CC BY
305
Своеобразие авторской позиции в цикле очерков И.С.Тургенева «Записки охотника»
Автор:
Кузнецова Елизавета, ученица 11 классалицея №1553 «Лицей на Донской», г. Москва
Научный руководитель:
Н.В.Свешникова, Заслуженный учитель РФ, преподаватель литературы лицея №1553 «Лицей на Донской»
Работа стала лауреатом XVII Всероссийского конкурса юношеских исследовательских работ им. В.И. Вернадского в 2010 году
Цель: анализ роли рассказчика в тексте «Записок охотника» И.С. Тургенева. Задачи:
анализ художественных особенностей жанра очерка; анализ текста: особенностей повествования и способов передачи авторской позиции; тематический анализ очерков;
интерпретация авторской позиции и ее роли в идейно-художественном развитии цикла очерков. Методы:
структурный анализ текста; сравнительный анализ текста; систематизация материала; анализ литературы.
1) 2)
3)
4)
Очерк
Предметом нашего исследования стал цикл очерков И.С. Тургенева «Записки охотника», созданный автором в период с 1847 по 1874 год.
Очерк - это жанр литературы, описывающий единичные явления действительности, осмысленных автором в их типичности, то есть абсолютно обычные, но рассмотренные с неожиданной стороны. Очерк - довольно вольный жанр. В нем нет четких формальных норм, правил. Он также не обременен сюжетом, что ослабляет и строгость формы, композиции, в отличие от других жанров.
Жанру очерка характерна особая авторская позиция: автор должен быть очевидцем, непосредственно изучающим то или иное явление. Он может выступать в совершенно разных ролях: как рассказчик, как повествователь и как герой. Причем эти роли могут меняться в одном произведении. Например, рассмотрим произведение И.С. Тургенева «Записки охотника». В очерке «Ермолай и мельничиха» автор сначала повествователь, потом рассказчик: «но извините, господа: я должен вас сперва
Кузнецова Елизавета
познакомить с Ермолаем», а затем обращается в героя, причем второстепенного, но тем не менее играющего свою роль в сюжетной линии: «Пока Ермолай жарил в золе картофель, я успел задремать... Легкий сдержанный шепот разбудил меня. Я поднял голову: перед огнем, на опрокинутой кадке, сидела мельничиха и разговаривала с моим охотником».
Такие преображения позволяют автору в одном небольшом очерке посмотреть на главных героев с разных точек зрения, что расширяет возможности изображения человека. И в «Записках охотника» почти все очерки раскрывают автора и героев с разных сторон. Например, в «Бежином луге», как и в «Ермолае и мельничихе», автор появляется повествователем, а потом играет роль героя: «Я невольно полюбовался Павлушей. Он был очень хорош в это мгновение». А в «Уездном лекаре» лишь первый абзац автор - повествователь, а потом он становится даже не героем, а пересказчиком.
Понятие «пересказчик» родилось у нас в ходе анализа текстов «Записок». Причиной этому была проблема с определением позиции автора в некоторых очерках цикла. Сложность возникала в том, что часто автор не рассказывал сам какую-либо историю, то есть не был повествователем и даже рассказчиком, но передавал читателю то, что ему поведал его собеседник: «а я вот и довожу теперь его рассказ до сведения благосклонного читателя. Я постараюсь выражаться словами лекаря» («Уездный лекарь»). В принципе такую позицию можно бы и назвать просто позицией рассказчика, поскольку автор рассказывает читателям какую-то историю, и не делать акцента на том, что эту историю ему тоже кто-то рассказал. Но есть одна очень важная деталь, по которой-то мы и решили отделить тексты «пересказчика» в отдельную группу: переработка и осмысление пересказываемого текста в сознании автора.
Итак, мы убедились, что авторская позиция в очерках разнообразна и может меняться по ходу действия.
Материал очерка, несмотря на свою «правдивость» и реалистичность, не может не поддаваться влиянию авторского мнения, осмысления и некоторой деформации. Это не фотография и не видеозапись, а живой текст, который к тому же записывается автором не во время рассказа, а после него, то есть появляется первый «фильтр»: «фильтр памяти».
Кода автор садится и вспоминает то, что хочет написать, появляется и второй «фильтр»: «фильтр авторских оценки и осознания». Автор, вспоминая, придает тому или другому эпизоду, образу большее или меньшее значение. Он размышляет о проблеме, сложности и т.п. услышанного текста, а следовательно, текст изменяется, согласно оценке автора.
На третьем этапе, этапе непосредственно записи текста к двум предыдущим добавляется новый «фильтр»: «фильтр коррекции». Автор выбирает место возникновения своего «пере-
Иван Сергеевич Тургеньев (1818-1883)
сказа» в очерке и цикле, автор подбирает слова (в том числе и вспоминает слова рассказчика), автор, исходя уже из рассказа, прошедшего первые два фильтра, простраивает окончательный текст.
Итак, к моменту попадания на страницу текст проходит субъективную оценку рассказчика, особое восприятие его автором, авторский «фильтр памяти», осмысление и субъективную оценку автора, а дальше, возможно, какую-то (хотя бы и формальную) корректировку:
Тем не менее это минимум изменений, которые может претерпеть настоящий живой текст. И мы можем считать информацию достоверной, реалистичной, потому что автор не изменяет ее намеренно.
