CC BY
85Я. С. Эмир-Велиева
(Украина)
ТЕОРИЯ «ЖИВОЙ ЖИЗНИ» В. В. ВЕРЕСАЕВА В СВЕТЕ ИДЕЙ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
Постановка проблемы. Несмотря на то что В. В. Вересаев был одной из ключевых фигур в русской культуре конца XIX - начала ХХ века, его литературная судьба складывалась непросто: пристальное внимание и даже почитание со стороны современников постепенно ослабевало, в результате чего писатель был вытеснен на периферию литературного процесса обозначенного периода. В науке же по сложившейся традиции исследователи долгое время ограничивались рассмотрением наследия Вересаева в контексте критического реализма, упуская при этом немаловажные особенности мировоззрения писателя и упрощая сущность его творческого поиска. Такой подход к творчеству автора и все соответствующие выводы об особенностях идейно-образной системы его произведений долгое время оставались доминирующими.
На современном этапе вересаевистика переживает период подъема и повышенного интереса к литератору: стали традицией Вересаевские чтения, издаются статьи, призванные активизировать внимание к творческому наследию и личности художника. Однако и сегодня приходится констатировать наличие полярных точек зрения на путь развития Вересаева, что вызвано недостаточно объективной оценкой. А между тем вопрос о характере идейно-художественного самоопределения литератора и соотношении его эстетической позиции с различными направлениями и течениями в искусстве той поры требует всестороннего постижения и переосмысления. Правильное восприятие индивидуальности писателя способствует не только справедливому определению его места в русской литературе, но и помогает восстановить истинную картину литературного процесса порубежной эпохи. 184
выявления сущности его творческого метода, в первую очередь необходимо воссоздать литературную родословную писателя, т.е. его место в рамках традиции русской классической литературы. В вересаевистике не вызывает сомнения тот факт, что в ранних произведениях Вересаева (написанных до 1908 года) отчетливо заметно продолжение тургеневской реалистической традиции, наличие которой сам литератор не отрицал. Писателем тургеневской школы раннего Вересаева считают Е. Колтоновская [10, с. 131] и Ю. Бабушкин [4, с. 3]. Помимо этого исследователи единогласно констатируют, что неоспоримым является также влияние идей Л. Толстого на становление мировоззрения писателя, доказательством чему служит посвященная великому художнику часть литературно-критической дилогии «Живая жизнь». Однако литературоведы и критики старательно обходят вниманием вопрос о месте Достоевского в творческом сознании Вересаева. Это обстоятельство вызвано тем, что в юности Достоевского сам писатель не читал, никогда не считал его своим предшественником, сознательно у него не учился и даже пытался развенчать образ классика. Тем не менее достоверно известно, что в зрелые годы, уже с позиции теоретика «живой жизни», Вересаев тщательно изучал творчество великого романиста. Особенно актуальной в этом ключе представляется идея достоевиста Г. А. Зябревой, которая считает, что «самой природой своего дарования писателя-идеолога В. В. Вересаев был обречен на весьма сложные, хотя чаще всего невольные контакты с Ф. М. Достоевским <.. .> и даже - порой - на прямое, пусть и неосознанное восприятие его идей» [9, с. 102]. Поэтому в данном случае можно говорить о том, что линия типологического родства писателей проходит в первую очередь по пути формирования их теорий «живой жизни».
Исходя из сказанного, актуальность данной статьи обусловлена необходимостью воссоздания истинного круга литераторов, повлиявших на развитие В. В. Вересаева как художника и на становление его концепции «живой жизни». Цель настоящей
публикации - выявить рецепции художественного опыта Достоевского в творческом сознании Вересаева.
Концептуальный аспект. На рубеже Х1Х-ХХ веков фигура Достоевского невольно становится призмой, через которую просматриваются программы новых литературных течений, вследствие чего и всё его творчество проходит сложный путь этико-эстетической переоценки. Существенным является и то обстоятельство, что в новой трактовке произведений классика происходит неоправданное смещение акцентов в пользу тех идей, которые наиболее интересны либо близки самому интерпретатору.
