УДК 81'42
Г. В. Бобровская
ТЕОРИЯ ФИГУР РЕЧИ И ПРАГМАТИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА ГАЗЕТНОГО ДИСКУРСА
В статье анализируются прагматические аспекты фигуральной речи, использующейся в современном российском газетном дискурсе. Особое внимание уделяется функционированию фигур речи в соответствии с их эстетической, семантической, аргу-ментативно-риторической дискурсивной ролью.
The paper analyses pragmatic aspects of the figurative speech used in modern Russian newspaper discourse. Special attention is paid to figures of speech functioning according to their aesthetic, semantic, and argumentative-rhetorical discoursive role.
Ключевые слова: элокуция, фигура речи, газетный дискурс, прагматика, дискурсивная роль, функция.
Keywords: elocution, figure of speech, newspaper discourse, pragmatics, discoursive role, function.
Специфика словесного выражения (элокуции) текстов, составляющих принадлежность современного массмедиального континуума, обусловлена самыми различными коммуникативными установками, генерализирующим свойством которых является обращение к массовому адресату с целью информирующего воздействия. Прагматика газетного дискурса как компонента массмедиальной сферы - цели («для чего») и условия («как») создания текста, прямо или опосредованно формирующие механизмы реализации стратегической коммуникативной задачи. Коммуникативно-прагматический анализ газетного дискурса сопряжен с выявлением механизмов построения высказывания, а также с определением того эффекта, который достигается либо не достигается в результате организации текста тем или иным образом.
Приоритетной задачей изучения элокутивной специфики современного российского газетного дискурса является обоснование чрезвычайно богатого прагматического потенциала способов создания выразительной речи с учетом функциональных отличий, присущих разножанровым газетным текстам.
В процессе изложения концептуальных представлений о дискурсивных особенностях вырази-
тельности представляется необходимым коснуться общетеоретических вопросов фигур речи: сущности, терминологии, систематизации. Целый ряд понятий, связанных с теорией фигур, не имеет общепринятого толкования и составляет предмет перманентных теоретико-методологических дискуссий по этому поводу.
Как указывает Ю. М. Скребнев, фигура речи представляет собой «в широком смысле: любые языковые средства, включая тропы, придающие речи образность и выразительность; в узком смысле: синтагматически образуемые средства выразительности» [1]. Придерживаясь «узкого» подхода в определении фигур, дифференциацию элокутивных средств и способов можно провести на основании того, что «тропы предполагают вариации значений, фигуры - прежде всего вариации структур» [2].
Обратим внимание, что согласно Квинтилиа-ну, «фигура определяется двояко: во-первых, как всякая форма, в которой выражена мысль, во-вторых, фигура в точном смысле слова определяется как сознательное отклонение в мысли или в выражении от обыденной и простой формы» [3]. Отмеченные в античных трактатах виды отклонения, обусловливающие возможность выделения фигур плана выражения и фигур плана содержания, легли в основу семиотики риторических фигур, восходящей к так называемой спекулятивной риторике [4]. В данном русле исследований одной из приоритетных является проблема дифференциации фигуры и аномалии [5].
Восходящее к античности определение фигуры (приема) через категорию нормы лежит в основании анализа современных отечественных исследований, авторы которых оперируют критерием прагматически мотивированного отклонения от нормы в ее философском осмыслении [6]. В соответствии с этим, «если отклонение от нормы не мотивировано, то перед нами не стилистический прием, а речевая ошибка» [7]. Развивая данную мысль, следует отметить различия стилистического и риторического приемов: понятие «риторический прием» представляется более широким, нежели понятие «стилистический прием», «так как риторический прием не всегда строится на отклонении от нормы языка/ речи» [8].
© Бобровская Г. В., 2010
Как следует из вышеизложенного, освещение понятия фигуры в современной теории элокуции связано не только с анализом существующих в лингвистической науке дефиниций терминологического сочетания «фигура речи», но и с уточнением соотношения (родо-видовая корреляция, терминологическая дублетность) данного понятия с рядом смежных понятий. Особого внимания в связи с этим заслуживает смысловое наполнение терминов «прием» и «фигура речи».