Есть очерки, в которых позиция автора не меняется: например, в небольшом по объему очерке «Лес и степь», где автор только рассказчик. Эти примеры и доказывают, что авторская позиция в очерке реализуется очень своеобразно и расширяет возможности писателя-реалиста. А возможности эти действительно уникальны: автор не только может быть повествователем, рассказчиком, героем, комментатором и судьей, он в любой момент может сделать лирическое отступление, оборвать очерк. Также волен автор и в композиции очерка или очерков. Например, тургеневские «Записки охотника» - это цикл очерков, то есть некоторое количество очерков, связанных между собой в определенной последовательности.
Итак, возможности очерка настолько широки, что дают место разнообразным авторским позициям. Но перед нами возникает вопрос причины такого своеобразия ролей автора в конкретном примере цикла очерков «Записки охотника» И.С. Тургенева. Попробуем начать отвечать на этот вопрос с возникновения жанра очерка.
Кузнецова Елизавета
II
«Натуральная школа»
Начало очерку как жанру положила «натуральная школа», то есть литературная молодежь 40-х годов XIX века.
В конце 30-х годов XIX века в русской литературе начинает зарождаться такое стилевое направление, как реализм. Произведения этого направления не копируют настоящую жизнь, не всегда даже основываются на реальных событиях окружающего мира, но описывают ту реальность, какой ее видит автор и его герои.
Одним из первых писателей-реалистов и «учителем» всех последующих реалистов был Н.В. Гоголь. Его реализм именуют «критическим реализмом», то есть реализмом, изображающим, но в то же время критикующим реальность (термин времен СССР). Пиком гоголевского критического реализма является поэма «Мертвые души», которая к 1840-м годам приобретает значительную популярность. Именно из-за нее известный литературный критик В.Г. Белинский провозглашает Н.В. Гоголя «мастером изображать жизнь «во всей ее наготе и истине», главой современной русской литературы».
Благодаря такому успеху «Мертвых душ», а также других реалистичных произведений Гоголя («Петербургских повестей», «Ревизора» и проч.), и критике Белинского в русской литературе появляются гоголевские последователи и формируется реализм, как стилевое направление. Эти последователи во главе с самим В.Г. Белинским создают «натуральную школу» (термин был дан Ф. Булгариным с презрением по отношению к гоголевским реалистам).
Реализм «натуральной школы» в трактовке В.Г. Белинского демократичен. Авторы обращаются не к идеальным, выдуманным героям, «приятным исключениям из правил», но к «толпе», к «массе», к людям обыкновенным и чаще всего к людям. Многие темы посвящены проблемам крестьянства. По сути дела, «натуральная школа» - это вторая (после Гоголя) «ступень» русского реализма XIX века.
Из-за того что реализм - это нетипичное, неизведанное направление, но описывающее типичную, повседневную жизнь, появляется потребность в новом жанре, который бы удовлетворял этим условиям: об обычном, но оригинально, так, чтобы была видна сама суть этого мелкого и обычного. И такой жанр создается: жанр очерка. Границы очерка достаточно просторны и нечетки, что расширяет возможности автора и позволяет ему открыть смысл повседневной реальности, показать своих героев, самых обычных людей в ней. Кроме того, отсутствие или неразвитость сюжета не обязывают к точной композиции. Автор может в любой форме передавать собранный материал.
Одними из первых очерков были очерки «Физиология Петербурга» Н.А. Некрасова, В.И. Даля и других писателей. Немаловажную роль играет сборник очерков И.С. Тургенева «Записки охот-
Итак, новый жанр, жанр «с расширенными возможностями», появляется благодаря литературной деятельности «натуральной школы» 40-х годов XIX века.
III
«Записки охотника» - это цикл очерков (очерки, как-то связанные между собой и скомпонованные определенным образом). Связующим началом «Записок охотника» в цикле является тема охоты: все действия совершаются в рамках охотничьих переездов, самой охоты, и плюс к тому, охотник-автор везде один и тот же.
Формировался цикл медленно. Все началось с публикации одного, существовавшего тогда очерка «Хорь и Калиныч» в 1847 году в журнале «Современник». Очерк имел огромный успех, и поэтому И.С. Тургенев стал писать другие, внутренне ощущая единый замысел книги, поэтическим ядром которой будет «Хорь и Калиныч». «Хорь и Калиныч» действительно стал им. Начинается очерк, а вместе с ним и весь цикл описанием и сравнением крестьян: «Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиз-дринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой». С первых строк автор заявляет свой новый и уникальный взгляд на крестьян и их жизнь, взгляд на крестьянина как на личность. В этих строках он пишет о разнице между «породами людей», которая, вероятно, всех поражала, тем самым получается, что автор говорит сразу о двух вещах: во-первых, он не просто обращает внимание на крестьян, но говорит об их различии (они тоже все разные), а во-вторых, укоряет читателя в том, что он не замечает не только разницы крестьян, но и вообще не обращает на них внимания. Этим объясняются строки: «Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский». Почему нельзя начать без отсылки к читателю? Но автор начинает именно с этих слов и в них-то видно, что его взгляд на крестьянина не просто редок в современном обществе, но он очень нов, до И.С. Тургенева отношение к крестьянам было совсем иным.
