CC BY
1
КОММУНИКАТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: РЕКЛАМА, PR, БРЕНДИНГ, МЕДИА COMMUNICATIVE RESEARCH: ADVERTISING, PR, BRANDING, MEDIA
Знак: проблемное поле медиаобразования. 2023. № 1 (47). С. 63-69. elSSN 2949-3641; ISSN 2070-0695 (print). Znak: problemnoe pole mediaobrazovanija. 2023;1(47): 63-69. elSSN 2949-3641; ISSN 2070-0695 (print).
Научная статья УДК 8142
ТЕХНОЛОГИЯ «НОВОЙ ИСКРЕННОСТИ» В РОССИЙСКОМ РЕКЛАМНОМ ДИСКУРСЕ
Вера Владимировна Антропова1, Дарья Александровна Маркова2
1,2 Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
1 [email protected], https://orcid.org/0000-0003-3421-9978
Аннотация. На основе обзора научной литературы авторы определяют феномен «новой искренности» с различных точек зрения. Одним из возможных ракурсов рассмотрения «новой искренности» становится медиатехнологический, когда ее понимают как эффективную коммуникативную стратегию позиционирования в медиапространстве, в частности в рекламном дискурсе, который обладает мощным суггестивным и прагматическим потенциалом. Задавшись целью - определить степень коммуникативной эффективности технологии «новой искренности» в современном рекламном дискурсе - авторы проанализировали все 25 видеороликов, вошедших в шорт-лист конкурса рекламы «Итоги года 2022», который ежегодно проводит портал о рекламе, маркетинге, бизнесе, креативе и PR Sostav. т. Установлено, что в 13 кейсах из 25 применяются приемы технологии «новой искренности». Во всех случаях она реализуется через апелляцию к концепту-фрейму «прошлое», который развертывается преимущественно с помощью концентрического сюжета и реже - с помощью хроникального сюжета. При развертывании концепта-фрейма с помощью концентрического сюжета герой находится в настоящем, и зрители становятся свидетелями единого действия в настоящем, но текущий момент всегда дополняется атрибутами из прошлого (детства, юности, молодости). Ценностную основу рекламных роликов с концентрическим сюжетом составляют аксиологемы позитивно-эмоционального и морально-этического характера. Хроникальный сюжет развертывания концепта-фрейма «прошлое», более динамичный, напряженный, драматичный, показывает движение героя от его прошлого к настоящему, и такой тип сюжета позволяет воссоздать волевое, действенное начало в человеке. Ценностную основу рекламного дискурса при хроникальном сюжете закономерно образуют аксиологемы, связанные, во-первых, с акциональной, конфликтно-процессуальной семантикой, во-вторых, с - эмоциональной. Задействуются все каналы коммуникации со зрителем: вербальный, визуальный, аудиальный. Таким образом, «новая искренность», апеллирующая к ментальным стереотипам и шаблонам, простым и понятным эмоциям, сегодня становится весьма эффективной рекламной технологией коммуникации с потребителем.
Ключевые слова: медийная реальность, рекламный дискурс, «новая искренность», коммуникативная технология, постмодернизм, метамодернизм
Для цитирования: Антропова В. В., Маркова Д. А. Технология «новой искренности» в российском рекламном дискурсе // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2023. № 1 (47). С. 63-69.
Original article
THE TECHNOLOGY OF "NEW SINCERITY" IN THE RUSSIAN ADVERTISING DISCOURSE
Vera V. Antropova1, Darya А. Markova2
1,2 Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia
1 [email protected], https://orcid.org/0000-0003-3421-9978
Abstract. Based on the review of scientific literature, the authors define the phenomenon of "new sincerity" from various points of view. One of the possible perspectives of considering the "new sincerity" becomes media technology, when it is understood as an effective communicative strategy of positioning in the media space, often in advertising discourse, which has a powerful suggestive and pragmatic potential. We set out to determine the degree of communicative effectiveness of the "new sincerity" technology in modern advertising discourse. We analyzed all 25 videos included in the shortlist of the advertising contest "Results of 2022", which is held annually by the portal about advertising, marketing, business, creativity and PR Sostav.ru. It is established that in 13 cases out of 25 techniques of the "new sincerity" technology are used. In all cases, it is realized through an appeal to the concept frame "the past", which is deployed mainly with the help of a concentric plot and less often with the help of a chronicle plot. When deploying a concept frame with the help of a concentric plot, the hero is in the present, and the audience witnesses a single action in the present, but the current moment is always complemented by attributes from the past. Axiologems of a positive-emotional and moral-ethical nature form the value basis of commercials with a concentric plot. The chronicle plot of the unfolding of the concept frame "the past", more dynamic, intense, dramatic, shows the movement of the hero from his past to the present, and this type of plot allows you to recreate a strong-willed, effective beginning in a person. Axiologems associated with actional, conflict-procedural, emotional semantics naturally form the value basis of advertising discourse with a chronicle plot. All channels of communication with the viewer are involved: verbal, visual, auditory. Thus, the "new sincerity", which appeals to mental stereotypes and patterns, simple and understandable emotions, is becoming a very effective advertising technology of communication with the consumer today.
