CC BY
60
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 17 (232).
Филология. Искусствоведение. Вып. 55. С. 144-148.
н. А. стафеева
своеобразие хронотопа «европейских писем.»
и ПоВЕсТИ «АДо» В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕРА
В статье представлен сопоставительный анализ хронотопа «Европейских писем» и повести «Адо», позволяющий сделать вывод о связи творчества В. К. Кюхельбекера с народной культурой. Выявленные мифо-фольклорные модели, составляющие основу пространственно-временной организации произведений, способствуют решению идейно-художественных задач автора.
Ключевые слова: хронотоп, архетип, путешественник, новгородское вече, мифо-фольклорная модель, дом, дорога, романтизм.
Цель статьи - выявить своеобразие хронотопа «Европейских писем» и повести «Адо», а также его роль в раскрытии представлений В. К. Кюхельбекера о путях развития общественной и политической жизни России. «Европейские письма» и повесть «Адо» в данном аспекте не изучались, между тем, пространство и время как средство раскрытия авторской позиции представляют большой интерес.
Выбор темы мотивирован и ныне злободневной проблемой, связанной с судьбой России, ее будущим и настоящим. Названные произведения созданы в преддекабристский период. «Европейские письма» появились до путешествия по Европе в 1820 году, а повесть «Адо» - в 1824 году, когда автор уже увидел результаты европейских революций. Поставленные в «Европейских письмах» вопросы получили ответы в повести «Адо».
Внутренняя связь исследуемых произведений В. К. Кюхельбекера проявляется многогранно, в том числе и на уровне пространственновременных составляющих. В частности, заметны параллели в выборе времени. Писатель-романтик стремится охарактеризовать настоящее сквозь призму будущего и прошлого. По справедливому наблюдению У. Р. Фохта, «романтические произведения возникают в условиях, порождающих неудовлетворенность действительностью <...>» [26. С. 83]. Критическое отношение к окружающей действительности заставило В. К. Кюхельбекера искать демократические модели социального мироустройства в прошлом и будущем.
Основу сюжета «Европейских писем» составляют наблюдения американского путешественника. Он попадает из Америки, которой не коснулись катаклизмы, в Европу, подвергшуюся революционным движениям и войнам. Герой называет пространственные координаты
происходящего: «Наконец я здесь, в стороне, из которой перелились в нашу часть света рабство и просвещение, убийства, грабеж, искусства и науки, инквизиция и кроткое Христово учение, - я в Европе» [1. С. 302]. Необычны темпоральные рамки произведения. Герой В. К. Кюхельбекера путешествует по Европе в 2519 году. Американский наблюдатель пишет
о ней, воскрешая в памяти ее прошлое величие. Жанр «путешествия» предполагает передвижение в пространстве, динамически меняющиеся впечатления. В произведении Кюхельбекера герой путешествует по странам Европы. Читатель идет за путешественником по психологически трудной дороге - дороге восприятия разрушений: Испания, Генуя, Рим изображаются в трагедии упадка.
Вопреки идеям о революции как уничтожении крепостнического строя в России, Кюхельбекер высказал мысль о бесперспективности революционных катаклизмов в будущей истории великих держав. Общественно-политическая ситуация в стране и литературная традиция диктовали писателю-романтику В. К. Кюхельбекеру необходимость поиска новой модели государственного устройства в прошлом, на таких его страницах, которые бы стали примером для настоящего. Обращение к героическому прошлому после победы над Наполеоном было знаком для русской общественной мысли и литературы.
Действие повести В. К. Кюхельбекера «Адо» происходит в XIII веке. Герои ее вымышлены, реальные факты прошлого смешаны с географическими, этнографическими, бытовыми, языковыми реалиями начала XIX века. Главный герой - Адо - храбро сражается с немецкими рыцарями, но терпит поражение из-за предательства мнимого друга Сура. Нор помогает спастись Адо и своей невесте Мае. Имена
Сур и Нор означают в переводе с эстонского ‘Большой’ и ‘Молодой’. После злодеяний немецкого захватчика Убальда Нор решает просить помощи у новгородских князей. Вечевой строй Новгорода для Кюхельбекера - символ гармоничного социального устройства. Он диктует гуманное отношение к тем, кто не терпит рабства. Ласковый князь новгородский принял Адо благосклонно и приветливо. «Он входил во все причины, которые молодой эст приводил ему, да вступится за новгородских данников, да смирит строптивых похитителей» [1. С. 329].
