CC BY
98
У КНИЖНОЙ ПОЛКИ
М.В. Каиль
СВЯТОСТЬ В ПРАВОСЛАВИИ ХХ в.: ПЕРСОНИФИКАЦИЯ И КОЛОНИЗАЦИОННАЯ ПРАКТИКА ПРАВОСЛАВНЫХ ЦЕРКВЕЙ
Почитание благочестивых предков, их причисление к сонму заступников за молящихся пред престолом Божиим было характерно для православия, в том числе русского, на протяжении его тысячелетней истории. Однако многогранный феномен святости прежде не был предметом специального научного труда.
Свое исследование феномена святости в отечественном культурном пространстве, обобщенное в монографии, увидевшей свет в Италии1. Илья Викторович Семененко-Басин развил в российском издании работы2. Тема святости была и темой его докторской диссертации, а также десятков научных статей и публикаций источников3. Доктор исторических наук, профессор, он работает РГГУ, в Научно-исследовательском центре изучения религий.
Несмотря на значительную востребованность тематики исследований Семененко-Басина, его монография оказалась, пожалуй, недостаточно популяризирована, не вызвала большого числа научных откликов. Причина тому кроется отчасти в определенной заданности направления общественной дискуссии о святости и святых ХХ в., идущей как в православной, так и в светской части общества. Современное российское общество подготовлено к возведенному в канон восприятию страданий и мученического подвига многих православных жертв советского политического режима. Результаты научного осмысления проблемы, в том числе ее ментальной проекции, а равно политической ангажированности многих образов и конкретных ликов святости (и лиц святых) в этой обстановке оказываются далеко не на первом плане.
Между тем, в работе И.В. Семененко-Басина мы видим многослойное научное исследование. С одной стороны, оно опирается на массив источников и традиционную методологию исторического исследования; с другой, включает в предмет рассмотрения менталитет, сознание конфессионального общества. Автор прибегает к объяснительным конструктам и арсеналу
средств философии и культурологии (у историков-традиционалистов обилие философских построений в тексте может вызвать настороженность, но именно многоаспектность, как нам представляется, обеспечивает работе эвристический потенциал).
Проблема, изучаемая автором, действительно требует междисциплинарного подхода. Он исследовал специфику персонификации национального православно-религиозного представления о святости в практике прославления святых ХХ в.
Контекст проблемы неоднозначен и сложен. В персонификации святости ХХ в. отразились сложности конфликтных взаимоотношений Русской православной церкви с Советским государством и противоречия становления современной модели государственно-церковных отношений в России, непростые отношения Русской православной церкви Московского патриархата (РПЦ МП) и Русской православной церкви заграницей (РПЗЦ), социально-политическая и внешнеполитическая обусловленность ряда событий церковной жизни и другие факторы.
В исследовании И.В. Семененко-Басина рассмотрены три вехи истории российского православия и три различных периода персонификации святости: дореволюционный (монархический), советский и современный (постсоветский).
Автор справедливо отмечает, что актуализация православной святости была значимой составляющей национально-духовной политики правительства Николая II, определявшейся отчасти и религиозностью семьи последнего русского монарха. Однако утверждение что «увеличение числа канонизаций обусловило также и личное благочестие последней императорской четы» (с. 21) выглядит не вполне обоснованным, тем более что увлечение царицы мистицизмом и некоторые формы исповедания веры, характерные для монаршей четы, отнюдь не вписывались в традицию русского православия. По этой теме имеются основательные исторические исследования, раскрывающие детали вероисповедной политики и канонизационной практики в эпоху правления Николая II4. Прославления Серафима Саровского (1903 г.), патриарха Гермогена (1913 г.), епископа Тамбовского Питирима (1914 г.), митрополита Тамбовского Иоанна (1916 г.), помимо духовно-нравственного наполнения, вполне отвечали политической задаче консолидации общества вокруг явленных святынь православия, отсылая к известной имперской идеологеме. Неслучайно в тот период наблюдается хорошо прослеженное автором исследования «преодоление» настойчивого представления прежних веков об обязательной (и необходимой для акта прославления) нетленности тела святого (с. 30-34). В то время имело место переплетение очевидно трансформирующейся под влиянием социальной модернизации традиции святости,
внутриполитического курса империи и личных мотивов монаршей семьи (прославление Серафима Саровского тесно переплетено с переживанием появления наследника престола).
