CC BY
116
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - PHILOLOGICAL SCIENCES
УДК 808.5+82.091 ЛЕРМОНТОВ М.Ю. Т.В. КОВАЛЕВА
доктор филологических наук, профессор, кафедра русской литературы Х1-Х1Х веков, Орловский государственный университет E-mail: tatko1986@maiI.ru М.Ю. МИШИНА
кандидат филологических наук, Крым, г. Севастополь E-maiI: tymishina@maiI.ru
UDC 808.5+82.091 LERMONTOV M.Yu.
T.V. KOVALEVA
Doctor of Philology, Professor, Department of Russian literature XI-XIX centuries, Orel State University E-mail: tatko1986@mail.ru M.J. MISHINA
Сandidate of Philology, Crimea, Sevastopol' E-mail: tymishina@mail.ru
СТИХОТВОРЕНИЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ДУМА» КАК ОБРАЗЕЦ ДЕКЛАМАЦИОННОГО ЖАНРА M.YU. LERMONTOV'S POEM «DUMA» AS AN EXAMPLE OF THE DECLAMATORY GENRE
Статья посвящена изучению стихотворения М.Ю. Лермонтова «Дума», считающегося одним из лучших произведений русской декламационной лирики. Анализ творческой истории стихотворения и его образной структуры показывает, что в нем объединены разнообразные мотивы из ранних произведений писателя.
Ключевые слова: Лермонтов, лирика, элегия, ода, художественный образ.
The article is devoted to studying the poem «Duma» by M.Yu. Lermontov, which is considered to be one of the best works of the Russian declamatory (spoken word) lyric poetry. The analysis of the background history andfigurative structure of the poem shows that various motives from early works of the writer are integrated in it.
Keywords: Lermontov, lyrics, elegy, ode, imagery.
Лирика - род литературы, обладающий устойчивыми характеристиками, среди которых исключительное место занимает субъективность. Невзирая на то, фокусирует ли внимание поэт на собственной душе или на состоянии внешнего мира, он все равно представляет объект лирического описания через собственные эмоции и мысли, глубинные психологические процессы своего собственного неповторимого «Я». Именно этим и объясняется то, что лирика обладает небольшим, в сравнении с другими литературными родами, тематическим разнообразием, почти никогда не выходящим за рамки универсальной (вечной) тематики. Даже обращение к социальным или политическим проблемам, как правило, выводит поэтов на философские размышления и глубоко-личностные раздумья о собственном бытии.
Традиция использования лирического произведения с пропагандистскими целями связана в истории мировой литературы с романтической поэзией. Под влиянием идей Шеллинга и Гегеля в начале Х1Х века сформировался новый тип художественного сознания, появился новый герой, который полностью изменил представление о содержании лирического произведения. В творчестве наших отечественных приверженцев гражданского романтизма возникли высокие жанры, характеризующиеся открытой программностью и идеологической насыщенностью. Лирический герой декабристов уже стремится не столько к раскрытию собственного психологического состояния, сколько демонстрирует гражданскую позицию и убеждения.
Подобные изменения содержания лирического
высказывания не могли не отразиться на форме произведения. Гражданский пафос предполагал отказ от элегической медитативности, ставшей во многом традиционной для русской поэзии начала Х1Х века.
