CC BY
215Ирина Феликсовна МАКАРОВА
Танзимат и болгары: проблемы историографии*
Турецкий термин «танзимат» (в значении «комплекс преобразований») широко используется в научной литературе для обозначения явления исторического масштаба — процесса радикальной модернизации архаичной структуры османского общества. Применительно к истории болгарского народа эпохи национального Возрождения изучение этого, и без того исключительно сложного и многогранного явления, приобретает особую специфику. Основная проблема состоит в особенностях двух национальных историографий — болгарской и российской, в рамках которых сосредоточен основной массив профильных исследований.
Хотя доподлинно известно, что с конца XIV в. и вплоть до 1878 г. болгары были подданными турецкого султана, т.е. неотъемлемой частью населения, полностью интегрированного в социально-экономическую и политическую структуру османского государства, в исторической болгаристике, как одном из направлений славистики, давно и прочно утвердилась традиция, в рамках которой изучением османских реформ занимаются тюркологи, а собственно историей болгарского народа слависты. Прямым следствием этой искусственно созданной междисциплинарной лакуны стала явная недооценка славистами степени единства процессов общеимперского масштаба, какими являлись реформы Танзимата, и явлений регионального характера, в частности, процессов внутри болгарского социума.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект «История Балкан: на переломе эпох (1878-1914)», № 15-01-00145а.
12^ ^^^^^^^О^ОООООООООСООС^О^ООООО И.Ф. Макарова <х>ооооо<х><х><х><><^^
Данная статья представляет собой краткий обзор основных проблем историографии Танзимата с акцентированием внимания на вопросах, актуальных для истории болгарского народа эпохи национального Возрождения. Попытка соотнесения в рамках одной статьи этих двух исторических явлений — турецкого Танзимата и болгарского Возрождения — представляется оправданной не только в виду существования на тот момент единого государственного пространства для турецкого и болгарского этносов, но и в силу чисто формального обстоятельства — совпадения общих хронологических рамок.
По поводу периодизации эпохи болгарского национального Возрождения дискуссия в данном случае вряд ли уместна. В официальной болгарской академической науке ее хронологические границы определены следующими образом: с начала XVIII в. (а именно, от Карловацкого мира 1699 г. и русско-турецкого договора 1700 г.) до 1878 г. (т.е. окончания русско-турецкой войны 1877—1878 гг.), с выделением двух внутренних этапов: начало XVIII в. — середина XIX в. и 1856—1878 гг.1
Относительно общей периодизации Танзимата в науке до сих пор единая точка зрения отсутствует. В современной османистике и балканистике трудно найти понятие, способное соперничать с данным явлением по степени разнообразия трактовок и оценок. В справочной и научно-популярной литературе его обычно принято ассоциировать с нововведениями, инициированными Портой в середине XIX в. и направленными на европеизацию отсталой Османской империи. В научной литературе дело обстоит гораздо сложнее. В среде специалистов термин «танзимат» хотя и используется чрезвычайно широко, однако имеет в достаточной степени условный, даже технический характер. В частности, до сих пор отсутствует консенсус в определении не только характера проводимых Портой реформ и их этапов, но даже общих хронологических границ.
В качестве уникального и многогранного объекта исследования, имеющего ярко выраженную социально-экономическую составляющую, Танзимат привлек к себе повышенное внимание исследователей лишь в середине ХХ века. Ранее историков интересовал в основном его политический аспект,
причем, в основном в контексте истории Восточного вопроса2. Сам термин впервые широко вошел в политический обиход во второй четверти XIX в. Изначально сами турки и современники-европейцы употребляли его лишь по отношению к серии нововведений, связанных с масштабной военной реформой, инициированной в 1826 г. султаном Махмудом II (1808—1839), а затем продолженной его преемником Абдул Меджидом I (1839—1861)3. Однако, как только за дело взялись профессионалы (одним из первых был очевидец событий — французский консул в Белграде, автор капитального труда по истории турецких реформ Э. Энгельгард4), сразу обозначились проблемы методологического характера. Суть их состояла и продолжает состоять в сложности классификации проводимых Портой преобразований с точки зрения соотнесения их с критериями самого акта реформаторской деятельности. Именно в соответствии с позицией того или иного историка по данному вопросу, причем, что уникально, практически вне зависимости от принадлежности авторов к различным идеологическим или национальным школам, находится личностное отношение к определению сущности Танзимата и, как следствие, его хронологических рамок.
Проблема хронологии является, пожалуй, одной из наиболее дискуссионных. Единственный пункт, относительно которого в историографии отсутствуют споры, это очевидное деление Танзимата на два этапа — до и после 1856 года, т.е. до и после заключения Парижского мирного договора. Появление на свет этого межгосударственного акта, содержащего в себе прямую ссылку на обещание реформ, продекларированных султаном в знаменитом указе Хатт-и хумайун (1856), предоставило великим державам — гарантам мирного договора, юридическую базу для прямого вмешательства в дела суверенного государства. Данное обстоятельство кардинальным образом повлияло на суть проводимых Портой реформ, превратив их по существу в процесс хаотичной вестернизации, а в конечном счете, и развала страны.
За исключением данного исторического рубежа все прочие проблемы хронологии остаются по сей день дискуссион-
12^ ^^^^^^^О^ОООООООООСООС^О^ООООО И.Ф. Макарова <х>ооооо<х>оо<х><>с^^
ными. Наименьшее количество споров вызывает определение верхней временной границы Танзимата. Большинство исследователей относит ее к 70-м годам XIX в., привязывая, однако, к разным историческим вехам5. Часть историков склоняется к 1876 г. — дате провозглашения первой турецкой конституции и началу деятельности парламента. Основой их концепции является взгляд на введение парламентской системы правления как на логическое завершение всего хода реформ. К данной группе примыкают и те, кто называет в качестве верхнего рубежа Танзимата 1878 год, соотнося эту веху с концом русско-турецкой войны 1877—1878 гг. и роспуском парламента султаном Абдул Хамидом II (1876—1908). Решающим аргументом в пользу этой датировки является факт резкого ужесточения политического режима и отказ Порты от отождествления процесса реформирования страны с курсом на ее европеизацию. Существует также датировка конца эпохи Танзимата 1871 годом, соотнесенная с датой смерти великого визиря Али-паши, активного сторонника модернизации страны по западным лекалам, и с обозначившейся вскоре тенденцией к усилению султанского абсолютизма. Однако данная концепция весьма уязвима, поскольку все созданные при Али-паше новые государственные институты продолжали функционировать и после его кончины.