Темы новгородского вече, народовластия обусловили широкий пласт этнографического, мифо-фольклорного материала в повести «Адо». В. И. Кулешов верно отметил, что декабристы требовали народности, под которой «подразумевали обращение к самобытным источникам, летописям, песням, сказаниям. Они считали, что, изучая народную поэзию, можно лучше узнать настроения народа; тем самым народ и его голос в поэзии оказывались критериями специфики русской литературы» [17. С. 96].
Подобно многим писателям-романтикам, Кюхельбекер обратился к национальным культурным традициям. С детства поэт испытал воздействие культуры русского крестьянства. 9 июля 1835 года из крепости он пишет племяннику Николаю: «<... > до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык - русский: первыми моими наставниками в русской словесности были моя кормилица Марина да няньки мои Корниловна и Татьяна» [25. С. 15]. Изучение народного творчества Кюхельбекер продолжил в Лицее.
К. Я. Грот утверждал, что в Лицее поэт переводил русские песни на немецкий язык. Кюхельбекер пишет также по-немецки не дошедшую до нас книгу о древней русской поэзии, стремясь познакомить Европу со «Словом о полку Игореве», сборником Кирши Данилова и народными песнями. О содержании этой работы свидетельствует рецензия Дельвига в журнале «Российский музеум» (1815): «Прочтите наперед содержание этой, может быть, для всякого русского любопытной книги. Сочинитель говорит о веселом характере великороссов, притом смешанном с какою-то зауныв-ностию, которая непосредственно рождается при взгляде на снежные долины и голые рощи, почти три четверти года сетующие на жестокую природу. Оттого-то, продолжает он, дознано, что ни один из европейских народов не
способнее русского к элегическим сочинениям» [14. С. 22].
Известно плодотворное общение Кюхельбекера с мужем старшей сестры писателя Г. А. Глинкой, который занимался изучением древней культуры славян. Многие исследователи (М. К. Азадовский, Ю. Н. Тынянов,
А. В. Архипова, Л. Г. Горбунова) утверждали, что Кюхельбекер был знаком с книгой «Древняя религия славян». В данном произведении Г. А. Глинки, по мнению Л. Г. Горбуновой, «сказались наметившиеся уже в русской литературе стремления к национальному своеобразию и ориентация на отечественную историю и культуру <...>» [11. С. 15].
Огромное влияние на углубление интереса Кюхельбекера к народному творчеству оказал
A. С. Грибоедов, и поэт дал высокую оценку его деятельности в письме к своей матери от 18 декабря 1821 года: «Я встретил здесь своего милого петербургского знакомого Грибоедова. Он был около 2 лет секретарем посольства в Персии <...>. Он очень талантливый поэт, и его творения <...> доставляют мне бесконечное наслаждение» [2. С. 33].
Интерес В. К. Кюхельбекера к фольклору усиливается под влиянием русской литературы, о чем свидетельствуют его критические статьи. Так, известны произведения Г. Р. Державина «Добрыня», К. Н. Батюшкова «Светлана» (1813), В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев» (1814-1817), «Послание к Воейкову» (1814), перед авторами которых Кюхельбекер преклонялся до конца жизни. В письме к
B. А. Жуковскому от 21 декабря 1845 года поэт писал: «Собственные ваши сочинения - все живые свидетели души высокой, изящной и благородной. Вы остались и поныне жрецом того храма, в который нас впустили» [2. С. 505]. Г. Р. Державин также являлся непревзойденным идеалом для В. К. Кюхельбекера. Так, в дневнике от 25 декабря 1834 года поэт писал: «<...> нет сомнения, что дедушка Державин и у нас на Руси первый поэт и, кажется, долго еще останется первым <...>» [2. С. 472].
