CC BY
166
© 2013
Г. А. Кошеленко
СУДЬБА БУДДИЗМА В МЕРВЕ (О НЕКОТОРЫХ АРГУМЕНТАХ В ДИСКУССИИ)
Статья посвящена проблемам истории буддизма в Маргиане (Мервском оазисе) в парфянское и сасанидское время. Статья имеет историографический характер. Автор оценивает степень доказательности различных точек зрения и решительно возражает против гиперкритического подхода к проблеме о времени появления буддизма в данном регионе.
Ключевые слова: Маргиана, буддизм, ступа, Гяур-кала, Г. А. Пугаченкова, З. И. Усма-нова, Б. Я. Ставиский, Т. К. Мкртычев, Э. В. Ртвеладзе
Автор посвящает эту статью юбилею выдающегося ученого Владимира Ароновича Лившица, сделавшего так много для познания прошлого народов Центральной Азии1.
В течение долгого ряда лет основными объектами раскопок Южно-Туркме-нистанской археологической комплексной экспедиции (ЮТАКЭ) были городища Старого Мерва. В начале 60-х годов, а затем — после некоторого перерыва — в первой половине 70-х годов прошлого века ЮТАКЭ осуществлялись раскопки на территории Гяур-калы сооружения (имевшего индекс Р-9), которое, по результатам исследований 1962 г., было определено как буддийская ступа2.
Основными аргументами для такого определения комплекса (помимо его характерной конструкции) послужили обнаружение здесь головы гигантской глиняной статуи Будды и замечательной расписной вазы, содержащей рукопись, явно индийскую по происхождению и буддийскую по содержанию.
Естественно, что эти интересные открытия стали объектами специальных публикаций. М. Е. Массон, руководивший ЮТАКЭ, в своем сообщении о результатах работ 1962 года уделил специальное внимание находкам на Р-9, которые, естественно, интерпретировались как буддийские и датировались на основании найденных при раскопках монет парфянским временем3. Несколько позднее Г. А. Кошеленко4 дал достаточно развернутую характеристику памятника, привлекши сравнительный материал и данные письменной традиции о распростра-
Кошеленко Геннадий Андреевич — член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, профессор. Е-шаП: koshelenko@mail.ru
1 Автор получил любезное приглашение от петербургских коллег принять участие в юбилейном сборнике в честь В. А. Лившица. К сожалению, состояние здоровья привело к тому, что все мыслимые (и даже немыслимые) сроки были нарушены. Однако доброе отношение редколлегии данного журнала позволило мне хотя бы в этой форме выразить свое уважение и восхищение трудами замечательного исследователя.
2 До этого момента студенты, проводившие его раскопки, не подозревали о буддийской принадлежности сооружения, высказывая в своих отчетах самые фантастические предположения о его назначении.
3 Массон 1963, 51-56.
4 Он в сезоне 1962 г. курировал (в рамках XVIII отряда ЮТАКЭ) раскопки на территории Гяур-калы.
нении буддизма в пределах Парфии, в частности ее восточной части5. В краткой форме эти выводы были представлены в его работе более общего характера6. Тог -да же была опубликована и уникальная ваза, происходящая из этих раскопок, явно более поздняя, нежели основные конструкции сооружения, и по своему характеру очень близкая произведениям сасанидского искусства7. Это позволило поставить вопрос о длительности существования данного комплекса8.
Выводы, представленные в статьях М. Е. Массона и Г. А. Кошеленко, в общем, были приняты научным сообществом и, как таковые, нашли свое отражение в ряде трудов, посвященных как судьбам буддизма в Средней Азии9, так и в общих работах по археологии и истории данного региона в древности10. Отметим, что Б. А. Литвинский, рассмотрев данные цейлонских текстов, высказал весьма вероятное предположение о значительно более раннем проникновении буддизма на территории, вошедшие в состав Парфянского царства11.
Немного позднее в Мерве был открыт еще один памятник, связанный с буддизмом. За пределами городских стен Гяур-калы, у юго-восточного угла городища (в 600 м к юго-востоку от восточных ворот) были найдены остатки еще одной ступы. В 1963 г. в этом месте развернулось строительство поселка. При этом, естественно, разрушались остатки древних строений, находящихся здесь. По поручению начальника экспедиции М. Е. Массона Э. В. Ртвеладзе провел краткое обследование одного из бугров, скрывавшего остатки древнего сооружения. В дальнейшем выяснилось, что это была буддийская ступа12. В 1965 г. этот бугор был окончательно снесен строителями. При этом в их руки попало содержимое глиняного сосуда, по всей видимости, игравшего роль реликвария. В нем находились четыре каменных статуэтки, одна фигурка из слоновой кости, несколько сасанидских монет (выпущенных при Хосрове I Ануширване, правившем с 531по 579 гг. н.э.13), а также стопка листков рукописи14. Статуэтки стали объектом специальной публикации Г. А. Пугаченковой, утверждавшей, что они представляют собой импорты из Гандхары, вероятнее всего привезенные пилигримами15. Что же касается рукописи, то она, как показали исследования, была написана с помощью письма брахми на санскрите и имела явно буддийское содержание16.
5 Koshelenko 1966, 175-212. Китайские источники использовались на основе: Zürcher 1959.
6 Кошеленко 1966, 95-97.
7 Кошеленко 1966а, 92-105. Сейчас см. также Manassero 2003, 131-151.