Среди исследователей имеются сторонники привязки верхней границы Танзимата к началу деятельности общества «Новых османов» (60-е годы XIX в.)6, а также к победе младотурецкой революции (1908). Дата, соотносящая конец эпохи Танзимата с победой младотурок впервые была предложена в 1960 г. ведущим турецким историком Т. Тунайя в рамках разработанной им общей периодизации Танзимата как растянутого во времени многовекторного исторического процесса7. Данная концепция была сразу подвергнута критике в Советском Союзе8, однако продолжает пользоваться популярностью у турецких и европейских историков и по сей день. Предложенная Т. Тунайя хронология трактует Танзимат с позиций единого процесса вестернизации Османской империи. Автор считает возможным выделение в нем трех ос-
новных этапов: 1718—1826 гг. — период частичных преобразований в сфере армии и государственного управления, среди которых наиболее важной является военная реформа султана Селима III (1789—1807); 1826—1839 гг. — эпоха просвещенного абсолютизма султана Махмуда II, продолжившего начинания предшественника. Третий этап охватывает большой период — с 1839 г. по 1908 г. — и подразделяется на три составляющие: период собственно танзиматских реформ, который, по мнению автора, ограничен 1839—1876 гг. и отмечен, кроме самих реформ, появлением на исторической сцене общества «Новых османов». К эпохе Танзимата автор относит также период младотурецкого движения и революции 1908 г.
В 1986 г. советский османист Ю.А. Петросян разработал на основе данной периодизации аналогичную, но марксистскую концепцию (в соавторстве с И.Е. Петросян)9. Он предложил классифицировать Танзимат как затяжной период буржуазной социальной революции, инициированный верховной властью в конце XVIII в. с целью сохранения территориальной целостности страны и укрепления ее военно-политической мощи. По его мнению, в 60-е годы XIX в. (после появления общества «Новых османов») эти инициативы переросли в радикальную политическую реформу по ограничению власти султана, успешно завершившуюся в 1908 г. победой младотурок. Этой периодизации Ю.А. Петросян придерживается и в более поздних своих работах10. Данная периодизация легла также в основу вышедшей в 1993 г. монографии И.Е. Петросян11.
Если при определении верхней хронологической границы эпохи Танзимата в научных кругах царит относительный консенсус, то разброс мнений по поводу нижней границы чрезвычайно широк — от начала XVIII в. до 1856 г. Причем, именно расхождения на эту тему имеют под собой основу принципиального характера. Основная причина разногласий историков — выбор критериев для оценки самого акта реформаторской деятельности.
Использование европейских стандартов, включающих в себя представления о реформах как процессе либерализации и демократизации общества, диктует необходимость макси-
12^ ^^^^^^^О^ОООООООООСООС^О^ООООО И.Ф. Макарова <х>ооооо<х>оо<х><>^^
мально узкой трактовки Танзимата и его хронологических рамок. Сторонники такого подхода обычно связывают начало Танзимата с провозглашением в 1839 г. Гюльханейского хатта (Хатт-и шерифа)12 или даже Хатт-и хумайуна (1856)13. Говоря о начале эпохи реформ, приверженцы этой точки зрения предпочитают акцентировать внимание главным образом на тех мероприятиях турецкого правительства, которые были направлены на расширение прав и свобод христиан, а также на внедрение в исламское общество некоторых юридических норм и институтов, скопированных со стран просвещенной Европы. Что же касается более ранних нововведений, в частности, военной реформы султана Селима III, то, например, по мнению известного американского тюрколога С. Шоу, проблема перевооружения и переобучения армии носила в основном технический характер. Соответственно, связь между проводимыми мероприятиями и грядущими преобразованиями была, на его взгляд, в значительной степени внешней и поверхностной14.
Подобная трактовка Танзимата традиционно типична для европейской историографии. Впрочем, даже она не отвергает признание внутри Танзимата отдельных этапов, нацеленных на решение различных целей и задач, а также наличие подготовительного периода. Под подготовительным периодом историки обычно подразумевают военную реформу султана Селима III. Вызванная к жизни кризисом военно-ленной системы и, соответственно, деградацией спахийского ополчения, эта реформа ставила своей целью создание боеспособного регулярного войска, примером для организации которого были выбраны европейские образцы. Именно факт европейских заимствований побуждает многих специалистов рассматривать нововведения в военной сфере в качестве исходной точки будущей вестернизации страны. Мысль о базовом характере военного фактора в процессе модернизации всего османского общества особо подчеркивается, в частности, в концепции, заложенной в основу тематического сборника под редакцией В. Полка и Р. Чеймбрза15, в трудах Д. Растоу16, С. Шоу17, П. Шугра18, Ф. Хитцеля19, А.Д. Новичева20, А.Ф. Миллера21 и многих других авторитетных историков.
Однако отождествление реформ Танзимата исключительно с их военной составляющей чревато крайностями в оценках и размыванием самого понятия. Так, например, английский тюрколог Б. Левайс полагает, что понимание необходимости кардинальной военной реформы пришло к османским властям уже в 1683 г. после неудачной осады Вены22. При этом он не отрицает, что первые сознательные попытки заимствования элементов европейской цивилизации, относящиеся, в первую очередь, к военной сфере, можно датировать лишь началом
XVIII в., связывая их, в частности, с приглашением в турецкую армию западных военных инструкторов.
