CC BY
81
DOI: 10.24411/2072-4098-2019-11206
Субсидиарная ответственность руководителя и собственника должника: актуальные вопросы доктрины и правоприменительной практики
С.В. Одинцов
доцент кафедры гражданского права и процесса и международного частного права юридического института Российского университета дружбы народов, кандидат юридических наук (г. Москва) Н.С. Чикин
юрисконсульт «СОГАЗ Страхование» (г. Москва) Станислав Валерьевич Одинцов, [email protected]
Институт несостоятельности (банкротства), безусловно, является одним из наиболее важных механизмов регулирования современной экономической деятельности. Ни один субъект гражданского оборота не застрахован от изменения экономической конъюнктуры, коммерческих рисков и, соответственно, невозможности исполнить денежные обязательства перед третьими лицами. На минимизацию имущественных негативных последствий и направлено законодательство о несостоятельности (банкротстве).
Однако зачастую к банкротству юридического лица приводят целенаправленные действия (бездействие) его руководителя (органов управления, управляющей организации должника) и (или) основного учредителя (участника, акционера). Следовательно, есть и будет актуальным вопрос имущественной ответственности указанных лиц. На регламентирование подобной ответственности направлены, в частности, изменения в российском законодательстве в части трактовки понятия «субсидиарная ответственность».
К контролирующим лицам относятся:
• руководитель (управляющая организация должника);
• члены исполнительных органов управления;
• ликвидаторы;
• лица, распоряжающиеся более 50 процентами голосующих акций, долей или голосов на собрании участников (акционеров);
• родственники руководителя или членов органов управления должника;
• лица, наделенные полномочиями в силу должностного положения (главные бухгалтеры, финансовые директора);
• лица, чьи полномочия основаны на доверенности или нормативном акте.
Также к ним могут быть отнесены организации, участвующие в структуре капитала юридических лиц-банкротов в рамках инвестиционных проектов. Таким образом, инвестор также попадает в категорию лиц, разделяющих субсидиарную ответственность с реципиентом, возникает потребность проявления большей осторожности при принятии решений о финансовых вложениях в капитал третьих лиц.
Проблематика юридической ответственности при банкротстве является одной из наиболее актуальной в российском гражданском, корпоративном и предпринимательском праве.
Для защиты интересов кредиторов должника, в том числе интересов государства, являющегося кредитором по обязательным платежам в бюджет, в Федеральный закон от 26 октября 2002 года № 127-ФЗ «О не-
состоятельности (банкротстве)» (далее -Закон № 127-ФЗ) были введены нормы об ответственности иных, помимо должника, лиц. Эта ответственность в первую очередь призвана восполнить недостаток имущества самого должника в случае неисполнения им любых обязательств независимо от их правовой природы (гражданской, трудовой, публично-правовой) [2].
Новая глава 111.2 Закона № 127-ФЗ при отсутствии каких-либо кардинальных изменений в модели правового регулирования ответственности при банкротстве тем не менее упорядочила действующие правила и сделала их более детальными и понятными для применения, сохранив указанные виды ответственности и усилив их дифференциацию. Так, наиболее значимыми новеллами Федерального закона от 29 июля 2017 года № 266-ФЗ [3] являются уточнение понятия контролирующих лиц (ст. 61.10 Закона № 127-ФЗ) и введение дополнительного вознаграждения арбитражного управляющего за привлечение к субсидиарной ответственности (п. 3.1 ст. 20.6 Закона № 127-ФЗ). При этом сохраняется сложившаяся тенденция расширения и упрощения возможности привлечения к ответственности по обязательствам должника иных лиц с тем, чтобы сделать соответствующий механизм понятнее и доступнее для кредиторов.
По общему правилу учредители (участники) юридического лица, а также собственник его имущества или иные лица не должны отвечать по долгам юридического лица, равно как и юридическое лицо не должно отвечать по долгам своих учредителей (участников) или собственника имущества согласно пункту 2 статьи 56 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее -ГК РФ). Любое исключение из этого правила является аномалией и отступлением от основополагающего принципа корпоративного права - последовательное отделение юридической личности (самостоятельной правосубъектности) и имущества корпорации от личности и имущества ее участни-
ков (принцип отделения), в том числе призванного оградить его участников от риска несения имущественной ответственности перед кредиторами юридического лица.
