CC BY
30
роза увольнения даже у работающих шахтеров) и безрадостные перспективы дальнейшего существования в условиях сокращающегося рынка труда и невозможности изменить условия жизни (миграции или перехода на предприятия других отраслей). Абсолютное большинство как среди уволенных, так и среди работающих шахтеров (74% в обеих группах респондентов) предпочли бы сохранить свои рабочие места, даже ценой задержек выплаты зарплаты или их неполной выплаты (т.е. фактически они готовы на определенное сокращение оплаты труда). Эти установки заметно выше среднего в таких угольных регионах, откуда трудно выбраться, переехать в более благоприятные места проживания. Например, в Воркуте об этом заявили 86%, в наиболее депрессивных регионах, в Туле — 83% и Приморье — 81%. Ниже всего они у протестующих угольщиков Донбасса (61%), здесь, напротив, сильнее выражена готовность получить все положенное и не ввязываться в какие-либо формы активного протеста и выражения недовольства.
Наблюдается слабая зависимость между протестной активностью, готовностью участвовать в будущих акциях протеста и установками на сохранение прежнего рабочего места при уменьшении зарплаты или ее негарантированных выплатах. Но при этом обратная взаимосвязь между установками на полный расчет и полные выплаты всех пособий и льгот и нежеланием протестовать не прослеживается. Понятно, что среди протестующих или забастовщиков, участников пикетов и других акций озабоченность такими проблемами, как закрытие шахт, безработица, задержки выплат зарплаты и пособий в связи с увольнением, задержки пенсий, выше среднего, для них характерна и более высокая общая тревожность и утрата уверенности в завтрашнем дне. У населения регионов в целом, участвовавшего в митингах и демонстрациях протеста, на первом месте в списке наиболее беспокоящих и острых проблем города или поселка стоят: высокие цены и задержки выплаты зарплаты; у пассивной части населения задержки выплаты зарплаты существенно превосходят любой другой повод для тревоги.
Таблица 13
Личное участие населения в акциях протеста за последние 12 месяцев по угольным регионам
(в % к числу опрошенных)*
Варианты ответов Население угольных региоі гов
1 5' з а. и и £ И' т- р-| к і |- г, ■ к А
Не участвовал ни в одной акции 651 781 651 641 55 | 52
Участвовал в:
демонстрациях, митингах протеста 15 4 17 3 10 9
забастовках 10 5 6 — ' 9
пикетах 4 2 4 — 4 3
блокировании ж/д и автомагистралей 4 2 1 — 4 1
невыходах из шахт - — 1 — — —
голодовках 1 — — — 1 1
захвате административных зданий — — — — 1 1
других акциях 1 - 1 — 3
Данные о затруднившихся ответить не приводятся.
Таблица 14
Личное участие населения и шахтеров всех угольных регионов за последние 12 месяцев в акциях протеста
Варианты ответов Население угольных регионов
в целом раоотающие шахтеры уволенные шахтеры
Не участвовал ни в одной акции 62 49 45
Участвовал в:
демонстрациях, митингах протеста 28 32 41
перекрытии дорог 8 8 12
забастовках и невыходах из шахты, захвате административных здании, голодовках и др. акциях протеста 28 39 44
* Данные о затруднившихся ответить не приводятся.
