как в ситуации с задержанием и выдачей Туркменистану оставшихся на свободе соратников Шихмурадова по неудавшемуся заговору против Туркменбаши, так и в истории хищения денег со счетов туркменского Центробанка. Напомним, что значительная часть из украденных свыше 40 млн. долл. осела в России. Во всяком случае, так утверждают туркменские сыщики, по словам которых, для окончательного раскрытия преступления и возврата денег Ашхабаду «немного нужно, но это "немного" упирается в политическое решение».
Двусмысленность политики России в отношении Туркменистана весьма ярко проявилась в таком факте. Публикуя материал о признательных показаниях Бориса Шихмурадова, одна из российских газет предпослала статье совершенно неадекватный ее содержанию заголовок "Борись, Борис!". При этом газета поместила на первой полосе огромный портрет человека, который в те же дни в Ашхабаде подтвердил свою главенствующую роль в покушении на туркменского лидера и попытке госпереворота, которого Верховный суд Туркменистана признал особо опасным преступником. Вероятно, столь некорректный выпад газеты в адрес законной власти Туркменистана объясняется элементарным наличием в ее руководстве друзей Шихмурадова по его учебе в МГУ или работе в бывшем АПН. Или в ходу известный принцип "своих не сдают"? Возможно. Беда только в том, что этот обычный для секретных служб принцип не всегда хорош для большой политики...
"Версия", М., 13-19января 2003 г.
СТРОИТЕЛЬСТВО ТРАНСАФГАНСКОГО ГАЗОПРОВОДА ПОМОЖЕТ США ЗАКРЕПИТЬСЯ В РЕГИОНЕ
Четыре года пребывал в коме проект создания трубопровода для транспортировки туркменского газа через Афганистан в Пакистан и Индию. И вот — счастливое возрождение. 30 мая 2002 г. в Исламабаде при активной политической поддержке со стороны США президент Туркменистана Сапармурат Ниязов, глава переходного правительства Афганистана Хамид Карзай и президент Пакистана Первез Мушарраф подписали меморандум о строительстве газо- и нефтепровода. А через два месяца после этого события Азиатский банк развития принял решение приступить к подготовке ТЭО и к
планированию обеспечения финансовой стороны этого проекта. Однако по состоянию на конец ноября 2002 г. перспективы проекта так и не прояснились. Подписание рамочного межгосударственного соглашения по созданию газопровода по инициативе пакистанского президента отложено на конец года. В качестве одной из причин такого решения можно назвать активизацию альтернативного с точки зрения Пакистана и Индии транспортного проекта — строительства газопровода с иранского месторождения Южный Парс, одним из участников разработки которого является "Газпром".
Туркменистан располагает доказанными запасами природного газа в объеме 2,4 трлн. куб. м, нефти — около 0,5 млрд. т. Разведанные ресурсы (сосредоточенные в основном на шельфе Каспия) оцениваются в 1617 млрд. т н. э., в том числе 11-12 млрд. т жидких углеводов и 5,5-6 трлн. куб. м газа.
Однако в полной мере воспользоваться таким богатством эта среднеазиатская республика на сегодняшний день не в состоянии. Мощность существующих газопроводов ограничена, и транзитные страны имеют отличные переговорные позиции по закупочным ценам на туркменский газ, тарифам на его транспортировку, а главное — не выпускают этот газ на европейский рынок, где цены, как известно, гораздо выше, чем на просторах бывшего СССР. Ситуация складывается таким образом, что основные перспективы роста производства газа в Туркменистане сейчас связываются с дефицитом "голубого топлива" в России. В этом году Россия в лице "Газпрома" планирует заключить с Туркменистаном долгосрочное соглашение о закупках 20-30 млрд. куб. м газа в год. Но даже если сделка состоится, для Туркменистана это не станет решением всех проблем.