Так, декаденты, известные тягой к мистико-религиозному переосмыслению жизни, провозгласили Достоевского одним из родоначальников своей теории. Очевидно, что избрание Достоевского в качестве предтечи декаданса основывается не на объективном анализе его творчества и философских воззрений, а подкрепляется лишь некоторыми высказываниями и частными положениями теорий писателя, которые, изымаясь из общего контекста, возводились в некий идеологический культ и становились манифестом новых течений.
Резко негативное отношение к такой расстановке приоритетов выказывает Максим Горький в статье «Заметки о мещанстве» (1905), а за ним - и писатели-реалисты, сотрудничавшие с Горьким в товариществе «Знание». Однако их критика относилась главным образом не к творчеству Достоевского, а к проповеди мещанства, искажавшей идеи великого мастера. Таким образом, отношение писателей и мыслителей начала ХХ века к Достоевскому преимущественно определяло их общественно-литературную позицию.
В разгар этой полемики, в 1909 году, В. В. Вересаев начал работу над литературно-критическим исследованием «Живая жизнь», состоящим из двух частей - «О Достоевском и Льве Толстом» и «О Ницше». Работа продлилась до 1914 года, и именно этот труд автор впоследствии признал своим лучшим произведением.
Особенность вересаевской дилогии состоит, прежде всего, в том, что писатель не ставил перед собой непосредственно политических
творчества Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского выходит на нравственно-эстетический уровень и концентрируется на философском содержании их произведений. Романы классиков Вересаев использует в качестве наглядного материала, с помощью которого оформляются итоги его собственных размышлений.
Провозглашая носителем «живой жизни» Толстого, автор трактата решительно отказывает Достоевскому в праве называться сторонником «живой жизни». Символично, что раздел исследования, посвященный Достоевскому, именуется «Человек проклят». «Мы прокляты, жизнь людей проклята вообще!..» - именно в этой фразе (одного из персонажей рассказа «Кроткая») Вересаев видит обобщённое представление Достоевского и его героев о жизни [2, с. 204]. Разумеется, данный труд, несмотря на свою литературоведческую ценность, едва ли может претендовать на объективность в оценке творчества Достоевского. Ведь Вересаев касается здесь только тех черт литературных персонажей предшественника, которые являются наиболее показательными для характеристики его собственной концепции. На этой основе он разоблачает трагическое мироощущение Достоевского и выступает против превозносимого им «культа» страдания. Вересаев отмечает, что «везде у Достоевского <...> мрачная, отъединенная тоска заполняет душу» [5, с. 111], «в душе художника вечная, беспросветная осень» [там же], а герои далеки от «живой жизни», поэтому даже описания природы у классика «стеклянные» [12, с. 112].
Такой итог может быть объяснен предвзятостью анализа, предпринятого Вересаевым в его работе. Безусловно, если считать Достоевского идейным вдохновителем декадентов и реакционеров, теоретиком мещанства, то замечания автора «Живой жизни» оправданы. Однако объективное (насколько это представляется возможным) исследование открывает перспективу умозаключений совершенно иного характера.
Концепция «живой жизни» Достоевского была всесторонне изучена в диссертационном исследовании и ряде научных статей
М. А. Кустовской. Исследователем установлено, что в творчестве классика «живая жизнь» становится сквозным мотивом, концептом, полноценной идеей, которая в свою очередь реализуется на всех уровнях его произведений - от образно-тематического до идейно-поэтического. Достоевский привнес в неё «религиозный компонент, связывая проповедь "живой жизни" с главной задачей своего творчества - утверждением веры в бессмертие души, с исповеданием Православия» [11, с. 59]. М. А. Кустовская установила, что идея «живой жизни» у Достоевского может быть явлена через противопоставление с «подпольем» или бесовством; реализована через образы героев-носителей начал «живой жизни» (начала детскости и женственности, материнства); код ее часто бывает заложен в мифопоэтическом строе произведения: архетипических образах и символических мотивах («воздух», «вода», «мать сыра земля», «солнце» и объединяющий в себе все перечисленные -«сад») [11, с. 195 - 197].