Из табл. 14 следует, что среди населения всех угольных регионов в целом участвовало в тех или иных акциях протеста менее 40%, среди работающих шахтеров активно выражала свои протест уже половина, а среди угольщиков, уволенных в связи с закрытием шахт, — почти три пятых, причем безработные шахтеры принимали участие в большинстве подобных действий многократно. Судя по данным опроса, можно ожидать усиления поддержки населением активных проявлений протеста. На вопрос: «Если в ближайшем будущем акции протеста будут иметь место, Вы примете в них участие или нет?» утвердительно ответили (по населению угледобывающих регионов) в целом на 6 процентных пунктов больше, чем на вопрос о реальном участии в акциях протеста в течение последнего года. Среди работающих и уволенных шахтеров этот показатель не меняется, а это значит, что в этих группах обозначились мобилизационные пределы протеста. Сравнение данных об участвующих в акциях протеста и не участвующих в них показывает, что основную часть протестующих составляют главным образом шахтеры и квалифицированные рабочие (70%), хотя есть и «бюджетники», занятые в образовании, медицине и т.п. Протестующие — это преимущественно люди среднего возраста (40-50 лет); в то время как среди более пассивной части, особенно среди уволенных в последний год, выше удельный вес (на треть больше, чем в среднем) пенсионеров (в том числе — недавних, т.е. вышедших на пенсию при ликвидации шахты) и молодежи (почти вдвое больше, чем в среднем) с небольшим рабочим стажем, а также служащих. Абсолютное большинство среди участников различных акций протеста составляют мужчины (в среднем 87%.).
Оксана БОЧАРОВА
Стратегии выживания в российской глубинке
Экономические, социальные и культурные сдвиги последних десяти лет изменили жизнь людей повсюду — и в крупных центрах, и в глубинке. Люди из разных социальных групп приспосабливаются к новым условиям, успешность процесса адаптации влияет на их отношение к переменам, на их политические пристрастия и повседневное настроение. В этой статье речь пойдет о стра-
тегиях выживания, которые были выявлены в ходе исследования «Бедность». Цель этого исследования состояла в том, чтобы с помощью специальной методики выяснить, как жители квартала, городка или деревни определяют свое благополучие и неблагополучие, социальную структуру своего сообщества, основные проблемы И распространенные способы адаптации к тяжелым жизненным условиям. Единицей измерения в этом проекте было местное сообщество (community). В исследуемом сообществе проходили групповые дискуссии с местными жителями. В отличие от «классических» фокус-групп в данном исследовании участники могли быть знакомы между собой или быть родственниками, роль ведущего заключалась не только в том, чтобы обсудить с участниками все необходимые темы исследования, но также чтобы в ходе заключительной встречи обсудить и проверить полученные данные с жителями населенного пункта, в котором проводилось исследование. Эта методика соединяет в себе качественные методы и включенное наблюдение (так называемые participatory approaches).
В ходе исследования были получены данные о жизни и мнениях людей в провинции (в основном в так называемых депрессивных регионах). Это позволяет описать и проанализировать способы адаптации населения к условиям массовых невыплат заработной платы и роста безработицы. В настоящей статье речь пойдет о трех населенных пунктах — о деревне в Ивановской области, о шахтерском поселке в Кузбассе и о калмыцком селе, в наибольшей степени соответствующих понятию «сообщество». Кроме того, географические, экономические и культурные различия исследованных сообществ позволили, с одной стороны, продемонстрировать разнообразие способов выживания, а с другой — выявить общие процессы1.
Виды и успешность стратегий выживания в значительной степени зависят от наличия и доступности ресурсов в регионе. Так, в Калмыкии основой выживания стало скотоводство, а в Ивановской области — мелкое, фактически домашнее текстильное производство. Сложность ситуации в шахтерском поселке во многом объясняется тем, что доступ и реализация основного ресурса — угля и горной техники — ограничены.
Подсобное хозяйство: от картошки до отары. Самый распространенный и наиболее часто упоминаемый способ выживания — ведение подсобного хозяйства. Тем не менее, в зависимости от местного контекста, различаются его функция, доля производимой продукции в семейном бюджете или хозяйстве и отношение к нему. Специфическая ситуация сложилась в шахтерских поселках. В Кузбассе, например, подсобные хозяйства. или, как их здесь называют, «мичуринские», составляют основу питания семей, но не становятся товарными. Местные жители, шахтеры, не считают своп занятия сельским хозяйством настоящим выходом из тяжелой ситуации. Большинство населения по-прежнему идентифицирует себя с угольной отраслью, поэтому свой труд на небольших земельных участках шахтеры воспринимают как временную, вынужденную меру. Между тем намечается тенденция аграризации поселков. Участники фокус-групп упоминали о росте случаев обмена благоустроенных квартир на жилье в «частном секторе», полагая, что «так легче за хозяйством смотреть».
