CC BY
172
DOI: 10.25587/SVFU.2017.62.8451 УДК 82.09. 001.5 Мережковский
Е. А. Муртузалиева
Типология и жанр работы Д. С. Мережковского «Гоголь и черт» и образ Гоголя в ней
Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Россия
Аннотация. Освещаются вопросы типологического и жанрового своеобразия работы Д. С. Мережковского «Гоголь и черт», ее структурные особенности, поскольку вопрос является дискуссионным. Определен статус работы Мережковского - «литературоведческое исследование», выделены методологические подходы и исследовательские приемы Мережковского, подчеркнута степень влияния художественного сознания автора, его критической прозы. Выявлены элементы мифа о творце, использованные автором, а также отступления от данного символистского канона. Прослеживается связь между литературно-критическим и философским мировоззрением Мережковского и его литературоведческими трудами, отмечается синтетичность подходов автора к решению поставленных в исследовании проблем. В работе использован сравнительно-исторический метод исследования, элементы текстологического и рецептивного анализов. Мережковскому в своем исследовании удалось решить две центральные задачи: дать объективный анализ художественного творчества Гоголя и в то же время создать символистский миф о писателе, включив жизнь и творчество, духовные искания Гоголя в свою культурологическую и метафизическую парадигму представлений о христианстве, причем вторая, неявная, задача реализована очень субъективно и по манере исполнения близка к критической прозе Мережковского, поскольку в этом аналитическом ключе читатели уже имели дело не с объективно изображенной фигурой героя исследования (Гоголя), а с субъективным, художественно домысленным его образом.
Ключевые слова: типологический, жанровый статус работы, литературоведческое исследование, критическая проза, элементы, миф о творце, структура, культурологическая концепция Мережковского, объективность, субъективность.
E. A. Murtuzalieva
Typology and Genre of D. S. Merezhkovsky's "Gogol and the Devil" and Image of Gogol in the Novel
Dagestan State University, Makhachkala, Russia
Abstract. Problems of typological and genre originality of D. S. Merezhkovsky's novel "Gogol and the Devil", as well as its structural features remain a debatable question - this is the reason the given research focuses on it. In the article the status of Merezhkovsky's novel, or his "literary research" is defined. Also, the methodological approaches and research methods used by D. Merezhkovsky are allocated, extent of influence by author's artistic consciousness and critical prose is emphasized. The creator myth elements used by the author, as well as the extent of digressions from the symbolist canon are revealed. Links between literary-critical and philosophical outlook of Merezhkovsky and his literary works are traced; synthetic nature of his approaches used when solving the research problems is singled out. The article
МУРТУЗАЛИЕВА Екатерина Абдулмеджидовна - к. филол. н., доцент каф. русской литературы филологического факультета Дагестанского государственного университета, г. Махачкала. E-mail: fiona70@mail.ru, fionakati@gmail.com
MURTUZALIYEVA Ekaterina Abdulmedzhidovna - Candidate of Philology, Associate Professor, the associate professor of the Russian literature of philological faculty Dagestan State University, Makhachkala.
Е. А. Муртузалиева. ТИПОЛОГИЯ И ЖАНР РАБОТы Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ГОГОЛЬ И ЧЕРТ» И ОБРАЗ ГОГОЛЯ В НЕй
is based on comparative-historical method of research with elements of textual and receptive analysis methods. In his research Merezhkovsky managed to solve two central problems: that of providing the objective analysis of Gogol's artistic creativity, and simultaneously to create the symbolist myth about the writer, by means of incorporating elements of Golol's biography, works, and spiritual searches within his own culturological and metaphysical paradigm of ideas on Christianity. The latter, implicit task, is actualized very subjectively, with its manner of performance being close to Merezhkovsky's critical prose since analytically the readers have already dealt not with objectively represented subject figure of the research (Gogol) but rather with the subjective, artistically conjectured image of Gogol. The given article is a part of the doctoral thesis.
Keywords: typological, genre status of the work, literary research, critical prose, elements, creator myth, structure, Merezhkovsky's culturological concept, objectivity, subjectivity.
