CC BY
67
Б. Н. Сяськов
Санкт-Петербургский государственный университет s-bor-nik@yandex.ru
СВОЕОБРАЗИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ВОЗЗРЕНИЙ ГРЕЧЕСКОЙ АРИСТОКРАТИИ НА МАТЕРИАЛЕ ТВОРЧЕСТВА ПИНДАРА (КОНЕЦ VI - НАЧАЛО V ВЕКОВ ДО Н. Э.)
В статье рассматриваются религиозные воззрения древнегреческой аристократии, преимущественно, на примере наследия Пиндара. Кроме того, также анализируются сочинения Гомера, Гесиода, Солона и других античных авторов. При этом на основе представленного материала раскрываются ключевые аристократические жизненные ценности и правовые нормы, определяется связь закона и справедливости, исследуется культовое значение шерсти и молока, затрагивается тема противоречивых отношений богов и героев, соотносятся понятия Themis и Eunomia.
Ключевые слова: аристократия, Пиндар, закон и справедливость, боги и герои, Themis и Eunomia
Boris N. Syaskov
Saint Petersburg State University
THE PECULIARITY OF THE RELIGIOUS BELIEFS OF THE GREEK ARISTOCRACY
ON THE BASIS OF WORKS OF PINDAR (THE END OF VI - BEGINNING OF V CENTURIES BC)
The article deals with the religious beliefs of ancient Greek aristocracy, mainly, by the example of Pindar' heritage. In addition, it analyzes also the works of Homer, Hesiod, Solon, and other ancient authors. Thus on the basis of the submitted materials it reveals the key aristocratic life values and the juridical norms, defines the connection of law and justice, investigates the cult meaning of wool and milk, concerns the theme of conflicting relations of gods and heroes, and correlates the concepts of Themis and Eunomia.
Key words: aristocracy, Pindar, law and justice, gods and heroes, Themis and Eunomia
На протяжении всей своей истории греки поклонялись одним и тем же богам, хотя время и социальная ситуация менялась, Зевс и весь пантеон Олимпа не терял своего авторитета, без обращения к ним за помощью не обходилось ни одно мало-мальски значимое действие. Мир богов был устроен как большая семья у людей, патриархальная семья, где есть высшие божества и низшие. Законы устанавливаются скорее семейные, негласные главой семьи богов олимпийцев. Если и бывают ссоры, то Зевс их улаживает как глава семьи. При этом законы существуют так, как они могут существовать в неписанной форме. Всем
распоряжается Зевс. Древний закон нес в себе старый обычай. С другой стороны, существует полис, и без каких-то общих для всех законов он не будет жизнеспособен. Бог-покровитель постарается обязательно помочь своему городу и дать эти законы, оградить свой полис от пагубы.
Есть еще и герои — смертные люди, кроме Геракла, сыновья бессмертных богов. Они совершили свой подвиг, помогая богам и людям спасти мир. Геракл стал бессмертным, остальные такой награды не получили. Век героев — особый период в хронологии древних греков. Герои могут быть святыми покровителями города. Например, Орест покровительствовал Спарте. Герой должен быть обязательно большого роста, все могилы с большими скелетами рассматривались как могилы героев. Их старались идентифицировать и перенести на более почетное место поближе к родному городу. Как героя почитали Кодра, последнего царя Афин. Он защитил свой город ценой жизни и был похоронен у ворот Афин.1 Благодаря Гомеру героями можно было восхищаться, герой-спаситель отвечал времени аристократов, упускающих или уже лишенных политической и экономической власти. Список героев будет обширен: Тезей, Кадм, Мелеагр, Аргонавты, герои Фиванского цикла, герои Троянского цикла и многие другие.
Аристократы считали себя потомками богов и героев. Последние традиционно поддерживали аристократов, давая им свою генеалогию, делая их грамотными, здоровыми и богатыми. Сохранение этой привилегии служило оправданием для аристократов чтить законы отцов и постараться не менять их.
Слава победителя в Олимпийских, Пифийских, Немейских или Истмий-ских играх приравнивала смертного человека к героям, их считали любимцами богов. Павсаний сообщает о многочисленных победах самого Диагора из Родоса, его детей и внуков: «Говорят, что Диагор прибыл в Олимпию вместе со своими сыновьями Акусилаем и Дамагетом; одержав победу, юноши подняли отца и понесли его через все торжественное собрание, причем все эллины засыпали его цветами и называли счастливым в его сыновьях» (Павсаний VI, 7, 3; пер. С.П.Кондратьева). У Павсания же узнаем, что атлету-победителю Феагену из Фазоса сограждане поставили статую, после его смерти она случайно упала в море (статуя упала, убила человека и ее в наказание за это сбросили в море), и для полиса наступил неурожайный год, и начались болезни. Оракул повелел вытащить статую из моря и только тогда болезни прекратились. В честь этого героя-атлета были устроены праздники, статуя стала помимо этого целительной (Павсаний VI, 11, 2-9).
Атлеты-победители были желанными предводителями при выводе колоний в Великую Грецию и по всему Средиземноморью. Им, любимцам богов, обязательно должна была при этом сопутствовать удача.2 Колонии старались ставить основательно, они были земледельческими и люди стремились остать-
1 Героям в греческой мифологии посвящен весь второй том: Griechische Mythologie von L. Preller. Bd I-II. 3 Aufl., Berlin, 1875.
Зайцев А. И. Культурный переворот в древней Греции VIII-V вв. до н. э. 2-е изд. СПб, 2001. С. 138-139.
ся там навсегда, в отличие от финикийских торговых факторий. Для греческой колонизации был важен ответ оракула Аполлона и огонь родного полиса, в этом заключалась поддержка метрополии. При переселении и основании нового полиса старались сохранить старые отеческие обычаи. Но сделать это было не всегда просто из-за расставания с отеческими могилами.
Гомер
Гомеровская эпоха обладает строгой и законченной системой политической организации. Социальные связи существуют как устойчивые. Справедливое начало имеет религиозную опору в гомеровском обществе. Агамемнон объясняет свою ссору с Ахиллом: «Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой В день злополучный, как я у Пелида похитил награду. Что бы я сделал? Богиня могучая все совершила, Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет, Страшная; нежны стопы у нее: не касается ими Праха земного; она по главам человеческим ходит, Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет» (Гомер. Илиада. XIX, 88-94; пер. Н. И. Гнедича).