Оценивая перспективы наращивания газодобычи в Туркменистане, необходимо также учитывать перспективы развития газодобычи в остальных среднеазиатских странах, которые конкурируют с Туркменистаном за рынки сбыта и транспортные мощности. Только Казахстан к 2010 г. планирует увеличить добычу газа до 80 млрд. куб. м в год, из которых большая часть будет экспортироваться. При этом, с точки зрения экспорта, казахстанский газ занимает более выгодное географическое положение. Поэтому совершенно неудивительно, что с момента обретения независимости в 1992 г. туркменские власти ищут варианты диверсификации экспорта "голубого топлива". На сегодня проектов такого рода насчитывается почти десяток. В числе приоритетных и достаточно серьезно проработанных — строительство газопровода в западные ре-
гионы Китая, через Иран — на юг или в Турцию, трансафганский и транскаспийский газопроводы.
Практической реализации любого из перечисленных проектов препятствует ряд объективных политэкономических факторов. Например, главная проблема трансафганского газопровода — риски, связанные с перманентной войной в Афганистане. Тем не менее именно этот маршрут изначально рассматривался и рассматривается иностранными (в первую очередь — американскими) энергетическими компаниями как наиболее подходящий для доставки туркменского газа на мировые рынки. В книге "Великая шахматная доска" З.Бжезинский пишет: "Толчок в экономическом развитии Азии уже порождает огромное давление в плане изучения и эксплуатации новых источников энергии, а, как известно, в недрах Средней Азии и бассейна Каспийского моря хранятся запасы природного газа и нефти, превосходящие месторождения Кувейта, Мексиканского залива и Северного моря. В связи с доступом к этим ресурсам и участием в потенциальных богатствах этого региона возникают цели, которые возбуждают национальные амбиции, мотивируют корпоративные интересы, вновь разжигают исторические претензии, возрождают имперские чаяния и подогревают международное соперничество". Десятилетняя история трансафганского газопровода наглядно иллюстрирует правоту известного американского геополитика. Она, а точнее — история интересов США в проекте, достаточно четко делится на четыре этапа.
На первом этапе — с начала 1992 по середину 1995 г. — его главной движущей силой была небольшая аргентинская компания "Bridas", которая начинала осваивать месторождение Яшлар. В проекте трансафганского газопровода образца первой половины 90-х именно это месторождение рассматривалось в качестве его основной сырьевой базы. Американское участие в судьбе туркменского газа на данном этапе было опосредованным, однако прослеживалось весьма четко. В начале 90-х американская "Enron" совместно с "General Electric" и "Bechtel" подписывает с индийскими властями меморандум о намерениях по строительству в городе Дабхол электростанции комбинированного типа мощностью 2184 МВт стоимостью 3 млрд. долл. (Dabhol Power Project.) В 1994 г., несмотря на то, что Всемирный банк из-за очень высокой себестоимости электроэнергии признает проект нежизнеспособным, "Эксимбанк" США предоставляет на строительство станции заем в 305 млн. долл. Обоснование столь странного на первый взгляд поступка — уверенность в скором появлении в Индии дешевого газа из Туркменистана.
Второй этап истории трансафганского проекта начался октябре 1995 г., когда Туркменбаши подписал контракт на строительство газопровода с американо-саудовским консорциумом "UnocaTV'Delta". Одновременно происходит закат туркменской эпопеи "Bridas", которая в итоге потеряла не только проект строительства газопровода, но и свои добычные активы в республике. В октябре 1997 г. под реализацию трансафганского проекта создается консорциум "CentGas", в котором "Unocal Corporation" получает 46,5%, "Delta Oil Company" -15, правительство Туркменистана - 7%. Кроме того, в консорциум вошли японские "Indonesia Petroleum"' (6,5%) и ITOCHU "Oil Exploration@ (6,5©, корейская "Hyundai" (5%) и пакистанская "Grescent Group" (3,5%). Оставшиеся 10% были зарезервированы для «Гаспрома», который обещал оформить свое участие в проекте "в ближайшее время". Однако "Газпром" так и не присоединился к "CentGas". Возможно, просто не успел, поскольку консорциум реально просуществовал менее года — уже в августе 1998 г. "Unocal" официально заявила о приостановлении своего участия в данном проекте, а в декабре того же года и вовсе вышла из консорциума. Свое решение американская компания, естественно, мотивировала оптимизацией инвестиционного портфеля, но, скорее всего, причина сворачивания проекта трансафганского газопровода во второй половине 1998 г. лежала в чисто политической плоскости. С середины 1995 г. (что совпадает по времени с активизацией "Unocal" в Туркменистане) США предпринимают попытки привести к власти в Афганистане управляемое правительство, которое, в частности, смогло бы обеспечить приемлемый уровень безопасности газопроводного проекта. Не является секретом, что Вашингтон в то время сделал ставку на движение "Талибан". Во многом благодаря политической и финансовой поддержке США в 1996 г. "Талибан" занял Кабул и стал единственной властью в стране. Но талибы во власти, очевидно, не оправдали надежд американских геополитиков — в Афганистане в итоге развернули свою деятельность не строители американского газопровода, а антиамерикански настроенный Усама бен Ладен со товарищи. Понятно, что при таком повороте событий "Unocal", как американская компания, была просто вынуждена отказаться от своих планов относительно афганского транзита.