8 Вдобавок Г. А. Кошеленко указывал на близость статуи Будды из Мерва со статуей из Мирана, датируемой ориентировочно IV в. н.э.
9 См., например, Litvinsky 1968; 1970, 53-132.
10 См., например, Усманова, Филанович, Кошеленко 1985, 234-235.
11 Литвинский 1967, 88-91.
12 Ртвеладзе 1974, 231-235. Было выявлено, что ступа состояла из почти квадратной платформы и округлой башни на ней. Платформа имела размеры: 15,6 м (север-юг) х 15,4 м (запад-восток). Башня, видимо, имела диаметр примерно 11,2 м. Вход на платформу находился с северной стороны. С западной стороны располагалась какая-то пристройка. В ходе раскопок встречалась керамика V-VI вв. н.э. и сасанидские халки VI в. н.э. (по определению М. Е. Массона).
13 По определению В. Г. Луконина эти монеты были выпущены в 18 г его царствования, то есть 549 г. н.э. См. Воробьева-Десятовская 1983, 69.
14 Ртвеладзе 1974, 231.
15 Пугаченкова 1968, 61-64.
16 Воробьева-Десятовская, Темкин 1966, 26-27. В дальнейшем было показано, что данная рукопись представляла собой уникальный текст. Он содержал не одно произведение, а отрывки из ряда
Э. В. Ртвеладзе предположил, что ранние артефакты, обнаруженные в этом релик-варии, могли происходить из первой ступы и были перенесены сюда при создании этого нового памятника17.
Открытие второго буддийского памятника, естественно, потребовало пересмотра общей картины истории проникновения и существования этого вероучения в Мерве. Эта задача была выполнена Э. В. Ртвеладзе, который предложил два решения, не выделяя специально ни одного из них. Согласно первому, вторая ступа являлась свидетельством увеличения числа адептов буддизма в Мерве, поскольку какое-то время оба памятника функционировали одновременно. Второе решение опиралось на предположение М. Е. Массона о том, что первая ступа (находящаяся в пределах городища) была разрушена местными жителями18, враждебно настроенными по отношению к буддизму, что произошло не ранее V, и не позднее VI вв. н.э.19. М. Е. Массон, правда, не исключал и того, что ступа и находящаяся там скульптура были разрушены в результате землетрясения20.
На нынешнем уровне изученности проблемы оба решения имеют право на существование, хотя надо иметь в виду, что у нас нет никаких свидетельств о враждебности местных властей (и местного населения) по отношению к буддистам. Скорее можно говорить об определенной веротерпимости, объясняемой пограничным положением региона и необходимостью обеспечить лояльность всех слоев населения по отношению к центральной власти. Кажется, что таким был, например, статус христиан в Мерве сасанидской эпохи21.
Что же касается собственно ступы, то, кажется, незаслуженно осталось в тени одно обстоятельство: основные конструкции ступы были выложены из сырцового кирпича размером 40 х 40 х 12 см, что характерно для парфянского периода и маловероятно для сасанидского. Исходя из этого наблюдения, нельзя исключить возможность того, что и данная ступа имела достаточно длительную историю.
Решительно изменился подход к буддийским памятникам Мерва в середине 90-ых годов XX века. Практически одновременно оба памятника начали рассматриваться по иному, нежели ранее. Что касается второй ступы, то инициатором пересмотра стал П. Каллиери22. Проанализировав один из артефактов, найденных в реликварии загородной ступы — каменное изображение арфистки, — он пришел к выводу, что она представляет собой ручку зеркала, аналогичную тем, которые изготовлялись в Кашмире в начале VI в. н.э. Отталкиваясь от этого вывода и привлекая некоторые другие факты23, П. Каллиери утверждает, что в период примерно между 500 и 540 гг. н.э. Мерв был оккупирован эфталитами. Поскольку
текстов, которые были необходимы для пропаганды буддийских верований. См. также Litvinskij. Zeimal 2004, 184.
17 Данное предположение оказалось ошибочным, поскольку позднее случайно на Р-9 был найден реликварий этой ступы. См. Пугаченкова, Усманова 1994, 163-164.
18 М. Е. Массон считал, что организаторами погрома являлись местные купцы, опасавшиеся конкуренции со стороны индийских торговцев.
19 Массон 1963, 55.
20 Массон 1963, 55-56.
21 Koshelenko, Bader, Gaibov 1995, 55-70.
22 Callieri 1994.
23 Он указывает на сходство почерка мервских буддистских текстов с гильгитскими рукописями и близость головы Будды произведениям раннесредневекового искусства. Думается, что ни один из этих аргументов не имеет серьезного значения.
эфталиты владели обширными территориями, на которых буддизм получил значительное распространение, то именно они выступили инициаторами строительства буддийских культовых сооружений в Мерве.
Искусственность данного построения бросается в глаза. Прежде всего, у нас нет никаких свидетельств особого покровительства эфталитами буддизма24. Более того, имеются доказательства того, что эфталиты разрушали и грабили буддийские святилища и монастыри25. Тот факт, что эфталиты владели Гандхарой, ни в коей мере не доказывает, что они построили ступу в Мерве.
