CC BY
453
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОРИСТИКА
УДК 82.09
Розонова Ю.А.
Тема поэта и поэзии в лирике Ахматовой 1909-1921 годов
В статье рассматривается становление и развитие темы поэтического творчества на протяжении первых пяти поэтических книг А. А. Ахматовой в сопоставлении с аналогичной темой в творчестве А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова. Исследование проведено на основе анализа образов-тропов, мотивов и сопутствующих тем в лирике поэта 1909-1921 годов.
The article considers the roots and the development of poetic creative work from the first to the fifth book by Akymatova in comparison with the analogous theme of Pushkin, Lermontov, Nekrasov. The research has been conducted on the basis of analysis of image-ytopes, motives and accompanying themes in the lyrics of the poet in 1909-1921.
Ключевые слова: А. Ахматова, русская поэзия, лирика, тема поэта и поэзии, тропы, мотивы, сопутствующие темы.
Key words: Akhmatova, lyrics, theme of the poet and poetry, propes, motives, accompanying themes.
Тема поэтического творчества получила начало в первой книге Ахматовой «Вечер», в которой творчество соперничает с любовью. В стихотворении «Музе» Муза забирает у героини кольцо - символ любви. Открытым врагом Музы становится возлюбленный героини. Их непримиримость легла в основу глубокого внутреннего конфликта женщины-поэта, занявшего одно из центральных мест в лирике Ахматовой. Позже этот конфликт осложняется. В 1921 году Ахматова пишет стихотворение «Я гибель накликала милым...», где высказывает свою сокровенную мысль о смертельном проклятии, лежащем на любимых, воспетых в ее творчестве людях. Шире это стихотворение может быть понято как выражение поэтом своей вины перед каждым человеком за процветающее зло [20, с. 81-82].
Получив начало в книге «Вечер», в последующих книгах тема творчества все более развивается и углубляется. Во второй поэтической книге, «Четках», к героине приходит ясное осознание себя поэтом:
И если я умру, то кто же Мои стихи напишет вам,
Кто стать звенящими поможет Еще не сказанным словам?
(«Покорно мне воображенье.») [1, с. 54].
© Розонова Ю.А., 2015
7
Вместе с этим читателю и критику открывается двойственная природа образа поэта в лирике Ахматовой. Как земная женщина героиня погружена в любовные переживания и греховную, с точки зрения христианской морали, страсть, поэтому к ее образу использованы следующие метафоры и эпитеты: «грешная», «Ева», «слепая», «темная», «нерадивая, скупая Божья раба», «преступница», «прелюбодейка». Образ прелюбодейки, симптоматичный для названной стороны личности ахматовской героини, заявлен в первом катрене стихотворения «Умирая, томлюсь о бессмертье...». Сюжет горения прелюбодея в серном котле в аду широко распространен в иконописи и светском изобразительном искусстве [21, с. 538], он и нашел отражение в названном стихотворении Ахматовой. Поэтический дар совершенно преображает героиню. Перед нами иная ее ипостась. Она получает особенное развитие в третьей, четвертой и пятой книгах. Начиная с «Белой стаи», третьей книги Ахматовой, связь темы творчества с любовной темой отходит на второй план. В этой книге впервые заявляют о себе и становятся важными для поэта такие проблемы, как поэт и толпа, поэт и родина. Время тяжелых испытаний потребовало от поэта четкой позиции перед лицом происходящего. Его общественным долгом становится объективное летописание общественных событий, этим объясняется метафора «память поэта - книга грозовых вестей» («Памяти 19 июля 1914»). Поэт должен навсегда сохранить память о кровавых войнах, гибели лучших сынов России, горе оставшихся в живых. Тяжелым крестом ложится эта обязанность на плечи поэта. В названном стихотворении возникает мотив мольбы поэта о временной смерти как избавлении от излишних страданий. Поэт у Ахматовой не только гражданин своей страны, но и живой человек с трепетной и израненной душой. Преодолевая душевную боль, в стихотворении «Молитва» он прямо заявляет о том, что высший для него идеал - слава России. Ей в жертву можно принести любовь, ребенка, Музу.