Итак, очерки И.С. Тургенева раскрывают именно демократические, а точнее: крестьянские проблемы, крестьянскую жизнь. Но в цикле есть очерки, посвященные только помещикам и их сознанию. Некоторые «помещичьи» очерки тоже направлены на проблемы крестьян (например, «Два помещика»: «Да и при том, - продолжал он, - и мужик-то плохие, опальные»). Остальные же отображают только помещичью среду (например, «Чертопханов и Недопюскин», «Гамлет Щигровского уезда»). Есть один очерк, которым завершается цикл, не о помещиках и не о крестьянах, а о природе - «Лес и степь». Благодаря такому расположению очерков,
I Кузнецова Елизавета
автору еще лучше удается отобразить два мира: крестьянский и помещичий, которые несопоставимы, но тесно связаны между собой.
Эти два мира различны по своей природе, они никогда не пересекаются. Крестьянин не понимает помещика, а помещик не понимает крестьянина. Обратимся, например, к самому первому очерку цикла: «Хорь и Калиныч». Автор показывает в нем оба мира, подробно описывая представителя каждого:
Помещик: Полутыкин (ирония, насмешка, презрительное отношение автора) Крестьяне: Хорь и Калиныч (настоящая, прямая оценка автора, уважение)
«страстный охотник и,следовательно, отличный человек» (ирония) «мужик умный»; «без него Полутыкин шагу ступить не мог»; «добрый мужик,усердный и услужливый» (уважение, «настоящая», прямая оценка автора)
«кислые персики» (негативное описание) «любил повторять один и тот же анекдот дважды, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил» (презрение, насмешка) «хороший квас»; «полевая земляника» (позитивное описание) «самого веселого и кроткого нрава,беспрестанно попевал в полголоса»; «изредка посмеивался из-поддлинных своих усов»
«вместо однако говорил одначе»; «заикался» (презрение) «крепок ты на язык и человек себе на уме», «объяснялсясжаром» (уважение, восхищение)
«хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть «Пинну»» (насмешка, презрение) «Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался до иронической точки зрения на жизнь»
«называл свою собаку Астрономом»; «принужденно улыбающаяся собака» [собака Полутыкина] «склад его лица напоминал Сократа» (возвышение Хоря (сравнение с древним философом))
«завел у себя вдоме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясоу этого искусника отзывалось рыбой, рыба - грибами, макароны - порохом; зато ни одна морковка не попала в суп, не приняв вида ромба или трапеции» (ирония) «убеждение,что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях. Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед. Что хорошо - то ему и нравится, что разумно - того и подавай, а откуда оно идет - ему все равно» (философия крестьянина)
Как мы можем видеть, автор предоставляет нам полные портреты обоих миров: общий портрет-описание, психологический портрет, портрет-деталь, портрет-сравнение. В портретах очень много эпитетов, что позволяет нам создать представление об авторской оценке.
Характеристик крестьян намного больше: автор, несмотря на то, что сам относится к миру помещиков, обращает свое внимание на крестьян. Причем не только обращает внимание, но и всячески подчеркивает свою симпатию и интерес к этому миру. Его образ помещика изначально весьма скуден и насмешлив.
Автор перечисляет огромный список неприятных черт Полу-тыкина, а в конце говорит: «Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек». Приемом иронии, причем иронии тонкой, но злой, он умаляет роль помещика, он «отворачивается» от дворянского мира и, напротив, уважает, интересуется, обращается к миру крестьянскому.
Образ же крестьянина, наоборот, полон и разнообразен. В очерке Хорь и Калиныч противопоставляются друг другу, хотя они друзья, но это только живее и четче рисует картину крестьянского мира.
Конечно, в цикле есть и чудесные образы помещиков (например, Чертпоханов) и ужасные образы крестьян (например, Степушка (очерк «Малиновая вода»)), но исключения только подтверждают правило: мир крестьянина и мир помещика несопоставимы: они разные. Крестьянин и помещик отличаются не только социальным классом, финансовым положением, но и культурой, мировоззрением, мироощущением и мировосприятием. Они не могут друг друга понять, как жук и птица, но и жить друг без друга они, как те же жук и птица, тоже не могут: «Без него Полутыкин шагу ступить не мог»; «А поделом, батюшка, поделом. У нас по пустякам не наказывают; такого заведенья у нас нету - ни, ни. У нас барин не такой; у нас барин... такого барина в целой губернии не сыщешь».
Такая привязанность объясняется не только потребностью друг в друге помещика и крестьянина, но и мощным рабским началом крестьянина и, соответственно, господским началом помещика. Не стоит забывать, что «Записки охотника» создаются в период крепостнического кризиса: 1847-1874. «Хорь и Калиныч» появляется в тот момент, когда И.С. Тургенев находился под влиянием его современников В.И. Даля, Н.А. Некрасова, А.И. Герцена, Д.В. Григоровича и др., озаренных и проповедовавших антикрепостническую мысль. Вспомним знаменитую тургеневскую аннибалову клятву: «Мне необходимо было удалиться от врага моего затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него... Враг этот был - крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца - с чем поклялся никогда не примиряться. Это была моя аннибалова клятва». Таким образом объясняется и обращенность в очерках к миру крестьян, а не помещиков.
