CC BY
65
В гуманитарной системе знания существует многообразие подходов к осмыслению понятия власти; комплексность и многомерность данной дефиниции порождает целую палитру мнений и точек зрения, что приводит к неизбежности споров относительно содержания и использования этого термина. Сразу хотелось бы отметить, что, если природа власти вообще выявляется в широком теоретико-концептуальном пространстве, то по отношению к термину «государственная власть» такое разнообразие встретить достаточно трудно. Тем не менее в политико-правовой практике вопрос о сущности государственной власти в высшей степени актуален и значим, нежели рассуждения о власти «как таковой». «Для современного человека вообще, -замечает С.А. Котляревский, - проблема власти в ее отношениях к личной и общественной свободе представляется, прежде всего, в форме проблемы именно государственной власти» [8, с. 27].
В то же время в государствоведении присутствует весьма существенный разрыв, а порой и противоречие между концептуальным полем понятия «власть» и теориями государственной власти. Так, феномен власти рассматривается почти во всех науках, так или иначе связанных с обществом, а государственная власть фундаментально исследуется, как правило, в рамках правового познания. В связи с этим, несомненно, прав Д.А. Керимов, связывающий одну из причин отставания государствоведения, а в некоторых случаях и его явное противоречие другим социальным наукам, с тем, что «изучением проблем государства занята единственная отрасль знания -юридическая наука, даже не юридическая наука в целом, а лишь общая теория государства и права» [6, с. 236]. Причем «общая теория государства и права не смогла в достаточной степени развиться в рамках юридической науки, поскольку, хотели мы того или нет, государственная деятельность анализируется формально, только в институциональном плане, в рамках, закрепленных законодательством, т.е. в значительной мере через “юридические очки”» [11, с. 11], - дополняет эту мысль Л.С. Явич, вследствие чего «цель этой научной работы (юридико-догматической. - Авт.), - писал Б.Я. Кистяковский, - определить сущность государственной власти, сформулировав ее в строго логически построенном юридическом понятии, - далеко не выполнена».
Бесспорно и то, что «чистое» юридическое осмысление государственной жизни общества далеко не всегда способно давать ощутимые (как в теоретическом, так и в практическом плане) результаты, ибо различные ипостаси социального взаимодействия никогда не существуют изолированно, но взаимодополняют и развивают друг друга. Более того, современный методолог В.М. Розин ставит достаточно провокационный для современных юристов вопрос: возможно ли вообще считать юридическое исследование объективным, если оно зачастую проводится при помощи юридических средств, схем, давно уже устаревших, не отражающих современную юридико-политическую действительность, когда выработанные универсальные модели познания юридического и политического бытия общества не удовлетворяют
запросам «новой постепенно формирующейся социальной и юридической практики» и эволюционирующего вслед за ней правового мышления.
Кризис современной юриспруденции, по его мнению, касается не столько организационных структур и юридических институтов, сколько форм их осмысления, «именно система правовых идей, правовая наука, более того, формы правового сознания поддерживают и цементируют уже в значительной мере отжившие традиционные способы работы и мышления юристов» [9, с. 33].
Из вышесказанного можно сделать следующий вывод: придерживаться лишь юридических позиций, не учитывая междисциплинарных связей (в рамках которых гуманитарные науки взаимообогащаются и открываются новые перспективы исследования), значит, как отмечал в свое время Б.Н. Чичерин, познавать в государстве лишь то, что имеет юридическую природу, закрывая глаза на иное. Так, в контексте юридического понимания сущности государственной власти порой складывается впечатление, что правовая наука часто как бы не «замечает» окружающего ее социального бытия, а просто подгоняет последнее под содержание собственного (сформулированного к настоящему времени) корпуса знаний. Оценка политико-юридических процессов и явлений зачастую протекает в точном соответствии с принятыми в науке теоретическими постулатами и эвристическими схемами, в рамках которых остальные социальные явления так или иначе не принимаются в расчет, и традиционное правовое знание, как справедливо отмечает М. Фуко, от них полностью абстрагируется*.
