CC BY
9СТРОИТЕЛЬСТВО И АРХИТЕКТУРА INSTRUCTION А^ АRCHITECTURE
УДК 721.02
doi: 10.52470/2619046X_2023_4_7
ТЕХНОЛОГИИ НОВОГО ВЕКА И АРХИТЕКТУРНАЯ ТЕОРИЯ
Е.А. Булгакова
Аннотация. Статья посвящена рассмотрению эволюции теоретической мысли в сфере архитектуры, где бурный рост архитектурной теории в двадцатом веке привел к разделению единой парадигмы на множество отдельных течений. В последние десятилетия наблюдается интенсивное включение методов и парадигм из других научных теорий. На конкретных примерах, автор рассматривает принципиальные подходы архитекторов из стран Юго-Восточной Азии и выявляет отличия от принятых в западной культуре, что формирует перспективы дальнейшего роста и развития теории архитектурно-градостроительной сферы.
Ключевые слова: архитектура, история, теория, парадигма, пространство и время.
TECHNOLOGIES OF THE NEW CENTURY AND ARCHITECTURAL THEORY
E.A. Bulgakova
Abstract. The article is devoted to the evolution of theoretical thought in the field of architecture, where the rapid growth of architectural theory in the twentieth century led to the division of a single paradigm into many separate trends. In recent decades, there has been an intensive incorporation of methods and paradigms from other scientific theories. Using specific examples, the author examines the fundamental approaches of architects from Southeast Asian countries and identifies differences from those adopted in Western culture, which forms prospects for further growth and development of the theory of architectural and urban planning.
Keywords: architecture, history, theory, paradigm, space and time.
Размышление о нынешнем состоянии отношений между архитектурой и технологией не может обойтись без рассмотрения изменений, которые повлияли на технологию за последние десятилетия. Эти изменения связаны не только с инновациями, такими как массовое распространение цифровых инструментов, развитие генной инженерии или новые перспективы, открывающиеся в результате исследования наноразмерных структур. Какими бы новаторскими и впечатляющими ни были эти инновации, они являются лишь частью более глобальной эволюции. Эта эволюция представляет собой сильное эпистемологическое изменение. Другими словами, за последние десятилетия изменилось не только содержание технологии, но и само ее определение. То, что мы сейчас называем технологией, радикально отличается от технологического мира, который определял классические формы индустриали-
зации, от Англии начала девятнадцатого века до Соединенных Штатов, Японии и Германии середины двадцатого века [17].
Первое существенное отличие заключается в снижении актуальности традиционных технологических объектов, таких как автомобили или самолеты. В повседневном использовании технологий объекты больше не являются столь определяющими, как раньше. Они были заменены более всеобъемлющими и в то же время абстрактными сущностями, такими как сети и поля. Большинство артефактов, которые окружают нас сегодня, по-видимому, обладают лишь малой толикой автономии, которой были наделены машины индустриальной эпохи. Мы склонны жить среди квазиобъектов, соединителей или терминалов, которые выражают свойства, принадлежащие сетям или полям, таким как сигнал мобильного телефона [10].
Потеря актуальности технологических артефактов, вероятно, лежит в основе нашего восприятия постоянно возрастающего значения виртуальности. Ибо сети и поля, которые заменяют автомобили и самолеты, воспринимаются совершенно иначе, чем традиционные объекты. Они, по-видимому, порождают возможности, ожидающие реализации через квазиобъекты, такие как терминалы. Беспроводная сеть нуждается в компьютерах или мобильных телефонах, чтобы стать полностью доступной для своих пользователей. Но компьютер или, тем более, смартфон важен для нас не сам по себе, а в основном как «вход» (портал, терминал) для входа в глобальную информационную сеть или глобальное информационное поле [3, 4].
Еще одной фундаментальной характеристикой новой технологической сферы, которая нас окружает, является ее все более бесшовный характер. Беспроводные сети снова стали символом мира, в котором сети и поля, кажется, сливаются все более и более плавным образом. Это объясняет успех метафорического использования глаголов типа «заниматься серфингом», «просматривать» или «дрейфовать» по сайтам, когда речь идет о таких реалиях, как Интернет. Эти выражения передают нам что-то о новых отношениях человека и техносферы, которое необходимо принять в лишенном дискретности технологическом мире. В этом мире компоненты все реже собираются по схемам, основанным на геометрии и механике. Карта с ее триангулированными ориентирами или двигатель с его тщательно спроектированными деталями, использовались для воплощения некоторых фундаментальных принципов технологической изобретательности.
