 1983.
[2] Он же. О себе / Избранные работы: В 3 т. Л., 1987. Т. 1. С. 3-4.
[3] Там же. С. 22.
[4] Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X— XVII веков. Эпохи и стили / Избранные работы: В 3 т. Т. 3. Л., 1987.
[5] Он же. Человек в литературе Древней Руси / Избранные работы: В 3 т. Л., 1987. Т. 3.
[6] Там же. С. 32.
[7] Там же. С. 38.
[8] Там же. С. 66.
[9] Мешкова Т. С. Способы актуализации концепта князь (на материале Новгородской I летописи): АКД. Архангельск, 2005.
[10] Лихачев Д. С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого (конец XIV -начало XV века). М.; Л., 1962.
[11] Введение Д.С. Лихачевым условного обозначения культурного подъема данного периода впоследствии способствовало разведению в научной полемике о «втором южнославянском влиянии» явлений лингвокультурного порядка (риторика, стилистика) и особенностей оформления рукописей (графика, орфография).
[12] Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. С. 4.
[13] Он же. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого. С. 82.
[14] Матхаузерова Св. Древнерусские теории искусства. Прага, 1976; Колесов В. В. Философия русского слова. СПб., 2002; Смирнов И. Мегаистория. М., 2000.