Введение
Работа Мережковского «Гоголь и черт» создавалась Мережковским сразу после окончания исследования «Л. Толстой и Достоевский». Современники откликнулись на исследование Мережковского рядом выступлений в печати, суждения автора оценили А. Белый [1, 2], В. А. Базаров [3], Н. А. Бердяев [4, 5], А. Г. Горнфельд [6], Эллис [7] и другие.
Исследованию творчества Мережковского посвящен целый ряд научных работ последних лет: Е. А. Андрущенко [8, 9], А. М. Ваховской [10], А. А. Журавлевой [11], Н. Г. Коптеловой [12, 13], М. В. Подоплекиной [14, 15], В. В. Шабаршиной [16], А. Г Ершова [17], Е. В. Корочкиной [18], С. И. Глазуновой [19], Сун И [20], а также кандидатская диссертация Т. А. Александровой «Н. В. Гоголь в критической прозе Д. С. Мережковского» [21], в которой работа «Гоголь и черт» классифицируется как критическая проза без учёта и анализа ее конкретной жанровой формы. Однако в этой работе суждения Мережковского проанализированы очень обстоятельно в широком литературно-критическом и историко-культурном контексте взглядов Мережковского-символиста и литературного критика, создающего еще и собственную религиозную концепцию нового сознания и Третьего завета.
Типологический и жанровый статусы работы Д. С. Мережковского
Исследовательский метод Мережковского изначально синтетичен по своей природе, и, не отрицая идеи мифа, он его создаёт, используя объективный анализ составляющих личности Гоголя (жизнь, творчество, религия) и субъективную концептуальную интерпретацию, вписывающую фигуру Гоголя в реальный физический и метафизический планы рецепции существования русской литературы и истории.
Вместе с тем компоненты мифа о творце присутствуют в работе, поскольку Мережковский ориентируется на его структурные элементы, учитывающие тезис, что не только творец создает творение, но и творение создает творца. В этом смысле в исследовании наряду с реальным Гоголем присутствует и образ Гоголя. В общекультурном поле представлений Мережковского складывается концепция взаимоотношений образа творца и его художественного, духовного наследия: он синтезирует в единую мифосистему образ Гоголя-творца и продукты его творчества. В исследовании Мережковский широко использует приемы, характерные для своей критической прозы. Рядом с образом реального Гоголя возникает не просто мифологический образ, но образ, построенный по принципам создания художественного образа, для чего используются метафоризация, «дорисовывание» и «домысливание» реального «прототипа» с целью обобщения и символизации.
Именно присутствие в работе некоторых специфических признаков критической прозы, по-видимому, сыграло свою роль и, как следствие, вызвало жёсткую ироническую реакцию А. Г. Горнфельда, начавшего свою статью с высмеивания претензий Мережковского на объективное исследование и закончившего сентенцией, что Мережковский вызывает улыбку, а его религиозные взгляды никто не принимает всерьёз
[6]. Очевидно, А. Г. Горнфельд сам попал под «влияние» стиля Мережковского, представив свою статью в форме своеобразной реализованной метафоры и олицетворив, гиперболизировав фигуру символического чёрта до размеров «семипудовой купчихи» чёрта Ивана Карамазова, что лишает его суждения объективности, да и в какой-то степени серьезности.
Вместе с тем при определении жанрово-типологических характеристик работы следует учитывать мнение самого Мережковского, назвавшего свою работу исследованием, основную целеустановку автора и методологию. Главной своей задачей Мережковский считал именно исследование творчества Гоголя, в котором он пытался найти отражение личности писателя и его мировоззрения. Исследование имеет более определенный, строгий ракурс, поскольку Мережковский пытается осмыслить трагедию Гоголя через призму своих и Гоголя религиозных представлений.
Структура исследования «Гоголь и черт» и «гоголевская» концепция Мережковского
Исследование состоит из двух частей, причем первая - из 9 глав, а вторая - из 14 глав. В разных редакциях присутствует или, напротив, отсутствует эпиграф - слова Гоголя «слышно страшное в судьбе наших поэтов» [22, с. 213] из «Выбранных мест из переписки с друзьями», и эти слова Мережковский экстраполирует на самого Гоголя.