Но характерной в связи с этим является позиция Конституционного Суда Российской Федерации, согласно которой убыточная деятельность, а равно деятельность, в результате которой акционерное общество не способно исполнять свои обязательства перед акционерами и третьими лицами, а также налоговые обязанности реально нести имущественную ответственность в случае их неисполнения, не соответствуют его предназначению как коммерческой организации, преследующей в качестве основной цели извлечение прибыли (п. 1 ст. 50 ГК РФ).
Применение субсидиарной ответственности в делах о банкротстве, с одной стороны, фактически возвращает Закон № 127-ФЗ к «прокредиторской» модели, с другой - позволяет снизить риски и минимизировать негативные последствия злоупотреблений контролирующими лицами должника (уклонение от уплаты налогов, сокрытие имущества от включения его в конкурсную массу, вывод активов и т. п.).
Суд более не ограничен признаками, прямо установленными законодательством, соответствие которым обязательно для признания лица контролирующим, так как формулировка пункта 5 статьи 61.10 Закона № 127-ФЗ позволяет суду самостоятельно определить основания для признания лица контролирующим в зависимости от обстоятельств конкретного дела (к примеру, любые неформальные личные отношения, в том числе установленные оперативно-разыскными мероприятиями, например, совместное проживание (в том числе состояние в так называемом «гражданском браке»), длительная совместная служебная деятельность (в том числе военная служба, гражданская служба), совместное обучение (одноклассники, однокурсники) и т. п.). Исключение составляет лишь случай, когда физическое или юридическое лицо в силу
прямого участия владеет менее чем 10 процентами акций (долей) уставного капитала и получает обычный доход, вытекающий из факта такого владения.
Ввиду относительной новизны института субсидиарной ответственности по делам о банкротстве и в связи с многочисленными изменениями законодательства по этому вопросу в процессе ее применения на практике плодилось множество вопросов и спорных ситуаций, в связи с чем Пленумом Верховного Суда Российской Федерации было принято постановление от 21 декабря 2017 года № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве», в котором даны разъяснения по ряду вопросов, касающихся привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц, в частности, о мере ответственности формального руководителя и бремени распределения такой ответственности между руководителем и иным лицом, признанным контролирующим.
Практика привлечения контролирующего должника лица к ответственности за «вывод активов» становится очень популярной. Могут также использоваться и синонимичные формулировки:
• вывод денежных средств;
• отчуждение активов по заниженной стоимости;
• вывод ликвидных активов и т. п.
Классическим примером вывода активов
может служить ситуация, когда единственный участник (акционер) или группа таковых (физические лица) юридического лица «А» принимает решение о создании юридического лица «Б». В качестве уставного капитала «Б» используется все ликвидное имущество «А», то есть единственным учредителем выступает юридическое лицо «А». Через некоторое время заключается договор купли-продажи 100 процентов доли (акций) в уставном капитале «Б». Покупателем становится либо единственный участник (акционер), либо группа физических лиц, контролирующих юридическое лицо
«А». Фактической оплаты не происходит, так как долг списывается посредством проведения взаимозачета. Такое финансовое положение изначального лица «А» подводит его к началу процедуры ликвидации в связи с нерентабельностью дальнейшей деятельности. Подобная ситуация изложена в деле № А60-16899/2010, по которому постановлением Федерального арбитражного суда Уральского округа от 2 июня 2014 года № Ф09-2321/1417 принято решение о привлечении к субсидиарной ответственности.
Также нередки случаи привлечения к ответственности в связи с недокапитализа-цией, иными словами, с недостаточностью финансирования при создании коммерческой организации. В этом случае речь идет о привлечении к ответственности в основном учредителей. В судебном процессе доказывается факт, что невозможность нормальной деятельности коммерческой организации была обусловлена, например, расторжением договоров безвозмездного пользования имуществом, что привело к прекращению деятельности, предусмотренной уставом. Российские суды довольно часто используют термины «недокапита-лизация» и «вывод активов» как синонимы (см. например, определение Верховного Суда Российской Федерации от 9 октября 2019 года № 309ЭС14-8741 [7]).