Обида не к лицу Атриду, она персонификация Ате — «ослепление», «безумие», дочь Зевса, с ее силой невозможно спорить.3 Когда же Ахилла и Агамемнона необходимо было примирить, Одиссей для этого предлагает Ахиллу: «Дары для тебя повелитель мужей Агамемнон Пусть пред собраньем народа представит, да всех Данаи Узрят очами, сам ты свое да возрадуешь сердце. Пусть поклянется тебе...» (Гомер. Илиада. XIX, 172-176).
Здесь говорится, что в дарах и клятвах, да еще и перед народным собранием для Агамемнона не будет никакого унижения.
В гомеровскую эпоху, в век героев, складываются основные аристократические ценности. Например, гостеприимство и наказание за пренебрежение им. Долг гостеприимства имеет небесное покровительство, и Зевс наказывает поступающих несправедливо:
«Словно земля, отягченная бурями, черная стонет В мрачную осень, как быстрые воды с небес проливает Зевс раздраженный, когда на преступных людей негодует, Кои на сомнах насильственно суд совершают неправый, Правду гонят и божьей кары отнюдь не страшатся: Все на земле сих людей наводняются быстрые реки, Многие нависи скал отторгают разливные воды, Даже до моря пурпурного с шумом ужасным несутся, Прядая с гор, и кругом разоряя дела человека.» (Гомер. Илиада. XVI, 384-393).
з
Зайцев А. И. Комментарии к «Илиаде» Гомера. См.: Гомер. Илиада. Л., 1990. С. 514.
Это одно из немногих мест, где Зевс защищает справедливость среди людей.4 То, что страдают при этом все, лишний раз показывает, что царь может быть неугоден богам и народу. Образ справедливого царя звучит в устах Одиссея, обращающегося к Пенелопе:
«Ты уподобиться можешь царю беспорочному; страха Божия полный и многих людей повелитель могучий, Правду творит он; в его областях изобильно родится Рожь, и Ячмень, и пшено, тяготеют плодами деревья, Множится скот на полях и кипят многорыбием воды; Праведно властвует он, и его благоденствуют люди» (Гомер. Одиссея. XIX, 109-114; пер. В.А.Жуковского). Правитель должен быть богобоязнен. Даже его скипетр делается богами, этим они санкционируют царскую власть. Все цари называются у Гомера «зев-совыми питомцами». Скипетр у Агамемнона изготавливается Гефестом. Гефест вручает сделанный им скипетр Зевсу, тот передает Гермесу, затем им владеют герои Пелопс, Атрей, Фиест. Фиест передает Агамемнону в его род с властью над Аргосом и островами (Илиада II 100-108). Полномочия царя перечисляет Нестор:
«Могучий
Многих народов ты царь, и тебе вручил Олимпиец Скиптр и закон, да суд и совет произносишь народу. Более всех ты обязан и сказывать слово и слушать; Мысль исполнять и другого, если кто, сердцем внушенный, Доброе скажет, но что совершить от тебя то зависит». (Гомер. Илиада. IX, 97-102).
Прислушиваться к мнению других, окружающих царя людей, достаточно новая форма общения для владыки.
Гесиод
Совсем другой век — эпоха Гесиода. Страданий при этом выпадает на долю людей не меньше, чем в предыдущий героический век. Жизненная мудрость поэта позволяет ему в дидактической форме дать практические наставления своим современникам.
«Сосед соревнует соседу, который к богатству Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 23-24; пер. В. В. Вересаева).
Время непростое, передел имущества и земли беспокоит всех и важно в этих условиях спасти его. В отличие от гомеровской, героической это целиком земледельческая эпоха и вопросы волнуют людей другие. Как это и свойственно крестьянскому мировоззрению содержание «Трудов и дней» Гесиода большей частью нравоучительного толка. Несправедливость исходит прежде всего от людей. Как и у Гомера, справедливость дается людям богами и существует божье правосудие. Людям нужно бояться ока богов.
4 Там же. С. 504.
«Близко, повсюду меж нас, пребывают бессмертные боги И наблюдают за теми людьми, кто своим кривосудьем, Кару презревши богов, разоренье друг другу приносит» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 249-251).
Подобный род спора между людьми, подобная Эрида, неприемлема для Гесиода. За алчность одного человека часто приходится отвечать всему полису. «Целому городу часто в ответе бывать приходилось За человека, который грешит и творит беззаконье» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 240-241).
Это непременно ведет к забвению богов, ритуалов, чего не могли простить боги людям более благополучного «серебряного века». «Не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам, Как по обычаю людям положено. Их под землею Зевс-громовержец сокрыл, негодуя, что почестей люди Не воздавали блаженным богам, на Олимпе живущим» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 136-139).
Если Зевс не церемонился с людьми «серебряного поколения», то тем более он не мог терпеть непослушания от людей «железного века». Землю дали людям боги и они могли требовать соблюдения порядка в подобном распределении имущества. С одной стороны, есть Дике, олицетворение справедливости: «Есть еще дева великая Дике, рожденная Зевсом, Славная, чтимая всеми богами, жильцами Олимпа. Если неправым деянием ее оскорбят и обидят, Подле родителя Зевса немедля садится богиня И о неправде людской сообщает ему» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 256-260).
С другой стороны, кроме Дике на страже порядка стоит закон (номос). В этом значении он впервые появляется у Гесиода.5
«Перс! Хорошенько запомни душою внимательной вот что: Слушайся голоса правды и забудь о насилье. Ибо такой для людей установлен закон Громовержца: Звери, крылатые птицы и рыбы, пощады не зная, Пусть поедают друг друга: сердца их не ведают правды. Людям же правду Кронид даровал — высочайшее благо» (Гесиод. Труды и дни. Ст. 274-279).
Навык мифологического мышления позволяет связать Справедливость (богиню Дике) и закон (номос) как абстрактное понятие и этическую норму. Оба они противопоставляются насилию, о котором брату поэта предлагается забыть. Справедливость в лице Дике и закон (номос), имея божественную санкцию, позволяют людям апеллировать и требовать защиты и у богов, и у людей. Так угодно богам.
5 Боровский Я.М. Преодоление религиозного элемента в древнегреческом праве / Боров-скийЯ.М. Opera philologica. СПб, 2009. С. 29-30.
