CC BY
651
Ю.Ю. Комлев,
доктор социологических наук, профессор (КЮИ МВД России)
ТЕОРИИ ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ. ОТ КЛАССИЧЕСКИХ ПОСТРОЕНИЙ К МОДЕРНИСТСКО-ПОСТМОДЕРНИСТСКОМУ
СИНТЕЗУ
В статье рассмотрены различные подходы к изучению негативной девиантности, структурированы объективистские и субъективистские теории девиантного поведения, раскрыт эвристический потенциал интегративной девиантологии.
Проблематика девиантного поведения в современном обществе - объект постоянного внимания исследователей: социологов, психологов, криминологов. Негативная девиантность и контроль над ее проявлениями исследуются в новых условиях глобализации и стратификации, урбанизации и миграции - противоречивого, кризисного развития «ультрасовременного капитализма». Одним из системообразующих факторов девиантизации общества в современных условиях является его структуризация по критерию «включенность/исклю-ченность» (inclusive/exclusive). Понятие «исключение» (exclusion) появилось во французской социологии второй половины ХХ века как характеристика лиц, оказавшихся на обочине экономического прогресса в условиях «новой бедности».
В контексте стратификации западных обществ метакод «включенность/исклю-ченность» в настоящих условиях характеризует нарастающий разрыв между увеличивающимся благосостоянием одних и «никому не нужными» другими. Особенность в том, что исключение в экономически развитых странах происходит постепенно: путем накопления трудностей, разрыва социальных связей, дисквалификации, кризиса идентичности, роста девиантности. В России исключение про-
изошло на рубеже XXI века взрывообразно: в результате шоковой терапии по Гайдару и приватизации по Чубайсу, череды последовавших рыночных преобразований, образования олигархии и государственно-бюрократического капитализма. И сегодня в нашей стране бедные беднеют все больше, богатые становятся все богаче, при этом все члены общества охвачены плоской шкалой подоходного налога.
Особенно пагубно стратификация общества по основанию «включен-ность/исключенность» отражается на ювенальной среде. «Исключенные» подростки и молодые люди нередко оказываются беспризорными, совершают не только акты уличного хулиганства, обычные кражи, но и более латентные социально опасные преступления (изнасилования, грабежи, разбои, кражи, вымогательства, акты вандализма и экстремизма, преступления на почве ненависти и ксенофобии). В среде исключенных без эффективного социального контроля наряду с «прерывистыми» девиантными карьерами растет риск карьер «интенсивных» на пути рецидивизма и профессионализации преступности, существенно сужается сфера конструктивной активности подростков и молодых людей.
з
По данным Росстата, подростками и молодыми люди в возрасте от 14 до 29 лет включительно совершаются сотни тысяч социально опасных преступлений. Доля этой возрастной группы составе лиц, совершивших преступления, составляет более 50%. Разнообразие и рост масштабов проявлений негативной девиантности, особенно преступности в среде подростков и молодежи, тревожит общественность. Несмотря на некоторое снижение числа несовершеннолетних в составе лиц, совершивших преступления, социологические опросы показывают, что большая часть населения страны (около 60%) считает делинквентность представителей этой группы гораздо более опасной, чем «взрослую преступность».[1]
Наряду с криминальным поведением получают все более массовое распространение саморазрушающие формы девиантности в молодежной среде: алкоголизм и наркотизм. Начиная с 1990 года, наркотизация в России, по оценке С.Г.Олькова, стала развиваться с ускорением по экспоненциальному закону. По статистическим данным, уровень заболеваемости наркоманией среди подростков в нашей стране приблизительно в 2 раза выше, токсикоманией - приблизительно в 8 раз выше, чем среди населения в целом. При этом многие отечественные исследователи фиксируют продолжающееся «омоложение» наркопотребления (Е.А.Кошкина, Н.А.Сиро-та,2001; Ю.Ю.Комлев,2005; М.Е.Поздня-кова,2007). Изменить девиантную биографию, встать на путь исправления в условиях ригористичного российского менталитета, определенной дисфункционально-сти институтов социализации и социального контроля для многих молодых людей
- перспектива из числа маловероятных.