Вопрос о соотношении понятий «фигура» и «прием» часто решается в пользу их синонимичного понимания, отождествления. Ср.: фигуры -«приемы выразительности, которые реализуются в тексте, равном предложению или большем, чем предложение» [9]. В. П. Москвин, отмечая сложность и неоднозначность критериев противопоставления, все же оговаривает условия дифференциации понятий на основе сопоставления имманентных функциональных различий. В соответствии с этим понятия «стилистическая фигура», «риторическая фигура», «прием языковой игры» и «фигура речи» можно противопоставлять «только функционально: одна и та же фигура может быть использована, в зависимости от целей (функций) ее употребления и как стилистическая, и как риторическая, и как прием языковой игры» [10]. Точка зрения на терминологическое обозначение выразительных средств языка/речи, связанная с родо-видовым соотношением понятий, заключается в следующем: «Целесообразно рассматривать понятия стилистической фигуры и тропа в качестве гипонимов (разновидностей) по отношению к родовому понятию (гиперониму) стилистического приема» [11].
Учитывая сказанное, выдвинем предположение, что более широкий объем понятия «прием» позволяет трактовать данный термин применительно и к средствам образной речи, и к фигурам речи в значении механизма их образования. Определим фигуры речи как прагматически заданные средства усиления выразительности речи, а приемы - как способы их образования. Данная позиция согласуется с традиционной концепцией моделируемости фигур, в соответствии с которой фигуры речи понимаются как «построенные по "отложившимся" в системе языка моделям конкретные словесные образова-
ния» [12]. Использование термина «прием» в нашем исследовании обусловлено, таким образом, стремлением подчеркнуть сам принцип построения тех или иных фигуральных схем, моделей. Так, фигуры нарочито однообразной и нарочито пространной речи связаны с использованием приема повторения одноструктурных элементов, фигуры двусмысленной речи - приема реализации многозначности, фигуры контраста -приема противопоставления, фигуры алогизма -приема противоречия и т. п.
В результате анализа лингвистической литературы было установлено, что вопросы классификаций фигур речи составляют одну из наиболее актуальных и, по общему признанию, до конца не решенных проблем в рамках теории фигур. Структурно-типологические свойства выразительных речевых оборотов служат основой для различных классификаций, при этом, как известно, единой непротиворечивой общепризнанной схемы фигур речи в риторико-стилистической парадигме нет. Современные работы, базирующиеся еще на средневековой традиции, трудах Ю. Ц. Ска-лигера, К. Ф. Хальма, Б. Лами, X. Блэра и прочем риторическом наследии, содержат различные списки фигур [13].
Существование большого числа попыток «списочного» представления фигур объясняется в первую очередь сложностью самого объекта изучения - многоуровневой структурой фигур речи, в которых, как убеждает история вопроса - анализ различных классификационных схем, - формальные показатели служат лишь внешними критериями систематизации [14]. Одним из путей решения означенной проблемы видится установление параметров общей классификации фигур в соответствии с выполнением либо нарочитым невыполнением коммуникативных качеств речи. Требования к речи, ее «качества», выдвинутые еще классической риторикой, могут быть положены и в основание анализа элокутивной организации газетного дискурса.
Полагая, что все фигуры речи в газетном дискурсе в той или иной мере способствуют созданию выразительности, а также связаны с реализацией других коммуникативных качеств речи, приведем в качестве иллюстрации данного положения некоторые примеры.
К способам экспрессивизации можно отнести, в частности, приемы, основанные на межтекстовых ассоциациях. Фигуры интертекста являются в современном российском газетном дискурсе одним из наиболее характерных средств выразительности, часто используемых в заголовках: Что лежит «на холмах Грузии?»; На холмах Грузии - немытая Россия - особый перло-кутивный эффект достигается в результате совмещения в пределах микроконтекста нескольких «трансформаций цитаций». Ср. также: Скромное обаяние бюрократии. Кому в России жить хорошо.