С самого начала Мережковским задается антитетичное понимание Бога и чёрта: «Бог есть бесконечное, конец и начало сущего; чёрт - отрицание Бога, а следовательно, и отрицание бесконечного, отрицание конца и начала; чёрт есть начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное и бесконечное; чёрт - нуменальная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин - вечная плоскость, вечная пошлость. Единственный предмет гоголевского творчества и есть черт именно в этом смысле, то есть как явление «бессмертной пошлости людской», созерцаемое за всеми условиями местными и временными: историческими, народными, государственными, общественными, явление безусловного, вечного и всемирного зла; пошлость sub specie aeterni, «под видом вечности» [23, с. 187-188]. Именно этот тезис определяет литературоведческий подход к анализу творчества Гоголя.
Важнейшим фактором в оценке творчества Гоголя, как отмечает Н. Г. Коптелова, является постижение Мережковским художественного мира Гоголя через сопоставление, литературную и жизненную параллель миров Пушкина и Гоголя [12].
Причем Мережковский обращает внимание на то, что из современников только Пушкин заметил его главное свойство - описать и выставить крупным планом пошлость пошлого человека в самом ее мелочном проявлении.
Продолжая эту мысль, Мережковский формулирует важнейшую особенность таланта Гоголя: писатель первый увидел проявление зла не в трагедии, а в отсутствии всего трагического, в тупости, плоскости, пошлости человеческих мыслей и чувств. Он сумел снять с чёрта маску, надетую на него Байроном и другими романтиками. Среди масок черта разных времен и народов он называет «смех Мефистофеля» у Гёте, «гордость Каина», «силу Прометея», «мудрость Люцифера» и «свободу Сверхчеловека», Гоголь же впервые представил черта без маски. Для Мережковского Чичиков и Хлестаков, два главных героя Гоголя, являются современным воплощением, двумя ипостасями вечного и всемирного зла, «бессмертной пошлости людской». Хлестаков представляет вдохновенного мечтателя, а Чичиков - «положительного» дельца, но лицо без маски за ними обоими - чёрт.
Мережковский отмечает, что мистический смысл комедии «Ревизор» проявляет сам Гоголь, намекая в одном из частных писем на Того, «кто будет ревизовать» все человеческие действия. Во второй главе исследователь образа Хлестакова выявляет основные типологические черты и исходную точку подобных персонажей у Гоголя и в русской литературе. Мережковский представляет Хлестакова почти мифической фигурой, рисуя
Е. А. Муртузалиева. ТИПОЛОГИЯ И ЖАНР РАБОТЫ Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ГОГОЛЬ И ЧЕРТ» И ОБРАЗ ГОГОЛЯ В НЕй
его в виде призрака, растущего как мыльный пузырь, до дьявольского «я везде, я везде», Хлестаков ассоциируется с Человекобогом и Сверхчеловеком. Особенностью таланта Гоголя Мережковский считает умение скрыть страшное за смешным и обыденным.
В третьей главе анализ Мережковского создает почти гоголевскую фантастическую среду, характеризуя мир гоголевской фантастики и соотнося его с призрачной действительностью в произведениях Достоевского. Таким образом, Мережковский проверяет рецепцию реальности Гоголя не только фигурой и масштабом Пушкина, современника Гоголя, но и исторической перспективой Достоевского, что даёт выход на видение исторических перспектив России апокалипсического характера у самого Мережковского, видевшего за апокалипсисом возможность возрождения.
Четвертая глава исследования построена на антитезе, переходящей, в конечном итоге, в синтез и обобщение. Несмотря на почти гегелевскую формулу о действительном и разумном, завершает Мережковский формулой диалектического синтеза, объявляя о единой тайной сущности героев, заключающейся в их принадлежности к вечной середине и одинаковой пошлости. Всю разницу между ними он видит лишь в том, что Чичиков исполняет то, что замышляет Хлестаков, и конечная цель их мечтаний находится вполне в духе европейской культуры XIX века - в мечтаниях о капитале.
В финале Мережковский задается вопросом, кто и над кем посмеялся в произведениях Гоголя: человек над чёртом или чёрт над человеком, и звучит тезис, исходный для Мережковского и определяющий структуру его исследования: «Прежде чем одолеть вечное зло во внешнем мире как художник, Гоголь должен был одолеть его в себе самом как человек. Он это понял и действительно перенес борьбу из своего творчества в свою жизнь; в борьбе этой увидел он не только свое художественное призвание, но и «дело жизни», «душевное дело» [23, с. 230].