Вересаев же под «живой жизнью» понимает, в первую очередь, текущую действительность, лишенную рационального начала, а также состояние человека в единстве с окружающим его миром. В отличие от духовного наполнения «живой жизни» Достоевского, в основу концепции Вересаева положен принцип биологического детерминизма. В ряду ее характеристик наиболее значимыми являются: иррациональность («живое», по разумению писателя, постигается интуитивно, эмоционально), многоуровневое единство на разных срезах земного бытия (человек - человек, человек -природа, человек - искусство, человек - мироздание), многообразие проявлений. Метафорически идея «живой жизни» реализуется в произведениях с помощью образа «дождя», а также мотивов «тайны» и «борьбы». Ключевыми ее элементами являются категории «счастье» (противопоставленное «удовольствию» и «наслаждению») и «любовь».
Однако следует отметить, что при сопоставлении теорий «живой жизни» обоих писателей становится очевидным неоспоримое влияние Достоевского на формирование идей Вересаева.
Достоевском Вересаев приводит в качестве выдержек лишь те рассуждения классика о «живой жизни», с которыми не может согласиться («Вера в бессмертие души человеческой есть единственный источник живой жизни на земле» [6, с. 179]), он все же решается заключить: «Тем не менее он /Достоевский/ знает все-таки что-то очень важное. Он знает, что «эта живая жизнь есть нечто до того прямое и простое, до того прямо на нас смотрящее, что именно из-за этой этой-то прямоты и ясности и невозможно поверить, чтобы это было именно то самое, чего мы всю жизнь с таким трудом ищем» [там же]. Это заявление созвучно мыслям Вересаева о ценности бытия в повести «К жизни», из которых следует, что автор трактата, протевореча самому себе, всё же видит в Достоевском носителя идеи «живой жизни»: «<...> Толстой, Достоевский, - с разных концов, мыслью, художественным чутьем, - все приходят к тому же: к пониманию громадной ценности жизни как она есть» [7, с. 272].
Сам же Вересаев дает следующую характеристику рассматриваемому понятию: «Живая жизнь не может быть определена никаким конкретным содержанием. <...> Жизнь сама по себе представляет высочайшую ценность, полную таинственной глубины» [6, с. 212 - 213]. Как видно, отрицая религиозное сознание Достоевского якобы из-за отсутствия у него конкретики, Вересаев сам нередко (как, например, в выделенной части цитаты) прибегает к отвлеченным, «размытым» рассуждениям.
В концепциях «живой жизни» обоих писателей отвергается рациональное осмысление действительности в худшем его проявлении. Как известно, в «Записках из Подполья» Достоевский выводит оппозицию «живая жизнь» / «подполье», которое, в свою очередь, является порождением избыточной рассудочности, прагматизма, рационализма. Версилов, герой романа «Подросток», приходит к выводу, что « <...> живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, <...> это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное...» [8, с. 178].
Вересаев также противопоставляет разум чувству, инстинкт -интеллекту, и отдаёт предпочтение естественности в противовес сознательности: «Разум вдруг отступает, выдвигается другая сила. Своеобразным, не поддающимся сознанию путем она охватывает окружающую жизнь так глубоко и полно, <.. .> как разум не смел бы и мечтать» [6, с. 204].
Далее, анализируя взгляды другого русского классика, Вересаев делает вывод о том, что «детскость души выше для Толстого самой высшей святости». Однако не вызывает сомнений тот факт, что и Достоевский представляет детей с их мировосприятием как высшую ценность. Показательно, что и в повести Вересаева «К жизни» покалеченный щенок Волчок, которого Чердынцев видит у крыльца Гольтяковых, «весело и детски доверчиво» [7, с. 312] смотрит на то, как его кусает «большой мрачный пес» - поскольку именно благодаря пережитым страданиям больной зверёк теперь так искренне и по-детски радуется жизни.