Автор занимает в этой «теории двух миров» особое положение: он помещик, но обращен в данной ситуации к миру крестьян. Но между двумя мирами лежит пропасть: пропасть непонимания и разной природы. Тем не менее автор преодолевает ее, строя «мост», и «мост» этот - охота. Теперь между двумя сторонами есть связь, которая, возможно, доступна только ее создателю.
Крестьянин для автора «Записок» - неотделимая часть природы. Охота - непосредственное соприкосновение с этой природой. И
Кузнецова Елизавета
значит, на охоте крестьянин - «свой», бывалый, знающий человек: он ведет барина, а не наоборот. Здесь дворянин не может обойтись без крестьянина: будь он даже опытный ученый, он не знает всех тайн и особенностей леса, степи, погоды, перепела, вальдшнепа и проч. На охоте дворянин понимает, что здесь крестьянин умнее его, что он из иного мира. И что даже в собственных владениях, но в крестьянском мире, он гость, а не хозяин. Вспомним историю с перевернувшейся лодкой в очерке «Льгов»:
«- Как нам быть? - спросил я Ермолая.
- А вот посмотрим: не ночевать же здесь, - ответил он, - на, ты, держи ружье, - сказал он Владимиру».
Очень важно отметить смену ролей и приоритетов: здесь крестьянин главнее своего барина. Такая позиция только подтверждает авторскую ориентированность и важность крестьянского мира для рассказчика в цикле очерков. Автор настолько уважает и ценит личность крестьянина, что допускает такую смену ролей и даже в некоторых моментах покорит слушается крестьянина.
Охота служит еще для сюжетной целостности всего цикла очерков, потому и называется «Записки охотника». Благодаря охоте, автор постоянно передвигается в пространстве и попадает в разные дома, деревни, обстоятельства.
Мир помещика охота Мир крестьянина
автор
пропасть
Миры и их обитатели все равно не понимают друг друга, они все равно ни в чем не пересекаются, но теперь у них есть точка соприкосновения: они могут узнавать друг о друге, пытаться понять друг друга во взаимодействии.
Благодаря этому мосту автор пытается проникнуть, постичь таинственный для него мир крестьянина. Прежде всего, формируется авторский взгляд на крестьянина как на личность, и автор исследует, наблюдает, изучает личность с разных сторон.
IV
Гуревич А.Я. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности в истории страны // История - неоконченный спор. - М., 2006. - С. 388-407.
Описание крестьянина, конечно, не может не касаться его культуры, которая отражена и в фольклорных текстах, и в бытовом поведении, и в мировоззренческих представлениях. А.Я. Гуревич, историк и культуролог, назвал личность «вместилищем социально-культурной системы своего времени»1. И.С. Тургенев показывает крестьянина личностью, и значит, по словам А.Я. Гуревича, крестьянин уже неотделим от своей культуры: он ее вместилище.
Автор лично общается с крестьянами, и он, разумеется, в немалой мере соприкасается, узнает об их культуре, так как они личности. И автор видит и чтит в них личностей, потому узнает о культуре еще больше, чем если бы относился к ним, как к средствам (см. выше). Он хочет узнать и понять, для него эта культура совершенно иная, непонятная.
Несмотря на то, что автор часто вмешивается в сюжет, в его пересказе носителями фольклорных текстов и диалекта («В этом бучиле в запрошлом лете Акима-лесника утопили воры, - заметил Павлуша» («Бежин луг»); («Касьян с Красивой мечи») и т.д.) в очерке, как и в жизни, являются крестьяне. Крестьянин и его культура - неделимое целое. А так как очерк - жанр очень правдивый, «натуральный», он не может сильно изменить текст исполнителя и тем самым мы получаем дополнительную характеристику крестьянина - его фольклорную культуру, отраженную в этих текстах.
Фольклорные и этнографические материалы встречаются в большинстве очерков цикла. Причем это тексты практически всех возможных жанров:
• Быличка («Бежин луг»; «Касьян с Красивой Мечи»; «Бурмистр»);
• Бывальщина («Хорь и Калиныч»; «Ермолай и мельничиха»; «Малиновая вода»; «Однодворец Овсянников»; «Льгов»; «Бирюк»; «Живые мощи»; «Смерть»);
• Легенда («Живые мощи»; «Конец Чертпоханова»; «Стучит»; «Смерть»);
• Описание обряда («Касьян с Красивой мечи»; «Лебедянь»; «Конец Чертпоханова»);
• Песня («Ермолай и мельничиха»; «Певцы»; «Живые мощи»);
• Сон («Живые мощи»);
• Заговор («Хорь и Калиныч»; «Касьян с Красивой Мечи»; «Свидание»);
• Топонимическое придание («Однодворец Овсянников»);
• Историческое придание («Хорь и Калиныч»; «Льгов»; «Однодворец Овсянников»; «Татьяна Борисовна и ее племянник»);
• Примета («Хорь и Калиныч»; «Касьян с Красивой Мечи»; «Конец Чертпоханова»);
• Этнографические материалы («Хорь и Калиныч»; «Ермолай и мельничиха»; «Бурмистр»; «Бирюк»; «Живые мощи»).