Основная проблема в рамках привлечения контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве состоит, конечно, не в том, является ли контролирующим руководитель организации либо ее мажоритарный акционер. С лицами, официально обладающими соответствующим статусом в юридическом лице, сложностей не возникает, а возникают они тогда, когда реальные «собственники» (бенефициары) и фактические руководители находятся в «корпоративной тени», не имея каких-либо формальных связей с должником. Федеральные законы «О рынке ценных бумаг» (ст. 2) и «Об обществах с ограниченной ответственностью» (ст. 45) определяют контролирующее лицо как «лицо, имеющее
право прямо или косвенно (через подконтрольных ему лиц) распоряжаться в силу участия в подконтрольной организации и (или) на основании договоров доверительного управления имуществом, и (или) простого товарищества, и (или) поручения, и (или) акционерного соглашения, и (или) иного соглашения, предметом которого является осуществление прав, удостоверенных акциями (долями) подконтрольной организации, более 50 процентами голосов в высшем органе управления подконтрольной организации либо право назначать (избирать) единоличный исполнительный орган и (или) более 50 процентов состава коллегиального органа управления подконтрольной организации». Закон № 127-ФЗ устанавливает норму, согласно которой таким лицом является «физическое или юридическое лицо, имеющее либо имевшее не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий» (ст. 61.10 Закона № 127-ФЗ).
Как видим, единого законодательного подхода к нормативному определению контролирующего должника лица нет, так как оно адаптируется применительно к целям правового регулирования. На практике важнейшим признаком привлечения материнского (основного) общества к такой ответственности является наличие явно умышлено-виновных действий. Согласно судебной практике существуют и иные критерии:
1) два хозяйствующих субъекта должны находиться в отношениях основного и дочернего;
2) основное общество должно иметь право давать обязательные указания для дочернего общества;
3) сделки должны быть заключены во ис-
полнение таких указаний или с согласия основного общества [10].
Примером применения на практике этих условий является решение Арбитражного суда Ивановской области от 23 сентября 2015 года, согласно которому суд не привлек учредителя к солидарной ответственности, поскольку посчитал, что отсутствуют доказательства реализации права влияния на деятельность дочернего общества. Даже если возможность контроля дочернего общества прописана в уставе, то это не всегда может свидетельствовать о фактическом контроле со стороны материнского общества. Кроме того, по смыслу статьи 6 Федерального закона «Об акционерных обществах» оно должно знать, что такое действие нанесет дочернему обществу убытки, которые повлекут его несостоятельность (банкротство), в ином случае привлекать его к субсидиарной ответственности нельзя.
В настоящее время во главу угла ставится материальный критерий аффилирован-ности, что во многом соответствует наметившимся в практике Судебной коллегии по экономическим спорам тенденциям (см. [12]). При этом, несмотря на то, что под словом «возможность» подразумеваются потенциальные действия, которые могут быть как совершены, так и нет, доказывание такой возможности при отсутствии формальных связей с должником осуществляется именно посредством практики взаимоотношений ответчика (лица, подозреваемого в контроле) и должника. Ведь если какие-либо управленческие решения были вынесены и реализованы, значит, и была возможность их выносить. В этом смысле предмет доказывания состава правонарушения, влекущего субсидиарную ответственность, при отсутствии формальных связей с должником будет очень часто совпадать с предметом доказывания по вопросу об определении статуса. При этом, по мнению Верховного Суда Российской Федерации, следует акцентироваться на признаке «значительности» влияния (возможности
его оказывать) на деятельность должника. Этот подход, безусловно, во многом является оценочным, ведь значительное влияние применительно к масштабам деятельности разных субъектов может сильно варьироваться.
Позиция Верховного Суда Российской Федерации заключается в том, что предусмотренная статьей 61.11 Закона № 127-ФЗ ответственность является гражданско-правовой и при ее применении должны учитываться общие положения глав 25 и 59 ГК РФ об ответственности за нарушения обязательств и об обязательствах вследствие причинения вреда в части, не противоречащей специальным нормам Закона № 127-ФЗ. Элементами состава гражданского правонарушения, необходимого для привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, являются субъект ответственности, противоправное деяние в форме действия или бездействия, ущерб, причинно-следственная связь между деянием и ущербом, вина субъекта [13].
Проблема номинальных и фактических («теневых») директоров стара, пожалуй, как и сам институт юридического лица в его современном развитом виде. Назначение такого руководителя преследует две основные цели: ввести в заблуждение сторонних участников оборота и контролирующие органы относительно личности принимающего управленческие решения лица и, как следствие, избежать ответственности за возможные негативные последствия тех или иных управленческих решений. Наиболее проблемный вопрос в указанной ситуации касается сложности доказывания того, что существовал подобный характер дробления полномочий на реальные и формальные, а также установления личности носителя реальных полномочий. По этому поводу Верховный Суд Российской Федерации указал на два признака:
1) наличие генеральной доверенности, которой полномочия управлять компании полностью передоверены другому лицу;
2) принятие ключевых решений по указанию третьего лица.