Новый декламационный (декламативный, по Б.М. Эйхенбауму) тип лирики характеризуется наличием особенной интонации, в которой движение речи определяется риторическими контрастами; ораторскими антитезами, заканчивающимися характерными прозаическими оборотами, заключительными афористическими pointes, специфическим употреблением метафор, насыщенностью вопросительными и восклицательными конструкциями, тембровыми эффектами, «нажимами» на эпитеты, на эмоциональные приложения и повторения. [15, c.104]
В статье «Ода как ораторский жанр» Ю.Н. Тынянов определял оду как жанр «с установкой на внепоэти-ческий речевой ряд - витийство...», как произведение, при создании которого определяющую роль играет особенная установка, «творческое намерение». Конструируясь «под углом ораторского действия», эта установка определяет «другое основание развертывания слова: напряжение и разрешение в прерывистом течении, в максимальном напряжении и максимальной разрядке». Именно «витийственным началом», установкой на произносимость обуславливалась и интонационная организация оды: «стиховое слово должно было быть организовано по принципу наибольшего интонационного богатства». [14, с. 229-230] Поэтому особое значение, по мнению исследователя, получала первая
© Т.В. Ковалева, М.Ю. Мишина © Т.У.Коуа1еуа, M.J. Mishina
строфа, задающая интонационный строй; остальные строфы представляли постепенное варьирование, нарастание вариаций.
Установка на произнесение оказывала воздействие и на синтаксис. Особую роль «вопрошений» и «восклицаний» в интонационном строе, отмеченную еще М.В. Ломоносовым, Ю.Н. Тынянов рассматривает как один из основополагающих синтаксических принципов жанра оды: «...в соединении принципа смены вопросительной, восклицательной и повествовательной интонаций с принципом интонационного использования сложной строфы - и лежит декламационное своеобразие оды». [14, с. 233]
Семантика поэтического слова в оде, по мнению ученого, соотносится с установкой: «Существуя вне своего прямого значения, в плане "сопряжения идей" слово должно было давать лишь известную настройку, действовать не само по себе, а своей лексической окраской». [14, с. 239-240]
Размышляя о конструктивных принципах поэзии в статье «Литературный факт», Ю.Н. Тынянов вновь возвращается к вопросу о декламационной установке: «. в конструктивный принцип ораторской речи или даже ораторской лирики входит установка на произнесенное слово...» [14, с. 261]
Идеи, высказанные Ю.Н. Тыняновым, дают возможность утверждать, что, обращаясь к декламационной лирике, поэты сознательно, в силу «творческой необходимости», использовали узнаваемые читателями доминанты: подчеркнутое интонирование, вопросительные и восклицательные конструкции, ярко выраженную лексическую окрашенность слова.
Это подтверждает и вся история русской лирики начала Х1Х века. Если в предшествующий литературный период существовало жесткое разделение поэзии на жанры и, соответственно, пафос текста, его интонационные принципы были строго определены жанровой нормой, то с зарождением русского романтизма существовавшие до этого художественные установки утратили свое эстетические значение. В лирике начался период отделения декламационной лирики от жанра оды. Особую роль в этом процессе сыграл В. А. Жуковский, в творчестве которого исследователи находят «синтез различных сфер бытия и разнообразных форм рефлексии», расширявший границы элегической поэзии. «Происходило ее интонационное обогащение за счет подключения приемов ораторского красноречия, медитаций этико-философского и эстетического характера». [16, с. 67] Уже в стихотворении В.А. Жуковского «Невыразимое», жанр которого, по традиции, определяется как элегия, декламационные интонации оказываются не менее значимыми, чем медитативные. Синтез медитативного и декламационного начал характерен и для эпического творчества поэта.
Декламационная лирика особенно активно развивалась в творчестве поэтов-декабристов. Причем, по сравнению с лирикой В. А. Жуковского, как считает А.С. Янушкевич, она более архаична, так как соединяет в
себе «традиции высокой поэзии, как жанровые, так и стилевые, установка на ораторско-риторические каноны оды, имена представителей русского классицизма, нередко выступающих в качестве поэтических образцов». [16, с. 161]
Особенно явно черты декламационной лирики проявляются в жанре думы, являющемся квинтэссенцией рылеевской поэтики, и в жанре политической оды, которая, по наблюдениям В.Э. Вацуро, «воспринимает ораторско-декламационные интонации антитиранических стихов декабристов вместе с политической лексикой, "словами-сигналами", специфическими синтаксическими конструкциями (анафора, период, обилие риторических обращений побудительного или инвек-тивного характера и т.д.» [10, с. 160-161]
Под влиянием общественной мысли и лирики декабристов декламационные интонации появляются в поэзии А.С. Пушкина, который все же считал себя поэтом преимущественно элегического толка, о чем и писал в своей знаменитой «Деревне»: «Почто в груди моей горит бесплодный жар, / И не дан мне судьбой Витийства грозный дар» [10, с. 318-319], как бы отказывая себе в праве считаться поэтом-трибуном.