Осознание гражданского долга приходит к поэту от Всевышнего, и поэт должен исполнить Божью волю. Здесь он выступает в роли орудия Провидения. Общение Бога с поэтом может осуществляться непосредственно, но чаще посредницей между ними выступает Муза. Ее божественное происхождение, помимо сравнения «Муза (как) небесный вестник», неоднократно подчеркнуто с помощью эпитетов. В стихотворении «Уединение» к образу руки Музы использован эпитет «Божественно спокойна и легка». Однако на протяжении пяти первых книг Ахматовой троп «Муза - человек» встречается 14 раз, что гораздо больше, чем количество указаний на божественную сущность Музы. Но, в общем, поэзия растворена во всем: голос Музы слышится и в шуме деревьев, и в хрусте песка, и в мелодии волынки («Эпические мотивы.1»).
Отметим, что существует иная, отличная от нашей, точка зрения. Одним из первых ее выразил В.М. Жирмунский, который считал ахматовский образ Музы «объективным воплощением поэтического самосознания» [6, с. 78]. Миссия Музы начинается с того, что она превращает обычного че-
8
ловека в поэта, для этого меняя его отношение к слову. Повседневное привычное слово лишается своего автоматизма и воспринимается как нечто первозданное. Оно поворачивается к поэту неизвестными до этого гранями смысла и звучания. Мотивы изъятия обычных слов из памяти будущего поэта и наделения его новыми чудесными словами находятся в центре «Эпических мотивов. 1». Так начинается поэтическое творчество. Вышеназванное стихотворение эксплицирует такую важную для исследователя проблему, как представление поэта о слове. В исследуемых книгах можно выделить три основных образа-тропа с основанием сопоставления «слово» или «песня» в значении «стихотворение». Чаше всего встречается троп «слово - существо» (10 случаев употребления). Трижды в качестве образа сопоставления тропа выступает образ птицы, имеющий символику свободы, вольного творческого порыва. Это значение эксплицировано самим автором посредством эпитета к образу ласточки в стихотворении «Теперь никто не станет слушать песен...» из «Подорожника». Поэт обращается к своему творению:
Еще недавно ласточкой свободной Свершала ты свой утренний полет [1, с. 131].
Противоположная символика у образа сопоставления «человек». Он представляет поэтическое творение в виде униженного, обездоленного, несвободного существа: «стихотворение - нищенка голодная», «стихотворение - пленница». Первый троп из перечисленных соседствует с названным выше образом свободной ласточки внутри одного текста. Как для нищенки закрыты двери домов, так для детища поэта закрыты людские сердца. Образ песни-пленницы мы встречаем также в четвертой книге поэта «Подорожник», в стихотворении «Сразу стало тихо в доме.».
Второе место по частоте употребления занимает образ «слово - предмет», шире «материальный объект». Он встречается у Ахматовой 5 раз, в том числе в «Эпических мотивах.1». В сознание будущего поэта Муза вкладывает поэтическое слово как некий чудесный предмет.
Не менее важен, хотя и менее употребим образ «слово - драгоценное» (3 раза). Поэтическое слово - особенное богатство. Принадлежащее поэту, оно призвано душевно и нравственно обогатить человечество. Эту идею содержит необыкновенно емкое по смыслу стихотворение «Нам свежесть слов и чувства простоту.» из «Белой стаи»:
Но не пытайся для себя хранить Тебе дарованное небесами:
Осуждены - и это знаем сами -Мы расточать, а не копить [1, с. 84].
Образ «слово - драгоценное» восстанавливается на основе присутствующих в тексте признаков сопоставления - мотивов «расточать» и «копить». Всё творчество Ахматовой говорит о том, что цель драгоценного поэтического слова заключается в пробуждении «чувств добрых» в душах читателей. Сама Ахматова неоднократно это подчеркивала: «Как это верно, как это важно. <.> Разве не в чувствах добрых к человеку - основной
9
смысл искусства, главное назначение поэзии» [12, с. 236]. Только читательская невостребованность низводит поэтическое слово до положения бесправного, униженного существа.