Знание народной культуры проявилось в характере хронотопа «Европейских писем» и повести «Адо». Исследование пространственновременных характеристик произведений позволило выделить основные архетипы, связавшие прозу Кюхельбекера с народным вербальным творчеством
К. Юнг понимал под архетипом «содержание бессознательного, которое раскрывает
себя сознанию всегда с некоторым искажением, привносимым в непосредственное восприятие культурой и индивидуальными склонностями человека <...> поэтому творческое воплощение архетипа в произведениях писателя отражает черты не только вечных, безусловных характеристик, закрепленных за архаическими образами, но и несет на себе приметы времени, в которое жил писатель» [31. С. 284]. Энциклопедия «Мифы народов мира» определяет архетип как «обозначение наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных, и в том числе мифологических структур <...>» [21. С. 111]. В словаре литературоведческих терминов понятие ‘архетип’ определено как «идущие из далекого прошлого, глубоко укорененные в подсознании и повторяющиеся в мифах, а затем и в литературе темы, мотивы, ситуации, сюжеты, образы, характеры, персонажи, которые можно идентифицировать в широком спектре литературных произведений» [9. С. 46].
К числу наиболее значимых относится архетип «мифического времени». В соответствии с мифо-фольклорными представлениями время действия в произведениях циклично, трехчастно: «золотой век», «серебряный век», «железный век». «Категория времени мифического характерна для архаических мифологий, но трансформированные представления об особой начальной эпохе встречаются и в высших мифологиях. В них характеристика времени мифического может конкретизироваться как “золотой век” или, наоборот, эпоха хаоса <...>» [21. С. 252]. Каждый круг времени заканчивается гибелью века, но затем следует циклическое обновление.
Путешественник «Европейских писем» с сожалением вспоминает о «Золотом веке», его прошлом величии, славе и просвещении: «<...> я видел призраки древнего могущества, древней славы, древнего просвещения <...>. Генуя, некогда князь между торговыми городами Италии, <.> страшная и уважаемая даже до XVII столетия, ныне не что иное, как бедная деревушка» [1. С. 307]. «Серебряный век» исчезает во времени в эпоху революций и войн. «<.. > век Буонапарта пробудил меня. Испания, наводненная необузданными полчищами Мюрата, минутное царствование короля Иосифа, Испания в борьбе за свободу и независимость, за священнейшие права народов - великий и нази-
дательный пример для потомства!» [1. С. 304]. В результате катаклизмов герой Кюхельбекера попадает в «Железный век», век разрушений и хаоса. «События следуют за событиями, города разрушаются, целые народы исчезают с земли, лицо нашего мира переменилось» [1. С. 311]. В соответствии с мифо-фольклорными представлениями о цикличности времени «железный век» заканчивается просветом в «золотой век». Путешественник нашел приют в доме старшины русской колонии в Калабрии. Россия, по мнению Кюхельбекера, - залог стабильности и мира при мудром правителе и демократическом политическом устройстве. «Добров, как правитель народа, <...> полагает главное достоинство человека - в гражданственности. <.> Он всегда помнит, что совершенный гражданин не есть еще совершенный человек, что образованности нравственная, эстетическая, религиозная <.> имеют такое же право на уважение, как и образованность гражданская» [1. С. 319]. Упоминание об этническом составе Калабрии позволяет говорить о том, что В. К. Кюхельбекер связывал надежды на будущее с демократическим путем развития России.
Таким образом, наступление «золотого века» возможно только в условиях социального мира, воспитания чувств гражданственности и высокой нравственности. Но это в абстрактном будущем. Прозаик ищет реальные обстоятельства идеального социального мироустройства в прошлом - в Новгороде.