Параллельно в историографии продолжает оставаться востребованной аутентичная датировка нижней границы Танзимата, которой активно пользовались сами современники событий. Речь идет о соотнесении начала эпохи реформ с преобразованиями Махмуда II, последовавшими сразу после ликвидации им в 1826 г. корпуса янычар. Кроме историков
XIX в., среди которых уже упоминавшийся Э. Энгельгардт, немецкий исследователь Д. Розен и некоторые другие авторы23, этот подход разделяет часть западных исследователей24, из болгарских — М. Тодорова25, из отечественных — Ф.Ш. Шабанов26 и И.Ф. Макарова27. Однако наибольшей популярностью эта датировка пользуется у турецких историков, среди которых такие мэтры османистики как Х. Иналджик28, Н. Беркес29, К. Карпат30, Ш. Мардин31.
Не отрицая наличия в Танзимате подготовительного периода, относящегося ко времени правления султана Селима III, сторонники данной периодизации обращают особое внимание на системный характер нововведений, предложенных султаном Махмудом II. Инициированная им ради спасения территориальной целостности страны, реформа по созданию регулярной армии не ограничилась лишь военной сферой, а получила в качестве логического продолжения модернизацию всей системы социально-экономических, а в конечном счете и политических отношений. Отказ от использования спахийс-кого ополчения повлек за собой трансформацию всей архаичной системы военно-ленного (спахийского) землевладения.
Реорганизация военно-ленной системы, являвшейся основой функционирования традиционной структуры османского общества, подразумевала в свою очередь реформу налогового, административного, а в конечном счете и государственного аппарата. В частности, отделение военной сферы от гражданской повлекло за собой создание министерств, военных управлений, учреждение института государственных (т.е. состоящих на жаловании) служащих, введение дифференцированных ставок налогообложения и т.д. Кроме того, конкретные мероприятия, нацеленные на обеспечение потребностей регулярной армии, дали толчок развитию ремесленного производства капиталистического типа.
В рамках данной трактовки Танзимата в качестве внутреннего рубежа в истории реформ обычно указывается не только 1856 г., но и 1838—1839 гг., которые характеризуются как судьбоносные для истории страны. В 1838 г., пытаясь заручиться военной поддержкой Великобритании в борьбе с египетским сепаратистом Али-пашой, правительство султана Махмуда II пошло на заключение фритрейдерского торгового договора с Великобританией, а затем (в течение 1839— 1841 гг.) и с другими заинтересованными европейскими державами.
В историографии оценки этого торгового договора крайне противоречивы. Западные историки обычно относятся к нему исключительно позитивно. Например, Ф. Бейли32 рассматривает его в качестве важнейшего шага на пути к либерализации турецкой экономики, связывая именно с ним перспективы экономического подъема Османской империи. Среди турецких историков превалируют резко негативные оценки. В наиболее жесткой форме они были сформулированы, пожалуй, О. Койменом33, соотнесшим этот договор с началом процесса экономической колонизации страны. Отечественные и балканские историки придерживаются по данному вопросу откровенно уклончивой позиции, неизменно подчеркивая его позитивное влияние на развитие сельского хозяйства в балканских провинциях, но не отрицая при этом факт крайне негативного влияния на развитие местного ремесленного производства34.
Возможность членения первого этапа Танзимата на две внутренние фазы (до и после 1839 г.) связана и с характером проводимых реформ. Нововведения султана Махмуда II были ориентированы, в первую очередь, на решение внутренних проблем османского общества. Использование иностранного опыта и привлечение западных специалистов носили технический или подчеркнуто конъюнктурный характер. Замечание о конъюнктурности особо наглядно проиллюстрировал, в частности, именно факт заключения англо-турецкого торгового договора, разительно контрастирующего с подписанным двумя неделями ранее договором с Бельгией, отвечающего всем требованиям взаимовыгодной торговли35.
С воцарением в 1839 г. нового султана Абдул-Меджида I подход к реформам кардинальным образом изменился. Приход к власти шестнадцатилетнего подростка и приближение им к трону сторонников радикальной вестернизации страны во главе с великим визирем Решид-пашой не только придали преобразованиям новую динамику, но и качественно изменили сам вектор нововведений, определив их откровенно подражательный характер. Что же касается акта провозглашения новым султаном политической декларации, получившей в Европе широкую известность как Гюльханейский хатт (или Хатт-и шериф) и объявляющей о готовности Порты следовать по пути вестернизации, мнения в историографии по его поводу весьма противоречивы. В частности, он нередко характеризуется как откровенно пропагандистский прием, ориентированный главным образом на европейскую аудиторию и призванный лишить Али-пашу Египетского преимуществ на международной арене (тот слыл в Европе реформатором и пользовался поддержкой Франции)36. На эту тему имеется, в частности, специальная статья А.Д. Новичева37.
Среди сторонников датировки начала танзиматских реформ временем правления султана Махмуда II (с параллельным выделением правления султана Селима III в самостоятельную эпоху предреформ) преобладают турецкие историки38. Их подход основан, прежде всего, на оценке преобразовательной деятельности Порты в соотнесении ее
не с европейскими стандартами реформаторской деятельности, а с позиций внутренней эволюции самого османского общества. Например, Н. Беркес, связывая приход эпохи Танзимата со структурным кризисом, поразившим в XVIII в. социальную и экономическую структуру османского общества, особо подчеркивает, что именно султан Махмуд II впервые провозгласил идею построения поликонфессионального и мультинационального османского общества в противовес прежним представлениям об Османской империи как государстве мусульман39. К. Карпат делает основной акцент на кризисе в поземельных отношениях, являвшихся основой функционирования всей системы военно-ленных отношений и, соответственно, связанных с ними административными, социальными и политическими институтами40. Х. Инал-джик выделяет среди основных задач Танзимата попытку выстраивания новой схемы взаимоотношений с иноверцами, в том числе в правовой сфере. При этом, в качестве основного тормоза преобразований, он выделяет тенденцию к тотальной бюрократизации османского общества, особенно ярко проявившуюся в ходе реформ, инициированных после 1839 г.41 Впрочем, относительно тотальной бюрократизации, как побочному эффекту реформаторской деятельности Порты, мнения современных турецких42 и западных историков (например, Р. Чеймбрза, Ст. Шоу, К. Финдли, Р. Деверо, В. Вейкера)43 обычно совпадают.