В ходе развития гуманитарной системы знания встречались различные интерпретации феномена «государственной власти». В зависимости от теоретических позиций предлагались иногда противоположные дефиниции данного феномена. Поэтому с теоретико-методологической точки зрения весьма важным, в контексте понимания сущности и социального значения государственной власти, представляется систематизировать имеющиеся подходы к осмыслению данного феномена. Наиболее адекватной для этой цели считаем классификацию подходов к государственной власти, отражающую специфику стиля политико-правового мышления исследователей. В этом ракурсе условно можно выделить три основные группы: реализм, номинализм и концептуализм, каждая из которых отражает ту или иную направленность в постижении государственной власти.
Кроме того, следует отметить, что представленные ниже интерпретации государственной власти можно рассматривать как классические варианты понимания государственной власти. В современных же социальнофилософских и юридико-политических исследованиях, как правило, применяются смешанные (неклассические) проекты концептуализации государственной власти, т.е. сочетающие различные подходы и элементы классических определений данного феномена. Условно неклассические теории обоснования государственной власти можно подразделить на четыре исследовательские стратегии: субъективистско-волевая, политэкономическая, структурно-процессуальная и виртуально-самоорганизационная.
Реализм. «Реалистический взгляд» на государственную власть основывается на презумпции объективной реальности универсалий (Ф. Аквинский), на идеальных образах (Платон), сакральных и квазирелигиозных принципах, наличии определенной логической сущности (Д. Дрейк, А. Роджерс, Г. Стронг) и т.п., которые затем разворачиваются в наличной реальности. К реалистическим концепциям власти следует отнести теологическую теорию, теорию «общей воли», юридический и идеократический подходы.
Теологическая теория власти. Эта теория берет свое начало еще в мифологическом миросозерцании, в рамках которого все сущее рассматривается с точки зрения хаоса и космоса, сакрального и профанного, внутреннего и внешнего. Это мышление целостности, дискурс всеединства, в рамках которого нет противостояния социального мира природе, космосу и т.п. Другими словами, социальность есть часть космического/божественного устройства. Власть здесь - орудие борьбы с хаосом, действенное средство «перевоплощения» его в порядок. И для того чтобы сохранить последний, все должны жестко следовать определенным правилам, нарушение которых чревато утратой упорядоченности и самого существования социального (ибо в хаосе ничего не может существовать, как полагали древние греки). В этом плане государственная власть есть силовой инструмент, который удерживает социальное бытие от проникновения в него хаоса, от скатывания порядка в «ничто» [5]. Это, без преувеличения, первая модель государственной власти и ее роли в социальной жизни. В жизни общности реально властвуют те, чей статус «ближе» к сакральному миру (к источнику власти) и просто несоизмерим с положением подвластных.
В последующем развитии общества теологическая концепция государственной власти обретает свою легитимацию, впрочем, как и легализацию (через Святое Писание, иные священные тексты) от некого сверхъестественного начала. Верховный властитель связан с высшей силой, является проводником, посредником между двумя мирами - сакральным и профанным.
Теория «общей воли». В рамках этого стиля мышления власть утрачивает свое первоначальное значение сакральной данности и связывается с некоторой «священной» (квазирелигиозной) целостностью (общая воля, воля народа, мировая воля, всеобщий разум и проч.), из которой она проистекает и для которой призвана к существованию. Религиозно-властное сознание заменяется десакрализованным Политическим, которое «не просто истолковывает смутные импульсы, идущие из глубин социального, оно обожествляет его. Возникает некая религия социального, сопровождающаяся вполне реальной секуляризацией общества и падением его традиционных ценностей» [5, с. 445].
В этом смысле государственная власть представляет собой высшую волю этого единого субъекта, «государства-личности». Поэтому ее общезначимый характер и высшее социальное положение, по сравнению с индивидуальной и групповой, обусловливают господство, властвование «общей воли» на всем государственном пространстве. «Воля государства, - с точки зрения
приверженцев этого подхода, - не сумма воль граждан, а особая властвующая над ними воля» [1, с. 463].