Аргументируя свою концепцию, Вересаев неустанно обращается к героям Достоевского. Сравнивая персонажей обоих классиков-современников, автор приходит к выводу, что Толстой не способен нарисовать достоверные образы людей, жизненно живущих в любви и самоотречении, но такой писательский талант есть у Достоевского, и именно его герои настоящие, живые. При этом ошибочно считая главными выразителями исканий и взглядов Достоевского таких персонажей, как Подпольный парадоксалист, Ставрогин, Иван Карамазов и Родион Раскольников, писатель заключает следующее: герои Достоевского чувствуют, что где-то есть «живая жизнь», но где она и что из себя представляет - не знают. Для автора трактата ни Макар Долгорукий, ни Алеша Карамазов, ни старец Зосима не могут быть носителями «живой жизни», поскольку в системе координат Вересаева-мыслителя религия не может дать полноценный ответ на вопрос, что есть «живая жизнь». Ввиду этого христианский подход к осмыслению «живой жизни» он считает недостатком в системе взглядов Достоевского. Но такая категоричность в итоге противоречит другим заявлениям Вересаева,
способ приобщения к «живой жизни»: «Жизнь бесконечно разнообразна, бесконечно разнообразны и люди. Общее у них, всем дающее смысл, - только жизнь. Проявления же жизни у разных людей могут быть совершенно различны» [6, с. 213].
Концептуально важным этапом в определении сущности «живой жизни» для Достоевского, по наблюдениям М. А. Кустовской [11, с. 183], является разграничение понятий «живая жизнь» и «жажда жизни». Традиционно в русской классической литературе «жажда жизни» несет оттенок гедонизма (наслаждение жизнью и осознание ее самоценности) и берет начало в выражении «праздник жизни», которое встречается еще у Пушкина [1, с. 194 - 197]. У Достоевского между этими явлениями есть принципиальная разница, более того, в «Братьях Карамазовых» они образуют понятийную полюсность, воплощаясь в образах «клейких листочков» и «кубка». Абсурд рассуждений Ивана Карамазова формулируется следующим образом: «Жажда жизни без веры в жизнь, т.е. в смысл ее, в "порядок вещей" - <.. .> ахинея» [1, с. 209].
В концепции «живой жизни» В. Вересаева есть несомненные противоречия, в связи с чем мы не можем опираться только на те положения, которыми сам писатель подытоживает свои рассуждения. На это, к примеру, указала З. В. Кирилюк во вступительной статье к «Избранным произведениям» (1988), где справедливо отмечено: «В революционной борьбе он /Вересаев/ видел истинное проявление «живой жизни», но, с другой стороны, его понимание «живой жизни» как бессознательной, бесцельной, инстинктивной силы фактически являлось отрицанием революционной борьбы, которая невозможна без <.> программы действий» [4, с. 15]. Очевидно, что в понимании Вересаева сформирована градация проявлений жизни в ее многообразии. Здесь присутствуют те же категории, что и у Достоевского, но с оправданной разницей в семантическом наполнении: «живая жизнь» - это «всякое проявление живого существа» [6, с. 213], полное таинственной глубины, а «жажда жизни (бытия)» - это стремление к
борьбе как катализатору человеческих возможностей, наслаждение и упоение ею, это и прямо противоположное бездействию стремление творить свою жизнь. Даже при таком несовпадении интерпретаций очевидно, что в обеих теориях «жажда жизни» есть только часть всего потока «живой жизни», одно из ее проявлений.
Необходимо подчеркнуть, что, по наблюдению Г. А. Зябревой, роман Вересаева «В тупике» «с непреложной очевидностью свидетельствует о спонтанном движении художественной мысли автора навстречу Достоевскому» [9, с. 110]. Исследователь обнаруживает, что именно в этом произведении Вересаевым поднята тема духовной бесовщины, противопоставляемая автором «живой жизни», а в образе Веры и ее отца реализована одна из важнейших идей Достоевского -идея очистительного страдания, помогающего изжить грех ложных убеждений [9, с. 108]. Таким образом, очевидно, что творческие пересечения писателей обнаруживаются на уровне поэтического выражения идеи «живой жизни» в их художественной прозе.