Однако, в отличие от западных коллег, склонных в целом позитивно оценивать плоды эпохи Танзимата, позиция турецких исследователей отличается высокой степенью противоре-чивости44. В частности, признавая необходимость и своевременность преобразований эпохи султана Селима III и султана Махмуда II, большинство из них крайне негативно относятся к мероприятиям, проводимым после 1839 г. под влиянием французских советников великого визиря Решид-паши и под нажимом британского посланника Стрэдфорда Каннинга. Особое же возмущение вызывает практика слепого копирования норм европейского права, возобладавшая в политике Порты после 1856 г. Именно хаотичные, чуждые местному социуму, а
также уровню его стадиального развития реформаторские эксперименты 1856—1878 гг. явились, по их мнению, основной причиной деградации и гибели империи.
Возвращаясь к проблеме периодизации эпохи Танзимата, важно отметить, что даже поверхностный обзор историографии позволяет говорить о практически полном совпадении хронологических границ Танзимата и эпохи болгарского национального Возрождения: начало XVIII в. — 1878 г., с выделением основного внутреннего рубежа — 1856 г. В данной связи следует также обратить внимание на факт, упорно ускользающий от внимания болгарских и отечественных славистов: именно области с болгарским населением (Мизия, Фракия, Македония) оказались в силу своего географического положения экспериментальной базой для реформаторских экспериментов. Располагавшиеся в непосредственной близости от столицы они ощутили на себе специфику развития и всех превратностей того периода: кризис военно-ленной системы и политическую анархию конца XVIII — начала XIX вв., военную реформу султана Селима III, основным полигоном для которой стала Фракия, системные преобразования султана Махмуда II и социальные эксперименты 1856—1878 гг., проходившие первичную апробацию именно в восточно-балканских провинциях (прежде всего, на территории Дунайского вилайета).
Нельзя сказать, что в болгарской историографии факт влияния реформ Танзимата на болгарский социум игнорируется. Скорее для исследователей типична принципиально уклончивая позиция, нацеленная на сознательный уход от соотнесения явлений общеимперского масштаба с процессами внутри болгарского этноса и выстраивание параллельной логики национального развития. Данная позиция особенно типична для историков-славистов, занимающихся изучением процессов национального возрождения. Например, даже упоминание самого факта влияния Гюльханейского хатта и Хатт-и хумайуна на процесс становления болгарских общественных движений можно встретить лишь в немногих работах, посвященных системе новоболгарского образования и болгаро-греческого церковного конфликта45.
Определенная степень дистанцирования характерна отчасти даже для представителей исключительно сильной научной школы болгарских османистов. В наименьшей степени это наблюдение касается медиевистов, специализирующихся на социально-экономической тематике XV—XVIII вв.46, а также современных историков, работающих по западным или турецким грантам. Для их коллег, занимающихся XIX веком, типичен интерес прежде всего к локальной проблематике регионального уровня, предоставляющей возможность отслеживать специфику воплощения реформ в провинциях с преобладающим расселением болгарского этноса. Всплеск интереса в их среде к изучению данной тематики совпал с общемировым трендом 60-70-х годов ХХ в. Впрочем, и в 50-е годы ХХ в. в Болгарии уже начали появляться высокопрофессиональные исследования, среди которых необходимо выделить, в первую очередь, классические работы по аграрной проблематике Стр. Димитрова и Н. Тодорова47. В 60-70-е годы болгарские ученые продолжили разработки, связанные с анализом различных аспектов влияния реформ на систему местного землепользова-ния48 и администрирования49, на сферу ремесленных и торго-во-денежных отношений50.
В последние десятилетия количество высококвалифицированных конкретно-исторических трудов по болгаро-осма-нистике эпохи Танзимата значительно возросло51. Однако в монографическом плане проблема Танзимата была рассмотрена лишь в двух работах. Прежде всего, это книга М. Тодоровой «Англия, Русия и Танзиматът», изданная в 1980 г.52 Посвящена она реформам султана Махмуда II, причем, исключительно их внешнеполитическому аспекту. Нововведения этого периода — 20-30-х годов XIX в. — были проанализированы автором, прежде всего, с позиции изучения успехов процессов европеизации Османской империи и степени влияния на него со стороны двух великих держав — Великобритании и России. М. Тодорова пришла к выводу, что для данного периода степень влияния внешнеполитического фактора на процесс модернизации была незначительна53. Проблема внедрения нововведений на территории болгарских провинций в работе не затрагивается.
Монография М. Тафровой «Танзиматът, вилаетската реформа и българите. Администрацията на Дунавския вилает (1864—1876)»54 была издана в 2010 г. Несмотря на широкий многообещающий заголовок, она представляет собой типичное для болгаро-османистики локальное исследование, посвященное детальному анализу структуры административно-судейского аппарата Дунайского вилайета, выявлению степени привлечения к его работе болгар, оценке роли губернатора Мидхат-паши в реорганизации управленческого аппарата и преобразовании края. Автор констатирует, что несмотря на недостатки вилайетской реформы уровень представительства христиан в органах местной власти значительно повысился. По мнению автора, данное обстоятельство следует рассматривать в качестве примера позитивного движения турецких властей в сторону прогресса и европеизации общества55. Однако, в явном противоречии с заявленной темой, комплексный анализ реформаторской деятельности Порты в книге отсутствует, а характеристика Танзимата, как исторического явления, сведена к краткому вступительному очерку.
В российской исторической науке проблемами Танзи-мата традиционно занимались и продолжают заниматься исключительно профессиональные тюркологи, далекие от проблем славистики в целом и болгаристики в частности. Исключения довольно редки. Лишь однажды мэтр отечественной османистики А.Д. Новичев выступил с кратким докладом (переработанным позднее в статью), посвященным влиянию турецких реформ 1839—1853 гг. на историю народов Бал-кан56. Чаще всего балканский регион представлен в данном сегменте историографии в географическом плане, в качестве конкретных турецких провинций, на просторах которых разворачивается то или иное событие османской истории. В частности, именно на фоне Балкан развиваются многие сюжеты на страницах фундаментальных трудов А.Ф. Миллера и М.С. Мейера, посвященных различным аспектам структурного кризиса XVIII века57, а также работ И.Л. Фадеевой58 и В.И. Шеремета59, сотрудничавших в разное время с Институтом славяноведения РАН.