Точно так же в это время происходит пересмотр и истории первой ступы, расположенной в пределах Гяур-калы. В этой связи необходимо указать на две практически идентичные обширные статьи Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой, которые претендовали на то, чтобы стать финальным отчетом по раскопкам этого памятника и которые резко расходились с тем, что было опубликовано ранее26. В этих работах была предпринята попытка обобщить результаты раскопок ступы (1960-1966 гг.) и сангарамы (1970-1978 гг.). Однако практически одновременно была опубликована статья М. И. Филанович и З. И. Усмановой, в которой разрыв с прошлым не был столь разительным и в которой многие позиции трактуются не так, как в двух статьях Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой27.
Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова особо выделяют следующие из своих основных выводов: 1) памятник состоял из двух частей: собственно ступы28 и сангарамы29, разделенных небольшим незастроенным пространством; 2) ступа была возведена не в парфянское время, как думалось ранее, а во время царствования сасанидского царя Шапура II (307-379 гг.); 3) выявлено четыре периода функционирования ступы30, охватывающих время от Шапура II до Кавада I (488-496, 499-531 гг.)31; 4) выявлено два периода функционирования сангарамы32.
К сожалению, практически все основные выводы могут (и должны) быть оспорены. Автору данной статьи уже приходилось комментировать упомянутые работы33. Им была написана статья, посвященная анализу книги Б. Я. Стависко-го34, в которой все проблемы истории мервского буддизма были основаны на этих
24 Подробнее см. ИТН. Т. I., 477; 486-487.
25 Например, в Хадде. См. Мо1ате(И 1978, 72.
26 Пугаченкова, Усманова 1994, 142-171; Р^асепкоуа, Штапоуа 1995, 51-81.
27 Мапоуй, Штапоуа 1996, 185-201.
28 См. Пугаченкова, Усманова 1994, 144-151. Ступа, как утверждают авторы, состояла из платформы (14 х 13 м и высотой 3,5 м) и цилиндрической башни (диаметром чуть более 10 м). Вход на платформу находился на северной стороне, где располагалась лестница, частично ограниченная двумя пилонами. Лестница прослежена на расстоянии 6,3 м (не полностью).
29 См. Пугаченкова, Усманова 1994, 150-160. Сангарама охватывала площадь около 140 квадратных метров (32 помещения, включая коридоры). Она явственно делилась на три части: храмовую, жилую и бытовую. Во многих помещениях найдены мелкие фрагменты скульптуры (ганчевой и глиняной) и настенной живописи. Сангарама, по мнению Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой, пережила два периода своего функционирования.
30 Пятый период — время запустения.
31 Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова по непонятной причине годами царствования этого царя называют 419-479 гг.
32 Правда, в статьях нет прямых указаний на то, какие хронологические рамки для этой части комплекса выбрали авторы.
33 Кошеленко 2001, 200-211.
34 Ставиский 1998.
двух публикациях. Поэтому автор был вынужден очень подробно проанализировать эти две публикации. В силу этого сейчас можно ограничиться только самыми короткими соображениями.
Прежде всего, ни в коей мере нельзя принять предлагаемую дату строительства ступы. Авторы данных публикаций почему-то пишут только о находках са-санидских монет как датирующем признаке, хотя при раскопках было найдено очень значительное число парфянских монет35. Но об этих монетах и о том, где именно они были обнаружены, в тексте нет ни одного слова. Решать вопросы датировки, отбрасывая значительную часть нумизматических данных, не представляется правильным.
Все остальные проблемы решаются примерно на таком же уровне. Полагаем, что основная причина такого положения дел состояла в том, что, в соответствии с обычной практикой ЮТАКЭ, раскопки этого памятника вели в основном студенты36. Ступа исследовалась с 1960 по 1966 гг. Из них только полевой сезон 1962 и часть сезона 1963 гг. исследования проходили под руководством профессионального археолога (Г. А. Кошеленко), остальное время раскопки велись под руководством студентов, которые к тому же еще и менялись каждый сезон. Естественно, что квалификации студента не хватало на то, чтобы понять столь сложный памят-ник37. Кроме того, терялись находки и документация.
Создается впечатление, что Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова использовали эти студенческие отчеты, не вдумываясь глубоко в то, какую картину они получают в результате. Итогом является полное отсутствие согласования трех составных элементов отчета: текста, плана и разрезов38. Мы уж не говорим о вопиющих разночтениях в трактовке нумизматического материала39.
Вдобавок к тому, что написано выше и что является сокращенным вариантом критики, опубликованной в 2001 г., сейчас можно добавить еще следующее. Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова в своих статьях не дают точных хронологических рамок существования сангарамы (с ее двумя периодами). Однако из контек-
35 См. Массон 1963, 51 («немало медных монет позднемаргианских эмиссий II-III вв. н.э.»). Об этом вспоминает и Э. В. Ртвеладзе (Ртвеладзе 2012, 99-100), отмечающий тот факт, что парфянские монеты происходили из конструкций платформы.
36 Об этом прямо пишут Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова (см. Пугаченкова, Усманова 1994, 143), а также М. И. Филанович и З. И. Усманова (см. Filanovic, Usmanova 1996, 189).
37 Отметим, что по раскопкам сангарамы, которые осуществляла с 1971 по 1978 гг. З. И. Усманова (см. Усманова 1976, 11-19; 1977, 13-33; 1979, 16-18), никаких замечаний нет. Мы ни в коей мере не хотим бросить тень на студентов, работавших здесь. Они работали самоотверженно, но столь сложный памятник мог поставить в тупик не только студента. Отметим вдобавок, что вообще это был всего третий памятник, связанный с буддизмом, открытый на территории Средней Азии, о чем справедливо напомнил Э. В. Ртвеладзе (Ртвеладзе 2012, 99-100).