Качественно расширяет горизонт исследования равноправное рассмотрение практик фиксации святости внутри всего спектра православных церквей, в том числе старообрядческой. Легализация староверия в 1905 г. открыла перспективы и в институционализации образов святости «старой Руси». В среде старообрядцев больно переживался период истребления их святынь, в том числе уничтожения мощей чтимых борцов за «веру отцов». На опыт почитания святых влияла и традиционная децентрализация староверия, приводившая к обилию локальных культов. В 1909 г. старообрядцы поставили вопрос почитания святых в повестку дня Освященного Собора епископов (с. 40-42). Всплеск активности староверов пришелся на церковную весну 1917 г., когда состоялось прославление ряда «пострадавших от никониан за древнее благочестие» (с. 46).
Подводя итоги первого, имперского, периода изучения русской святости, И.В. Семененко-Басин обоснованно отмечает множественность религиозных культов, их иерархичность (от локальных до общероссийских), однако общество, действительно переживавшее в начале ХХ в. ренессанс «чувства священного», уже не могло быть консолидировано исключительно на основе религиозного переживания открытия святого.
В новом фокусе рассмотрел автор деятельность Поместного Собора 1917-1918 гг. Время работы собора было ознаменовано обострением отношений РПЦ со светской властью, особенно после прихода к власти большевиков. 31 октября 1917 г. был расстрелян священник Иоанн Кочу-ров. В дальнейшем буквально каждый день появлялись сведения о новых «жертвах революции». Собор, однозначно осудив насилие и братоубийства, ввел и особую практику поминовения иерархов и священнослужителей. В апреле 1918 г. был установлен особый день молитвенного поминовения «всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников» (с. 54). Тем самым, по мысли автора, «собор представил актуальные социальные события в сфере святого» (с. 64).
Высший орган церковного управления рассмотрел и ряд представлений о канонизации подвижников прежних веков. Но к числу главных заслуг собора И.В. Семененко-Басин относит проведение реформы почитания святых: после длительной проработки и обсуждения в сентябре 1918 г. было принято и утверждено определение «О порядке прославления святых к местному почитанию» (с. 69), позволившее упорядочить множество отечественных локальных культов. При этом несколько романтизированным выглядит вывод автора о том, что в соборных деяниях было явлено «ясное церковное самосознание», способствовавшее «сбережению имевшихся святынь» (с. 72).
Представляется, что всеобщая политизация в немалой степени коснулась и благословляемой церковью сферы «святости», в том числе прославления первых «жертв революции». Их причисление к исповедникам сформировало мощный, но не вполне исторически оправданный стереотип-миф о сохранении исключительно церковью и ее служителями подлинной святости и чистоты исповедания веры. Героизация и освящение «жертв революции», выводящие их из исторического, бытийного контекста, сформировали мощные табу на историческое осмысление модернизма, распространившегося и в церковной среде начала ХХ в., что не может не влиять на адекватность общественных представлений о природе и истинных масштабах проявившейся в 1917 г. революционизации российского общества5.
Советский период персонификации святости привлекает особое внимание. Отмеченное автором вытеснение и замещение православной религиозности советскими культами, в частности культом тела Ленина, не могло не сказаться на религиозности россиян. И.В. Семененко-Басин склонен рассматривать советский период в истории православия как время «сбережения святынь».
Однако в тот период постепенно формировался культ новомуче-ников, актуализировались, причем порою государственным аппаратом, культы святых воинов и защитников Земли Русской (как это произошло в годы Великой Отечественной войны). Думается, что советская эпоха в измерении святости представляла собой время борьбы государства и церкви за приоритет в праве персонификации. К схожим выводам пришел У Хас-банд, изучавший советский опыт формирования «нового человека» за счет последовательной дискредитации религиозной святости и насаждения «светских святынь»6.
Особое место уделено в исследовании кампании по вскрытию святых мощей 1918-1920 гг. и последующим попыткам церкви вернуть попранное достояние святости. В ходе «мощейной» кампании большевистское государство пыталось дискредитировать веру в нетленность мощей подвижников благочестия: массовые и фактически повсеместные вскрытия мощей (в ходе которых выяснялось, что многие останки «достраивались» с целью придать мощам облик сохранившегося тела), создавали «эффект обманутых ожиданий» (с. 74, 77). За вскрытием следовала передача мощей в музеи или их уничтожение (порою варварское). Кампания больно задела религиозное чувство многих верующих и вызвала протесты церковной администрации, истолкованные как антисоветские выступления.
