CC BY
37
СТИЛИСТИЧЕСКАЯ РЕДУКЦИЯ В ИНТЕРИОРИЗОВАННОМ ДИСКУРСЕ
Интериоризованный дискурс, внутренняя речь, стилистическая редукция, кодовое перечисление, заместительные слова, междометия, стилистически значимое многоточие.
Интериоризованный дискурс в нашем понимании представляет собой модель внутренней речи героя художественного произведения, создаваемую автором данного произведения. В понятие интериоризованного дискурса мы также включаем внутренние мысли и переживания героя, представленные автором художественного произведения. Исследование смысловых и языковых особенностей интериоризованного дискурса представляется актуальным, так как в современной художественной литературе наблюдается тенденция значительного увеличения роли такого рода дискурса. Современные авторы ищут новые способы более полного раскрытия образа персонажа через передачу его внутренних «мыслей-эмоций» [Шаховский, 2008, с. 246-248].
Смысловые особенности интериоризованного дискурса находят отражение в его языковых особенностях. Л.А. Гоготишвили, анализируя творческое наследие П. Флоренского, указывает на такие характеристики «новых типов дискурса», как «многоцентренность, неединственность и подвижность точек зрения», которые наиболее ярко находят выражение в рассматриваемом нами интериоризованном дискурсе: «Вряд ли имеет смысл убеждать кого-либо, что проблема обновления дискурсивных стратегий, в том числе и философской, стала в последнее время доминирующей для гуманитарного мышления. Многие идеи Флоренского из этой сферы вошли в активно действующий терминологический обиход, прежде всего — те словесные модификации обратной перспективы, которые связываются с много-центренностью, неединственностью и подвижностью точек зрения в новых типах дискурса» [Гоготишвили, 2010, с. 115]. На наш взгляд, увеличение доли интериоризованного дискурса в современной художественной литературе можно рассматривать как одну из стратегий обновления дискурса, которая способствует более полному раскрытию образа и творческого замысла автора.
С. Хоружий анализирует смысловые особенности «потока сознания» в романе Дж. Джойса «Улисс», которые также могут быть применены к интериоризованно-му дискурсу. Он указывает на такие смысловые явления, как устранение автора из повествования, смысловая многозначность, недосказанность, отказ от иерархии жанров, плюрализм дискурсов, хаос и алогизм, освобождение, автономизация хронотопа, обрывочность, стремление вкладывать главный смысл в малозаметные детали, монтажность и др. [Хоружий, 1994].
Естественно, что все эти сложные смысловые явления интериоризованного дискурса не могут не выражаться в виде его многочисленных языковых особенностей, таких, например, как обрывающиеся фразы, короткие предложения, лексические и грамматические повторы, вопросительные конструкции, поэтические формы, неологизмы, намеренное искажение первоначальной формы слова, иноязычные элементы, звукоподражание, нарушение правил пунктуации, нарушение разделения на фразы, смешение стилей и регистров.
В данной статье достаточно подробно рассмотрим некоторые стилистические особенности интериоризованного дискурса, связанные с редукцией языковых элементов. Эти особенности в большей степени отражают такие смысловые свойства интериоризованного дискурса, как недосказанность, обрывочность.
1. Кодовое перечисление
Помимо обыкновенного перечисления, которое встречается во всех типах дискурса, в интериоризованном дискурсе используется в основном номинативное перечисление ключевых слов или заголовков, за которыми стоят глобальные мыслительные конструкты. Персонаж пытается вспомнить или осознать какие-либо события или переживания. В этих случаях номинативные единицы выступают как определенный план или шифр, в котором закодирована информация, личностно значимая для персонажа. В кодовом перечислении находят отражение наиболее полно такие смысловые особенности интериоризованного дискурса, как его обрывочность и монтажность.
Л.А. Гоготишвили говорит о сложности разворачивания слова в дискурс: «Алгоритм» развертывания слова в дискурс предполагает не только заполнение лексико-валентных и синтаксических векторов, но и движение практически во всех смысловых направлениях (аксиологических, социальных, подсознательных, волевых и пр.), поскольку сами слои семемы имени, которые подвергаются раскур учи-ванию, образуются, по Флоренскому, путем разного рода социально-исторических отложений, изменений и наслоений в значении слова [Гоготишвили, 2010, с. 123]. При кодовом перечислении за одним словом стоит дискурс. Читателю требуется больше усилий и определенной образовательной, духовной подготовки, чтобы развернуть кодовое слово в дискурс и понять авторское намерение.