Мережковский противопоставил Гоголя Пушкину, считая Пушкина поэтом-созерцателем, но уже в слове Гоголя увидел начало действия. Гоголь, по словам Мережковского, зовёт на битву с вечным злом во имя вечного блага, и это битва с чёртом, с вечной пошлостью. Трагедию Гоголя Мережковский видит в том, что исчезает поэт, появляется пророк, и борьбу с вечным злом, пошлостью он ведёт уже не в творческом созерцании, а в религиозном действии, и во второй части своего исследования Мережковский намерен показать, чем закончится эта борьба. Отсюда его внимание не только к творчеству Гоголя или фактам его биографии, но и к его проповеднической деятельности, духовному наследию.
Обращает на себя внимание и то, что во второй части исследования мы также встречаем апелляции к художественным творениям Гоголя, что говорит об условности дифференциации частей на «творчество» и «жизнь и религию», Мережковский не ставит себе целью развести их настолько, что это лишило бы исследование целостности и синтетичности.
Уже в первой части исследования тонко подмечены сюжето- и жизнеобразующие мотивы творчества Гоголя: мотив сплетен, мотив «птицы-тройки», мотив «мёртвых душ» и призраков на грани мистики и реальности, мотив движения. Все эти мотивы рассматриваются через систему сопоставлений и противопоставлений на самых разных уровнях: авторском, героев, сюжета, литературы и действительности, материальном и метафизическом.
Образ Гоголя и миф о Гоголе у Д. С. Мережковского
Мережковский подчеркивает: «В этом-то неравновесии двух первозданных начал - языческого и христианского, плотского и духовного, реального и мистического -заключается вся не только творческая, созерцательная, но и жизненная, религиозная судьба Гоголя» [23, с. 240].
Исходя из этого тезиса, Мережковский начинает выстраивать свое видение Гоголя,
его образ, начиная с анализа портретной характеристики. Внешность писателя, по его мнению, несла в себе признаки этого дисбаланса, что Мережковский пытается подтвердить многочисленными свидетельствами друзей и знакомых Гоголя: С. Т. Аксакова, М. П. Погодина, С. П. Шевырева. Их противоречивые отзывы о внешности Гоголя Мережковский называет беспричинно жестокими, обращая внимание на их двойственность: с одной стороны, обобщая психологический портрет, Гоголя называют едва ли не святым, «учителем», «пророком», с другой - «таинственным карлой», «демоном смеха», плутом и сумасшедшим.
Эти противоречия в оценках Мережковский объясняет проявлением и борьбой «двух начал» в Гоголе, развивая свою мысль, он пытается проследить их от времени пребывания Гоголя в Нежинском лицее до жизни в Петербурге, истории с «профессорством», включая даже такую деталь, как отношение к одежде. Ещё одно противоречие Мережковский находит в языке Гоголя.
Отметив все эти противоречия в Гоголе, Мережковский приходит к выводу, что нарушение равновесия сказывается во всем духовном существе Гоголя. Мережковский задается вопросом, в каком отношении болезнь Гоголя, его особое душевное состояние связаны «мистицизмом» и что из них первично? Мережковский предполагает, что и болезнь, и мистицизм являются следствием чего-то более глубокого, а именно уже ранее обозначенного первозданного несоответствия, неравновесия между духом и телом.
«Анамнез» начинается со «сбора информации» о здоровье Гоголя в детстве и юности, и уже первые наблюдения Мережковского позволяют ему сделать вывод о том, что причина физического нездоровья Гоголя не только физическая, и особое состояние духа писателя если и не производит болезнь тела, то предшествует ей. Он отмечает мнительность Гоголя и даже говорит о «бесе чревоугодия», владевшем писателем, об эстетическом обжорстве, сближающем «монаха» Гоголя с монахом Рабле, а слова Гоголя о том, «что желудок его вверх ногами» [23, с. 250] Мережковский использует ниже как прием иронии, оценивая суждения современников о меланхолии писателя. Мережковский всерьёз воспринимает все признания Гоголя о состоянии здоровья, опровергая кажущуюся фантастичность болезни, Гоголь для него отнюдь не «мнимый больной».