Кузнецова Елизавета
В процессе анализа мы составили следующую схему, отражающую тематику очеркового цикла:
очерки
1.
О крестьянах
2.
О помещиках
Про крестьян
О людях среднего класса
4.
О природе «Лес и степь»
Про помещиков
1. Очерки, в которых главные герои - крестьяне и события происходят с ними:
«Хорь и Калиныч» «Ермолай и мельничиха» «Малиновая вода» «Льгов» «Бежин луг»
«Касьян с Красивой Мечи» «Бирюк» «Лебедянь» «Певцы» «Свидание» «Живые мощи» «Смерть» «Стучит!»
2. Очерки, в которых главные герои - помещики и события происходят с ними:
«Гамлет Щигровского уезда» «Чертпоханов и Недопюскин» «Конец Чертпоханова» «Два помещика» «Мой сосед Радилов» «Татьяна Борисовна и ее племянник» «Петр Петрович Каратаев» «Бурмистр»
3. Очерки, в которых главные герои - не крестьяне, но и не помещики (о людях среднего класса):
• «Однодворец Овсянников»
• «Уездный лекарь»
• «Контора»
4. Очерк только о природе (изображение природного мира есть во всех очерках и это весьма свойственно данному писателю):
• «Лес и степь»
Так же все очерки можно разделить по принципу авторской
Очерки цикла, мы будем применять эту классификацию только для очерков о крестьянах, поскольку в рамках нашей темы лежит подробный анализ именно крестьянских очерков.
VI
Очерки о крестьянах
Самая массивная группа - это очерки с главными героями-крестьянами. Автор очень обстоятельно описывает самих крестьян, их культуру и быт.
В очерках о крестьянах можно выделить несколько авторских позиций:
• Автор-повествователь
• Автор-рассказчик
• Автор-герой
• Автор-пересказчик
Причем эти позиции могут комбинироваться между собой. Например, автор-пересказчик может быть одновременно с этим
Кузнецова Елизавета
внутри своего пересказа героем: «Вот вам образчик нашего разговора...» («Хорь и Калиныч»).
В последней позиции (автор-герой) есть три варианта авторской роли: автор-собиратель, автор-наблюдатель и автор-участник. Автор с разных сторон рассматривает крестьянина и его культуру.
Интересно еще и то, что роль автора меняется постепенно: от одного очерка к другому автор все ближе и ближе подходит к крестьянскому миру. Мы рассмотрим несколько «переломных пунктов», то есть очерков, в которых позиция автора наиболее ярко обозначена.
1
Автор-наблюдатель
Позиция наблюдателя очевидна, например, в очерке «Бежин луг», где он смотрит со стороны, почти не вмешиваясь в действие: «Я сказал мальчикам, что заблудился, и подсел к ним. Они спросили меня, откуда я, помолчали, посторонились. Мы немного поговорили. Я прилег под кустик и стал глядеть кругом». Он лишь пересказывает разговор мальчиков, который «сам наблюдал»: «Из их разговоров я узнал их имена и намерен теперь же познакомить с ними читателя [...] Сперва они покалякали о том, о сем, о завтрашних работах, о лошадях; но вдруг Федя обратился к Илюше, и как бы возобновляя прерванный разговор, спросил его...» Благодаря такому взгляду со стороны, мы получаем образ крестьянина в его среде. На его речь не влияет присутствие автора.
Эта позиция автора самая отдаленная от героя-крестьянина. Никакого взаимодействия не происходит между двумя мирами. Они только видят и слышат друг друга. Причем если помещик (автор) смотрит и слушает, то есть обращен к крестьянину, то крестьянин только знает, что помещик есть, но никакого внимания на него не обращает.
2
Автор-«собиратель»
Позицией автора-собирателя мы решили считать ту роль автора, в которой он вступает в диалог с героем, причем, как и происходит чаще всего, автор в основном является интервьюирующим, а герой - интервьюированным. Но, тем не менее, эту роль сложно в полной мере назвать собирательской. Собиратель ведет свою беседу в определенном русле с целью получения определенной информации. Он примерно знает, как может ответить информант на тот или иной вопрос. У автора, безусловно, вопросы тоже имеют свою цель, но она более неясна и расплывчата, чем у настоящего собирателя. Вопросы автора тоже имеют определенное русло, но оно шире и границы его постоянно варьируются в отличие от русла вопросов
собирателя. А главное отличие - это то, что автор не предполагает, что ему ответит собеседник. Так получается из-за неопытности и чересчур туманности цели: «таких рассказов я, человек неопытный и в деревне не «живалый» (как у нас в Оле говорится), наслушался вдоволь» («Хорь и Калиныч»). Автор пытается понять и изучить мир крестьян, но в отличие от собирателя в его интервью не хватает последовательности и конкретики темы (например, какой-то обряд, сон и прочее). Он узнает что-то, запоминает и пересказывает в очерке.