Очевидно, что проблематика девиантного и особенно делинквентного поведения на современном этапе развития российского общества, стратифицирующегося по критерию «включенность/
исключенность», нуждается в ос-
новательном научном анализе, качественно выполнить который невозможно в рамках только юридической, педагогиче-
ской, психологической или традиционной позитивистски ориентированной социологической науки. В развитых странах эта предметная сфера концентрируется в интегративном междисциплинарном предметном поле девиантологии или социологии девиантного поведения (sociology of deviant behavior). Благодаря зарубежным де-виантоло-гическим исследованиям накоплен бесценный теоретический материал и опыт его практического применения в практике социального контроля. К сожалению, для значительного числа отечественных криминологов и правоведов деви-антология - все еще терра инкогнита.
Исследования девиантологов-теорети-ков опираются как на классическое методологическое наследие обществоведов прошлого, так и на постклассическую, постмодернистскую, интегративную традицию социологического описания девиантности.
Критический, объективистский анализ девиантного поведения и социального контроля получил мощный импульс к развитию в рамках классической конфликтологической парадигмы, сформировавшейся на основе воззрений К.Маркса. Маркс первым в XIX столетии обратил внимание на социально-классовую природу преступности и противодействие ей с социальнополитических позиций. Как известно, его научные взгляды формировались во многом под впечатлением «зверств первоначального накопления» капитала: обострения социального неравенства, конфликтности, роста преступности и других социальных отклонений в европейских городах.
К.Маркс и Ф.Энгельс, другие теоретики марксизма определили методологические рамки идеологически ориентированного анализа феномена преступности как «родимого пятна капитализма». Преступность в буржуазном обществе, считал Маркс, -неустранимое явление. По Марксу, «подобно праву, преступление... коренится в тех же условиях, что и существующее гос-подство».[2,с.232] Ф.Энгельс в работе «Положение рабочего класса в Англии» называет преступление «наиболее грубой и самой бесплодной формой... возмущения».
Описывая преступность как протест рабочего класса против капиталистов в форме бесплодной классовой борьбы, Энгельс находит причины социальных отклонений, прежде всего, в экономических условиях современного ему буржуазного общества. Преступность, согласно марксистским воззрениям, элиминирует лишь в бесклассовой формации.
Конфликтологический подход в изучении девиантности получил дальнейшее развитие в рамках постклассической социологии ХХ века. Особую лепту в теоретический анализ девиантного поведения и социального контроля над ним внесли: У.Миллер, Дж.Рейман, С.Спитцер, М.Кол-вин, С.Торстен, О.Терк, Р.Куинни, У.Бон-гер, Г.Руше, О.Хирхаймер и другие социологи как немарксистской, так и неомарксистской ориентации.
Среди девиантологических работ неомарксистов для анализа российской преступности особенно продуктивна теория радикальной криминологии, разработанная Ричардом Куинни (р.1934). Куинни обосновал влияние политического конфликта между господствующим классом и неимущими на формирование девиантного поведения в современных условиях. Еще в книге «Социальная реальность и преступление» (1975) девиантолог, критически оценивая капитализм, определяет его классовую природу как общую причину современной преступности. Логика его анализа состоит в следующем: «Криминальная реальность в обществе основывается на определении преступного и не преступного... В основе процессов криминализации - классовые конфликты... В качестве преступных определяются деяния, противоречащие интересам господствующих в экономике классов... Будет ли то или иное деяние оценено в качестве преступного или непреступного, определяет класс, имеющий власть и доступ к правотворчеству».[3]
В работе «Класс, государство и преступность» (1980) Р.Куинни предложил оригинальную типологию преступного поведения, которая вполне отражает распределение форм преступного поведения и в России с ее государственно-бюрократиче-
ским капитализмом. Так, согласно Куинни, «преступность приспособления» в виде краж, грабежей, убийств и изнасилований распространена в среде рабочих, пострадавших от капиталистической системы; «преступность сопротивления», по его мнению, включает бессознательную реакцию угнетенных «синих воротничков» против эксплуатации; «преступность доминирования и подавления», состоящая в коррупции, откатах, характерна для представителей правящего класса «белых воротничков» и элиты.