1 Автор выражает благодарность Л. Лернеру, Н. Ениколопову и П. Крижевскому за сотрудничество в работе над этим проектом.
В деревне Ивановской области доля людей, занимающихся товарным сельским хозяйством, невелика (по оценкам участников групп, около 15%). Они торгуют картошкой, но основной доход имеют от продажи скота. Несмотря на высказываемое односельчанами уважение к ним, такой способ адаптации не становится приемлемым для большинства их соседей — это слишком тяжело, рискованно и требует больших вложений. Небольшой доход со своих участков имеют пенсионеры — они обладают правом бесплатного проезда на автобусе и в сезон ежедневно ездят в областной центр торговать картошкой и другими овощами. При довольно высокой стоимости проезда в автобусе важным условием для успешной адаптации становится личный транспорт, которым в поселке обладают немногие. По этой причине возможности продать свою продукцию, подработать или даже найти постоянную работу в городе становятся невыгодными: «Там работу предлагают за 300-400 рублей в месяц, а мне на проезд придется половину тратить».
В калмыцком селе доля людей, занимающихся товарным сельским хозяйством, выше, чем в других исследуемых населенных пунктах. Скот, высоко ценившийся и в советские времена, стал сегодня в этом регионе основным ресурсом. Отсутствие живности считается признаком крайней бедности: «Не знаю, как они выживают, у них никакой скотины нет». Для бедных семей и семей со средним достатком скот прежде всего обеспечивает ежедневную пищу — у калмыков преобладает мясомолочная кухня. В более зажиточных хозяйствах скот является ресурсом, использующимся и для других целей. Здесь в наибольшей степени, по сравнению с другими населенными пунктами, распространено товарное сельское хозяйство. Часть семей регулярно продают мясо и молоко, и это служит основным источником дохода. Менее обеспеченные семьи, обладающие ограниченным количеством скота, продают его редко, лишь по необходимости. Все признают, что скот служит показателем благосостояния и средством решения самых разных проблем. Это и знак высокого статуса, и средство урегулирования отношений с властными институтами, и способ социальной мобильности. Вот некоторые характерные высказывания местных жителей:
«Продал корову, есть деньги — можно сына в институт отдавать». «У меня скота не осталось — чем я буду взятку в суд давать?»
Криминальные хроники. Во всех трех населенных пунктах участники групп говорили о полулегальных и внезаконных способах выживания. Самое простое и самое дешевое средство заработать — повсеместно распространенный сбор цветных металлов, по-видимому, постепенно отступает на второй план, поскольку ресурс сам по себе ограничен. Это отмечают и сами жители: «У нас уже все подчистили, нигде металлолома не валяется». Появились другие, более опасные, но и более прибыльные источников дохода. Что касается сбора и сдачи металлолома, то этот способ добывания средств существования становится уделом полумаргинальных групп и среди прочих не совсем легальных способов выживания встречает наибольшее сочувствие и понимание в обществе.
В ходе групповых дискуссий часто говорилось о массовом распространении воровства. Имелись в виду присвоение наиболее ценных для каждого места ресурсов и их дальнейшая перепродажа. Так, в деревне Ивановской области единственной ценностью жителей являются урожаи, выращенные на собственных участках. Соответственно, там распространены кражи из погребов и сараев.
В шахтерском поселке, помимо мелких краж на огородах, стало заметным воровство угля и техники на шахтах. Это происходит как на еще работающих шахтах с помощью подкупа охраны, так и на закрывающихся предприятиях. Такой способ добывания средств, разумеется, доступен шахтерам — многие из них идут на это из-за хронических задержек заработной платы. Воровство на шахтах имеет самые разные масштабы. Многие выносят уголь в сумках или ведрах, чтобы затем продать его и заработать «на ужин домашним». Другие ставят дело более серьезно — на одной из групп рассказывалось о шахтере, купившем грузовик и имеющем помощника—грузчика. В регионе, по словам участников групп, уже сложилась сис— тема торговли краденым углем и оборудованием с шахт. Именно эта система, в представлении респондентов, является основным источником обогащения местных кримп-нальных группировок и связанной с ними элиты.