Представляется, что в подобном случае суду сложно будет обойтись без свидетельских показаний сотрудников организации или контрагентов, анализа распечаток переписки (например номинального и фактического директоров) и так далее. Так, в ряде документов Верховный Суд неоднократно подчеркивает, что как номинальный, так и фактический директора несут ответственность (при наличии условий для привлечения к ней) солидарно:
• первый - потому что у него самостоятельная обязанность действовать добросовестно по отношению к своему обществу и кредиторам и потому что он тоже участвовал в обмане (наверняка получая определенное вознаграждение);
• второй - поскольку именно его воля и его действия являются причинами совершения правонарушения.
Основной вид субсидиарной ответственности - за искусственное создание ситуации невозможности погашения требований кредиторов (ст. 61.11 Закона № 127-ФЗ). Первое, на что обратил внимание Верховный Суд Российской Федерации, разъясняя соответствующие положения Закона № 127-ФЗ, то, что в основание этого правонарушения могут быть положены только такие действия, которые являлись необходимой причиной банкротства, то есть без этих действий контролирующих лиц банкротство должника не наступило бы. В первую очередь обращается внимание на процесс доказывания, который будет более строгим, то есть суд в большей мере должен быть уверен, что ответчик действительно умышленно обманул кредиторов. Что касается «заведомости обладания информацией», то необходимо учитывать, что указанное обстоятельство входит в предмет доказывания по таким делам и в соответствии со статьей 53 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее -АПК РФ) бремя доказывания этого обстоя-
тельства возлагается на истца, заявившего иск о признании оспоримой сделки недействительной (подробнее см. [15]).
Контролирующее должника лицо несет субсидиарную ответственность, если должник стал отвечать признакам неплатежеспособности не вследствие действий и (или) бездействия контролирующего должника лица, однако после этого оно совершило действия и (или) бездействие, существенно ухудшившие финансовое положение должника. Если же признак недобросовестности отсутствует, контролирующее лицо не злоупотребляет корпоративной формой ведения бизнеса, не причиняет вред кредиторам, то Верховный Суд Российской Федерации исходит из однозначного понимания того, что такое лицо не может быть привлечено к субсидиарной ответственности. Возможность доведения должника до банкротства и причинения вреда кредиторам должна охватываться разумными ожиданиями исполнительного органа юридического лица, что, скорее всего, будет соответствовать умыслу и грубой неосторожности.
На практике может возникнуть ситуация конкуренции и разграничения исков о возмещении убытков и о привлечении к субсидиарной ответственности. Причем очевидно, что в основу каждого из них могут быть (и, как правило, будут) положены одни и те же действия ответчика, как-то:
• вывод со счетов денежных средств;
• принятие обременительных долговых обязательств;
• отчуждение ликвидного имущества и так далее.
В первую очередь ответ на этот вопрос зависит от того, как мы понимаем фигуру кредитора в банкротстве и его правовой статус. Существует мнение о том, что корпоративное управление при наличии признаков несостоятельности должно соответствовать интересам потенциальных кредиторов. В связи с этим субсидиарная ответственность имеет приоритет и носит корпоративный характер [16]. Если же
признавать, что обязанность действовать добросовестно и разумно по отношению к кредиторам не зависит от аналогичной обязанности по отношению к обществу и имеет самостоятельный характер, то следует говорить о статье 1064 ГК РФ как источнике субсидиарной ответственности [18]. Возможно, этот спор имеет значение для понимания того, есть ли у кредитора иск против контролирующего лица в ситуации, когда нет дела о банкротстве должника. Соответственно, Верховный Суд рекомендует ответить на главный вопрос: какие у названных действий были последствия? Если только вред для должника, тогда - только убытки. Если же этот вред результировал в банкротство (говоря текстом Закона № 127-ФЗ, в невозможность погашения требований всех кредиторов), тогда речь необходимо вести о субсидиарной ответственности. Учитывая объективную сложность в доказывании причинно-следственной связи и вины и принимая во внимание, что эти положения непросты для судов, Верховный Суд Российской Федерации предоставляет возможность судам переквалифицировать заявленное истцом требование, например, о привлечении к субсидиарной ответственности в требование об убытках, и наоборот [5, абз. 4 п. 20].