В книге «Критика узаконенного порядка: контроль преступности в капиталистическом обществе»(1994) Куинни подчеркивает, что противозаконное поведение власть предержащих во многом не пресекается правосудием. В сфере экономики, управления и контроля это касается, в частности, таких деликтов, как: сокрытие доходов от налогообложения, обман потребителей, коррупция и злоупотребление политической властью. Причем по отношению к люмпенизированным слоям населения уголовное преследование за преступления распространяется в полной мере. Правовые нормы в этой связи не есть результат социального консенсуса. Уголовное законодательство и правоприменение в рыночном обществе рассчитаны на обеспечение господства класса капиталистов, это инструменты эксплуатации угнетенных социальных групп и слоев.
Позитивистский анализ девиантного поведения, социального порядка и стабильности в рамках объективистской традиции был заложен в классических работах функционалиста Э.Дюркгейма. Дюркгейм считал, что социальный порядок как упорядоченность социальных действий индивидов и групп обеспечивается влиянием духовных, социокультурных факторов, способствующих интеграции общества.[4] Ученый обосновал объективность, «нормальность» социальных отклонений. Согласно Дюркгейму, преступность не является социальной патологией — это один из факторов общественного здоровья и неотъемлемая часть любого общества. [3] Преступность существует во
всех типах обществ. Она функциональна, поскольку усиливает солидарность группы, объединяя людей в отношении негативной оценки преступлений. Дюркгейм доказал, что преступность как социальная проблема неискоренима. Однако, поскольку она может принимать ненормальные формы, ей можно и нужно противодействовать средствами социального контроля: ограничивать рост и
трансформировать структуру преступности.
Дюркгейм разработал концепцию аномии (anomie), понимая ее как состояние общества, характеризующееся ценностнонормативным вакуумом, разрывом в преемственности социальных и правовых норм. Аномия, согласно Дюркгейму, развивается в переходных быстро меняющихся обществах, что влечет за собой статистически значимый всплеск различных видов девиантного поведения.
Теоретические положения из социологии девиантного поведения Э.Дюркгейма в области понимания преступности, аномии, путей обеспечения социальной интеграции, порядка, солидарности и социального регулирования во многом предопределили в своей основе облик современной системы формального полицейского социального контроля в развитых капиталистических странах.
Классик структурного функционализма Т.Парсонс, развивая дюркгеймовскую перспективу объективистского анализа девиантности, выделил при обосновании социального порядка роль социализации, инте-риоризации и легитимизации норм и ценностей (таких, как: неприкосновенность человеческой жизни, частной собственности и т.п.).[5]
Функционалист Р.Мертон, описывая аномию в условиях стабильного рыночного общества, показал, что «отклоняющееся от нормы поведение может быть расценено как симптом несогласованности между определяемыми культурой устремлениями и социально организованными средствами их удовлетворения».[6,с.401] Аномия подталкивает многих людей к использованию незаконных средств обогащения (инноваторство и ритуализм), либо
делает их беспомощными, подавленными (ретретизм), либо стимулирует к экстремизму и терроризму (бунтарство). Мертон обратил внимание на доминирующий корыстный характер преступности при капитализме. По его мнению, люди часто, даже имея таланты, прибегают к незаконным средствам (рэкет, спекуляция, мошенничество, сокрытие доходов от налогообложения, компьютерные преступления). Этот тезис во многом находит подтверждение и в современном российском обществе. Так, по данным уральского социолога В.Г. Попова, современная молодежь чаще всего «сталкивается» с корыстными преступлениями, такими, как воровство (45%), вымогательство денег (35%), разбой (15%), мошенничество (14%). [7,с.73]
Концепция аномии получила развитие в постклассической теории блокирования идеалов и фрустрации статуса А.Коэна, где в качестве главных детерминант девиантности рассматриваются социокультурные и статусно-ролевые факторы девиантной адаптации. Аномический анализ развили Р.Кловард и Л.Олин в теории нелигитим-ных возможностей. По мнению Кловарда и Олина, рост вероятности деликтов со стороны деклассированных индивидов больше зависит от возможности их доступа к незаконным средствам для достижения материального успеха и высокого социального статуса. В ситуации, где такие возможности реально могут быть реализованы, молодые люди из необеспеченных семей дают выход своей аномической фрустрации в тех или иных формах групповых делинквентных реакций (криминально ори-ентированн ые, конфликтно-ориентированные и ретритистски-ориентированные шайки), каждая из которых обеспечивается определенным типом делинквентной субкультуры.