К «Эпическим мотивам.1» примыкают стихотворения о поэтическом творчестве как процессе. В качестве центральных назовем два стихотворения «Белой стаи»: «Я так молилась "Утоли"...» и «Они летят, они еще в дороге...». Первое из них повествует об ожидании поэтом Божественного благословения на творчество. На наш взгляд, оно имеет некоторую перекличку с пушкинским «Пророком», если понимать его как стихотворение о преображении обычного человека в поэта. Связь пушкинского «Пророка» и названного стихотворения Ахматовой можно увидеть в тематических совпадениях. Приведем последний катрен ахматовского текста:
Так я, Господь, простерта ниц:
Коснется ли огонь небесный Моих сомкнувшихся ресниц И немоты моей чудесной? [1, с. 83]
У Ахматовой так же, как у Пушкина, присутствует образ серафима, но он трансформирован. В переводе с древнееврейского серафим означает «горящий», «огненный». У Ахматовой сема огня выходит на первый план: сомкнувшихся ресниц и немоты поэта должен коснуться небесный огонь. И у Пушкина, и у Ахматовой огонь в названных текстах выступает как символ Божественного откровения, Божественной истины. Стиль обоих текстов отличается приподнятостью и обилием церковнославянизмов. Рифма Ахматовой местами напоминает пушкинскую: ниц - ресниц (у Ахматовой), зеницы - орлицы (у Пушкина). В стихотворении Ахматовой чередуются мужские и женские рифмы, как в первых стихах пушкинского «Пророка».
Но у двух сравниваемых текстов есть существенные различия. У Пушкина проявление Божественной воли неожиданно для человека, поэтому он ведет себя пассивно. В начале стихотворения его желания неопределенны, нам известно лишь то, что его одолевает необъяснимое душевное смятение. В стихотворении Ахматовой ситуация иная. Создается устойчивое впечатление, что Ахматова изображает уже сложившегося поэта, переживающего период творческого затишья. В муках творческой немоты он сознательно обращается к Богу с определенной просьбой - утолить жажду песнопенья, то есть творчества. Отметим, что метафоры «поэтический дар - песня», «стихотворение - песня» и «способность к поэтическому творчеству - способность петь» становятся в лирике Ахматовой постоянными, начиная с «Четок».
О том, как происходит это «утоление», повествует стихотворение «Они летят, они еще в дороге.». Смысл этого стихотворения у читателей и критиков вызвал разные толкования. Так, В. Франк считает, что это стихотворение о смерти [19, с. 239]. На наш взгляд, здесь описывается рождение стихотворения, названного поэтом песней (отсюда «предпесенная тре-
10
вога»), словами освобожденья и любви, его творением. Этот акт осмыслен религиозно, об этом говорит использование отдельных христианских тем и образов. Первым из них назван червонный венец из роз. Он заставляет вспомнить мученический венец Христа, свитый из терна - растения семейства розоцветных. За темой венца следует образ незримых. В христианстве это традиционная перифраза ангелов. Они бесплотные, духовные существа, а, следовательно, незримые [3, с. 48]. Темы невыносимо щедрого света и раскаленного ветра могут быть истолкованы двояко. С одной стороны, в христианстве огню, ветру и особенно свету уподобляется природа ангелов [10, с. 46]. В то же время ветер и огонь символизируют самого Бога, его дыхание и Слово [3, с. 525; 4, с. 40-41]. Последний катрен стихотворения содержит образ красного горячего вина, в таинстве причастия символизирующего кровь Христа. Тема Христовой крови названа в тексте дважды, а значит, она необыкновенно важна для понимания смысла стихотворения. Кроме темы вина, ту же тему имплицитно содержит эпитет «червонный» к теме венца. Красный цвет традиционно обозначает кровь [4, с. 131].
Введенные Ахматовой христианские темы и образы говорят о том, что во время творческого акта поэт подобен Христу в момент распятия. В стихотворении мощно звучит тема муки, актуализированная, в частности, посредством образов мученического венца и крови Господней. Из пассивного орудия Божественного провидения поэт возвышается до Христа. Уподобление поэта Христу приводит к тому, что поэт принимает на себя миссию Христа - служение людям, чтобы так же, как он, однажды быть ими преданным.
Иди один и исцеляй слепых,
Чтобы узнать в тяжелый час сомненья Учеников злорадное глумленье И равнодушие толпы.
(«Нам свежесть слов и чувства простоту...») [1, с. 84].
Так Ахматова предсказала свое будущее и будущее многих русских поэтов.
Сходство поэта с Христом [8, с. 77] подчеркивают мотивы исцеления слепых и предательства учеников. Одинокому поэту противостоит непонимающая толпа. Это одиночество вынужденно и насильственно: толпа гонит от себя столь не похожего на нее поэта, нанося обиды. Для выражения этой мысли в стихотворении «Уединение» Ахматова использует библейский мотив побивания изгоя камнями. Для поэта такое отчуждение трагично, так как он пришел к людям с великой миссией добра.