При этом именно мнительность, как думает Мережковский, толкает Гоголя из крайности в крайность: от лечения у докторов к неистовой молитве, и эта агония длилась десятки лет, писатель как будто всю жизнь умирал.
Подробно останавливается Мережковский на исследовании совершенного одиночества Гоголя, которое стало следствием его болезни и усилилось после публикации «Выбранных мест из переписки с друзьями».
Лейтмотивом в этой части исследования, как и в первой части, является идея раздвоения личности Гоголя, причем Мережковский проводит аналогию с написанной ранее работой «Л. Толстой и Достоевский», заявляя, что Гоголь первым на Руси заболел этой страшной религиозной болезнью раздвоения, а уже потом она проявилась и у Достоевского, и у Л. Толстого. Нравственной причины болезни Гоголя не понял даже Пушкин, а слава Гоголя как писателя не нарушила его одиночества.
Мережковский указывает на ту борьбу, которую вели за Гоголя славянофилы во главе с Аксаковым и западники с Белинским, «одинаково близки, одинаково чужды были ему обе стороны» [23, с. 255], которые готовы были воспользоваться им как оружием в борьбе против друг друга.
Субъективность Мережковского проявляется в оценке критики против Гоголя. Весь подбор цитат и отзывов русской критики о Гоголе исключительно негативен по своим оценкам, причём неважно, к какому лагерю принадлежал критикующий: к аксаковскому или демократическому. Приводя целую серию отрицательных отзывов о «Мертвых душах» (В. Панаев, Н. А. Полевой, даже Николай I и граф Орлов и др.), Мережковский как будто забывает о целой серии статей и заметок В. Г. Белинского, посвященных
Е. А. Муртузалиева. ТИПОЛОГИЯ И ЖАНР РАБОТЫ Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ГОГОЛЬ И ЧЕРТ» И ОБРАЗ ГОГОЛЯ В НЕЙ
роману-поэме, акцентируя внимание на крайне негативных отзывах критика по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями».
Собрав в свой «анамнез» все симптомы болезни и свидетельства «очевидцев», Мережковский приходит к трем выводам:
1) в отношении к Гоголю все русское общество как будто само сошло с ума, и в этом фантастическом сумасшествии Мережковскому видятся едва ли не проделки чёрта, мстящего тому, кто его высмеивал;
2) Гоголь отступил перед всеми обвинениями, потому что чувство правоты в нем было, а сознания не было, он мученик, а не герой. Отсюда покаяние Гоголя, просьбы о пощаде, самообвинение в хлестаковщине;
3) «Это неимоверно, это переступает все границы литературы, так никто никогда не писал; тут в самом деле - или «мерзавец», или «святой».
Все отреклись от него, и он сам от себя отрекся, пал, как только может пасть человек. И все-таки он был прав» [23, с. 265].
В пятой главе Мережковский все-таки обращается к ряду положительных отзывов на «Выбранные места»: к отзывам В. А. Жуковского, приятельницы Пушкина -А. О. Смирновой, даже предполагает возможный отзыв Пушкина, исходя из прежних суждений поэта о Гоголе.
Для концепции Мережковского важно установить, что именно Гоголь провозгласил «начало конца» русской литературы, тенденцию, которая получила развитие в творчестве Достоевского и Толстого, он видит в работе Гоголя ранний опыт критики в ее новом понимании, а именно критики не в смысле публицистики, а в смысле проявления нового религиозного сознания. «Переписка» есть начало русской литературы. Если заменить здесь слово «литература» словом «критика», разумеется, не в старом, а в вечном и новом смысле, то есть в смысле перехода от бессознательного творчества к творческому сознанию, то это и будет наша мысль. В «Переписке» нам слышится именно конец, совершенство, «неповторяемость» Пушкина, то есть конец всей русской литературы и начало того, что за Пушкиным, за русской литературой - конец поэзии и начало религии», - резюмирует Мережковский [23, с. 268].
Следующий этап религиозных исканий Гоголя Мережковский определяет как появление нового страха, зарождение его самой «христианской» и в то же время самой «антихристианской» мысли: спастись нельзя, потому что таинственное «отвержение» тяготеет над ним, спасение невозможно, как бы он ни каялся и что бы ни делал. Строки из духовного завещания писателя он сравнивает с финалом «Страшной мести», называя его предвестником судьбы Гоголя и прямо ассоциируя его с колдуном, а схимником называет его духовника, отца Матфея Ржевского.