Третий этап истории трансафганского газопровода есть история транскаспийского газопровода: разработка Транскаспия была форсирована с подачи США в 1998 г., когда стало понятно, что на трансафганский вариант всерьез рассчитывать не стоит. И еще одна
деталь: ТЭО проекта разрабатывала "Enron", а оператором строительства Туркменбаши назначил компанию PSG, совместное предприятие компаний "General Electric" и "Bechtel". Именно эти компании были задействованы в создании электростанции в Дабхоле. Вряд ли здесь имело место случайное совпадение. Перечисленные компании к своей выгоде занимались практической реализацией американской геополитики в регионе, и контракты в рамках Транскаспия могли быть своего рода отступными за индийскую электростанцию, которая в случае реализации транскаспийского проекта, очевидно, не могла более рассчитывать на туркменский газ со всеми вытекающими из этого последствиями. Но и этому проекту не суждено было реализоваться. Несмотря на присоединение к нему "Shell", обещавшей "работать в Туркменистане три ближайших десятилетия", инвестировать в строительство газопровода, а также подготовить необходимую ресурсную базу к началу его эксплуатации, дальше разговоров дело так и не продвинулось. Причин провала Транскаспия так много, что проект, похоже, изначально был обречен: от конфликта между Туркменистаном и Азербайджаном по поводу квот в газовом трафике и статуса Каспия до неготовности Турции и европейского рынка принять туркменский газ. Получилось, что этот проект, сколь активно лоббировавшийся США, столь же необходимый для Туркменистана, не принес ничего, кроме дополнительного раздражения Туркменбаши, для которого европейский рынок гораздо более привлекателен, чем индийский, а Турция — гораздо более надежная транзитная страна, чем взрывоопасный Афганистан и политически нестабильный Пакистан. Ниязов во второй раз после ухода "Unocal" убедился, что эффективная внешняя политика США — миф, подпитываемый громкими, но пустыми заявлениями, активными, но непродуманными действиями, готовностью оказывать оперативную, но несущественную финансовую поддержку. Неудивительно, что когда "Газпром" в конце 1999 г. предпринял очередную попытку договориться о поставках газа на взаимовыгодных условиях, Ашхабад не был столь же непреклонен, как раньше, когда питал надежды на скорое избавление от газотранспортной зависимости от России.
Началом четвертого и последнего на сегодняшний день этапа истории трансафганского проекта стал успех контртеррористической операции американских войск и их союзников против "Талибана" и формирование переходного правительства в Афганистане в конце 2001 г. У газопровода тем самым появился новый гарант безопасно-
сти, и в мае 2002 г. руководители Афганистана, Пакистана и Туркменистана поставили свои подписи под меморандумом о строительстве трубы. Надо сказать, что отношения Ашхабада и Вашингтона к этому времени были уже основательно импорчены. Американцы обвиняли туркменские власти спользовать территорию в Туркменистане, а также официальные заявления "Unocal" о том, что компания в обозримой перспективе не собирается возвращаться в трансафганский проект.