Со стороны автора-собирателя, безусловно, появляется влияние на речь крестьянина. Теперь автор, плюс к наблюдению, вступает в непосредственный контакт с крестьянином. Так происходит, например, в очерке «Однодворец Овсянников»: «А скажи-ка мне, Лука Петрович, правду, - сказал я между прочим, - ведь прежде, в ваше-то время лучше было?»
Но все же мир автора и мир крестьянина остаются несопоставимо разными, поэтому автору не удается полностью понять крестьянина, даже задавая вопросы, а крестьянин, в свою очередь, тоже это понимает и не говорит часто вещей, которых собиратель ждет, но ему кажется, что для собирателя это не важно или тот этого не поймет:
«- Да зачем же ей пешком идти? - прервал я его. - Мы бы ее довезли... [...]
- Нет, дойдет, - возразил он тем же равнодушно-ленивым голосом. - Что ей?.. Дойдет и так... Ступай». («Касьян с Красивой мечи»).
«Эти последние слова Касьян произнес скороговоркой, почти невнятно; потом он еще что-то сказал, чего я расслышать даже не мог, а лицо его такое странное приняло выражение, что мне невольно вспомнилось название «юродивца», данное ему Ерофеем. Он потупился, откашлянулся и как будто пришел в себя». («Касьян с Красивой Мечи»).
Автор не случайно вспоминает про «юродивца». Вообще «юродивый», по словарю В. Даля, - это «безумный, божевольный дурачок, от роду сумасшедший». А И.С. Тургенев - современник и даже ученик В. Даля (он работал у В. Даля в молодости). Значит, примерно такое определение о юродивых имел и автор очерка. Но Касьян не болен психически, то есть здесь понятие «сумасшедший» используется в переносном значении: для автора речь Касьяна безумна, то есть немыслима, непонятна.
3
Автор-участник
«Касьян с Красивой Мечи» очерк «переходный»: в нем автор уже участник, но пока сам этого не сознает и понимает только, уехав. Касьян его заговаривает: «Барин, а барин, - заговорил он (Касьян), - ведь я виноват перед тобой; ведь это я тебе дичь-то всю отвел». Для ав-
Кузнецова Елизавета
тора слова Касьяна просто вздор и что-то непонятное, но для самого Касьяна они очень значимы. Автор не верит заговору: «я бы напрасно стал убеждать Касьяна в невозможности «заговорить» дичь и потому ничего не отвечал ему», а для самого Касьяна, скорее всего, он имеет магический и сакральный смысл.
Заметим тут одну интересную особенность автора: несмотря на то, что его очерки демократичны, несмотря на то, что он стремится исследовать и понять крестьянский мир, он не может полностью избавится от взгляда «сверху вниз» на крестьянина: он не верит и считает чепухой то, что герой считает колдовством и заговором. Это только подтверждает теорию «двух миров», так как автор, делая массу усилий все равно не может понять того, что понимает крестьянин.
Конечно, как видно из части 2, роль автора-участника лишь дополняется к уже «действующим» ролям наблюдателя и собирателя.
В таком положении автор ближе всего подходит к крестьянскому миру: он уже не просто имеет какой-то контакт, но соприкасается с ним: «- Ну, теперь, - промолвил Анастасий Иваныч, - позволь мне по старому обычаю тебе лошадку из полы в полу передать... [...] Он перекрестился, положил полу своей шинели себе на руку, взял недоуздок и передал мне лошадь» («Лебедянь»). Но здесь для крестьянина-продавца это действие имеет особый сакральный, может быть забытый, но смысл, а для автора - это только вежливость и интерес. Может быть, крестьянин и не смог бы объяснить, что это значит и почему надо делать именно так, но главное, что это традиция и он в нее верит: «по старому обычаю».
Стоит также отметить, что этот окказиональный обряд купли-продажи скота вполне традиционен. Его описание можно найти в разных сборниках, например, в: «ввод во владение - передача из полы в полу». То есть обряд, как и былички в «Бежином луге» вполне типичные. Мы можем и по сей день услышать и записать их в русских селах и деревнях.
Итак, мы видим, что автор стремится понять крестьянина и его культуру, используя для этого все возможные способы. Проблема заключается в том, что чем ближе он к крестьянину, тем лучше он сознает, что крестьянина и его культуру НЕ понимает.
В очерке «Певцы» (это один из завершающих очерков цикла) автор, уже овладевший всеми тремя ролями, слушая пение, очень хорошо чувствует его чудесность: «Странно подействовал этот трепещущий, звенящий звук на всех нас [...] Мы все стояли как оцепенелые». Он даже отождествляет себя с кабачным обществом: «на всех нас»; «мы все». Можно решить, что автор более или менее достиг своей цели. Но певцы замолкают, и люди, которые только что вместе с ним в упоении и восхищении слушали музыку, начинают пить: «из далекого ярко освященного кабака несся нестройный, смутный гам,
Мамакин И. Купля, продажа скота // Живая старина. - М., 1902. -С.147-148.