Мережковский цитирует слова Гоголя, полные сомнений: есть ли воля Божья на то, чтобы бросить ему ремесло литератора, сомнения же эти будто бы проистекали оттого, что Гоголь лишь смутно прозревал в искусстве начало религии, начало святой плоти, но сознательно доказать этого не мог и тем более не мог убедить в этом о. Матфея. В этом и видит Мережковский причину гибели Гоголя.
Слухи о предсмертных ужасных видениях Гоголя Мережковский облекает в почти художественную форму, и здесь он менее исследователь, поскольку финал исследования приближает его к образцам очерка критической прозы. Мережковский цитирует большой фрагмент повести «Вий» и прямо соотносит смерть Хомы Брута со смертью самого Гоголя.
Рецепция смерти Гоголя Мережковским, интерпретация смерти писателя несут в себе две функции: во-первых, работают на создание мифа о Гоголе; во-вторых, являются одним из оснований религиозной концепции Мережковского, которая построена на критике традиционного исторического христианства.
В финале исследования проявляется еще одна цель Мережковского: снять с жизни и религиозных взглядов Гоголя «чичиковскую вескость» и «хлестаковскую легкость в
мыслях» с суждений и оценок русского общества о Гоголе, правда делает он это с точки зрения своего собственного мифа о Гоголе, который оказался прекрасно вписанным в религиозную концепцию исследователя, намеченную во многих его работах, в том числе и в исследованиях «Л. Толстой и Достоевский», «Гоголь и черт».
Заключение
Важнейшей проблемой в отношении работы «Гоголь и черт» является проблема ее типологической и жанровой идентификации, и выявляется она уже в вариантах названия. Самый первый вариант названия - «Гоголь» - более академичен и лаконичен, второй
- сразу же эту академичность снимает, поскольку намекает на возможность отнесения работы к критической прозе. В отличие от Т. А. Александровой мы идентифицируем работу как литературоведческое исследование, хотя есть немалые основания утверждать о ее принадлежности к критической прозе. Работа построена по структуре литературоведческого исследования, хотя названия частей немного отличаются от принципа структуризации в исследовании «Л. Толстой и Достоевский». Мережковский отступает от символистского мифа о творце и находит ключ к пониманию личности Гоголя именно в его творчестве. Исследовательский метод Мережковского изначально синтетичен по своей природе и, не отрицая идеи мифа, он его создает, используя объективный анализ составляющих личности Гоголя (жизнь, творчество, религия) и субъективную концептуальную интерпретацию, вписывающую фигуру Гоголя в реальный физический и метафизический планы рецепции существования русской литературы и истории.
Мифология личности Гоголя Мережковского не смогла «перерасти» произведений писателя в силу специфичности его концепции и ее неприятия современниками, да и литературоведением, критикой более позднего времени.
От классических работ литературоведческого типа работу Мережковского отличает высокий уровень субъективности и отсутствие ссылочного аппарата, оформленного цитирования текстов Гоголя и иных источников. При этом методология анализа, работа с источниками, многоуровневость литературоведческой интерпретации и анализа позволяют, по нашему мнению, отнести работу к жанру литературоведческого исследования.
Л и т е р а т у р а
1. Белый А. Д. Мережковский. Гоголь и черт. Исследование. (Рецензия) // Золотое руно. - 1906.
- №4. - С. 100-101.
2. Белый А. Мережковский. // Д. С. Мережковский: pro et contra. - СПб: РХГИ, 2001. - С. 257-266.
3. Базаров В. А. Христиане Третьего Завета и строители Башни Вавилонской. // Д. С. Мережковский: pro et contra. - СПб: РХГИ, 2001. - С. 197-241.
4. Бердяев Н. А. Новое христианство (Д. С. Мережковский). // Н. А. Бердяев о русской философии. Ч. 2. - Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. - С. 127-148.
5. Бердяев Н. А. О новом религиозном сознании. // Н. А. Бердяев о русских классиках. - М., 1993.
- С. 224-253.
6. Горнфельд А. Г. Г-н Мережковский и черт. // Д. С. Мережковский: pro et contra. - СПб: РХГИ, 2001. - С. 151-157.