Юридическая теория. Появление этой теории связывают с развитием теории «общей воли», где последняя замещается обязательным началом норм права, а воля государства и есть в таком случае совокупность норм или юридический порядок. Государство выступает как консолидированный юридический субъект, обладающий особой волей и особой высшей властью, а власть в этом свете сводится до правового инструментария, который регулирует общественные отношения, обеспечивая тем самым особый правопорядок. Последний же обусловливает как вектор политического развития общества, так и вид, объем и специфику властных отношений в жизнедеятельности субъектов. Другими словами, государственная власть априорно понимается как особый механизм (у)правления, который должен быть органично встроен в политико-правовую ткань общества и хотя бы на уровне публичного дискурса (нормативно-правовых актов, деклараций и т.д.) соответствовать социальноправовой реальности. Так, И. Кант отмечал, что безусловное подчинение суверенной власти обусловлено юридическим порядком как таковым, который, по сути, и есть категорический императив*.
Эта проекция власти обусловливает то, что механизмы власти весьма часто совпадают с самим правовым регулированием («власть есть специальный вид права» - Ф.Ф. Кокошкин), а в некоторых случаях государственная власть вообще понимается как средство для достижения, реализации, прежде всего, правовых целей, т.е. артикулируется в системе социальных отношений посредством юридического дискурса.
Идеократический подход базируется на совокупности объективно существующих исторических факторов, которые интерпретируются с помощью системы абсолютных идеалов и идей. Здесь источник и смысл государственной власти «находится в родственной связи с идейным содержанием того начала, которое данной нацией принимается, как начало абсолютного идеала, как надэмпирическая реальность. Этим содержанием обусловливается этический идеал нации в виде того или другого кодекса моральных требований; им же обусловливается та идея, тот аспект генезиса власти, которому нация подчиняет свою общественную жизнь в государстве» [2, с. 22]. Государство, по своей сути, призвано служить этой общей идее, которая выработана в ходе внутренней, духовной государственной жизни общества (ибо «право и государство возникают из внутреннего, духовного мира человека, создаются именно для духа и ради духа»), и благодаря именно следованию этой общей идее оно находится на действительной высоте, в служении ей объясняется его существование и положение в обществе [4, с. 297-298].
С точки зрения Н.С. Трубецкого, принцип идеократической государственности заключается в наличии общности миросозерцания, особой системы убеждений, оформляющих верховную идею нации («идею-правительницу»). Смысл бытия государственной власти, таким образом, заключается в организации особого «идеологического» образа жизни народа,
поддержании и сохранении оригинальности, индивидуальности национальной культуры, в полной мере соответствующей духу народа, его истории и социальному опыту.
Номинализм. «Номиналистический взгляд» на власть утверждает
отсутствие общих понятий, абстрактных идеалов онтологического статуса и связывает их существование в качестве имен (государственная воля, идеал, суверенитет и т.п.) со сферой мышления, признает невозможность примата в исследовании власти общего (т.е. социальной структурности, иерархии) над межличностными отношениями. К подобным теориям и подходам можно отнести теорию индивидуальной воли, анархические учения и психологические теории.
Сущность теории индивидуальной воли сводится к положению о том, что общество - это совокупность отдельных индивидуальных воль, которые властвуют как над собой, так и осуществляют власть над другими индивидами, если они этой власти подчиняются. Следовательно, власть - это преобладание одной индивидуальной воли над другой, а государство есть соединение известного количества «отдельных людей» под одной высшей волей. Эта скрепляющая воля может определяться в своих решениях другими волями, но все-таки она должна быть одна и едина. Такого рода возвышение одной воли над другими есть факт истории и непреложное свидетельство развития и функционирования государственной власти, существующий в силу естественной необходимости. Теория индивидуальной воли основывается не на юридическом и даже не на нравственном основании господства одной верховной воли, а на историческом объяснении естественного процесса, при котором выработался наилучший принцип объединения индивидуальных воль и государственного правления.