Но компьютеры и, в более общем плане, электронное оборудование больше не проектируются в соответствии с этими принципами. Они представляют собой многослойные сборки аппаратного и программного обеспечения, в чем-то сравнимые с бутербродами. Даже больше, чем внутренняя организация слоев, сегодня часто имеет значение их взаимодействие, и это взаимодействие больше сродни проблемам написания и перевода кода, чем структурному проектированию [8].
С другой точки зрения, мир информации ставит под угрозу само структурное измерение. Действительно, структура раньше определялась на промежуточном уровне между микроскопическим и макроскопическим. Предполагалось, что структура - от скелетов животных до зданий - воплощает определенный тип порядка между этими двумя бесконечностями. Исследования на границах наших представлений о структурированном мире все время отодвигали эти границы все дальше - в квантовые микромасштабы с одной стороны и в метагалактические области космоса с другой. Но исследованный нами мир всегда выглядел структурированным в зависимости от масштаба. Разные структуры соответствовали субатомным микрочастицам и галактикам. Такая специфичность в настоящее время оспаривается в мире, в котором информация, по-видимому, следует схожим шаблонам на всех уровнях. Это объясняет символическую роль, которую играют фракталы. Фракталы больше не воспринимаются как геометрические монстры, они, по-видимому, воплощают фундаментальную характеристику мира, управляемого информацией, а именно его безразличие к традиционным иерархиям и масштабам [15].
Другим существенным аспектом нашей нынешней ситуации является размытость, которая часто возникает между тем, что раньше было инфраструктурным, и тем, что считалось надстройкой. В транспортной компании программное приложение, используемое для управления автопарком, часто важнее самих транспортных средств. Аналогичным образом, смена операционной системы является более фундаментальным решением для пользователя, чем переход с одного компьютера на другой. История Интернета, возможно, является лучшей иллюстрацией этого размытия между инфраструктурой и надстройкой. Сеть несколько раз меняла свою основу в течение первых десятилетий своего существования, что позволяет предположить, что ее реальный инфраструктурный уровень был уровнем подключенных к ней пользователей, как если бы маленькие ветви и листья сети дерево находилось на более высоком иерархическом уровне, чем его ствол [15].
Именно в таком контексте следует оценить кризис архитектурной тектоники. Если добавить к этому глубокое переопределение границ между естественным и искусственным, то мы видим ситуацию, когда человек оказывается лицом к лицу с технологической вселенной, которую уже нелегко охватить с помощью однозначных категорий. Мы действительно живем в техно-природной вселенной, более похожей на то, что описывают Бруно Латур или Питер Слотердайк, чем на традиционное видение человеческой сферы, окруженной чужой природой. К этой вселенной больше нельзя подходить, используя системные аналогии. Система всегда представляет собой совокупность дискретных частей, отношения которых могут быть охарактеризованы в терминах обработки информации и циклов обратной связи. Кибернетические или неокибернетические модели, вероятно, больше не воспринимаются как универсальные ключи к пониманию современных технологий. Для адекватного понимания сути современного технологического развития мы должны вернуться к континуальным моделям. Современные технологии это не механизм, а ландшафт с его непрерывным перетеканием бесконечного множества фрагментов, ни один из которых не отделен от общего целого жесткими границами [12].
Когда в середине 1980-х гг. использование компьютера начало распространяться по всему архитектурному миру, изначально предполагалось, что это усилит преобладание структуры и тектоники за счет новых возможностей, которые компьютер предоставлялся этакой панацеей от всех организационных проблем для почти беспрепятственного перехода от первых эскизов к решению технических деталей. Плавный процесс, который он обещал наладить, казался в то время синонимом более глубокой степени согласованности между проектными и структурными решениями [6].
Во многих случаях то, что произошло, оказалось прямо противоположно этим чрезмерно оптимистичным сценариям. Действительно, многие ключевые здания сегодня отмечены поразительным несоответствием между архитектурной формой и тектоникой. От Сендайской медиатеки Тойо Ито до Иокогамского терминала Foreign Office Architects, похоже, нет альтернативы, кроме как радикально разграничить сферы архитектурной формы и тектоники. Это различие проявляется и во многих других современных фирменных зданиях. Например, полностью бетонный внешний вид Phaeno Center Захи Хадид противоречит конструктивной важности стальных балочных решеток пола и крыши, и так далее [7].