38 Например, на плане платформы одна из сторон частично лишена внешней грани; чисто умозрительной в своей центральной части выглядит и разрез север-юг, поскольку вскрытие здесь не производилось; реконструкция ранней истории ступы произведена на основании узкого разреза с западной стороны, доведенного то того, что авторы считают внешней гранью ранней ступы, однако чертеж данного разреза не согласуется с планом, поскольку на разрезе появляются некие коридор 1 и коридор 2, никак не отраженные на плане и т.д. Подробнее см. Кошеленко 2001, 206.
39 Например, Г. А. Пугаченкова и З. И. Усманова пишут о пяти монетах Шапура II, найденных в платформе «ранней ступы». В то же самое время С. Д. Логинов и А. Б. Никитин, издавая монеты Са-санидов из раскопок ЮТАКЭ, указывают, что в данном месте было найдено всего две монеты этого правителя (Loginov, Nikitin 1993, 256, 262, №№ 13, 105). Число примеров легко умножить.
ста явствует, что, скорее всего, они относят первый период ко времени правления мервского царя, выпускавшего монеты, которые называют «мервским всадником». Второй же период связывается с правлением Хормизда II (303-309 гг. н.э.). Таким образом, авторы не замечают явного внутреннего противоречия: постоянно подчеркивая хронологический приоритет ступы по сравнению с сангарамой, они в то же самое время ясно указывают, что при их системе датировок сангарама оказывается предшественницей ступы.
Отметим, что в статье, опубликованной двумя годами позднее, М. И. Фила-нович и З. И. Усманова трактуют время возведения ступы по-иному. Они говорят о монетах Шапура I (а не Шапура II), найденных в основании первоначальной ступы и критикуют С. Д. Логинова и А. Б. Никитина за бездоказательность их утверждений40. Кроме того, несколько иной выглядит и периодизация в существовании ступы. Так, теперь третий период ее существования относится ко времени Шапура I41.
Точно так же нет оснований соглашаться с мнением Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой относительно времени прекращения функционирования данного религиозного комплекса. Вопреки тому, что пишут эти авторы, наиболее вероятной датой прекращения функционирования памятника является время царствования царя Хормизда IV (579-590 гг.)42
Таким образом, нет никаких причин принимать мнение Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой относительно времени возникновения и функционирования буддийского комплекса, находившегося на территории городища Гяур-кала. Наиболее вероятной датой возникновения этого комплекса является парфянское время, скорее всего — конец этого периода. Временем же прекращения его функционирования является время царствования Хормизда IV.
Однако точка зрения, высказанная этими исследователями, оказала сильное влияние на авторов, писавших позднее. К числу их надо отнести прежде всего Б. Я. Ставиского. Мы имеем в виду его уже упомянутую книгу43. В литературе уже отмечалось, что в данной книге автор совершенно не проводил самостоятельного исследования ни одной из поднятых проблем, ограничиваясь, как правило, повторением того, что писали предшественники44. К проблеме буддизма в Мерве Б. Я. Ставиский обращается рекордное число раз — 6 (С. 22, 99-100, 158-159, 166, 183, 194), каждый раз подчеркивая, что М. Е. Массон и Г. А. Кошеленко были глубоко неправы, относя возникновение памятника к парфянскому времени. Нет необходимости специально обращаться к этой работе, поскольку в ней (в применении к интересующей нас теме) нет ничего оригинального. Отметим только, что
40 Шапоуй, Штапоуа 1996, 198.
41 Шапоуй, Штапоуа 1996, 191.
42 См. Кошеленко 2001, 208.
43 Ставиский 1998. Сокращенный вариант: Б1ау18ку 1993/94, 133-142.
44 Сердитых 1999, 359-360. См. также Кошеленко 2001, 204-205. В тех же (достаточно редких) случаях, когда Б. Я. Ставиский не соглашается с мнением предшественника, он, как правило, свои предположения никак не подкрепляет. Например, он стремится подправить Г. А. Пугаченкову и З. И. Усманову, которые относят возведение ступы ко времени не ранее середины IV в., и утверждает, что данное событие произошло в третьей четверти этого века. Но в поддержку своего тезиса им не написано ни единого слова.
Б. Я. Ставиский ориентировался на работу 1994 г., а не 1996 г., где создана была более объективная картина.
В этом отношении следующее исследование, в котором обсуждаются проблемы буддизма в Мерве, заслуживает гораздо большего внимания. Мы имеем в виду книгу Т. К. Мкртычева, посвященную истории буддийского искусства в Средней Азии45. Автор достаточно внимательно анализирует имеющиеся источники, как археологические, так и письменные. Однако заданность подхода мешают автору придти к правильным выводам.
Т. К. Мкртычев полностью принимает выводы Г. А. Пугаченковой и З. И. Ус -мановой, не замечая в них тех разительных противоречий, о которых было сказано выше. Не повторяясь, отметим только, что и в этой части концепции автора мы видим несколько его собственных противоречий. Так, он очень сочувственно цитирует П. Каллиери, писавшего о том, что трудно ожидать создания буддийской ступы в Мерве в период царствования такого, не отличавшегося веротерпимостью правителя, как Шапур II46, но в то же самое время на соседней странице столь же сочувственно излагает точку зрения Г. А. Пугаченковой и З. И. Усмановой относительно строительства ступы именно в это время47.