М.Ю. Лермонтов гораздо чаще, чем А.С. Пушкин, обращался в своем творчестве к декламационному типу лирики. Причины этого Б.М. Эйхенбаум объясняет тем, что к моменту появления поэта на русском литературном олимпе потенциал старых жанров был исчерпан. Перед М.Ю. Лермонтовым стояла задача поиска нового лирического типа, особенного поэтического стиля «с напряжением лирической эмоции, с усилением ораторской, декламационной тенденций». [15, с. 29] Среди таких стихотворений Б.М. Эйхенбаум числит «Смерть поэта», «Думу», «1-е января», «Последнее новоселье», в которых он обнаруживает «старую одическую, "ви-тийственную" традицию, прошедшую сквозь поэзию Рылеева, Полежаева и т.д.» [15, с. 101]
К моменту вхождения в литературу М. Ю. Лермонтова доминанты декламационной лирики воспринимались уже как устойчивые конструктивные принципы, обладающие узнаваемыми интонационными и стилистическими особенностями, повышенной экспрессивностью и эмоциональностью. Заслуга же М. Ю. Лермонтова заключается в том, что он расширил границы этой лирики, распространив ораторское начало с жанра оды на жанр думы.
«Дума» - произведение, которое не могло остаться незамеченным, потому что слишком сильно в нем трагическое начало, глубока исповедальность, интенсивны поиски смысла Бытия.
Сразу же после появления стихотворение вызвало диаметрально противоположные оценки в критике. Оно оказалось настолько сложным для понимания, что даже В.Г. Белинский не сразу до конца осознал его колоссальный внутренний смысл: он отметил особенности формы («энергическое, могучее»), но назвал его «прекраснодушным». [1, 3, с. 189-190] Позже великий критик напишет, что стихотворение поразило его «ал-
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
мазною крепостью стиха, громовою силою бурного одушевления, исполинскою энергиею благородного негодования и глубокой грусти». [1, 4, с. 521] При этом
B.Г. Белинский увидел главное - ту боль, которой пронизана каждая строка: «Эти стихи писаны кровью; они вышли из глубины оскорбленного духа: это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти!..» [1, 4, с. 522]
Один из главных оппонентов В. Г. Белинского -А.С. Бурачок - попытался развенчать основные идеи, которые были высказаны в «Думе». Он писал, что мысль в стихотворении М.Ю. Лермонтова - «это познание на бытовом уровне», и обвинял автора в крайнем индивидуализме, утверждая, что поэт не хочет знать «другой страны - не-Я». [11, с. 106]
«Черной», «траурной», «роковой» называл «Думу»
C.П. Шевырев. [11, с. 140] Он находил ее «ужасной эпитафией всему молодому поколению». Но силу возможного воздействия стихотворения на умы современников критик почувствовал, поэтому и отметил, что мысли, высказанные в нем, «лучше бы таить про себя». [11, с. 140-141]
Исследователи ХХ столетия увидели в «Думе» разработку темы «опустошенного поколения, одну из основных в европейской литературе 20-х - 30-х годов, мимо которой не прошли ни Байрон, ни Мюссе, ни Барбье, ни Мицкевич, ни Пушкин, ни Чаадаев» [4, с. 116], подступы к «надмирности» существования, которая «вырастает из скрещения двух планов - "внешнего" и "внутреннего"., исторической судьбы поколения и его "внутренней" жизни». [7, с. 111]