Скотоводческие культы Древняя Греция — по преимуществу земледельческая страна и земледельческие обряды стоят ближе всего к государственным религиозным культам. Религия греческого скотовода, безусловно, имеет место на существование, но из-за своей меньшей привязанности к времени года скотоводческие культы на почве Аттики не могли идти ни в какое сравнение с земледельческими.6
По античным представлениям скотоводство старше земледелия. Деметра передала Триптолему искусство посева, а Триптолем изобрел ярмо для быков. До этого времени греки питались молоком. В представлении греков это достаточно дикий образ жизни, циклопы в «Одиссее» Гомера знают скотоводство и ведут дикий образ жизни. То, что циклопы при этом ближе к «золотому веку», не смущало греков. Земля там
«Тучная щедро сама без паханья и сева дает им Рожь, и пшено, и ячмень, и роскошных кистей винограда Полные лозы, и сам их Кронион дождем оплождает» (Гомер. Одиссея. IX, 109-111).
Пастух Евмей приносит жертву Гермесу и нимфам (Гомер. Одиссея. XIV, 435). На аттических вазах встречаются изображения Гермеса с сатирами.7 Мелкий рогатый скот был под покровительством Гермеса. Этот бог был чрезвычайно популярен у греков, притом, что самостоятельной функции у него нет. Обычно Гермес был на посылках богов. Эпитеты Гермеса: «пастушеский», «защитник овец», Гермес Криофор — «несущий барана». Юноша, несущий молодого барана на беотийском празднике, походил на Гермеса, помогающего пастухам. От защиты пастухов это переносилось на защиту города. Танагра сначала была защищена Гермесом Криофором от моровой язвы, а затем Гермес Прома-хос защитил город от врагов (Павсаний IX, 22, 102).
Гермес появился в пастушеской Аркадии, он украл быков у Аполлона и изобрел искусство игры на свирели. У Пана тоже есть свирель, и он кочует со своими козами по Аркадии. Как и Гермес, он считается изобретателем свирели. Отличие только в том, что Пан из хозяина-демона леса превратился в божество пастуха. Демон, одетый в пеструю шкуру (Вергилий. Буколики. X, 21; пер. С. Шервинского), и защищает пастухов, и наводит на них панический страх.
Артемида как владычица зверей заботилась об их приросте, связь с нимфами делала ее хозяйкой источников. Вместо скотоводческого божества Аристея бог Аполлон открыл людям, как надо пасти стада. Отсюда, эпитеты Аполлона «Рогатый», «Козлиный». Был ли праздник дорийцев Карней в честь Аполлона «Рогатого», не ясно, тем более что продолжение праздника было с участием юношей с виноградными лозами в руках. Праздник переходил в состязание юношей в беге. Причем догнать беглеца было хорошим знаком для города.8
6 Тронский И. М. Религия греческого пастуха // Религия и общество: Сборник статей по изучению социальных основ религиозных явлений древнего мира. Л., 1926. С. 126-143.
См.: Зайцев А. И. Греческая религия и мифология. СПб, 2004. С. 153-159.
о
Зайцев А. И. Греческая религия и мифология. С. 169; Тронский И. М. Религия греческого пастуха. С. 131-132.
Описание пастушеского праздника в точной привязке по времени есть только у Овидия. У греков подобного не сохранилось. Очистительный характер обряда был направлен на призвание добрых сил для сохранения овец. «Пари-лии надо петь», магия очищения водой, огнем и серой делалась для защиты от злых сил (Овидий. Фасты. IV, 721-806; пер. Ф. Петровского). О возможной хронологической привязке поэт говорит:
«Сорок уж раз, говорят, Парилии справили в Риме, Прежде чем Веста вошла в храм свой огонь сторожить. Кроткий вел ее царь .» (Овидий. Фасты. VI, 257-259).9
Домашние животные рано приобрели утилитарный характер, и заняли свою экономическую нишу и как объект поклонения не рассматривались. Исключение составляет конь, поскольку корень от этого слова часто встречается в аристократических именах: Гиппократ, Ипполит, Гипподам, Филипп и другие. В этих именах сохранились отголоски почитания коней в далекие времена.
Такая утилитарная вещь как шерсть, нить из нее сыграла в магии и религии свою особую роль. Она служила магической связью с божеством, обеспечивала такую возможность. Концентрация магического свойства в этом предмете давала его носителю, будь то жрец с шерстяной повязкой, юноша-бегун или жертвенное животное, необходимый ритуальный атрибут. Нити и узы связывают неразрывно людские судьбы, мужчину и женщину: «Изображенье твое обвожу я, во-первых, тройною Нитью трех разных цветов; потом, обведя троекратно Вкруг алтаря обношу: угодно нечетное богу» (Вергилий. Буколики. VIII, 72-75).
Нить у Пиндара
Нити у Пиндара буквально нет, ткацкий станок с бегом челнока в Пифий-ской оде (IX, 19) к поэтическому творчеству отношения не имеет. Но корень «плести» встречается в этом значении часто:
В «Олимпийских одах» (VI, 84-87) Пиндар говорит: «О моя праматерь Стимфалида, благоцветущая Метопа, Которая родила Фиву, погоняющую коней, Я буду пить ее приятнейшую воду,
Сплетая пестрый гимн для мужей копейщиков» (здесь и далее перевод мой — Б. С.).
В Немейской оде (VII, 77) Пиндар сообщает: «Сплетать венки — легко». Если в начале этого пассажа поэт говорит о плетении цветов, то далее он переходит к творчеству Муз.
В Пифийской оде (IV, 141) поэт говорит, что можно «выткать будущее счастье».
Во фрагменте 179: «Я сплетаю для Амифаонидов пеструю налобную повязку», т. е. я сочиняю гимн.
9 Под кротким царем подразумевается Нума Помпилий.
Шерсть как «пух, краса», как что-то в высшей степени неуловимо прекрасное встречается у Пиндара неоднократно. Эта «благость венков», собственно «пух венков» подчеркивает очаровательную неуловимость победных гимнов. У Иоанна Румпеля в его словаре к Пиндару это слово соответствует на латыни: floccus; met. optimum, pucherrimum, savissimum in suo genere; flos, robur; pucherrim-um fructus, decus, laus. Собранно в этом слове все самое прекрасное, что может увидеть и встретить человек в своей жизни.
Свое творчество поэт не мылит без направляющей руки богов. Как сама Мойра, так и что-то данное Судьбой направляет творчество Пиндара: «А я же зажигая любезный город пламенно-сильными песнями пошлю повсюду эту весть
быстрее наровистого (породистого) коня и окрыленного корабля,
если я буду владеть изысканным садом Харит
с помощью данной судьбой руки.
Ибо они дали мне в спутники вот эти приятные вещи.
А доблестными и мудрыми мужи становятся благодаря богу»
(Пиндар. Олимпийские оды. IX, 20-29).