Особенностью ситуации, сложившейся на сегодняшний день, является тот факт, что после падения режима талибов Вашингтон может позволить себе участие в проекте в роли "серого кардинала", не выходя из тени. И пассивность "Unocal" здесь никого не должна вводить в заблуждение. По большому счету эта компания вернулась в регион еще в декабре 2001 г., после того как руководителем временного правительства Афганистана был назначен Хамид Карзай, а спецпредставителем президента США в Афганистане — Салмай Ха-лилзаде. И первый и второй напрямую связаны с "Unocal" — в 90-х годах они являлись консультантами компании на переговорах с "Талибаном". При этом, как сообщают западные СМИ, в 80-е годы Карзай считался "ценным кадром" ЦРУ, а Халилзаде работал в Госдепартаменте США и в RAND Corp. — своего рода "мозговом центре" правительства США. В настоящее время Халилзаде входит в Совет национальной безопасности США.
Отсюда вытекает вполне логичный вывод — глава временного афганского правительства, подписывая майское соглашение о возрождении трансафганского газопровода, фактически представлял интересы "Unocal" и Вашингтона. Что же касается официального появления "Unocal" в проекте, то оно, скорее всего, состоится не сразу — сейчас это будет лишь связывать корпорации руки. Для полноты картины стоит вспомнить про электростанцию в Дабхоле. В июне 2001 г. по инициативе индийского правительства ее строительство все-таки было остановлено. Очевидно, в Дели к этому времени окончательно разуверились в возможности обеспечить конкурентоспособность новой станции за счет поставок дешевого сырья. Осенью 2002 г. вице-президент США Дик Чейни провел ряд встреч с индийским руководством: в качестве компромиссного варианта Индии предлагалось выкупить недостроенную электростанцию за 2,3 млрд. долл. Банкротство "Enron" — лидера проекта "Dabhol Power" — спутало все планы Белого дома...
По состоянию на конец ноября 2002 г. можно только сказать, что газопровод без долгосрочного и гарантированного рынка сбыта не интересен инвесторам, в свою очередь проект строительства электростанции без дешевого сырья вряд ли состоится. Поэтому строительство газопровода и электростанции, вероятно, будет осуществляться параллельно и завершится примерно к одному сроку. Не исключено, что новые акционеры индийского проекта будут иметь доли участия в газотранспортном и наоборот.
Создание трансафганского газопровода напрямую затрагивает корпоративные интересы российских нефтегазовых компаний и национальные интересы России.
Трудно сказать, на что рассчитывал "Газпром" в 1997 г., давая предварительное согласие на присоединение к "СепЮав", но на сегодняшний день этого направления развития в повестке дня российской компании нет. Более того, с точки зрения газового баланса появление у Туркменистана нового транспортного маршрута России не выгодно — за счет среднеазиатского газа "Газпром" рассчитывает удовлетворять растущий спрос на фоне спада объемов собственной добычи (по крайней мере, пока этот спад не удастся преодолеть).
Как же Россия может снизить вероятность реализации трансафганского проекта? Вариантов здесь довольно много. Сегодня интересы нашей страны в данном вопросе защищаются по двум основным фронтам. Первый из них — это "связывание" ресурсного потенциала среднеазиатских стран долгосрочными экспортными контрактами и участие в проектах по добыче газа в Туркменистане. Россия, как уже говорилось, намерена подписать долгосрочное соглашение с Туркменистаном о поставках газа и, таким образом, забронирует доступ к его излишкам.
Второй фронт противодействия трансафганскому газопроводу — участие в альтернативных ему проектах организации доставки сетевого газа в Пакистан и Индию. Здесь центральное значение имеет проект экспорта в Индию иранского газа с месторождения Южный Парс в Персидском заливе, который должен осуществляться по трубе, проложенной через прибрежные воды Пакистана (учитывая напряженность в отношениях между Индией и Пакистаном, только подводный вариант может устроить Дели). Оператором освоения Южного Парса является "ТЫаШтаЕЦ-" (40% участия в консорциуме). По 30% имеют "Газпром" и малайзийская "Ре^опав". По состоянию на конец ноября 2002 г. консорциум достиг предварительного соглашения с
Национальной компанией Ирана по экспорту газа, подписал меморандум о взаимопонимании с Министерством нефти и природных рескрсов Пакистана. В скором времениожидаетсяодисаниеаналогичногодокумента с иднийской стороной. На сегодняшний день стоимость строительства подводного газопровода с Южного Парса в Индию предварительно оценивается в 3,5 млрд. долл. Это минимум на 1 млрд. дороже, чем смета (тоже предварительная) трансафганского газопровода. Вместе с тем данная разница отчасти будет компенсирована за счет расходов на обеспечение безопасности. В трансафганском проекте без них, очевидно, не обойтись как на стадии строительства, так и на стадии эксплуатации газопровода. Сравнивая эти проекты, необходимо также учитывать фактор "американского присутствия". Возможно, для Пакистана и Индии с этой точки зрения проект, предложенный консорциумом Южного Парса, в котором нет ни американских компаний, ни американских интересов, выглядит предпочтительнее, нежели "насквозь американский" трансафганский проект.