Есть нечто парадоксальное в том, как сегодня, с одной стороны, компьютер позволяет, как и ожидалось изначально, четко сформулировать концепцию и реализовать ее, в то время как с другой стороны, он воссоздает поразительную дистанцию между архитектурными образами и реальностью строительных технологий.
Показательно, что такое отношение разделяют такие инженеры, как Сесил Балмонд, которые представляют его как поиск альтернативной тектоники, основанной на «недекартовских» или «неформальных» принципах [13]. Пекинский национальный стадион Херцога и де
Мерона, спроектированный Балмондом, со сложным лабиринтом столбов и балок, который бросает вызов традиционному пониманию конструкции, является иллюстрацией этого поиска. Он часто использует случайность или, по крайней мере, видимость случайности в качестве контрмеры тектоническому габитусу. Последнее особенно заметно в другом сооружении, спроектированном Сесилом Балмондом в тесном сотрудничестве с архитектором, - Змеевидном павильоне Тойо Ито 2002 г. (рисунок 1).
Тойо Ито, лауреат Притцкеровской премии 2013 г., вместе с Сесилом Балмондом и Арупом отвечали за дизайн павильона Serpentine Gallery (Вестминстер, Великобритания) в 2002 г. То, что казалось чрезвычайно сложным случайным паттерном, на самом деле было получено из алгоритма куба, который расширялся при вращении. Пересекающиеся линии образовывали различные треугольники и трапеции, чья прозрачность и полупрозрачность создавали ощущение бесконечно повторяющегося движения.
Новые требования, связанные со стремлением к устойчивому развитию, соответствуют этому сдвигу. Устойчивость действительно относительно безразлична к правильности несущих траекторий и переводу конструктивных решений в понятную тектонику. Это включает в себя такие факторы, как экологические следы или динамическое энергетическое поведение, которые подчиняются другому типу логики, логике, которая включает в себя всю окружающую среду вместо того, чтобы оставаться в пределах построенного объекта, как традиционные структурные требования. И здесь компьютер играет важную роль в том, чтобы проектировщики могли идентифицировать и использовать эти факторы.
Среди последствий отказа от традиционных тектонических допущений можно отметить впечатляющее возвращение орнамента как чего-то отличного от тектонической артикуляции. Несмотря на все это, сегодняшний архитектурный орнамент имеет мало общего с определением, которое преобладало до зарождения современности с ее скульптурными и, прежде всего, символическими измерениями. Символическое измерение, в частности, отвергается многими современными дизайнерами. Если следовать им, то новый орнамент больше похож на поверхность или состояние поля; часто он похож на узор или тесселяцию, целью которых является создание аффектов, превосходящих значение в обычном смысле [5; 14].
Рисунок 1. Змеевидный павильон Тойо Ито 2002 г.
Еще одно направление, в котором архитектурно-строительная сфера переживает небывалый перелом, это широкий поиск и открытие все новых конструктивных материалов. Революция, которую пережила архитектура в связи с изобретением железобетона, сегодня становится все более обыденным явлением. Принципиально новые материалы с фантастическими свойствами расширяют палитру конструктивных и декоративных возможностей архитектора практически ежедневно. Добавим к этому быстрый рост толерантности к традиционным и вернакулярным материалам и технологиям строительства, который стимулирует возвращение полузабытых и, казалось бы, устаревших приемов - и мы увидим фундаментальный рывок в разнообразии, доступном сегодняшнему архитектору [16].
Как ни странно это может прозвучать, но с определенной точки зрения большую готовность использовать расширенную палитру возможностей демонстрируют сегодня архитекторы и строители «глобального Юго-Востока». Разница в подходах к архитектуре, однако, заключается в соотношении теории и практики. Западная архитектурная мысль очень много внимания уделяет рефлексии своей проектной деятельности. Большинство крупных мастеров архитектуры, так или иначе, считают необходимым осмысливать и оформлять в виде текстов те идеи и образы, которые они реализуют в своих проектах. В западной культуре даже находится место для архитекторов-теоретиков, которые ничего не строят, а посвящают свою работу исключительно обсуждению чужих проектов.