Самое лучшее на свете происходит благодаря богу. Это лейтмотив поэта. По поводу лексики можно сказать следующее: maleros — не просто «сильный», а «пламенно сильный». Это vox Homérica в «Одиссее» не встречается, а в «Илиаде» часто, и связывается эта сила обычно с огнем. Слово «огонь» обычно в генетиве, и прилагательное maleros стало ассоциироваться с огненной силой. Под крыльями корабля видятся весла, но не паруса. Весла здесь — крылья корабля. Глагол «владеть, населять» подчеркивает, что поэт сможет править садом Харит, если жребием ему будет дана в помощь такая рука.
Поэт и создает и показывает «приятные вещи». Возможно, стихи отправлялись в храм в Дельфы и там хранились долгое время. Известно, что какая-то из од Пиндара хранилась там на золотых пластинах. Это одновременно и как достижение поэта, так и победителя в Олимпийских играх, которому посвящается гимн. Спустя даже отдаленное время об этом достижении можно было спросить у жрецов в храме.
Головные повязки у Лампромаха (Пиндар. Олимпийские оды. IX, 83) суть Истмийские повязки победителя. Эти повязки есть на вазовой живописи, они длинные и развеваются на ветру. Лампромах здесь родственник адресата оды Эфармоста и равный ему победитель в играх. Он так же имел награды и получил упоминание о себе в оде Пиндара.
В продолжение темы шерсти нужно добавить, что в Пеллене (Пиндар. Олимпийские оды. IX, 98) победитель игр получал «создающее приятную погоду средство от холодных ветров» и речь идет о такой необычной для игр награде как шерстяной плащ. Таким образом, Мойры прядут нить судьбы.
Молоко также сохранило черты обрядности. Наряду с амброзией оно может стать пищей богов. Культовым было омовение молоком вплоть до ванн с этим продуктом.
У Пиндара (фр. 104 b) Парфений обращен к Аполлону Галаксию. Обилие молока у скота в этом месте Беотии объяснялось присутствием бога. «Ибо от всех овец и коз струились словно наилучшая вода из источников материнское молоко; быстро наполняя пифосы; ни бурдюк, ни амфора не бездействовали дома, ибо и подойники и деревянные бочки, все было заполнено». В Немейской оде (III, 76-78) «сладкая смесь меда и белого молока» аллегорически говорит о гимне поэта:
«Я посылаю тебе в виде меда смешанного с белым молоком — примешанная влага содействует — вот этот напиток, прославляющий Эолийским дуновением флейт». В качестве пищи молоко у Пиндара встречается во фрагменте 166, где кентавры, отказавшись от молока в пользу вина, крушат все вокруг: «После того как Кентавры узнали силу сладкого как мед вина, укрощающую людей, они спешно столкнули со столов руками белое молоко и сами непроизвольно выпивая из серебряных ритонов помрачили свой ум». А фрагмент 106 сообщает, что «На Скиросе самые лучшие для дойки козы». И далее речь идет о лучшем оружии, повозках и собаках, какие есть в других областях Греции.
Убийство
Вернемся к Гомеру и к понятию справедливости, как оно могло реализоваться в это время и в таком, весьма сложном вопросе, как убийство человека. В Илиаде Гомера речь идет о «вире» как штрафе и наказании за подобное:
«Брат за убитого брата, Даже за сына убитого пеню отец принимает; Самый убийца в народе живет, отплатившись богатством, Пеню же взявший — мстительный дух свой, и гордое сердце — Все наконец укрощает» (Гомер. Илиада. IX, 632-636).
Для убийц предусматривалось очищение в Дельфах и соответствующее жертвоприношение. Если убивали родителей, то, как показывает пример Ореста, помочь обвиняемому могут только покровительство богов Аполлона и Афины. Ареопаг в Афинах занимался подобными судебными делами при участии в нем людей благородных и добродетельных, о чем сообщает оратор Исо-крат в «Ареопагитике», единственной речи, посвященной афинскому государственному устройству:
«(36) Может быть, некоторые отнесутся с порицанием к тому, что я хвалю образ действия тех времен, но не указываю причин, вследствие которых наши предки так хорошо справлялись как со своими частными, так и с государственными делами. Хотя я уже в какой-то степени коснулся этого вопроса, но попы-
таюсь теперь сказать о нем яснее и подробнее. (37) В те времена афиняне не имели множества надзирателей в годы юности, а достигнув совершеннолетия, не получали права делать все, что им вздумается. Напротив, достигая полного расцвета, они подвергались значительно более строгому надзору, чем в детстве. Наши предки придавали такое большое значение нравственным качествам, что поручили наблюдение за благопристойностью граждан совету Ареопага, членами которого могли быть только люди знатного происхождения, показавшие своей жизнью пример высокой доблести и безупречной нравственности. Естественно поэтому, что он превосходил все другие Советы Эллады» (Исократ. Речи. Пер. под ред. К. М. Колобовой).10
Касательно Ареопага религиозная санкция на оправдание Ореста сыграла в пользу авторитета этого государственного органа Афин. Богиня Афина своим голосом в пользу Ореста помогла Ареопагу принять правильное решение. Для людей благородных и добродетельных, входивших в этот государственный орган демократических Афин, такая поддержка была необходима.
В божественной санкции нуждалась и Антигона. Она также говорит о не-писанном божеском законе, который надо чтить и исполнять. Именно он заставляет ее отказаться от исполнения приказа фиванского царя Креонта, обязательного для всех граждан. Антигона говорит: «А твой приказ — уж не такую силу За ним я признавала, чтобы он, Созданье человека, мог низвергнуть Неписанный, незыблемый закон Богов бессмертных»
(Софокл. Антигона. Ст. 453-457; пер. Ф. Ф. Зелинского). Креонт повелевает похоронить достойно Этеокла, а Полинику в достойном погребении отказано, хотя все они братья и сестры. Против этого выступает Антигона. Креонт несет божескую кару за свой приказ. Помимо человеческой справедливости существует и божественная справедливость, и она побеждает.
Солон
Подобные противоречия, как политические, так и религиозные мы встречает в деятельности Солона. Его реформы с изначальными признаками будущего демократического строя Афин противоречат замыслу самого законодателя. Передел земли, деление на четыре класса по имущественному цензу, возврат изгнанников, отмена долгового рабства. Нас интересует религиозная составляющая. Солон говорит:
«Наша страна не погибнет вовеки по воле Зевеса И по решенью других присноблаженных богов. Ибо хранитель такой, как благая Афина-Паллада, Гордая грозным отцом, длани простерла над ней». «Но, и молчанье храня, знает Правда, что есть и что было:
Вестник древней истории. 1966, № 2.