Оценивая символический контекст советской борьбы с мощами, автор приходит к убедительному выводу о сути явления: «Вскрытие мощей следует приравнять к символической казни святых, поскольку новая власть утверждала себя через шокирующее насилие над священным» (с. 85). Более
того, в ходе развенчания мощей «средневековые святители, преподобные и благочестивые князья стали причастны к жертве новомучеников ХХ в.» (с. 85). В том же символическом контексте автор склонен рассматривать и культивируемое большевиками «нетленное» тело Ленина, обосновывая его использование в качестве аргумента политической борьбы: «В контексте постоянной борьбы и шельмования противников - от империалистов до троцкистов - нетление ленинского тела было своеобразным аргументом правоты, осязаемым и по-своему грозным» (с. 88).
На новом политическом витке, в 1940-е гг., государство по просьбе церковной администрации вернуло РПЦ мощи нескольких святых. Правда, эти акции не были публичными, а «возвращение мощей было... спрятано от советского общества» (с. 99). Эти действия властей, способствовавшие «сохранению элементов традиционного благочестия», автор предлагает рассматривать в органичной связи с тайным почитанием мучеников советского времени (с. 109).
Убедительно выглядит рассмотрение автором сохранения русской святости в Русском зарубежье. При этом, пожалуй, впервые в поле объективного рассмотрения оказывается канонизационная практика РПЦЗ, ее преемственность решениям и духу решений Поместного Собора 1917-1918 гг. Локальное почитание в диаспоре Николая II затем выльется в его прославление в РПЦЗ и требование Зарубежной церковью его канонизации в Московском патриархате, выполнение которого будет означать преодоление препятствий для взаимного признания и канонического общения. Вполне справедливо замечание о том, что «канонизации 1964-1970 гг. стали прологом соревнования двух соперничавших церковных корпораций: РПЦ МП и РПЦЗ на поприще восстановления почитания русских святых» (с. 122). То было соперничество за право сохранения «истинной святости», в котором РПЦЗ до раскрепощения РПЦ МП в середине 1980-х гг. явно лидировала.
Эпохальной была канонизация собором епископов РПЦЗ 1981 г. новомучеников и исповедников из 105 имен во главе с последним императором (с. 125-126). При этом празднование собора новомучеников было приурочено к 25 января (7 февраля), что демонстрировало преемственность с установлениями Поместного Собора 1917-1918 гг. Обновление национальных образов святости, подготовленное формированием местных соборов святых в 1960-1980-е гг. (с. 129-130), как известно, началось в годы «перестройки» в ходе подготовки юбилея 1000-летия принятия Русью христианства.
Масштабная канонизация Собором 1988 г. знаменовала возрождение церкви в сонме ее святых, а прославление патриарха Тихона в 1989 г. было прологом для прославления свыше тысячи новомучеников и исповедников российских в 2000 г.
Институционализацию и иерархизацию национальных образов святости принесли с собой 1990-е гг. Эти тенденции «собирания святости», как показал автор исследования, были характерны для всего спектра христианских церквей (гл. 5).
Однако прославление святых в условиях новой (при всей спорности и кажущейся объяснительной неуместности термина - постсекулярной) действительности, вызвало общественные дискуссии об исторической памяти, особенностях современного «прочтения» и трактовки событий новейшей истории православия в России. Очевидно, образы святости, воссозданные исключительно в агиографическом каноне, не удовлетворяют критическим запросам значительной части общества. Подспудно, периодически активизируясь, развивается дискуссия о характере осмысления подвига новомучеников. Даже в недрах обеспечивающей канонизацию комиссии заявляют, что основа прославления - научная, и опирается всякое новое прославление на всестороннее воссоздание биографий православных. Так, секретарь Синодальной комиссии по канонизации игумен Дамаскин (Орловский) отмечает особое значение следственных материалов в воссоздании обстоятельств служения и мученичества исповедников Российских. Он приводит убедительные аргументы о необходимости изучения всего комплекса выявленных материалов в отношении изучаемой персоны и утверждает: «За каждым эпизодом жития должен стоять документ, причем достоверность его и изложенных в нем фактов должна быть всесторонне проанализирована еще до того, как эти факты представлены вниманию общества»7.
Понятно, что перспективы изучения биографий уже прославленных РПЦ в лике святых иерархов, клириков и мирян находятся в особом положении. Подходы конца 1990-х гг., когда в преддверии Архиерейского собора 2000 г. появилась масса необходимых для совершения акта канонизации житий новомучеников, весьма далеких от формата объективных, тем более научных, биографий представителей православного епископата, клириков и мирян, ныне выглядят иначе.