Однако основное острие критики Т. К. Мкртычев направлено в ином направлении. Он стремится если не уничтожить, то хотя бы принизить значение китайских источников по истории буддизма на территории Парфии. Как известно, главная доля информации по этой проблеме находится в составе китайской письменной традиции, а внутри традиции — в сочинении «Жизнеописания достойных монахов», а именно в том его разделе, который посвящен жизни Ань Ши-гао48. Основная версия биографии Ань Ши-гао сообщает о нем следующее: Ань Ши-гао был парфянским наследным принцем, крайне приверженным знанию. После смерти отца он вступил на престол, но вскоре оставил его, передав власть дяде. Решив способствовать распространению буддизма, он отправляется на восток и «в начале правления династии Хань императора Хуань-ди (147-167) прибыл в Китай»49. В традиции отражается многогранная переводческая деятельность Ань Ши-гао, который прекрасно освоил китайский язык. «В продолжение всего времени Ань Ши-гао опубликовал сутры и шастры, общим числом тридцать девять. Смысл их ясен и отчетлив, стиль чрезвычайно прост. Переводы обстоятельны, но не цветисты, безыскусны, но не грубы. Читать их — занятие увлекательное и неутомительное»50. В биографии Ань Ши-гао присутствует еще одно хронологическое указание: завершение им его труда по переводу сутр относится к концу правления императора Лян-ди (168-189 гг.)51.
В общем, ранее ни у кого из исследователей не возникало сомнений относительно точности основного содержания текста. Ань Ши-гао воспринимался как один из первых миссионеров, знакомивших Китай с буддизмом, и как прекрасный переводчик буддийских текстов на китайский язык. Расхождения касались только
45 Мкртычев 2002.
46 Мкртычев 2002, 32.
47 Мкртычев 2002, 29.
48 Хуэй-Цзяо 1991, 102-107.
49 Хуэй-Цзяо 1991, 102.
50 Хуэй-Цзяо 1991, 103.
51 Хуэй-Цзяо 1991, 103.
деталей происхождения Ань Ши-гао. Наиболее популярным в последнее время было мнение о его маргианском происхождении. Как известно, в первые века н. э. Маргианой управляла местная династия — младшая боковая ветвь Аршакидского рода. Когда были обнаружены буддийские памятники в Мерве, то естественным стал вывод о том, что Ань Ши-гао был представителем именно этой ветви рода52.
Однако желание исключить Мервский оазис из числа тех областей, в которых фиксируется раннее проникновение буддизма, заставляет Т. К. Мкртычева искать опровержение этому естественному предположению. Первый его аргумент — более вероятно думать, что парфянский принц происходил из какой-либо другой области, где наличие буддизма уже ранее зафиксировано. Автор тем самым указывает на индо-парфянских правителей. Однако этот аргумент не имеет доказательной силы. Практически все исследователи согласны с тем, что к третьей четверти I в. н.э. все основные территории Индо-Парфии были покорены кушанами53. При этом некоторые исследователи даже считают возможным даже более точно датировать эти события. Так, О. Бопеараччи относит падение их ко времени Куджулы Кадфиза, который правил (по наиболее вероятной схеме) в 40-90 или 40-95 гг. н.э.54. Даже наиболее радикальные сторонники поздних датировок (такие, как М. Альрам) относят падение индо-парфян к самому началу II в. н.э.55
Обычно исключение делается только для Арахосии, где предполагается существование индо-парфянской государственности вплоть до прихода сюда Сасани-дов56. Эту точку зрения поддерживает и Т. К. Мкртычев57. При этом некоторые исследователи даже считают, что последний из индо-парфянских царей Ардамитра правил в Арахосии даже при сасанидском царе Шапуре I58.
Однако несколько соображений заставляют усомниться в арахосийском происхождении Ань Ши-гао. Прежде всего, следует указать на то, что Маргиана занимала важное место на «Великом шелковом пути»59 и поэтому априорно была знакома китайцам более, чем, например, Арахосия, которая располагалась много южнее, и ее связи с Китаем не могли быть и не были сколько-нибудь серьезными, сравнимыми со связями Маргианы60. Кроме того, в последние годы появились большие сомнения в традиционной картине индо-парфянской Арахосии позднего времени. А. Б. Никитин тщательно исследовал монеты, приписывавшиеся (с кон-
52 Для подтверждения парфянского Аршакидского происхождения Ань Ши-гао считаем необходимым обратить внимание на то обстоятельство, которое, кажется, никогда не упоминалось. В биографии принца присутствует эпизод передачи им царской власти дяде, то есть брату отца. Но именно такими эпизодами наполнена история Парфии (особенно ранней), где постоянно соперничали два принципа передачи власти: от отца сыну и от старшего брата к младшему. См. Кошеленко 1976, 31-37; Koselenko 1983, 133-146.
53 MacDowall 1985, 555-566; Bopearachchi 2007, 41-54.
54 Bopearachchi 2007, 41-54.
55 Alram 1999, 44.
56 Cribb 1985, 243-305; Simonetta 1993, 169-185.
57 Мкртычев 2002, 29. При этом он, почему то, ссылается на Д. Крибба и О. Бопераччи (The Crossroads... №№ 34-39), которые под указанными номерами описывают раннекушанские монеты.