Пусть, хоть и поздно, за грех все же взыщет она!» (Фр. 1 Благозаконие. Ст. 1-4; 15-16; пер. С. И. Радцига). Солон говорит о том, что и боги и Правда готовы помочь людям в их желании справиться со смутой. Нужно только твердое желание и выдержка: «Властям покорствуй — хочешь ты или нет» (фр. 27). Солон учредил Совет четырехсот для рассмотрения дел в Народном собрании. Он считал, что Совет четырехсот и Ареопаг, так же учрежденный Соло-ном, будут для государства «двумя якорями», крепко удерживающими государственный корабль (Плутарх. Солон. 19; пер. С. И. Соболевского).
«Когда его, по-видимому, кто-то спросил, какое государство самое благоустроенное, он ответил: «То, в котором не претерпевшие обиды преследуют судом и наказывают обидчиков не менее, чем потерпевшие»» (Плутарх. Солон. 18)
Феогнид
У Феогнида религиозность дидактическая. Это постоянные нравоучения, как уберечься от произвола толпы.
Пиндар
Пиндар — уроженец Фив. Этот полис во время всегреческого отпора персам был не на стороне Афин. Поэт признает ведущую роль Афин и подобным признанием оправдывает позицию своего родного города. С одной стороны, Пиндар не несет ответственности за предательство Фив. И тут ему на руку существующая в то время общая неприязнь к Афинам, наблюдающаяся у всех греков. Афины стали вести себя деспотически с бывшими союзниками, вынужденными вступить в новый морской союз. С другой стороны, подобная ситуация позволяла поэту держаться на некотором отдалении от политической сумятицы первой половины V века, и держаться «старины» без лишнего опасения. Об Афинах поэт говорит следующее:
«О блестящие и увенчанные фиалками и воспетые,
опора Эллады, славные Афины, божественный город» (фр. 76; перевод мой — Б. С.).
У Артемисия,
«где сыны афинян заложили славный фундамент свободы» (Фр. 77; перевод мой — Б. С.).
Пиндар был оштрафован родным городом за этот дифирамб. Это есть в биографии Пиндара (3). Стих приводится в биографии Фемистокла у Плутарха (гл. 8, 3).
Пиндара волнует вопрос, могут ли герои противиться силе и мощи богов, и слушателям он отвечает, что только с соизволения Зевса. Об этом отрывок из девятой Олимпийской оды (30-39):
«Поскольку, как Геракл против трезубца (Посейдона) мог бы потрясать палицу руками,
когда у Пилоса, став твердо, напирал на него Посейдон,
когда напирал на него Феб, воюя серебряным луком,
когда Аид не имел неподвижным свой посох,
при помощи которого он гонит к полой улице (к пустому пространству)
смертные тела умирающих.
О, уста, отбросьте от меня это слово.
Поскольку ругать богов — дурная мудрость (враждебная человеку мудрость),
а хвастаться неуместно — подыгрывает безумию» (перевод мой — Б. С.).
Тут три эпизода: Геракл борется с Посейдоном, Аполлоном и Аидом. Схолиаст объясняет все эти три эпизода так: с Посейдоном в Пилосе, когда там Геракл хотел пленить Нерея, сына Посейдона, Посейдон заступился за него. Аполлон схлестнулся с Гераклом, когда Пифия в Дельфах отказала Гераклу в оракуле бога. И, наконец, Аид, когда Геракл похищал Цербера. Все это происходит в разное время и в другом месте. Пиндар все это соединил в один эпизод, что и Посейдон наседает, и Аполлон и Аид.
Посох Аида не оружие как таковое, он им словно веткой, как у Гермеса, гонит души. Но он может отправить на тот свет этим посохом, усыпить. Схолиаст сообщает, что Зевс сделал бессильным этот посох, потому Геракл и смог противостоять. Богоборцы есть и в Илиаде. Так Диамед смог ранить Ареса (Гомер. Илиада. V, 855 и сл.).
Причастие «умирающих» здесь выглядит странно, можно было предположить души «умерших», т. е. умирающих Аид гонит в подземное царство, они умирают и тем самым становятся умершими. У Пиндара Аид гонит своим посохом «мертвые тела», у Гомера он гонит «души», тела уже сгорели на погребальном костре. У Гомера в Аид отправляются души, а у Пиндара — тела.
В этом отрывке есть интересное выражение «враждебная (человеку) мудрость». Мудрость здесь воспринимается как возможность помыслить что-то, иметь силу что-то себе представить. Смертным лучше некоторые вещи себе не представлять. Помыслить, что люди, даже герои, могут воевать с богами — это дурная мудрость, она может послужить Пиндару во вред. Боги разгневаются, если он так будет думать, тем более, говорить. Поэтому поэт призывает: «Рот отбрось все это».
Пиетет Пиндара
Пиетет Пиндара выражается в том, что поэт изменяет содержание мифа с тем, чтобы преодолеть в нем негативный момент, который служит к ущемлению облика и результатов деятельности богов. Многие вещи о богах, как считает Пиндар, говорить нельзя, надо преодолевать подобное пренебрежительное отношение к ним, сохранить определенную аристократичность традиционного их понимания. Неподобающему богохульству не должно быть места в мифах. В уже указанном выше месте (Пиндар. Олимпийские оды. IX, 38) поэт называет подобное богохульство «враждебной мудростью», которая несет в себе определенный заряд противодействия (stasis) традиционным ценностям эллинского мира, что сопоставимо с враждебной воспитательницей
молодых людей, которая воспитывает в юношах недопустимое бунтарство, вольность мыслей. Это можно найти в 109 фрагменте Пиндара.11 Добиться равновесия и спокойствия в полисе можно по словам поэта: «только удалив враждебный стасис из души, податель бедности, враждебную воспитательницу молодежи» (Фрагмент 109, 4-5; здесь и далее перевод мой — Б. С.). Время и спокойствие подобно благоприятной погоде дадут полису возможность для возрождения.