В повести «Адо» действует также мифофольклорный закон строения времени. «Золотой век» - век «независимости и силы». Два кудесника, жрецы Юмалы (Зевс чудских племен), жили на холме Авиноромском и у подножия оного. «Соседи благоговели пред ними и страшились их» [1. С. 323]. Гибель двух кудесников, жрецов Юмалы, завершает «Золотой век». «Сих исполинов-волшебников давно уже не было» [1. С. 323]. Потомки исполинов - Адо и Сур - представляют «Серебряный век». Друзья отважно сражались с захватчиками: «Еманд Адо сражался с отчаянием раненого медведя в бою Тормском <...>» [1. С. 323]. Поражение Адо и предательство Сура приводят к краху «Серебряного века». Господство захватчиков на эстонской земле - «Железный век». Отсутствие единой нравственной власти породило дикость нравов, корысть и предательство. Адо был закован в железные обручи, его дочь Мая «находилась во власти изверга». Развитие сюжета происходит в цикличной модели време-
ни. «Железный век» заканчивается просветом в «золотой век». Герои приезжают в Новгород и принимают христианство, которое открывает новую жизнь. Ребенок, родившийся от христианки в Новгороде, - это своеобразное возвращение к «золотому веку», который не знал порабощения. Идеализация прошлого времени в рамках мифо-фольклорной модели позволила Кюхельбекеру связать будущее России с новгородским вечевым строем.
Прогрессивные идеи преобразования общества писатель реализовал также через такие пространственные характеристики, как архетип дороги.
По словам Ю. М. Лотмана, «для того чтобы стать возвышенным, пространство должно быть не только обширным (или безграничным), но и направленным, находящийся в нем должен двигаться к цели. Оно должно быть дорогой» [19. С. 445].
Дорога в мифопоэтике сакральна, что связано с представлением о ее подобии нити и способности соединять пространство. Дорога связывает предметы, людей, географические точки. В «Толковом словаре» В. И. Даля дорога определяется как «ездовая полоса; накатанное или нарочно подготовленное различным образом протяженье для езды, для проезда или прохода»; «путь, стезя»; «направленье и расстоянье от места до места». В то же время под дорогой понимается процесс перемещения: «самая езда или ходьба, путина, путешествие» [13. С. 473]. Кроме семантических значений, дорога имеет еще и метафорический смысл.
В. И. Даль истолковал ее как «род жизни, образ мыслей», «судьба» [13. С. 473]. Таким образом, основные понятия дороги - это протяженность и «присутствие человека на ней» (Т. Б. Щепан-ская).
Соответствие с мифо-фольклорной традицией проявляется в том, что герои В. К. Кюхельбекера отправляются в дорогу в поисках идеального социального устройства. Дорога в произведениях предстает как сюжетообразующий элемент. Этот сюжет проецируется на реальное путешествие, диктуя путникам образцы поведения и дорожные ритуалы. Дорога привела путешественника в разрушенный, страшный мир - развалины Рима, Неаполя, Мессины, Палермы. «Наконец я здесь, в стороне, из которой перелились в нашу часть света рабство и просвещение, убийства, грабеж, искусство и науки, инквизиция и кроткое Христово учение,
- я в Европе» [1. С. 302]. Главный герой по-
вести «Адо» находит идеал, благодаря дороге: «Нор был ими послан в Венифер, к гостям новгородским, и на третию ночь в русской ладии поплыл от Неналя по волнам Пейпуса <...>» [1. С. 327].
В соответствии с мифо-фольклорной традиционной бинарной оппозицией дорога в прозе В.К. Кюхельбекера неразрывно связана и противопоставлена дому. «Противопоставление дороги и дома находит свое выражение в представлениях об опасности, которую дорога несет для дома и его обитателей» [30. С. 28].
В русской вербальной культуре образ дома
- одна из важных значимых составляющих национальной картины мира. Дом интерпретируется как некое миромоделирующее ядро, организующее начало, которое отражает существенные показатели самоощущения человека в мире. А. К. Байбурин отметил, что «дом придал миру пространственный смысл, укрепив тем самым свой статус наиболее организованной его части» [4. С. 17]. При этом «границы дома, по наблюдениям исследователя, призваны защищать его обитателей, изолировать от внешнего мира. В мировом фольклоре сформировалось отношение к жилищу как безопасному пространству, охраняемому духами предков и огражденному от внешнего мира, враждебного человеку [21. С. 334].
Устойчивость дома у Кюхельбекера связана с гуманистическим социальным устройством общества. Свобода - основа процветания дома. В «Европейских письмах» путешественник находит приют и защиту в доме справедливого правителя Доброва. «В доме Доброва царствуют величайшая опрятность, утонченный вкус, великолепие без пышности, порядок без принуждения, бережливость без боязливости, без скупости» [1. С. 317].