58 MacDowall 1965, 137-147.
59 Bernard 2003, 929-969.
60 П. Даффина при исследовании проблем буддизма в Маргиане напоминает, что прямые официальные дипломатические связи между Парфией и Китаем устновились уже в течение II в. н.э. См. Daffina 1975, 181-183.
ца XIX в.) Ардамитре. Он доказал, что легенда читается неправильно. Эти монеты выпускались царем Сасан-Фарном и должны датироваться концом I в. н.э.61
Таким образом, индо-парфянские правители — это явление только I в. н.э. Они пали под ударами нарождающегося Кушанского царства. Таким образом, Ань Ши-гао, время деятельности которого приходится на середину — вторую половину II в. н.э., никак не мог принадлежать к числу индо-парфянских правителей.
Еще менее убедительны другие аргументы Т. К. Мкртычева. Он, в частности, указывает на общеизвестные факты присутствия в Китае парфян во времена после падения Парфянского царства. Из этого исследователь делает вывод, что китайцы слабо знали Парфию62. Хотя это прямо не говорится, но такой аргумент с точки зрения автора должен выглядеть убийственно: какое же может быть знание, если китайские авторы называют буддийских деятелей парфянами, а Парфия уже давно погибла.
Но надо помнить простую вещь — нет прямой корреляции между государственностью и этносом. Трудно представить, что все парфяне, узнав о разгроме на равнине Ормиздакан (в Мидии) войсками правителя Парса Ардашира армии царя Артабана V, тут же умирают или кончают с собой от огорчения. Конечно же, парфяне как особый этнос продолжали существовать еще несколько веков. Огромное количество источников это подтверждает.
Начнем с официальных документов. Ранние сасанидские надписи (времени Ардашира и Шапура I) выполняются не только на персидском, но и на парфянском языке63. В этих документах неоднократно упоминается парфянская знать. В общем, на раннем этапе существования Сасанидского государства парфянский элемент в его структуре занимал важное место — второе, после персов.
Важную информацию о парфянах этого времени дают источники, освещающие раннюю историю манихейства. Они сообщают о том, что Мани посылал в Хорасан миссионеров, знающих парфянский язык и письмо, советовал привлекать местную знать. В числе приверженцев новой религии находились «принцы», активнейшие манихейские общины существовали на территориях, где жили парфяне, в частности, в Мерве64. В дальнейшем парфянский язык стал официальным языком манихейской церкви65, что было бы невозможным, если бы не массовое обращение в эту религию людей, говорящих именно на парфянском языке. Напомним, что манихейство возникло уже после падения власти Аршакидов. По некоторым свидетельствам источников, Мани сам в какой-то степени принадлежал к этому роду66.
Наконец, обратимся к рядовому населенному пункту Мервского оазиса — Ге -беклы-депе. Как хорошо известно, памятник существовал в конце парфянской и начале сасанидской эпох (вплоть до конца IV в.)67. При исследовании слоев сасанидского времени было найдено довольно значительное число остраков. Все
61 Nikitin 1994, 67-69. С этой точкой зрения согласился и М. Альрам (см. Alram 1999, 42).
62 Мкртычев 2002, 30.
63 См. Back 1978, 281-372.
64 Asmussen 20, 21, 23, 24; Zundermann 1971, 81-87; 1981, 26-27, 36-41, 55-57, 126-128, 133135. Древний Мерв 46-59. См. также Хосроев 2007, 100-101, 225-228.
65 Подробнее см. Хосроев 2007, 96.
66 См. Хосроев 2007, 89.
67 Кошеленко, Никитин 1991, 108-121.
надписи на черепках были выполнены на парфянском языке68. Таким образом, не подлежит сомнению, что и после падения государства Аршакидов в восточных районах еще несколько столетий жители говорили на парфянском языке и воспринимали себя именно как парфян.
Тем самым, как представляется, предположения о недостаточном знании китайцами этого региона снимаются и китайские письменные источники реабилитируются. Пытаясь же подвести окончательный итог, хотелось бы подчеркнуть, что гиперкритические построения порой основаны на очень шатком основании, и наиболее вероятным временем проникновения буддизма в Маргиану, видимо, следует все-таки считать парфянскую эпоху69.
При этом мы оставляем в стороне вопрос о том, каким образом буддизм проник в Мервский оазис, который требует особого исследования. Точно так же за скобки выносятся некоторые гипотезы, не имеющие серьезного значения. К их числу относится, например, предположение А. Бивара о том, что Мерв был захвачен (на короткое время) кушанами и этот факт способствовал распространению буддизма в данной области70. Идея захвата кушанами Мерва и других районов южного Туркменистана уже высказывалась ранее (в частности, Р. Гиршманом) и уже много лет тому назад была решительно опровергнута М. Е. Массоном71.
ЛИТЕРАТУРА
Бивар А. 1991: Земля Канаранг. Мерв между кушанами и Сасанидами // Мерв в древней и средневековой истории Востока. Культурные взаимодействия и связи. Ашхабад, 7-8.
Воробьева-Десятовская М. И. 1983: Памятники письменности кхарошти и брахми из советской Средней Азии // История и культура Центральной Азии. М., 210-217.
Воробьева-Десятовская М. И., Темкин Э. 1966: Индийские рукописи в Туркмении // Наука и жизнь. 1, 26-27.
Кошеленко Г. А. 1966: Культура Парфии. М.
Кошеленко Г. А. 1976: Генеалогия первых Аршакидов (еще раз о нисийском остраке № 1760) // История и культура народов Средней Азии (древность и средневековье). М., 31-37.