Отечественные историки-болгаристы с термином «танзи-мат» знакомы весьма условно. В подавляющем большинстве работ до сих пор продолжает присутствовать (по умолчанию) идеологическая матрица XIX века, нацеливающая славистов не столько на изучение реалий османского общества, неотъемлемой составной частью которого были среди прочих христиан и болгары, сколько на сбор компромата на давно несуществующего геополитического противника и обоснование освободительного характера войн Российской империи против Турции. В работах российских историков данная установка органично сочетается также с основным трендом официальной болгарской историографии, нацеленным на вычленение истории болгарского народа из общеосманского контекста. В отечественной славистике факт наличия этой матрицы замечать не принято, она априорно присутствует в университетских курсах лекций по истории южных славян, в затем автоматически воспроизводится в научных трудах. Не удивительно, что многочисленные вопросы, связанные с проблемами скрытой ис-ламизации и ассимиляции болгарского этноса, его глубокого врастания в османский социум оказываются практически вне зоны внимания исследователей: для профессионального сообщества тюркологов данная тема не актуальна, а для славистов она как бы не существует.
Искусственный характер ситуации, сложившейся в отечественной и болгарской историографии вокруг изучения степени врастания болгар в многонациональное и поликонфессиональное османское общество, в частности, влияния реформ Танзимата на процесс становления болгарской нации, спровоцировал автора данной работы на написание серии статей60 и двух монографий — «Болгарский народ в XV—XVIII вв.: этнокультурное исследование» и «Болгары и Танзимат»61, призванных переломить историческую инерцию и вернуть болгарскую составляющую в ее естественное для эпохи русло — османское.
Источниковедческой базой написания этих трудов стал обширный корпус документов из фондов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), Государственного
архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного исторического архива (РГИА), большинство из которых было введено в научный оборот впервые. На их основе также впервые в историографии было осуществлено комплексное изучение влияния реформ Танзимата на различные стороны жизни болгарского народа — экономическую, социальную, культурную и политическую. Данный подход позволил по-новому переосмыслить многие из известных событий болгарской истории. В частности, связать цели и логику поведения деятелей болгарского церковного движения с влиянием на их сознание османской матрицы и инициированным Портой процессом реформирования системы миллетов, а факт создания схизматичной Болгарской экзархии (1872) — с актом наделения болгар юридическим статусом нации. Удалось проследить связь между международными кризисами XIX в. и реформаторскими инициативами Порты, с одной стороны, а также подъемом болгарских общественных движений, с другой.
Анализ османской аграрной реформы 30—50-х годов XIX в. и особенностей ее реализации в болгарских провинциях позволили сделать вывод об исключительной важности данной инициативы Порты в формировании болгарского класса потенциальных крестьян-собственников, массового в количественном отношении и обладающего высоким уровнем материального достатка. При этом, в качестве своеобразного исторического феномена, обозначить значительный уровень общественной активности этого класса, обусловленный, в первую очередь, системными навыками самоорганизации и самоуправления народа, приобретенными в рамках функционирования дореформенной и реформированной в ходе Танзи-мата системы миллетов, а также особенностями функционирования ремесленных корпораций-эснафов.
Впервые в историографии удалось поставить вопрос о влиянии османской матрицы в целом и нововведений эпохи Тан-зимата в частности, на постосманское болгарское общество.
Особое внимание в указанных работах было уделено анализу влияния Танзимата на эволюцию балканской политики России в конце 60-х — середине 70-х годов XIX в. Вновь вве-
денные в оборот архивные документы позволили обнаружить серьезную озабоченность российских дипломатов по поводу турецких реформ, особенно в отношении мероприятий, нацеленных на модернизацию армии и интеграцию Османской империи в экономику Запада, а также соотнести эту озабоченность с процессом резкой активизации политики русских властей на Балканах.
Подытоживая краткий обзор историографии, можно еще раз отметить высокую степень вариабельности трактовок и оценок реформ Танзимата. При этом степень изученности факта влияния самих реформ на развитие болгарского социума представляется явно недостаточным.
Примечания
1 История на България. Т. 5. Българско Възраждане. XVIII - средата на XIX в. София, 1985; История на България. Т. 6. Българско Възраждане. 1856-1878. София, 1987. Подробно о современных проблемах историографии болгарского Возрождения см.: Българският XIX век. София, 2006; Даскалов Р. Как се мисли Българс-кото Възраждане. София, 2013.
2 Подробную библиографию вопроса см.: Bérard V. Réform ottomane // Revue de Paris. 1908. № 17; Bowen H. British Contributions to Turkish Studies. London, 1945; Мез'ерь А.В. Турция. СПб, 1907.
3 Базили К.М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 1962. С. 247-248; Березин И.Н. Современная Турция // Отечественные записки. 1856. Т. 104. С. 46-49.
4 Engelhardt E. La Turque et le Tanzimat ou Histoire des réformes de l'Em^re Ottoman depuis 1826 jusqu'a nos jours. Paris, 1882-1884.
5 Подробную историографию вопроса см.: Шабанов Ф.Ш. Государственный строй и правовая система Турции в период Танзимата. Баку, 1967. С. 17-18.
6 Димитров Стр. Рецензия на книгу Шабанова Ф.Ш. «Государственный строй и правовая система Турции в период Танзимата» // Études balkaniques. 1970. № 2.
7 Tunaya T. Türkiyenin siyas hayatinda batililajma hareketleri. Istanbul, 1960. S. 20.
8 Желтяков А.Д. К вопросу о вестернизации Турции в Новое время // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 2. Ленинград, 1968.
9 Петросян Ю.А., Петросян И.Е. О периодизации эпохи реформ в Османской империи // Turcologica. 1986. М., 1987.