При подготовке биографического исследования, посвященного церковному деятелю, перед исследователем встает ряд задач. Во-первых, сформировать представительный и полный (репрезентативный) комплекс источников, решить важную методологическую проблему поиска подхода, ключа к биографии. Историк отвечает на вопрос, чью биографию писать: заведомо мученика за веру, сама жизнь которого в эпоху богоборчества являлась духовным подвигом, пред которым меркнут даже неблаговидные поступки, не говоря о жизненных стратегиях и практиках, присущих всем людям, подвергающимся опасности, или воссоздавать детальное, опирающееся на всю полноту выявленных фактов биографическое полотно с непредугаданными контурами и непредвзятыми выводами. В современной
исследовательской практике две тенденции очевидно борются, но продуктивным для исторической биографики будет лишь тот исход борьбы, который закрепит позицию последовательного выявления истины, являющейся необходимым условием для непротиворечивой канонизации.
Экс-глава Синодальной комиссии по канонизации митрополит Ювеналий подробно характеризовал роль и место источников в осмыслении православных жертв советского режима: «Во время гонений в ХХ веке власти предприняли все возможное, чтобы жизнь подвижников имела наименьшее влияние на народ и сделала практически потаенными обстоятельства следствия, заключения в тюрьме и мученической кончины». Вместе с тем митрополит справедливо отмечает: «Знакомство с архивноследственными делами показало, что человек еще до своего страдания или во время его мог совершить страшные нравственные падения. Вот почему для канонизации. особую важность приобретают те обстоятельства, через которые проявилась побеждающая все вера во Христа»8.
К серии сложных вопросов современной практики «фиксации святости» обращается в заключительной главе своей монографии И.В. Семененко-Басин. Он отмечает, что явленная в конкретных персональных образах святость выполняет функцию исторической памяти, активный центр которой при известной политико-идеологической обстановке в СССР находился в Зарубежье и хранился, среди прочих институтов, и РПЦЗ (с. 183-185). В фокус рассмотрения вошла и проблема «критериев святости» в условиях расколов РПЦ ХХ в.: автор справедливо показал обоснование возможности прославления деятелей так называемой «правой оппозиции», данное в Московском Патриархате. Казусы в наделении святостью были и в РПЦЗ. Так, было отказано в прославлении иных «свидетелей» и «исповедников веры» не во всей ее полноте, как в случае с П.А. Флоренским (с . 189).
В богатом историческом контексте представлена исследователем и проблема канонизации императора Николая II, вызывающая дискуссии и по сей день. Характеризуя специфику восприятия монарха как символическую защитную преграду от нечистых, внехристианских сил, автор подчеркивает мотивы всенародного «покаяния за предков, отвернувшихся в годы революции от своего государя» (с. 210). Однако рассмотрение старчества и «теневой традиции» почитания «святости» современной церковной жизни в одной плоскости представляется не вполне корректным (с. 212).
Вместе с тем убедителен завершающий исследование текстологический очерк, отсылающий к семантической нагрузке конструкта «новому-ченики и исповедники». Акцент на страдание, не обязательно и не всегда сопровождавшееся свидетельством веры, убеждает, что современные политико-идеологические метаморфозы действительно выдвинули на
первый план жертв насилия «вне традиционных форм почитания свидетелей веры» (с. 216). И хотя сам автор, высказав данный тезис, пытается его смягчить (с. 216-217), его доказательная сила символично подчеркивает: в современном мире и сфера святости оказалась в известной мере политически ангажирована.
В заключении автор приводит ряд обобщающих характеристик проблемы, но основную эвристическую нагрузку исследования несут твердо связанные с историческим контекстом проблемы лаконичные замечания, изложенные по тексту.
Автор отдельно не останавливается на политическом аспекте ка-нонизационной практики как РПЦ МП, так и РПЦЗ. Однако материалы его исследования со всей очевидностью демонстрируют: в жизни церкви ХХ в. и сфера святости испытала на себе влияние внецерковных факторов. Что нового вносит это наблюдение в рассмотрение церковной истории? Прежде всего, позволяет на объективной фактической основе ввести в исследовательское поле понятие «церковной политики», многими авторами отрицаемое или оспариваемое. Его дальнейшее применение будет способствовать объективному рассмотрению деятельности институтов церковного управления, к ведению которых относятся ключевые вопросы жизни всей церковной организации.
Само обращение к проблеме «функционирования» образов святости в историческом контексте, его исследование на междисциплинарном поле дало важный результат, способствуя демифологизации представлений о конфессиональной истории новейшей России. Остается надеяться, что своими дальнейшими работами автор будет способствовать популяризации результатов этого научного труда.