В рамках классической бихевиористско-психологической парадигмы социальный порядок и девиантное поведение исследуются с субъективистских позиций. Акцент делается на индивидуально-психологической стороне этих общественных явлений, на символических аспектах социального взаимодействия. Как известно,
предтечей субъективистской перспективы в девиантологии был Г.Тард, который опирался на законы подражания при объяснении девиантности и механизмов сплочения общества. В качестве важного фактора социального контроля он одним из первых обратил внимание на возможности социализации личности, на отношения, возникающие между людьми при передаче социального опыта с помощью психологических механизмов. [8]
Фундаментальный вклад в субъективистский анализ феноменов девиантности внес М.Вебер, который превыше всего ставил индивида, причиной развития общества называл культурные ценности. В работе «Протестантская этика и дух капитализма» Вебер показал, каким образом разобщенные между собой действия тысяч предпринимателей и наемных работников создали капитализм — общественную систему огромной сложности с необычайно развитой социальной структурой. Недостаточное освоение норм трудовой этики и проявления девиантности, по Веберу, — это не божья кара, а результат определенных накопившихся, аккумулированных социальных практик, при которых труд плохо оплачивается, работа плохо организована и в силу ежедневных страданий лишена ценностных результатов.
Собственно психологические интерпретации девиантности в рамках классической субъективистской традиции продолжили
З.Фрейд, Э.Эриксон, Э.Фромм и др. Так, психоаналитический подход З.Фрейда к объяснению девиации покоится на том положении, что человек асоциален по природе и в основе своей представляет неуправляемое, импульсивное социальное животное. Поэтому наличие социальных ограничений необходимо для контроля над его агрессивным, отклоняющимся поведением.
По Фрейду, если все три компонента личности «Ид», «Эго» и «Супер-Эго» действуют сбалансированно, то человек ведет нормальную жизнь, сублимирует. Если «Эго» и «Супер-Эго» выстроены неадекватно в структуре личности, то их запреты не блокируют активизацию инстинктов в
бессознательном. Отсюда следует агрессия и девиантность. По образному выражению немецкого криминолога Г.И.Шнайдера, «преступление — это результат неудачи «Эго» в его попытках удержать под контролем агрессивность, ненависть и фруст-рацию».[9,с.72]
Субъективистские интерпретации девиантности получили дальнейшее развитие в рамках символического интеракционизма в первой половине XX века. Трудами
Ч.Кули и Дж.Мида, И Гофмана и др. было доказано, что личность формируется в результате интеракций с ближайшей социальной средой, осваивая артикулируемые ею требования, правила, нормы — в итоге девиантность подавляется внутренним самоконтролем индивида. Так, по мысли И.Гофмана, социальный порядок формируется в повседневном социальном взаимодействии через соблюдение неписанных и не всегда осознаваемых индивидом правил поведения. Сторонники символического интеракционизма и социального конструктивизма считают, что люди своими действиями конструируют социальную реальность и структуры общества, в том числе систему социального контроля, социальные нормы и девиантность.
Исследования девиантности с позиций символического интеракционизма в по-стклассический период получили наиболее яркое развитие в теориях стигматизации Г.Бекера, Е.Лемерта, Ф.Зака, Э.Шура.
Концептуально теория стигмы (клеймения, лейблов) базируется на двух основных положениях. Во-первых, отклоняющееся поведение следует интерпретировать не как нарушение социальной нормы, признак предрасположенности индивида или качество социального действия, а как результат его символического определения, наклеивания девиантного ярлыка в результате социальной реакции. Поэтому в теории стигматизации особое значение придается силе слова и реакции общества на поведение людей. Во-вторых, «клеймение» порождает и усиливает девиантность. В этом смысле отклоняющееся поведение есть ответ индивида на стигматизацию, который ведет к вторичному от-
клонению, в ходе чего формируется девиантная идентичность.