Выводы. Как видим, размышляя над содержанием концепта «живая жизнь», Вересаев во многом не соглашается с Достоевским. Однако, сравнивая представления обоих писателей, можно утверждать, что идею «живой жизни» Вересаев воспринимает через призму взглядов Достоевского. И, хотя он сам видит истоки своей концепции в мировоззрении других русских классиков (Тургенева, Толстого), она, бесспорно, коррелирует прежде всего с идеями Достоевского. Однако это наблюдение все же не дает оснований для отождествления художественного метода Вересаева, определяемого нами как обновленный тип критического реализма, с духовным реализмом Достоевского.
Представленные в статье наблюдения позволяют переосмыслить традиционный взгляд на место великого классика в творческом сознании В. В. Вересаева, поставив под сомнение укоренившийся в литературоведческой науке вывод о том, что у этих писателей нет и не может быть точек соприкосновения. А значит, серьезна перспектива научных исследований, продолжающих логику предпринятой работы и высказанных в ней выводов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы / С. Г. Бочаров. -М. : Языки русской культуры, 1985. - 626 с.
2. Бровман Г. В. В. Вересаев. Жизнь и творчество / Г. Бровман. -М. : Сов. писатель, 1959. - 367 с.
3. Вересаев В. В. Живая жизнь: Избранные произведения / В. В. Вересаев; вступ. ст. З. Кирилюк. - К.: Дншро, 1988. - 525 с.
4. Вересаев В. В. Собр. соч. : в 5 т. / В. В. Вересаев. - М. : Правда, 1961. - Т. 1 : Повести и рассказы 1887- 1900 гг. / вступ. ст., подгот. текста и прим. Ю. У. Бабушкина. - 1961. - 480 с.
5. Вересаев В. В. Собр. соч. : в 4 т. / В. В. Вересаев. - М. : Правда, 1985. - Т. 2. : Повести и рассказы 1901 - 1908 гг. / сост., ред. Ю. Фохт-Бабушкин. -1985. - 544 с.
6. Вересаев В. В. Собр. соч. : в 4 т. / В. В. Вересаев. - М. : Правда, 1985. -Т. 3. : Рассказы 1915 - 1927 гг. / сост., ред. Ю. Фохт-Бабушкин. - 1985. - 448 с.
7. Вересаев В. В. Собр. соч. : в 4 т. / В. В. Вересаев. - М. : Правда, 1990. - Т 1 : Повести. Роман «В тупике» / сост., ред. Ю. Фохт-Бабушкин. - 1990. - 608 с.
8. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. : в 30 т. (33 книгах) / Ф. М. Достоевский. - Л. : Наука, 1972-1990. - Т. 13 : Подросток. -1975. - 446 с.
9. Зябрева Г. А. Идеи и образы Ф. М. Достоевского в «крымском романе» В. В. Вересаева / Г. А. Зябрева // Вопросы русской литературы / гл. ред В. П. Казарин. - Симферополь: Крымский архив, 2008.- 15 (72). - С. 101-112.
10. Колтоновская Е. Вересаев / Е. Колтоновская // Новый энциклопедический словарь : в 29 т. - СПб. : Типография Акционерного общества «Брокгауз - Ефрон», 1911 - 1916. - Т. 10. : Вёльнер - Власть дисциплинарная. - 1912. -540 с.
11.Кустовская М. А. Концепция «живой жизни» в творчестве Ф. М. Достоевского: дис. ... канд. филол. наук : 10.01.02 «Русская литература» / М. А. Кустовская. - Симферополь, 2008. - 238 с.
12. Нольде В. М. Вересаев. Жизнь и творчество / В. М. Нольде. -Тула: Приок. кн. изд-во, 1986. - 190 с.