Key words: media reality, advertising discourse, "new sincerity", communication technology, postmodernism, metamodernism
For citation: Antropova V. V., Markova D. A. The technology of "new sincerity" in the Russian advertising discourse. Znak: problemnoepole mediaobrazovanija. 2023; 1(47): 63-69. (In Russ.).
Введение
«Новая искренность» (понятие, введение которого в России связывают с именем Д. Пригова, в США - Д. Ф. Уоллеса) как актуальный культурный феномен получила разнообразные интерпретации в исследовательской литературе:
1) одна из методологических установок (признаков / маркеров / понятий) метамодернистской системы, пришедшей на смену постмодернистской, наряду с такими, как осцилляция, постирония, аутентичность, глубина, историчность, аффективность, самость, супергибридность, разрыв с молчанием (Аккер Р. ван ден, Вермюлен Т. Периодизация 2000-х, или Появление метамодернизма // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm.ru/emergence-of-metamodernism/, дата обращения: 20.01.2023; Константину Л. Четыре лика постиронии // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm.ru/ four-faces-of-postirony/, дата обращения: 20.01.2023; Оводова 2022; Оводова, Жигунов 2020; 2021; Подледнов 2021а). Иными словами, постмодернистскую смерть и фрагментарность субъекта сменяет метамодернистская самость и целостность субъекта. Однако в современном неоднозначном и нестабильном мире этот субъект испытывает перманентные колебания чувств, отличающихся подлинностью и противоречивостью. Принципиальная колебательность как один из принципов метамодернизма, представляемая часто в образе качающегося между двумя крайностями маятника, отрицает равновесие, синтез, гармонию, примирение (Аккер Р. ван ден, Вермюлен Т. Периодизация 2000-х, или Появление метамодернизма // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm.ru/emergence-of-metamodernism/, дата обращения: 20.01.2023; Джеймисон 2014). Метамодернистская подлинность чувствования, глубина переживаний легитимирует разговор о серьезном, в то время как «постмодерн акцентирует скольжение по поверхности, отказ от глубины, историчности и аффекта» (Оводова, Жигунов 2022: 102; Джеймисон 2014; Аккер Р. ван ден, Вермюлен Т. Периодизация 2000-х, или Появление метамодернизма // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm.ru/emergence-of-metamodernism/, дата обращения: 20.01.2023). Постмодернистский субъект не обращается к по-настоящему болезненным переживаниям прошлого, в постмодернизме оно не воспринимается всерьез, в метамодернистской же системе заметен интерес к травмирующему опыту пройденного, который ранее «замалчивался, стигматизировался или коммодифицировался» (Оводова 2021: 36), и в этом смысле метамодернизм предстает как эпоха изживания травм, «залечивания ран», реабилитации после постмодерна. Поэтому в метамодернизме исследователи видят стремление наполнить искусство утраченными смыслами, глубинными и аутентичными переживаниями определенных событий (Подледнов 2021б: 436);
2) не отдельный признак (маркер / установка) метамодернизма, а целое направление / движение в искусстве (кинематографе, литературе, живописи и т. д.) со своими художественными методами и приемами, новая культурная доминанта, представляющая собой обратную реакцию на иронично-циничную
интерпретацию действительности, характерную для постмодернизма, едва ли не отказ от постмодернистского наследия (Hoffmann 2016), альтернатива теряющему свою актуальность постмодернизму, протест против «ограничения права интеллектуала на наивность и искреннее <...> выражение собственных чувств» (Осокин 2019: 15), поворот от жестких концептуальных схем пародийного характера к «лирическому освоению <...> бытия и сознания» (Эпштейн 2016: 249). Так, ведущим инструментом познания мира становятся чувственность, ощущения, искренние переживания, противопоставленные постмодернистскому критическому анализу (Константину Л. Четыре лика постиронии // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm.ru/four-faces-of-postirony/, дата обращения: 20.01.2023), соответственно, художественной установкой движения становится создание «искренне переживаемой собственной реальности» на основе «личного чувственного опыта и личных мифов» (Подледнов 2021а: 80). Конструирование чувственной реальности осуществляется на разных уровнях организации дискурсивного пространства: через чувственные категории (концепты), ощущения, архетипы, осциллируемые