Повышенной эмоциональности публицистической речи служит, к примеру, риторический вопрос: Но каково гражданам великой державы постоянно осознавать, что они живут в стране, где судьба всех и каждого зависит от того, что сегодня «дадут знать людям» их правители?
Критерий точности обусловливает прагматическое использование фигур уточняющей речи, например, эпифраза: Бюджет прохудившийся. «Живые» деньги - не более 70% доходов. Остальные - мертвые. То есть взаимозачеты. Сплошные задержки зарплат и пенсий. Военным не хватало даже на еду. Регионы кормили. В долг; Наши правители - люди мастеровитые. Грубых ошибок пока не совершали. Но знают лишь тепло подъема. Привыкли. За девять лет.
Обратим внимание на фигуры, связанные с интенционально обусловленным нарушением коммуникативных качеств речи.
Фигуры нарочито однообразной речи заключаются в использовании различных повторов: Он не имел званий. Не состоял ни в Союзе писателей, ни в Союзе композиторов. Он - поэт, актер, бард - стал самым народным. Всенародным; В перенасыщенном вещами, информацией и сущностями мире слишком много вещей кажутся необязательными. Необязательной кажется политика, вся сплошь состоящая из блеклых троечников; необязательной кажется литература, обмельчавшая до карликов; необязательна так называемая культурная элита, производящая немыслимое количество не обеспеченных смыслом слов и дурных амбиций.
Фигуры нарочито двусмысленной речи, в частности, дилогия, обусловливают возможность
двоякого толкования: Самый тяжелый бой в мире. Николай Валуев и его соперник вместе весят 272 кг; Бэд бой. Вслед за чемпионатом мира по любительскому боксу-2007 Москва потеряла еще одно крупнейшее событие в этом виде спорта - чемпионский поединок среди супертяжеловесов.
Фигуры нарочито неясной речи связаны, к примеру, с заменой слова иноязычным эквивалентом: Мекъаб («несправедливость» по-аварски). Почему Россия теряет Дагестан. О вахха-бистах, облагающих данью бизнес, расстрель-ных должностях глав районных администраций, охоте на ментов, имамах и авторитетах, особенностях горского правосудия; Беркат («рынок» по-чеченски) - душа города на Кавказе. Хочешь узнать, как живут люди, - ступай туда.
Фигуры нарочито нелогичной речи способствуют отображению парадоксальной сущности чего-либо, что ярко проявляется, например, в оксюмороне: Самый советский антисоветский поэт; Приехать на время, чтобы остаться навсегда.
Культурно-ситуативное понимание дискурса позволяет обосновать полифункциональность фигур речи в газетной периодике и рассмотреть процессы реализации коммуникативно-когнитивных структур в нескольких аспектах. Основными координатами, с помощью которых определяется прагматическое назначение фигур речи, в нашем исследовании являются их функции и дискурсивные роли. Исходя из этого проявления тесного единства формы выражения, мышления и действия анализируются как синкретичный комплекс прагматических функций, подчиненных выполнению эстетической, семантической и ар-гументативно-риторической роли в газетном дискурсе. Данное понимание фигуральной речи не противоречит отмечаемой ранее точке зрения В. П. Москвина относительно возможности использования фигур речи в стилистических, риторических либо игровых целях.
Эстетическая роль фигур речи проявляется в выполнении следующих функций: декоративной, подчиненной собственно украшению, «речевому декору» публицистической речи; креативной, связанной с творческой речевой деятельностью журналиста, с обыгрыванием элементов системы язы-
ка; экспрессивно-патетической, ориентированной на усиление выразительного пафоса журналистского произведения; игровой, заключающейся в придании определенной шутливой окраски, создании различного рода каламбуров.
