CC BY
18
Н. Н. Старикова (Москва)
Тема Реформации в словенской исторической прозе: роман И. Тавчара «Хроника усадьбы Высокое»
В статье рассмотрен роман словенского прозаика И. Тавчара, в котором по-новому, с этических и философских позиций представлен один из важнейших для словенской истории периодов — эпоха Реформации, оставившая глубокий след в сознании словенцев и оказавшая влияние на формирование национальной идентичности.
Ключевые слова: словенская историческая проза, Реформация, религия, национальная идентичность.
Реформация в словенских землях, получив распространение в первой половине ХУ1 в., оставила заметный след в словенской культуре. Словенские протестанты во главе с Приможем Трубаром (1508-1586) перевели на родной язык главные богослужебные книги, заложили основу литературно-письменной традиции. При них у словенцев появились первый букварь и первая грамматика, началось преподавание родного языка в начальной школе. На рубеже XVI-XVII вв. на словенских территориях насчитывалось до 200 тыс. тайных реформатов1. Преследования со стороны католической церкви, поддерживаемой Фердинандом II, привели к тому, что уже в начале ХVII в. протестантизм на словенских землях был почти полностью уничтожен (указы 1598-1599 гг. об изгнании всех протестантских проповедников за пределы габсбургских земель и о возвращении всех граждан в католичество). Очаги Реформации сохранялись лишь в Прекмурье, находившемся в подчинении венгерской короны.
Умеренно-практический словенский протестантизм, движимый религиозной идеей, способствовал формированию общественного сознания народа на основе единого языка, общего для разных областей Словении. Это привело к созданию словенцами своей этнической и культурной общности. Таким образом, вклад деятелей Реформации в формирование словенской нации трудно переоценить*. Несмотря на это, на протяжении нескольких веков период Реформации оставался для словенского общества весьма болезнен-
В настоящее время в Республике Словения учрежден государственный праздник — День Реформации, который отмечают 31 октября.
ной темой. Противоречивое отношение к протестантизму и его последователям было вызвано прежде всего усилением роли «правильной» католической церкви в жизни рядового словенца. Как пишет М. Хладник, «"Словенская католическая душа" побаивалась возможной реставрации еретической веры, поэтому протестантизм, несмотря на свое несомненное культурное значение для нации в целом, для обывателя-католика таил скрытую угрозу, вызывал недоверие»2. Такая же двойственность наблюдается и в отношении словенцев к эпохе христианизации, которая, с одной стороны, знаменовала благотворное приобщение к европейской цивилизации, с другой — несла в себе травму вероотступничества, отказа от веры предков. Неоднозначный взгляд словенцев на столь важный период национального прошлого отразился и на том, как и когда тема Реформации была впервые освоена литературой. Привлекательный для исторической беллетристики материал, изобилующий интереснейшими личностями и событиями, словенские авторы начали массово «обживать» лишь в конце Х1Х в. Первым к теме протестантизма и протестантов в повести «Юрий Кобила» (1865) обратился основоположник исторического жанра в словенской литературе Й. Юрчич. За ним последовали А. Кодер (роман «Лютеране», 1883), Ф. Яклич (повесть «Лука Врбец», 1890), М. Маловрх (повесть «Король Матьяж», 1904) и др.