метанарративы (Подледнов 2021а: 80) или мифологические сюжеты. «Новая искренность» апеллирует к гуманистической и экзистенциальной проблематике, проявляет интерес к сфере бессознательных импульсов человека, что предполагает осмысление таких тем, как память, прошлое, отчаяние, тревога и страх, заброшенность, пустота, разрыв, одиночество и единство, идентичность и др. (Подледнов 2021б; Кузнецова 2019), при этом обращают на себя внимание «очевидность, непосредственность, естественность переживаний» (Константину Л. Четыре лика постиронии // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https://metamodernizm. ru/four-faces-of-postirony/, дата обращения: 20.01.2023). В таком прочтении «новая искренность» похожа на «регистрацию бессознательного» (Осокин 2019: 11). Системообразующим идейно-эстетическим принципом «новой искренности», определяющим основные ее черты, является парадоксальность сочетания оригинала и шаблона (ментального, речевого), которая проявляется на разных уровнях организации текстового пространства. На понятийно-содержательном уровне это выражается в транслировании банальных понятий и стереотипов, обладающих «сентиментальной силой», которые, однако, «прошли через глубокую метаморфозу и теперь возвращаются с другой стороны, под знаком «транс»» (Эпштейн 2016: 254). Приставка «транс», по мнению М. Н. Эпштейна, позволяет очень точно передать характер преемственных отношений между будущим и прошлым, когда прошлое «перешагивает через зону отчуждения, иронии, пародии, чтобы <...> обозначить свой обновленный статус возможного» (Эпштейн 2016: 255). Такой принцип исследователь предлагает называть «транслиризмом», объясняя его суть следующим образом: «Это уже не лиризм, прямо рвущийся из души <...>. Это «как бы» лиризм <...>, который знает <...> о своей несостоятельности, о своей вторичности - и тем не менее хочет выразить себя именно в форме повтора. Как ни парадоксально, именно через повтор он снова обретает подлинность. Усталые жесты, если они не автоматичны <...>, полны своего лиризма. В повторе, в цитате есть своя естественность, простота, неизбежность, которой не хватает первичному, рождаемому с усилием и претензией на откровение» (Эпштейн 2016: 255). На формально-стилевом уровне неожиданность такого взаимодействия проявляется в транслировании текстов, когда «искреннее высказывание воспринимается как тонкая цитатная подделка, а расхожая цитата звучит как пронзительное <...> признание» (Эпштейн 2016: 249). Соответственно, манера письма характеризуется такими чертами, как лиричность, ностальгичность, исповедальность, автобиографичность, безыскусность, правдивость, сентиментальность, открытость, смелость, раскованность (Эпштейн 2016; Константину Л. Четыре лика постиронии // Metamodern: журнал о метамодернизме. 2019. URL: https:// metamodernizm.ru/four-faces-of-postirony/, дата обращения: 20.01.2023). В связи с этим «новая искренность» не столько отменила иронию как главный принцип постмодернизма, сколько переосмыслила: например, журналист, писатель В. Лакодин отмечает, что ««новая искренность» <... > призвала перестать хихикать, цитировать и обесценивать все подряд, а заговорить наконец честно о простых и вечных чувствах обычных людей» (Лакодин 2019);
3) коммуникативная технология современности, широко применяемая в медийной реальности, которая формирует коммуникативные тренды и проявляет себя прежде всего в а) политическом дискурсе (Иссерс 2020; Каминская 2020), б) дискурсе социальных сетей (Каминская 2020; Фортунатов, Воскресенская 2021), в) дискурсе культурной травмы (Оводова 2020; 2021; Оводова, Жигунов 2020). Так, в политической коммуникации «новая искренность» понимается как открытое позиционирование политического лидера через самоидентификацию и предложение аналогичной открытой позиции адресату (Иссерс, 2020: 216), «серьезность разговора сочетается с доверительностью интонации и экспликацией личностного начала политика, а общечеловеческие ценности превалируют над государственными идеологемами» (Иссерс, 2020: 216), в публичное политическое пространство выносится то, что прежде было приватным (Каминская 2020: 15). В дискурсе социальных сетей, отмечает Т. Л. Каминская, «новая искренность» проявляет себя в обнародовании и обсуждении личных историй пользователей, в частности интимных сторон как счастливых, так и трагических моментов их жизни, чего в реальной жизни люди себе позволить не могут (Каминская 2020: 15). В связи с этим «новая искренность» рассматривается в качестве