Подобный пиетет Пиндара мы можем видеть в первой Олимпийской оде (ст. 35-36):
«Должно мужу говорить подобающим образом относительно богов прекрасные вещи. Ибо меньше вина. О, сын Тантала, я скажу вещи противоположные прежним ...» Под «прежними» понимаются поэты, ранее составлявшие мифы. А вина рядовых людей и так постоянно существует и не стоит ее усугублять. Речь здесь идет об изменении мифа о Пелопсе. Отвергая небрежное по отношению к богам мнение людей, что боги могут заблуждаться относительно их намерений, Пиндар при этом не смущается любовной привязанностью Посейдона к Пелопсу, когда Клото, старшая из трех Парок, прядущая нить жизни, вынимала его из купели. Похищает бог своего любимца Пелопса на пиру у Тантала. Слушатель подготовляется к изменению мифа тем, что из купели Пелопс появляется уже украшенный необыкновенным по красоте белым плечом. «Клото вынула из чистого котла, его украшенного в отношении прекрасного плеча слоновой костью» (Пиндар. Олимпийские оды. I, 26-27). Неверность старой редакции мифа подкрепляется еще и неоднократными требованиями Пиндара: «Для меня невозможно назвать кого-то из богов прожорливым. Я отказываюсь» (ст. 51-52).
Поэт с ужасом отстраняется от этого. По его мысли Тантал «был не в состоянии переварить великое счастье и по причине пресыщения получил великую беду». Версия Пиндара и сама является одной из старейших и влияние ее заметно и у других поэтов, например у Еврипида (Ифигения Таврическая. 386-390). Из трех изменений мифа в оде это место видится нам самым важным. Преступление, за которое Тантал был наказан богами, Пиндар выбрал из имевшихся наиболее подходящее, а именно, «обокрав бессмертных, он отдал своим сверстникам сотрапезникам нектар и амброзию,
с помощью которых (боги) сделали его бессмертным» (Пиндар. Олимпийские оды. I, 60-64).
Опускает поэт и извесный эпизод победы Пелопса над Эномаем (Диодор Сицилийский IV, 73-74), где колесница последнего была подпорчена подкупленным Мертилом, и Эномай погибает.12 Поэт об этом лишь сообщает, что
7 7
Wilamowitz-Moellendorf U.von, Pindaros. Berlin, 1922. S. 352. 72 Preller L., Griechische Mythologie von L. Preller. 3 Aufl., Bd II, Berlin., 1875. S. 385.
«Взял он силу Эномая и взял в ложе девушку; Он родил шесть отборных сыновей, стремящихся к доблести» (Пиндар. Олимпийские оды. I, 88-89). Что касается того, что боги не стали терпеть рядом с собой сына Тантала и вернули его к смертному племени людей (Олимпийские оды. I, 65), то это изобретение самого Пиндара.13 Подобное изменение мифа, сделанное Пиндаром, не могло не сказаться на дальнейшем его использовании в литературе. Это в значительной степени облегчало работу последующим поколения в осмыслении и освоении мифологического материала, в значительной степени приближенного к литературным вкусам новой эпохи, и Пиндар внес немалый вклад в гуманизацию греческой культуры. С этим гуманизмом органично смыкается благочестие Пиндара.
Миф о Геракле (Пиндар. Олимпийские оды. III, 16-18) также возможно подвергся изменению. Пиндар, рассказывая об одном из его подвигов, замечает, что Геракл словом убедил Гиперборейцев отдать оливу, которую он затем посадит в Олимпии в роще Зевса для людей и для венка за доблести. Возможно, что в ранней версии мифа герой добыл эту оливу силой, но Пиндар подчеркивает, что Геракл уговорил слуг Аполлона, к которым относились Гиперборейцы, и говорить с ними, по-видимому, надо было по-дру-гому.14
Бог говорит с мужем и верен своему слову Бог всегда держит свое слово, данное доброму мужу. Пиндар выразил это достаточно ярко и лаконично:
«Так сказал (Пелопс) и не прикоснулся к неисполненным словам. Бог, его украшая, дал ему и золотую колесницу и неутомимых крылами коней»
(Пиндар. Олимпийские оды. I, 86-87; здесь и далее перевод мой — Б. С.). Это следует понимать так, что бог помог ему во всем, прислушался к каждому слову Пелопса. От мужа требуется только, чтобы он нашел в себе силы выйти навстречу богу, как это сделал Пелопс. Если напряжение и страх чувствует сам Пелопс, то трудно представить переживания мужа, пусть и незаурядного, в подобной ситуации, настолько ощутима опасность общения с божеством (Олимпийские оды. I, 71-75).
В молитве, обращенной к Посейдону и Аполлону, Иам просит дать ему определенные знаки власти над людьми:
«он, спустившись в середину Алфея, призвал Посейдона широкосильного, своего предка, и носящего лук стража богоданного Делоса, прося честь, кормящую народ, для своей головы, он, находясь под открытым небом ночью.
1 о
Maria Ch. Van der Kolf, Quaeritur quomodo Pindarus fabulas tractaverit quidque in eis mutarit. Rotterdam, 1923. P. 14.
14 Ibid, p. 38.
В ответ же зазвучала прямая отеческая речь, и обратился к нему (Аполлон): «Устремись, дитя, иди сюда во всеприемлющую страну за моим голосом»» (Пиндар. Олимпийские оды. VI, 57-64).
Обычно божество редко само говорит, оно дает знак через кого-то. Здесь ситуация мотивирована тем, что ребенок Иам божественный. Бог мог послать герою голубя или нечто другое. Другая особенность этого места заключается в том, что Посейдон здесь выступает как речной бог, Иам призывает его, «спустившись в середину Алфея». Сам Посейдон выступает при этом на берегу реки и в этом ощущается наиболее архаичная форма обращения к богу.
Голос отца Иама Аполлона представлен здесь как «говорящий прямо, говорящий истину», т. е. ясно и не скрывая ничего. Естественно, что бог благоволит к своему земному сыну. Бог предлагает ему, следуя голосу божества, явиться на холм Кроноса, где дает ему две важнейшие способности в мантике: «слышать голос, не знающий лжи», а после учреждения Гераклом в Олимпии общегреческих игр, «установить при высочайшем жертвеннике прорицалище Зевса» и стать служителем при нем (стихи 62-70). Последний дар прославит на многие годы род Иамидов.
В седьмой «Олимпийской оде» (VII, 58-72) Пиндару удалось представить мотив не только сохранения слова бога для человека, но и твердость слова самого бога перед другими богами. Случилось так, что в начале раздела власти между новыми богами во главе с Зевсом всей территории земли, Гелиосу, занятому повседневными трудами, не досталось своей доли. «Зевс намеревался поставить новый жребий», чтобы «святой бог»15 получил свой участок земли. При этом все боги уже дали друг другу клятву, нарушать которую было нельзя, ибо то, что скрепила своей рукой одна из Парок Лахеса, изменить не мог даже Зевс. Выход нашел сам Гелиос, которому приглянулся выросший из соленой пучины остров. Таким образом, удалось сохранить верность клятве, «Свершились вершины слов, упавшие на истину; Вырос из влажной соли остров,
которым владеет по природе своей отец острых лучей, правитель коней, выдыхающих огонь» (Пиндар. Олимпийские оды. VII, 69-72).