10 Петросян Ю.А. Османская империя. Могущество и гибель. М., 1990; он же. Османская империя. М., 2003.
11 Петросян И.Е. Османская империя: реформы и реформаторы. Конец XVIII -начало ХХ в. М., 1993.
12 Lewis G. Modern Turkey. London, 1974; Moaz M. Ottoman Reform in Syria and Palestine. 1840-1861. The Impact of the Tanzimat on Politics and Society. Oxford, 1968; Show St. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. Vol. II. The Rise
of Modern Turkey. Cambrige, 1977; Show St. Local Administration in the Tanzimat // 150 Yilinda Tanzimat. Ankara, 1992; Quataert D. The Ottoman Empire, 1700-1922. Cambridge, 2000; Gelvin J. The Modern Middle East: A History. Oxford, 2008; Гасра-тян М.А., Орешкова С.Ф., Петросян Ю.А. Очерки истории Турции. М., 1983; Бод-жолянМ.Т. Реформы 20-30-х гг. XIX века в Османской империи. Ереван, 1984;Ду-лина Н.А. Танзимат и Мустафа Решид паша. М., 1984; Сафрастян Р.А. Доктрина османизма в политической жизни Османской империи. Ереван, 1985; Кипросс Л. Расцвет и упадок Османской империи. М., 1999; Cейтиева У.Б. Культура и просвещение Турции в эпоху Танзимата: 1839-1876 гг. Автореф. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. Махачкала, 2003; Плетньов Г. Мидхат-паша и управлението на Дунайския вилает. Велико Търново, 1994; Мантран Р. История на Османската империя. София, 1999; Саулов А. История на Османската империя (XIV-XX в.). Велико Търново, 2000; Тафрова М. Танзиматът, вилаетската реформа и българите. Администрацията на Дунавския вилает (1864-1876). София, 2010.
13 Davison R. Reform in the Ottoman Empire, 1856-1876. Princeton, New Jersey, 1963; Karkar Y. Economic Development in the Ottoman Empire 1856-1914. Beirut, 1968; Желтяков А.Д. К вопросу о вестернизации Турции в Новое время // Историография и источниковедение стран Азии и Африки. Вып.2. Ленинград, 1968.
14 Show St. Between Old and New. The Ottoman Empire under Sultan Selim III. 1789-1807. Cambridge. Massachusetts, 1971. Р. 264-266.
15 The Beginnings of Modernization in the Middle East: the Nineteenth Century. Chicago, 1968.
16 Rustow D.A. The Modernization of Turkey in Historical and Comparative Perspective // In: Karpat K. and Contributors. Social Change and Politics in Turkey. A Structural-Historical Analysis. Leiden, 1973; Rustow D.A. The Military: Turkey // Political Modernization in Japan and Turkey. New Jersey, 1964.
17 ShowS. The Origins of Ottoman Military Reform: The Nizam-I Cedid Army of Sultan Selim III // Journal of Modern History. 1965. №3.
18 Sugar P.F. Economic and Politic Modernization // Political Modernization in Japan and Turkey. New Jersey, 1964.
19 Хитцель Ф. Османская империя. М., 2006.
20 Новичев А.Д. История Турции. Т. 2. Новое время. Часть 1 (1792-1839). Ленинград, 1968.
21 Миллер А.Ф. Мустафа паша Байрактар. Оттоманская империя в начале XVIII века. М.-Л., 1947; он же. Краткая история Турции. М., 1948.
22 Lewis B. The Emergence of Modern Turkey. London, 1965. P. 45.
23 Розен Д.Г. История Турции от победы реформы в 1826 году до Парижского трактата в 1856 году. СПб, 1876; Убичини А. Современное состояние Османской империи. СПб, 1877; Du Velay A. Essai sur l'histoire financière de la Turquie. Depuis le règne du Sultan Mahmoud II jusqu'à nos jours. Paris, 1903.
24 Bailey Fr. British Policy and the Turkish Reform Movement. Cambridge, 1942; Hurewitz J. The Europeanization of Ottoman Diplomacy: the Conversion from Unilateralism to Reciprocity (1835-1870) // Труды xXv Международного конгресса востоковедов. Т. 2. М., 1963.
25 Тодорова М. Англия, Русия и Танзиматът. София, 1980.
26 Шабанов Ф.Ш. Государственный строй и правовая система Турции в период Танзимата.
27 Макарова И.Ф. Болгары и Танзимат. М., 2010.
28 Inalcik H. Studies in Ottoman Social and Economic History. London, 1985.
29 Berkes N. The Development of Secularism in Turkey. Montreal, 1964.
30 Karpat K. An Inquiry into the Social Foundation of Nationalism in the Ottoman State: from Social Estates to Classes, from Millets to Nations. Princeton, 1973.
31 Mardin $. The Genesis of Young Ottoman Thought: A Study in the Modernization of Turkish Political Ideas. Princeton, 1962.
32 Bailey Fr. British Policy and the Turkish Reform Movement. Cambridge, 1942. Р. 84-115.
33 Koymen O. The Advent and Consequences of Free Trade in the Ottoman Empire // Études balkaniques. 1972, №2. P. 52-54.
34 Дулина Н.А. Англо-турецкий договор 1838 г. и его влияние на экономику Османской империи // Народы Азии и Африки. 1976. № 3. С. 69-80; Миллер А.Ф. Краткая история Турции. С. 66-67; НовичевА.Д. История Турции. Т. 3. Новое время. Часть 2 (1839-1853). Ленинград, 1973. С. 192; ГлушковХр. Англо-турският тъ-рговски договор от 1838 г. и българското стопанство // Трудове на Великотърнов-ския университет. Т.15. София, 1979. № 3. С. 147-179; Todopoea М. Англия, Русия и Танзиматът. С. 88-99.
35 Новичев А.Д. Борьба между реформаторами и консерваторами в период Танзимата (1839-1853) // Тюркологический сборник. 1973. М., 1975. С. 101.