«коммуникативного алгоритма, который, с одной стороны, подменяет собой прежнюю чувственность, с другой, является способом атаки виртуального субъекта как на реальный, так и на цифровой мир» (Фортунатов, Воскресенская 2021: 284). «Новая искренность», в содержательном и формальном планах опирающаяся на детабуизацию определенных тем, эпатажность, позволяет виртуальному индивиду, во-первых, «довести маниакальные доминантные состояния до абсурда, до крика» (Фортунатов, Воскресенская 2021: 284), во-вторых, поддерживать состояние неослабевающего напряжения, экзальтации (Фортунатов, Воскресенская 2021: 276). Наконец, «новая искренность» в дискурсе культурной травмы становится единственно верной тональностью, эмоцией, стратегией, позволяющей выстраивать коммуникацию в группах «исключенных» (вытесненных за пределы «нормы»), и в таком дискурсе травмирующее событие мыслится как точка сборки индивидуальной и коллективной идентичности и памяти (Оводова 2021: 35);
4) новый курс развития российского общества, отчетливо проявивший себя после начала СВО, фокус зрения, с помощью которого возможна «интроспекция, взгляд вовнутрь, <...> философия отечественного порядка», позволяющие «нам снова с уверенностью посмотреть на себя в зеркало» (Щесняк 2022: 101), искренность может стать той «эмоцией, которая, помимо рациональной части, имеет возможность сплотить именно наш культурный фон» (Щесняк 2022: 102), с ее помощью возможно удовлетворить назревшую «потребность в создании <...> идеальной модели общества, способной к созиданию и равноценной коммуникации» (Щесняк 2022: 102).
При всем многообразии классифицирования такого явления, как «новая искренность», можно отметить один важный момент: «новая искренность» ознаменовала собой уход от постмодернистских принципов игры и пародийности, ироничности, циничности и предложила в качестве альтернативного варианта искренность, которая выступает в единстве ее ипостасей: как идейно-эстетический способ создания произведений искусства (медиатекстов, кинотекстов, поэтических и прозаических текстов, произведений живописи и т. д.) и как определенный способ понимания, осмысления бытия, «чувствования» мира.
Постановка проблемы и цели исследования, выборка, методы
С одной стороны, «новая искренность», в связи с постоянным расширением медийного пространства и усложнением медийных технологий, все более отчетливо заявляет о себе в разных сегментах медийного поля, в частности в «классической» журналистике, блогерстве, рекламе, PR. С другой стороны, сами институты массовой коммуникации и «обслуживающие» их медиа находятся в постоянном поиске более эффективных, отвечающих запросам времени технологий, позволяющих максимально эффективно решать определенные коммуникативные задачи, и рекламный дискурс, будучи «самым прагматичным» и суггестивным видом массовой коммуникации, не является исключением. Поэтому мы поставили цель -рассмотреть с технологической точки зрения реализацию «новой искренности» в российском рекламном дискурсе с точки зрения коммуникативной эффективности.
Выборку составили 25 рекламных роликов, вошедших в шорт-лист конкурса российской рекламы «Итоги года 2022» (категория «Ролики»), ежегодно организуемого Sostav.ru - порталом о рекламе, маркетинге, бизнесе, креативе и PR (https://www.sostav.ru/vote/58). Шорт-лист формировался попечительским советом конкурса, в который вошли топ-менеджеры брендов и медиахолдингов (победители конкурса объявлены в феврале 2023 года).
В работе применялись релевантные поставленной цели методы:
- метод определения понятий;
- метод сплошной выборки материала;
- метод дискурс-анализа;
- метод коммуникативно-прагматического анализа;
- описательный метод, включающий наблюдение, сравнение, обобщение, интерпретацию, классификацию.
Результаты исследования и их обсуждение
Коммуникативная технология в общем виде представляет собой набор методов и приемов для достижения эффективного взаимодействия, в контексте разговора о рекламном дискурсе - для оказания необходимого воздействия на ум, волю, чувства, поведение партнера по общению (Шарков, Комарова 2014: 17).
Опираясь на выделенные ранее художественные методы и приемы «новой искренности», мы проанализировали конкурсные рекламные ролики на предмет реализации в них приемов этого направления с последующей гипотетической оценкой их эффективности.