Теория лейблов объясняет лишь вторичное отклонение, рецидивизм, процесс формирования девиантной карьеры под воздействием чрезмерного социального контроля, но не этиологию первичного отклонения. Тем не менее, ее эвристический потенциал достаточно высок, чтобы объяснить рост рецидивизма в современном российском обществе, особенно в молодежной среде. Как известно, по статистическим данным МВД России, при общем снижении объема преступности в стране количество рецидивных преступлений в 2010 году возросло на 40%. В структуре рецидивных преступлений половину составляют тяжкие и особо тяжкие, более 60% от всей рецидивной преступности приходится на кражи, грабежи, разбои и хулиганство - составы, создающие наибольшие угрозы и беспокойство для общества в целом и для каждого его члена в отдельности. При этом самый высокий процент рецидива зафиксирован в возрастной группе от 22 до 24 лет.[10] Заметим, что каждое третье преступление совершается лицами, имеющими стигму судимости.
В девиантологии эпохи модерн в рамках объективистской или субъективистской традиции девиантность и преступность описываются позитивистски типично определенно, без использования элементов рассуждения (диалога), дискурса. С развитием постмодернизма - детища второй половины XX века его основоположниками французскими философами Ж-Ф.Лиотаром и М.Фуко изменились и представления о девиантном поведении. Как известно, постмодернизм отражает переход общества от эпохи модерна к состоянию постмодерна, от классовой структуры к обществу фрагментарного типа. Постмодернизм характеризуется интенсивным скептицизмом по отношению к науке, возможностям человеческого разума, релятивизацией всех знаний. Постмодернизм ставит под сомнение веру в возможность познания и преобразования мира. Для философии постмодернизма присущи рефлексивность, пастиш (смешение стилей, заим-
ствованных из различных контекстов). Постмодернист и криминолог Э.Янг в работе «Imagining Crime. Textual Outlaws and Criminal Conversations» (1996) переосмысливает криминологические тексты, проводит дискурсивный анализ, исследует роль языка, символов и метафор в создании образов преступного поведения.
Релятивны и сконструированы с позиций постмодернизма социальные нормы, ценности, девиантность и преступность, а также само общество как их источник. По мысли Г.Барака, «преступления - это рекурсивная продукция, однообразные действия, которые стали частью исторического и культурного общения, достигшие относительной стабильности в определенном времени и пространстве.[11,р.219]
В итоге девиантология и криминология постмодерна определяют преступление на контрасте объяснения этого явления в модернизме и постмодернизме, на отказе от внешней причинности и жесткого рационализма. Преступность и контроль над ней мыслятся посмодернистам как неопределенные, взаимосвязанные, относительные, динамические конструкции. Тем самым постмодернизм проблематизирует представления о феноменах девиантности и преступности, современном социальном порядке и контроле над отклоняющимся поведением.
Постклассический и, особенно, постмодернистский дискурс в социальной науке и девиантологии, исходя из релятивизации знаний, открыли путь к новым направлениям исследований девиантности. В результате девиантологами было выдвинуто много новых гипотез и теорий, объясняющих природу девиантности на постсовре-менном этапе развития общества.
Анализ новых оригинальных зарубежных работ по теории девиации весьма затруднителен. Во всяком случае, достаточно сложно провести грань между современными теориями, связанными как с классическими концепциями девиантности, так и постклассическими. Зарубежные авторы активно интегрируют положения классических и постклассических теорий в собственных концептуальных построе-
ниях. Наиболее полное изложение новых идей и подходов в девиантологии и криминологии содержат, с нашей точки зрения, труд Делоса Кейли «Deviant Behav-ior»(1996), работы Рональда Айкерса «Criminological theories: introduction and evaluation»(1997) и Грега Барака «Integrating Criminologies» (1998).
Анализ англоязычных и немногих отечественных работ позволяет по крупицам собрать материал о состоянии и направлениях развития современной девиантологической мысли за рубежом. Обобщение положений из публикаций англоязычных де-виантологов, переведенных на кафедре философии, политологии, социологии и психологии при участии курсантов КЮИ МВД России, позволяет дать краткий обзор современных направлений девиантологической и криминологической мысли.