Исполнились главные слова, пав на истину, клятва покоится на истинности слов, сказано самое главное и существенное. Подобный пример сохранения слова должен был лишний раз подчеркнуть значимость того же и у людей, часто в жизненной суете не достаточно мудро относящихся к своему слову, не говоря уже о слове аристократа.
Мойра — Доля, то, что героям, богам и всем простым людям уделяется. Гомер говорит, что то, что Мойры решили, изменить никто не может, даже боги,
15
Drachmann A. B. Scholia in Pindarum. Bd I. P. 222-226. В этом месте обыгрывается собственно святой бог и как святой бог и как дающий очищение, снимающий грех своими солнечными лучами, что свойственно в первую очередь Гелиосу, а так же берущему начало от этого образа Аполлону. Можно себе представить, какое впечатление произвело это место поэмы на родос-цев, чей солнечный остров мог лишиться такого покровителя как Гелиос.
даже Зевс. Геродот это тоже подтверждает: хотя Аполлон покровительствовал Крезу и Лидийскому царству, Мойры предсказали его падение и оно произошло. Нельзя одолеть решение Мойр, если Зевс поклялся вместе с Лахесис, то он не может этого решения изменить.
Отношение Пиндара к философии Неприятие Пиндаром философии прежде всего касается употребления слова sophos, sophia. Пиндар скептически относился к творчеству Гераклита и других философов. Он считал, что мудрость может быть только священным даром богов, полученным от рождения, ей невозможно научиться от кого-то. Пиндар не был философом16 и даже заметил, что люди, изучающие природу, «срывают незрелый плод мудрости» (фр. 209). Однако только он, наделенный даром говорить о вещах мудрых и священных, имеет право обращаться к царям и тиранам, и говорит он с ними как священный поэт Аполлона и блюститель нравов и обычаев предков.
Схожая мысль есть у Горация (Оды. I, 34, 1-6): Insanientis dum sapientiae consultus erro. «Богов поклонник редкий и ветренный, хотя безумной мудрости следуя, блуждаю, ныне вспять направить я принужден свой челнок и прежних путей держаться» (пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского). Поэт говорит о том, что «его, искусившегося нездоровой мудрости, поставило на место знамение, данное Зевсом, а именно, гром среди ясного неба, потрясший не только землю и воды, но и его, Горация, выведя из этого заблуждения». Речь здесь идет об учении Эпикура, Лукреций как раз и приводит в качестве доказательства другой природы грома и молнии, утверждая, что на ясном небе их не бывает: denique cur nunquam caelo iacuit undiquepuro Iuppiter in terrasfulmen sonitasque profundit? (De rerum natura. VI, 400-401). «И почему, наконец, Юпитер ни разу на землю молнии с чистых небес не метнет, да и громом не грянет?» (пер. Ф.А.Петровского). В своей похвале Эпикуру (V, 1-12) Лукреций сравнивает его с богом:
Dicendum est, deus ille fuit, deus inclute Memmi, Qui princeps vitae rationem invenit eam quae Nunc appellatur sapientia (vers. S-10).
«Богом он был, мой доблестный Меммий, поистине богом!
Он, кто впервые нашел ту основу разумную жизни,
Что называем теперь мы мудростью» (пер. Ф.А. Петровского).
Правовые ценности аристократии Themis — закон, лозунг аристократов. Eunomia — равноправие, лозунг демократов.
В восьмой «Олимпийской оде» (VIII, 20-30) герой оды Алкимедонт, побе-
16 Nestle W. Vom Mythos zum Logos. Stuttgart, 1942. S.157.
ждая в Олимпии в состязаниях по борьбе, в пылу победы выкрикнул название своего родного города Эгины:
«и он, побеждая в борьбе, своей родиной назвал Эгину с длинными веслами.
А там спасительница Фемида, сопрестольница Зевса, принимающего чужестранцев,
особенно почитается среди людей» (перевод мой — Б. С.). Пиндар говорит, что в этом городе Фемида спасительница почитается более всего у людей как сопрестольница Зевса гостеприимца. При этом поэт замечает два важных обстоятельства: первое, что остров Эгина стал божественным столпом (ст. 27) для всех гостей, и второе, что в подобных условиях не просто творить справедливый суд. Последнее звучит буквально так: «Ибо многое и наклоняется во многие стороны, различить прямым умом вполне подобающим образом тяжело» (ст. 23-24).
В Эгине почва не очень плодородная, там все продукты питания в основном ввозили, особенно зерновые. Это дало толчок развитию ремесленного производства. А там, где торговля, там необходимо, чтобы работал закон. Все должно быть честно, иначе бы с ними никто не торговал. Поэтому Фемида, закон там особенно почитается. Еще Перикл называл Эгину «бельмом в глазу Пи-рея». Афины и Эгина постоянно враждовали, и рассматриваемая ода написана как раз накануне войны и подчинения Эгины Афинами. Мегары Истмийские и остров Эгина были ближайшими соперниками Афин. Чтобы торговать монопольно, нужно было избавиться от обоих. Во время так называемой малой Пелопоннесской войны Эгина была захвачена. Эгина теряет свою торговую значимость, и агрессивность демократического режима Афин проявилась со всей силой. Об этом сообщает Плутарх в биографии Перикла (8, 34). Эгинский талант как мера веса был принят в Афинах еще при Солоне. Денежная система, которая господствовала в Греции, была Эгинской. Во времена Римской империи Эгина была лишь достопримечательностью для путешественников (Авл Гелий II, 21). С Мегарами Истмийскими Афины воевали еще при Солоне, а с Эгиной — при Перикле. Существует коллекция Эгинских и Сиракузских монет в Эрмитаже.