Подчеркнем, что реализация отмечаемой выше категории выразительности связана именно с экспрессивно-патетической функцией: именно в данном случае фигуры речи служат поэтике выразительности газетного дискурса. Ср. случаи продуцирования нарочито пространной речи, усиленной в первом микроконтексте риторическим вопросом и нагнетанием антонимических пар - во втором: Так в чем секрет бессмертия? Может быть, именно в этой незавершенности, в этой эскизности, в готовности за все браться, всем рисковать, ничем и никем не дорожить, ни собой, ни другими, не бояться ничего — не в смысле даже героического бесстрашия, а в смысле экзистенциальном, в желании и умении все время создавать и преодолевать пограничные ситуации?; Последнее тысячелетие человеческой истории - чрезвычайно плодотворное в культурном, но весьма убогое в нравственном отношении, -прошло под знаком противопоставления взаимообусловленных вещей: свободы и порядка, разума и веры, морали и таланта, богатства и честности, любви и долга.
Синкретичное выполнение креативной и игровой функций особенно характерно для заголовков текстов газетного дискурса. Приведем примеры обыгрывания созвучий - одного из популярного приема языковой игры: Вот блог, а вот порог; На праздник красной горки кричи, Россия, «Горько!»; На мосту стоит прохожий, на преемника похожий; «Как я не сдрейфовала на льдине».
В соответствии с когнитивно-дискурсивным подходом к изучению элокуции газетный микроконтекст является важнейшим условием формирования смысловой структуры, что обусловливает возможность выделения семантической дискурсивной роли фигур речи.
В этом отношении фигуральная речь связана с реализацией смыслогенерирующей функции, что прослеживается, в частности, на примере обогащения публицистической речи смысловыми ассоциациями за счет фигур интертекста: Надзор
на оба ваши дома. Междоусобные войны Генпрокуратуры и Следственного комитета имеют мало общего с соблюдением закона - использования парафраза; либо фигур двусмысленной речи: Фонд стоит особняком. Жителям аварийных домов власть рекомендует домик в деревне - использования дилогии.
Кроме того, семантически-ориентированной является характеризующая функция, связанная с описанием денотативно-референтной основы газетного текста и выражением отношения к ней. Сказанное иллюстрирует субъективно-модальное использование фразовых повторов: Я могу понять, сделав, конечно, над собой некоторое усилие и слегка притворившись политкорректным, зачем России нужна эта Олимпиада. Я могу понять, зная «традиции» российской жизни, почему у этой Олимпиады такой колоссальный, не имеющий себе равных в олимпийской истории бюджет. «Понять» в данном случае - в кавычках, конечно. Но я не могу понять, почему эту Олимпиаду надо строить, как татарский мост, - на головах живых людей. Ср. использование эпифраза, также позволяющее субъекту публицистической речи обозначить личнос-тно значимые смыслы: Политических амбиций у меня нет. Пока.
Наконец, информирующе-воздействующая направленность газетного дискурса предопределяет особую значимость аргументативно-ритори-ческой роли фигур речи. Используя терминологический аппарат теории аргументации, фигуры речи можно отнести к средствам, участвующим в построении «схемы аргументации» [15]. В этом отношении объяснительной силой, на наш взгляд, обладают газетные микроконтексты, в которых фигуры речи привлекаются для выражения самого широкого спектра персуазивных установок.
В одних случаях фигуры речи используются автором-публицистом в пояснительно-иллюстративной функции, как литературные, песенные, исторические аллюзии в следующих примерах: На западном фронте перемены. Провозгласив устами своих американских идеологов «конец истории» и шагнув в эпоху глобализации, не опасаясь конкуренции со стороны «реального» социализма, капитализм начал возвращаться к своему естественному состоянию - неолибе-
ральному; По Балабанову, беспредельный цинизм текущего момента - не новый виток в нашей истории, и произрастает он не только из 37-го, но и из рапортов XXVI съезда чужой стране, «провожающей своих питомцев» на чужую войну, а потом «забывающей» похоронить «сыновей — дочерей», долетевших до афганского солнца.