В начале ХХ в. тему Реформации в историческом романе «Хроника усадьбы Высокое» (1919) новаторски воплотил один из ведущих прозаиков конца XIX — начала XX в., видный политический и общественный деятель, лидер радикального крыла либеральной (национально -прогрессивной) партии Иван Тавчар (1851—1923). Следуя традиции, заложенной Юрчичем, он в своих исторических произведениях удачно соединяет беллетристический («массовый») потенциал жанра и «натуралистический историзм»3, с помощью которого воссоздаются особенности местного колорита. При этом отношение Тавчара к истории отличается от взглядов предшественника. Автор первого словенского исторического романа в исторических сюжетах искал, прежде всего, событийность, эффектный героический эпизод, который мог привлечь читателя и одновременно способствовать укреплению национального сознания. Тавчар же в своем обращении к национальной истории демонстрировал значительно большую субъективность. В своих ранних произведениях он пытался в событиях и образах прошлого найти тот романтический идеал, которого не видел, да и не мог увидеть в реальности. Так, уже в своей первой
исторической трагедии «Эразм из Ямы» (1866-1868), оставшейся незаконченной, он обращается к судьбе рыцаря XV в., романтически приподнято интерпретируя ее. В похожем ключе развиваются и сюжеты ранних исторических новелл «Донья Клара» (1871) и «Антонио Гледевич» (1873). Первым историческим романом, в котором писатель взглянул на словенское прошлое с реалистических позиций, стал роман «За кулисами конгресса» (1905-1908), где сделана попытка интегрировать словенскую общественную и бытовую ситуацию в систему координат европейской политики первой четверти XIX в. и тем самым актуализировать политические проблемы современности. В центре романа находится конгресс лидеров Священного союза императоров России и Австрии и прусского короля, проходивший с января по май 1821 г. в Любляне (Люблянский конгресс), в ходе которого была определена европейская политическая стратегия второй четверти XIX в.
Тема Реформации воплощена в романе «Хроника усадьбы Высокое» через историю жизни первого хозяина усадьбы Высокое Поликарпа Каллана, рассказанную его сыном Изидором. Судьба Каллана-старшего трагична. Это сильный, властный, жесткий, много повидавший человек, способный принимать решения и нести за них ответственность. Он поздно обрел родовое гнездо и дорого заплатил за семейное благополучие, лишь в пятьдесят родил первенца и дожил по меркам эпохи до глубокой старости — до семидесяти шести лет (скрытый намек на главного словенского протестантского долгожителя — П. Трубар прожил семьдесят восемь). Его личность окутана тайной, основа которой — безоговорочная приверженность «старой вере».
В романе две основные сюжетные линии, тесно связанные между собой: история неправедной жизни и мученической смерти Поликарпа Каллана, военного наемника и тайного протестанта, и история взаимоотношений его сына Изидора с семнадцатилетней красавицей Агатой Шварцкоблер. Во время Тридцатилетней войны Поликарп, храбрый солдат, воюющий на стороне Габсбургов, и жестокий мародер, совершает преступление — убивает своего товарища Йошта Шварцкоблера, чтобы присвоить себе совместно награбленное. На эти деньги и куплена усадьба Высокое. Перед смертью, мучимый угрызениями совести, старый Каллан приказывает сыну порвать с выбранной им самим для Изидора невестой Маргаритой, найти дочь Йошта Агату и жениться на ней, чтобы искупить вину семьи Калланов перед семьей Шварцкоблер. Изидор находит девушку и привозит ее в Высокое. Отвергнутый Агатой сосед Калланов Маркс Вилффинг публично обвиняет ее в колдовстве.
Подозреваемую в связях с дьяволом бросают в стремнину: если она невинна, бог поможет ей уцелеть. Несчастную спасает младший брат Изидора Юрий, которому Агата действительно дорога. Ощущая себя лишним и не оправдавшим отцовских надежд, Изидор оставляет усадьбу Юрию и Агате и уходит воевать на долгие одиннадцать лет. Вернувшись из похода, он женится на верной Маргарите и, не дождавшись рождения сына, умирает.
Тавчар обращается к теме истинной веры и вероотступничества (сын-католик — отец-протестант), видя в ней предпосылки формирования некоторых черт национального характера. Религиозные противоречия, по мысли прозаика, не могли не повлиять на систему жизненных ценностей, самоидентификацию, самосознание, самооценку словенца XVII в., во многом обусловили специфику его личности. Автор обращает внимание на религиозную составляющую национальной идентичности, т. е. на то, как христианская этика была реализована в конкретной геополитической, социокультурной, этнической среде, одним из первых в словенской литературе пытается связать особенности внутреннего мира, психологии и менталитета своих земляков с их конкретной исторической религиозной судьбой.