В девятой «Олимпийской оде» (IX, 15-16) говорится о покровительстве Справедливости (Themis) и ее дочери Благозаконности (Eunomia) для героя оды Эфармоста и его родины Опунты: «Каковой (город Опунт)
получила по жребию у него (Эфармоста) дочь (Зевса) Фемида как спасительница и многославная Евномия» (перевод мой — Б. С.). Эта генеология традиционна и восходит к Гесиоду, где говорится, что роскошная и прекрастная Справедливость родила трех Ор, Евномию, Дику и цветущую Эйрену (Гесиод. Теогония. 901-2). Особое место Themis занимает не случайно, ибо по Эсхилу (Прометей. 209-210) она одновременно также и Земля-Гайя, один облик для множества имен, мать Прометея, подсказавшая ему помочь Зевсу в битве с Титанами. Зевс отплатил ему подозрительностью, а затем и ссылкой. Themis как Справедливость опирается на знание определенных законов, поэтому
ее совет Прометею позволяет последнему сохранить свою незаурядную силу при Зевсе. По Гомеру Themis «учредительница советов мужей» (Одиссея. II, 68-69), по приказу Зевса призывает богов на Совет (Илиада. XX, 4-6), следит за соблюдением обычаев на пиру у богов (Илиада. XV, 85-91). В нашем месте оды Пиндара она взяла на себя жребий спасительницы города, что суть гостеприимство и защита ищущих убежища, как например, у Эсхила (Просительницы. 359-364). В найденном у Климента Александрийского отрывке (фр. 30) гимна Пиндара сообщается, что «дающую добрые советы Справедливость из Океана вознесли на Олимп, где она родила трех внушающих доверие Ор».
В дальнейшем развитие пойдет следующим образом: Themis — это будет лозунг аристократических партий, закон — это то, что поставлено отцами и ничего менять не надо. А Eunonia — скорее демократических, где все должно быть благозаконно, уравновешенно и никто не обижен. У Пиндара они соединены вместе.
У Горация в оде первой книги (24, 6-7): Cui (Quintilio) Pudor et Iustitiae soror, Incorrupta Fides nudaque Veritas Quando ullum invenietparem? мы видим почти ту же генеалогию, но он приводит также Стыд (Pudor), ставший божеством еще у Гесиода наряду с богиней Возмездия (Гесиод. Труды и дни. 200). Стыд здесь выступает как почтительная осторожность в своих действиях, честность и порядочность, а неподкупная верность как раз та, о которой Цицерон говорит как о надежном основании справедливости: fundamentum autem est iustitiae fides, id est dictorum conventorumque constantia et Veritas (Cic. De off. I, 7, 23). Nuda Veritas при этом не только открытая, доступная всем истина, правдивость речи, но также и широта мысли, сочетающаяся с исполнением этого на деле.17
В тринадцатой «Олимпийской оде» (XIII, 6) о Коринфе Пиндар говорит, что там обитает Eunomia — Благозаконие, сестра ее Dica — Справедливость, надежная опора городов, и подобная ей во всем Eirena — Мир. Последняя дает мужам ключи к богатству, все они золотые дочери дающей добрые советы Справедливости — Themis. Вместе они отвращают Hybris — Высокомерие, несущее дерзкие речи, мать породившую Koros — Пресыщение. Интересно, что такие же родственные отношения между Высокомерием и Пресыщением мы встречаем у Геродота (VIII, 77). А более логичной и привычной родословной придерживается Солон, говоря, что «пресыщение порождает высокомерие, всякий раз, когда большое счастье приближается к человеку, ум которого не готов принять его» (Солон. Фр. 8, 3-4; пер. мой — Б.С.). С этим соглашается Феогнид (153154): «Пресыщение рождает гордыню, когда у дурного человека довольство, а ум его небезупречен» (пер. А. К. Гаврилова), что надо понимать, что пресыщение порождает наглость, когда богатство попадает в руки дурного человека, у которого ум не в порядке.18
Hesychia в Пифийской оде (VIII, 1-4) — это «Спокойствие, благоразумная дочь Справедивости, держит самые главные ключи совета и войны». Для поэта она служит помощником в создании эпиникия.
7 7
См. коментарий к Горацию Г. Ореллиуса: Q. Horatius Flaccus.Turici, 1843. P. 78. 78 Доватур А. И. Феогнид и его время. Л., 1989. С. 48.
А. И. Зайцев говорит, что Эсхил и Пиндар современники. Эсхил подходит к тому, чтобы считать главным из богов Зевса, а остальных богов видеть на вторых ролях. Это попытка создать монотеизм.19 Пиндар, безусловно, тради-ционен в этом взгляде на богов.
Свои песни в честь победителей в состязаниях Пиндар сочинял не только для заказчика, но и как подношение божеству в благодарность за помощь в победе. Гиерон (Пиндар. Олимпийские оды. VI, 95) чтит Деметру как градоустро-ительницу и законодательницу. В этом ряду стоят особо почитаемые Гиероном боги: пурпуроногая Деметра, дочь ее Персефона, Зевс Этнейский. Сам Гиерон называется нашим поэтом «управляющий чистым скипетром, мыслящий вещи совершенные».
V век
Даже в V веке до н. э. избрание на должность в любом полисе, демократическом или олигархическом, происходило по жребию, и жребий давали боги. Жребий появился задолго до Клисфена и Аристида, в те времена, когда религия оказывала влияние на управление полисом.
Другие реплики сакрального характера можно увидеть в запрете Ареопага на своем суде воздействовать на судей мольбами и слезами, что, безусловно, мешало судьям. В другом афинском суде (гелиэе), где судили Сократа, подобное не возбранялось. «Когда Мелет привлек его к суду, он не захотел прибегнуть к обычным в судебных делах вещам, когда подсудимые говорят судьям что-нибудь приятное, льстят, обращаются к ним с просьбами, что воспрещается законом, и благодаря таким уловкам часто получают оправдание; но Сократ, которого судьи оправдали бы без затруднения, если бы он хоть в малой степени воспользовался этими средствами, предпочел соблюдать законы и умереть, чем преступать их и жить» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. IV, 4, 4; пер. С. И. Соболевского).
Платон запрещал это в своем идеальном государстве: «Вообще председатели судов не должны никому позволять подтверждать клятвой убедительность своих слов, проклинать самих себя и свой род, прибегать к некрасивым мольбам и к женским воплям; нет, надо поучительно и внятно, сохраняя благопристойность речи, доказывать свою правоту и так вести дело до конца. В противном случае председательствующие должны все время возвращать оратора, как отклоняющегося от предмета своей речи, назад к ее существу» (Платон. Законы. 949 Ь; пер. А. Н. Егунова.).
Традиционно прикосновение к частям тела и одежде судей возможно также носило отпечаток сакрального действа. Платон объясняет это тем, что раньше судили сами боги, например, Радамант, а люди были ближе к ним, теперь люди не имеют твердой веры в богов и приходится выбирать судей из людей (Платон. Законы. 948 Ь-с).
1
Зайцев А. И. Эсхил и монотеистические идеи у греков / Зайцев А. И. Избранные статьи. Т. 2. СПб, 2003. С. 467-478.