Анализ показал, что в 13 кейсах из 25 (52 % - это больше половины) применяются приемы технологии «новой искренности». Во всех случаях она реализуется через апелляцию к концепту-фрейму «прошлое» (в двух его вариантах - «детство», «юность»), который развертывается преимущественно с помощью концентрического сюжета (9 примеров) и реже - с помощью хроникального сюжета (4 примера). Важно, что во всех дискурсивных практиках данный концепт интериоризирован, поскольку сопряжен
с другим смыслообразующим концептом «новой искренности» - «памятью»: зрители наблюдают ряд определенных событий, ставших органической, глубоко укорененной частью человеческой психики, а не их безотносительную череду. Субъектом воспоминаний является один человек, но они затрагивают опыт других героев и зрителей и так попадают в коллективную память. Герои открыты перед зрителем, они доверяют ему свои глубоко личные истории, сокровенные мысли и эмоции из прошлого, зритель, со своей стороны, невольно испытывает вместе с героями те же чувства, переживания, что обеспечивает акту воспоминания узнаваемость, обоюдность, придает процессу открытость, доверительность, естественность, безыскусность, правдивость, сентиментальность, ностальгичность. Отдельно в этом ряду стоит сказать о ностальгичности, так как речь идет исключительно о радостных воспоминаниях, о тех моментах из прошлого (чаще - детства, реже -юности, молодости), в которых человек был абсолютно счастлив и дефицит которых ощущает в настоящем. Ностальгические чувства, помимо вербальных и визуальных средств, выражаются еще и аудиальными -через известные музыкальные композиции прошлых лет. В частности, в проанализированных роликах используются знаковые для определенных временных пластов и значимые для зрителей песни, которые вызывают необходимые ассоциации: «Мир, в котором мы друг другу не нужны» из советской киносказки «Чародеи» (1982); «Все только для тебя» Леонида Агутина (1994); песня «Cambio Dolor» («Меняю боль») из популярного в конце 90-х годов аргентинского сериала «Дикий ангел» (1998-1999), которую исполняет Наталия Орейро; «Лететь по белому свету» (1999) группы «Амега».
При развертывании концепта-фрейма «прошлое» с помощью концентрического сюжета (реклама МТС, «Мнямс», ВТБ, Hoff, платежной системы «Мир», «Вкусно - и точка», «Иви», «Уральского банка реконструкции и развития») герой находится в настоящем, и зрители становятся свидетелями единого действия в настоящем (Хализев 2004: 233), но текущий момент всегда дополняется атрибутами из детства или юности (мандарины на Новый год, новогодняя елка, мамина еда, мамины слова, мамины советы, песня дедушки). Такой тип сюжета применительно к этому контексту можно назвать исповедальным: 1) фокус повествования сосредоточен не на логике воспроизведения событий, а на субъективной логике построения рассказа о значимых для конкретного героя событиях, 2) повествование включает фрагменты из прошлого в их непосредственной связи с настоящим героя, 3) прочитывается попытка самоопределения (Джумайло 2012: 96).
Ценностную основу рекламных роликов с концентрическим сюжетом составляют аксиологемы эмоционального и морально-этического характера: «душевное общение», «общение с близкими», «искренние чувства», «выполнение обещания», «семья», «дети», «друзья», «возвращение в прекрасное прошлое», «уход из дома и возвращение», «забота», «поддержка», «единение», «любовь», «обожание», «искренняя улыбка», «радость», «смех», «тепло», «уют», «расставание с любимым человеком и начало новой жизни», «спокойствие», «правильный выбор», «надежность».