4
среди которого, мне казалось, я узнавал голос Якова. [...] Я увидел невеселую, хотя пеструю и живую картину: все было пьяно - все, начиная с Якова. С обнаженной грудью сидел он на лавке и, напевая осиплым голосом какую-то плясовую, уличную песню, лениво перебирал и щипал струны гитары. [...] Я отвернулся и быстрыми шагами стал спускаться с холма, на котором лежит Котловка». Герой не может принять, не может понять почему эти люди так поступают. Он с ужасом говорит о том, что Яша, который зачаровал всех своим пением сидит и хрипло напевает плясовую. Ведь они ВСЕ ВМЕСТЕ чувствовали, наполнялись чудесной музыкой. Автор, казалось бы, уже почти понял этот мир, но вдруг все резко сходит на нет: он в восторге, а они, которые были очарованы вместе с ним, пьянствуют.
Очерк кончается словами: «Антропка-а-а!» - все еще чудилось в воздухе, наполненном тенями ночи». «Антропка», то есть антро-пос, то есть человек. И именно этого-то человека автору не дано понять. Не понять его рабского начала и совершенного несопротивления ему: «Голос мальчика с радостным озлоблением закричал: «Голос мальчика тотчас с радостным озлоблением закричал:
- Иди сюда, черт леши-и-и-ий!
- Заче-е-е-ем? - ответил тот спустя долгое время.
- А затем, что тебя тятя высечь хочи-и-и-т, - поспешно прокричал первый голос»
5
Пик авторского сознания своего непонимания крестьянского мира обнаруживается в очерках «Смерть» и «Живые мощи». Там автор уже сам признает свое непонимание: «Мысль о том, что это полумертвое существо готовится запеть, возбудила во мне невольный ужас. Но прежде, чем я мог промолвить слово - в ушах моих задрожал протяжный, едва слышный, но чистый и верный звук.». Он не понимает крестьянина, который не рвется ко спасению свой плоти, не понимает смирения Лукерьи. Здесь давешняя позиция автора «сверху вниз» полностью исчезает. Он понимает, что крестьянин может смотреть так на него, потому что крестьянин знает, а автор-охотник не знает, крестьянин понимает, а автор-барин не понимает, крестьянин верит, а автор-помещик.
Не стоит забывать, что И.С. Тургенев - западник и человек, получивший блестящее философское образование. А для всякого философа вечным неразрешимым вопросом является вопрос о смысле жизни: зачем мы посланы в этот мир? и посланы? а если не посланы, то почему мы здесь? и так далее. И вот, в очерке «Смерть», а затем и «Живые мощи» рассказчик сталкивается с тем, что для крестьянина этот вопрос решен, он знает, зачем живет, он не боится смерти. А автор остается в непонимании. Он знает только то, что крестьянину ведома разгадка, а ему, ученому, философу, не ведома. Герой-охотник понимает, что ничего не понимает в том мире, который так стремился понять.
Кузнецова Елизавета
Итак, пройдя долгий путь общения, взаимоотношений с крестьянским миром, мы получаем картину «двух миров», которая проявлялась еще в самом начале цикла:
Мир помещика природа охота Мир крестьянина
охота
Эти два мира могут вступать во взаимодействие, изучать друг друга, так как между ними есть два тоненьких «мостика»: охота и, конечно, природа, чем и пользуется герой «Записок охотника», но они никогда не смогут понять другого и культуру другого.
VII
«Лес и степь»
Заключительный очерк цикла - «Лес и степь» - очерк только о природе (то есть там, конечно есть дважды упоминание крестьян: «мирно похрапывает сторож» и «Где бы, брат, тут напиться? -спрашиваете вы у косаря», но они никак не влияют на развитие очерка). В нем автор очень часто обращается к читателю, чего нет в остальных рассказах, а также он очень эмоционален, почти как в очерке «Смерть». Но если в «Смерти» это отчаяние и непонимание, то здесь - радость и восторг: «Свежо, весело, любо!»; «Какой вид!»; «А летнее, июльское утро!» и т.п.
Этот очерк действительно сильно отличается от всех остальных, но, тем не менее, он является весьма логичным концом цикла. Он замыкает кольцевую композицию всего произведения: противопоставление леса и степи подобно противопоставлению Хоря и Калиныча в первом очерке. Кроме того, автор изначально относит крестьянина к миру природы, что естественно, потому что крестьянин напрямую связан с землей, лесом, рыбной ловлей и т.п.
Но есть и еще одно очень важное объяснение композиционного положения «Леса и степи»: этот очерк следует за очерками «Смерть» и «Живые мощи», где, как уже было сказано выше, автор доходит до пика осознания своего непонимания. В этих двух предпоследних очерках он открывает, что крестьянину ведом смысл жизни, а ему - нет. И этот по-
следний очерк закругляет композицию цикла, но увековечивает жизнь крестьянина. Там уже нет совсем помещиков, только «старенький господский дом со своими службами, фруктовым садом и гумном приютился к небольшому пруду». Это последний этап осознания автором своего коренного непонимания крестьянского мира. Им не просто дано знать смысл, им дна вечность: «Вот она, наконец, - безграничная, степь!»; « взвиваются и исчезают в глубокой, нежно сияющей вышине.».