В калмыцком селе все обычнее становится угон скота. Участники групп жаловались, что из-за этого исчезает привычная для села открытость: «Раньше у нас ко— ровы спокойно на улице паслись, а теперь и курицу за калитку не выпустишь — тут же унесут». Угоном скота, по-видимому, занята в основном молодежь. Среди молодых больше всего безработных, у них нет связей и опыта, чтобы найти постоянную ли временную работу. Несмотря на аресты и суды по делам о кражах скота, угон будет продолжаться и дальше — в республике сложи— лась региональная сеть по угону и перепродаже мяса и шкур, возможно, частично связанная с семейнородственными каналами.
Интересно, что отношение участников групп к вышеперечисленным способам выживания и заработка двоякое. В общем, все эти действия находят понимание и иногда сочувствие, если они осуществляются «простыми людьми», в скромных масштабах — «чтобы прокормить себя и семью», т.е. нацелены именно на выживание в массовом понимании. Но реакция становится обратной, — осуждающей и обвиняющей — если речь идет о тех же действиях со стороны «мафии» пли «начальства», которым не надо выживать, но которые стремятся «разбогатеть и нажиться».
Как и где подработать? Еще одну стратегию выживания можно охарактеризовать словами «подкалымить» и «шабашка», которые широко использовались местными жителями. Так называют все виды временных и сезонных заработков, которые можно найти в округе. Наличие и разнообразие временных заработков зависят от таких факторов, как близость крупных городов, уровень безработицы и экономическая ситуация в регионе, покупательная способность местного населения. Так, по сло— вам участников групп, труднее всего найти временную работу в шахтерском поселке. Это связано с удаленно— стью крупных городских центров, с монопромыш— ленным — угольным — профилем региона и с напря— женностью на рынке труда, с отсутствием «живых» денег у большинства населения. Кроме того, среди шахте— ров распространены массовые настроения подавленности и безысходности, препятствующие поиску временных заработков. Такие настроения объясняются тем, что шахтеры по-прежнему связывают себя с угольной от— раслью и не мыслят способов заработка вне шахты, вне своей профессии. Другие виды труда и способы добыва— ния средств к существованию воспринимаются ими как временные, неподходящие пли незаконные. В общем, подобные настроения характерны и для других исследуемых сообществ, но в шахтерском поселке они проявились в «концентрированном» виде.
В сельских населенных пунктах возможность дополнительных заработков носит преимущественно сезонный характер. В Ивановской области можно подработать на колхозной технике на больших угодьях, принадлежащих более зажиточным местным жителям, мелкими услугами по ремонту и в огородах у пожилых люден в поселке. В Калмыкии есть сезонная работа на стрижке овец и работа чабана в «крестьянских хозяйствах» (так там называют крупные и средние фермерские хозяйства). Однако все временные сельскохозяйственные работы нельзя назвать массовыми, поскольку число зажиточных работодателей невелико по сравнению с количеством незанятых. В исследуемых сельских населенных пунктах в Ивановской области и в Калмыкии напряженность рынка труда частично снимается оттоком в расположенные неподалеку крупные города — Иваново и Элисту, где можно найти подработку в торговле и в малом бизнесе. В этом случае важным ресурсом является наличие и доступность транспорта.
Экономический профиль региона также оказывает влияние на виды временных заработков. Так, в деревне Ивановской области единственная эффективная стратегия выживания связана не с сельским хозяйством, а с текстильной промышленностью. В то время как в городе жалуются на крах крупных текстильных фабрик, в селе создается подобие «рассеянной мануфактуры». Местные предприниматели закупают на складе в городе ткань, привозят ее в село и раздают работу на дом, затем собирают готовую продукцию, расплачиваются с работниками и сами ее продают. Часто швеи сами находят работодателей по объявлению в газете. Прибытие грузовика с тканью — главное событие, его ждут с нетерпением и надеждой, поскольку пошив остается единственным более-менее постоянным источником живых денег.