Теснейшим образом связаны с этим подходом анархические учения о государственной власти, которые отличаются резким противопоставлением государственно-властной регуляции и свободного «воления» независимых индивидов, самоуправления их союзов. По большому счету, эти учения представляют собой «теории рассеивания» государственной власти, ибо фундаментальным тезисом, на котором они базируются, является исключение из общественной жизни каких-либо публично-властных центров. Государственная власть должна быть «распылена» по свободным, договорным союзам/общинам, а уже внутри этих общин - между всеми ее членами так, чтобы не было единого центра, не было суверена и суверенитета власти, ибо последние являются главным фактором, по утверждению П.-Ж. Прудона, политической конфликтности и общественного подавления.
Данные учения основываются также на том, что государственные и нормативные идеалы, выработанные в ходе цивилизационного развития, имеют абстрактно-всеобщую и вместе с тем негативную природу и в этом смысле неприменимы к единичному, свободному бытию конкретной личности. Причем западная анархическая традиция делает основной акцент на достижение абсолютной, безусловной свободы личности, ее всевластия (как материального,
так и духовного). В свою очередь, русская анархическая мысль большей частью признавала позитивную роль государственной власти, хотя бы и на определенном историческом этапе развития общества, критикуя ее неправовые формы и несправедливые техники.
Психологические теории исследуют государственную власть в основном посредством социально-психологического инструментария. Утверждается, что психологические аспекты власти являются наиболее важными и весомыми для понимания процесса властного взаимодействия индивидов, т.к. именно нашим сознанием так или иначе воспринимаются и преломляются те или иные внешние воздействия [10, с. 27-28]. В основном, государственная власть здесь рассматривается либо как специфического рода межличностные отношения, со свойственным им арсеналом применяемых механизмов социального воздействия на поведение людей (как реальных, так и потенциальных), либо как специфическая система властных отношений между индивидами, в которую каждый социальный агент включен и в рамках которой они осуществляют свое влияние на других посредством существующих способов воздействия.
Здесь государственная власть рассматривается как законный, легитимированный тип социальной власти, основанный на признании права одного лица (или группы лиц) предписывать определенное поведение другим индивидам; или иначе, такой тип власти, который в ходе своего осуществления выстраивает законные и признаваемые пределы поведения и взаимоотношения. Данный тип власти поддерживает соблюдение общих правил особым, организованным аппаратом, опирающимся, кроме всего прочего, на традиции, культурные ценности, а также на санкции (как позитивные, так и негативные), имеющие внеиндивидуальное происхождение, хотя и применяемые индивидуально [3, с. 68-69].
Следует отметить еще и то, что, если в западной традиции в психологических исследованиях власти делается основной акцент на специфику отношений между субъектами и их индивидуальном восприятии этого процесса, то в русской традиции подобный акцент смещается в область духовной жизни индивидов, на осознание их подвластности и зависимости от властвующего.
Для примера можно привести определение власти, сформулированное известным юристом Н.М. Коркуновым: «Власть есть сила, обусловленная не волею властвующего, а сознанием зависимости подвластного... Властвует над подданными государство, хотя оно и не имеет вовсе никакой воли: властвует, потому что подданные сознают себя от него зависимым, и властвует именно настолько, насколько они сознают эту зависимость. В степени их сознания зависимости мера и граница власти государства (курсив наш. - А.М., О.М.)» [7, с. 167]. Безусловно, государственное властвование - не одностороннее, а «диалогическое» взаимодействие властных и подвластных, суть которого заключается в особенностях восприятия и построения этого диалога. Поэтому государственная власть в этом свете «образуется как коллективное
приспособление двух общественных психических переживаний, - пишет А.С. Ященко, - властвующих и подвластных» [12, с. 178-179]. Власть есть синтетическое образование; синтез этот получается из совпадений коррелятивных переживаний; когда этого нет, нет и политического целого... то, что постоянно утверждается в истории как противоборство свободы и власти, на самом деле есть постоянное стремление к приспособлению двух элементов власти - воли органов власти и сознания зависимости у подчиняющихся велениям этих органов.