В других ситуациях в контексте публицистического рассуждения фигуральная речь используется в полемической функции, как нижеприведенные риторические вопросы: Мы рассуждаем так: разве повредит партии, если в ней будет больше открытых площадок для дискуссий? Если больше ее членов станут выступать с инициативами, получат возможность активно действовать, быть услышанными? Это ведь и есть то самое «усложнение» политической жизни; Отчего пропаганда совка переформатировалась в нынешнюю фальшь, цинизм и двуличие. И все делают вид, что ничего не происходит. Разве нет террора против молодого поколения?
В газетном дискурсе фигуральная речь как риторическое средство особенно наглядно проявляет коммуникативные намерения, связанные с побуждением к какой-либо деятельности, к принятию определенных решений; с коррекцией ценностей, представлений адресата, с изменением восприятия ситуации.
Резюмируя изложенное, подчеркнем, что исследование коммуникативно-прагматических особенностей функционирования языковых единиц в газетном дискурсе связано с изучением комплекса информативных, воздействующих и, кроме того, эстетических составляющих. Продуцирование фигур речи закономерно в текстах газетного дискурса, ориентированных на емкое и доступное воплощение коммуникативно значимых качеств речи. Необходимость разграничения основополагающих понятий теории элокуции обусловлена функциональными различиями средств исследуемого корпуса выразительных ресурсов. Природа фигуральной речи раскрывается в комплексном анализе плана выражения и плана содержания «словесных фигур» и может быть описана с учетом не только формальных, но и функциональных параметров.
Примечания
1. Русский язык: энциклопедия / под ред. Ю. Н. Ка-раулова. М., 2003. С. 590-591.
2. Клюев Е. В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция). М., 1999. С. 179.
3. Античные теории языка и стиля: антология текстов. СПб., 1996. С. 259.
4. Пирс Ч. С. Начала прагматизма. СПб., 2000.
5. Todorov Ts. Tropes et figures // To honor R. Jakobson. Essays on the occasion of his seventieth birthday. Paris, 1967. Vol. 3. The Hague. P. 191-206.
6. Сковородников А. П. О системных основаниях классификации риторических приемов // Риторика. Лингвистика. Смоленск, 2005. Вып. 6. С. 163-181; Копнина Г. А. О классификации риторических приемов // Филологические науки. 2004. № 2. С. 88-95; Куликова Э. Г. Норма: Риторические фигуры и па-ралингвистические средства // Вестн. Академии. Ростов н/Д, 2004. № 2. С. 95-102.
7. Худоногова Г. А. К проблеме разграничения стилистического приема и стилистической фигуры // Филологические науки. 1999. № 5. С. 115.
8. Копнина Г. А. Указ. соч. С. 10.
9. Зарецкая Е. Н. Риторика: теория и практика речевой коммуникации. М., 1998. С. 378.
10. Москвин В. П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Терминологический словарь. Ростов н/Д, 2007. С. 3.
11. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. М., 2003. С. 452.
12. Корольков В. М. К теории фигур: сб. науч. тр. Моск. гос. ин-т иностр. яз. им. Мориса Тореза. 1973. Вып. 78. С. 74.
13. Скребнев Ю. М. Тропы и фигуры речи как объект классификаций // Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов н/Д, 1987. С. 60-65; Хазаге-ров Т. Г., Ширина Л. С. Общая риторика: курс лекций: словарь риторических приемов. Ростов н/Д, 1999. С. 119-164; Волков А. А. Курс русской риторики. М., 2001. С. 309-330; Lanham R. A. A Handlist of Rhetorical Terms. Berkeley, 1991. P. 181-197; Corbett E. P. J., Connors R. J. Classical Rhetoric for the Modern Student. N. Y., 1999. Р. 377-448; Harris R. A. Writing with Clarity and Style: A Guide to Rhetorical Devices for Contemporary Writes. Los Angeles, 2003. Р. 1-156; Crowley S., Hawhee D. Ancient Rhetorics for Contemporary Students. N. Y., 2004. Р. 290-313.
14. Москвин В. П. Указ. соч. С. 31-51.
15. Перельман X., Ольбрехт-Тытека Л. Язык и моделирование социального взаимодействия // Новая риторика: Трактат об аргументации. М., 1987. С. 234-306.