Автор очень сложно, но точно все это передает. В одном малюсеньком очерке он показывает все времена суток и года:
Сутки:
То есть внутри очерка, завершающего кольцевую композицию цикла, показаны две маленькие кольцевые композиции: цикличное время. И благодаря этому цикличному времени автор выражает вечность: день кончается, и начинается новый; год кончается, и начинается новый; жизнь кончается, и начинается новая. Причем она начинается не для автора, а для обитателей того странного мира, который он, на протяжении всего цикла пытался понять. И теперь цикл меняет свои «формы». С одной стороны, он полностью завершен, но с другой стороны завершен бесконечностью.
Итак, мы видим, что с течением очерков цикла все больше и больше проявляется философская проблематика, которая, замещая социально-бытовую, то есть антикрепостническую, разрешается в конце концов открытым финалом, который оставляет читателей
Кузнецова Елизавета
на своих размышлениях. Произведение кончается внезапно, что характерно для жанра очерка: «Однако пора кончить. Кстати заговорил я о весне: весной легко расставаться, весной и счастливых тянет вдаль... Прощайте, читатель; желаю вам постоянного благополучия». Однако в финале «Записок охотника» есть своеобразное и нетрадиционное авторское решение: открытый финал выводит к вечности, оставляя позади даже философию. И рассказчик видит наконец, что существует эта вечность, она не для него, так как он все равно не верит, но она есть, есть для того мира, который он так старался понять на протяжении всего цикла.
Весь сложный путь цикла и его финал переворачивают представление о крестьянах героя-охотника. Если вначале он просто осознавал, в противовес всем общественным мнениям, что крестьянин - это личность, и он восхищался, удивлялся и уважал эту личность, то к концу он понимает, что мир крестьянина настолько культурно и духовно богат и полон, что ему, человеку с образованием философа, не дано постичь его тайны.
P.S.
Герой-охотник похож в начале цикла, с моей точки зрения, на неопытного фольклориста-полевика. Иногда он просто заворожено слушает рассказчика, причем рассказчик его не замечает (автор-наблюдатель), иногда начинает расспрашивать и допытываться (автор-собиратель), а иногда вдруг оказывается включенным в какое-то действие совершенно чуждого для него мира (автор-участник).
Но для того чтобы занять ту или иную позицию нужно какое-то объяснение, мотив: фольклорист-исследователь, просто интересующийся крестьянской культурой человек, хозяин-барин и т.п. И у И.С. Тургенева таким мотивом является охота. Конечно, охотится И.С. Тургенев не один, а с помощником-крестьянином, Ермолаем.
Конечно, с развитием цикла герой-охотник все больше и больше отдаляется от собирателя. По мере смены социально-бытовых, антикрепостнических вопросов философской проблематикой мы понимаем, что рассказчик не собирает информацию.
Выводы:
1. Жанр очерка дает возможность построить разные варианты повествования.
2. Комбинации этих вариантов позволяют автору исследовать мир крестьянина с разных сторон.
3. Это исследование открывает автору несопоставимость мира рассказчика с миром крестьянина.
4. На протяжении текста авторская позиция расширяется и в конце автор выводит цикл на глубокий философский уровень.
Библиография:
1. Гуревич А.Я. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности в истории страны // История - неоконченный спор. - М., 2006. - С. 388-407.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. -М.: Современник, 1988.
3. Лебедев Ю.В. Тургенев. - М.: Молодая гвардия, 1990.
4. Мамакин И. Купля, продажа скота // Живая старина. - М., 1902. - С.147-148.
5. Тургенев И.С. Записки охотника. - М.: Художественная литература, 1977.
6. Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор» // Литературная энциклопедия. - 2004.
| Комментарий специалиста:
A.C. Новикова, преподаватель кафедры русского языка филологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова
Работа Елизаветы Кузнецовой посвящена описанию и анализу своеобразия авторской позиции в цикле «Записки охотника». Хотелось бы отметить следующие особенности работы:
1. В ходе исследования Е. Кузнецова предлагает подробное описание особенностей жанра очерка, его особенностей и характерных черт.
2.Анализируя образ рассказчика в очерках И.С.Тургенева, Е. Кузнецова вводит понятие пересказчика, подробно и убедительно мотивируя необходимость этого нововведения.
3. Е. Кузнецова, анализируя авторскую позицию, показывает отношение рассказчика к крестьянам и помещикам, подчеркивает их противоположность.
4. Е. Кузнецова перечисляет жанры и кратко иллюстрирует фольклорные и этнографические материалы в очерках.
5. В ходе работы автор создает классификацию очерков по тематике и сточки зрения авторской позиции.
Хотелось бы отметить, что для наглядности предлагаемого материала Е. Кузнецова предлагает ряд схем и таблиц. Однако представляется, что последняя схема требует более подробного комментария.
Возможно, следовало более четко структурировать работу, выделив в ней введение, основную часть и заключение (не просто тезисное перечисление итогов).
В целом работа достойна публикации.