Например, в приведенном ниже отрывке главная героиня Лика Вронская анализирует новостные разделы, в которых упоминается великий классик, и приходит к выводу о том, что интерес к творчеству Достоевского у современников очень высок.
А еще — Федор Михайлович просто лидирует по упоминанию в новостях. «Продажи романов Достоевского бьют все рекорды». «Готовится к изданию полное собрание сочинений Достоевского». «Известный режиссер намерен снять новую версию "Идиота"».
«Идиот этот режиссер, - думала Вронская, просматривая заголовки. - Зачем после экранизации Бортко делать такой проект? Все равно выше его планки не прыгнешь...» [Тарасевич, 2008, с. 278].
В этом отрывке видно, как слово «идиот» разворачивается в целый дискурс во всех смысловых направлениях: подсознательных (непроизвольная ассоциация названия книги «Идиот» Достоевского с прямым значением этого слова в сознании героини), социальных (популярность творчества Достоевского в Санкт-Петербурге, где происходит действие романа), аксиологических (высокая оценка главной героиней творчества Достоевского и фильма Бортко) и пр., раскрывая все социальноисторические наслоения в значении этого слова.
Кодовое перечисление характерно для интериоризованного дискурса с преобладанием понятийной составляющей, так как осознанный анализ объемной информации требует работы с кодовыми системами.
2. Заместительные слова и междометия
Часто в интериоризованном дискурсе какое-нибудь короткое слово может заменять целый спектр мыслей и эмоций. Например, в следующем отрывке главная ге-
роиня Ира выражает смешанные чувства по поводу увиденного ею в кладовке огромного паука. В одном восклицании «Фу-ты!» можно прочитать такие эмоции Иры, как страх, брезгливость, досада по поводу причиненных неудобств.
— Фу-ты! — воскликнула она и спрыгнула со ступенек лестницы на пол. Паук также приземлился на паркет. Перебирая конечностями, он потрусил в сторону кухни [Леонтьев, 2008, с. 24].
3. Стилистически значимое многоточие
В интериор изованн ом дискурсе часто наблюдается стилистически значимое многоточие. Обычно оно используется для выражения сильных эмоциональных переживаний персонажа.
Р. Якобсон указывал на важность изучения в лингвистике не только грамматического, лексического и фонетического, но и стилистического опущения [Якобсон, 1985, с. 222].
Л.А. Гоготишвили отмечает, что опущение фрагментов речи является наиболее эмоционально маркированным знаком: «В качестве чувственных меток линий разделки в словесном произведении можно принять нулевую чувственность. Не нагнетание, а опущение ожидаемого словесно-чувственного развития речи есть в языке средство фиксации маркированного энергетического места» [Гоготишвили, 2010, с. 122].
Можно выделить несколько типичных ситуаций использования стилистически значимого многоточия в интериоризованном дискурсе:
а) персонажу эмоционально трудно говорить на какую-либо тему.
Например, в следующем отрывке главная героиня романа Соня, думая о своем
отце, вспоминает, как тяжело ей было без его помощи.
«Он так и не узнает о том, что я так много смогла, так много достигла, несмотря на то что мне пришлось так много пережить. О том, что я всего добилась сама... Пусть странным и сложным путем... Мне было тяжело, порой за информацию приходилось платить слишком дорого... собой... Но это стоило того... Меня уважают в профессиональных кругах за мои статьи, но какими трудами мне все это досталось...
... Но никто этого не знает... Никто не знает, как мне сложно одной... Я никогда не воровала... И не обманывала... Я стала убийцей, но до сих пор не понимаю, как...» [Ланска, 2009, с. 196];
б) персонаж сталкивается с поразительными фактами.
В приведенном ниже отрывке одна из героинь романа Кира, уже не очень молодая девушка, которая не смогла найти достойного спутника жизни и очень переживает по этому поводу, поражается тому факту, как некоторые женщины, даже очень немолодые, легко и быстро устраивают личную жизнь.
«Кира Гореславская ехала из Химок от подруги и с увлечением читала газету "Жизнь". Объявления интим-услуг внезапно вызвали у Киры приступ очень тихого истерического смеха.
"ДОСУГ. ЛЕДИ 18-65 лет..."
-А недавно были до 55...» [Борминская, 2008, с. 209];
в) персонаж выражает сожаление и разочарование.
Например, в следующем отрывке один из героев, преуспевающий банкир, которому многие завидуют, чувствует себя глубоко несчастным человеком. Он сожалеет о том, что выбрал не ту дорогу в жизни, о которой с детства мечтал.