7. Эллис. О современном символизме, о «черте» и о «действе». // Д. С. Мережковский: pro et contra.
- СПб: РХГИ, 2001. - С. 248-256.
8. Андрущенко Е. А. Мережковский и Гоголь. // Четвертые Гоголевские чтения. - М., 2004.
- С. 69-73.
9. Андрущенко Е. А. Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского.
- М.: Водолей, 2012. - 248 с.
10. Ваховская А. М. Дмитрий Мережковский о Н. В. Гоголе. (Критика мещанства) // Литературные отношения русских писателей XIX-XX вв. - М., 1992. - С. 147-158.
Е. А. Муртузалиева. ТИПОЛОГИЯ И ЖАНР РАБОТЫ Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ГОГОЛЬ И ЧЕРТ» И ОБРАЗ ГОГОЛЯ В НЕй
11. Журавлева А. А. Н. В. Гоголь в литературно-критической концепции русской классики Д. С. Мережковского. // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. -2006. - № 5(3). - С. 173-182.
12. Коптелова Н. Г. Пушкин и Гоголь в рецепции Д. С. Мережковского (на материале критического исследования «Гоголь и чёрт») // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: научно-методический журнал. - 2008. - № 4. - С. 177-180.
13. Коптелова Н. Г. Апокалиптические мотивы в книге Д. С. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский» // Вестник Костромского государственного университета. - 2014. - Т. 20, № 6.
- С. 157-161.
14. Подоплекина M. B. Литературно-критический портрет Н. В. Гоголя в интерпретации Д. С. Мережковского // Филологические штудии. - Иваново, 2005. - Вып. 9. - C. 196-199.
15. Подоплекина М. В. Поэтические мотивы дьяволического дискурса: На примере рецепции образа Н. В. Гоголя в критике Д. С. Мережковского // Проблемы школьного и вузовского анализа литературного произведения в жанрово-родовом аспекте. - Иваново, 2006. - С. 84-94.
16. Шабаршина В. В. Гоголь и Мережковский (на материале работы Д. С. Мережковского «Гоголь и черт») // Русское литературоведение в новом тысячелетии: В 2 т. - М., 2004. - Т. 2. - С. 201-204.
17. Ершов А. Г. Характер использования эпистолярного материала в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2017.
- № 8-1. - С. 21-24.
18. Корочкина Е. В. Оценка Н. В. Гоголя в критических статьях Д. С. Мережковского // Вестник Ульяновского государственного технического университета. - 2014. - № 2. - С. 27-30.
19. Глазунова С. И. Жанрово-композиционная специфика эссе «Николай Гоголь» В. Набокова // Вестник Костромского государственного университета. - 2012. - Т. 18, № 2. - С. 128-131.
20. Сун И. Гоголь в критической прозе В. В. Розанова // Сун И / Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2017. - № 7-2. - С. 37-39.
21. Александрова Т. А. Н. В. Гоголь в критической прозе Д. С. Мережковского: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Харьков. - 2005. - 178 с.
22. Мережковский Д. С. В тихом омуте // Д. С. Мережковский. Поли. собр. соч.: В 24-х т., Т. XVI.
- М.: Типография т-ва И. Д. Сытина, 1914. - С. 136-156.
23. Мережковский Д. С. Гоголь // Д. С. Мережковский. Полн. собр. соч.: В 24-х т., T.XV. - М.,
- 1914. - С. 187-312.
R e f e r e n c e s
1. Belyi A. D. Merezhkovskii. Gogol' i chert. Issledovanie. (Retsenziia) // Zolotoe runo. - 1906. - №4.
- S. 100-101.
2. Belyi A. Merezhkovskii. // D. S. Merezhkovskii: pro et contra. - SPb: RKhGI, 2001. - S. 257-266.
3. Bazarov V. A. Khristiane Tret'ego Zaveta i stroiteli Bashni Vavilonskoi. // D. S. Merezhkovskii: pro et contra. - SPb: RKhGI, 2001. - S. 197-241.
4. Berdiaev N. A. Novoe khristianstvo (D. S. Merezhkovskii). // N. A. Berdiaev o russkoi filosofii. Ch. 2. - Sverdlovsk: Izd-vo Ural, un-ta, 1991. - S. 127-148.