Обличительный пафос «Думы» требовал объяснений и комментариев, поэтому в литературоведении часто высказывались мнения о крайней степени неприятия лирическим героем М.Ю. Лермонтова поколения сверстников: «Поколение способно лишь на сатанинскую насмешку над самим собой» [7, с. 148], «. несчастия ровесников вызывают у лирического героя не только печаль, но и негодование.» [3, с. 187]; «Лермонтов с позиции будущих поколений укоряет современников за бездействие» [2, с. 101]. В соответствующей статье «Лермонтовской энциклопедии» отмечалось, что идея «Думы» - «осуждение общественной инертности и духовной апатии "поколения", неспособного "угадать" свое предназначение и найти положительные гражданские и нравственные цели». [10, с. 147]
Однако «Дума» - это не только отрицание. В тексте стихотворения сформулированы и «положительные идеологические ценности», утверждается «некий идеал» и, в конечном счете, содержится «призыв к моральному обновлению»: «Поэт говорит, что люди «позорно-малодушны», что они "презренные рабы", - эти формулировки имеют смысл только, если поэт располагает положительной идеей мужества и свободы» [4, с. 78], - писала Л.Я. Гинзбург. С ней согласна и современная исследовательница Л.Ф. Манаенкова, которая считает, что «равнодушию поколения, утратив-
шего нравственные ценности, поэт противопоставляет страстный порыв к действию, стойкую жизненную активность». [12, с. 108]
Лирический герой Лермонтова чувствует свою вину и не пытается оправдаться. Весть текст стихотворения пронизан «осознанием и пониманием общечеловеческой греховности». [5, с. 69]
Смысловая насыщенность текста предопределила и его интонационное своеобразие, которое было отмечено исследователями. Б.М. Эйхенбаум считал, что в «Думе» «можно узнать старую одическую, "ви-тийственную" традицию...» [15, с. 101], Л.Я. Гинзбург выделяла ораторский, декламационный синтаксис [4, с. 94], В.И. Коровин определил в структуре произведения элегический зачин со «словами ораторского стиля», элегическую по своему звучанию вторую часть и ораторскую концовку. [6, с. 147-148]
Одним из самых значимых образов «Думы» является образ плода, к которому так же, как и к образу паруса, М.Ю. Лермонтов неоднократно обращался в своем творчестве. Архетипически он восходит к библейской традиции: это - контаминация образа «запретного плода» (Быт. 2: 16-17) и очень важного в системе лермонтовского жизнестроительства образа «плода худого»,1 символизирующего преемственность поколений и тяготеющий над человеком рок.
Этот образ получил развитие еще в ранней прозе М.Ю. Лермонтова. Эмоциональное состояние героя романа «Вадим», пресыщенного победами над женщинами, автор передает следующими словами: «...но что ему осталось от всего этого? - воспоминания? - да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел!» [9, 6, с. 89]
Это сравнение не осталось не замеченным исследователями. Так, Ю.Д. Левин посчитал, что это - скрытая цитата из поэмы Т. Мура «Лалла-Рук» [8, с. 205-206], Б.М. Эйхенбаум увидел в ней заимствование из поэмы Дж. Мильтона «Потерянный рай» [15, с. 166] и т.д. Но как бы то ни было, следует признать, что универсальным источником этого образа является библейский символ, понятый русским поэтом очень своеобразно и развитый до уровня самостоятельного художественного концепта.