В жанре литературной хроники у писателя не было предшественников — никто в словенской литературе до Тавчара не пытался, имитируя мемуарные документы, рассказать историю семьи, рода, места на протяжении целой человеческой жизни. Изидор Каллан, вымышленный повествователь-хронист, от лица которого ведется рассказ, — фигура для классической европейской хроники нетипичная, это не монах-летописец и не знатный феодал, а простой крестьянин, обученный грамоте. Он записывает историю своей жизни в назидание потомкам, фактически это исповедь перед Богом и людьми, а не собственно последовательная дневниковая фиксация важнейших событий. Поэтому в качестве основного критерия отбора эпизодов использован фактор участия в них повествователя, фиксирующего то, чему был непосредственным свидетелем. Исключение здесь составляют несколько реминисценций в более отдаленное прошлое (1631, 1645, 1648 гг.), где речь идет о военных подвигах отца рассказчика. Записки датированы 1695 г. и снабжены припиской сына хрониста Георгиуса Постумуса, из которой следует, что отец его умер 20 декабря 1710 г., прожив сорок шесть лет (возраст типичный для мужчины позднего Средневековья). Историческое время, охваченное в романе, — период с 1631 по 1716 г. — включает в себя предысторию отца героя и судьбу семьи и усадьбы после смерти повествователя.
Прозаик взялся за хорошо знакомый ему историко-документаль-ный материал из архива Шкофьелокского замка и использовал сведения, почерпнутые из историко-культурного исследования Ф. Коса «Дополнения к истории Шкофьей Локи и ее окрестностей» (1894) и исторической хроники «Слава герцогства Крайна» Я. В. Вальвазора (1689). Будучи родом из Шкофьей Локи, старинного населенного пункта, расположенного в Верхней Крайне и около тысячи лет бывшего резиденцией католических иерархов, Тавчар с 1893 г. владел самой усадьбой Высокое, купив ее у реальных Калланов, семьи, над которой, согласно преданию, тяготело роковое проклятье, имел конкретное представление и о жизни Локского края, и о быте здешних крестьян. Прямое влияние на их судьбу оказал ряд специфических историко-политических факторов. В 973 г. император Священной Римской империи Оттон II подарил фрейзингским епископам поместья (с правом чеканить свою монету) в месте слияния двух рек: Полянской Соры и Селцской Соры к северо-западу от Любляны. Там к концу XIII в. была построена столица Лока с замком-крепостью. Управлял епископским хозяйством с правом проживания в замке один из богатых феодалов, выбираемый из местной знати, для решения оборонных вопросов приглашался воевода. Новые владельцы стали заселять Полянскую Долину каринтийскими словенцами, «разбавляя» их баварцами и тирольцами, и к началу XVII в. область была заселена полностью. Таким образом, словенские крестьяне Полянской Долины были зависимы от шко-фьелокского епископа, которому платили обязательную десятину, от немецких феодалов (им отрабатывалась барщина), они также должны были платить налоги в габсбургскую казну и, кроме того, подвергались дискриминации по этническому признаку — были людьми «второго сорта» в сравнении с немецкими колонистами.
Семнадцатое столетие в истории Европы отмечено как очень рациональный, жестокий век, когда начинается активный процесс централизации власти и церкви, которые объединяются, чтобы установить жесткий контроль над обществом в политическом, социальном, духовном и даже сексуальном плане. В ряде государств, в том числе в монархии Габсбургов, усиливаются абсолютистские, централизатор-ские политические тенденции. Не ломая старых, давно сложившихся институтов в своих наследственных землях, венское правительство ограничивало их права, подчиняя своему военному, экономическому и культурному контролю. Абсолютизм был озабочен поиском завоевательной культурной модели, которая могла бы унифицировать любую индивидуальность, подчинить ее себе. Процесс этот начинается в
XVII в. с подчинения духовной и физической жизни личности государству, что позволило механизму власти свободно функционировать. Безоговорочный авторитет в лице императора базируется на осознании и понимании каждым индивидуумом сложной системы иерархической лестницы и, как следствие, на послушании. Стоящий во главе государства император уподоблялся Богу, его авторитет был непререкаем, он олицетворял собой отца народа. В «Хронике словенской истории» отмечено: «В 1657 г. после смерти Фердинанда III престол цесаря и властителя австрийских земель унаследовал его сын Леопольд I. Долгий период его царствования (до 1705 г.) имел большое значение как в области внутренней, так и внешней политики: в продолжительной борьбе с турками была завоевана турецкая часть Венгрии, и с 1687 г. Венгрия становится наследственной частью империи. Он укрепил централизованную власть и вел успешную экономическую политику. Австрийские земли начали осознавать взаимовыгодность отношений друг с другом и государственное единство»4.