5. Berdiaev N. A. O novom religioznom soznanii. // N. A. Berdiaev o russkikh klassikakh. - M., 1993.
- S. 224-253.
6. Gornfel'd A. G. G-n Merezhkovskii i chert. // D. S. Merezhkovskii: pro et contra. - SPb: RKhGI, 2001.
- S. 151-157.
7. Ellis. O sovremennom simvolizme, o «cherte» i o «deistve». // D. S. Merezhkovskii: pro et contra. - SPb: RKhGI, 2001. - S. 248-256.
8. Andrushchenko E. A. Merezhkovskii i Gogol'. // Chetvertye Gogolevskie chteniia. - M., 2004.
- S. 69-73.
9. Andrushchenko E. A. Vlastelin «chuzhogo». Tekstologiia i problemy poetiki D. S. Merezhkovskogo. -M.: Vodolei, 2012. - 248 s.
10. Vakhovskaia A. M. Dmitrii Merezhkovskii o N. V. Gogole. (Kritika meshchanstva) // Literaturnye
otnosheniia russkikh pisatelei XIX-XX vv. - M., 1992. - S. 147-158.
11. Zhuravleva A. A. N. V. Gogol' v literaturno-kriticheskoi kontseptsii russkoi klassiki D. S. Merezhkovskogo. // Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. - 2006.
- № 5(3). - S. 173-182.
12. Koptelova N. G. Pushkin i Gogol' v retseptsii D. S. Merezhkovskogo (na materiale kriticheskogo issledovaniia «Gogol' i chert») // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova: nauchno-metodicheskii zhurnal. - 2008. - № 4. - S. 177-180.
13. Koptelova N. G. Apokalipticheskie motivy v knige D. S. Merezhkovskogo "L. Tolstoi i Dostoevskii" // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2014. - T. 20, № 6. - S. 157-161.
14. Podoplekina M. B. Literaturno-kriticheskii portret N. V. Gogolia v interpretatsii D. S. Merezhkovskogo // Filologicheskie shtudii. - Ivanovo, 2005. - Vyp. 9. - C. 196-199.
15. Podoplekina M. V. Poeticheskie motivy d'iavolicheskogo diskursa: Na primere retseptsii obraza N. V. Gogolia v kritike D. S. Merezhkovskogo // Problemy shkol'nogo i vuzovskogo analiza literaturnogo proizvedeniia v zhanrovo-rodovom aspekte. - Ivanovo, 2006. - S. 84-94.
16. Shabarshina V. V. Gogol' i Merezhkovskii (na materiale raboty D. S. Merezhkovskogo «Gogol' i chert») // Russkoe literaturovedenie v novom tysiacheletii: V 2 t. - M., 2004. - T. 2. - S. 201-204.
17. Ershov A. G. Kharakter ispol'zovaniia epistoliarnogo materiala v «Vybrannykh mestakh iz perepiski s druz'iami» N. V. Gogolia // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. - 2017. - № 8-1. - S. 21-24.
18. Korochkina E. V. Otsenka N. V. Gogolia v kriticheskikh stat'iakh D. S. Merezhkovskogo // Vestnik Ul'ianovskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta. - 2014. - № 2. - S. 27-30.
19. Glazunova S. I. Zhanrovo-kompozitsionnaia spetsifika esse «Nikolai Gogol'» V. Nabokova // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2012. - T. 18, № 2. - S. 128-131.
20. Sun I. Gogol' v kriticheskoi proze V. V. Rozanova // Sun I / Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. - 2017. - № 7-2. - S. 37-39.
21. Aleksandrova T. A. N. V. Gogol' v kriticheskoi proze D. S. Merezhkovskogo: Dis. ... kand. filol. nauk: 10.01.01. - Khar'kov. - 2005. - 178 s.
22. Merezhkovskii D. S. V tikhom omute // D. S. Merezhkovskii. Poli. sobr. soch.: V 24-kh t., T. XVI. - M.: Tipografiia t-va I. D. Sytina, 1914. - S. 136-156.
23. Merezhkovskii D. S. Gogol' // D. S. Merezhkovskii. Poln. sobr. soch.: V 24-kh t., T.XV. - M., - 1914.
- S. 187-312.