Впервые образ «плода» в творчестве М.Ю. Лермонтова появляется в стихотворении «Он был рожден для счастья, для надежд.» (1832 г.):
Так сочный плод, до времени созрелый, Между цветов висит осиротелый, Ни вкуса он не радует, ни глаз, И час их красоты - его паденья час! [9, 2, с. 63] Этот лексико-семантический комплекс позже будет
1 См.: «Егда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы; / Тако всяко древо доброе плоды добры творит, а злое древо плоды злы творит: / не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити. / Всяко бо древо, еже не творит плода добра, посекают е и во огнь вметают. / Темже бо от плод их познаете их» (Мф. 7: 16-20)
воспроизведен почти дословно в «Думе»: Так тощий плод, до времени созрелый, Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз, Висит между цветов, пришлец осиротелый, И час их красоты - его паденья час! [9, 2, с. 113] Характеристики этого образа довольно специфичны: прежде всего, это указание на преждевременность созревания, непохожесть на окружение и в результате всего этого - одиночество, непонятость, ранняя гибель.
В незавершенном стихотворении «Мое грядущее в тумане...» (не позже 1837 г.) концепт «худого плода» используется в качестве элемента развернутой метафоры: Мое грядущее в тумане Было<е> полно мук и зла... Зачем не позже иль не ране Меня природа создала? ...Из сердца слезы выжал я; Как юный плод, лишенный сока, Оно увяло в бурях рока Под знойным солнцем бытия. [9, 2, с. 230] Указание на природу-созидательницу и Творца, давшего лирическому герою «добра и зла. чашу», позволяет говорить о том, что библейская основа здесь существенно усилена.
В юношеском по стилю стихотворении «Гляжу на будущность с боязнью.» (начало 1838 г.), содержащем полные трагизма размышления о бессмысленности жизни, М.Ю. Лермонтов обращается к сравнению душа/плод в рамках автореминисценции, но в более лаконичном лексическом обрамлении: Душа усталая моя; Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока Под знойным солнцем бытия... [9, 2, с. 109] Общие мотивы связывают все эти наполненные символами стихотворения поэта, называемые комментаторами «исповедальными монологами», с «Думой». Во всех них прослеживается единство лексико-семантического и тематического планов: мотив раннего взросления и преждевременной старости («Из детских рано вырвался одежд / И сердце бросил в море жизни шумной», «Ужасно стариком быть без седин»), неопределенности будущего («Мое грядущее в тумане.», «Гляжу на будущность с боязнью...»)., духовной и душевной пустоты и одиночества («И тьмой и холодом объята...», «Он равных не находит / .И всё, что чувствует, он чувствует один!», «Ищу кругом души родной...») и т.д.
При сравнении этих стихотворений обнаруживается, что в каждом из них лирический герой обращается лишь к одной из сторон своей жизни. Так, стихотворение «Он был рожден для счастья, для надежд.» содержит размышления о собственной судьбе и судьбе своего поколения, стихотворение «Мое грядущее в тумане.» обращается «к теме бесперспективности будущего» [10, с. 282], в стихотворении «Гляжу на будущность с боязнью» лирический герой задумывается «над загадкой своего жизненного пути». [10, с. 113] И только в «Думе» все эти мотивы и образы объединены, поэтому текст «Думы» можно рассматривать как своеобразный творческий итог развития декламационного лермонтовского дискурса.
Библиографический список
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1954-1959. Т. 3.; Т.4.
2. Бельская А.А. «Дума» М.Ю. Лермонтова в контексте романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» // Ученые записки Орловского государственного университета: Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2009. № 3. С. 95-102.
3. Буслакова Т.П. Русская литература Х1Х века. М.: Высшая школа, 2001. 576 с.
4. ГинзбургЛ.Я. Творческий путь Лермонтова. Л.: Гослитиздат, 1940. 224 с.
5. Киселева И.А. Этика М.Ю. Лермонтова и ее религиозные основания // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. № 3. С. 76-72.
6. Коровин В.И. «Дума», стихотворение М.Ю. Лермонтова // Русская классическая литература. Разборы и анализы / Сост. Д. Устюжанин. М.: Просвещение, 1969. С. 142-155.
7. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. М., 1973. 287 с.
8. Левин Ю.Д. Скрытая цитата из «Лалла-Рук» // Русская литература. 1975. № 2. С. 205-206.