Культурная традиция «глобального Юго-Востока» отличается от западной кардинальным образом. Во-первых, восточная архитектура в гораздо большей степени опирается на традиции и устоявшиеся, стандартизованные приемы строительства. Само понятие архитектора, создающего новаторские, нестандартные объекты, вошло в архитектурно-строительную сферу Востока относительно недавно и под сильным влиянием Запада [9; 11].
Во-вторых, несмотря на наличие сильной и разнообразной философии, восточные культуры не разработали собственных механизмов переноса философских идей в архитектуру [1]. Конвертация онтологических парадигм в конкретные архитектурные проекты все еще остается чем-то непривычным и трудным для понимания. Тем не менее, восточная архитектура быстро совершенствуется и осваивает новые парадигмы.
После периода глубокого некритичного подражания западных архитектурных парадигм, именно китайские архитекторы сегодня погружаются в поиски самостоятельных национальных идей и форм для их выражения. Это наследование и выражение основаны на контексте, можно разделить на две категории, которые условно называются: «принятие» и «удаление».
Переосмысление традиций с точки зрения Формы, Смысла и Модели - это Принятие.
Удаление - это конструктивный компромисс с окружающей средой, который уважает оригинальную сельскую или городскую текстуру и внешний вид. Он основан на старых формах и строительных техниках, дополненных современными дизайнерскими подходами и техниками.
Главная цель поисков формулируется как баланс между старым и новым, между тысячелетними традициями и современностью. Вот несколько примеров, которые иллюстрируют этот баланс.
Форма. Xi Hall - культовое здание для проведения свадебных церемоний и общественных мероприятий. Обьект был вдохновлен Wok Room, традиционной жилой архитектурой Китая, которая отличалась фронтоном в форме ручки вока - сковороды для приготовления пищи (рисунки 2 и 3). Горб в середине фронтона похож на ручку вока. Помещение для приготовления ритуального кушания (которое также носит название вока) обозначено двускатной стеной с приподнятым центром и опущенными сторонами. Двускатные стены используются для защиты от ветра или жары и служат основной несущей конструкцией дома. Архитектор
Рисунок 2. Павильон Кси Холл, Гуанчжоу, Китай (2021 г.). Мастер-план L&A Design. Фото Breezeimage, Junning Yang
абстрагировал форму стены вок и применил ее к восточному и западному возвышениям Xi Hall, которые соединены гиперболически изогнутой крышей и создают зрительный зал с классической привлекательностью и ощущением парения.
Рисунок 3. Традиционная китайская кастрюля «вок» с характерным гиперболическим дном и высокими ручками
Рисунок 4. Проект «Карьер № 8. Книжная гора» Личжу, Китай (2022 г.).Студия DnA,
ведущий архитектор Т1ап^ап Хи
«Смысл»: Карьер № 8: Книжная гора / ДнК. После того как добыча полезных ископаемых здесь была запрещена, ручная добыча в районе заброшенного карьера создала случайную топографию внутреннего пространства. Рядом с этим карьером находится место, где в исторические времена встречались ученые, чтобы обсудить свои идеи. Внутри карьера архитекторы построили каменные ступени, высота которых может достигать 12 м. Используя лестницу, чтобы подняться на различные уровни, оборудованные книжными шкафами и учебными площадками, посетители испытывают ощущение восхождения на гору знаний, прежде чем войти в мир каллиграфии и резьбы по камню. Поскольку здесь в найденную ситуацию вписан культурный и образовательный идеал, его сразу же распознает каждый школьник в Китае (рисунок 4).
«Модель»: Художественный музей на рынке / Бюро живописной архитектуры.
Основной городской структурой пешеходных улиц в Восточном районе является торговый двор на первом и втором этажах и гостиничный двор с двускатной крышей на втором этаже. Проект продолжил схему укладки каркаса и двускатной конструкции крыши, используемой на пешеходной улице. Первый этаж был выбран для того, чтобы воспроизвести нависающую двускатную крышу традиционного дома и соединить ее в большое пространство, извлекая структурную форму У-образных колонн из геометрии сплошной двускатной стены, чтобы поддерживать перевернутую треугольную стропильную крышу. На втором этаже дизайнер извлек поперечную несущую конструкцию из фонаря, которая была использована в качестве стиля точки соединения. Группа колонн снаружи состоит из Х-образных наклонных колонн, трехмерно составленных из вставленных друг в друга клееных столбов, которые поддерживают крышу. Две опорные системы работают вместе, создавая свободное от колонн пространство под деревянным каркасом (рисунок 5).