Кошеленко Г. А. 1966а: Уникальная ваза из Мерва // ВДИ. 1, 92-105.
Кошеленко Г. А. 2001: О новейшей работе относительно судеб буддизма в Средней Азии // ВДИ. 4, 200-211.
Кошеленко Г. А., Никитин А. Б. 1991: Монетные находки и проблемы стратиграфии Гебеклы-депе // Информационный бюллетень Международной ассоциации по изучению культур Центральной Азии. Вып. 18, 108-121.
Лившиц В. А., Никитин А. Б. 1989: Парфянские надписи с Гебеклы-депе // ВДИ. 3, 80-89.
Литвинский Б. А. 1967: Махадева и Дуттхагамани (о начале буддизма в Парфии) // ВДИ. 3, 88-91.
68 Лившиц, Никитин 1989, 80-89; Livshitz, Nikitin 1991, 109-126; 1994, 312-323.
69 С этим мнением согласны и западные ученые, специально, исследовавшие данную проблему. См. СаТет 2005, 307 — 317. Она считает, что ступа на территории Гяур-калы была создана в конце II — середине III вв. н.э. Время Шапура II — это время реконструкции ступы. То же самое Walter 1998, 39-58. Близкие взгляды также см. Daffina 1975, 179-183.
70 Бивар 1991, 7-8.
71 Массон 1955, 17 (там же и предшествующая литература).
Литвинский Б. А. 1997: Буддизм и буддийская культура Центральной Азии (древность) // Московское востоковедение. Очерки, исследования, разработки. Памяти Н. А. Иванова / А. М. Петров (ред.). М., 55-78.
Литвинский Б. А. 2001: Буддизм в Средней Азии (проблемы изучения) // ВДИ. 4, 188-199.
Литвинский Б. А.2003: Буддизм среди иранцев // Scripta Gregoriana . Сборник в честь семидесятилетия академика Г. М. Бонгард-Левина / С. Л. Тихвинский (ред.). М., 89-98.
Массон М. Е. 1955: Народы и области южной части Туркменистана в составе Парфянского царства // Труды ЮТАКЭ. V, 7-70.
Массон М. Е. 1963: Из работ Южно-Туркменистанской комплексной экспедиции Академии наук Туркменской ССР в 1962 г. // Известия АН Туркменской ССР, серия общественных наук. 3, 51-56.
Мкртычев Т. К. 2002: Буддийское искусство Средней Азии (I-X вв.). М.
Никитин А. Б. 1992: Среднеперсидские остраконы из буддийского святилища в Старом Мерве // ВДИ. 1, 95-105.
Пугаченкова Г. А. 1968: Гандхарская скульптура в Мерве // Искусство. 6, 61-64.
Пугаченкова Г. А., Усманова З. И. 1994: Буддийский комплекс в Гяур-кале Старого Мерва // ВДИ. 1, 142-171.
Ртвеладзе Э. В. 1974: Новый буддийский памятник в Старом Мерве // Труды ЮТАКЭ. XV, 231-235.
Ртвеладзе Э. В. 2012: Вспоминая былое. Кн. I. Ташкент.
Сердитых З. В. 1999: рец. на кн.: Ставиский Б. Я. Судьбы буддизма в Средней Азии. М., 1998 // ПИФК. VII, 358-361.
Ставиский Б. Я. 1998: Судьбы буддизма в Средней Азии. М.
Усманова З. И. 1976: Изучение крепостной стены и буддийского памятника в Мерве // Материалы по истории, историографии и археологии. 517, 1-19.
Усманова З. И. 1977: Буддийский памятник в Мерве // МИА. 533, 13-33.
Усманова З. И. 1979: Раскопки буддийского памятника III-IV вв. в Мерве // Успехи среднеазиатской археологии. 4, 16-18.
Усманова З. И., Филанович М. И., Кошеленко Г. А. 1985: Маргиана // Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. М., 234-240.
Хосроев А. Л. 2007: История манихейства (Prolegomena). СПб.
Хуэй-Цзяо 1991: Жизнеописания достойных монахов (Гао сэн чжуань) / М. Е. Ермакова (пер.): в 3-х томах. Т. I (Раздел 1: Переводчики). М.
Alram M. 1999: Indo-Parthian and early Kushan chronology: the numismatic evidence // Coins, Art, and Chronology. Essays on the Pre-Islamic History of the Indo-Iranian Borderlands / M. Alram, D. E. Klimburg-Setler (ed.). Wien, 19-49.
Back M. 1978: Die Sassanidischen Staatsinschriften. Studien zur Orthographie und Phonologie des Mittelpersischen der Inschriften zusammen mit einem etymologischen Index des mittelpersischen Wortgutes und einem Textcorpus der behandelten Inschriften (Acta Iranica. Troisième série . Textes et Mémoire, Vol. VIII). Téhéran; Liège; Leiden.
Bernard P. 2005: De l'Euphrate à la Chine avec la caravane de Maès Titianos (ca 100 de notre ère) // CRAI, 929-969.
Bopearachchi O. 2007: Some observations on the chronology of the early Kushans // Des Indo-grecs aux Sassanides: données pour l'histoire et la géographie historique (Res Orientalis. Vol. XVII). Bures-sur-Yvette, 41-54.