В установлении абсолютной монархической власти важнейшую роль играла церковь. Именно она, последовательно исполняя функции надзора и контроля над членами общества, активно борясь с «суевериями», язычеством, вероотступничеством, способствовала подчинению граждан установленному порядку, внедряла этические нормы, основанные на дисциплине и повиновении Богу и императору. Контрреформация и борьба с религиозным инакомыслием изменяет равновесие, существовавшее в христианском мире почти тысячу лет. У церкви появляется своя настоящая католическая полиция, схожая с военной. По инициативе Шарля Борромея, архиепископа миланского в период 1564—1584 гг., европейские епархии становятся «хорошо организованными армиями со своими генералами, полковниками и капитанами»5. Разрушается идея братства и пропагандируется иерархическая модель церкви, католичество становится «религией страха». Особая роль отводится фигуре священника, который, зная грехи каждого в отдельности, может манипулировать прихожанами, разрушить семейное согласие, заставлять суеверных людей следовать Евангелию — и таким образом внедрить идеологию абсолютизма в сознание каждой отдельно взятой личности.
Государство и церковь начинают воспитание нового типа лично -сти, личности покорной, не способной к саморазвитию, усредненной, слепо следующей навязываемым авторитетам. Такой индивидуум не ощущает своей исключительности, может контролировать свои страсти и трудиться на благо того общества, которое ему навязывают.
Император и привилегированные слои понимали выгоду от человека низкого и механистичного, который меньше всего осмелился бы открыто бунтовать, ведь выступая против первого лица государства, гражданин восставал против самого божественного порядка, против мировой гармонии.
Исторической предысторией романа Тавчара становится Тридцатилетняя война (1618-1648) с ее религиозным противостоянием и абсолютным равнодушием монархов к интересам своих подданных, и это автоматически помещает действие национальной хроники в широкий европейский исторический контекст. Прозаик ориентируется на реальные исторические вехи (Вестфальский мир 1648 г., пожар в Шкофьей Локе в 1660 г.) и лица (командующий войсками габсбургского блока А. Валленштейн, шведский король Густав II Адольф, локский епископ Янез Франциск Эдкер и др.). Особое место уделено и религиозной истории словенцев, в подтексте главного конфликта романа — конфликта отца и сына — лежит прежде всего религиозное противостояние протестанта и католика. В тексте об этом говорят такие детали, как цитация центральной книги словенских протестантов — Библии Юрия Далматина (1584), запрещенной в описываемый в романе период, или упоминание о выдающемся деятеле Контрреформации лю-блянском епископе Томаже Хрене (1560-1630), который, с одной стороны, проводил последовательную политику уничтожения протестантской литературы, а с другой — ввел в школах изучение Закона Божьего по-словенски.
Психология героев Тавчара сформирована эпохой Реформации — феодальным общественным устройством, социальным положением, конфессиональной принадлежностью, этническим происхождением, всем «богобоязненным духом XVII века»6, наконец, влиянием семейных, патриархальных отношений.