Хроникальный сюжет развертывания концепта-фрейма «прошлое» показывает движение героя от его прошлого к настоящему: зрители вместе с героем оказываются в его детстве, затем переходят во взрослую жизнь, однако именно семантика прошлого, а не настоящего является концептообразующей (бренды «IKEA в России», «Ингосстрах», «Сливкин нос», «СИБУР»). Такой тип сюжета позволяет представить героя в динамике его личностного и (или) профессионального становления, показать взросление через погружение в череду событий, жизненных противоречий и сменяющих друг друга временных планов, выявить его неудовлетворенность чем-то и, соответственно, желание обрести что-то новое, добиться чего-то, одержать победу над собой, сохранить что-то важное в жизни (Хализев 2004: 235). В конечном итоге герой решает некий экзистенциальный конфликт, и такой тип сюжета позволяет «воссоздать волевое, действенное начало в человеке» (Хализев 2004: 234). В отличие от концентрического хроникальный сюжет более динамичен, напряжен, драматичен, что помогает удерживать внимание зрителей на протяжении всего ролика. Хроникальный сюжет развертывания концепта-фрейма «прошлое» в большинстве примеров реализуется в перспективном аспекте (3 ролика) и только единожды - в ретроспективном, когда в последовательном развитии сюжета наблюдается экскурс в прошлое. При ретроспективном повествовании сначала демонстрируется текущий, крайне напряженный момент, который имеет свою предысторию, затем наблюдается возвращение в прошлое героя - так зрители вместе с героем проходят его жизненный путь, находя ключ к разгадке интриги, решению конфликта в детстве героя. Такой временной сдвиг - путешествие из настоящего в прошлое - усиливает интригу, придает сюжету больше драматизма (рекламный короткометражный фильм «Ингосстрах»).
Ценностную основу рекламного дискурса при хроникальном сюжете закономерно образуют аксиологемы, связанные, во-первых, с акциональной, конфликтно-процессуальной семантикой, во-вторых, с - эмоциональной: «любимая игрушка», «плюшевый мишка», «детский рисунок», «общие секреты», «доверие», «поиск себя», «точка опоры», «важный жизненный момент», «мощный рывок», «поражения и победы», «потери и обретения», «внутренняя уверенность», «самостоятельность», «сила духа», «перемены», «вызовы», «поддержка близких», «любовь близких», «семья», «дом», «понимание и принятие», «неподдельное счастье», «общее дело», «объединение», «команда», «честность».
Заключение
«Новая искренность», будучи актуальным культурным феноменом, в исследовательской литературе получает разнообразные интерпретации: от частной методологической установки метамодернистской системы до коммуникативной технологии медийного пространства или даже целого направления в современном искусстве.
Технология «новой искренности», учитывающая эстетический, эмоциональный, технологический запрос медиатизированного общества и медийной реальности, активно используется в разных сегментах медиапространства, в частности в рекламном дискурсе, который является из всех медийных дискурсов наиболее прагматико-ориентированным, обладает мощным суггестивным потенциалом. «Новая искренность», апеллирующая к ментальным стереотипам и шаблонам, простым и понятным эмоциям, сегодня становится весьма эффективной рекламной технологией коммуникации с потребителем.
В рекламном дискурсе «новая искренность» проявила себя на содержательном уровне в обращении к динамическим концептам-фреймам «прошлое», «память», наполненным во многом эмоционально-позитивной семантикой; на формальном уровне - в применении соответствующих сюжетных типов (концентрического и хроникального) и приемов манеры письма (под «письмом» понимаем организацию поликодовых текстов): исповедальность, открытость, доверительность, естественность, безыскусность, правдивость, сентиментальность, ностальгичность. При этом задействуются все каналы коммуникации со зрителем: вербальный, визуальный, аудиальный.
Список источников
Джеймисон Ф. Марксизм и интерпретация культуры. Москва, Екатеринбург : Кабинетный ученый, 2014. 414 с.
Джумайло О.А. Специфика романной исповедальности // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2012. № 2. С. 95-100.
Иссерс О. С. Грани «новой искренности» в современной политической коммуникации // Вестник Новосибирского государственного университета. История, филология. 2020. Т. 19, № 6. С. 216-227.
Каминская Т. Л. Новые тренды в российской политической коммуникации // Политическая лингвистика. 2020. № 6. С. 12-18.
Кузнецова М. О. Мотив отцеприимства: от кинематографа «оттепели» к российскому кинематографу «новой искренности» // Театр. Живопись. Кино. Музыка. 2019. № 2. С. 161-177.
Оводова С. Н. Глобальное в дискурсе метамодернизма: проблема истоков // Известия Саратовского университета. Новая серия. Философия. Психология. Педагогика. 2022. Т. 22, № 1. С. 29-33.
Оводова С. Н. Голоса «неуслышанных» и «новая искренность»: практики геронтологического, пенитенциарного, этнического, религиозного исключения и их осмысление в современной теории и философии культуры (постановка проблемы) // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2021. № 3. С. 33-38.
Оводова С. Н. Новая искренность в современном публичном дискурсе: личное и публичное в репрезентации культурных травм // Публичное / частное в современной цивилизации : материалы XXII Российской науч.-практ. конф. Екатеринбург : Гуманитарный университет, 2020. С. 79-82.