Callieri F. 1994: Hephtalites in Margiana ? New Evidence from the Buddhist Relics in Merv // Atti del convegno internationale sul tema "La Persia e l'Asia Centrale de Alessandro al X secolo". Roma, 79-83.
Carter M. L. 2005: A Marble acrolithic head from Afghanistan // Afghanistan. Ancient carrefour entre l'Est et l'Ouest. Actes du colloque international organize par C. Landes et O. Bopearachchi / O. Bopearachchi, M.-F. Boussac (ed.). Tounhaut, 307-317.
Cribb J. 1985: New evidence of Indo-Parthian political history // Coin Hoards. VII, 243305.
Daffina P. 1975: Sulla piu antica diffusione del buddhismo nelle Serindia e nell'Iran orientale // Monumentum H. S. Nyberg (Acta Iranica. 2-nd series. Hommages et Opera minora). Leiden; Téhéran; Liége, 179-192.
FilanovicM. I., Usmanova S.I. 1966: Les frontiers occidentales de la diffusion du budd-hisme en Asie Centrale // Cahiers d'Asie Centrale. 1-2, 185-201.
Koshelenko G. A. 1966: Beginning of Buddhism in Margiana // Acta Antiqua Academiae Scienciarum Hungaricae. T. XIV, fasc. 1-2, 175-212.
Koselenko G. A. 1983: La genealogia dei primi Arsacidi (ancora sull'ostraccon n. 1760) // Mesopotamia. XVII [1982], 133-146.
Koshelenko G. A., BaderA. N., Gaibov VA. 1995: The Beginnings of Christianity in Merv // Iranica Antiqua. XXX, 55-70.
Litvinsky B.A. 1970: Outline History of Buddhism in Central Asia. Moscow.
Litvinsky B.A. 1970: Outline History of Buddhism in Central Asia // Kushan Studies in USSR. Papers presented by the Soviet Scholars at the UNESCO Conference on History, Archaeology and Culture of Central Asia in the Kushan Period, Dushanbe, 1968. Calcutta, 53-132.
Litvinskij B. A., Zeimal T. I. 2004: The Buddhist Monastery of Ajina tepa, Tajikistan. History and Art of Buddhism in Central Asia. Rome.
Livshitz V.A., NikitinA.B. 1991: The Parthian epigraphic remains from Göbekli-depe and some other Parthian inscriptions // Corolla Iranica. Papers in honour of Prof. Dr. David Neil Mackenzi on the occasion of his 65th birthday on April 8th, 1991 / R. E. Emmerick, D. Weber (ed.). Frankfurt am Main; Bern; New York, 109-126.
Livshitz V. A., Nikitin A. B. 1994: Parthian and Middle Persian Documents from South Turkmenistan. A Survey // Ancient Civilization from Scythia to Sibiria. Vol. I. 3, 312-323.
Loginov S.D., Nikitin A.B. 1993: Coins of Shapur II from Merv // Mesopotamia. XXVIII, 247-270.
MacDowallD. W. 1965: The Dynasty of the later Indo-Parthian // NC. V, 137-147.
MacDowall D. W. 2003: The successors of the Indo-Greeks in Begram // South Asian Archeology 1983 / J. Schotsmans, M. Taddei (ed.). Naples, 555-556.
Manassero N. 2003: l vaso dipinta di Merv // Parthica. Incontri di cultura nel mondo antico. 5, 131-151.
Motamedi H. 1978: A General view on Hadda art and history // Afghanistan. Vol. 31, 2, 69-90.
Nikitin A. 1994: Coins of the Last Indo-Parthian King of Sakastan (A Farewell to Ardami-tra) // South Asian Studies. 10, 67-69.
Pugacenkova G.A., Usmanova Z.I. 1995: Buddhist monuments in Merv // In the Land of Gryphons. Papers on Central Asian archaeology in Antiquity / A. Invernizzi (ed.). Firenze, 51-81.
Simonetta A. 1993: The chronology of the NW India in the first century A. D. and its possible verification // Numismatica e antichità classiche. XXII, 169-185.
Stavisky B. I. 1993/94: The Fate of Buddhism in Middle Asia (in the Light of Archaeological Data) // Silk Road Art and Archaeology. 3, 133-142.
Zürcher E. 1959: The Buddhism conquest of China. The Spread and Adaptation of Buddhism in early medieval China. Vol. I-II. Leiden.
Zundermann W. 1971: Zur frühen missionarischen Wirsamkeit Manis // Acta orientalia Acs-demiae Scientiarum Hungaricae. XXIV (1), 81-87.
Zundermann W. 1981: Mitteliranische manichaische Texte kirchengeschichtlichen Inhalts (Schriften zur Geschichte und Kultur des Alten Orients. Berliner Turfantexte. XI). Berlin.
Walter M. 1998: The Western border of Buddhism, Margiana: the question of Parthian Buddhism // Third Silk Road Conference at Yale University. Vol. I, 39-58.
THE FATE OF BUDDHISM IN MERV
G. A. Koshelenko
The article deals with the issues of Buddhism history in Margiana (Merv Oasis) in Parthian and Sassanian times. It is a historiographical article that appraises the extent of validity of different viewpoints and strongly objects to hypercritical approach to the time of Buddhism appearance in the region.
Key words: Margiana, Buddhism, stupa, Gyaaur-kala, G. A. Pugachenkova, Z. I. Usmanova, B.Ya. Stavisky, T. K. Mkrtychev, E. V. Rtveladze