Принцип «Гармония»: Реконструкция комплекса зданий традиционной постройки.
Проект расположен в провинции Юньнань. Чтобы защитить качество воды в озере Фусянь,
Рисунок 5. Художественный музей на рыке. Джашань, Китай (2021 г.)
местные власти постепенно переселили жилые районы на берегу озера. Переселение привело к сносу старых домов, что также предоставило возможности для переработки кирпича и черепицы в этом проекте. Комплекс включил ряд отдельных проектов: реконструкции трехэтажных каркасных кирпичных зданий и недавно построенных плавучих домов, глиняного экрана, Бамбукового павильона, Дождевого павильона, плиточных павильонов, наклонного павильона и оригинальных стен с легкой реконструкцией. Все это представляет собой результат стратегий реновации, восемь стилей сельского строительства подчеркивают осмысление и анализ стратегий реновации сельской архитектуры.
В кирпичном здании расположены ресторан, многофункциональный зал и гостевые комнаты отеля типа «постель и завтрак» (рисунок 6). Объединив функции кирпичного здания и характеристики витрины вдоль улицы, мы удалили небольшое количество стен из красного кирпича и керамогранитной плитки, чтобы сохранить оригинальные каркасные балки и колонны здания. Внешняя стена сделана из местного голубого кирпича и стеклянных кирпичей, вплетенных в стену, а плетение соответствует местной традиционной конструкции бамбуковой корзины «waterwheel fishing». Стеклянные блоки обеспечивают проникновение света. Снятая белая керамогранитная плитка была повторно использована в качестве напольного покрытия. В сезон дождей на местных голубых кирпичах наружных стен растет мох. Кирпичное здание представляет собой современную резиденцию, построенную с использованием традиционных ремесленных техник, а также естественную пещеру, построенную вручную.
Плавучие дома должны в будущем стать плавучей резиденцией на набережной (рисунок 7). Плавучий дом представляет собой комбинацию резиденции и корабля, нижняя часть которого установлена на каменном фундаменте, а верхняя часть объединена в виде
Рисунок 6. Кирпичный дом, чтобы жить в поэзии
нависающей крыши круизного лайнера. Изогнутая стальная конструкция двери повторяет конструктивную форму крыши круизного лайнера с нависающей крышей, которая создает
Рисунок 7. Плавучие дома, чтобы жить в будущем
Рисунок 8. Глиняный экран, чтобы жить в ответственности
частный водный дворик, похожий на жилой. Узкая горизонтальная щель, которую можно открывать или закрывать, обеспечивает ощущение лодки, а внутреннее покрытие было намеренно наклонено, чтобы соответствовать динамичному характеру «корабля».
Сельские жилые здания вокруг участка построены высокими и бессистемными. Стратегия планирования состояла в том, чтобы создать внутренние уровни внутри, построив глиняную сетчатую стену (рисунок 8) и создав буферную зону из высокого бамбукового леса, чтобы отодвинуть плохое окружение (рисунок 9).
Сначала бетонный пол был разобран, и бетонные отходы были использованы для создания ограждения, похожего на внутренний двор. Во-вторых, внутри закрытой мусорной стены были добавлены две теневые крыши из стальных пластин, чтобы обеспечить отдых. Наконец, бамбуковый лес был равномерно посажен на всем пространстве за пределами мусорной стены и теневой крыши. Между бамбуковыми стволами нет определенного пути, и люди могут входить свободно. Нет никаких ограничений на протяженность бамбукового леса; бамбуковый лес свободен.
Приведенные примеры, призваны проиллюстрировать следующий тезис: восточная архитектурная практика базируется на иных парадигмальных основаниях, чем западная.
Иное отношение к времени выражается в том, что китайские архитекторы чувствуют себя не просто погруженными в непрерывный поток, текущий из глубины тысячелетий. Китайская культура воспринимает историю и традицию как вполне современную и актуальную сущность. Сковородка вок, изобретенная в незапамятные времена, подсказывает
Рисунок 9. Бамбуковый павильон, чтобы жить на природе
форму современного здания. Форма и фактура скал, совместный результат выветривания и добычи полезных ископаемых, становится фоном и соучастником процесса приобщения молодежи к традиционной книжной культуре. Конструкции из деревянных балок, взятые из средневекового трактата по строительству, используются для создания модернистского открытого пространства. Сегодняшняя архитектура поедает прошлое, питается им и растет из него - этот образ впервые предложили японские метаболисты, но теперь оказывается, что именно так восточная культура воспринимает прошлое как таковое.