Оводова С. Н., Жигунов А. Ю. Влияние установок метамодернизма на современную теорию и философию культуры: эстетический и социокультурный аспекты // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2022. № 66. С. 100-110.
Оводова С. Н., Жигунов А. Ю. Метамодернистский медиадискурс в современной культуре: от глобального молчания к глубокой искренности // Вестник Омского университета. 2020. Т. 25, № 4. С. 94-101.
Оводова С. Н., Жигунов А. Ю. Эстетика метамодернизма как элемент современной российской художественной культуры // Вестник Омского университета. 2021. Т. 26, № 4. С. 77-82.
Осокин А. Н. Прогрессия наивного аспекта в трех формах иронической чувствительности: от эстетики Кэмпа к феноменам Новой искренности и постиронии // Культура и искусство. 2019. № 10. С. 7-17.
Подледнов Д. Д. Метамодернистская чувствительность Ольги Молчановой-Пермяковой // Научный результат. Социальные и гуманитарные исследования. 2021а. Т. 7, № 2. С. 80-102.
Подледнов Д. Д. Феномен метамодернизма в современном изобразительном искусстве России (на примере живописи Виталия Пушницкого) // Идеи и идеалы. 2021б. Т. 13, № 1. С. 425-441.
Фортунатов А. Н., Воскресенская Н. Г. Цифровые компетенции и технологии новой искренности в эпоху Web 4.0 // Вестник Российского университета дружбы народов. Литературоведение. Журналистика. 2021. Т. 26, № 2. С. 276-285.
Хализев В. Е. Теория литературы : учебник. Москва : Высшая школа, 2004. 405 с.
Шарков Ф. И., Комарова Л. В. Коммуникация: деловое общение, коммуникативные техники и технологии // Коммуникология. 2014. Т. 6, № 4. С. 13-26.
Щесняк М. Н. Искренность как новый курс // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2022. № 9-1. С.100-105.
Эпштейн М. Н. Поэзия и сверхпоэзия: о многообразии творческих миров. Санкт-Петербург : Азбука-Аттикус, 2016. 480 с.
Hoffmann L. Postirony: The Nonfictional Literature of David Foster Wallace and Dave Eggers. Bielefeld: Transcript, 2016. 210 p.
References
Dzhejmison, F. (2014).Marksizm i interpretaciyakul'tury [Marxism and the Interpretation of Culture]. Moscow & Yekaterinburg : Cabinet scientist, 414 p. (In Russ.).
Dzhumajlo, O. A. (2012). Specifika romannoj ispovedal'nosti [The specifics of the novel confessional]. Izvestiya vysshih uchebnyh zavedenij. Severo-Kavkazskij région. Obshchestvennye nauki, 2, 95-100. (In Russ.).
Issers, O. S. (2020). Grani «novoj iskrennosti» v sovremennoj politicheskoj kommunikacii [The facets of the «new sincerity» in modern political Communication]. VestnikNovosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya, filologiya, 6, 216-227. (In Russ.).
Kaminskaya, T. L. (2020). Novye trendy v rossijskoj politicheskoj kommunikacii [New trends in Russian political communication]. Politicheskaya lingvistika, 6, 12-18. (In Russ.).
Kuznecova, M. O. (2019). Motiv otcepriimstva: ot kinematografa «ottepeli» k rossijskomu kinematografu «novoj iskrennosti» [The motive of uncoupling: from the cinema of the «thaw» to the Russian cinema of the «new sincerity»]. Teatr. ZHivopis'. Kino. Muzyka, 2, 161-177. (In Russ.).
Ovodova, S. N. (2022). Global'noe v diskurse metamodernizma: problema istokov [The Global in the Discourse of Metamodernism: the problem of origins]. IzvestiyaSaratovskogo universiteta. Novaya seriya. Filosofiya. Psihologiya. Pedagogika, 1, 29-33. (In Russ.).
Ovodova, S. N. (2021). Golosa «neuslyshannyh» i «novaya iskrennost'»: praktiki gerontologicheskogo, penitenciarnogo, etnicheskogo, religioznogo isklyucheniya i ih osmyslenie v sovremennoj teorii i filosofii kul'tury (postanovka problemy) [Voices of the «unheard» and «new sincerity»: practices of gerontological, penitentiary, ethnic, religious exclusion and their interpretation in modern theory and philosophy of culture (problem statement)]. Vestnik Omskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya, 3, 33-38. (In Russ.).