Институты поддержки. Во всех сообществах респонденты говорили об опоре на неформальные институты и о недоверии к формальным институтам, будь то предприятие, местные власти пли милиция. Формальные институты, по мнению участников групп, не справляются со своими непосредственными обязанностями — задоржпва-ют зарплату, не выплачивают социальные пособия, не следят за порядком и не охраняют собственность. Все формальные институты объединяются в понятие «государство», которому участники дискуссий единодушно отказывают в доверии. Декларируется опора «только на себя, на семью, на близких». Однако эти высказывания едва ли можно трактовать как индивидуализм пли отказ от надежды на помощь со стороны государства и поиски собственной экономической ниши. Чаще всего это означает резкое сокращение потребностей, употребление лишь базовых продуктов питания, ведение почти натурального хозяйства и расчет на социальные выплаты как единственный денежный доход. По данным этого исследования, пенсии во многих семьях являются единственным постоянным источником денег. Таким образом, происходит массовая инверсия семейных ролей — вместо того, чтобы заботиться о пожилых родителях, люди активного возраста зачастую живут за их счет.
Особый характер имеют высказывания участников групп о роли семьи и родственных отношений в Калмыкии. Там традиционные родовые связи не были уничтожены в советское время и теперь становятся основой не только выживания, но и социальной мобильности. Понятие «семья» в Калмыкии не ограничивается малой, нук-леарнои семьей, а означает большую семью, в том числе и самых дальних родственников. Чем ближе степень родства, тем разнообразнее взаимопомощь; но п дальние родственники участвуют в общих семейных событиях
(размер и виды такого участия оговорены традицией, чаще всего это скот или денежный эквивалент, предоставляемые в ключевые лиминальные моменты — рождение, поступление в вуз, свадьба, смерть).
Калмыцкое село, в котором мы побывали, больше всего соответствует понятию «сообщество», в нем лучше всего развиты неформальные институты поддержки, включая семейную и соседскую взаимопомощь. Появились и новые формы неформальной взаимопомощи, такие, как торговля в долг в местном магазине, помогающая, по словам участников групп, выживать в ситуации безденежья и создающая авторитет владельцу магазина. Одновременно, там присутствуют все симптомы пассивного отношения к кризису — жалобы на невыплаты зарплаты в селе, выживание за счет пенсий п т.д. Все это позволяет говорить о том, что в Калмыкии после распада советской системы, наряду с типичными для всей России проблемами и фантомами постсоветского существования, произошла активизация традиционных ценностей и институтов. Точнее, здесь следует говорить о традиционалистских явлениях как своеобразной реакции на реформы — это заметно как в социальных и экономических отношениях на местах, так и в официальной пропаганде буддизма.
Общие выводы. Данные, полученные в ходе этого исследования, позволяют сделать некоторые выводы о стратегиях выживания в провинциальной России. Говорить о стратегиях, т.е. о продуманных эффективных системах адаптации к новым условиям, можно лишь в редких случаях. Это объясняется тем, что большинство людей в условиях безработицы и безденежья воспринимают свое нынешнее существование как анормальное и временное. Потеря ими материального и социального статуса произошла в течение последнего десятилетия, их бедность еще нельзя назвать структурной. Нормой существования для многих из них является не жизнь богатых или благополучных людей «сегодня», а их собственная, уже сильно мифологизированная, жизнь «вчера», в советские времена. Именно этот, во многом субъективный, фактор служит препятствием для успешной адаптации. Можно различать две поведенческие линии — на коллективном уровне, в группе люди склонны жаловаться и акцентировать негативные стороны действительности, а на индивидуальном говорят о своем опыте адаптации и выживания.