Для протестанта Поликарпа Каллана, рискующего жизнью ради религиозной идеи, именно вера становится способом обуздания страстей и попыткой примирения с самим собой, его стремление следовать христианским заповедям и самозабвенное раскаяние возникают не из страха перед палачом, но благодаря религиозному чувству, трансформированному в основополагающий жизненный принцип. При этом его раздираемая противоречивыми переживаниями натура — прямое порождение жестокой и невежественной эпохи. Однако этот «твердый, темный, бессердечный хозяин», несущий на себе «кровавые грехи», показан как человек отнюдь не бессовестный, а глубоко и искренне верующий. Но даже вера не смогла смягчить те душевные терзания,
которые постоянно испытывает герой, преследуемый воспоминаниями прошлого. «Ночи не приносили ему успокоения, и на него опять наваливалась скала — и старик ощущал страх, отчаяние и безнадежность, будто был под мельничным колесом, которое тянуло его глубоко под воду». Понимая, что муки совести страшнее голода, холода и бесчестья, первый владелец Высокого стремится оградить старшего сына от повторения своих ошибок и прегрешений, но делает это продиктованным варварским духом времени чудовищным способом: по первому подозрению в краже отрубает сыну палец. Теперь он уверен, что ребенок запомнит урок и больше никогда не возьмет чужого. Впоследствии, разобравшись в причинах поведения сына (подражая отцу-солдату, тот мечтал о настоящем кремневом ружье с инкрустированным прикладом, эта тайная мечта могла реализоваться с помощью случайно найденной монеты), Поликарп купит ему оружие, но мальчик останется равнодушным. Урок, извлеченный им из наказания, не связывается с понятием «воровство», скорее, маленький Изидор впервые осознает, что инициатива, личное желание, самоутверждение несовместимы с истинной верой, что это есть грех. Подводя итоги описанному эпизоду, хронист интерпретирует его как свое первое серьезное испытание: «Великий Судия направил тот солнечный луч, что осветил золотой для искушения ребенка-грешника, и отец наказал сына».
Эпоху позднего Средневековья в романе характеризует нетерпимость во всех сферах человеческих отношений. Жестокость являлась доминирующей чертой человека, практически безразличного к несчастью или смерти другого. Отчасти эта нечувствительность была средством защиты от страха смерти, присутствовавшей повсюду. Поскольку агрессивность в этом контексте — прямое следствие страха, жестокость возникает из-за отсутствия четких духовных ориентиров. Это жестокость слабых, — средневековый человек слаб; наблюдая, как смерть бродит повсюду, он надеется избежать ее при помощи смерти других, случайного врага или казненного на глазах осужденного. Стремясь передать это настроение эпохи, Тавчар вводит в роман несколько весьма натуралистичных эпизодов. Самой яркой является сцена отрубания пальца.
«"Ты запомнишь, что украл", — с этими словами он схватил острый фурланский нож, забытый кем-то на столе. Выругался не по-нашему. Левой рукой сгреб четыре мои пальца так, что мизинец остался на столе. Взмахнул лезвием и отсек половину, и кровь густыми каплями, словно красный дождь, оросила стол. У меня застучало в голове, стол, потолок и Иисус в углу завертелись перед глазами. Очнулся я
на полу с зажатой меж коленями усеченной рукой, рубашка, носки, сапоги — все было в крови».
Этот случай, названный героем «самым ужасным мгновением... жизни», воспоминание о котором он «гнал от себя светлым днем», от которого «в поту просыпался ночью», становится определяющим для последующего формирования мировосприятия Каллана-младшего. Его личность развивалась под воздействием трех главных факторов: семейно-патриархального (отношения с отцом), религиозного (воинствующий католик, но сын тайного протестанта) и сословного (сын зажиточного крестьянина), в целом связанных с экономическими и социокультурными условиями эпохи. Тавчар фокусирует внимание на том, как объективные историко-культурные факторы: политика германизации, проводимая Габсбургами, деятельность инквизиции, восстания и эпидемии, словом, ситуация постоянного стресса, — становятся стимулом к выживанию, помогают словенцу сохранить язык, землю, привычный уклад.