Архетип дома в повести «Адо» позволил писателю воплотить декабристские идеи о новгородском вечевом строе. Только в свободном Новгороде возможно существование демократического государства и дома, защищенных от катаклизмов и войн. Герой повести поселился с дочерью в Новгороде, в небольшом загородном доме: «<...> с Маею поселился в небольшом загородном домике, который купил за деньги, стяженные им когда-то от датчан <...>» [1. С. 345].
Тема «народного правления» раскрылась в мифо-фольклорной структуре хронотопа, в содержательности пространства и времени.
Список литературы
1. Кюхельбекер, В. К. Сочинения. Л. : Наука, 1989. 576 с.
2. Кюхельбекер, В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л. : Наука, 1987. 623 с.
3. Азадовский, М. К. Статьи о литературе и фольклоре. М. : Гослитиздат, 1960. 547 с.
4. Байбурин, А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. М. : Языки славян. культуры, 2005. 217 с.
5. Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы. М. ; Л. : Гослитиздат, 1961. 471 с.
6. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследование разных лет. М. : Ху-дож. лит, 1975. 504 с.
7. Белинский, В. Г. Полн. собр. соч. Т. 6. М., 1955. 740 с.
8. Бидерманн, Г. Энциклопедия символов. М. : Республика, 1996. 630 с.
9. Борев, Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энцикл. слов. терминов. М. : Астрель, 2003. 600 с.
10. Возникновение русской науки о литературе / отв. ред. П. А. Николаев, Л. И. Тимофеев, В. Р. Щербина. М. : Наука, 1975. 464 с.
11. Горбунова, Л. Г. Творчество В. К. Кюхельбекера. Проблемы фантастики и мифологии : пособие по спецкурсу. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1991. 102 с.
12. Грот, К. Я. Пушкинский лицей : (Бумаги
1 курса, собранные академиком К. Я. Гротом). СПб. : Академ. проект, 1998. 509 с.
13. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М. : Прогресс, 1994. 547 с.
14. Дельвиг, А. А. Сочинения. Л. : Худож. лит., 1986. 470 с.
15. Из неизданного литературного наследия
В. К. Кюхельбекера // Литературное наследство. Т. 59. М. : Изд-во АН СССР, 1954. 800 с.
16. Карамзин, Н. М. Письма русского путешественника. М. : Правда, 1980. 607 с.
17. Кулешов, В. И. История русской критики XVIII - начала XX века. М. : Просвещение, 1991. 526 с.
18. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М. : Ин-телвак, 2002. 160 с.
19. Лотман, Ю. М. Собр. соч. Т. 1. Русская литература и культура Просвещения. М. : ОГИ, 2000. 536 с.
20. Лотман, Ю. М. Избранные статьи. Т. 3. Таллинн : Александра, 1993. 480 с.
21. Мифы народов мира : энциклопедия. Т. 2 / под. ред. С. А. Токарева. М. : Большая Рос. энцикл., 1988. 672 с.
22. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л. : ПГУ, 1986. 364 с.
23. Русская историческая повесть первой половины XIX века / сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Коровина. М. : Совет. Россия, 1989. 368 с.
24. Русская литература и фольклор (первой половины 19 в.). Л. : Наука, 1976. 446 с.
25. Тынянов, В. К. Кюхельбекер // Лит. современник. 1938. № 10. С. 215-216.
26. Фохт, У. Р. Некоторые вопросы теории романтизма // Проблемы романтизма. Вып. 1. М. : Искусство, 1967. С. 26-31.
27. Фризман, Л. Г. Поэзия декабристов. М. : Знание, 1974. 64 с.
28. Хализев, В. Е. Теория литературы : учеб. для студентов вузов. М. : Высш. шк., 1999. 398 с.
29. Шуклин, В. В. Русский мифологический словарь. Екатеринбург : Урал, 2001. 378 с.
30. Щепанская, Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX вв. М. : Индрик, 2003. 345 с.
31. Юнг, К. Г. Архетип и символ. М. : Ин-дрик, 1991. 284 с.