Примечания
1 Semenenko-Basin I. Eternamente fiorisce: I nuovi santi della Chiesa ortodossa russa. Milano, 2005.
2 Семененко-Басин И.В. Святость в русской православной культуре ХХ века: История персонификации. М., 2010.
Semenenko-Basin I.V. Svyatost v russkoy pravoslavnoy kulture XX veka: Istoriya personifikatsii. Moscow, 2010.
3 Семененко-Басин И.В. Символы российского православия и советской «политической религии» // Общественные науки и современность. 2008. № 4. С. 125-131; Семененко-Басин И.В. Новые святые российского православия // Вопросы культурологи.
2008. № 11. С. 34-36; Семененко-Басин И.В. Канонизация святых в старообрядческих церквах России // Религиоведение. 2008. № 3. С. 28-38; Семененко-Басин И.В. Современная российская агиография и проблемы культурно-исторической памяти // Вестник РГГУ
2009. № 15. С. 154-159; Семененко-Басин И.В. Культ императора Николая II в традициях российского православия ХХ - начала ХХ! вв. // Религиоведение. 2009. № 3. С. 28-38; Семененко-Басин И.В. Политика в отношении Церкви и возвращение мощей верующим в 1940-е годы // Российская история. 2010. № 2. С. 170-175.
Semenenko-BasinI.V Simvoly rossiyskogo pravoslaviya i sovetskoy “politicheskoy religii” // Obshchestvennye nauki i sovremennost. 2008. No. 4. P. 125-131; Semenenko-Basin I.V. Novye svyatye rossiyskogo pravoslaviya // Voprosy kulturologi. 2008. No. 11. P. 34-36; Semenenko-Basin I.V. Kanonizatsiya svyatykh v staroobryadcheskikh tserkvakh Rossii // Religiovedenie. 2008. No. 3. P. 28-38; Semenenko-Basin I.V. Sovremennaya rossiyskaya agiografiya i problemy kulturno-istoricheskoy pamyati // Vestnik RGGU. 2009. No. 15. P 154-159; Semenenko-Basin I.V. Kult imperatora Nikolaya II v traditsiyakh rossiyskogo pravoslaviya XX -nachala XXI vv. // Religiovedenie. 2009. No. 3. P. 28-38; Semenenko-Basin I.V. Politika v otnoshenii Tserkvi i vozvrashchenie moshchey veruyushchim v 1940-e gody // Rossiyskaya istoriya. 2010. No. 2. P. 170-175.
4 БабкинМ.А. Священство и Царство (Россия, начало ХХ в. - 1918 г.): Исследования и материалы. М., 2011.
BabkinM.A. Svyashchenstvo i Tsarstvo (Rossiya, nachalo XX v. - 1918 g.): Issledovaniya i materialy. Moscow, 2011.
5 Каиль М.В. Биографические источники о православном епископате и духовенстве советской эпохи в российских архивах: проблема репрезентативности // Государство, общество, церковь в истории России ХХ века. Ч. 1. Иваново, 2013. С. 172-179; Церковь в революции: Организация и работа Всероссийского съезда духовенства и мирян 1917 г. // Новейшая история России. 2013. № 1. С. 241-255.
KailM.V Biograficheskie istochniki o pravoslavnom episkopate i dukhovenstve sovetskoy epokhi v rossiyskikh arkhivakh: problema reprezentativnosti // Gosudarstvo, obshchestvo, tserkov v istorii Rossii XX veka. Part 1. Ivanovo, 2013. P. 172-179; Tserkov v revolyutsii: Organizatsiya i rabota Vserossiyskogo sezda dukhovenstva i miryan 1917 g. // Noveyshaya istoriya Rossii. 2013. No. 1. P. 241-255.
6 Husband W.B. “Godless Communists”: Atheism and Society in Soviet Russia, 1917-1932. DeCalb ( Illinois), 2000.
7 Истина в деталях: О работе комиссии по канонизации в подробностях // Журнал Московской Патриархии. 2011. № 12. С. 50.
Istina v detalyakh: O rabote komissii po kanonizatsii v podrobnostyakh // Zhurnal Moskovskoy Patriarkhii. 2011. No. 12. P. 50.
8 Ювеналий (Поярков), митрополит. Канонизация святых в Русской Православной Церкви // XII Международные Рождественские образовательные чтения, 25 января 2004 г. М., 2004. С. 11-12.
Yuvenaliy (Poyarkov), mitropolit. Kanonizatsiya svyatykh v Russkoy Pravoslavnoy Tserkvi // XII Mezhdunarodnye Rozhdestvenskie obrazovatelnye chteniya, 25 yanvarya 2004 g. Moscow, 2004. P. 11-12.