Нередки случаи, когда иск о субсидиарной ответственности предъявляется уже после того, как удовлетворен иск о взыскании с контролирующего лица убытков за те же действия, которые легли в основу нового иска. Возникает вопрос, как быть суду в таком случае. С одной стороны, можно говорить о тождественности. Однако такой подход представляется ошибочным, так как отличается не только предмет иска, но и, как уже говорилось, его основания. Помимо подтверждения того, что эти же действия были совершены (по этому вопросу будет существовать квазипреюдиция), нужно будет доказать, что итогом действий стало банкротство должника. По этой причине в этой ситуации следует рассматривать исковые требования по существу.
С вопросом о недостаточности условий для привлечения к субсидиарной ответственности (но достаточности для возмещения убытков) тесно связан вопрос о солидарной ответственности нескольких контролирующих лиц. Суд определяет общий принцип, заключающийся в солидарной ответственности лиц, действующих совместно, что вытекает из содержания абзаца 1 статьи 1080 ГК РФ. Несмотря на то что для доказывания совместности действий рассматривается соучастие в любой форме (в том числе соисполнительство, пособничество), надо признать, что задача доказать наличие такого соучастия не из простых. В этой ситуации, вероятно, должен использоваться пониженный стандарт доказывания, то есть ссылающемуся на совместность действий лицу необходимо зародить у суда сомнения в рассогласованности поведения двух ответчиков в первую очередь с помощью косвенных признаков. Однако очевидно, что даже в таком случае процесс доказывания останется достаточно сложным для истца. Принимая во внимание обозначенную сложность, Верховный Суд Российской Федерации устанавливает весьма важную презумпцию совместности действий аффилированных лиц. Это означает, что в случае доказанности аффилированности ответчиков на них переходит бремя доказывания раздельности (рассогласованности) в их поведении, следствием которого явилось банкротство должника. Неслучайно Верховный Суд определяет, что, например, согласованность действий может заключаться в пособничестве. То же самое касается проблемы номинального и фактического руководителя. Представляется, что в подобной ситуации правильным было бы распределять доли во внутренних отношениях солидарных ответчиков исходя из степени вины каждого из них вплоть до предоставления менее виновному лицу регрессного требования к более виновному на всю выплаченную сумму (если оказалось, что менее виновное лицо вы-
платило сумму долга по субсидиарной ответственности) [19].
Следует обратить внимание на один важный нюанс в рамках привлечения к субсидиарной ответственности - положения пункта 3 статьи 61.11 Закона № 127-ФЗ предусматривают, что презумпция с использованием предпочтительных и подозрительных сделок может быть применена даже в условиях, когда сделки недействительными не признавались. Несмотря на то что для суда это усложняет процесс определения наличия презумпций, у такой законодательной нормы есть логическое объяснение. Например, для недействительности по пункту 2 статьи 61.2 Закона № 127-ФЗ (предусматривающего как необходимое условие причинение вреда) необходимо доказать и недобросовестность контрагента по сделке, то есть его осведомленность о цели причинения вреда кредиторам должника. Соответственно, даже когда объективно вред причинен, но осведомленность контрагента не доказана, его добросовестность защищает сделку от недействительности. Однако это не означает, что лицо, по чьей инициативе совершена убыточная сделка (например руководитель), действовало добросовестно. Напротив, наличие существенного вреда презюмирует нарушение руководителем своей фидуциарной обязанности по отношению к кредиторам должника, а потому в ряде случаев наличие либо отсутствие судебного акта о недействительности по специальным банкротным основаниям не будет иметь никакого значения для применения презумпции.
Также заслуживает внимания позиция Верховного Суда Российской Федерации относительно порядка передачи документации от бывшего руководителя - соответствующее требование высшей судебной инстанцией рассматривается не сквозь призму процессуального права, не как аналог истребования доказательств, а как самостоятельное исковое требование об исполнении обязательства в натуре применительно к правилам статьи 308.3 ГК РФ,
то есть рассматривается соответствующее заявление арбитражного управляющего в рамках самостоятельного обособленного спора. В связи с этим можно обратиться к определению Верховного Суда Российской Федерации от 11 июля 2017 года № 307-ЭС16-21419 [20]. В рамках названного дела рассматривалось требование арбитражного управляющего об установлении астрента (судебной неустойки) на случай неисполнения руководителем обязанности передать документацию. Верховный Суд признал принципиальную допустимость установления астрента в подобных случаях, но для этого ему пришлось сделать вывод о том, что обязанность передать документацию - это логическое следствие корпоративной обязанности директора действовать разумно и добросовестно по отношению к возглавляемому им обществу (хотя бы это была уже и ликвидационная стадия их отношений). А поскольку нормой подпункта 1 пункта 3 статьи 307.1 ГК РФ допускается применение общих положений об обязательствах к корпоративным отношениям, суд счел, что корпоративно-банкротная обязанность бывшего руководителя по передаче документации в натуре соответствует положениям статьи 308.3 ГК РФ, в связи с чем указал на необходимость начисления судебной неустойки.