Постмодернизм мучительно прорывался к подобному восприятию времени, нарезая прошлое на фрагменты и перемешивая их под острым соусом из иронии. Восточные архитекторы делают нечто похожее, но без напряжения и с гораздо более позитивным эмоциональным настроем. Они не воюют с прошлым, не обращаются к нему как к учителю и судье, не бросают ему вызов, не пытаются ниспровергнуть или возвеличить прошлое - они просто им питаются.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что развитие технологий на рубеже XX-XXI вв. принесло несколько фундаментальных перемен. Основная из них заключается в том, что технологии в самых разных сферах производства и потребления становятся сетевыми.
Одновременно с преобладанием сетевых принципов развития технологий решающее значение приобретают виртуальные и дополненные реальности. Значительная часть современных технологий размещается в информационных пространствах [2]. Например, логистика все меньше зависит от наличия реальных дорог и транспортных средств, а все больше -от доступности оперативной информации и наличия договоренностей между участниками цепи поставок.
В русле тех же сетевых перемен архитектурная теория приобретает все более междисциплинарный характер. Новейшие направления появляются на пересечении зодчества с экологией, с нейронаукой, с нано- и биотехнологиями в материаловедении и так далее.
Новые принципы и парадигмы в архитектуре закономерно встречают сопротивление со стороны инерционных и консервативных учений. Парадоксальным образом в культурах Юго-Востока сопротивление новшествам менее заметно. В частности, это выражается в быстром росте обращений к традиционной и вернакулярной архитектуре, а также к традиционным экологичным строительным технологиям;
Вероятно, наиболее перспективным направлением развития архитектурной теории можно считать сочетание новейших информационных технологий (включая цифровое проектирование и использование виртуальной реальности) с традиционными приемами и принципами архитектуры и строительства. Теоретическое осмысление такого «цифрового регионализма», однако, находится в самой начальной стадии развития и представляет собой задачу для последующих десятилетий развития архитектурной теории.
Библиографический список
1. Булгакова Е.А. Нет провинций в интернете // Проект Байкал. 2020. Т. 17. № 65.
2. Булгакова Е.А. Перспективы развития профессии архитектора в условиях цифровизации // Вестник Московского информационно-технологического университета Московского архитектурно-строительного института. 2022. № 4.
3. Булгакова Е., Лидин К. Малые города, мозг и архитектурное образование // Проект Байкал. 2019. Т. 16. № 61.
4. Abbate J. Inventing the Internet (Inside technology). Cambridge MA, 2000.
5. AddingtonM., SchodekD. Smart materials and new technologies for the architecture and design. Abingdon, 2005.
6. Balmond C. Informal paperback. New York, 2007.
7. Elrayies G.M. Architectural ornaments in the twenty-first century: An analytical study // Catalani et al. (eds.) Cities' identity through architecture and arts. London, 2018.
8. Ferrier J. Useful / Utiles: the poetry of useful things // La poésie des choses utiles (English and French edition). Basel, 2004.
9. Fergusson J. History of Indian and Eastern architecture: a set of two volumes. New Delhi: Rupa & Co., 2011.
10. Gandy M. Cyborg urbanization: complexity and monstrosity in the contemporary city // International journal of urban and regional research. 2005. Vol. 29. № 1.
11. Gestalten (еd.) Beauty and the East: new Chinese architecture. Berlin, 2021.
12. Jodidio Ph. Hadid: Zaha Hadid, Complete Works, 1979-2013. Köln, 2013.
13. Moussavi F. The function of ornament paperback. Barcelona, 2008.
14. Mallgrave H.F. The architect's brain: neuroscience, creativity, and architecture. New York, 2010.
15. Rouyer R. Architecture, technique et représentation. Les figures de transposition // Ligeia. 2007. № 77-80.
16. RoweP.G. Chinese modern: episodes backward and forward in time. Berlin, Boston, 2022.
17. Swyngedouw E. Circulations and metabolisms: (hybrid) natures and (cyborg) cities. // in session Justice, Nature and the City, publication. IBG-RGS Annual Meeting. London, 2006.
Е.А. Булгакова
кандидат архитектуры, доцент советник РААСН
Московский информационно-технологический университет - Московский архитектурно-строительный институт; Государственный университет по землеустройству, г. Москва E-mail: [email protected]