Маленький Изидор одновременно трепещет перед отцом, боготворит его и сострадает ему. В облике Каллана-старшего, представленного глазами хрониста, есть что-то от сказочного богатыря: он «в пятьдесят лет был высок как яблоня и силен как медведь», «поднимал бревна, которые два человека не поднимут», «мог укротить коня, который любого сбрасывает с седла». И от сатаны: «в гневе кровь бросалась ему в лицо, глаза сверкали, на губах появлялась пена», «бессердечен, скор и жесток на расправу, поэтому все, кто мог, бежали от него и скрывались». Однако сильнее ужаса, внушаемого отцом, была привлекавшая сына загадка Поликарпа и связанные с ней экстатические муки и страдания. «Светлыми лунными ночами я прокрадывался к подвалу и там, в напряженной тишине, словно зачарованный, прислушивался, втягивая в себя необычный, опасно привлекательный вкус и запах неизвестного проклятия, смирения и безысходности. И простор божественной убежденности открывался мне». Когда же мать случайно проговорилась и тайна отца стала известна сыну, мальчик сначала испытывает страх потерять родителя, лишь потом, где-то в глубине души, возникают ростки осуждения отцовского вероотступничества: «Отец — лютеранин! И за это ему отрубят голову! А эта голова была для меня самой лучшей на свете! О, Иисус! О, Иисус! О, Иисус!.. Я дрожал перед ним, но я был счастлив, что у меня такой отец». Подробный рассказ-ретроспекция об истории взаимоотношений с отцом в первой главе, в котором повествователь старается придерживаться хронологического порядка изложения фактов и с позиции взрослого человека описать свои детские переживания,
заканчивается искренней мольбой хрониста, свидетельствующей о том, как много, несмотря на все принесенные страдания, значит для него его ныне покойный отец: «Я могу отречься от всего, но, Создатель, пусть моего смирения хватит на двоих — тогда на небесах я не расстанусь с тем, кто меня породил». Именно от отца-протестанта Изидор генетически унаследовал свой религиозный фанатизм, сделавший его на какое-то время заложником стереотипов и догм, ибо внутренняя свобода и самостоятельность личности в данном случае исключаются.
В романе «Хроника усадьбы Высокое» Тавчар делает несколько важных для исторического жанра открытий. Создавая эстетически завершенный образ-личность, осуществляющий, по Бахтину, «некую необходимую правду жизни»7, он одним из первых в словенской исторической прозе через индивидуализацию прошлого обращается к теме «человек и религия», видя в ней одну из главных предпосылок формирования черт национального характера; писатель убежден, что Реформация оставила свой глубокий след не только в национальной истории, но и в сознании словенцев. Речь идет о религиозной составляющей национальной идентичности, о том, как христианская этика была реализована в конкретной геополитической, формационной, языковой среде.
Исследуя генезис драматических противоречий, разрывавших общество и человеческое сознание в период Реформации, через анализ их зарождения и развития, автор романа главное внимание уделяет этическому смыслу и психологическому резонансу тех нравственных уроков, которые вытекают из национального прошлого.
1
3
ПРИМЕЧАНИЯ
Ilustrirana zgodovina Slovencev. Ljubljana, 2000. S. 173.
2 HladnikM. Slovenski zgodovinski roman. Ljubljana, 2009. S. 135.
Kramberger M. Visoska kronika. Literarnozgodovinska interpretacija. Ljubljana, 1964. S. 117.
Slovenci skozi cas: kronika slovenske zgodovine. Ljubljana, 1999. S. 112. Muchemmbled R. Culture populaire et culture des élites dans la France moderne (XVe-XVIIIe). Paris, 1991. P. 257. Paternu B. Slovenska proza do moderne. Koper, 1957. S. 143. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 157.
Starikova N. N.
The Theme of the Reformation in Slovenian Historical Fiction: "Chronicle of the Mansion of Vysokoe" Novel by I. Tavcar
This article deals with a novel by Slovenian writer I. Tavcar where one of the most important periods of Slovenian history — the epoch of Reformation — was shown. That period left a bright memory in the mentality of Slovenian people and had a serious influence at the shaping of national identity.
Key words: Slovenian historical fiction, Reformation, religion, national identity.