Так, в декабре 2017 года в Судебной коллегии по экономическим спорам рассматривалось одно дело на похожую тему, где Верховный Суд Российской Федерации указал на то, что основанием для отказа в удовлетворении подобного требования управляющего может служить лишь факт передачи документов и материальных ценностей [21]. Однако, с одной стороны, если бы суд указал, что основанием для отказа может служить отсутствие у директора документации, то суд отступил бы от своей идеи о том, что документация должна иметься при любых обстоятельствах, хотя этот принцип не учитывает возможность существования объективно уважительной причины отсутствия документации, которая, например, не
может быть восстановлена. С другой стороны, если согласиться с правильностью этого вовсе не бесспорного положения, то необходимо прийти к следующим выводам: раз спор инициирован, значит, скорее всего, документация не передана, а раз так, то в удовлетворении требования управляющего не может быть отказано. Кроме того, немаловажно отметить, что применявшиеся ранее положения статьи 66 АПК РФ предусматривали необходимость указания в резолютивной части конкретных истребуемых документов и доказательств, в то же время, как мне представляется, согласно новой процедуре судья может сформулировать резолютивную часть более абстрактно, что должно существенно облегчить порядок принятия решения ввиду возможного незнания конкретного предмета исполнения по присуждаемому требованию.
При обращении в суд с требованием о привлечении к субсидиарной ответственности бремя доказывания всех изложенных фактов лежит на заявителе.
Так, например, Двадцатый арбитражный апелляционный суд отказал конкурсному управляющему в привлечении бывшего руководителя организации к субсидиарной ответственности за неподачу заявления должника, так как в деле не были представлены доказательства, подтверждающие основания для применения такой ответственности [22]. Как указал суд, из содержания пунктов 1 и 2 статьи 9, пункта 2 статьи 10 Закона № 127-ФЗ прямо следует, что доказыванию подлежат точная дата возникновения перечисленных в пункте 1 статьи 9 Закона № 127-ФЗ обстоятельств, точные даты возникновения у соответствующего лица обязанности подать заявление о банкротстве должника и истечения предусмотренного срока, точная дата возникновения обязательства, к субсидиарной ответственности по которому привлекается лицо.
Другой пример судебной практики - постановление Федерального арбитражного суда Центрального округа 30 января 2014 года по делу № А23-4643/10Б; в удовлет-
ворении требования налогового органа о взыскании с руководителя задолженность организации в порядке субсидиарной ответственности было отказано [23]. Суд отметил, что доказывание всех фактов, являющихся основанием для привлечения к субсидиарной ответственности, - это обязанность лица, заявившего соответствующее требование. Аналогичное по сути решение было принято Двадцатым арбитражным апелляционным судом [24].
Нередко суды указывают, что убыточная сделка - это еще не основание для привлечения к ответственности. Нужно исследовать вопрос добросовестности действий руководителя, при этом суды отмечают, что субсидиарная ответственность контролирующих лиц имеет гражданско-правовой характер, поэтому к такой категории дел применяются положения глав 25 и 59 ГК РФ. Таким образом, в предмет доказывания входят наличие вины, причиненный ущерб, а также причинно-следственная связь между действием (бездействием) и возникновением ущерба. Для определения вины и привлечения лиц к субсидиарной ответственности суду необходимо установить, что эти лица давали указания, прямо или косвенно направленные на доведение организации до банкротства, либо совершили действие (бездействие), впоследствии причинившее имущественный вред [25].
Однако если противоправность действий директора для суда очевидна, то дополнительных доказательств для его привлечения к субсидиарной ответственности не потребуется.
Так, Арбитражный суд Поволжского округа пришел к выводу о том, что причинно-следственная связь между действиями бывшего руководителя и банкротством организации выражается в том, что своими действиями он повлек единовременное доначисление налогов, а это в конечном счете и привело к банкротству должника. Доказательств, которые свидетельствовали бы о добросовестности и разумности действий руководителя при заключении договоров от
имени организации, он не представил, по поводу отсутствия у организации-должника к моменту банкротства документов бухгалтерского учета (либо искажения информации в этих документах) следует сказать, что здесь также действует презумпция виновности контролирующего лица (абз. 4 п. 4 ст. 10 Закона № 127-ФЗ). То есть если бухгалтерские документы отсутствуют, то руководитель изначально считается виновным в банкротстве, пока не докажет обратное. Исходя из этого можно прийти к выводу о том, что бремя доказывания лежит именно на руководителе организации-должника, а конкурсному управляющему достаточно зафиксировать факт непредставления ему документов и обратиться с соответствующим заявлением в суд.