Феноменологическое направление традиционно противостоит позитивистским теориям девиантности. Феноменология основную свою задачу видит в анализе и описании повседневной жизни - жизненного мира и связанных с ним состояний сознания. Его сторонники в девиантологии
- П.Филмер, М.Филипсон, Д.Уолш. Феноменологи развивают идеи конвенциональ-ности преступности и девиантности в целом. По их мнению, отклонение - не внутренне присущее тому или иному действию качество, а следствие соотнесения действий с правилами и применением санкций к нарушителю. Социальное отклонение - это в значительной степени приписываемый статус, в нем фиксируются не только поступки самого отклоняющегося индивида, но и действия окружающих его людей. Отсюда происходит штампование «преступников», их конструирование.
Феминизм (М.Маерс, Д.Клейн, Р.Саймон, Ф.Адлер) в девиантологии опирается на анализ различий по биологическому (секс) и социальному (гендер) полу. В рамках феминизма развиваются либеральные, радикальные и марксистские течения. Сторонники феминизма не удовлетворены традиционными позитивистскими теориями девиантности, поскольку те ориентированы на объяснение преступного
поведения только со стороны мужчин. Они считают, что все существующие биологические и психологические теории, теории аномии, социального контроля, дифференциальной ассоциации, стигматизации, дезорганизации и социального научения созданы для того, чтобы объяснять преступность мужчин и проверялись только на мужском населении.[12,p.197] Определенные части этих теорий, по мнению теоретиков феминизма, полезны, но в целом они не пригодны для объяснения феномена женской преступности. При этом хорошо развитого исключительно феминистского объяснения девиантности в зарубежных источниках найти не удается.
Либеральный феминизм причину преступности видит в социализации по гендерному основанию (в ее специфике). Женской преступности препятствуют гендерные нормы, более плотный социальный контроль (готовность рисковать поощряется у мальчиков и пресекается у девочек), физическая слабость и уязвимость женщин по сравнению с мужчинами, репродуктивносексуальные отличия женщин и мужчин.
Таким образом, девиантологи-феми-нисты при изучении женской преступности и девиантности считают ключевыми факторами гендерные различия и возраст, которые другие теории игнорируют. Наряду с поло-ролевыми факторами, они отводят весьма важную роль в объяснении отклоняющегося поведения женщин фоновой патриархальной структурой, которая пронизывает все стороны жизни современного общества.
Современная критическая криминология как направление девиантологической мысли объединяет сторонников левого реализма, миротворческой (аболиционизм) криминологии и конститутивной криминологии. Все эти направления в современной девиантологии занимают критические позиции по отношению к современному западному обществу и его системе криминальной юстиции.
Левый реализм — течение в неомарксистской критической криминологии, выступающее против левого идеализма и ортодоксального марксизма. Его наиболее яр-
кий представитель - британский криминолог Джон Янг. Левые реалисты исходят из того, что не только среди преступников, но и среди жертв преступлений большинство составляют представители низших классов. Они считают, что уличные преступники и преступники из числа служащих -это «революционные солдаты в классовой борьбе».[12,p.179]
Аболиционизм - миротворческая криминология. Его последователи в США и скандинавских странах Европы (Т.Матисен, Н.Кристи, Х.Пепинский) выступают против современной тюремной системы, предлагая альтернативные меры социального контроля. На смену политики «войны с преступностью», по их мнению, должна прийти политика «мира с преступностью». Рост насильственной преступности в развитых странах вызван эскалацией насилия со стороны государства. Аболиционисты выступают за отказ от института смертной казни и репрессивной полицейской и пенитенциарной системы, предлагая стратегию уменьшения вреда (harm reduction).
Конститутивная криминология, созданная на основе постмодернизма, отвергает поиск причин преступности в объективной реальности и рассматривает ее как продукт «дискурсивных практик» среди преступников, контролеров (полицейских, тюремных надзирателей) и жертв преступлений. С позиций постмодернизма преступность и контроль над ней не могут быть отделены от всеобщего структурного и культурного контекста, в котором они продуцируются. Это положение конститутивной теории активно противостоит традиционной криминологии, которая вырывает из социального и культурного контекстов феномены преступного поведения, анализируя их раздельно.