Сходное понимание конфликта поэта и толпы свойственно лирике Лермонтова. Влияние творчества Лермонтова на поэзию Ахматовой было отмечено еще в начале ХХ века. Современная наука подтверждает этот тезис новыми доказательствами. Так, например, А. Г. Найман указывает на то, что тема поэта и поэзии перекликается с лермонтовской. В стихотворении Ахматовой «Читатель» он видит версию диалога Поэта с Не-поэтом,
11
разработанную Пушкиным и Лермонтовым [15, с. 62]. Исследование проблемы «Лермонтов - Ахматова» носит отрывочный, фрагментарный характер. Вместе с тем, есть основания полагать, что влияние Лермонтова на Ахматову глубоко и разнообразно. Об этом, в частности, свидетельствует корреляционный анализ тематики разных русских поэтов. Он с математической точностью установил связь между творчеством обоих поэтов [2, с. 210-211].
В настоящей работе мы ограничимся узким аспектом: исследуем влияние темы поэта и поэзии Лермонтова на аналогичную тему Ахматовой. Ахматова так оценивала творчество Лермонтова: «...у него много графоманского. У него много лирических вещей неопределенной формы, неопределенного содержания <...>. А под конец - целая вереница шедевров» [22, с. 148]. Мы предполагаем, что один из таких шедевров, а именно «Пророк», оказал влияние на понимание поэта Ахматовой.
Б.М. Эйхенбауму первому принадлежит мысль о том, что «Пророк» Лермонтова - своеобразное продолжение «Пророка» Пушкина: «Пушкин описал превращение в пророка и кончил призывом к нему. <...> Лермонтов рисует его дальнейшую судьбу» [23, с. 342]. Эта точка зрения была поддержана последующими исследователями, в частности, Л.Я. Гинзбург [5, с. 235]. В скобках заметим, что это не единственно возможная трактовка лермонтовского текста. Тот же Эйхенбаум предполагал наличие автобиографического затекста в стихотворении, видя возможную причину его написания в предчувствии Лермонтовым своей трагической судьбы [24, с. 123]. Г. П. Макогоненко смысловым центром стихотворения считал почти классовый конфликт поэта с приближенной к престолу аристократией [11, с. 215]. Мы рассматриваем текст под первым углом зрения.
Л.Я. Гинзбург пишет: «. пушкинским принципам предстояло в лирике Лермонтова <...> самобытное развитие» [5, с. 238]. Первым различием пушкинской и лермонтовской темы поэта и поэзии исследователи называют разные отношения поэта с толпой. Пушкинский поэт сознательно гонит от себя не понимающую его толпу. На этот разрыв он идет охотно:
Подите прочь - какое дело Поэту мирному до вас! [16, с. 142].
Лермонтовского поэта-пророка, напротив, изгоняет толпа. Одиночество поэта вынужденно [7, с. 135; 11, с. 219]:
Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи [9, с. 491].
12
Тот же мотив изгнания поэта встречается у Ахматовой в стихотворении «Уединение». Его центральный мотив - спасение поэта бегством от разъяренной толпы и уединение в творчестве:
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен [1, с. 78].
Близость лермонтовского и ахматовского текстов подчеркивает повторяющийся библейский мотив побивания изгоя камнями. Сближает их и мотив подвластности поэту всего живого. Сравним: лермонтовскому поэту покорна каждая тварь и слушают его звезды; ахматовский поэт кормит с рук диких птиц и повелевает ветрами. Отчуждение поэта и толпы у Лермонтова трагично, ведь он пришел к людям с великой миссией добра. По словам Д.С. Мережковского, Лермонтов в творчестве идет к людям [13, с. 90], в то время как Пушкин остается «жрецом, уходящим от людей» [13, с. 89]. С миссией добра и правды идет к людям и поэт Ахматовой. При этом Ахматова возвеличивает образ самоотверженного и страдающего поэта до образа Христа.