Арбитражный суд вправе уменьшить размер или полностью освободить от субсидиарной ответственности лицо, привлекаемое к такой ответственности, если это лицо докажет, что оно при исполнении функций органов управления или учредителя (участника) юридического лица фактически не оказывало определяющего влияния на деятельность организации (осуществляло функции органа управления номинально), и если благодаря представленным этим лицом сведениям установлено фактически контролировавшее должника лицо и (или) обнаружено скрывавшееся последним имущество должника и (или) контролирующего должника лица. Предоставление такой возможности номинальным руководителям финансово мотивирует их представлять суду доказательства, раскрывающие схему вывода имущества должника, подтверждающие наличие статуса контролирующего должника лицо у иного лица, а также сведения о его имуществе, что позволит впоследствии исполнить судебный акт о привлечении к субсидиарной ответственности. Руководитель должника, полномочия которого прекращены задолго до банкротства, не освобождается от субсидиарной ответственности в случае, если в его действиях содержится состав правонарушения.
Так, судом требования кредиторов о привлечении к субсидиарной ответственности по обязательствам должника его бывшего руководителя были удовлетворены, так как активными действиями этого лица создана ситуация, при которой уполномоченный орган длительное время объективно был лишен возможности принять решение о взыскании задолженности за счет имущества общества, без которого налоговая инспекции не могла по независящим от нее обстоятельствам инициировать возбуждение процедуры банкротства должника [26].
Контролирующее же должника лицо, вследствие действий и (или) бездействия которого невозможно полностью погасить требования кредиторов, не несет субсидиарной ответственности, если докажет, что его вина в невозможности полного погашения требований кредиторов отсутствует. Такое лицо не подлежит привлечению к субсидиарной ответственности, если оно действовало согласно обычным условиям гражданского оборота, добросовестно и разумно в интересах должника, его учредителей (участников), не нарушая при этом имущественные права кредиторов, и если докажет, что его действия совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов.
В целом за последние годы субсидиарная ответственность в делах о несостоятельности (банкротстве) как механизм привлечения контролирующих лиц демонстрирует положительную динамику по всем основным показателям. Законодательные поправки расширяют возможности применения механизма субсидиарной ответственности. Кроме того, при ужесточении ответственности органов управления должника следует ожидать развития практики страхования ответственности представителей органов управления (страхование профессиональной ответственности).
Следует отметить, что основанием для субсидиарной ответственности является не столько то, что лицо причинило убыток кре-
диторам, сколько то, что это лицо своими действиями отрицало субъектность должника, принимая решения за него без учета самостоятельности в обороте. Субсидиарная ответственность наступает потому, что выявляется истинный субъект отношений, у которого присутствуют фактические полномочия, возможность и намерение их осуществлять в том числе за счет имущества должника (конкурсной массы) в ущерб интересам кредиторов.
Также заметна тенденция отказа от формальных критериев при определении того, является ли лицо контролирующим, при оценке возможности лица влиять на принятие решений должником, и особое значение придается критерию существенности, используемому при оценке влияния действий контролирующего лица на поведение должника. Посредством введения таких оценочных категорий, как «существенный вред», «стандартная управленческая практика», «экономическая обоснованность» и т. п., не имеющих четкого определения, Верховный Суд Российской Федерации значительно расширил сферу судебного усмотрения по обозначенной категории дел.
ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИСТОЧНИКИ
1. О несостоятельности (банкротстве) : Федеральный закон от 26 октября 2002 года № 127-ФЗ (с изменениями и дополнениями). Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
2. Зайцева О. Ю. Механизм управления банкротством предприятия // Актуальные направления научных исследований XXI века: теория и практика. 2017. Т. 5. № 3 (29). С. 233-237.
3. О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях : Федеральный закон от 29 июля 201 7 года № 266-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
4. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) : Федеральный за-
кон от 30 ноября 1994 года № 51-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
5. О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве : постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2017 года № 53 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2018. № 3.
6. Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 2 июня 2014 года № Ф09-2321/14 по делу № А60-16899/2010. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
7. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 9 октября 2019 года № 309-ЭС1 4-8741 по делу № А60-49801/2013. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
8. О рынке ценных бумаг : Федеральный закон от 22 апреля 1 996 года № 39-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
9. Об обществах с ограниченной ответственностью : Федеральный закон от 8 февраля 1998 года № 14-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
10. Мингазова А. М. Субсидиарная ответственность при банкротстве организации: кто теперь будет отвечать за банкротство должника? // Вестник экономики, права и социологии. 2018. № 1. С. 100-103.
11. Решение Арбитражного суда Ивановской области от 23 сентября 2015 года по делу № А17-4409/2015. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
12. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 26 мая 2017 года № 306-ЭС16-20056(6) по делу № А12-45751/2015. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
13. Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 9 июля 2018
года № 07АП-11405/2014 по делу № А45-16913/2014. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
14. Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации : Федеральный закон от 24 июля 2002 года № 95-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
15. Одинцов С. В. Оспаривание сделок должника: сравнительно-правовые аспекты, доктринальное толкование и правоприменительная практика // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2013. № 12. С. 49-57.
16. Попондопуло В. Ф., Силина (Слеп-ченко) Е. В. Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве // Судья. 2018. № 4. С. 34-40.
17. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) : Федеральный закон от 26 января 1996 года № 14-ФЗ. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
18. Гутников О. В. Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве: общие новеллы и недостатки правового регулирования // Предпринимательское право. 2018. № 1. С. 48-60.
19. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 4 июля 2016 года по делу № 303-ЭС16-1164(1,2), № А24-2528/2012. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
20. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 11 июля 2017 года № 307-ЭС16-21419 по делу № А56-42909/2014 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2018. № 4.
21. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2017 года № 305-ЭС17-13674 по делу № А40-153469/2016. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
22. Постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 24 июля
2015 года № 20АП-3782/2015 по делу № А68-1055/2014. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
23. Постановление Федерального арбитражного суда Центрального округа от 30 января 2014 года по делу № А23-4643/10Б. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
24. Постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 23 июля 2014 года по делу № А62-6371/2012. Документ опубликован не был. Доступ из спра-
* *
вочной правовой системы «Консультант-Плюс».
25. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 7 ноября 2014 года № Ф04-10700/2014 по делу № А67-1388/2012. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
26. Определение Верховного Суда Российской Федерации от 16 мая 2018 года № 308-ЭС17-21222 по делу № А32-9992/2014. Документ опубликован не был. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
Окончание. Начало на с. 67
С учетом малого удельного веса проектов у девелоперов, находящихся в группе риска, специалисты компании прогнозируют, что подмосковную «загородку» ожидает уменьшение предложения не более чем на 5-7%.
«Сейчас доля объектов с застройкой на загородном рынке составляет лишь 27%, а готового жилья насчитывается и вовсе 5%, - отмечает директор Департамента загородной недвижимости ИНКОМ-Недвижимость Антон Архипов. - В обозримой перспективе реформа долевого строительства может сделать дефицит таких проектов на "загородке" еще более явственным, но все-таки не критичным».
Удорожание себестоимости строительства в форматах таунхаусов и МЖД способно повысить их средний ценник на 7-10%, впрочем, это еще не означает, что спрос на такие объекты упадет.
«Если цены на жилье в новостройках будут расти, как сейчас предполагают эксперты в отрасли, то все больше покупателей будут обращать свое внимание на загородный сегмент, в особенности на максимально приближенные к "квартирному" формату таунхаусы и МЖД, - считает Антон Архипов. - В первую очередь это касается тех локаций, где стоимость квадратного метра в ЖК намного выше, чем на "загородке", например, в Новой Москве, где ценовая разница достигает 30%».
Если говорить о целевых группах клиентов, которые могут перейти с городского рынка на загородный, то главным образом это потенциальные покупатели двух- и трехкомнатных квартир в новостройках Подмосковья, желающие получить больше жилого пространства без увеличения бюджета: располагая 6-8 млн руб., они могут приобрести комфортабельный таунхаус площадью 110-130 кв. м или квартиру аналогичного метража в МЖД.
«Я думаю, что в среднесрочной перспективе переход на эскроу-счета может даже сыграть "загородке" на руку, - подытоживает Антон Архипов. - Изменившиеся реалии рынка способны привлечь в загородный сегмент новых покупателей, а также тех застройщиков, которым будет сложно продолжать вести свою деятельность в многоквартирном формате».
Информация предоставлена пресс-центром компании ИНКОМ-Недвижимость