Большую роль в формировании эффективных стратегий выживания играют социальные механизмы поддержки ц взаимопомощи. В деревне Ивановской области достаточно слабые для сельского сообщества социальные связи компенсируются складывающимися неформальными экономическими отношениями. В шахтерском поселке, по всей видимости, не сложилось механизмов поддержки вне государства пли производственных учреждений, и это негативно повлияло на степень адаптации местного сообщества к кризису.
Еще один элемент стратегий выживания — изменения в определении семейных ролей. Кроме уже отмеченного массового характера инверсии во взаимоотношениях пожилых родителей и взрослых детей, происходят также изменения в ролях мужа и жены. Несоответствие роли «кормильца семьи» вызывает фрустрацию у мужчин и недовольство у женщин. В селах бюджетная сфера остается единственным местом работы, где платят хотя и малые, но живые деньги, а там заняты в основном женщины. По этой причине происходит постепенное, но неизбежное перераспределение ролей внутри семьи.
РЕТРОСПЕКТИВА
Вера НИКИТИНА
Парламент России и российские граждане
Россия вновь в преддверии парламентских выборов. Десять лет назад выборы народных депутатов СССР и их съезды (особенно первый) произвели сильное впечатление на общественное сознание. В исследовании «Новый год». посвященном итогам 1989 г., эти события назвали важнейшими 93% опрошенных россиян. Больше ни разу интерес к парламентским выборам не достигал такой высокой отмет— ки. Равно как больше никогда парламент не пользовался таким доверием у своих избирателей. И никогда впоследствии на парламент не возлагались такие надежды. Достаточно сказать, что, по мнению респондентов, при решении главных задач для жизни России следует надеяться прежде всего на съезд народных депутатов и Верховный Совет (26%). а потом уж на правительство (17%). Что же касается коммунистической партии (напомним, что в то время она, и только она, была у власти) — на нее уповало лишь 3% опрошенных (российская выборка, декабрь 1989 г.).
По данным опроса, проведенного в конце того же 1989 г. (российская выборка, N=770 человек, в процентах от общего числа опрошенных), Верховному Совету СССР доверяли — полностью или частично — 884 опрошенных и только 8% отказывали ему в доверии (4% затруднились дать определенный ответ на соответствующий вопрос).
Доверие к республиканскому парламенту в то время было несколько ниже, но и ему доверяли две трети (68'/(). Более низкий уровень в данном случае вполне объясним тем, что тогда население не придавало большого значения республиканским Верховным Советам (во всяком случае, российскому): главным был союзный.
С 1991 г., когда Верховный Совет России возглавил Б. Ельцин (в те времена пользовавшийся поддержкой значительной части населения), российский парламент воспринимается гражданами как вполне самостоятельный государственный орган, имеющий большое политическое значение, но тем не менее ему не удается достичь той меры доверия, которой пользовался Верховный Совет СССР. Вот какие1 результаты были получены в конце 1991 г. (российская выборка, N=658 человек).
Таблица 1
Доверие избирателей к Верховному Совету, 1991 г.
(в % от числа опрошенных)
Варианты ответов Доверие к Верховному Совету
СССР России
Вполне доверяю і;і 20
Не вполне доверяю 37 :ї5
Совсем не доверяю 28 25
Затруднились ответить 22 20
Доверие к союзному парламенту резко упало, что скорее всего связано с доверием к союзной власти вообще (в это время Б. Ельцин уверенно набирал очки, соответственно, М. Горбачев их терял). Но замеч'пм, что доверие к парламенту России отнюдь не росло, напротив, снижалось, поскольку в это время Верховный Совет России никак себя не проявлял, а Ельцин уже не был его главой — он был избран президентом России и увел рейтинг доверия за собой.
СССР доживал в это время свои последние дни. Все чаще в прессе и обществе обсуждалась проблема, каким должно быть политическое и государственное обустройство России. Все чаще поднимались голоса в пользу роспуска Верховного Совета и создания новых выборных органов власти. Еще летом 1991 г., до августовского путча II тем более после, многие россияне (около 50% по данным несколь-