У Лермонтова толпа раздавлена пыткой жизни, трагична (см. стихотворение «Не верь себе»), поэтому вызывает сочувствие лермонтовского поэта сочувствует толпе. В этом он отличается от пушкинского поэта [5, с. 170; 24, с. 96]. Бескомпромиссной, жестокой неприязни поэта к толпе мы не встретим и у Ахматовой. Особенно показательно в этом отношении позднее творчество поэта. Стихотворение «Читатель», написанное в конце 1950-х годов, проникнуто искренней симпатией и состраданием к читателю:
А каждый читатель, как тайна,
Как в землю закопанный клад. <.. .>
Там кто-то беспомощно плачет В какой-то назначенный час [1, с. 198].
Ахматова заменяет понятие толпы понятием «читатель». В конце стихотворения читатель назван другом поэта. Если искать этому биографическое объяснение, нужно вспомнить, что Ахматова в полной мере разделила судьбу сограждан во время войн, террора, голода, смертей. В «Реквиеме» поэт подчеркивает, что стал одним из многих, воплотил судьбу миллионов людей. С точки зрения литературоведения, а именно творческих связей поэта, особое отношение поэта к читателю у Ахматовой ученые объясняют влиянием Некрасова: «В последние годы общности Ахматовой с Некрасовым проявляются в особо доверительной интонации ее стихов, обращенных к верным друзьям-читателям» [8, с. 85].
Итак, в теме поэта и поэзии Ахматовой сказалось влияние, по крайней мере, трех крупнейших поэтов Х1Х века: Пушкина, Лермонтова и Некрасова. Каждый из них по-своему обогатил ахматовскую лирику, но специфический биографический затекст, своеобразная трактовка традиционных образов делают творчество Ахматовой оригинальным.
13
Помимо образов поэта - орудия Божьего промысла и поэта-Христа, в лирике Ахматовой важное место занимает образ поэта-юродивого. Поэт у Ахматовой наделен всеми признаками юродства: пророческим даром, одиночеством, сиротством, нищенским существованием, блаженностью. На способность поэта к пророчеству Ахматова прямо указывает в «Anno Domini MCMXXI»:
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы Предсказаны словом моим [1, с. 163].
Г. Федотов писал, что даром пророчества обладали почти все юродивые [18, с. 201]. Заметим, сама про себя Ахматова говорила, что одной гранью своей души примыкает к образу «великой в своем страдании пророчицы» Кассандры Шиллера [17, с. 6]. Одиночество, сиротство, нищета названы в стихотворении «Моей сестре»:
Позабудь о родительском доме,
Уподобься небесному крину.
Будешь, хворая, спать на соломе И блаженную примешь кончину [1, с. 106].
В этом же стихотворении появляется тема блаженности. Образы по-эта-Христа и юродивого, отказывающихся от себя ради других, неизбежно приводят к пониманию того, что лирика Ахматовой, которую так рьяно обвиняли в эгоцентризме, - это лирика самопожертвования и высокого служения людям.
Четвертая книга стихов, созданная, как и «Белая стая», в годы общественных потрясений, отвечает на вопрос, как воспринят поэт обществом, что ожидает его в ответ на гражданский и творческий подвиг. Во время народных бедствий голос поэта должен быть особенно важен как нравственный ориентир. Но происходит иначе: он тонет в буре тревог и смертей. Толпа, одичавшая от крови, не внемлет поэту. Со своими идеалами «чувств добрых» он становится неудобным, лишним в кровавой бойне. Такое трагическое положение дел вызывает к жизни образ рвущегося сердца поэта («И целый день, своих пугаясь стонов...»). Последними, спасительными ценностями для него служат лира и звездное небо над головой («Ночью»).
В «Anno Domini MCMXXI» тема поэта и поэзии разрабатывается по-разному. С одной стороны, его голос - один из хора голосов сограждан. Выражая эту мысль, Франк пишет, что, начиная с 1914 года, в творчестве Ахматовой «единственное число уступает место множественному числу», «я» заменяется на «мы» [19, с. 241]. Поэт находит свое место среди соотечественников, оно в одном ряду с верными детьми России:
Не с теми я, кто бросил землю На растерзание врагам [1, с. 139].
Долг поэта и его соотечественников - защитить родину от врагов и сохранить великие ценности, в том числе город Петра:
14
Никто нам не хотел помочь За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя Его дворцы, огонь и воду.
(«Петроград, 1919») [1, с. 136].