Как бы то ни было, но подписание очередных соглашений по трансафганскому газопроводу отложено на конец года. Следовательно, шансы иранского варианта растут, а вместе с ними — шансы на то, что Россия в обозримой перспективе по-прежнему будет контролировать сбыт туркменского газа.
* * *
Если с точки зрения корпоративных интересов создание трансафганского газопровода — самодостаточная цель, то с позиций национальных интересов США — это всего лишь инструмент для решения более масштабных задач, далеко выходящих за рамки Каспийского региона. Одним из последствий терактов в Нью-Йорке стало превращение саудовской нефти из политически "стабильной" в крайне "ненадежную". Результаты слушаний на тему "Нефтяная дипломатия: Мифы и реалии зависимости от зарубежной нефти", прошедших 20 июня 2002 г. в конгрессе США, показали, что, хотя ОПЕК и играет сегодня основную роль в обеспечении США углеводородным сырьем, страна не является "энергетическим заложником" ближневосточных стран. В то же время, учитывая, что к 2020 г. потребление нефти в США по сравнению с 2002 г. должно увеличиться почти на треть, а зависимость от зарубежных поставок увеличится и составит 62%, главным направлением обеспечения энергетической безопасности США является диверсификация источников углеводородов. При
этом ключевая роль отводится Каспийскому региону, России, Африке.
Наряду с перечисленными регионами в будущей структуре импорта нефти в США существенную роль должен играть Ирак — военная кампания против этой страны отложена, но, как говорится, "еще не вечер". Основной целью дальнейшей экспансии Америки может стать Иран, контролирующий Южный Каспий и имеющий влияние на большинство стран Персидского залива. Если этот план, реализуемость которого хоть и вызывает сомнения, но все-таки не исключена, будет осуществлен, США превратятся в крупнейшую мировую энергетическую империю. Важность присутствия США в нефтегазовых проектах Каспия, Средней Азии и Персидского залива становится очевидной, если принять во внимание прогнозы роста энергопотребления в Китае, Индии и некоторых других азиатских странах. Так, с 1990 г. потребление нефти в Китае удвоилось. Сегодня эта страна является третьим после США и Японии потребителем жидких углеводородов. По оценкам экспертов, если потребление энергии на душу населения в Китае достигнет уровня, сравнимого, например, с Японией (примерно 16 баррелей на человека в сутки — в 2,5 раза меньше, чем в США), то на это уйдет 70% всего мирового объема добываемой сегодня нефти. Что касается потребления природного газа в Китае, то с 1990 по 2001 г. оно выросло более чем в два раза, а к 2020 г. должно увеличиться еще в десять раз и составить 250 млрд. куб м, или 10% от текущей мировой газодобычи. Обострение конкуренции за источники энергии в этих условиях неизбежно. А значит активность США на Каспии и в Персидском заливе имеет смысл рассматривать не только как попытки диверсифицировать свои источники углеводородного сырья, но и как стремление установить контроль над распределением ресурсов в мире в целом.
"Нефть и капитал", М., 2002 г., № 12, с. 60- 64.
Роберт Ланда, доктор исторических наук ИСЛАМО-ЭКСТРЕМИЗМ И РОССИЯ В КОНТЕКСТЕ ОТНОШЕНИЙ ВОСТОК-ЗАПАД
Россия в сложном переплете нынешних взаимоотношений Восток—Запад занимает свое особое место. Как писал еще в 1915 г.