Интегративные теории девиантности. На рубеже XXI века в эпоху «ультрасовременного капитализма» с его новой стратификацией по критерию «включен-ность/исключенность», с качественным ростом неопределенности многих социальных феноменов, с возникновением виртуальной реальности, симулякров и симу-
ляций от девиантности в зарубежной криминологии и девиантологии сложился заказ на новый модернистско-постмо-дерни-стский синтез девиантологических знаний. Интегративная перспектива в теории может указать путь преодоления антагонизма между объективизмом и субъективизмом, между позитивизмом и феноменологией в условиях жесткого диалога и противоборства парадигм. Как полагает Г.Барак, модернистско-постмодернистский синтез лежит в основе, возможно, самого полного объяснения и контроля преступлений.[11] Действительно, детерминация многих современных форм девиантного, делинквентного поведения с позиций только одного теоретического подхода отнюдь не всегда является успешной, а подчас и невозможной. В связи с этим создание интегративных теорий в последние десятилетия на Западе есть результат обобщения, интеграции наиболее удачных положений для объяснения преступности из уже существующих двух и более девиантологических теорий. Так, например, Рональд Айкерс создал свою интегративную теорию «концептуального поглощения» (Conceptual Absorption), привлекая понятийный аппарат из теорий научения и социального контроля. Аналогичным образом рассуждали девиантологи Френк Пирсон и Нейл Уей-нер при создании теории «интегративной структуры» (Integrative Framework). Объяснительная модель этих авторов построена на принципиальной основе теории социального научения с интеграцией концептов из всех наиболее важных макро- и микро-девиантологических теорий в одной «интегративной рамке». Делберт Эллиот разработал интегративную модель на основе объединения концептов из теорий напряжения, социального контроля и социального научения. Аналогичные построения предложили А.Лиска (теория «состязания») и Т.Торнберри («интегративная теория»). Три взаимосвязанных эксперимента по теоретической интеграции осуществлены Р.Сэмпсоном и Дж.Лаубе (1993), Б.Вилой (1994) и Б.Арриго (1995). Эти новейшие теоретические поиски пока-
зали перспективность новой полипарадиг-мальной интеграции в девиантологии.
Резюмируя обзор рассмотренных выше положений из классических и посткласси-ческих девиантологических теорий, можно сделать вывод о том, что в условиях процесса «включения/исключения», возросшей социальной обусловленности, сконст-руированности отклоняющегося поведения в современном мире девиантологическая наука лишь приблизилась к объяснению и пониманию природы негативной девиантности. Различные теоретические модели девиантности показывают, что «человек с отклонениями» интересен как продукт определенного общества, его нормативно-
ролевой структуры, культуры и субкультур, конфликтов и «дискурсивных практик», на которые существенное влияние оказывают разнообразные и взаимосвязанные друг с другом факторы. Девиантность и преступность, социальный контроль над отклонениями не могут быть отделены от всеобщего структурного и культурного контекстов, в которых они продуцируются. Девиантологическое знание релятивно, но оно — надежный ориентир для поиска путей отказа от девиантных карьер, повышения эффективности социального контроля в интересах российского общества и государства
ЛИТЕРАТУРА
1.Комлев Ю.Ю. Теория рестриктивного социального контроля. Казань: КЮИ МВД Рос-сии,2009.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология// К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч.Т.3.
3.Комлев Ю.Ю., Сафиуллин Н.Х. Социология девиантного поведения. Казань: КЮИ МВД России,2006.
4. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.,1992.
5. Парсонс Т. Система современных обществ. М.,1997.
6. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия//Социология преступности. М., 1966.
7.Попов В.Г. Молодежь в сфере криминогенного влияния//Социол. исслед.1998. №5.
8. Тард Г. Законы подражания.СПб.,1999.
9. Шнайдер Г.И. Криминология. М.,1994.
10. Петров И. В России резко выросло количество рецидивных преступлений// RBCDAILY от
30.03.2011 [Электронный ресурс] - Доступно из ULR:
http://www.rbcdaily.ru/2011/03/30/focus/562949979958708
11. Barak G.Integrating criminologies. Allyn & Bacon.1998.
12. Akers.R.L. Criminological Theories: introduction and evalution-2nd ed. Los Angeles,1997.