С другой стороны, кроме сурового общественного долга, поэт верен вечным мирным ценностям. От Музы плача он уходит к Музе труда и веселья («Эпические мотивы. 2»). Идиллические картины: дети, кормящие уток, закат, ленивый и ласковый снежок - вот главное в жизни («Эпические мотивы. 3»). И библейский персонаж, Лотова жена, близок поэту именно своей трогательной женской привязанностью к родному очагу -свидетелю и участнику нескольких человеческих жизней с их радостями и горем, будничными заботами и праздниками. Оговоримся, что библейские стихи Ахматовой, в том числе «Лотова жена», вызвали у читателей и критиков разные, порой противоположные мнения об их истинном смысле и затексте. Наш способ прочтения ахматовского стихотворения как выражения человеческой, женской тоски по родному очагу - лишь один из множества.
Образ Музы в пятой книге приобретает новое звучание. Ее главная роль теперь заключается в утешении поэта [14, с. 60] и спасении от мук любви, разлук, войн, мятежей и горя. Она укрывает поэта от земных тревог в чудесном саду («Пусть голоса органов снова грянут...»). Но в пятой книге Ахматовой с образом Музы-утешительницы соседствует образ Музы, приносящей смерть («Я гибель накликали милым.»), что также говорит о разноплановости темы поэта.
Как бы ни было велико искушение укрыться от бед, как бы поэт ни страдал от человеческого непонимания, он неотделим от людей. Особенное положение поэта накладывает на него нравственную обязанность быть с народом и страной до конца. На наш взгляд, стихотворение «Многим», как и многие другие, может быть прочтено именно так.
Список литературы
1. Ахматова А. А. Сочинения: в 2 т. - Т. 1. Стихотворения и поэмы / сост., подгот. текста, коммент. В. А. Черных; вступ. ст. М. Дудина. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Ху-дож. лит., 1990. - 525 с.
2. Баевский В. С. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы. - М.: Языки славянской культуры, 2001. -332 с.
3. Библейская энциклопедия. Репринтное издание. - М.: ТЕРРА, 1990. - 902 с.
4. Бидерман Г. Энциклопедия символов. - М.: Республика, 1996. - 333 с.
5. Гинзбург Л.Я. О лирике. - Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1974. - 407 с.
6. Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой. - Л.: Наука, 1973. - 184 с.
7. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. - М.: Просвещение, 1973. -
288 с.
15
8. Кралин М.М. Некрасовская традиция у Анны Ахматовой // Некрасовский сборник. - Л.: Наука, Ленингр. отде-ние, 1983. - Вып. VIII. - С. 74-86.
9. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: в 4 т. - Л.: Наука, 1979. - Т. 1. - 655 с.
10. Лосева И.Н., Капустин Н.С., Кирсанова О.Т., Тахтамышев В.Г. Библейские имена: люди, мифы, история. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. - 605 с.
11. Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин: Проблемы преемственного развития литературы. - Л.: Сов писатель, Ленингр. отд-ние, 1987. - 398 с.
12. Мануйлов В. А. Подарок судьбы. // Воспоминания об Ахматовой. - М.: Сов. писатель, 1991. - С. 227-236.
13. Мережковский Д.С. М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // Вопросы литературы. - 1989. - № 10. - С. 88-123.
14. Мочульский К.В. Анна Ахматова. «Anno Domini» // Ахматова А. А. После всего. - М.: Изд-во МПИ, 1989. - С. 54 - 61.
15. Найман А.Г. Рассказы об Анне Ахматовой. - М.: Худож. лит., 1989. - 300 с.
16. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 17 т. - М.: Воскресенье, 1995. - Т. 3. - Кн. 1. -
634 с.
17. Тименчик Р.Д. Предисловие // Ахматова А. А. Requiem. - М.: Изд-во МПИ, 1989. - С. 3 - 25.
18. Федотов Г. Святые Древней Руси. - М.: Московский рабочий, 1990. - 268 с.
19. Франк В. Бег времени // Ахматова А.А. После всего. - М.: Изд-во МПИ, 1989. -С. 236-250.
20. Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. - М.: Радуга, 1991. - 383 с.
21. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. - М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. - 655 с.
22. Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. - М.: Книга, 1989. - Кн 1. 19381941. - 269 с.
23. Эйхенбаум Б.М. Лирика Лермонтова (Обзор) // Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 289-359.
24. Эйхенбаум Б.М. Литературная позиция Лермонтова // Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 40-124.
16