36 Davison R. Reform in the Ottoman Empire, 1856-1876. Princeton, New Jersey, 1963. Р. 881.
37 Новичев А.Д. Гюльханейский хатт-и шериф 1839 г. и его внешнеполитический аспект // Тюркологический сборник. 1972. М., 1974.
38 Подробно историографию вопроса см.: Kuran E. Ottoman Historiography of the Tanzimat Period // Historian of the Middle East. London, 1962.
39 Berkes N. The Development of Secularism in Turkey. Р. 17-19, 24-25, 508.
40 Karpat K. The Transformati on of the Ottoman State 1789-1908 // International Journal of Middle Eastern Studies. 1972. № 3. Р. 257; Karpat K. The Land Regime, Social Structure and Modernization in the Ottoman Empire // The Beginnings of Modernization in the Middle East: the Nineteenth Century. Chicago, 1968. Р. 89.
41 Inalcik H. Studies in Ottoman Social and Economic History. London, 1985. Р. 285, 431-508; Inalcic H. An economic and social history of the Ottoman empire: 13001914. Cambridge, 1996. P. 451-520; Inalcik H. Tanzimat ve Bulgar meselesi. Istanbul, 1992. S. 121, 148-153.
42 Lafi N. The Ottoman Municipal Reforms between Old Regime and Modernity: Towards a New Interpretative Paradirm. Istanbul, 2007; Ishtiaq H. The Tanzimat: Secular reforms in the Ottoman Empire. Faith Matters, 2011.
43 Chambers R.L. The Civil Bureaucracy: Turkey // Political Modernization in Japan and Turkey. New Jersey, 1964; Show St. Some Aspects of the Aims and Achievements of the Nineteenth-Centure Ottomans Reforms // Beginnings of Modernization in the Middle East. Chicago, 1968. S. 29-40; Findley C. Bureaucratic Reforms in the Ottoman Empire: The Sublime Porte, 1789-1922. Princeton, 1980; Findley C. Ottoman Civil Officialdom: A Social History. Princeton, 1989; Devereux R. The First Ottoman Constitutional Period. Baltimore, 1963; Weiker W. The Ottoman Bureaucracy: Modernization and Reform // Administrative Science Quarterly. 1968. Vol. 13.
44 Подробно см.: Kuran E. Ottoman Historiography of the Tanzimat Period // Historian of the Middle East. Р. 422-429.
45 Димитров А. Училище, прогресът и националната революция. София, 1987; Ников П. Възраждане на българския народ. Църковно-национални борби и постижения. София, 1971; Маркова З. Българското църковно-национално движение до Кримската война. София, 1976; Она же. Българската екзархия. 1870-1879. София, 1989.
46 Mutafcieva V., DimitrovStr. Sur l'état du systém des timars des XVII-XVIII ss. Sofia, 1968; Gradeva R. Rumeli under the Ottomans XV-XVIII centuries: institutions and
communiti es. Istanbul, 2004; Бур-Марковска М. Българското общество XV—XVIII век. София, 1999; Гандев Хр. Зараждане на капиталистически отношения в чи-флишкото стопанство на Северозападна България през XVIII в. София, 1962; Ге-оргиева Ц. Еничарите в българските земи. София, 1988; Градева Р. Кадийский съд в българските земи (XV—XVIII в.) // Българското общество през XV—XVIII век. София, 1999; Грозданова Е. Българската селска община през XV-XVIII век. София, 1979; Димитров Стр. Към историята на чифликчийството в Русенско // Исторически преглед. 1958. № 4; он же. Движението против поголовния данък през 1730-1731 гг. // Векове. 1979. № 2; Мутафчиева В. Кърджалийско време. София, 1977; Радушев Евг. Аграрните институции в Османската империя през XVII-XVIII в. София, 1995; Тодоров Н. Балканският град. XV-XIX век. Социално-иконо-мическо и демографско развитие. София, 1972; Цветкова Б. Извънредни данъци и държавни повинности в българските земи под турска власт. София, 1958; она же. Промени в османския феодализъм на балканските земи през XVI-XVIII в. // Исторически преглед. 1971. № 4, а также многие другие работы.
47 Димитров Стр. Чифлишкото стопанство през 50-70 години на XIX в. // Исторически преглед. 1955. № 2; он же. Към въпроса за отменяването на спахийската система в нашите земи // Исторически преглед. 1956. № 6; он же. Към историята на чифликчийството в Русенско // Исторически преглед. 1958. № 4; он же. За кла-совото разделение всред селяните в Североизточна България през 70-те години на XIX в. // Известия на Института по история. Т. 8. София, 1960; он же. Из историята на революционото движение в Нишкия вилает през 1850 г. // Известия на Института за история. Т. 16/17. София, 1966; Тодоров Н. Нови дани за аграрните отношения у нас през 60-те години на XIX в. // Исторически преглед. 1958. № 5.
48 Милкова Ф. Развитие и характер на османското поземельно законодательство от 1839 до 1878 г. // Исторически преглед. 1965. № 5; она же. Поземелната собственост в българските земи през XIX в. София, 1970; Димитров Стр. Въста-ние от 1850 година в България. София, 1972; Христов Хр. Прилагане на капиталистически начин на производство в българското селско стопанство през 60-те и 70-те години на XIX в. // Исторически преглед. 1964. № 1.
49 Плетньов Г. Административно-стопанската политика на турската власт в Ду-навския вилает (1864-1868) // Трудове на Великотърновския университет «Кирилл и Методий». № 13. София, 1967.
50 Паскалева В. За търговските връзки между Франция и българските земи от началото на XIX в. до Освобождението // Исторически преглед. 1960. № 5; Глуш-ков Хр. Търговията на Англия с българските земи от 30-те години на XIX в. до Освобождението // Трудове на Великотърновския университет «Кирилл и Мето-дий». № 9. София, 1973.