9. Лермонтов М.Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954-1957. Т. 2. Стихотворения, 1832-1841. 386 с.; Т. 6. Проза, письма. 900 с.
10. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); гл. ред. Мануйлов В.А. М.: Советская энциклопедия, 1981. 746 с.
11. М.Ю. Лермонтов: pro et contra / Сост. В.М. Маркович, Г.Е. Потапова, вступ. статья В.М. Марковича, коммент. Г.Е. Потаповой и Н.Ю. Заварзиной. СПб.: РХГИ , 2002. 1080 с. (Русский путь).
12. Манаенкова Л.Ф. Рациональное начало в лирике М.Ю. Лермонтова 1837-1841 гг. // Известия Волгоградского государственного педагогического университета, 2007. № 2. С. 106-109.
13. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л.: Наука, 1977. Т. 1. Стихотворения, 1813-1820.479 с.
14. ТыняновЮ.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 572 с.
15. ЭйхенбаумБ.М. Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки. Л., 1924. 168 с.
16. Янушкевич А.С. История русской литературы первой трети XIX века. М.: Флинта, 2013. 748 с.
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - PHILOLOGICAL SCIENCES
References
1. Belinsky V.G. Compositions: In 13 v. Mostow: Published by Academy оf Science USSR, 1954-1959. Vol.3; Vol.4.
2. Belskaya A.A. M.Y. Lermontov's «Duma» in the context of I.S. Turgenev's novel «Home of the Gentry» // Scientific notes of the Orel State University. Series: Humanitarian and social sciences. 2009. №3. Pp. 95-102.
3. Buslakova T.P. Russian literature of the XIX century. Moskow: The higher school, 2001. 576 р.
4. GinzburgL.Y. Career of Lermontov. Leningrad: Goslitizdat, 1940. 224 р.
5. Kiselyova I.A. Ethic of M.Yu. Lermontov and his religious bases // Bulletin of Northern (Arctic) federal university. Series: Humanitarian and social sciences. 2010. №3. Pp. 76-72.
6. Korovin V.I. «Duma», M.Yu. Lermontov's poem // Russian classical literature. Parsing and analyses / Ed. by D. Ustuzhanin. Moscow: Prosveshenie, 1969. Pp. 142-155.
7. Korovin V.I. Career of M.Y. Lermontov. Moskow, 1973. 287 p.
8. Levin Y.D. The hidden quote from «Lalla-Rookh» // The Russian literature. 1975. №2. Pp. 205-206.
9. Lermontov M.Yu. Compositions: In 6 v. Moskow; Leningrad: AN USSR publishing, 1954-1957. Vol.2. Poems, 1832-1841. 386 p.; Vol.6. 900 р.
10. Lermontov's encyclopedia / A.S. USSR. Inst. of Russian literature (Pushkin. House); ed. by Manuylov V.A. Moscow: Sovetskaja encyclopedia 1981. 746 р.
11. M.Yu. Lermontov: pro et contra / V.M. Markovich, G.E. Potapova, introductory article by V.M. Markovich, comment. G.E. Potapova and N.Y. Zavarzina. Saint Petersburg: RHGI, 2002. 1080 p. (Russian way)
12. Manayenkova L.F. Rational basis in M.Yu. Lermontov's lyrics (1837-1841) // Izvestija of the Volgograd state pedagogical university, 2007. №2. Pp. 106-109.
13. Pushkin A.S. ^mplete set of works.: In 10 v. Leningrad: Nauka, 1977. Vol. 1. Poems, 1813-1820. 479 p.
14. Tyn'anov Y.N. Poetica. History of literature. Cinema. Moscow: Nauka, 1977. 572 p.
15. Eуkhenbaum B.M. Lermontov: Experience. Historical and literary assessment. Leningrad, 1924. 168 p.
16. Yanushkevich A.S. History of the Russian literature of the first third of the XIX century. Moskow: Flinta, 2013. 748 p.