Ovodova, S. N. (2020). Novaya iskrennost' v sovremennom publichnom diskurse: lichnoe i publichnoe v reprezentacii kul'turnyh travm [New sincerity in modern public discourse: personal and public in the representation of cultural traumas]. Publichnoe / chastnoe v sovremennoj civilizacii. Yekaterinburg : Humanities University, 79-82. (In Russ.).
Ovodova, S. N. & Zhigunov, A. Yu. (2022). Vliyanie ustanovok metamodernizma na sovremennuyu teoriyu i filosofiyu kul'tury: esteticheskij i sociokul'turnyj aspekty [The influence of Metamodernism attitudes on modern theory and philosophy of culture: aesthetic and socio-cultural aspects]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sociologiya. Politologiya, 66, 100-110. (In Russ.).
Ovodova, S. N. & Zhigunov, A. Yu. (2020). Metamodernistskij mediadiskurs v sovremennoj kul'ture: ot global'nogo molchaniya k glubokoj iskrennosti [Metamodern Media Discourse in Modern Culture: from Global Silence to Deep Sincerity]. Vestnik Omskogo universiteta, 4, 94-101. (In Russ.).
Ovodova, S. N. & Zhigunov, A. Yu. (2021). Estetika metamodernizma kak element sovremennoj rossijskoj hudozhestvennoj kul'tury [Aesthetics of Postmodernism as an element of Modern Russian Art Culture]. Vestnik Omskogo universiteta, 4, 77-82. (In Russ.).
Osokin, A. N. (2019). Progressiya naivnogo aspekta v trekh formah ironicheskoj chuvstvitel'nosti: ot estetiki Kempa k fenomenam Novoj iskrennosti i postironii [The progression of the naive aspect in three forms of organic sensitivity: from the aesthetics of Camp to the phenomena of New sincerity and post-irony]. Kul'tura i iskusstvo, 10, 7-17. (In Russ.).
Podlednov, D. D. (2021a). Metamodernistskaya chuvstvitel'nost' Ol'gi Molchanovoj-Permyakovoj [The meta-modernist sensibility of Olga Molchanova-Permyakova]. Nauchnyj rezul'tat. Social'nye i gumanitarnye issledovaniya, 2, 80-102. (In Russ.).
Podlednov, D. D. (2021b). Fenomen metamodernizma v sovremennom izobrazitel'nom iskusstve Rossii (na primere zhivopisi Vitaliya Pushnickogo) [The phenomenon of metamodernism in the modern visual art of Russia (on the example of Vitaly Pushnitsky's painting)]. Idei i idealy, 1, 425-441. (In Russ.).
Fortunatov, A. N., & Voskresenskaya, N. G. (2021). Cifrovye kompetencii i tekhnologii novoj iskrennosti v epohu Web 4.0 [Digital competencies and technologies of new sincerity in the era of Web 4.0]. Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Literaturovedenie. ZHurnalistika, 2, 276-285. (In Russ.).
Halizev, V. E. (2004). Teoriya literatury [Theory of literature]. Moscow : Higher School, 405 p. (In Russ.). Sharkov, F. I. & Komarova, L. V. (2014). Kommunikaciya: delovoe obshchenie, kommunikativnye tekhniki i tekhnologii [Communication: business communication, communication techniques and technologies]. Kommunikologiya, 4, 13-26. (In Russ.).
Shchesnyak, M. N. (2022). Iskrennost' kak novyj kurs [Sincerity as a new course]. Mezhdunarodnyj zhurnal gumanitarnyh i estestvennyh nauk, 9-1, 100-105. (In Russ.).
Epshtejn, M. N. (2016). Poeziya i sverhpoeziya: o mnogoobrazii tvorcheskih mirov [Poetry and super poetry: about the diversity of creative worlds]. Saint-Petersburg : ABC-Atticus, 480 p. (In Russ.).
Hoffmann, L. (2016). Postirony: The Nonfictional Literature of David Foster Wallace and Dave Eggers. Bielefeld: Transcript. 210 p.
Информация об авторах В. В. Антропова - доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры теории медиа. Д. А. Маркова - магистрант факультета журналистики.
Information about the author Vera V. Antropova - Doctor of Philology, Associate Professor, Professor of the Department of Media Theory. Darya A. Markova - Graduate student of the Faculty of Journalism.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов. The authors declare that there is no conflict of interest.
Статья поступила в редакцию 27.01.2023; одобрена после рецензирования 23.02.2023; принята к публикации 27.02.2023. The article was submitted 27.01.2023; approved after reviewing 23.02.2023; accepted for publication 27.02.2023.