51 Атанасов Хр. В османската периферия: общество и экономика във Видин и околността през XVIII век. София, 2008; Бакърджиева Т. Взаимоотношения между Русенската градска община и османската администрация // Альманах на историята на Русе. Т. 1. Русе, 1996; она же. Българската общност в Русе през 60-те години на XIX в. София, 1996; она же. На крачка пред времето. Държавникът реформатор Мидхат паша (1822-1884). Русе, 2009; Витошанска М. Мидхат паша и българите: митове и реалност. София, 2012; Георгиева Г. Административно устройство и управление на еялет Румелия при султан Махмуд II (1808-1839). Диссертация. София, 2005; Димитров Стр. Султан Махмуд II и края на еничарите. София, 1993; Драганова Сл. Материали за Дунавския вилает (Русенска, Си-листренска, Шуменска и Тутраканска каза) през 50-70-те години на XIX в. София, 1980; она же. Кюстендилски регион. 1864-1919. София, 1996; она же. Селското население на Дунавски вилает. София, 2005; Манолова-Николова Н. Чумавите времена (1700-1850). София, 2004; Паскалева В. Средна Европа и земите по дол-
14^ ^^^^^^^О^ОООООООООСООС^О^ООООО И.Ф. Макарова <х>ооооо<х>оо<х><>^^
ния Дунав през XVIII-XIX в. София, 1986; Плетньов Г. Мидхат паша и управлени-ето на Дунавския вилает. Велико Търново, 1994.
52 Тодорова М. Англия, Русия и Танзиматът.
53 Там же. С. 173-176.
54 Тафрова М. Танзиматът, вилаетската реформа и българи.
55 Там же. С. 202-205.
56 Новичев А.Д. Танзимат и балканские народы (1839-1853) // Балканские исследования. Вып. 1. Проблемы истории и культуры. М., 1976.
57 МиллерА.Ф. Мустафа паша Байрактар. Оттоманская империя в начале XVIII века; Мейер М.С. Османская империя в XVIII в. Черты структурного кризиса. М., 1991.
58 Фадеева И.Л. Реформаторская деятельность Мидхат-паши в Болгарии в 60-х годах XIX в. // Тюркологический сборник. 1973. М, 1975; она же. Мидхат-паша. Жизнь и деятельность. М., 1977; она же. Основные черты программы османских реформаторов 50-60-х гг. XIX в. Аалли-паши и Фуад-паши // Народы Азии и Африки. 1978. № 4; она же. Османская империя и англо-турецкие отношения в середине XIX в. М., 1982; она же. Новые аспекты в политике Порты 70-х годов XIX в. // Тюркологический сборник. 1978. М., 1984; она же. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи /османизм-панисламизм/. XIX - начало XX в. М., 1985; она же. Формирование новых политических установок в эпоху правления султана Махмуда II (первая треть XIX в.) // Тюркологический сборник. 1979. М., 1985.
59 Шеремет В.И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. М., 1975; он же. Османская империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М., 1986.
60 Макарова И.Ф. Кризис османской военно-ленной системы (социально-экономическое развитие болгарских земель в XVIII веке) // История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004; Макарова И.Ф. На пути к феодальной анархии (болгары под властью турецкого султана) // История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004; Макарова И.Ф. У истоков духовного возрождения (болгары под властью Константинопольского патриарха) // История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004; Макарова И.Ф. Османская матрица для освобожденной Болгарии // Славяноведение. 2009. № 2; Макарова И.Ф. На гребне феодальной анархии. Болгарские земли в начале XIX в. // История Балкан. Век девятнадцатый (до Крымской войны). М., 2011; Макарова И.Ф. Время перемен. Болгарские земли и начало Танзимата // История Балкан. Век девятнадцатый (до Крымской войны). М., 2011; Макарова И.Ф. Болгары: пробуждение // История Балкан. Век девятнадцатый (до Крымской войны). М., 2011; Макарова И.Ф. Танзимат и балканская политика России в 60-70-е гг. XIX в. // Новая и новейшая история. 2011. № 3; Макарова И.Ф. Болгары и турки в Османской империи: идеологизированные стереотипы и культурное взаимодействие // Славянский мир в третьем тысячелетии. Межкультурный и межконфессиональный диалог славянских народов. М., 2011; Макарова И.Ф. К вопросу о целях болгарского церковного движения (после 1856 г.) // Славяноведение. 2011. № 1; Макарова И.Ф. Танзимат и реформа новоболгарского образования (60-е гг. XIX в.) // Вестник славянских культур. 2011. № 4; Макарова И.Ф. Болгарское национально-церковное движение и Россия (1866-1872) // Общественные движения у народов Юго-Восточной Европы и Россия в XVIII - начале XX вв. М., 2011; Макарова И.Ф. Порта и Танзимат // История Балкан. Судьбоносное двадцатилетие. 1856-1878. М., 2012; Макарова И.Ф. Болгары: возрождение // История Балкан. Судьбоносное двадцатилетие. 1856-1878. М., 2012; Макарова И.Ф. Болгары: освобождение // История Балкан. Судьбоносное двадцатилетие. 1856-1878. М., 2012; Макарова И.Ф. «Русский след» в болгарском четническом движении 1867 года // Славяноведение. 2012. № 5; Макарова И.Ф. Роль османских административных реформ в эскалации и
урегулировании болгаро-греческого церковного конфликта // Межконфессиональные, культурные и общественные связи России с зарубежными славянами. (К 200-летию со дня рождения М.Ф. Раевского). М., 2013; Макарова И.Ф. К истории болгарского четнического движения в 60-е годы XIX в. (новые архивные материалы) // Славяне и Россия: К 110-летию со дня рождения С.А. Никитина. М., 2013; Макарова И.Ф. «Журнал Министерства государственных имуществ» как источник по переселениям с Балкан в Россию в начале 60-х годов XIX в. // Славяне и Россия: Славянские и балканские народы в периодической печати. М., 2014; Макарова И.Ф. Император Александр II и подготовка Будапештской конвенции 1877 г. // Императорский дом Романовых и Балканы. К 400-летию династии Романовых. М., 2014.
61 Макарова И.Ф. Болгарский народ в XV-XVIII вв.: этнокультурное исследование. М., 2005; Макарова И.Ф. Болгары и Танзимат. М., 2010.