«Я ведь просил счастья месяц назад... И где же оно?.. — снова вспомнил Павел Олегович. — У меня сплошные проблемы, а ведь в детстве я мечтал поступить в цирковое училище!.. Мне пятьдесят пять, я банкир, у меня дети и маленькие внуки, новая любовь, а моя старая мечта никуда не делась, я по-прежнему хочу быть всемирно известным клоуном, как Чарли» [Борминская, 2008, с. 137];
г) персонаж указывает на какие-либо эмоционально значимые для него последствия, о которых читатель должен догадаться сам.
В приведенном ниже отрывке главная героиня чувствует себя виноватой во всех несчастьях, которые происходят в ее семье, потому что она в результате неосторожного действия потеряла своего неродившегося ребенка.
<...> Я не просто преступница — я патологическая преступница! Рецидивистка! Я убила своего второго ребенка, потому что мне приспичило прокипятить постельное белье: я подняла на плиту тяжелое ведро, и все... Вы только представьте себе гипотетические весы: на одной чаше пожелтевшее постельное белье, на другой — ребенок... [Демидова, 2008, с. 191-192];
д) персонаж выражает сильное сомнение, неуверенность.
Например, в следующем отрывке одна из героинь романа помогает незнакомому дедушке, приехавшему из деревни к своему внуку. В ее словах «Зачем я это делаю?» звучит сомнение в правильности ее действий. Героиня не предполагает, что это ангелы направляют ее в поисках личного счастья, которое она впоследствии найдет с разыскиваемым ею внуком этого дедушки.
«Зачем я это делаю?.. — вдруг спросила она себя и позвонила в местный ОВД с просьбой сообщить Дмитрию Серафимовичу Чумову, что на остановке 78-го троллейбуса "Улица генерала Кошкина" его ожидает приехавший из села Приволжского дед Сафрон Ильич Чумов, инвалид войны» [Борминская, 2008, с. 251];
е) персонаж выражает сильное возмущение.
В приведенном ниже отрывке главный герой, наш современник, необычайным образом попадает в средневековый Багдад и вынужден носить неудобную для современного человека восточную одежду и обувь того времени.
«<...> но Лев на беду споткнулся и больно ушиб левую пятку.
— Яп-понский городовой... Какой кретинистый модельер выдумал эти тапки с загнутыми носами?! — возопил наш герой, прыгая на одной ноге» [Белянин, 2004, с. 53].
Таким образом, нами были рассмотрены некоторые стилистические особенности интериоризованного дискурса, которые связаны с редукцией языковых элементов. Наличие достаточно большого количества стилистических средств редукции в ин-териор изованн ом дискурсе доказывает тот факт, что интериоризованный дис-курс — это особый тип дискурса, который стремится к слиянию формы и содержания. Сжатость, свернутость внутренней речи находит свое выражение в редуцированности языковых форм интериоризованного дискурса в тексте художественного произведения.
Библиографический список
1. Белянин А.О. Багдадский вор: фантастический роман. М.: АРМАДА: «Издательство
Альфа-книга», 2004. 438 с.
2. Борминская С. Вы просили нескромной судьбът? Или Русский фатум. М.: Эксмо, 2008.
320 с.
3. Гоготишвили JI.A. Теория П. Флоренского о корреляции изобразительных и языковых приемов [обратная перспектива и «круглый» дискурс] // Вопрсы философии. № 11. 2010. С. 114-124.
4. Демидова С. У счастья ясные глаза. М.: Эксмо, 2008. 320 с.
5. Ланска Е. Wampum. М.: Эксмо, 2009. 384 с.
6. Леонтьев А. Кровь троянского коня. М.: Эксмо, 2008. 381 с.
7. Тарасевич О. Роковой роман Достоевского. М.: Эксмо, 2008. 316 с.
8. Хоружий С.С. «Улисс» в русском зеркале // Джеймс Джойс Собрание сочинений: в 3 т. Т. 3: Улисс: роман / пер. с англ. В. Хинкиса и С. Хоружего. М.: ЗнаК, 1994. С. 363-605. URL: http://joyce.msk.ru/horuj.htm
9. Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: монография. Волгоград: Изд-во ВГТ1У «Перемена», 2008. 418 с.
10. Якобсон Р. Нулевой знак. Избранные работы. М., 1985. С. 222-230. URL: http://www. philology.ru/linguisticsl/jakobson-85d.htm
